Моя душевная подруга

Мы просидели ещё некоторое время. Вдруг Хатидже обратилась к матери: — Я устала, Валиде. С вашего позволения мы с Гюльфем пойдём в покои. Валиде кивнула. Я с огромным удовольствием покинула душный коридор, готовая часами слушать меланхоличные мысли султанши, но только не сидеть в этом музыкальном котле. И чего они так любят праздники? Вот бы им на дискотеку в крутой ночной клуб в центре города! Там я понимаю, веселье. А здесь? Сидишь на подушках и обжираешься турецкими сластями под странные танцы девиц. Скука. Мы с Хатидже сели на парчовую тахту. Тяжело вздохнув, она произнесла: — Мое сердце разрывается, Гюльфем. Господи, она богаче всего моего города вместе взятого, ест сладко, да спит крепко, а сердце разрывается! Да, совсем стухли от безделья, вот пожить бы им с тремя детьми в коммуналке на 10 тысяч в месяц, тогда посмотрим, что разрываться будет. Естественно, вслух я ничего не сказала, ожидая дальнейших слов. -С каждым разом мне все труднее и труднее видеть его. А вдруг он тоже меня любит?.. — Со слезами в голосе пролепетала моя компаньонка. Я чувствовала себя психологом, слушающим любовные страдания восьмиклассницы. И кого эта Хатя любит? Этого я не знала. — Может мне признаться ему во всем? Мне кажется, он заметил мой взгляд, Гюльфем. — её глаза источали такие глубокие страдания, мне аж не по себе стало. Кто же этот ловелас? Хорошо, что Хатидже и не ждала ответа на свои вопросы, а лишь продолжала. — Я решила… Нет, больше так продолжаться не может! Гюльфем, я хочу, чтобы ты передала ему записку. Так, я-то здесь причём? И кому ему? Как же спросить её? — Кому, Султанша? — Очень осторожно спросила я, наперёд боясь реакции. Безумным глазами Хатидже впилась в меня, отчего тело прознили мурашки. — Как кого, Гюльфем? Ты уже забыла наш вчерашний разговор? Да какой вчерашний, я тут несколько часов, о чем ты вообще?! Да даже если так, я что, компьютер тебе с процессором, чтобы дословно твои любовные изливания фильтровать? Пока во мне бушевала буря, султанша вдруг заревела. Она с горькими всхлипами и стонами прижалась ко мне, больно вцепившись в платье. — Паргалы, о, моя запретная любовь! Гюльфем, пожалуйста, отнеси ему записку! Гюльфем… Так, яснее точно не стало. Паргалы… Это кто ещё такой?! Господь милостивый, дай мне терпения! — Конечно отнесу, госпожа, не переживайте! Не стоит так убиваться. — Как можно ласковей произнесла я, обняв Хатидже. Ту сильно приободрили мои слова. Вытерев слезы, она отстранилась от меня и достала из рукава маленький свёрток. Вот же удобные платья, и записочку спрячешь, и ножичек поместится! Передав свёрток мне, султанша устремила свой взгляд на окно. Видимо, это знак, что мне пора убираться отсюда. Вот же манипуляторша! И всплакнула, и на больное надавила! Поклонившись, я вышла в коридор. Теперь надо было дойти до своей комнаты. Дрожащими руками я сжимала клочок бумаги, и только в этот момент поняла, что так и не узнала, кто такой Паргалы. Паргалы, которому мне надо было тайно передать записку.