memento mori.

Беготня для коридоров здания Гувера — привычное дело: федералы изо дня в день носятся вдоль своих рабочих мест, скрипя подошвой ботинок при их соприкосновении с полом. Рабочий шум и грубые просьбы освободить дорогу также не являются чем-то необычным. Однако всё это в исполнении Хвана впервые на его памяти. Он бежит по длинным коридорам здания, проигнорировав спускающийся к нему на этаж лифт, который выполнял свою функцию слишком медленно, перепрыгивает по несколько ступенек сразу, несётся точно к кабинету специального агента Ли. К счастью, такой кабинет здесь единственный — не приходится долго искать. Дверь перед ним грубо отворяется, и Хёнджин еле успевает увернуться, схватившись за ручку, чтобы не получить в лоб. Вышедший из кабинета Минхо недовольно хмурится: — Ты можешь ходить аккуратнее? — Да, а то порой Минхо с такой силой открывает двери, что люди, стоящие за ними, теряют цельность своего носа, — отшучивается Крис, который вышел вслед за Минхо. Ли смотрит на него, вопросительно выгнув бровь, и, сжимая папки в руках сильнее, возвращает взгляд Хёнджину. Язык с лёгким раздражением толкается в щёку. — Крис тебе сообщил о нашей поимке, я понимаю, — констатирует Минхо. — Но цель твоего прихода в чём? — Я хочу присутствовать на допросе, — бросает Хёнджин, рвано выдыхая. Минхо хмыкает. — Кто тебе сказал, что ты можешь присутствовать на допросе? — В сериалах часто пускают… — Эти твои сериалы когда-нибудь с ума меня сведут! Хёнджин тихо и как-то вяло усмехается. Его состояние сейчас даже близко к спокойствию и лёгкости не стоит, а от того и улыбаться не хочется. — Ладно, посмотрим, — изрекает Минхо после недолгой паузы и утыкается взглядом в документы, отходя в сторону. Крис, не медля, занимает его место. У психоаналитика вновь твёрдый взгляд, несмотря на то, что минутами ранее он довольно мягко отшутился по поводу резкости Ли, вновь тонкая напряжённая полоска губ, опущенные брови и руки в карманах. От него веет строгостью, вежливостью и абсолютной безопасностью. Из-за всего этого Хёнджин чувствует, как собственное тело расслабляется и плечи устало опускаются, будто тащили на себе мешки с цементом. — Чанбин вместе с Джисоном работают сейчас над уликами: нужно доказать, что найденные ножницы принадлежат нашему подозреваемому, а кровь на них — последней жертве, — объясняет Крис, как будто прочитав вопрос Хёнджина в глазах. — Кто подозреваемый? Крис молчит несколько секунд, а после отводит взгляд и выдыхает короткое: — Потом увидишь. Хёнджин уже слышал эти слова: Крис сказал ему точь-в-точь то же самое и точь-в-точь таким же тоном ещё по телефону, когда звонил, чтобы сообщить о поимке серийника. И страшно, и интересно. Одновременно и хочется, и не хочется знать, кто является тем ублюдком, издевающимся над людьми. Хван понимает, что сокрытие Крисом этой информации говорит о его близости с подозреваемым. От этого так тяжело, что сердце заходится в бешеном ритме из-за волнения. Что, если после того, как он заглянет убийце в глаза, он разочаруется во всех своих знакомых? Что, если в каждом начнёт видеть опасность и предательство? Что, если больше не сможет доверять? Перед тем, как покинуть квартиру, он долго думал о том, стоит ли ему вообще знать эту правду. Так ли сильно у него горит внутри это желание, что он готов дать ему возможность повернуть жизнь в совершенно другую сторону — закрытую, тёмную, где нет искренности и правды? Сильно. Безумно сильно, несмотря на страх, лижущий горло шершавым языком. Вокруг Хёнджина вновь все гоняются из стороны в сторону, носят бумаги Минхо, сообщают ему новости с нулевого этажа, где работают Чанбин и Джисон. И до него вдруг долетает брошенная одним из сотрудников бюро фраза: «Они закончили, сейчас подойдут». Несколько минут и они будут здесь. Принесут доказательства, зайдут в допросную и окончательно арестуют того, кто пугает его своими действиями до сих пор. Хёнджин тяжело сглатывает: момент истины уже так близко, из-за чего ладони начинают предательски потеть. Взгляд цепляется за поднятую руку агента Ли. Он, устало вздыхает, машет папкой с документами, подзывая к себе, и выжидающе морщит лоб. В нос резко ударяет запах вербены и цитруса, а слух щекочет низкое: — Отпечатки принадлежат подозреваемому, а кровь — последней жертве. У нас есть повод его допросить и посадить за решётку. Чанбин стоит совсем рядом и, кажется, держит руки в карманах джинсов: его локоть упирается Хёнджину в поясницу. — Хорошо, — кивает Минхо, а после одаривает Хвана неоднозначным взглядом. — Он, кстати, приехал, чтобы присутствовать на допросе. Хёнджин смотрит бегло, успевает столкнуться с тяжёлым взглядом Чанбина и отвернуться, потому что волнение всё нарастает, а глаза судмедэксперта, полные тревоги и жалости, не помогают от слова «совсем». Чанбин вздыхает и, как кажется Хёнджину, мотает головой. Он это не одобряет — Хван знает, но от желаемого не откажется. Только если заставят. Подходя ко входу в комнату допросов, Хёнджин гулко сглатывает. Какое-то время назад он и сам сидел в этой комнате в качестве главного подозреваемого, а теперь там тот, за кого его изначально приняли по ошибке, там настоящий убийца. И тот факт, что никто не называет имён, начинает давить прямо сейчас на мозг ещё сильнее, чем было до. У двери, ведущей в комнату, двое сотрудников ФБР — если он успел разобраться во всей этой иерархии, то младшие агенты. Они здороваются с Минхо, смотрят бумаги, которые он им безучастно протягивает, а после окидывает взглядом всех, кто планирует присутствовать на допросе. Хёнджина в том числе. Один из младших агентов хмурится, возвращает взгляд Минхо и отрицательно качает головой: — Посторонним нельзя, агент Ли. Так распорядился управляющий. — Уджин? — Минхо возмущённо выгибает бровь, но в ответ получает короткий твёрдый кивок. Вздыхает. — Ладно. Хёнджин, вы никуда не идёте. Не остаётся ничего кроме как смириться. И Хёнджин грустно смотрит на заходящих в комнату мужчин. — Не уходи далеко, хорошо? Чанбин мажет носом по мочке уха, обжигая ладонью лопатку через плотную ткань худи, а после исчезает за дверью, где прямо сейчас жизнь Хёнджина будет разделена на «до» и «после». Хотя и без его надзора.

Когда Чанбин падает на стул напротив Лукаса, с которым его разделяет лишь небольшой железный стол, второй тут же прячет глаза. Его руки лежат перед ним на столе, скованные наручниками, каштановая чёлка слегка влажная из-за обильно выступившего пота, лицо, несмотря на свой привычный песочный оттенок, побледнело, а взгляд утратил хоть какой-то блеск — теперь он настолько тусклый, что невозможно разглядеть в глазах зрачок. Факт того, что его поймали, несмотря на все, признаться, очень даже неплохие попытки спрятать всевозможные следы, несомненно подкосил Лукаса. Пока он ехал с ними в ФБР, случайно проболтался о построенных планах улететь домой в Китай — неудивительно, что сейчас его жизнь повернулась на сто восемьдесят градусов. Но несмотря на всю жалость, которую выделяет Лукас, Чанбину его не жалко. Почему ему должно быть жалко человека, который не просто убил людей (тот факт, что они были гнилыми, в данный момент нужно опустить), а ещё и подставил невиновного? Лукасу явно не было жалко всех тех, от кого он отрезал части тела, кого он бил и мучил. Минхо с грохотом роняет папку с документами на стол. В ней всё необходимое: отчёты со вскрытия последней жертвы, анализы крови и ДНК, показания свидетелей, а также обрывки фраз из недавнего диалога с Лукасом во время обыска. Этого должно хватить для того, чтобы обвинить его в убийстве Павла Франко; его причастность к остальным убийствам не может быть доказана без улик, которых у них до сих пор нет. — Итак, Лукас, — начинает Минхо, сцепляя пальцы в замок. — Я сразу начну с вопроса: согласны ли вы с обвинением, которое было озвучено мной во время вашего задержания? Лукас в ответ молчит. Чанбин, на самом деле, тоже молчал бы. Одно лишнее слово — он закопан. Минхо вздыхает: — Тогда начнём издалека. — Разве я не имею право на адвоката? — резко спрашивает Лукас, по-прежнему не поднимая глаз. У него низкий и хриплый голос, в котором чувствуется неровный ком. Чанбин из-за этого машинально прокашливается и сглатывает. — Имеешь. Можешь нанять себе дорогущего адвоката или же мы можем предложить тебе своего, однако ни тот и ни другой делу не помогут, хотя… Это твоё право, тебе решать. Минхо жмёт плечами так же легко, как и перешёл с официального «Вы» на расслабленное «Ты» в разговоре с задержанным. Но Лукас не выглядит так, будто он против — наоборот, будто ему абсолютно наплевать. — Что ж, — он давит улыбку, — тогда попридержу денег для чего-то более важного. Решение действительно правильное: на поиски адвоката нужно время, а если ещё и личного, то очень много времени. Они и так упустили достаточно дней и ночей; в запасе почти не осталось дополнительных. — По вашим словам, вы были знакомы с убитым благодаря вашей девушке, которая работала в его клубе, — монотонно проговаривает Минхо, читая с листа, и кидает острый взгляд в Лукаса. — Кем она работала? — Это так важно? — немного раздражённо, чем заставляет нахмуриться и спецагента, и судмедэксперта. Психоаналитик в соседней комнате тоже явно построил свою цепочку связей после такой реакции. Минхо кивает. Вообще-то, для них эта информация могла бы не быть такой уж необходимой, но Лукас явно что-то скрывает, а это вызывает подозрения. — Она была танцовщицей и обслуживала вип-клиентов за отдельную плату, — выдыхает Вон. Немудрено, что ему тяжело говорить об этом. — Проституция? — вклинивается в беседу Чанбин, и Лукас, несмотря на то, что сильно хмурится, скрипя зубами, кивает головой. — Она уволилась? — Она умерла, — вполголоса. — Из-за этого долбаного клуба и Франко. Он её убил, точнее его тупые друзья… Но вина всё равно на нём! — Лукас сильно бьёт рукой по столу, и падает головой в ладони. — Чёрт! Они были правы, когда сказали о мести со стороны серийника. То, что он делал с жертвами — не плод больной фантазии, а плод огромной злости, обиды и ненависти. Лукас отплатил Франко той же монетой. Решил предоставить ему на блюдечке ту же боль, которую испытал сам. Успокоило ли это душу Вона? И если нет, то к чему тогда всё это было? Чанбин смотрит на Минхо, который всё перебирает листы в своей папке. Слёзы в комнате допроса — частый гость, так что он привык. Нужно лишь дать время, чтобы успокоился, и налить воды. Лукас нервно тянется к стакану с водой, делает пару глотков и шумно выдыхает, складывая руки перед собой. — Как это произошло? — не медлит Минхо. Лукас усмехается. — Я приехал, чтобы забрать её с работы, как и обычно, а застал её лежащей недалеко от клуба, на асфальте. У неё были синяки и ссадины на лице, на теле, разбита губа и вырван клок волос. Она прижимала руку к низу живота и стонала от боли. О чём бы вы подумали в первую очередь, доктор Со? — Лукас шмыгает носом, переводит взгляд на Чанбина, а тот лишь чешет затылок. — Изнасилование. Лукас кивает. — Она скончалась по пути в больницу от болевого шока, как мне объяснили. Её не успели спасти, а полиция начала отнекиваться от следствия, говоря, что бесполезно кого-то искать: было поздно, да ещё и камеры на территории клуба, на удивление, были отключены. О чём бы вы подумали в первую очередь, агент Ли? — Подкуп правоохранительных органов. — Было бы странно, если бы я плюнул на всё это, поэтому побежал прямиком к Франко, чтобы во всём разобраться. Знаете что он мне сказал? — он делает короткую паузу, чтобы сглотнуть накопившуюся слюну. — Что ему жаль, но он понятия не имеет, кто мог так поступить с ней, ведь с работы она выходила целая и невредимая. Чёрта с два! Вон тяжело дышит, при этом напрягаясь всем телом: кожа на костяшках рук белеет, как и на желваках. Он раздувает ноздри при каждом вдохе, а выдыхает с лёгким хрипом. — Её изнасиловали два долбаных друга Франко из Польши. Я видел собственными глазами запись, которую мне показал ответственный за камеры… Он удалил её при мне сразу после, потому что этот ублюдок так приказал! — Лукас вновь стучит ладонью по столу, оглушая хлопком комнату, а после прикрывает глаза. — Он виноват в её смерти. Только он. — И ты убил его? — Минхо и так, вероятно, знает, что тот больше не будет сопротивляться, однако не может не задать этот вопрос. — Я был слишком зол, а он слишком этого заслуживал, — бросает Лукас перед тем как зарыться ладонями в волосы и уткнуться лбом в холодную поверхность металлического стола. Когда Чанбин только зашёл в комнату допросов, он был уверен в том, что Лукас не заслуживает жалости. Он смотрел с отвращением, разочарованием и ненавистью. Сейчас же, наверное, впервые за все годы работы в ФБР он смотрит на преступника с жалостью. Всякое бывало: и нелепые убийства по неосторожности, и убийства в приступе гнева, и убийства из-за предательства, и та же самая месть за своего ближнего. Но ничего такого, что заставляло бы судмедэксперта жалеть убийцу. Франко поистине был самой настоящей мразью, главная цель которого — получение собственного удовольствия ценой других людей. Если углубляться в психологию, то это именно Франко подтолкнул Лукаса к собственной смерти. Никто не отменяет того факта, что Лукас убил человека, жестоко расчленив его и заставив сильно мучиться. Он понесёт наказание, здесь лишь дело времени. Но парень угробил свою жизнь, просто отплачивая другому убийце той же монетой. И, что самое главное, наказаны оба, но каждый по-своему. Как кажется Чанбину, Франко из них двоих повезло чуть больше. — А что насчёт других жертв? — Минхо не тратит время на попытки успокоить Вона, хотя Чанбин уверен, что агента тоже задела эта история за живое. Лукас хмыкает. — У вас нет доказательств того, что их убил я. Когда найдёте орудие убийства с моими отпечатками, тогда и сможем поговорить об остальных жертвах, — Лукас говорит ровно, а Минхо стискивает челюсти так сильно, что судмедэксперт слышит скрип зубов. — Извините, агент Ли, но из-за ублюдских служителей закона, которым куча бабок и наркота важнее справедливости, у меня сломана жизнь. Поработайте хотя бы вы. Глядишь, благодаря вам люди вновь смогут доверять копам. Взгляд Вона скользит по напряжённому лицу специального агента, уходит резко в сторону и упирается в матовые зрачки Чанбина. — Главное, доктор Со, искать там, где всё началось. Чанбин щурится, не понимая, в какой игре прямо сейчас ведёт Лукас. Именно ведёт, хотя некоторое время назад он был уверен, что счёт на их стороне. Вон выглядит вконец отчаявшимся, готовым сдать себя с потрохами, не скрывая абсолютно ничего хотя бы потому, что ему не жаль. По его взгляду понятно, что он до сих пор уверен в правильности своих поступков. С другой стороны, Лукас будто бы хочет, чтобы именно ФБР поймали его. Чанбину кажется, что даже Крис за стеклянной стеной прямо сейчас держится за голову, ничего не понимая. Минхо поднимается на ноги молча, поправляет штанины, дёргая их за стрелки, и легко ударяет Чанбина по плечу. Допрос окончен. Им больше не о чем разговаривать с Воном.

Выйдя из комнаты допросов, Чанбин спешно крутит головой по сторонам в попытках заметить силуэт Хёнджина и, когда наконец замечает, быстрым шагом направляется к нему. Хван заметно нервничает: он немного сгорблен, трясёт ногой, сбиваясь с ровного ритма, грызёт кожу на костяшках рук и пустым взглядом пялится на чужой стол. Чанбину приходится невесомо коснуться его плеча, чтобы тот оторвался от своего дела и взглянул на него, подскакивая со стула. — Ну, что? — не медля, спрашивает Хван, но не успевает получить от судмедэксперта ответ: его внимание приковал преступник, которого двое агентов ФБР выводят из комнаты допросов под руки. — Как такое может быть? Только Лукас ничего не отвечает, хотя явно успел прочитать вопрос по губам. Он бросает короткий взгляд на Хвана и мигом переводит его куда-то себе под ноги. Стыдно. Лукасу стыдно, а Хёнджина с головой накрыло тяжёлым влажным страхом. Чанбин, всё ещё стоящий очень близко, чувствует хёнджинову дрожь под кончиками пальцев, когда незаметно для всех обхватывает его ладонь. Он сжимает её крепко, но в ответ получает нулевую реакцию: Хёнджин зациклен, хотя Лукаса уже успели скрыть от его глаз. — Прости, что не рассказал тебе обо всём сразу после задержания, — тихо начинает Чанбин, точно не зная, слушает ли его вообще Хёнджин. — Узнать, что человек, окружающий тебя каждый день, является убийцей — ужасно. Поэтому я и хотел быть рядом с тобой в момент, когда ты всё узнаешь. Хёнджин лишь кивает головой, всё же сжимая чанбинову ладонь в ответ. В голове не вяжется никаким образом. Чтобы Лукас убивал людей, расчленяя их? Лукас, который так часто находился рядом, чтобы помочь и поддержать? Именно Лукас подставил его, чтобы выставить виноватым? Это больше похоже на бред, чем на правду. — Это точно он? — Хёнджин спрашивает совсем не уверенно, дрожа голосом и губами. Кому теперь доверять? И можно ли доверять кому-то в принципе? — Да, он сознался в убийстве Павла Франко и… — Чанбин вновь смотрит по сторонам, цокает языком, когда понимает, что рядом с ними куча ушей, и чешет лоб, пытаясь что-то придумать. Хёнджин ведь должен знать, что произошло. — Давай я чуть позже позвоню тебе, и мы встретимся в какой-нибудь кафешке, чтобы я тебе обо всём рассказал. Хёнджин в очередной раз кивает, а после застывает с каменным лицом. В голову, словно теннисный мячик, ударило воспоминание о недавнем разговоре с Лукасом, где он так красочно описал свои отношения с судмедэкспертом. И если теперь это выльется во что-то серьёзное, что будет угрожать Чанбину и следствию в целом… — Чанбин, мы можем отойти куда-нибудь? Нам нужно срочно поговорить, — нервно просит Хёнджин, и Чанбин хмурится. — Очень. Срочно. Со в очередной раз оглядывается, подмечает кабинет специального агента Ли и без лишних слов тащит Хёнджина за руку туда. К счастью, Минхо в нём не оказалось. Чанбин щёлкает затвором и всем корпусом поворачивается к Хёнджину, который отрешённо смотрит в стену перед собой. — Что случилось? — подталкивает Чанбин аккуратно, но Хёнджин резко пугается, делая глубокий вдох. — Я говорил с ним вчера… о тебе, — признаётся Хёнджин и весь сжимается под напором чужого взгляда, который с каждой секундой становится всё тяжелее. — Что ты рассказал ему? — Чанбин делает шаг вперёд. В матовых зрачках скачут бесы, на лице грозно играют желваки. Он раздувает ноздри и смотрит пристально. — Что я… — «люблю тебя и не уверен, что ты любишь меня тоже», — хочет сказать Хёнджин, но вовремя замолкает, решив произнести совершенно другое. — В общем, я рассказал, в каких отношениях мы находимся. — Хёнджин, — отчаянно скулит Чанбин, запрокидывая голову и отходя назад. — Зачем? — Когда я звонил тебе, он был у меня, — начинает рассказывать Хёнджин и ловит на себе озадаченный взгляд. — Он чинил трубы, — спешит оправдаться Хёнджин, но резко понимает, как глупо это звучит. — Я был не в самом лучшем настроении — он это заметил и спросил. А я без задней мысли рассказал ему о нас. Откуда мне было знать, что он убийца?! Чанбин с нажимом проводит ладонями по лицу, пытаясь остудить вспыхнувший резко мозг. Сейчас он должен адекватно оценить сложившуюся ситуацию и найти какой-то выход из неё. Однако в голову, кроме панических итогов хёнджиновой болтливости, ничего больше не идёт. Хочется, разозлившись, накричать на Хёнджина, обвинив в беспечности, потому что гнев так и лезет смертельным ядом наружу. Но срываться на нём невыносимо. Тот и так выглядит, будто совершил великое преступление, хотя, если трезво взглянуть на ситуацию, он не виноват. Да, ему не стоило поддаваться собственному моральному состоянию и, расслабившись, рассказывать обо всём постороннему. Однако он прав: откуда ему было знать, что Лукас причастен ко всему, что творилось с владельцами клубов. Хёнджин простой человек, который столкнулся с такой тяжестью впервые за всю свою жизнь. Ещё и эти запутанные отношения между ними давят… Чанбин всё понимает, но легче от этого не становится. Судмедэксперт ходит из стороны в сторону, шепча себе под нос раздражённое: «Думай, Чанбин!», пока Хёнджин сидит на краю стола и молча следит за его шагами. В отличие от Чанбина он себя ощущает полностью виновным. Он облажался и оправданий себе не ищет: какой от них толк? — Так, ладно, — всё же подаёт голос Чанбин, заставляя Хёнджина оторваться от пустой слежки за его ногами. — Лукасу действительно может немного помочь эта информация, если он решит ею воспользоваться. У него есть какие-то доказательства того, что вы разговаривали? Может быть, запись на телефоне? Видео? Хёнджин судорожно качает головой: — Я не видел, чтобы он записывал наш разговор. — Уже что-то. Чанбин без сил, словно тяжёлый мешок, приземляется на стул, сразу же хватаясь пальцами за переносицу. Этого всего им как раз таки не хватало! Он искренне надеялся, что дело наконец-то пошло в гору, даже обрадовался раньше времени. Теперь же есть вероятность, что им всем под эту гору придётся забиться подобно брошенным щенкам. — Чанбин, прости, я… — Нет времени, — обрывает Чанбин, поднимаясь на ноги. Работы действительно полно, а слушать извинения Хёнджина бессмысленно. Он и без слов знает, что тот чувствует свою вину. — Тебе нужно встретиться с Лукасом, но одного тебя к нему не пустят. Поэтому найди Криса и иди с ним. — Ты уверен, что я не сделаю хуже своим разговором? Нет. Чанбин сейчас вообще ни в чём не уверен. Но хоть какое-то действие всяко лучше бездействия. Тем более Лукас со стыдом опускал глаза, пока шёл мимо Хёнджина — значит, его совесть перед ним играет. — Будешь делать так, как скажет тебе Крис, — отрезает Чанбин. — Ты расскажешь ему? — Нет, ты ему всё расскажешь. Мне нужно ехать. Чанбин не медлит — сразу же шагает к двери тяжёлым шагом. А когда щёлкает дверным замком, на пару секунд останавливается, чтобы бросить хриплое: — И лучше нам не контактировать до конца следствия. Его никто не останавливает, не зовёт, заставляя обернуться. Когда дверь за ним захлопывается, он слышит лишь глухой стук кулака о стену и громкое, пропитанное гневом: «Дьявол!». Чанбин согласен: всё это похоже на какую-то глупую и слишком не справедливую проделку дьявола.

Минхо в выжидающей позе стоит у кроссовера, указывая на наручные часы, когда Чанбин подходит к нему ближе. Как оказалось, тот ему и звонил, и писал с просьбами «быстрее тащить свою задницу на парковку», но Чанбин не слышал, потому что был занят совершенно другой задницей, в которую они совершенно неожиданно влезли под самый конец следствия. — Тебе плевать на мои просьбы поторопиться или что? — в лоб спрашивает Минхо, хватая проходящего мимо Чанбина за рукав. — У меня был серьёзный разговор с Хёнджином. Извини, что заставил ждать. Спецагент лишь недовольно качает головой, подталкивая друга к машине. И, когда мотор заводится, он решает продолжить: — Хван выглядел очень шокированным и разочарованным одновременно. Так долго успокаивал его? Джисон на заднем сидении авто, которого Чанбин заметил не сразу, двигается ближе к ним. Почему-то, когда дело касается его отношений с Хёнджином, Хан пытается влезть в первые ряды зрителей и слушающих. — Не совсем, — Чанбин морщится. Ему придётся обо всём им рассказать. Хотя бы потому, что они ведут это дело вместе с самого начала, а соответственно и обо всех сложностях должны знать они все. Но так не хочется, чтобы вновь вся вина опрокинулась на Хёнджина. Минхо это ведь не Чанбин — он не будет искать парню оправдания. — Выкладывай, Чанбин, — требует Минхо, даже не смотря в его сторону. — Хёнджин вчера разговаривал с Лукасом, — начинает он издалека, и Ли уже недоверчиво ведёт бровью. — Он рассказал ему о том, какие между нами отношения. Минхо недовольно хмурится, однако молчит. А вот Джисон спешит хлопнуть Чанбина по плечу и усмехнуться. — Если так подумать, то отношения между вами официально начались уже после того как Хёнджина вычеркнули из списка подозреваемых, — спокойно говорит Джисон. — Как бы риск есть, но он небольшой. Поэтому незачем переживать. Конечно. Было бы всё так просто, Чанбин бы то же самое сказал и Хёнджину в кабинете спецагента. Однако есть одно «но»: — Мы были знакомы задолго до той встречи на месте первого преступления серийника. — В смысле? — из-за удивления Ли даже машину чуть ведёт в сторону. — Мы познакомились десять лет назад в интернете. Общались, встречались на расстоянии, потом расстались и вскоре в принципе прекратили общение, пока не встретились в доме Доуэна. — И не рассказал, сукин ты сын! — обиженно тянет Джисон. — Ладно Минхо, но мне-то! — Что значит «Ладно Минхо»? — теперь возмущается Ли. Чанбин на всё это лишь вздыхает, мысленно прося, чтобы это поскорее закончилось. Он чувствует себя так, будто попал в их квартиру прямо во время семейной разборки. — У тебя вода в заднице не держится — ты бы побежал рассказывать всё Уджину. Минхо не успевает сказать что-то в ответ, оказываясь перебитым Чанбином: — Только Крис знал. Точнее, он начал догадываться и мне пришлось рассказать ему. — Два предателя, — обиженно фыркает Хан и откидывается на спинку сидений. В салоне авто повисает минутное молчание, разрываемое специальным агентом. — Вряд ли Лукас воспользуется полученной информацией: она ему не сможет помочь, — успокаивает он. — Конечно, тебя могут снять с дела, и это подпортит нам все планы. Но Лукас всё равно безнаказанным не уйдёт: все улики против него. Я думаю, что он и сам всё прекрасно понимает, поэтому оставит этот секрет при себе. Что ты сказал сделать Хёнджину? — Отправил его к Бану. Решил, что будет полезно, если они вместе сходят к Лукасу. — Разумно. Оставшуюся дорогу до «Диониса» они ехали в полной тишине; Минхо даже не стал включать музыку, а никто из двух других пассажиров его об этом и не просил. Все были заняты своими делами: Минхо следил за дорогой, Джисон разбирался в бумажках, которые прихватил с собой, когда покидал лабораторию, а Чанбин всё думал о разговоре Хвана и Вона. Ослепившие его паника и гнев настолько овладели мозгом в тот момент, когда Хёнджин признался, что Чанбин даже не придал особого значения намёку на суть разговора, который будто бы специально кинули в него. Хёнджин сказал, что был расстроен, а на вопрос Лукаса о его состоянии ответил рассказом про их с Чанбином отношения. Достаточно сложить два и два, чтобы понять, что расстроен был он как раз таки из-за судмедэксперта. Да, Чанбин прекрасно знает, что отношения у них всегда были сложными и не вполне нормальными. Тогда как другие люди, состоящие в отношениях, проводили время за совместными просмотрами фильмов, часовыми телефонными разговорами со смехом и сотней приятных любовных слов, они отдавали предпочтение бесконечным пустяковым и не очень ссорам. Они причинили друг другу столько боли, сколько не причиняют во время смертельных драк с ножом. Сравнивать физическую и душевную боль глупо, Чанбин и сам, как врач, это понимает. Однако то, что им пришлось когда-то испытать, по-другому не опишешь. Делать больно Хёнджину никогда не хотелось, Чанбин готов это повторять снова и снова, но, несмотря на это, Хван всё ещё страдает. Из-за него. И если раньше он осознавал свою вину и знал, что должен исправить в своём поведении, чтобы не допустить подобного вновь, то сейчас он понятия не имеет, в чём причина. И если Хёнджину в очередной раз плохо из-за него, то почему не скажет? Боится? Но чего? Чанбин не понимает. Ломает голову, прокручивает все моменты в мозгу, но так ни к чему и не приходит. А машина тем временем уже тормозит у клуба «Дионис».

❋❋❋

Кристофер прокручивает ключ в замочной скважине и отворяет дверь, позволяя Хёнджину пройти в свой кабинет первым. Тот присаживается на мягкий диван и уже хочет начать разговор, но, открыв рот, сразу же его закрывает. — Чего-нибудь хочешь? — Крис встаёт рядом, не торопится садиться — ждёт, когда Хёнджин обретёт полный комфорт. Но Хван отрицательно мотает головой. — Тогда… О чём ты хотел поговорить? Я тебя слушаю. Психоаналитик расстёгивает пуговицу на сером пиджаке и падает в кресло, выжидающе смотря на Хвана. Тот нервно грызёт губу, отводит взгляд то в одну, то в другую сторону, а после выдыхает, собравшись наконец с мыслями. — Это по поводу Лукаса, — начинает Хёнджин, и Крис умиротворённо кивает головой, не смея перебивать. — Так вышло, что вчера мы разговаривали, оставшись наедине, и в процессе разговора речь зашла о Чанбине. Точнее, о моих чувствах к нему. Психоаналитик заметно хмурится, поднимает глаза в потолок, раздумывая над словами Хёнджина, и откидывается на спинку кресла, забрасывая одну ногу на другую. Хвану кажется, будто его таким образом молча пристыдили: кожа в районе загривка пылает до боли. — Что именно ты рассказал ему, Хёнджин? — будто оттаявши, спрашивает Бан и вновь смотрит на него острым взглядом. В нём нет ни капли осуждения или разочарования — лишь стальная сосредоточенность на сути дела. — Вообще-то не так много всего, но… — Хёнджин тяжело сглатывает и смотрит точно в глаза психоаналитика. — Я сказал, что люблю его последние десять лет и не уверен в том, что он тоже до сих пор любит меня. — Ты рассказал об этом Чанбину? — Он меня к тебе и отправил. Сказал, что мне стоит сходить с тобой к Лукасу, потому что без тебя меня не пустят. — Да, это разумное решение, — констатирует Крис и поднимается с места. Хёнджин не очень понимает, почему тот больше ничего не говорит. — И всё? — А что ещё? — Ты даже не будешь отчитывать меня за такую оплошность? Кристофер, до этого шагающий к своему столу, вдруг замер. Бросив на Хвана взгляд через плечо, он хмыкает: — О какой оплошности ты ведёшь речь: о своих вполне логичных чувствах к Чанбину или о том, что ты рассказал о них Лукасу, даже не подозревая, что он убийца? Хёнджин в ответ почему-то не может ни слова сказать, хотя первую названную Крисом «оплошность» он точно не считает оплошностью. Но что значит «логичные чувства»? Правильные, искренние, самые настоящие — да, но логичные? Он даже не знает, как что это расценивать. — Вижу, ты задумался, — Крис вновь хмыкает и аккуратно садится на край своего стола. — Понимаешь ли, Хёнджин, будет очень глупо, отчитай я тебя сейчас: ты ни в чём не провинился. Безусловно ты сделал ошибку, раскрыв Лукасу некоторую тайну, которую он может использовать против нас, чем подпортит прогресс следствия. Если он, конечно, имеет представление об этом, а я не уверен, что Лукас осведомлён о подобных запретах в наших, коповских, делах. Но давай взглянем на эту ошибку трезво? Ты понятия не имел о том, что Вон каким-либо образом связан с убийствами. Никто его даже не подозревал до самого конца. — Мне стоило держать язык за зубами в любом случае, — тихо перебивает Хёнджин. Всё это выглядит так, будто Крис его оправдывает. Но так быть не должно, потому что он виноват. — Тебе нужно было с кем-то поговорить и обсудить то, что тебя гложет, — быстро находит ответ психоаналитик. Будто он знал, с чем придёт к нему Хёнджин, и написал все ответы заранее. — Ты многое держишь в себе, даже мне не рассказываешь. Понятное дело тебе нужен был отстранённый от всех этих убийств и расследований человек. Просто под руку не тот попался, но в этом нет твоей вины. Хёнджин грустно хмыкает: — А по реакции Чанбина и не скажешь. Обида, хоть и не великая, гложет изнутри, выгрызая плоть маленькими кусочками. Было сложно не заметить то, как быстро из чуткого и обеспокоенного чужим состоянием Чанбин превратился в острую глыбу льда. Жаркий гнев на лице, приказные ноты в голосе и включившаяся резко манера не слушать и перебивать. Хёнджина, признаться честно, это задело. Да, он бесспорно всё ещё считает себя виноватым, и возможно он отчасти заслужил такой реакции. Но только обидна не сама реакция, а сравнение её с реакцией Кристофера. Немного грустно осознавать, что совершенно чужой человек спокойно доказывает его невиновность, тогда как близкий — лишь тычет носом в эту ошибку. Ещё и ставит перед фактом: им лучше не контактировать. — В последнее время Чанбин довольно вспыльчивый, — объясняет Крис. — Раньше его эмоции и чувства были скрыты ото всех, он очень хорошо себя контролировал. Но после вашей первой встречи он будто разучился контролю. Его нервы оголены, и эмоции тоже. Надави на нужную нервную клетку — начнёт клацать зубами. — Он сказал, что нам лучше не контактировать до конца следствия, — в животе всё неприятно скручивается от собственных слов, потому что страшно вновь потерять его на неопределённый срок. — Здесь он прав: в стенах ФБР вам лучше не контактировать. Надеюсь, ты не надумал себе чего похуже. — Нет, — врёт и не краснеет. — Я всё понимаю. Кристофер не выглядит так, будто верит его словам, однако в ответ ничего не говорит. — Ты сказал, что у меня логичные чувства к Чанбину. Что это значит? — Я сказал это на случай того, если ты вдруг посчитаешь свою любовь ошибкой. Это не ошибка: ты полюбил человека, хорошо узнав его плюсы и минусы. Ты пять лет общался с ним, находясь в его близком кругу, несмотря на расстояние. Он первый прибегал на помощь и давал тебе поддержку в моменты, когда она была тебе необходима. А также он в твоём вкусе — было бы странно, если бы ты не влюбился. — Но наша молчанка длилась тоже пять лет. Раз это какой-то там весомый показатель, то почему я не смог отпустить его? Бан с минуту молчит. Сунув руки в карманы брюк, отводит взгляд и хмыкает. Не торопясь шагая прямиком к Хвану, он останавливается в нескольких сантиметрах от него. А когда с прищуром смотрит точно в его глаза, бросает короткое: — А ты хотел? Хёнджин не находит, что ответить. Вопрос ставит в тупик, несмотря на свою простоту. Загоняет в угол, из которого Хван теперь не может выйти. Бегло смотрит по сторонам, старается ровно дышать, но ответ на вопрос не находится. — Так ты идёшь со мной к Лукасу? — уже на выходе из кабинета спрашивает Крис совершенно спокойно, будто минутой ранее не заставлял Хёнджина уйти в себя одним только вопросом. — Да, — кивает Хван и выбегает из кабинета вслед за психоналитиком, обещая себе, что обязательно ответит на его вопрос. Позже. Когда вновь вскроет рубцы.

По пути к Лукасу, Кристофер подробно объясняет Хёнджину, как нужно себя вести и что необходимо спрашивать. Сошлись на том, что Хван должен поднять тему отношений Вона и его девушки, чтобы тот ушёл головой в прошлое: это, как кажется психоаналитику, заставит задержанного не думать о любви как об оружии против расследования ФБР. — Только прошу, Хёнджин, — останавливаясь перед нужной дверью, говорит Крис. — Если он спросит тебя о Чанбине, контролируй то, что ты говоришь. Так или иначе он преступник, против которого мы идём. Хёнджин лишь кивает. — Идём. Комната, в которую проводит его психоаналитик, чем-то похожа на допросную, только в углу стоит койка, а зеркальная стена отсутствует. Лукас сидит на стуле за столом, его руки больше не сковывают наручники, взгляд точно смотрит в стену, будто пытается просверлить в ней дыру. Хёнджин, даже стоя на приличном от него расстоянии, видит в его глазах стеклянную пустоту и отстранённость на лице. Вон своим видом напоминает «жителей» чанбиновой прозекторской: такой же не живой. А когда Хёнджин делает пару шагов к нему, тот даже глазами в его сторону не косит. Кристофер стоит сзади, хотя должен уйти через пару минут. Он сказал, что Хёнджин должен остаться с Лукасом наедине, но сам будет стоять за дверью, чтобы в случае чего быстро прийти на помощь. — Лукас Вон, — зовёт Крис, и задержанный переводит на них взгляд, сразу же меняясь в лице. Теперь хоть какая-то эмоция: удивление. — С вами хотел поговорить мистер Хван. Лукас беззвучно кивает и провожает взглядом покидающего камеру психоаналитика. Хёнджин, чувствуя, что не попадает в его поле зрения, садится на стул напротив, и Вон тут же переключается на него. — Удивительно, что на меня не нацепили наручники перед твоим заходом, — мягко улыбается. Вообще, ничего удивительного в этом нет. Сотрудники, охраняющие его камеру, так и хотели сделать, но доктор Бан был против, объяснив это тем, что Хёнджин должен выглядеть так, будто полностью доверяет Лукасу. Лишь в таком случае они добьются ответного доверия. А на случай неприятных моментов (Хёнджин надеется, что таких не будет) в комнате установлена камера, в самом углу. Крис только попросил, чтобы микрофон отключили. — Я сказал, что доверяю тебе, — ровно, без запинок говорит Хёнджин и даже смотрит в расширившиеся от удивления глаза. Он и сам не знает, говорит правду или врёт: он запутался. — Несмотря на то, что я убийца? — Мне немного известно о твоих мотивах. А твоя причастность к остальным убийствам ещё не доказана, так что… — Да, я попросил доктора Со найти доказательства. Как думаешь, он найдёт? Хёнджин внутренне тушуется, но виду не подаёт — держится. — Здесь работают профессионалы, — бросает Хван и довольствуется тем, что Лукас просто кивает. — Почему ты не рассказал мне о том, что произошло с твоей девушкой? В лоб, и Лукас заметно хмурится. Крис просил его следить за чужими эмоциями. Но Хёнджин боится запутаться в собственных. — А какой от этого толк? — спрашивает, но ответа не ждёт, продолжая: — Ты бы не смог ничем помочь. — Я бы мог выслушать тебя, чтобы стало легче. — Мне бы не стало легче, Хёнджин, — вздыхает Лукас. — Но спасибо. Камера мгновенно погружается в душащую тишину. Лукас уводит взгляд в сторону, а Хёнджин вот наоборот, пытается получше его рассмотреть. Вон провёл здесь совсем немного времени, но выглядит при этом так, будто ночует здесь пятые сутки. По телу бегут мурашки, когда память напоминает о том, как он сам выматывался в период обвинений и нападок со стороны ФБР. Неужели он выглядел ещё хуже? Хёнджин, отвлекаясь от навязчивых вопросов в голове, садится поудобнее на стуле и, откидываясь на спинку, складывает руки на груди. Он вновь привлёк внимание Вона. Замечательно, этого он и добивался. — Расскажи мне о ней, — просит Хёнджин, строго соблюдая план. — Какой она была? Ты, вроде, даже фотографии её не показывал. Лукас усмехается: — Думаю, теперь уже не смогу показать. — Тогда на словах. — На словах… Лукас задумчиво вскидывает брови, упираясь взглядом в потолок, и стучит пальцами по губам. На выдохе вылетает мягкое: — Она была самой драгоценной, — его губы трогает улыбка, а глаза тоскливо прикрываются. — Самая красивая из всех, кого я когда-либо встречал. Самая милая и умная. Отзывчивая и понимающая, добрая и мягкая… Она… моё сокровище, самое ценное… Лукас замолкает, чтобы вновь посмотреть в потолок. Возможно, он верит в загробный мир и таким жестом обращается к своей девушке, а может, просто пытается отогнать слёзы от глаз. — Её имя — Лекси. Мы познакомились в «Дионисе», — продолжает Лукас, шмыгнув носом. — Она была у бара, когда мы разговорились, затрагивая различные темы. Мне было интересно с ней, но она сказала, что я поменяю своё мнение, когда приду в клуб в её смену. И я пришёл. Она думала, что оттолкнёт меня тем, что работала танцовщицей. — Но не оттолкнула, — констатирует за него Хёнджин, и тот спокойно кивает. — Я приходил после этого в клуб чуть ли не каждый день, общался с ней, ловил до и после выступлений, дарил ей цветы снова и снова и в один момент понял, что влюбился. Она сказала, что тоже, ведь когда ты влюбляешься в человека, ты всегда взглядом ищешь его в толпе людей — она, танцуя, смотрела только на меня. Немая пауза вновь упала на плечи тяжёлым грузом. И для Лукаса, Хёнджин уверен, этот груз намного тяжелее. Вспоминать о потере близкого очень сложно, Хван и сам в курсе этого, но гораздо сложнее — прокручивать в голове ваши счастливые совместные моменты и понимать, что подобного больше никогда не будет. Именно это ранит до острой боли в сердце. — Думаешь, ты поступил правильно, лишив жизни Франко? — это в разговоре с Крисом не обсуждалось. И, вероятно, сейчас он бы поругал Хёнджина за самовольность, но уж очень интерено, жалеет ли Лукас о содеянном. Тот поднимает на него острый взгляд, кажется, даже царапая кожу Хвана. — Знаешь, сначала она работала просто танцовщицей, но в скором времени Франко поставил её перед фактом, мол, будешь обслуживать вип-клиентов в отдельных комнатах, выполняя любые их требования, включая также и сексуальную связь. А когда она высказала своё недовольство, он ткнул её носом в их договор, где прописано, что она обязана выполнять каждый его приказ. — Он бы затаскал её по судам, откажись она от этого, верно? — Хёнджин, не удержавшись, перебивает, но, кажется, Лукас ничуть не обижен. — Да, поэтому она просила меня потерпеть, и я терпел! Но моё терпение кончилось, когда она стала походить на мертвеца сильнее, чем сам мертвец. Я пошёл к Франко, чтобы попросить его либо снять с неё эту обязанность, либо уволить к чертям собачьим, разорвав этот долбаный договор. Но он отказал мне, — хмыкает, сжимая ладони в кулаки. Хёнджин даже морщится, когда представляет, с какой силой впились ногти в кожу ладоней Лукаса. — Сказал, что единственное, что он мне может предложить, это её покупка. Хёнджин, не совсем понимая, хмурится. Франко предлагал ему?.. — Он предложил мне купить её. Точнее выкупить у него, — отвечает на немой вопрос Вон, а после, тяжело сглатывая, заканчивает свою речь: — А потом она погибла. Поэтому не знаю, правильно ли я поступил, но в одном я уверен на сто процентов: этот гад заслуживает ещё бóльших мук, чем я ему дал. Надеюсь, он будет гореть в аду так же, как сгорала моя Лекси в его блядском клубе. Хёнджину нечего ответить. Точнее, определённо он может сказать, что ему жаль, а также, что тоже считает Франко ублюдком, который должен гореть в аду. Но что это изменит? Лукасу станет легче? Точно нет. Это вернёт его девушку? Они же не в сказке. Поэтому Хёнджин принимает решение ответить молча: одним только взглядом. Он надеется, что Лукас поймёт всю глубину его сожалений через глаза. — Ты поговорил с Чанбином? — вдруг спрашивает Вон, и Хёнджин перестаёт дышать. Да, они с Крисом успели обсудить то, как ему нужно себя вести, если вдруг Лукас решит заговорить о Чанбине. И психоаналитик был уверен на целых семьдесят процентов в том, что он заговорит. Но для Хёнджина этот вопрос всё равно оказался неожиданностью. — Нет, мы не разговаривали на эту тему. — Почему? — Не было подходящего момента, — и легко пожимает плечами. Он не врёт: подходящего момента действительно не нашлось. — Он должен знать, что ты его… — Лукас не договаривает, резко обрывая собственную речь и переводя взгляд на один из углов, где по факту должна висеть камера. Он цокает языком, трёт переносицу и загадочно заканчивает то, что начал: — В общем, ты меня понял. В таких делах обоим важно знать о взаимности. Не сложно понять, что Лукас замолчал, потому что вспомнил о существовании в комнате камер, которые пишут не только картинку, но и звук. Он явно не в курсе того, что микрофон, по просьбе психоаналитика, был отключен, а потому не стал подставлять Хёнджина и Чанбина разговорами об их отношениях. Значит ли это, что Лукас не будет использовать известную ему информацию против них? Хёнджин хочет быть уверенным в том, что да. Дверь в камеру громко распахивается прямо в тот момент, когда Хван хотел поблагодарить Лукаса за доверие. Психоаналитик, появившись в дверном проёме, кашляет, намекая на то, что пора уходить. И Хёнджин без лишних слов, встаёт из-за стола. — Спасибо, что зашёл, Хёнджин, — с благодарной улыбкой на лице говорит Лукас. — И прости. Хвану нечего на это отвечать, хотя он прекрасно понимает, за что извиняется обвиняемый. Камеру он покидает молча.

❋❋❋

После того как, обшарив весь «Дионис», перевернув его с ног на голову и подпортив в нём некоторые вещи, трое сотрудников ФБР, работающие над делом серийника-извращенца, ничего не нашли, они решают направиться в совершенно другое место: в дом Джонатана Доуэна, первой жертвы. Лукас чётко сказал: «Главное искать там, где всё началось». У них изначально было лишь два варианта. Остановившись у массивного кроссовера специального агента, Чанбин тянется к карману за телефоном, попутно делая неглубокую затяжку сигаретой. Несмотря на то, что он сказал Хёнджину перед тем как оставить его одного в кабинете Минхо, ему необходимо позвонить и узнать, как прошёл разговор с Лукасом. Психоаналитик уже успел скинуть смс-ку, где сообщил, что Хёнджин только что покинул его камеру. Длинные гудки не мучают его долго, сменяясь удивлённым голосом Хвана: — Привет. Разве ты не говорил, что нам не стоит контактировать до завершения расследования? — Говорил, — выдыхает вместе с дымом Чанбин. — Будем считать, что подобные меры не распространяются на телефонные разговоры. — Твой голос уже не кажется мне гневным, — с усмешкой замечает Хёнджин. Он и не может казаться ему гневным: Чанбин не умеет долго злиться на него, особенно если понимает, что как таковой вины за ним нет. — Я довольно быстро успокаиваюсь. Хёнджин в ответ лишь понимающе мычит. — Как беседа с Лукасом? — не медлит Со. — Он рассказал мне о своей девушке и… Знаешь, Франко был ужасным человеком — мне не жаль, что его больше нет в живых, — честно признаётся Хёнджин, на что Чанбин хмыкает. — Я тоже ведь работал в клубе, но никогда не видел, чтобы моя начальница так поступала. Не понимаю, зачем так издеваться над бедными девушками. — Часто одни люди самоутверждаются за счёт других людей. Думаю, Франко был в их числе. Но это лучше обсудить с Крисом: он профи в составлении портретов. — Тебя мы тоже коснулись в конце разговора. Он лишь спросил, поговорил ли я с тобой, и сказал, что нам необходимо обсудить наши отношения. Чанбин отвечает не сразу — в первую минуту после услышанного он, словно рыба, открывает и закрывает рот, даже не дыша. Что такого рассказал Лукасу Хёнджин, раз тот так настаивает на их разговоре? У Со складывается такое неприятное ощущение, что Лукас знает о чувствах Хёнджина больше, чем он. И самое страшное, что это не просто ощущение — он уверен, что так оно и есть на самом деле. Чанбин, понятия не имея, о чём именно должен продолжить их диалог — о Лукасе или отношениях, — прочищает горло и обрывает молчаливую паузу: — Ладно, — нейтральный, как кажется ему, ответ, вызывает у Хёнджина усмешку. — Это ты так согласился с его словами? — поймал, и Чанбин, чувствуя, как заднюю часть шеи опаляет жар, молчит. Хёнджин, видимо, и без слов успевает его понять: — В общем, ладно, тебе ещё нужно поговорить с Крисом, чтобы точно понять, сможет ли навредить следствию Лукас или нет. Но я думаю, что он не будет этого делать. Зная, что в его камере установлены записывающие устройства, он говорил со мной о тебе очень осторожно. Хотя мог нас подставить уже в ту минуту. — Доказываешь мне, что он на самом деле хороший человек? — Нет. Просто говорю так, как есть, — Хёнджин на том конце устало вздыхает. — Расскажи мне, что у вас там нового. Где вы? — Собираемся ехать на место первого убийства, — Чанбин увиливает от прямых речей: знает, что Хёнджина это может заставить грустить. Однако сам Хван говорит прямо: — В дом Джонатана? — Да. Липкое молчание настигает их в ту же секунду; Чанбин боялся именно этого. В последнее время он старается избегать упоминания мёртвого друга Хёнджина по одной простой причине: дабы не усложнять их нынешний период. На Хвана вновь всё валится снежным комом, и Чанбин не хочет увеличивать этот ком в размерах. — Я полный дурак, раз всё ещё надеюсь, что Лукас не убивал моего друга и не подставлял меня? — вновь подаёт голос Хёнджин. Чанбин в ответ только громко вздыхает. — Знаю, ты уверен в том, что он виноват. И специальный агент Ли уверен, и доктор Бан тоже… Да все уверены! А я всё надеюсь, что многое доверил не серийнику, первой жертвой которого был мой близкий друг, а хорошему знакомому, садовнику по имени Лукас. — Это нормально, надеяться на то, что близкий тебе человек ни в чём не виноват ни перед тобой, ни перед законом. Главное — не оправдывать его, когда вина окажется на поверхности. Сегодня я уже успел поддаться его грустной истории и у себя в голове начал жалеть его. Однако каким бы ни был мотив, Лукас всё равно виноват. — Своим поступком он опустился до уровня того, кто убил его девушку. Не собственными руками, но убил. — Крис тебе уже обо всём рассказал? — хмыкает Чанбин, получая согласное мычание в ответ на свой вопрос. — Это хорошо. Значит, нам не придётся пересекаться и подставлять себя этим. В трубке вновь повисает молчание, и Чанбин непроизвольно сжимает телефон сильнее. Почему-то злится. И не понимает, на кого именно. — Извини, — всё-таки тихо проговаривает Чанбин. — Ничего, — сухо. — Я знаю, что звучало это так, будто мне плевать на это… — Всё нормально, Чанбин. Не бери в голову. Я всё понимаю. Разговор зашёл в тупик — Чанбин это чувствует. Поднятая в самом начале их диалога тема уже закрыта, а начни он другую, Хёнджин продолжит без особого энтузиазма, потому что расстроился. Он ведь и так чувствует себя виноватым в ситуации, а Чанбин только упорно напоминает ему о ней, надавливая на больное. Его действия никак не вяжутся с его же установкой в голове, по правилам которой он терпеть не может, когда Хёнджину причиняют боль. Так для чего делает это своими же руками? Чанбин не знает ответа. Может, ему действительно стоит обратиться к Крису за помощью. Минхо и Джисон оказываются рядом почти незаметно: легко разговаривают друг с другом, даже посмеиваясь, хотя полчаса назад злились на Франко, этот чёртов клуб и Лукаса заодно. Ли, заметив прижатый к уху судмедэксперта телефон, поджимает губы, видимо, догадавшись, с кем Чанбин ведёт беседу. Он слабо кивает головой в сторону машины, намекая на то, что пора ехать, и сам прыгает в салон. Чанбину приходится прощаться: — Мне нужно ехать. Я могу позвонить тебе позже? — Можешь, но я надеюсь, что мы встретимся уже в ФБР, — по-прежнему тускло отвечает Хёнджин, и Чанбин сильно напрягает желваки, теперь понимая, что злится на себя же. — Будь аккуратен. — И ты. Звонок завершает Хёнджин.

Минхо, осмотрев последний угол просторной веранды, плюхается на стул, скрипя зубами от злости. — Я не знаю, где ещё может быть этот чёртов нож. Мы обыскали всю территорию, Джисон уже по второму кругу пошёл. Пора принять тот факт, что Лукас бессовестно наебал нас и специально сбил с пути, — почти криком возмущается спецагент подошедшему Чанбину. — Джисон! Заканчивай с этим: это бесполезно! — Может быть стоит посмотреть ещё раз в самом доме? — кричит Джисон с другой стороны территории и получает в ответ крест руками от Минхо. — Бесполезно, я же сказал! Чанбин тоже не видит никакого смысла в этих поисках, он на сто процентов уверен в том, что прямо сейчас они зашли в тупик. Но, в отличие от Минхо, он не считает Лукаса обманщиком: в его глазах не было лжи. Они сами привели себя к этой серьёзной остановке, плохо подумали, проанализировали — Чанбин не знает, что именно они сделали не так, но уверен, что вина лежит на них. По крайней мере ему она не слабо давит на плечи. Исходя из слов Вона, орудие убийств находится там, где всё началось. «Дионис» осмотрен ими полностью, в нём не осталось ни одного необысканного угла, однако ничего, что походило бы на то, что ищут ФБР, не найдено. Дом Доуэна так же обыскан сверху донизу (правда, Чанбин изначально знал, что в помещении искать бесполезно: Лукас не смог бы пробраться в опечатанное здание, как бы ни пытался). На территории дома, как уже все трое успели понять, ловить тоже нечего. Больше вариантов у них не было, хотя должны быть. — Мы что-то упустили, — бормочет Чанбин, пытаясь подумать ещё. Минхо смотрит на него, недовольно хмурясь. — Мы разве что обои не отдирали и лампочки из светильников не выкручивали, а в остальном осмотрели всё. Что мы могли упустить, Чанбин? Действительно — что? Где ещё могла начаться вся эта история? Два варианта, которые они уже проверили, начинают историю по-разному. В доме Доуэна началась серия убийств, а клуб Франко начал отношения Лукаса и его девушки. Какое начало ещё мог иметь в виду Вон? И тут до Чанбина резко доходит: — Что, если Лукас имел в виду не совсем место? Минхо и Джисон пялятся на него пустым взглядом. Чанбин искренне прощает их тормознутость. — Он сказал, что главное — искать там, где всё началось. Может быть такое, что Лукас говорил о человеке? — Вполне возможно, — соглашается Минхо, кивая головой. — А с кого всё началось? — Чанбин полон возбуждения от собственной догадки. Его глаза горят, а мускулы лица путаются в эмоциях. Он уверен, что идёт в правильном направлении. — С его девушки! — восклицает Джисон, щёлкая пальцами, и тут же достаёт телефон. — Нам нужно узнать, где расположена её могила. Когда необходимая информация была получена, машина незамедлительно тронулась с места и с рёвом специального сигнала умчалась в направлении городского кладбища. Разнообразные памятники встречают сотрудников ФБР своей серостью и сыростью, печалью и тоской. Эти, казалось бы, бездушные камни хранят в себе горькие слёзы, трепетные речи и воспоминания приходящих к ним скорбящих людей. От этого холодные разряды бегут вдоль позвоночника. Преодолев некоторое расстояние, первым нужный памятник находит Джисон. Он аккуратно присаживается на корточки и, почти не касаясь камня, ведёт рукой по выбитым в нём буквам. Им всем запрещено показывать свои чувства, которые тем или иным образом могут помешать следствию. Они должны быть холодными и беспристрастными, с каменными, как когда-то выразился Хёнджин, сердцами. Однако порой отключить все эмоции и чувства невыносимо тяжело. Например прямо сейчас, когда дата на памятнике говорит о короткой жизни девушки, которая явно не заслуживает лежать здесь после её ужасной гибели. Чанбин, завидев небольшой участок земли, где она, ещё совсем свежая, лежит прямо на поверхности, подходит ближе и толкается рукой. Ему не приходится прикладывать чересчур много усилий, чтобы добраться до постороннего предмета и вытащить его наружу. В ладони судмедэксперта оказывается небольшой ножик, лезвие которого буквально кричит о том, что это именно то, что они искали. Чанбин крутит оружие, демонстрируя его Минхо, и тот присаживается на корточки рядом с ним. — Получается, Лукас таким образом решил сказать своей девушке, что отомстил за неё. — У него явно проблемы с головой, потому что это не нормально, — констатирует Джисон, и с ним никто не видит смысла спорить: он прав. Нож отправляется в прозрачный пакет для улик одним лёгким движением судмедэксперта. Чанбин плотно защипывает края пакета и, остро смотря в глаза Минхо, утверждает то, о чём по правилам должен спросить: — Хёнджин обязан присутствовать на допросе, — Минхо не успевает возразить, потому что Чанбин тут же продолжает: — Я хочу видеть, как Лукас извиняется за то, что убил его близкого друга, а после серьёзно подставил. Плевал я на его мотивы — Вон виноват. Поэтому давайте уже посадим этого ублюдка.