❋❋❋
— Ты говоришь так, будто мы ничего не делаем, Уджин, — выдыхает Минхо после долгого кимовского монолога и устало трёт переносицу. Тот в ответ выплёвывает токсичное: — Потому что это так и есть, Минхо. Чанбин следит за тем, как специальный агент сжимает челюсти и кулаки под столом, как изо всех сил старается не нагрубить в ответ, и думает вставить в этот разговор своё слово, но Уджин продолжает гнуть свою линию: — Кристофер сказал мне, что наш серийник — не профессиональный убийца, что он не рос жестоким с самого детства и вряд ли всю жизнь мечтал о том, чтобы грохнуть кого-то, — Уджин, сунув руки в карманы брюк, ходит из стороны в сторону, цокая каблуками дерби по полу, чем безумно раздражает и судмедэксперта, и специального агента разом. — Доктор Бан предположил, что нашим серийником является обозлённый на владельцев клуба человек, который за что-то им так жестоко мстит. — Мы с ним работаем каждый день, поэтому знаем обо всех его предположениях, спасибо, — всё-таки вбрасывает Чанбин, поймав тот момент, когда Уджин решил замолчать на пару секунд. Минхо с правой стороны хмыкает, всем своим видом показывая, что доволен кинутой Чанбином фразой, а Уджин, по всей видимости, наоборот — особого значения этим словам не придал. Чанбин соврёт, если скажет, что хоть немного расстроился. — Так какого чёрта он всё ещё не сидит за решёткой, раз всё до того просто? — Уджин повышает голос и бьёт ребром ладони по столу, сразу хватаясь за ушибленное место: не рассчитал силу. — Знаешь, помнится мне, ты ловил одного серийника шесть месяцев, и ничего, никто не жаловался, — Минхо пожимает плечами и лишь вскидывает подбородок, когда Ким стреляет в него острым взглядом. — Не сравнивай два разных дела, Минхо: ублюдок давал о себе знать раз в месяц, а у меня не было ни одной зацепки. — Так у меня тоже ни хрена нет! — взрывается Минхо до того, что даже вскакивает со своего стула, но тут же успокаиваясь, садится и вновь массирует переносицу, прикрыв глаза. Атмосферу в кабинете управляющего агентурой сложно назвать напряжённой, потому что даже это слово не описывает всю катастрофичность. Уджин дёрнул их двоих совершенно неожиданно, хотя Чанбин как-то раз думал о том, что тот давно с ними не беседовал. Правда разговор, как кажется, наверное, не только Чанбину, как таковой силой не обладает, а потому не поможет им быстрее отыскать серийного убийцу. Бесполезный разговор вместо полезной рабочей деятельности Чанбина и Минхо — у Уджина совсем плохо с логикой. — В общем, — Уджин, наконец, падает в обтянутое коричневой кожей кресло, перестав надоедать двум федералам своей бессмысленной ходьбой по кабинету, — если в течение этой недели вы не найдёте преступника, то я снимаю вас обоих с этого дела и передаю его другим. Хорошо придумал? Ким, сложив руки на столе в замок, улыбается так, что Чанбина начинает тошнить от предсказуемой показушности и токсичности. И он бы с удовольствием прямо сейчас кинул какую-нибудь колкость в его сторону, если бы не Минхо, который, поднявшись со своего места, хлопает по чанбинову плечу, одними губами произнося: «Пошли отсюда». Самый бесполезный разговор в его жизни. Прохладный воздух целится прямо в лицо, остужая жар, который появился во время разговора с Уджином, и проясняя мысли. Чанбин, делая глубокий вдох, закрывает глаза и на выдохе запрокидывает голову. Совсем близко раздаётся щелчок зажигалки, а после в нос забивается знакомый запах ментоловых сигарет, и Чанбин, выгнув бровь, смотрит на выпускающего струю дыма Минхо. — До того разозлил, что ты вспомнил про свою секретную пачку? — хмыкает, а Минхо на это, щурясь, кивает головой. — Когда-нибудь его уволят. — Не привык желать людям чего-то плохого, — Минхо нервно сглатывает, — но я жду не дождусь этого дня. Чанбин смеётся, мотая головой из стороны в сторону. Наверное, все те, кто находится в подчинении у Уджина, ждут не дождутся того дня, когда его уволят или хотя бы переведут в другое отделение. Потому что, кажется, Ким становится с каждым днём всё противнее, а его профессионализм, к сожалению, остаётся на прежнем уровне. Минхо, не докурив сигарету, тушит её о стенки урны и выбрасывает. Прокашливаясь, он суёт руки в карманы брюк и задумчиво смотрит на Чанбина. Его взгляд скользит по телу судмедэксперта с ног до головы и обратно, а когда сталкивается с чанбиновым, Минхо, наконец, подаёт голос: — Странно, что я не вижу, как ты куришь, уже второй день. Чанбин вздыхает с усмешкой и поднимает глаза в небо. — Потому что я не курю уже второй день: вновь забыл сигареты дома. Минхо немного шокированно тянет букву «М», а после, улыбаясь, машет головой в отрицание, заставляя Чанбина нахмуриться. — Я не предложу тебе. Даже не жди, — сообщает Минхо, и Чанбина вновь пробивает на тихий смех. Вообще-то, он уже и не особо хочет курить. Да, неприятный разговор с Уджином, который не позволял даже слова вставить, остался осадком на корне языка; его хочется проглотить, смыть кофе или водой, но никак не протолкнуть внутрь сигаретным дымом. Не тянет. Но Чанбин всё равно не может назвать себя счастливым, в этом плане его алгоритм дал сбой. — Нужно съездить к семье Франко, — будничным тоном сообщает Минхо и щурится от ветра, поднявшего пыль. — Не знал, что у него есть семья. — Мать и две сестры, — в подтверждение собственных слов Минхо кивает головой и, хлопая Чанбина по лопатке, подталкивает его к ступенькам. — Поехали со мной. Чанбину, вообще-то, не остаётся ничего, кроме как согласиться, ведь Минхо в последнее время на подобные встречи с родственниками, друзьями, знакомыми ездит один. Они всегда были напарниками, почти с самого начала чанбиновой работы, и Чанбину стоит напомнить Минхо об этом. По дороге к машине Ли в кармане Чанбина вибрирует телефон, который он совсем недавно хотел выключить полностью, дабы тот не мешал работе. Он цыкает и, притормаживая, достаёт гаджет, сразу хмурясь из-за увиденного на дисплее имени. — Привет, Хёнджин, — настороженно начинает Чанбин и ловит смешок со стороны Ли. Не сказать, что Чанбин так удивлён этому звонку потому, что Хван ему редко звонит. Дело в том, что он не звонит ему вообще, даже раньше каждый раз отвечал отказом на предложение Со созвониться. — Да, я долго думал перед тем, как позвонить, — Хёнджин на том конце хмыкает и, кажется, переключает канал на телевизоре. — Почему же? — Не хотел отвлекать тебя от работы. — А ещё? В голосе Хёнджина отчётливо слышалось продолжение списка причин, которые заставили его так долго думать, Чанбин ни за что не ошибся. И, будто в подтверждение этому, Хван какое-то время молчит, после всё же выдавая: — Не знал, какая цель у этого звонка, — Хван звучит тише, чем раньше, и Чанбин машинально прижимает телефон ближе к уху. Он слышит глухой вздох и, почему-то, представляет, как Хёнджин машет головой из стороны в сторону: возможно, прямо сейчас тот так и сделал. — И к какой цели в итоге пришёл? — Ни к какой, — легко бросает Хёнджин, — я просто захотел услышать твой голос. Чанбин сглатывает, наверное, даже слишком гулко и, ныряя в просторный салон кроссовера, прокашливается. Хёнджин вновь играет на его эмоциях, как на ударной установке, ударяя то по одной, то по другой эмоции, и Чанбин устало прикрывает глаза. — Чем ты занимаешься? — спрашивает Хёнджин, видимо, устав сидеть в тишине телефонной трубки. Но Чанбин не успевает ответить, потому что начинает тихо смеяться из-за разозлившегося на проблесковый маячок Минхо. Тот матерится, стучит по маячку и хнычет, потому что штуковина, видимо, сломалась. — Я слышу отборный корейский мат, — смеётся Хёнджин. — Это спецагент Ли? — Да, у Минхо сломался проблесковый маячок, а новый выдать ему не смогут, так как этот он брал совсем недавно, — объясняет Чанбин и со смехом вздыхает, когда Ли покидает салон авто, громко хлопая дверью. — У вас всё по графику? — Что-то вроде того. Кажется, он пошёл скандалить. — Сегодня у него нет настроения? — интересуется Хёнджин и, не дожидаясь ответа, бросает ещё один вопрос: — Кто очередная жертва? Новости в интернете ещё не появились. Чанбин, признаться честно, не хочет втягивать Хёнджина в их дело с серийником вновь, особенно когда для него всё, кажется, закончилось. А возможно, дело в страхе: Чанбин каждый раз боится услышать от Хёнджина о том, что тот был с жертвой близок. Ведь, во-первых, Хёнджину от этого может стать больно, а во-вторых… Во-вторых, Чанбин всё ещё не забыл об инциденте с наркотиками. Где-то там, на внутренней стенке черепной коробки судмедэксперта до сих пор сидят некие сомнения: он правда пытался избавиться от них до конца и довериться Хёнджину полностью. Но мозг будто специально подкидывает ему те картинки из недавнего прошлого, которые ранят и сейчас, как тогда. Во всяком случае, сказать о Франко он должен и спросить о близости — тоже: Минхо так и так найдёт способ аккуратно допросить Хёнджина. А может и не аккуратно. Всё зависит от того, кем приходилась Хвану жертва. — Павел Франко, владелец клуба… — «Дионис», — перебивает Хёнджин, — я знаю. Голос у него спокойный, а дыхание — ровное. Это ещё ничего не значит, но Чанбин уже успел расслабиться на секунду. Только он открывает рот, чтобы задать вопрос, как: — Мы не были с ним знакомы, — Хёнджин отвечает на неозвученный Со вопрос, будто прочитав его мысли. Или Чанбин просто-напросто стал до жути предсказуемым для него. — Слишком уж крутой шишкой он был, поэтому мало с кем общался, а переговоры вёл через своего секретаря. — Видимо, с секретарём у него тоже отношения так себе были: он не сильно-то и расстроился, когда ему сообщили о смерти босса. — Высокомерный, напыщенный и самовлюблённый индюк — его прозвище в моих кругах. Чанбин слабо смеётся и поворачивается на звук упавшего на сидение специального агента Ли. Тот недовольно сжимает челюсти, когда заводит двигатель, зло пыхтит, раздувая ноздри, и бросает строгий взгляд на судмедэксперта, который на это возмущённо вскидывает брови. «Пора прощаться», — по губам Минхо читает Чанбин и закатывает глаза. А это напыщенный индюк в моих кругах. — Мне нужно идти выполнять долг идеального напарника, Хёнджин, — сообщает Чанбин и трёт глаза, слыша в трубке огорчённый вздох. — Будь осторожен и, если что, звони. — Ты тоже будь осторожен, Чанбин. Хёнджин сбрасывает звонок первым, когда понимает, что Чанбина максимально отвлёк специальный агент Ли. Он, вообще-то, очень любопытный и был бы только рад послушать разговор двух федералов, не боясь, что собственная совесть после будет колоть. Однако ему хочется верить в то, что Чанбин и сам ему обо всём расскажет, ведь они, вроде как, со всем разобрались и больше ничего друг от друга не скрывают. По крайней мере, так думает Хёнджин и хочет надеяться на то, что Чанбин с ним в этом солидарен. — Ну вот! Труба опять как новенькая, — слышится из глубины ванной комнаты. — Теперь можешь спать спокойно. Хёнджин вздыхает: — Если бы дело было только в трубах… Он никому не рассказывал, но в последнее время сон — редкое удовольствие для него. Каждый раз, пытаясь заснуть, Хёнджин видит перед собой силуэт высокого мужчины, который движется к нему угрожающе медленно. Он закрывает глаза и распахивает их уже через пять минут, задыхаясь в приступе паники. И Хван был бы рад свалить это на трубы, которые так и наровили лопнуть и затопить водой всю его квартиру, но они — последняя по важности проблема в его списке. — Что бы ты без меня делал? — смеётся Лукас, выходя к Хёнджину в гостиную. — Ещё бы чуть-чуть и эта трещина в трубе дала о себе знать по-другому. — Спасибо, Лукас, — Хёнджин слабо улыбается, но смотрит куда-то мимо парня, из-за чего тот хмурится. Вон аккуратно садится рядом с Хёнджином, наклоняет голову, чтобы заглянуть ему в глаза, и, встречаясь с его взглядом, вопросительно кивает. — Тебя что-то беспокоит, Хёнджин? — тихо спрашивает Лукас, и Хван поджимает губы, из-за чего тот вздыхает. — Мы с тобой не лучшие друзья, даже многого не знаем о жизни друг друга, но, если что-то случилось, ты можешь поговорить со мной об этом. Я отличный слушатель! Моя девушка всегда так говорила. Хёнджин мягко улыбается и машет головой: — У тебя наверняка полно дел. — Вообще-то мой список дел не славится своей длиной. Хёнджин всё равно молчит. Но дело далеко не в том, что он не доверяет Лукасу, — ему можно доверять, Хёнджин знает. Но у того и своих проблем много: какие-то проблемы с девушкой, о которых Лукас, конечно, толком не рассказывает, некоторые трудности с деньгами, ведь на своей должности он получает гроши, и вытекающая из последней проблема с оплатой за квартиру. Лукас часто улыбается, готов прийти на помощь к абсолютно любому жильцу этого дома; Хёнджин помнит, как тот прибежал к нему с битой посреди ночи из-за того, что кто-то из охраны ляпнул ему о странном шуме на хёнджиновом этаже. Они тогда долго смеялись, всю оставшуюся половину ночи потратив на поглощение красного полусладкого. Однако Хёнджин не будет пользоваться добротой Лукаса: на его взгляд, это слишком нагло. — Тогда расскажи мне, что между тобой и доктором Со, — Лукас подпирает голову рукой, подгибает одну ногу под себя и, кусая губу, щурится. — Только не говори, что ничего, хорошо? Я тебе всё равно не поверю. Хван глухо смеётся, опуская взгляд, но улыбка довольно быстро сползает с лица, когда он задаёт себе тот же самый вопрос. Что между ними? Внутренний голос еле слышно шипит: «Дружба», — но Хёнджин отчётливо помнит, как Чанбин сказал, что никогда не был его другом. Губы вновь загораются алым пламенем: отпечаток их поцелуя до сих пор не стёрся. Можно ли считать их простыми друзьями? Разве можно просто друга так сильно любить? — Я люблю его, — уверенно говорит Хёнджин, но теряется, как только понимает, что произнёс это вслух. Он не стыдится, не боится реакции Лукаса или кого-либо ещё. Он просто так давно не говорил эти три слова, что забыл, как они ощущаются на языке. — Кажется, последние десять лет я только его и люблю. Хёнджин улыбается собственным словам и краснеет ушами, когда Лукас игриво присвистывает, после заполняя комнату смехом. Да, он любит Чанбина, его невозможно не полюбить, невозможно разлюбить. Он сводит с ума одним прищуром глаз, добивает низким бархатным голосом, а после укутывает заботой, самой искренней из всех. Чанбин внимательный, отзывчивый, понимающий, он принимает Хёнджина со всеми ошибками прошлого и… — А он тебя любит? — голос Лукаса, словно стрелой, пронзает сформировавшийся в голове Хвана комок мыслей, в котором как раз оставалось место для рассуждений о чанбиновой любви. Но дело в том, что он не знает, есть ли эта любовь. И потому вопрос о том, что между ними, вновь становится актуальным. — Так, значит, тебя беспокоит именно это? Ты не знаешь, испытывает доктор Со к тебе то же, что и ты? Нет, минутами ранее его беспокоило совершенно другое, но теперь, кажется, именно этот вопрос будет грызть его голову и душу весь оставшийся день. Хёнджин тяжело сглатывает успевший образоваться в горле комок, встаёт на ноги, пропуская между пальцев светлые волосы, и шагает к окну. Может, ему стоит выйти подышать? И тогда, возможно, рассыпавшиеся мысли вновь сойдутся в одно целое. — Последний раз мы говорили об этом около семи лет назад. Не уверен, что его чувства остались на прежнем уровне. — Отношения — это не только милые прозвища, бесконечные поцелуи и секс. Это ещё и разговоры, — Хёнджин оборачивается на голос и выдыхает, прикрывая глаза, когда видит мягкую улыбку на лице Лукаса. — Поэтому поговори с ним. Доктор Со выглядит как очень серьёзный человек — не думаю, что у тебя возникнут какие-то проблемы с ним в этом плане. Проблем и не может быть. Чанбин всегда заверял Хёнджина в том, что он может поговорить с ним на абсолютно любую тему в любое время дня и ночи. Иногда он даже пытался шутить, говоря, что ночью специально спит с телефоном в руке, чтобы, если что, быстро среагировать на хёнджинов звонок. Времени прошло достаточно, воды утекло ещё больше, но Хёнджин надеется, что это не испортило чанбиново отношение к их душевным разговорам. Но сильнее всего он надеется, что это не изменило его любовь к нему. В конце концов, он же не спроста никого не целовал всё это время? — Ладно, Хёнджин, я пойду, а то засиделся у тебя тут, — Лукас поднимается на ноги, перед этим гулко шлёпнув себя по бёдрам. — Кстати, я планирую вернуться в Гонконг. Наверное, на днях пойду увольняться. Хёнджин удивлённо вскидывает брови. — Почему вдруг? — После смерти родителей у меня там осталась квартира, поэтому мне не придётся платить за аренду, как здесь, в Вашингтоне. Тем более я хочу доучиться, чтобы у меня получилось устроиться на более высокооплачиваемую работу, — Лукас жмёт плечами, уже подойдя к выходу из квартиры, и, хотя выглядит немного расстроенным, по-прежнему тепло улыбается, демонстрируя милые ямочки на щеках. — Нам нужно будет выпить перед тем как ты улетишь домой! — почти в догонку выкрикивает Хёнджин и слышит глухой смех, из-за которого тепло растекается в груди. — Как скажете, господин Хван! Хёнджин ещё пару секунд смеётся, но, вновь взглянув на вид из окна, устало вздыхает. У него перед глазами те самые ворота, около которых Чанбину постоянно приходится бросать машину, ведь на территорию дома без пропуска не проехать. А в голове очередные мысли устроили бойню не на жизнь, а на смерть. Он ищет взглядом телефон, который на радостях откинул на пол сразу после разговора с Чанбином, и, разблокировав, ищет в журнале вызовов необходимый номер. Поиск не занимает много времени: они для этого слишком часто созваниваются. Пара долгих гудков, короткое молчание и стальной голос, успокаивающий уже на первых секундах: — Слушаю. — Крис, мы можем поговорить?❋❋❋
Чанбин, держа в одной руке кружку со свежесваренным кофе, а в другой — смартфон с открытыми новостями, толкает спиной дверь в свой кабинет и проходит внутрь. Хочется уже сесть в мягкое кресло, сделать пару глоточков чёрного кофе и расслабиться хотя бы на несколько минут, потому что труп, что лежит на секционном столе в соседней комнате накалил его нервы и мозг до предела. Этот день и без работы с трупом был адовым: Чанбину, как хорошему напарнику Минхо, пришлось ездить с ним к каждому человеку, с которым так или иначе была связана жертва, а разговор с семьёй Франко стал самым тяжёлым из всех. Он и положил начало трудному дню. Чанбинов план под названием «Сесть и отдохнуть пять минут» накрывается медным тазом, когда в поле зрения судмедэксперта попадает криминалист, удобно расположившийся в его кресле. Чанбин выгибает бровь и, когда Джисон приветливо машет ему рукой, закатывает глаза. — Что ты здесь забыл? — Чанбин аккуратно ставит кружку на стол, убирает телефон в карман джинсов и всё-таки садится, но не в мягкое кресло, а на жёсткий стул для посетителей. — Я устал торчать в лаборатории и решил сходить сюда, к тебе, чтобы поболтать, — объясняет Джисон, перелистывая страницы одной из папок. — Но, как ни странно, на рабочем месте тебя не оказалось, поэтому я сижу в мёртвой тишине уже около, — он бросает взгляд на часы на руке и вскидывает брови, — двадцати минут и читаю твой отчёт по последней жертве. Чанбин щурится, разглядывая Джисона, что говорит это всё с какой-то непонятной улыбкой на лице, и понимает, что причина её кроется в безумной усталости. Серовато-синие мешки под глазами, лёгкая небритость на лице, усталый блеск в глазах — Джисон вымотался. Хан часто ночует в собственной лаборатории, попросту забывая уехать домой, и чаще других приходит к Чанбину в прозекторскую, жалуясь ему на серийника за то, что тот оставляет так мало улик. При всём при этом у Джисона ещё хватает сил оставаться спокойным и помогать с этим же Минхо. Судмедэксперт широко зевает, хлопая глазами, делает глоток чёрного кофе и с шумным выдохом ставит бокал обратно на стол. — Отчёт ещё не закончен, — он кивает на бумажки, когда Джисон поднимает на него взгляд. Тот усмехается: — Мой тоже, — Хан, аккуратно складывая листы, убирает их в сторону. — Минхо нас убьёт. Чанбин молча поджимает губы, но потом всё-таки решает спросить: — Как он? Минхо переработал. Чанбин понял это, когда тот чуть было не повалился в обморок прямо перед ним. Причём случилось это так внезапно, даже Чанбин не знал, что делать в этом случае, несмотря на то, что проходил все аспекты в университете. Как сказал сам Минхо, у него резко начала кружиться голова, в глазах поплыло, а после и вовсе потемнело. Если бы не рядом стоящий кроссовер, ватные ноги спецагента Ли сложились бы пополам. Джисон устало улыбается, а блеск в глазах мигом сменяется на жуткое беспокойство. Чанбин уверен, что состояние Ли оставило яркий отпечаток и на нём. — Я настоял на том, чтобы он уехал домой, — Джисон медленно кивает в подтверждение своим словам. — Неужели он уехал… — Тоже удивлён? — усмехается, а Чанбин кивает головой. — Я был действительно очень… настойчивым. Судмедэксперт мягко смеётся: Хан и в самом деле может быть очень настойчивым, если то потребуется. А Минхо это как раз таки требуется. Работа работой, но в его состоянии отдых необходим. — Минхо сказал мне, что камеры в момент убийства резко выключились по всему клубу, — продолжает Джисон, и Чанбин кивает головой. — Электрик этого клуба сказал, что рубильник, который отвечает за все камеры, оказался каким-то образом повёрнут в другую сторону. Будто его кто-то специально дёрнул. — У электрика алиби, да? — Чанбин вновь кивает. — Наш серийник, получается, может работать в этом клубе. — Он может там работать, он мог работать там когда-то давно, он может быть частым посетителем, — перечисляет Чанбин, загибая пальцы. — Вариантов полно, но так как камеры были выключены, а охрана ничего странного не видела, мы не можем знать, какой из них верный. Джисон широко зевает, распрямляя плечи и вытягивая руки в стороны, тянется и лезет в карман халата, выуживая оттуда перчатки. Чанбин хмыкает: — Собрался закончить за меня отчёт? — Только за отдельную плату. Моя работа дорого стоит, — смеётся, поднимаясь на ноги. — А если серьёзно, нам нужно разобраться с серийником как можно скорее. Давай вместе посмотрим, что нам может рассказать внутренний мир Франко. Оказавшись около тела их последней жертвы, Чанбин и Джисон приступают к его осмотру. Некоторая часть приготовленного бланка уже заполнена судмедэкспертом, и Хан лишь вчитывается в буквы, ища взглядом подтверждения им на трупе. У жертвы действительно сломаны рёбра — третье и четвёртое, — что вызвало пневмоторакс. Слизистая органов желудочно-кишечного тракта сильно повреждена, отсюда и кровь во рту и на губах. Никаких признаков отравления и присутствия посторонних веществ в организме — значит, на этот раз серийник обошёлся без парализатора, справился сам: настолько сильным оказался его гнев на Франко. И, казалось бы, бланк почти завершён, осталось определиться с орудием убийства, и Чанбин сможет оставить свою подпись в конце отчёта, но зацепок нет. Они в тупике. Снова. Джисон вздыхает, мешком падая на стул, и со злостью откидывает перчатки в сторону. — Как же, блять, бесит, — рявкает Хан, наблюдая за тем, как Чанбин продолжает возиться с трупом, и цыкает: — Да это бесполезно, Чанбин! У нас снова ноль полезной информации для этого дела. — Должно быть хоть что-то, — Чанбин бубнит себе под нос, стирает рукавом пот со лба и, опираясь руками на секционный стол, обессиленно роняет голову. Это и вправду бесполезно. Что говорить, если он даже не может понять, каким орудием пользовался их серийник? Это точно не нож, который фигурирует в прошлых убийствах, и не топор, которым, по мнению судмедэксперта, был сломан позвоночник их предпоследней жертвы. У повреждений Франко совершенно другой вид; у Чанбина вывод будто крутится на языке, но сказать он его не может. — Меня бесит, что из всех улик единственной нормальной могла быть конфетка, которая валялась около трупа, — Джисон чешет затылок и достаёт бумаги из кармана. — Я думал, что этот грёбаный тик-так скажет мне хоть что-то о серийнике, но ничего, чисто! Чанбин резко поднимает голову и, нахмурив брови, смотрит на Джисона, который что-то читает в бумажках, находящихся в его руках. — Какие конфеты ты нашёл? — переспрашивает Чанбин, пытаясь сложить два и два в своей голове, а Джисон тихо вздыхает и грубо чешет кожу на ключицах, повторяя: — Тик-так. Я думал, что серийник выплюнул её, таким образом оставив нам образец своей слюны. Но конфета оказалась нетронутой. Поэтому у нас вновь ничего нет. Тик-так. Чанбин уверен, что где-то в его воспоминаниях должна фигурировать эта марка. Он помнит, что совсем недавно она была у него на слуху, но с чем и кем вкупе — нет. Джисон за его спиной о чём-то бормочет, видимо, проклиная серийника, пока Чанбин изо всех сил пытается понять, почему какие-то конфеты вызывают в нём странную дрожь, заставляют его мозг работать быстрее. Он уверен, что именно они являются ответом на все его вопросы, касающиеся орудия пыток и убийства, которое приведёт их к завершению этого мерзкого дела. Взгляд цепляется за края ран, скользит по отрезанным рукам, а мозг, генерируя различные идеи, подкидывает их Чанбину, но тот отбрасывает каждую из них, пока не натыкается на одну, кажется, самую верную. В голове всплывает тот самый момент: холодное утро, жёлтые ленты, машины полиции и ФБР, толпящиеся возле спорт бара «Белая лошадь». Чанбин судорожно искал пачку сигарет в своих карманах, пока ему не предложили заменить их конфетами Тик-так. Высокий парень с пакетами в руках, говорящий о том, что живёт неподалёку и просто шёл из магазина. Взгляд вновь скользит по ранам, и до Чанбина вдруг доходит. — Ну, конечно! — судмедэксперт восклицает так громко, что пугает Джисона, который резко вскакивает на ноги и рывком приближается к секционному столу. — Смотри, — Чанбин обводит пальцем, облачённым в латекс одноразовых перчаток, срез на одной из рук жертвы. — Рука была сжата с двух сторон. На что это похоже? Что сжимает с двух сторон и режет, Джисон? Джисон с минуту молчит, нахмурившись, а после бессмысленно бросает: — Ну, ножницы. Чанбин кивает, сглатывая вязкую слюну. Он разгадал. — Большие садовые ножницы, — медленно говорит Чанбин, не сводя с Джисона глаз. Хан до сих пор выглядит так, будто ничего не понимает, но у судмедэксперта нет времени объяснять. — Звони Минхо. Я знаю, кто убийца. Лукас.❋❋❋
Когда несколько машин с наклейкой «ФБР» подъезжают к жилому комплексу, охранника не приходится просить дважды, чтобы тот открыл им ворота: Минхо, которого резко дёрнули посреди ночи и оторвали ото сна, выглядит особенно злым в данный момент времени. Перед тем как ехать на место работы Лукаса, специальный агент Ли, продрав глаза, дозвонился до начальника охраны, который и сказал ему о том, что ухаживающий за садом парень сегодня работает в ночную смену. — Пойдём втроём: я, Чанбин и Джисон, — бросает Минхо, покидая салон авто. Чанбин наблюдает за тем, как тот проверяет карманы на наличие значка, а кобуру на наличие пистолета, и разминает шею и плечи. Задача у них одновременно и простая, и сложная: нужно всего лишь обнаружить следы крови на садовых ножницах, но при этом не спугнуть Лукаса, который, Чанбин уверен, задастся логичным вопросом в первую же секунду их появления в его обитель. Когда они тихо подходят к небольшому зданию, в которое их направил чересчур любопытный охранник, Лукас оказывается повёрнутым к ним спиной. В его уши вставлены белые наушники, провод которых уходит в карман чёрного худи, а голова подрагивает, видимо, в такт музыке. Минхо приходится громко кашлянуть, чтобы обратить внимание Лукаса на себя. Тот, в прочем, не заставляет себя долго ждать: резко оборачивается, загнанным взглядом бегая по знакомым лицам, и, вздохнув, вытаскивает наушники из ушей. — Спецагент Ли, доктор Со и… — Доктор Хан, — вежливо сообщает Джисон и проходит вглубь комнаты, даже не спрашивая разрешения у Лукаса. Тот мягко улыбается: — Извините, просто ни разу вас не видел. Так почему вы здесь? Ещё и так поздно, — Лукас хмурится, когда Минхо подходит ближе. — Что-то случилось? Вот и первый вопрос, который может подвести их к провалу. Минхо с минуту молчит, косясь на Чанбина, который, сунув руки в карманы джинсов, шагает к столу с садовыми инструментами, делая вид, будто просто заинтересован декором. Дело в том, что у них нет ордера на обыск, а это значит, что Лукас в любой момент может выпроводить их троих отсюда. Именно в этом заключается вся сложность их плана. К общему счастью, Вон пока молчит, возможно, зная, что ему нечего скрывать, или же понимая, что он уже всё скрыл. — Имя Павел Франко вам говорит о чём-то? — издалека начинает Минхо. — Да, это владелец клуба «Дионис», — уверенно отвечает Лукас, кивая собственным словам. — А вы с ним лично знакомы? — спрашивает Минхо и, кажется, попадает в цель: парень, стоящий перед ним, застывает в немой паузе. Чанбин, перекидываясь с Джисоном парой тихих вопросов, акцентирует своё внимание на Лукасе. Лучше бы хоть что-то сказал, думает Чанбин, потому что долгое молчание в ответ на такие вопросы — первый звоночек для полицейского. Отмерев, тот нервно усмехается, чешет затылок и всё же отвечает: — Простите за мою заторможенность, агент Ли. Я просто никогда не был в подобной ситуации, поэтому немного нервничаю, — нахмурившись, Лукас быстро кивает головой. — Мы знакомы, да. Но наше общение на уровне «привет» и «пока». Мы, вроде как, даже не приятели. Минхо проговаривает тихое «Ясно» и бросает взгляд за спину Лукаса, на судмедэксперта, который, активно жестикулируя, просит его потянуть резину. Ни он, ни Джисон ещё не нашли того, что ищут, а если Лукас позволит себе отвлечься от разговора с Минхо хоть на секунду, то пиши пропало: он имеет право выкинуть их из своей коморки за шкирку. Ли, недовольно качая головой из стороны в сторону, вздыхает. Он тоже ходит по краю пропасти: одно неверное слово, которое может запросто спугнуть садовника, и тот точно заподозрит что-то неладное. Поэтому, помолчав несколько секунд, Минхо аккуратно продолжает: — А вы являетесь частым посетителем его клуба? Минхо чуть не ошибся во времени вопроса; каждый вопрос о Франко в настоящем времени, потому что Лукас даже виду, что знает об убийстве, не подаёт. Для специального агента не сложно строить из себя актёра, делать вид, будто ни разу не подозревает Лукаса, а общается с ним как с простым знакомым жертвы. Однако каждая секунда на счету, часики тикают, а Чанбин по-прежнему ищет то, за что можно его арестовать. Из-за этого нервы натягиваются как тонкая струна. — Нет, что вы. Я по таким заведениям почти никогда не ходил и не хожу до сих пор, — прыскает Лукас. — Моя девушка работала в клубе Франко. Поэтому я видел его иногда, когда забирал её оттуда. Упоминание девушки троим федералам только на руку: Минхо может и дальше тянуть резину, спрашивая Лукаса о ней. Однако тот не даёт Ли и рта раскрыть, задавая волнующий его вопрос: — А в чём, собственно, дело? — Дело в том, что Павел Франко был убит прошлой ночью в собственном кабинете, — скрывать это уже смысла нет. — Жестоко убит. — О-о-оу, — тянет Лукас и, тяжело сглатывая, качает головой. — Очень жаль. Я не знал об этом. Звучит искренне, думает Чанбин и, усмехаясь собственным мыслям, продолжает поиски, пока Джисон, щурясь, медленно подходит к Лукасу. Он пристально смотрит на его кроссовки, склоняя голову то к одному, то ко второму плечу, и вызывает этим вопросительные взгляды, направленные на него. Вряд ли кто-то сомневается в том, что это выглядит несколько странно. — Доктор Хан… — Эти кроссовки… — Джисон тычет в них пальцем. — Это Джордан Зум девяносто два? Лукас смотрит вниз, всем своим видом показывая, что не видит ни смысла, ни логики в этом вопросе, а после, пожав плечами, коротко кивает головой. — Да, это они. Что-то не так? — Нет, просто след от подошвы подобной пары кроссовок был обнаружен на рубашке жертвы во время первичного осмотра на месте преступления, — объясняет Джисон и суёт руки в карманы джинсов, выпрямляясь. Такой позой он буквально требует объяснений от Лукаса, но тот, немного помолчав, лишь усмехается. — Не думаю, что вам что-то даст след от подошвы этих кроссовок: они очень популярны в Америке. Всё скупили! Нет ни одного намёка на их появление в магазинах и на сайте, — Вон обречённо вздыхает, не скрывая иронию в голосе. Он явно догадался, что они втроём пришли сюда не просто побеседовать и полюбоваться интерьером его рабочего места: Лукас встал в более уверенную позу, вскинув подбородок. И Чанбин спиной чувствует, как он пытается защититься, представив, будто его грудь это щит, за которым его точно не достанут. Однако, сколько бы жалости он ни вызывал, время по-прежнему течёт, а не капает. Ещё минута и Лукас выпроводит их отсюда, оказавшись по итогу правым в этой ситуации. Но, несмотря на отвлекающую возбуждённую пульсацию крови в висках и накалившиеся от напряжения нервы, Чанбин, кажется, находит то, что искал на одной из полок очередного шкафчика, в который на сей раз не удалось заглянуть бесшумно. Он чувствует, как его прожигают взглядом, как к нему пытаются сделать шаг, пока Джисон не загораживает собой проход, но, не медля, достаёт из кармана лампу. Чанбин довольно улыбается, когда щёлкает кнопкой и видит следы крови на лезвиях больших садовых ножниц. — Кровь, — констатирует Чанбин, демонстрируя находку всем остальным. Видит, как нервно сглатывает слюну Лукас, как тухнет его взгляд, и слышит звяканье наручников вкупе с ледяным голосом Минхо, твердящим: — Лукас Вон, вы арестованы за убийство Павла Франко. Только Павла Франко. Ведь остальные орудия убийства Чанбин понятия не имеет где искать.