***
Их дом полностью изолирован от внешнего мира; надежно спрятан в самой глуши, окруженный только бескрайними полями, свободно простирающимися по нетронутой цивилизацией девственной земле. Изредка Рей задается вопросом, как сложилось так, что здесь кроме них и людей в доме по соседству совсем никто не живет. В такие моменты слабости ей ужасно хочется знать, почему в этом уединенном месте два дома были построены настолько близко друг к другу? Но Рей не положено задавать вопросы, тем более искать на них ответы, и она в который раз гонит прочь жгучее, назойливое, не сулящее ей ничего хорошего любопытство. Вместо этого она проводит все дни напролет, внимательно исследуя близлежащие окрестности; прогуливается по ним часами, неспешно бродя по травянистым, зеленым, пышным и благоухающим лугам, пока наконец не достигает самого края леса — темного, поросшего мхом и приятно пахнущего свежепролитым дождем. Отсюда даже на расстоянии она может уловить характерный для реки шум, отчетливо слыша мелодичное журчание воды и крики птиц, и Рей немедля, словно заколдованная, устремляется в этом направлении. Она так любит воду. Сколько себя помнит, всегда любила ее. Вода манит Рей к себе, и та инстинктивно следует этому безмолвному непреодолимому зову. Девочка неспешно бредет по тропинке, минуя старые деревья, многочисленные пеньки, кочки и скопления грязи, пока не достигает каменистого, ровного участка земли. Там, в самой середине, течет прозрачный ручей, и Рей, не задумываясь, сбрасывает туфли, стаскивает носки, и вот уже забегает в воду по самые щиколотки, жмурясь от внезапного, отрадного ощущения оживляющей прохлады, пронизывающей пальцы ног. Вода понимает ее, и Рей отвечает ей тем же. Она не знает, как долго стоит там, посреди поющего течения речного потока — совершенно неподвижно, с закрытыми от удовольствия глазами. Не знает, как долго глубоко вдыхает и выдыхает свежий лесной воздух в попытке очиститься, освободиться, вытравить зловещую тень деда из своего сознания. Неожиданный шум позади застает Рей врасплох, вырывая из состояния приятной задумчивости, и резко обернувшись, она тут же замирает на месте с открытым от удивления ртом. Мальчик. Тот самый, из соседнего дома, как ни в чем не бывало стоит посреди поляны и пристально смотрит на нее в упор. Мальчик, не без укола горечи вспоминает Рей, с которым ей запрещено разговаривать. Он в свою очередь не произносит ни слова, только всматривается в нее, словно что-то ищет или, возможно, нашел; мягкий взгляд карих глаз с живым любопытством устремлен на ее лицо. Рей не шевелится, но так и не отводит смятенного взгляда, до боли закусив губу. Ни один из них не спешит заводить разговор, продолжая безмолвно рассматривать другого. На протяжении долгого молчаливого мгновения, разделенного на двоих и проведенного в осознанной тишине, к Рей наконец приходит внезапное понимание. Дедушка запретил ей общаться с ним. Поэтому, не исключено, что семья этого мальчика поступила таким же образом. Очевидно, ни один из них сейчас не решается нарушить установленные взрослыми правила. Несмотря на страх перед последствиями, Рей отчего-то также не хочется, чтобы этот момент подходил к концу. Поэтому она просто коротко кивает ему, а он кивает в ответ, медленно и твердо. Мальчик подносит палец к губам — полным и мягким — и делает призывающий к молчанию жест, указывая вверх. Рей вскидывает голову, поднимая глаза к небу, но, не имея ни малейшего представления, что именно ей там искать, возвращает вопросительный взгляд к его лицу. — На дереве, — беззвучно шепчет он. — Вон том. Рей снова смотрит вверх, на этот раз чуть левее, а там, на высокой ветке, сидит ярко-красная птичка. Маленькая, похожая на зяблика с клювиком ярко-оранжевого цвета; перышки — всплеск красок — пестреют на фоне зелено-коричневой листвы. — О, — выдыхает Рей, и голос ее наполнен абсолютно неприкрытым изумлением. Мальчик улыбается, но характерным жестом снова просит о молчании. — Подожди, — шепчет он. — Просто подожди. И Рей завороженно ждет, пока ее ступни омывает прохладный ручей, а сосредоточенный взгляд устремлен прямо на птичку. Она по-прежнему толком не знает, чего именно они выжидают, но в глазах мальчика проскальзывает еле заметное обещание, которое ни на шутку интригует ее, а все, что ожидает ее дома, — это пустая, пропитанная одиночеством комната и страх перед дедушкой. Кроме того, Рей знает толк в ожидании. В ожидании родителей, которые так никогда и не вернулись за ней и семьи, которая, как она теперь понимает, была не более чем простым вымыслом, несбыточной мечтой. Птичка продолжает хранить молчание — ее пестрое тельце все еще неподвижно, но Рей вдруг мерещится, будто ее глазки мечутся из стороны в сторону, словно настойчиво высматривая что-то в округе. Девочка замирает, понимая, что даже самое незначительное движение может потревожить маленькое существо, ненароком спугнув его. В взволнованном замешательстве она оглядывается на мальчика, который вместо того, чтобы наблюдать за птицей, не отрываясь смотрит на нее. — Подожди, — шепчет он снова. И Рей ждет, вскоре оказываясь вознагражденной за свое молчаливое терпение. Спустя мгновение птичка открывает клювик, и из него вырываются две высокие ноты, сопровождаемые целой трелью в более низких тонах. Эта песня кажется Рей такой пронзительной, чудесной и неожиданной, что ей приходится крепко зажать рот ладонью, чтобы не рассмеяться от нахлынувшей на нее волны безграничной радости. Когда она поворачивается к мальчику, он тоже улыбается. Улыбается ей. — Певчая птичка, — тише тихого произносит он. Рей кивает. Напоследок с открытым восхищением оглянувшись на крылатую певицу, по-прежнему заливающуюся в ветвях дерева прямо над ними, она неуверенно поднимает с земли свою обувь, прежде чем направиться к месту, где по-прежнему неподвижно стоит мальчик. Оказавшись с ним лицом к лицу, Рей в очередной раз закусывает губу, потому что с замиранием сердца понимает, что за отсутствием опыта, понятия не имеет, как принято себя вести в подобных случаях. Мальчик, сам того не зная, спасает Рей от ее собственного неведения и нерешительности. — Бен, — чуть слышно произносит он. — Рей. Мальчик тяжело вздыхает. — Мне запрещено разговаривать с тобой. Она кивает. — Мне тоже, — вторит Рей, прежде чем на мгновение замешкаться. — Ты… Ты знаешь почему? Сумрачная, едва уловимая тень пробегает по его выразительному лицу. — Нет, — отвечает Бен, но Рей почему-то кажется, что это ложь. Ей кажется, что ему известна истинная причина. — Ясно, — Бен прочищает горло, продолжая рассматривать ее с очевидным интересом. — Ваш дом пустовал в течение многих лет. Откуда ты взялась, Рей? Она слабо пожимает плечами. — В общем-то, ниоткуда. Мы постоянно переезжаем. Бен кивает в ответ. Певчая птичка снова затягивает свою чудесную трель где-то высоко над их головами. — Откуда ты знал? — спрашивает Рей, и во взгляде Бена проскальзывает искра недоумения. — Откуда я знал что? — Что она будет петь, — уточняет Рей, для наглядности указывая на маленькую пернатую певунью. — Она ищет свою пару, — Бен пожимает плечами. — Они всегда поют в поисках друг друга. — А потом? Что происходит потом? — настаивает Рей. — Когда находят? Бен переводит задумчивый взгляд на птицу, увлеченно щебечущую прямо над их головами. — Они поют вместе, — объясняет он просто, словно ответ и так вполне очевиден. — Они продолжают петь. Вместе.***
Невзирая на подспудное волнение, Рей решает умолчать о произошедшем. Она достаточно разумна, чтобы понимать, что рассказав дедушке о мальчике, живущем по соседству, поступит, как минимум, глупо. По большому счету, ей не остается ничего иного, кроме как держать короткое столкновение с Беном в тайне. В любом случае, их встреча была не более чем случайностью, заверяет себя Рей. Разовым происшествием. У нее совершенно нет причин чувствовать себя виноватой. Ей не в чем раскаиваться. И все же, Рей больше не возвращается в лес. Пусть ей удалось безнаказанно нарушить запрет один-единственный раз, она слишком хорошо знает своего дедушку: знает его скверный характер, непредсказуемый нрав и холодные беспощадные глаза. Рей ни на секунду не сомневается, что непослушание не сойдет ей с рук дважды. Только иногда, время от времени скучая в своей пустой спальне, она обнаруживает Бена, сидящего в просторном саду под старой ивой и неустанно записывающего что-то во все ту же толстую тетрадку. Рей продолжает осторожно наблюдать за ним, периодически подмечая, что он вертит ручку между пальцами, когда в очередной раз задумывается, или нервно проводит рукой по волосам, если чем-то расстроен. Рей продолжает тайно наблюдать за Беном издалека, во что бы то ни стало стараясь оставаться незамеченной; ее внимание то и дело цепляется за случайное движение его губ, незамысловатый жест руки или напряженный изгиб подбородка. Она никогда и ничем не выдает своего присутствия. Но порой, снова прячась за занавеской, Рей видит, как глаза Бена то и дело взлетают к ее окну, даря сокровенное понимание того, что и он наблюдает за ней.***
Так уж сложилось, что всю свою сознательную жизнь Рей приходилось заниматься исключительно с личными репетиторами. Всегда и везде. На протяжении всего пребывания в Лондоне пожилая суровая женщина, представляющая систему частного образования, выступала в роли ее наставницы, словно гвозди вбивая в сознание девочки бесчисленные имена королей Англии, правила надлежащей осанки и светского этикета. В Нью-Йорке к ней на дом ежедневно приходила девушка из колледжа, приставленная к ней, чтобы преподавать французский на пару с уроками дикции. По какой-то непостижимой для Рей причине, математика, физика, химия и биология никогда не присутствовали в списке предлагаемых к изучению предметов. — Наука — мужское дело, — рычит ее дед, когда себе на беду Рей наконец отваживается осведомиться о возможном мотиве. — Тебе не следует засорять голову ненужными знаниями, которые все равно не понадобятся после вступления в брак. Однако теперь, по переезду в новый дом, дедушка решает, что Рей — наконец-то! — должна начать посещать общеобразовательную школу. — Ни один уважающий себя репетитор не согласится ежедневно мотаться в такую даль, — ставит он ее в известность резким, обвиняющим тоном. — Поэтому, пока я не найду подходящего учителя, тебе придется посещать местную школу. — Местную школу? — тихо вторит ему Рей, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал как можно ровнее и безразличнее, искренне надеясь, что тот случайно не выдаст охватившего ее вмиг волнения. — Да, — недовольно ворчит старик. — Как бы там ни было, я ожидаю от тебя полного, безоговорочного повиновения в абсолютно всех вопросах. Твое дело — хорошо учиться и ни в коем случае не связываться с отбросами общества. Я достаточно ясно выразился? Рей кивает в ответ. — Конечно, само собой разумеется. — Любой намек на скандал, моя дорогая, и тебе не избежать ужасных последствий, — голос ее дедушки невесом, но наполнен скрытой неотвратимой угрозой. — Понимаю. Старик лишь демонстративно ухмыляется, скептически поднимая седую бровь. — Понимаешь? Ты? В самом деле? Видишь ли, крысы инстинктивно запрограммированы на кражу пищи: как не раз показывала практика, эта мерзкая предрасположенность у них в крови. Так уж вышло, что эта склонность, изначально заложенная в них природой, в конечном итоге оказывается сильнее страха перед неминуемым наказанием. Как ни старайся, от генов не убежать, дорогая. Об этом тебе известно? Их можно напугать, переломать каждую косточку в хилом тельце, но даже после этого, эти живучие твари все равно продолжают воровать. — Я не крыса, дедушка. — Разве? — с напускной беззаботностью спрашивает он. — А вот твоя мать была. Подлой, манипулятивной крысой. Так что, внимательно прислушайся к моим словам, девочка: любой намек на распутное поведение, малейший неприглядный проступок с твоей стороны, и даже перелом покажется тебе незначительным пустяком. Я причиню тебе такую боль, о которой ты будешь помнить до конца своего никчемного существования. Липкое, всеобъемлющее чувство страха пронизывает Рей насквозь. — Я не крыса, — ровно повторяет она. — Как знать, — старик усмехается. — Быть может, ты относишься к другому виду семейства паразитов. Так или иначе, время покажет… Первая учебная неделя пролетает незаметно, и по ее окончании Рей приходит к четкому осознанию — она любит школу. Каждый день взволнованная до абсурда девочка с радостью преодолевает полмили до ближайшей остановки, только чтобы запрыгнуть в маленький желтый автобус, неспешно и неизменно появляющийся из-за горизонта в одно и то же время. А еще она с замиранием сердца ждет того момента, когда сможет увидеть Бена, изо дня в день сидящего на другой стороне дороги, хотя они никогда не разговаривают и даже не здороваются. Они продолжают просто смотреть друг на друга. К ее собственному нешуточному удивлению, Рей не составляет труда завести друзей. Она быстро находит общий язык с Финном, делящим с ней парту на уроке английского, а после также легко сближается с Роуз, с которой знакомится во время регистрации. Ах, да… Ну и, конечно, По — этакий симпатичный беззаботный пройдоха, насчет которого Рей так и не может определиться до конца, поскольку его непринужденная манера общения кажется ей чересчур утрированной, в чем-то даже неестественной, и оттого подозрительной. Но По популярен в школе, и все девочки в ее классе спешат заверить Рей, что тот влюблен в нее, поэтому она продолжает натянуто улыбаться в его присутствии, с переменным успехом делая вид, что излишнее внимание с его стороны не раздражает ее, заставляя непроизвольно морщиться от внутреннего дискомфорта. В школе, кажется, никто не осведомлен о том, что Рей живет по соседству с Беном. Она никому не рассказывает, и Бен, кажется, тоже. Не то чтобы это имело какое-либо значение. Что касается дружбы с кем-либо, Бен, по большому счету, обитает в своем собственном мире. — Его мать — Лея Органа, — однажды утром заговорщически шепчет Роуз. — А дядя — доктор Люк Скайуокер. Их семья самая состоятельная в городе. — Правда? — спрашивает Рей, пытаясь при этом казаться максимально непринужденной. — М-м-м, — энергично кивает Роуз. — Они живут неподалеку от Эндор Вуда. Дедушка Бена, кажется, еще в шестидесятых годах, на пару со своим деловым партнером скупил половину здешней земли. Изначально они намеревались полностью вырубить лес, и постепенно вывезти поваленные деревья на дрова, а продав древесину, построить на месте леса новый город, разделив прибыль пополам… Не то чтобы они нуждались в дополнительном доходе. Моя сестра говорит, что это был «чисто символический проект, не более чем очередной повод потешить ненасытное тщеславие», что бы это ни означало, — легкомысленно добавляет Роуз. — В любом случае, в какой-то момент сделка с треском провалилась; в итоге им пришлось поделить землю на две части. С тех пор Бен живет в доме, отстроенном на стороне, принадлежащей его семье. — Ясно, — Рей нервно сглатывает, тыча вилкой в свой обед. — Второй дом пустовал годами. Мама Бена многократно предлагала его выкупить, но, очевидно, его владелец настолько озлоблен случившимся, что ни в какую не соглашается идти на компромисс. «Озлоблен». Не поднимая головы, Рей пробует это слово на вкус. Злоба — самый невинный из недостатков ее дедушки. — Он кажется тихим, нелюдимым, — рассеянно произносит она, и Роуз пожимает плечами. — Может и так. Если честно, без понятия, что он представляет собой на самом деле. Бен не тусуется с такими как ты и я. У него своя компания. Хакс, Баз, Фазма… — Роуз умолкает. — Мы с тобой… Понимаешь, для таких как они мы — птицы недостаточно высокого полета, люди второго сорта и не более. Подумайте только, чертова элита! Велика потеря! Главное, не загоняйся по этому поводу. Мы стараемся держаться подальше от них, и они отвечают нам тем же. Рей кивает. Существующий порядок вещей знаком ей не понаслышке. В конце концов, Бен так никогда и не делает попытки приблизиться к ней. Но позже тем же вечером, когда они выходят из школьного автобуса и в полном молчании бредут по дороге — каждый по направлению к своему дому — Рей чувствует, что Бен снова не сводит с нее взгляда. В какой-то момент он останавливается. Вместе с ним останавливается и Рей. И они улыбаются друг другу.***
Ее дедушка давно прекратил поиски наставника за неимением времени, или, возможно, ему просто глубоко наплевать на все, что касается Рей. Она в свою очередь продолжает ходить вокруг старика на цыпочках, стараясь не попадаться на глаза. В последнее время дедушка все больше кашляет. Хриплым, удушливым кашлем, при звуке которого заметно хмурится медсестра, нанятая для ухода за ним какое-то время назад. Рей не задает вопросов. Ей все равно. Они живут в доме больше трех лет, когда По официально приглашает ее на свидание. — Ты. Я. Кинотеатр, — говорит он, подмигивая, и Рей краснеет с головы до пят. — Просмотрим, — отвечает она, прекрасно понимая, что дедушка никогда ее не отпустит. Подходящее оправдание. Нет, не так… Идеальная причина отказаться! Когда несколькими часами позже Роуз заговаривает с ней, та, как ни старается, кажется, не может понять причину, скрывающуюся за сомнениями, обуревающими Рей. — Ты и По, — с волнением в голосе шепчет она, искренне недоумевая. — Вся школа только и говорит об этом. Вам просто суждено быть вместе! Но Рей лишь хмурится в ответ. Потому ничего из того, что связывает ее с По, не ассоциируется у нее с судьбой или предназначением. Когда Рей думает о Бене, мир кажется ей простым и радостным. Они как обычно в привычной тишине бредут домой по разным сторонам дороги, когда Бен резко останавливается. По привычке Рей останавливается вместе с ним. — Ты и Дэмерон, — говорит Бен, глядя на нее с высоты своего роста. Им уже по пятнадцать, и Рей внезапно для себя замечает, что Бен теперь заметно выше ее. Он настолько высокий, что во рту у девушки становится непривычно, невыносимо сухо. — Что? — спрашивает она. Это первые слова, которыми они обменялись за последние три года. — Ты с ним? Его голос удивительно низок, настолько, что Рей замолкает, снова и снова проигрывая его слова в своей голове, силясь отыскать в них скрытый смысл. — Нет, — отвечает она, с присущей ей прямотой. Плечи Бена оседают, что-то в его осанке заметно расслабляется. — Он просто пригласил меня на свидание… — тихо добавляет Рей, позволяя словам разлететься, словно птицам, выпущенным из клетки. Бен кивает; болезненное напряжение снова прокрадывается в его черты. — Если он тебя обидит, — говорит он, — ты дашь мне знать, понятно? Рей молчит, продолжая старательно всматриваться в его лицо. — Если он тронет тебя хоть пальцем, — повторяет Бен, и на этот раз в его словах не остается места недосказанности, их смысл ясен как день. — Если он обидит тебя, то будет иметь дело со мной. Рей кивает. Какое-то время Бен продолжает смотреть на нее; его мрачный и ищущий взгляд ни на секунду не покидает ее лица. В его глазах бушует настоящая буря, и Рей до боли закусывает губу, но продолжает, не мигая, смотреть прямо в ее эпицентр. Время течет, а шторм все не утихает. Бен отворачивается и перекинув сумку через плечо, возобновляет твердый размашистый шаг. Перед тем, как окончательно скрыться за поворотом, он снова оглядывается на нее. — Дай мне знать, Рей. Если он посмеет обидеть тебя, дай мне знать.***
Рей просыпается в тот момент, когда Бен открывает глаза и переворачивается на бок, чтобы взглянуть на нее. Они по-прежнему полностью одеты, и, несмотря на несколько часов рваного беспокойного сна, Рей все еще чувствует себя абсолютно разбитой. Горькие воспоминания неотвратимо возвращаются к девушке, с ног до головы окутывая ее холодом безысходности. Лея мертва. Бен вернулся. Она устало вздыхает, и Бен протягивает руку, завороженно проводя пальцем по ее заспанной щеке. Раннее утреннее солнце пробивается сквозь занавешенное окно, пока Бен и Рей смотрят друг на друга. Где-то вдалеке раздается мелодичная переливчатая трель певчей птицы.