Узлы на темных нитях

      Я молчала, и в этой тишине нелепо скользнула мысль, что все это мне привиделось. На самом деле сейчас я выйду наружу и все станет на свои места. Просто надо сделать шаг. Теплый ветерок коснется кожи, а тихие шаги одиноких стражников рассеют тишину ночного города. Тари заждалась и уже рвет и мечет, приговаривая «где ее дреморы носят». Платье еще не исправлено, а Виттория ждет его завтра…       — Я… — нашла в себе силы выдавить слово, не узнавая собственный голос. — Пришла проверить заказ, который оставила тут…       — И как, проверила в моем шкафу? — в тоне послышалась неприкрытая усмешка. Сглотнув, я попыталась снова, игнорируя ощущения холода на шее:       — Я не… понимаю. Я только что зашла, чтобы…       — Ложь может стоить жизни, — холодно прервал он. — Мы ведь оба это понимаем.       — Руки! — вдруг скомандовал он, и я рефлекторно подняла их вверх, сдаваясь. Шеи коснулся насмешливый выдох, и кожа покрылась неприятными мурашками. Он дернул руки вниз, веревка крепко обвила запястья, больновато стягивая кожу.       Дверь выхода была прямо перед глазами. Внутри кипели противоречивые чувства, адреналин снова разгонялся по венам, придавая легкость в ногах. Я могла сейчас толкнуть их, эти двери. Могу ведь? Выбежать наружу, а там… Что? Заступится ли кто за меня? Или отправят в тюрьму как преступницу? В Солитьюд дорога заказана, я вне закона, а Талмор будет гнаться за мной всю жизнь. Куда бежать?       Казалось, прошла целая вечность, пока эти мысли роились в голове. Только сейчас стало понятно, что мы просто стоим не двигаясь. Я в последний раз взглянула на дверь и повернулась. Недружелюбный ярко-желтый взгляд возник передо мной.       — Любопытно, — не смотря на враждебность, голос звучал нейтрально. Видя мое замешательство, он пояснил: — У тебя был шанс, но ты им не воспользовалась. Почему?       Он был наблюдателен, умнее, чем тот талморец, что пытал пленника. И это пугало. Каждое движение решало судьбу, я должна быть осторожной.       — Если я это сделаю, вы ведь точно не оставите меня в покое. Мы ведь оба это понимаем, — я неосознанно повторила фразу, и его губы легонько дернулись, переходя в широкую хитрую улыбку. Противоречия раздирали сердце — с одной стороны сердце сжимал неприятный холод, с другой — пришло небольшое облегчение и надежда, что мы сможем договориться.       Она разбились хлопком входной двери.       — Кто это, Тизиан?       Сердце утонуло в страхе, я даже не отважилась оглянуться, но высокая фигура все равно оказалась передо мной. На перчатке все еще алело пятно крови, он даже не удосужился вытереть ее, словно считал пустяком.       — Да поймал тут любознательную пташку.       Кожу неприятно жгло, я практически чувствовала взгляд мучителя на себе. Глаза невольно посмотрели в другую сторону, все мышцы твердели на взводе.       — Какие-то они глупые пошли, — досадно начал эльф. — Тоже мне выбор! Ну и кто? Клинки или?..       Мои глаза округлились. Внутри все до острой боли сжалось так, что вдохнуть было невозможно. Я открыла рот, чтоб сказать кое-что, но голос просто исчез. Нет. Нет-нет-нет! Я знала, к чему он клонил! Они считали меня шпионкой!       Я должна, обязана что-то сказать. Говори, сейчас же! Если они оклеймят меня посланницей одной из фракций — конец всему. Окончу свои дни в пытках, как тот мужчина…       — Это не правда! — вырвалось первое, что пришло в голову. Я смотрела на Тизиана — из двух зол он казался более уравновешенным. Если есть шанс, то только с ним.       — Я здесь решаю, что есть правда. Мы можем это выяснить внизу, — угрожающе ответил второй талморец.       — Айкен, — спокойно вмешался Тизиан, глядя на своего напарника. Кажется, нечто такое скользнуло в его голосе, что тот сразу заткнулся, не смея возражать.       — Ну, — взгляд желтых глаз устремился в мою сторону. — Я жду.       Мозг лихорадочно искал выход, мысль, идею, что угодно. Колени предательски дрожали, я сжала покрепче кулаки, ногти наверняка вонзились в кожу, но боли не было. Секунды длились вечно, и стало страшно от слишком долгой паузы, которая, видимо, возникла. Я уже не могла сказать, что происходило. Летели ли мысли быстро или тянулись заторможено? Лицо собеседника не менялось.       В отчаянии я схватилась за последнюю соломинку: ужасная ложь, несущая только неприятности, но только так я могла выжить. Правда больше не имела значения — черта пройдена. Мне ни за что не поверят: в чужих глазах я преступница. Но, может быть, был способ смягчить неминуемое наказание.       Я горячо воскликнула, глядя ему в глаза:       — Я воровка!       В груди тянуло от обмана, тело противилось несправедливости, но я продолжала неотрывно смотреть вперед. Если это могло убедить его, то я не должна отводить глаза ни на секунду.       — Знаю, очень глупо было лезть сюда, — голос немного дрожал, но хотя бы не запинался. — Здесь так много серебра!       Горечь поступила к горлу, слова грубо срывались с губ. С фальшивой жадностью я огляделась, что больше походило на ненависть, чем на желание владеть этими дорогими вещами.       — Пф, — реакция пришла с неожиданной стороны. Айкен смотрел на меня, как на грязную шавку: с презрением, сверху вниз. И тут произошло то, что потом несомненно будет мучить по ночам в бесконечных вопросах «если бы…».       Я ошиблась, выбрав не того слушателя.        — Не стоит времени, — буркнул Айкен, сложив руки. — Давай просто бросим ее в солитьюдскую тюрьму. Забот и так полно.       — Погоди, есть кое-что, что я хочу проверить.       — Что? — было видно неприкрытое раздражение в вопросе Айкена. Наверное, он считал все это пустой тратой времени. Мои глаза метались туда-сюда.       — Думаю, наша воришка видела кое-что в казармах.       Уши заложило, словно голову насильно опустило под воду, где мир звучал приглушенно и далеко.       — Шутишь что ли? Я там был десять минут назад. Никого там не было.       Кажется, я что-то ответила в отрицание, или нет, я уже не слышала даже себя, не веря в происходящее. Вся надежда просто прошла сквозь пальцы, как сухой песок. Почему? Почему так получилось?       — Поэтому надо быть внимательней! Раз она здесь ошивалась, сколько еще таких «воришек» зайдет сюда, пока ты не на посту. Где Фанес?       Почему?       — Не знаю. А с этой что делать?       Я умру?       — Приготовь место в казармах.

***

      Здесь было тихо. Только ощущение онемения в пальцах и ногах давало понять, что сижу я так уже давно. Холод с пола поступал к бедрам, но левую ногу постоянно жгло пронзающей болью, будто кто-то выворачивал острые иглы в мышцах. Кажется, теперь я вспомнила, что подвернула ее наверху.       Мизинцами было сложно шевелить, но остальные пальцы пока что слабо отвечали на мое желание сжать кулаки. Ладони нагрелись от магии, приятное тепло росло, как маленькое солнце, а затем лопнуло, растекаясь ласковой волной по телу. Боль исчезла вместе с онемением, но надолго ли?       Минуты утекали, может часы… Наверное, на улице царила ночь. Интересно, волнуется ли Тари? Она всегда говорила что-то насчет моей несобранности, наверное, она была права. Только глупец мог оказаться в такой ситуации. Поверить не могу, что вообще вошла сюда! Почему?       Тишина давила на уши.       Зачем я говорила с Тизианом? Дура. Он слишком умен и наверняка увидел мотив в моих словах. Я почти выбралась! Если бы только…       И я снова возвращалась к этим мыслям.       Если бы я сказала те слова Айкену, изменился бы сегодняшний вечер?       Снова и снова… Эти мысли. Кажется, что схожу с ума.       Я подняла голову. Рядом сидел тот самый пленник, но больше он ничего не пытался сделать, тихо прислоняясь к стене. Когда меня притащили сюда, он бросил лишь пустой взгляд, потеряв тут же интерес. Я ненавидела его всем сердцем, не выносила само его существование! Винила во всем, что произошло. Если бы он только сидел тихо!       У меня не было ничего, кроме усталости и беспомощности, поэтому я выбрала ненависть. Она согревала меня, наполняла пустоту, которая поселилась в душе. Сжигала уныние.       Хотелось плакать. Не знаю от какого чувства, может, от горечи или несправедливости, но слезы почему-то не шли. Глаза горели, но ни слезинки не упало. И это разжигало меня еще сильнее. Я резко выдохнула, шаркнув ногами по полу. Тело зудело от нетерпения.       — Пришли новые указания, Савр, — противный голос Айкена я узнала издалека и не удивилась, когда он вошел в казармы. Горячая волна вскипятила кровь в жилах. Я крепко сжала челюсть. Вслед за талморцем зашел Тизиан, тут же присаживаясь за квадратный стол в центре комнаты. В руках у него крутилась какая-то бумага, и он бросил ее перед собой.       — Ты рад? — издевательски продолжал говорить Айкен, сорвав кляп со рта пленника. Тот хрипло и раздраженно ответил:       — Пошел ты.       — Ну же, Савр, не ты ли так рвался с нами поговорить? Поблагодари нашу сегодняшнюю гостью, она помогла нам встретиться быстрее.       Молчание повисло в воздухе.       — Ах да, Вилена, так? — он вдруг обратился ко мне, подойдя поближе. Каждый шаг тяжелых сапог сильнее разгонял кровь по венам. Наклонившись, он потянул за веревку, что сдерживала меня на месте, словно собаку на поводке. Запястья тут же заныли. Я напряглась и глянула на него вызывающе. И это ему определенно не понравилось.       Он крепче сжал веревку, дернув грубее, отчего я резко и безвольно поддалась вперед.       — Хозяйка Сияющих одежд сказала, что ты была неплохой портнихой, — начал говорить он, после каждого слова заставляя меня нагибаться над полом. — Не беспокойся, я выразил свои глубочайшие сожаления и порекомендовал благополучно забыть ассистентку Вилену.       Мои руки сжались, мелкая дрожь усилилась, но это было что-то другое, не страх. Глаза начало нещадно щипать, пока Айкен говорил. Руки горели. Хотелось крикнуть, зашипеть о том, как он смеет рушить то, что я так долго строила? Кто он такой, что он знает?       — … сущая жалось, что сейчас вместо выполнения обязанностей, люди творят глупости. Зачем ты это сделала, Вилена, а?       Что он знает, через что я,… я, прошла!       Я смотрела в его глаза, полные глумления и фальшивости, и мир вокруг вдруг сузился. Я больше не слышала ничего, все исчезло, казалось, даже я сама растворилась, стерлась или раздвоилась. Очнулась только, когда вдруг поняла, что меня грубо прижимают лицом к земле, заламывая руки, которые будто в кипящее масло окунули. Безумие, страх и ненависть смешались, и я резко дернулась и еще, и еще, со всех сил выворачивая корпусом. Истошный, яростный крик вырвался из горла, свой собственный голос было не узнать.       — Успокойся, и я тебя отпущу, — холодно сказал голос сверху.       Я не слушала, но силы стремительно покидали меня. Рвение поутихло, а движения стали медленными и дерганными. Гнев куда-то улетучился, оставляя после себя усталость. Вес со спины пропал, и меня подняли. Напротив стоял Тизиан.       — Принеси мне наручи.       — Шутишь что ли? Эта сука-       — Айкен, наручи, — в голосе звучала угроза. Второй талморец закопошился, тихо матерясь, пока меня мелко потряхивало. Руки адски саднило, с каждой секундой боль становилась все невыносимее. Я глянула на них: ужасные ожоги краснели на коже, веревка просто превратилась в пепел, оставив черные линии на запястьях. Ах, я, должно быть, применила магию разрушения, сама того не понимая.       И снова беспомощность стала моим спутником.