Бен остается верен своему слову, данному Рей обещанию: со временем ручей становится их маленькой тайной, продолжая исправно служить спасительным островком, надежным убежищем от назойливых глаз и длинных языков.
Здесь, в собственном заколдованном мирке, окруженные благоговейной тишиной, нарушаемой лишь мелодичным журчанием воды и звонким щебетом птиц, они проводят свободные от школы часы: сумка Рей на пару с учебниками снова небрежно брошена на теплые продолговатые камни неподалеку от ручья, ее босые ноги по щиколотки погружены в прохладный прозрачный поток. Бен и в этот раз не присоединяется к ней, отдавая предпочтение суше, по обыкновению устроившись на берегу в тени ветвей старого прибрежного дуба; неизменно с блокнотом на коленях и ручкой в руке.
— Ты так ни разу и не составил мне компанию, — замечает Рей однажды, протягивая тонкие ладони к небу. — Никогда не заходишь в воду.
Бен, кажется, тщательно обдумывает ее слова. Несколько раз он открывает рот, словно намереваясь сказать что-то важное, но снова закрывает его, хмуря темные брови.
— Там наверняка куча пиявок, — наконец бормочет он, и Рей заливается чистым, серебристым смехом.
— Ничего подобного, — протестует она, по-прежнему широко улыбаясь и демонстрируя нетронутую кровососами кожу ног в знак наглядного подтверждения. — Пиявки тут точно не водятся: течение слишком быстрое.
— Может, я просто не любитель водной стихии, — парирует Бен, и Рей награждает его проницательным взглядом.
— Вранье, — отбрасывает она. — Знаешь, почему я ни на секунду не сомневаюсь, что ты сейчас заговариваешь мне зубы? Иногда, когда тебе кажется, что я не вижу, у тебя такое выражение… Ну, что-то такое странное проскальзывает во взгляде, что становится совершенно очевидно, как сильно ты хочешь составить мне компанию.
— Причем тут мой взгляд? — недоумевает Бен.
— Сложно описать словами, — задумчиво отвечает Рей. — У тебя буквально на лице написано, что… Черт, не знаю, как выразить мысль… В общем, в твоих глазах столько тоски… Ты любишь воду. Ну же! Признайся, что любишь ее не меньше чем я!
Бен пожимает плечами, но продолжает хранить молчание. Вместо ответа он открывает свой блокнот, принимаясь пролистывать страницу за страницей, и Рей остается только завороженно наблюдать за тем, как его сосредоточенный взгляд скользит по аккуратным строчкам.
С беспечной улыбкой на лице она отворачивается, поскольку из собственного опыта точно успела усвоить одно; следующие двадцать минут или около того трогать его совершенно бесполезно.
Рей понятия не имеет, что именно он с таким рвением записывает в этих тетрадях. Она никогда не интересуется, не докучает ему вопросами, попросту не видя в этом смысла. Бен, как она давно уяснила, несмотря на свой глубокий внутренний мир, закрытый, замкнутый человек, делящийся с окружающими только тем, чем считает нужным. Все остальное — действительно личное; бесчисленные нюансы, детали, скрытые мысли и чувства надежно спрятаны, забаррикадированы за высокой прочной стеной.
Странно, но это ее совершенно не беспокоит. Может оттого, что Рей инстинктивно чувствует, — Бен открывается перед ней гораздо чаще, чем перед кем-либо другим. Зная цену немногословной искренности, Рей находит особую радость в том, что годами старательно выстраиваемая им стена прямо на ее глазах постепенно дает первые глубокие трещины.
«Все дело в ручье», — думает она, завороженно оглядываясь вокруг. Здесь, в зачарованном лесу благодаря этому древнему неиссякаемому потоку воды, она и Бен могут быть собой. Только вдвоем, наедине с природой им не приходится бояться, притворяться или прятаться. Здесь они в полной безопасности — рядом с водой, в надежной компании друг друга. Здесь Рей может просто хранить молчание или поведать Бену что угодно, ни на секунду не сомневаясь в том, что он оставит сказанное в секрете. Закроет собой, спрячет за своей стеной, вдали от остального мира.
В точности как нас самих, — думает Рей. — Также как наши… отношения, хоть это слово и умаляет смысл того, что она испытывает при одной лишь мысли о их тайных встречах. Рей кажется, что даже «дружба» до конца не отражает того, что успело зародиться между ними. Это «что-то» — гораздо глубже и сильнее, даже если оно остается невысказанным, скрытым от окружающего мира.
Между ними особая, не нуждающаяся в определении связь, в конце концов решает Рей. Они связаны друг с другом и с этим ручьем невидимой, но прочной нитью. Это место принадлежит только им двоим, так же как и время, проведенное в нем.
«Доверенные лица». Рей пробует эти слова на вкус, прежде чем снова повернуться к Бену.
Словно чувствуя на себе ее взгляд, тот резко вскидывает голову.
— Ты чего? — спрашивает он, и Рей закусывает губу.
— Ты кому-нибудь рассказывал обо мне?
Теперь уже Бен не отрываясь смотрит на нее.
— Рассказал ли я кому-нибудь о тебе? Нет… Конечно, нет!
— Тебя наверняка расспрашивают? Разве люди не задаются вопросом, где ты пропадаешь целыми днями напролет?
Бен продолжает внимательно вглядываться в нее; грозовые облака постепенно заволакивают чистое небо его одухотворенных глаз, и что-то в зрачках заметно темнеет, словно заслоняя привычно струящийся из них свет.
— Ты имеешь в виду мою маму? Или кого-то еще?..
Кого-то еще.
Рей сглатывает.
— Кого угодно, — говорит она, чувствуя себя при этом более чем неловко.
Бен опускает взгляд.
— Если речь идет о Базин, Рей, так и скажи.
— Это сугубо твое личное дело, — Рей до боли закусывает внутреннюю часть щеки. — Меня оно не касается.
— А как насчет По? — неожиданно спрашивает Бен, и тон его необычайно резок. — Ты рассказала ему об этом месте? О нас?
Рей удивленно мотает головой.
— Нет.
— Если на то пошло, о вас двоих треплется вся школа, — хмурится Бен. — Выставляете все напоказ…
— Причем здесь По и ваши с Базин отношения?..
Бен свирепо захлопывает свой блокнот.
— Между мной и Базин ничего нет.
— Ничего? — спрашивает Рей, скептически приподнимая бровь, и Бен пристально смотрит на нее.
— Ничего серьезного, — поправляет себя он.
Его слова, как удар под дых, застают Рей врасплох, и она проводит следующие несколько секунд в попытке выровнять учащенное дыхание.
— Еще раз повторюсь, так или иначе, это ваше с ней личное дело.
На мгновение они погружаются в тягостное молчание. Течение под ногами Рей уносит вдаль прозрачную воду, с едва слышным шепотом ласкающую ее босые ступни.
Наконец Бен вздыхает, первым нарушая гнетущую тишину.
— Твой дедушка когда-нибудь брал тебя с собой куда-нибудь… Ну, на обед или ужин? — спрашивает он, и Рей хмурится.
— Что?
— Ты же была в ресторане, так?
Она кивает.
— Ты идешь в ресторан, потому что ощущаешь чувство голода. Когда попадаешь туда, изучаешь меню и выбираешь то, что хочешь. Но, скажем, ты делаешь заказ, а официант возвращается и говорит:
«Извините, ваш заказ не осуществим». Как ты поступишь в таком случае?
Рей хмурится.
— Закажу что-то другое?
— Верно, — говорит Бен, кивая и испытующе глядя на нее.
— Причем здесь ресторан?..
Бен вздыхает.
— Рей, я был голоден, а Базин была в меню, — просто поясняет он. Причудливая тень, граничащая с сожалением и отрешенностью, ложится на его лицо. — Это не значит, что она была моим первым выбором.
Рей машинально поджимает губы, прежде чем окончательно понурить голову.
— Так что насчет По?
Вздрогнув от неожиданности, она снова бросает на Бена обескураженный взгляд.
— Что насчет него?
— Ты и он. В школе вы не разлей вода…
— Что за чушь ты несешь! — горячо возражает Рей. — Я дружу с Роуз, которая не расстается с Финном, а тот в свою очередь близко общается с По. Вот и все. Заладил как дятел: «ты и По», «ты и По»…
Бен продолжает буравить Рей сердитым взглядом.
— По-моему, он в тебя по уши влюблен.
— Может быть… — бросает Рей, небрежно пожимая плечами. — Мне то что с того. Он меня… — она замолкает, по привычке балансируя на одной ноге — точно в той же манере, что свойственна ей в моменты глубокого размышления — в попытке подобрать подходящее для описания слово. — … раздражает, — довольная результатом, в итоге Рей останавливается на этом определении. — Он меня раздражает.
— В каком плане? — спрашивает Бен, и она поворачивается к нему.
— То есть, в каком плане?
— Есть люди, которые вызывают в тебе «хорошее» раздражение, а есть такие, что… просто выводят из себя, — поясняет Бен. — К которым из них относится По?
Рей гримасничает.
— «Хорошим» раздражением тут и не пахнет. Понимаешь, все бы ничего, только он постоянно меня куда-то тащит.
«Давай сходим туда, давай сходим сюда…» — она снова хмурится. — По считает, что время от времени мне следует плыть против течения, идти против запретов дедушки… Как будто он имеет хотя бы малейшее представление о последствиях, ожидающих меня в случае непослушания… — Рей внезапно замолкает, с ужасом осознав, что между делом ненароком сболтнула лишнего, и осторожно оглядывается на Бена, взгляд которого сейчас наполнен такой щемящей грустью, что ей не остается ничего иного, как потупить взор.
— Все в порядке, — тихо говорит он. — Я и сам уже догадался. Он тебя бьет, так?
Рей кивает, рассеянно глядя прямо перед собой.
— Да. По крайней мере, раньше, — нервно сглатывает она. — До того, как заболел.
Бен, кажется, умолкает на целую вечность перед тем, как прошептать:
— Он не?..
Остаток предложения деликатно растворяется в воздухе, но Рей из без того схватывает на лету.
— Нет. Никогда.
Бен кивает, и Рей замечает, как тот глубоко выдыхает, словно, сам того не осознавая, надолго задерживал дыхание.
— Знаешь, ты всегда можешь сказать По, чтобы он не лез в твои дела, — раздраженно замечает Бен, переводя беседу в прежнее русло, и Рей обреченно вздыхает.
— Если бы он хотя бы изредка прислушивался к тому, что я ему говорю, — с досадой в голосе поясняет она. — К примеру, на следующую пятницу запланирована какая-то вечеринка. Финн туда собирается, значит, и Роуз непременно пойдет. Выходит, и мне в итоге не избежать этой участи…
— Подожди-ка, — прерывает ее Бен. — Вечеринка? Ты имеешь в виду это сборище в старом ночном клубе «Сопротивление»?
— Ты там бывал? — кивнув в ответ, интересуется девушка, замечая, как немедля хмурится Бен.
— Это место было закрыто не без причины, — мрачно произносит он. — В основном там зависают скучающие подростки, не способные найти более полезного занятия, чем сбиваться в стадо на окраине города в старой прогнившей дыре, которую и зданием то не назовешь. Выпивка, наркотики, секс и… — парень замолкает: его острый взгляд сейчас буквально пронзает девушку насквозь. — Не смей даже носа показывать на этой вечеринке. Слышишь меня, Рей?!
Где-то глубоко под тяжестью, оставленной его словами, в Рей зарождается глухое раздражение.
— Нечего мне указывать, — тихо, но настойчиво возражает она, заставляя Бена невнятно ругнуться себе под нос.
— Я не указываю, — цедит он сквозь стиснутые зубы. — Я советую, потому что беспокоюсь о тебе. Поверь мне,
тебе там делать нечего. Скажи По, чтобы отвалил!
При этом в глазах Бена проскальзывает что-то настолько дикое и необузданное, что Рей понимает — его гнев тесно и напрямую связан с ее присутствием.
Сейчас, понимает она,
не стоит выводить его из себя.
«Подожди, пока не пройдет шторм, — говорит она себе. —
Подожди, пока небо не очистится от грозовых туч».
Коротко кивнув, девушка выходит из ручья, и присев рядом с Беном, принимается безмолвно сушить свои ноги, прежде, чем потянуться за босоножками.
— Мне пора, — вполголоса сообщает она. — Сиделкам поручено присматривать за мной. Если я не появлюсь дома к ужину…
— Я провожу, — кивнув, произносит парень, но Рей тяжко вздыхает, принимаясь мотать головой.
— Не нужно. Вдруг кто-то заметит.
Шторм в его глазах, кажется, снова усиливается, но крепко сжав руки в кулаки, Бен только кивает, переводя кричащий взгляд на россыпь мелких камней у себя под ногами.
— Хорошо.
Рей тянется к своей сумке с учебниками, задумчиво накидывая куртку на плечи, прежде чем напоследок снова повернуться к Бену, когда любопытство все-таки одерживает верх.
— Кто тебя раздражает по-хорошему? — спрашивает она, пристально глядя на Бена, который вопросительно склоняет голову.
— Что?
— Ты упомянул… что есть люди, способные вызывать «хорошее» раздражение… Это прозвучало так, будто ты не понаслышке знаешь, о чем говоришь…
На бледных щеках парня проступает отчётливый румянец.
— Какая разница?
Рей колеблется.
— Ну, мне просто…
Мотнув головой, Бен подходит вплотную к берегу, прежде чем сунуть блокнот в школьный рюкзак.
— Рей, — негромко произносит он, однако голос его звучит твердо, почти угрожающе. — Не ходи на эту вечеринку.
***
Рей погружается в работу с головой. С уходом Леи, она не видит для себя более подходящей альтернативы.
Стискивая зубы, девушка продолжает добросовестно отвечать на, кажется, нескончаемый поток писем и звонков, продолжающих поступать со стороны многочисленных знакомых, непременно желающих выразить свои искреннее соболезнования.
— Какое непоправимое горе, — твердят они с явным сочувствием в голосе. — Должно быть, действительно страшно терять свою мать таким образом.
Рей давно уже не видит никакого смысла в том, чтобы поправлять их, из раза в раз разъясняя, что она — не дочь, а всего лишь деловой партнер; будто заезженная пластинка повторять одно и то же:
«Она не была моей матерью, просто соседкой», терпеливо дожидаясь неловкой паузы, неизбежно следующей после данного откровения.
Какой смысл рассказывать им о Бене? Большинство из них все равно давно забыли о его существовании.
Постепенно Рей обнаруживает, что впадает в сухую отлаженную рутину. Между работой и сном у нее не остается времени практически ни на что. Однако именно такой подход позволяет ей пусто, бездумно, но безболезненно выживать среди руин собственной жизни.
С каким бы трудом ей это не давалось, Рей продолжает упрямо игнорировать молчаливое присутствие наполненной письмами сумки в углу своей гостиной.
«Какой в них теперь прок, — заверяет она себя. —
Бен уже давно не помнит содержания пожелтевших листов бумаги, наверняка забыв о самом факте их существования».
Только в редкие моменты слабости мысли Рей сами собой возвращаются к определенной дате, и ее взгляд без разрешения скользит в сторону сумки, заставляя снова и снова до боли закусывать губу в попытке избавиться от очередного приступа любопытства.
«Написал ли он об этом в одном из писем? Излил ли свои чувства и мысли на чистый лист бумаги после того, что случилось там, у ручья?»
И все же, лежа в постели после долгого суматошного дня, Рей не может не думать, не задаваться одним и тем же вопросом, возможный ответ на который поднимает волны страха и тошноты где-то глубоко в ее желудке.
«Что, если Бен не написал тогда ни единого слова? Что, если произошедшее не значило для него ровным счетом ничего?» В такие моменты Рей кажется, что ее сердце попросту не выдержит правды…
***
Через неделю после смерти Леи в дверь настойчиво стучат, и приоткрыв ее, Рей обнаруживает на пороге Бена.
С безучастным выражением лица она впускает его в свой дом, механически разливая кофе по чашкам, прежде чем без особого энтузиазма жестом пригласить мужчину занять один из деревянных кухонных стульев, отчаянно пытаясь успокоить бешеное сердцебиение, никак не желающее угомониться в его присутствии.
Бен окидывает ее гостиную заинтересованным взглядом.
— Интерьер оформлен иначе. Ты сделала ремонт? — спрашивает он мягко, и Рей пожимает плечами.
— Да.
В доме теперь гораздо светлее, причиной тому прежде всего общая обстановка комнат, в особенности, очевидное преображение стен и потолков, на которых теперь преобладает смесь землистых оттенков; удачное сочетание песочно-желтых, напоминающих пустыню, и нежно-голубых, сходных морю тонов. На короткое мгновение Рей с содроганием уносится назад в мрачные годы, проведенные в окружении запертых дверей и темных красок, присущих тюремным застенкам ее деда, следом ощущая привычную волну облегчения и глубокой благодарности за избавление от многолетней пытки — долгожданное освобождение, пришедшее к ней только после его смерти.
— Отлично справилась, — говорит Бен, и Рей кивает.
— После того, как ты уехал, — произносит она, надеясь, что эти слова не отражают ощущаемого ею груза эмоций, — твоя мама, не долго думая, предложила произвести полный косметический ремонт. Мы потратили на это целое лето, перекрашивая стены и обшаривая местные антикварные магазины в поисках милых симпатичных безделушек, и я решила… — Рей замолкает, с острой болью в сердце и поволокой слез позволяя воспоминанию о Лее на мгновение коснуться ее души. — В общем, — завершает она, ненадолго потеряв нить разговора. — В итоге, я, видимо, настолько вошла во вкус, что, сама того не заметив, провела капитальный ремонт.
— Я видел только эту комнату, — отмечает Бен. — В день его похорон.
— Ты видел мою спальню, — поправляет его Рей, и Бен пожимает плечами.
— Да, но чтобы попасть туда, мне приходилось взбираться по дереву, — его наполненный печалью голос отдает откровенным сожалением. — Карабкался по старому дубу с бутылкой очередной гадости в одной руке и надеждой, что в любую секунду не свалюсь и не сверну себе шею, в другой, — Бен мрачно смотрит на нее. — Ты срубила его?
Рей нервно сглатывает.
— Ты заметил?
— Что пропало дерево? — переспрашивает Бен, и в его голосе слышатся отчетливые обвиняющие нотки. — Как я мог не заметить?
Рей пожимает плечами.
— Оно съедало столько света, — поясняет она, сама не понимая, почему при этом чувствует себя ужасно виноватой. — Ну и корни… Существовала опасность того, что со временем они могут проникнуть в фундамент обоих домов, нанеся непоправимый урон. Пришлось его убрать.
Бен кивает в ответ, но Рей кажется, что он не верит ее доводам. Не то чтобы это имело значение.
«Теперь этот дом принадлежит мне», — напоминает она себе.
— Я закончил с подготовкой похорон, — внезапно произносит Бен, и сердце Рей замирает в немом потрясении.
— Правда?
— Да. В своем завещании она упоминает тебя… многократно, — откашливается Бен. — Она хотела, чтобы в память о ней ты сказала несколько слов.
— О, — выдыхает Рей, кажется, до крови закусывая нижнюю губу. «Вот почему он здесь».
— Она настойчиво просила, чтобы ты прочла «Сегодня вечером я напишу самые грустные строки», — продолжает Бен.
— Не слышала об этом стихотворении.
Бен прикрывает глаза.
—
Вот и все. Кто-то поет вдалеке, совсем далеко, и бунтует душа, сознавая невозвратность потери. Глаза мои рыщут вокруг, пытаясь ее разыскать. Сердце ищет ее. Бесполезно — ее нет со мною…
Слова четко и ясно продолжают звенеть в воздухе, и, снова открыв глаза, Бен встречается с Рей прямым, ищущим взглядом.
— Она знала Неруду, моя мама. Они когда-то работали вместе. Кажется, пересекались по долгу службы, пока он еще занимал должность дипломата… Помню, как она читала мне его стихи на ночь.
— О, — снова выдыхает Рей, на этот раз без тени удивления. Кому как ни ей знать, что Лея была женщиной, обладающей многими интересами, друзьями и талантами.
— Если тебе нужна копия стихотворения, в доме моей матери как раз завалялась одна, — Бен замолкает, и его лицо внезапно вытягивается. — То есть, в моем доме.
— Спасибо, — кивает Рей. — Чуть позже забегу и заберу ее.
Она поднимается, будто подавая недвусмысленный знак, и Бен встает вслед за ней. Однако, когда они достигают двери, Рей внезапно останавливается.
— Ты все еще пишешь стихи? — спрашивает она; слова сами собой без спроса слетают с языка, прежде чем Рей успевает остановить себя. Застыв на месте, какое-то время Бен обескураженно смотрит на нее в упор, пока лицо его не темнеет от боли, словно ее вопрос ужалил его, разбередив глубокую, старую рану.
— Ты все еще танцуешь? — отражает Бен; его голос — ответный удар — насквозь пропитан жгучей горечью.
Рей мотает головой.
— Нет.
Что-то в его выражении меняется, но мрачный взгляд по-прежнему устремлен на ее лицо.
— Тогда какого черта ты ожидаешь, что я все еще должен заниматься этой ерундой? Рей, мы больше не дети.
— Я знаю…
— Ты отказалась от своей мечты, а я отказался от своей, — злобно продолжает он.
— Ты не должен был… Не из-за меня…
— Не смей! — решительно отрезает Бен. — Слышишь, не смей… Этот разговор уже состоялся однажды, помнишь?
Рей кивает, чувствуя, как краска покидает ее лицо.
— Ты сделала свой выбор, Рей, — добавляет Бен. — Давай не будем возвращаться туда, куда нам обоим путь заказан.
— Я никогда не хотела, чтобы ты сдался, — шепчет Рей, устало протирая глаза. — Никогда этого не хотела.
Бен мотает головой.
— Я не сдался, Рей. Я повзрослел. Так же как и ты.
— Но…
— Я был просто глупым наивным ребенком, который записывал дурацкие стихи и письма в тетрадке и… — Бен замолкает, устремляя на нее загнанный, полный тоски взгляд. Щеки Рей пылают огнем.
«Я знаю о письмах! — кричит ее рассудок. —
Я знаю, что ты чувствовал тогда. И как же мне хочется знать, что ты чувствуешь сейчас…» Но Рей лишь проглатывает боль, не произнеся ни слова.
— Послушай, — спустя несколько мгновений тяжело выдыхает Бен. — Давай просто оставим прошлое в прошлом, где ему самое место. Я не хочу враждовать, Рей. Знаю, что наши семьи… Но мы с тобой когда-то дали слово, что ни при каких обстоятельствах не уподобимся им… Давай просто попытаемся оставаться добры друг к другу, хорошо?
— Да, — Рей машинально кивает, не в силах встретиться с ним взглядом. — Да.
Она слышит, как, прежде чем направиться к своему дому, Бен делает еще один глубокий вздох, и стремительно закрывает за ним дверь, силясь выжечь из памяти его удаляющийся силуэт.
***
Она ничего не может с собой поделать. Позже тем же вечером Рей принимается рыться в куче писем до тех самых пор, пока не находит конверт с нужной датой.
Не моргая, почти не дыша, она еще долго не находит в себе сил, чтобы оторвать взгляд от тонкого листка бумаги, на котором торопливо, сердитыми черными буквами нацарапаны только два слова.
«Рей, — гласит оно. —
Почему?»
