baby and daddy shark

Ему хочется сбежать из этого дома и одновременно с этим, хочется стать членом этой семьи. Страшно, слишком. Пи’Элла — такая чудесная женщина, а Тайп надел ее пижаму. Какой позор, Будда. Он шагает дальше, к самой комнате Нонга и замечает, что она настежь открыта, а свет внутри немного мигает. — Мау, нам правда пора спать, — произносит Тарн, в который раз натягивая на ребенка одеяло, — пожалуйста, Ай’Тин. Тайпу страшно смотреть на него. Ему сейчас действительно странно, ведь он ни в прошлый раз, ни в позапрошлый, не рассмотрел сколько ран на мужчине: небольшой синяк под глазом, царапины на щеках, ссадина на ладонях, уже наболевшие гематомы. И все это, кажется, никак не волнует малыша. Он спокойно, сдержанно сидит и хмурится, сводя тонкие бровки на переносице, дует губки и вот-вот заплачет. — Я не буду спать без папы, — шипит мальчик и складывает руки на груди, — не буду без Пи’Тайпа. Не хочу, — Нонг тычется в одеяло, прикрывая свою злость, из-за которой кое-где выступают слезы. Тайпу даже не верится. Этот ребенок хочет, чтобы он был рядом. Это, как Ай’Кан, когда болеет и хочет, чтобы с ним был только папа, правда Пи’Лилу никогда, наверное, не подпустит Пи’Лонга к детям так близко. Он не должен заставлять ребенка ждать. Но все эти раны навевают не самые лучшие воспоминания. Когда им с Пи’Лонгом было по десять и одиннадцать, родители затеяли огромную ссору, дошедшую до самого конца, развода. Конечно же, дети остались с мамой, как бы они не хотели, чтобы их семья была полной. Всего год и столько всего навалилось на их семью. Папа приезжал очень часто, мама злилась, не впускала, не брала привезенных денег. В отличие, от Тайпа с Лонгом, те забирали все, что папа им привез и бегали от мамы, чтобы поесть мороженного. У мамы было много ухожоров, но только один влился в их жизнь полноценна. Мама думала, выйти за него замуж и зажить счастливо. Пока не увидела, как ее маленького сыночка, явно без его желания, расцеловывает этот. иначе, чем «ублюдок» его не назовешь. Мама бросила всех своих мужчин и начала возить Пи’Лонга по разным больницам, психологам и психиатрам. В конце концов, он просто пролежал в какой-то клинике на острове Чанг около полугода и вернулся оттуда уже «овощем». Но Пи’Лонгу стало лучше, намного, он зажил жизнью человека, тем более, ведь родители наконец женились снова. А Тайпу лучше не становилось, он не нравился страшному дяденьке, он был не женственным, как его Пи. Его просто избивали, иногда — до полусмерти, иногда — просит ногами в живот. Он не знал, как сказать маме и до сих пор не знает, она ни о чем даже не догадывается. Ну, и хорошо. Слезы немного мешают думать. Мама так много кричала после того суда, повторяя одно «мужчины — зло». Она почти с ума сошла, когда поняла, что у нее два сына. Мама начала переодевать их, называть как-то по-девчачьи, наряжала в рюши, платьица покупала — особенно, для Пи’Лонга, у которого фигура была явно по-красивей, чем у младшего. Пока папа не приехал и не поставил свои условия. Пи и до сих пор розовое носит. Но только на людях. Рефлекс. Но, когда он дома, его одежда составляет просветы черного и синего цветов. Брат вообще-то был типичным геем, пусть дети-то его — Лонг-Лек и Кан. Однажды, над Ай’Лонг-Леком решили подшутить и нарисовали на стене самый настоящий.член. И болтали все о том, что «вот это» любит его папа. Тех детей было тут же исключённо из его детского садика, а мальчик ещё очень долго плакал, спрашивая старшего «почему они так ненавидят папу?». Сейчас же, все намного легче. Многое семьи и так состоят из двух мужчин, потому Лонг-Леку не сложно адаптироваться к новым условиям. Это заставляет улыбаться. Действительно ярко, как в тот момент, когда они узнали о браке Пи’Сона и Пи’Клая, собрались в баре и, как следует, отдохнули, хотя Пи’Сону было запрещено пить его мужем, ведь у него выступление. Пока знакомая теплая ладонь не легла на плечо. Тарн выглядел хуже, чем он сам, все в таких же ранах. — Я не могу его уложить, — мужчина вздыхает, — может, ты поможешь? — Тайп кивает китайским болванчком, поднимаясь с холодного пола, он уже и не вспомнит, на каком моменте упал, — как насчёт, поесть, когда закончишь? — и снова кивок, — скажи хоть слово, а то я буду думать, ты — немой, — они оба почему-то смеются. Так легко, кажется, ничего сложного, никаких обязанностей, обстоятельств, которые могут помешать. Тарн уходит, а у Тайпа перед глазами все ещё его полу-смущенная улыбка с ямочками, освещающая этот долгий коридор. Он проходит в комнату, где его, так называемый, сынок, какой-то даже угрюмый, сидит рядом с игрушками и почти не шевелится. — Ай’Тин, — необычно назвать его так впервые. Он же ему не родной совсем, да и не близкий. Но сладкое «Ай» заело, — у меня есть для тебя подарок, но только, если ты ляжешь спать, — мальчик чертыхается, дёргается, вертится в размышлениях, что же там за подарок, и тут же подбегает к кроватке, усаживаясь по-удобнее, — тебе же нравится Ай’Кан? — малыш дует губки и всё-таки смущённо кивает, — а знаешь, что нравится Ай’Кану? — Тин машет головой в разные стороны, — ему нравится, когда его любят. И, кажется, что перед ним вовсе не ребенок пяти лет, нет. Это взрослый человек, трезво обдумывающий свои поступки. Его глаза совсем-совсем серьезные, похожие на глаза его по папы. — Пи, все хотят, чтобы их любили, — мальчик крыхтит что-то, когда в другой комнате раздается детский плач, — ай, Нонг’Тар проснулся, — малыш супится, ещё больше кутаясь в одеяло, скрываясь от холода. — Пи’Кану нравится, когда рядом любовь. Ему хочется на это смотреть. А особенно ему по душе — любовь его папы. Но Пи’Лонг никак не найдет себе кого-нибудь, — Тин аж взвизгивает и мнет несчастное одеяло, — что такое? — Пи’Торну тоже нужен парень, — Тайп только моргает, не понимая мыслей ребенка, — если Пи’Торн встретиться и погуляет с Пи’Лонгом, тогда они подружатся и Ай’Кан станет моим. просто моим, — воспитателю приходится лишь вздохнуть, ориентируясь на логику мальчика, которая, кстати, работает в правильном направлении, — по рукам? — Тин протягивает старшему ладошку. — По рукам, — и хлопает своей, — а теперь спать, — после чего, укрывает малыша одеялом, хорошо хоть тот не сопротивляется. — А подарок? — Тайп хихикает, вытягивая руку из загребущих ладошек, и стаскивает с пальца кольцо, — ты даришь мне колечко? — глаза мальчика начинают светиться. — Когда-то Пи’Лонг дал мне его, перед тем, как уехать в больницу, чтобы я отдал его человеку, с которым я захочу быть до самой смерти, — мальчик мычит, пыхтит, пока его глазки постепенно закрываются, — подари его Ай’Кану, — глаза ребенка вновь светятся тысячами ярких звёздочек, пока Пи надевают на ладошку колечко. — А второе где? — мальчик осматривает подарок, любуясь, и уже представляет, как вот этим кольцом сделает предложение Ай’Кану. — У Ай’Кана, — малыш не понимающе оглядыает старшего, — вам просто нужно будет ими обменяться. Это, как символ верности, — мальчик кивает, окончательно обмякнув от теплых слов старшего, — доброй ночи, сыночек, — он осторожно прикасается ко лбу ребенка губами и улыбается. — Доброй ночи, пап, — шепчет мальчик, когда Пи уже около двери.