***
Ивана волновало лишь одно. Невероятная, жгучая и всепоглощающая боль в заднице. Даже глухая и тянущая боль в шее отступила на задний план по сравнению с тем, как горела кожа пятой точки. Как только принц выкатился из кареты, омега тут же боком, стараясь не переворачиваться, отполз подальше от дверцы. А услышав ругань и крики, всё же осторожно сел ровно, ненадолго зашипев от усилившегося давления. Но пол приятно холодил, поэтому он практически сразу с облегчением выдохнул, так хоть немного — но становится легче. Его пороли лишь раз в жизни, ему было лет десять — он сбежал за стены замка, потому что Александру разрешали ходить за стены одному, а Ивану нет. Только спустя несколько лет он понял, что ему крупно повезло, что его по пути встретил возвращающийся в замок брат, а не какой-нибудь жадный до детей извращенец. Отец чуть не поубивал всех нянек Ивана, да и к тому же самого цесаревича подверг первому в его жизни телесному наказанию. Больше Иван не сбегал. Тук-тук. Иван напрягся, принц точно бы не стал стучать. И в подтверждение этого в проеме появилась темная макушка. — Ваше Высочество, я могу заглянуть? — это был Антонио, начальник стражи Альфреда. Один из немногих приятных людей в этом месте — цесаревич сразу узнал его. — Не беспокойтесь, ваш супруг уже ушёл, мне велено отвести вас в покои. — Он мне не супруг, — Иван выпалил это быстрее, чем успел подумать кому и что говорит. Антонио понимающее улыбнулся, но ничего не ответил. Одним прыжком заскочил в карету, протягивая принцу руку и помогая подняться на ноги. Иван глубоко вдохнул полной грудью, но тут же выдохнул, закашлявшись от шмыгнувшей в носе крови. — Осторожно, — гвардеец обеспокоенно положил руку на спину цесаревичу, но тут же отдернул ее, встретившись взглядом с удивленно уставившимся на него омегой. Какая бы не была страна, чужих омег не было принято трогать более чем за руку без их на то инициативы. А Иван уже не то что просто считался омегой Альфреда, но и наверняка вся его одежда пропахла запахом альфы. — Прошу прощения, за мою дерзость… — Ничего страшного, Антонио, — цесаревич слабо улыбнулся, с трудом отрываясь от зелени чужих глаз. В его доме даже трава редко была такой яркой. — Мне приятно, что вы запомнили моё имя, Ваше Высочество! — Антонио широко улыбнулся и выпрыгнул из кареты, придерживая дверь и тут же подавая руку Ивану. — Можешь звать меня просто Иваном, — цесаревич коротко кивнул сам себе, ему определенно нужны были здесь защитники или хотя бы приятели. Он большие надежды в этом плане возлагал на своего дядю — Франциска, но еще и начальник охраны будущего супруга в этой роли — просто подарок со стороны судьбы. — Почту за честь. Иван честно пытался запомнить путь, которым их с Антонио вёл какой-то подоспевший слуга, но сдался уже на десятом повороте. Слуга-омега был небольшого роста, с копной блестящих, практически черных волос. Он шагал аккуратно, невесомо и абсолютно не спеша, будто являлся хозяином замка, а не простым провожатым, так что высоким Ивану и Антонио пришлось сильно уменьшить свой шаг, чтобы не наступать ему на пятки. Цесаревич с легкой завистью рассматривал из-под ресниц тонкую изящную шею и хрупкие запястья, то и дело выглядывающие из длинных и широких рукавов-фонариков. Он еле сдержался, чтобы не потереть вновь занывшую от воспоминаний шею. Яо показал ему швы, когда менял повязку этим утром. Даже через грязное, размером с пол-ладошки зеркальце он прекрасно рассмотрел, как Артур изуродовал его. Кровь на подбородке практически высохла и неприятно тянула кожу. Пятая точка продолжала печь, хоть от ходьбы боль и притупилась. Иван чувствовал себя просто ужасно. Больше всего на свете он хотел просто лечь спать… и не проснуться. Во всяком случае если и проснуться, то не в этом кошмаре. Он поспал, когда Яо споил ему целый пузырек опиумного отвара, но сил ни капли не прибавилось. В оставшиеся же два дня он либо смотрел в окно, либо вздрагивал от каждого громкого звука, доносившегося снаружи, боясь, что наконец объявиться суженный-ряженный. Ещё Иван безумно хотел есть, всё же он вырос в королевской семье, и никогда в своей жизни он не ел так мало, как за последние четыре дня. Желудок уже даже не урчал, а просто не переставая тянул непрекращающейся болью. Четвертой в его списке желаний шла горячая ванна. Да. Первое — поспать, второе — чтобы всё это оказалось сном, третье — поесть, а четвертое — соскрести с себя запах, будь он проклят, принца. Как низменны становятся желания человека, когда его вырывают из привычной ему среды… — Прошу, Ваше Высочество, ваши покои, — слуга всё так же с абсолютно безучастным лицом распахнул двери, приглашая цесаревича войти и уже за его спиной продолжая: — Сэр Антонио, прошу прощения, но альфам нельзя находиться в покоях принца Ивана. Ивана передернуло от слова «принц». Да, его титул был эквивалентен, но само слово едва ли вызывало в нем какие-либо положительные эмоции. Он обернулся и успел увидеть кивнувшего ему гвардейца, прежде чем тоже прошедший внутрь слуга не закрыл за собой двери. — Присаживайтесь, господин, я прикажу приготовить вам ванну, свежее белье и принести ужин, — слуга отодвинув стул у небольшого столика рядом с окном, подождал пока Иван сядет и, поклонившись, все таким же неспешным шагом вышел из покоев, закрывая за собой дверь. Причем судя по щелкнувшему механизму — на замок.***
Коридоры казались бесконечными. Солнце почти село, а масляные лампы, висящие вдоль стен, слабо что-либо освещали — зажженные через одну. Альфред уже практически успокоился, но саднящие нос и бок продолжали напоминать о недавней вспышке гнева. Он хотел уже просто дойти до своих покоев и запереться там с Кику. Омега бы снял с него одежду. Помог бы остудить его пыл и горящую от злости голову. Умыл. Своими аккуратными, тонкими пальчиками огладил все боевые и не очень ссадины. Принц свернул в очередной проход, который вел в сторону его покоев — в этот же момент в другом конце коридора появилось несколько фигур. Альфа, ни на йоту не сбавив скорость, развернулся на месте, намереваясь помчаться в противоположном направлении, чтобы переждать в одной из пустующих комнат, мимо которой он прошел менее чем пару мгновений назад. Но было поздно. — Ах! Фредди! — Это был Франциск. Его сверкающий в окружении нескольких гвардейцев силуэт было сложно не узнать. А уж мурчащий голос тем более. — Альфред, я тебя видел! Постой! Принц чертыхнулся сквозь зубы и, в очередной раз утерев губы от подсохшей крови и натянув широкую улыбку, развернулся к супругу брата. Тот практически бежал к нему с распростертыми объятиями. Из-под распахнувшегося шелкового камзола виднелся едва показавшийся живот. И эта была первая и главная причина, почему Альфред сейчас меньше всего на свете хотел встретить Франциска. Хотя нет. Всё же была ещё одна личность… — Аль!.. фред, — омега, сначала радостный, сник буквально за мгновение. Принц попытался нырнуть под его вытянутые руки, чтобы обнять, но тут же был вежливо отстранен. Франциск осторожно, кончиками пальцев, ухватил его за подбородок, шокировано рассматривая перепачканное лицо. — Альфред, дорогой, что случилось? Через что мой никудышный протащил тебя на этот раз?.. — омега заглянул принцу прямо в глаза. — Скажи где он? Он приехал с вами? — Артур? — Альфред тактично проигнорировал первый вопрос, аккуратно уклоняясь от хватки Франциска на своём подбородке. — С ним всё в порядке, я видел его несколько минут назад во дворе замка… — Да бог с этим сирым! — омега будто бы даже обиженно мотнул головой, но вдруг хмуро скосился на охранников за своей спиной, но видимо вспомнив, о чём всё же очень хотел спросить, снова обратил всё свое внимание лишь на принца. — Сын Александра! Внук моего любимого брата… Ох, подумать только, ведь я уже дедушка! Альфред неловко пожал плечами, пытаясь сообразить что-нибудь более-менее адекватное в ответ, но в голову абсолютно ничего путного не приходило. От слова совсем. То есть цесаревич не соврал — он был сыном брата Франциска? Всё же не надо было ему останавливаться на оклик — а попробовать спрятаться от омеги. Во всяком случае пока Артур сам бы не разобрался с дозировкой новостей для супруга. Это была не вторая беременность Франциска. После рождения Мэтью, через год, омега вновь понёс от Артура. И немного позже ещё раз. Оба ребенка погибли, не дожив и до середины своего срока в утробе. Лекари во все колокола звонили о том, что это всё нервозность омеги — слишком легкого на ссоры и чрезмерные радости и огорчения. Альфред никогда не говорил об этом с братом, но прекрасно видел, как тяжело это далось и Артуру, и, безусловно, самому Франциску. Принц с трудом представлял, какие бы эмоции испытал он, погибни его ребёнок. Хотя, быть честным, он вообще с трудом представлял, что у него может быть ребенок. — Ну… — Альфред тряхнул головой, стараясь избавиться от мыслях о мёртвых детях… Точно. А ведь сын Александра умер. — Как тебе сказать… — Говори как есть, — принц слабо улыбнулся под выжидающим взглядом. — Господь всемилостивый! Альфред, я разрожусь быстрее, чем ты. Ответь наконец, что случилось! — Ну-у, как бы, — альфа почесал затылок, стараясь не давать кислому выражению лица быть уж слишком кислым, но судя по потемневшему Франциску, получалось у него из рук вон плохо. — Артур забрал другого. — Другого?.. — Другого омегу, — принц на мгновение задумался и потом, осознав, что ляпнул поправился. — Ну то есть, сын Александра он же не омега. А этот… ну в общем… как бы он… ну… омега. — Омегу? — удивленно уточнил Франциск, и тут же нервно хохотнул. — Неужто ли твой, с позволения сказать, дорогой братец решил уподобиться своему дружку-варвару и назаводить себе кучу прошма… — Альфред усмехнулся, но лишь пока Франциска не озарила волна понимания. Он весь, казалось, просиял — хитрая улыбка расползлась по его лицу, а в глазах затанцевали чертята. — Ах, мой дорогой! Я тебя поздравляю! — Было бы с чем… — Альфред буркнул себе под нос, но остался абсолютно не услышанным, утонув в объятиях омеги. Альфа принюхался. Его никогда не тянуло к Франциску — он пах совсем не так. Просто какими-то цветами… розами? Да, розами, которые так обожал Артур. — Пойдём, расскажи мне, какой он? — Франциск засмеялся, прикрыв лицо ладонью, и Альфред был готов поклясться, что было что-то скверное в этом «хо-хо-хо». — Он красавец? Из какого он рода? Франциск приобнял альфу за плечи и потянул туда, откуда только что пришел, словно и вовсе забыл о том, как сильно ждал приезда своего новорожденного родственника. Но принц не сдвинулся с места. Это было крайне неловко, и Альфред сотый раз за день проклинал старшего брата. — Ха!.. - принц попытался начать громко, будто ему и вовсе не был неприятен этот разговор, но сдулся практически мгновенно. — Ну вы вроде бы как знакомы. Он вроде бы как… — Вроде бы как «что»? — Франциск вежливо улыбался, но было заметно, что эта улыбка была готова треснуть в любой — абсолютно любой — момент. — Вроде бы как твой… племянник, — Альфред опустил взгляд в пол, стараясь не смотреть на ошарашенного омегу. Улыбка медленно сползла с его лица, а глаза так потускнели, что принц на секунду подумал, что супругу брата поплохело. — Иван?.. — Ваше Величество? Позвать лекаря? Один из стражников вынырнул из темноты, тут же оказываясь рядом с Франциском, при этом заставляя забывшего о их присутствии в коридоре Альфреда вздрогнуть и инстинктивно протянуть руку к кинжалу за поясом. Но Франциск лишь отмахнулся и неожиданно для принца ухватил его за руку, крепко сжимая в своих ладонях. Он очевидно силился что-то спросить, но лишь нервно покусывал пересохшие от волнения губы, терзаясь чем-то неведомым принцу. — Так всё-таки, расскажи, какой он? — Франциск с грустной нежностью улыбнулся. — Он красавец?***
Иван с тоской посмотрел на застеленную постель. Ему очень сильно хотелось спать. Он успел осмотреть каждый уголок в этой небольшой комнатке — вся она была выполнена в неприятных красных тонах. В дальнем конце комнаты, в неосвещенном ни закатным солнцем, ни светильниками углу находилась небольшая темная дверь. Она, судя по всему, вела в какое-то подобие уборной или, возможно, омывальни — оттуда периодически доносился приятный аромат, приносимый сквозняком, и звук льющейся воды. Он боялся. Он бы даже, скорее всего, не смог бы точно сказать, чего именно конкретно он боялся — но страх неприятно облеплял его тело, придавая одиночеству в этой комнате причудливые фигуры чертей, выползающих из теней. Иван не был трусом. Он был обычным человеком — и не очень-то сильно хотел умирать. Не хотел становиться заложником своего чрева в этой крохотной красной клетке. Он бы мог сопротивляться Альфреду — ему бы хватило сил. На сопротивление. Но едва ли на победу. Пришлось бы ему кого-нибудь убить, если бы он решил сбежать из этого замка? Определенно. И первым павшим, скорее всего, являлся бы он сам. Был шанс, что Александр подавит силы Юга, оставшиеся в Северной Пустоши и выдвинет войска. Но больше была вероятность, что к тому моменту помогать будет уже некому. Артур был на шаг от разгадки своей чудовищной ошибки. И эта разгадка в ту же секунду затянулась бы на шее цесаревича тугой петлей. В лучшем случае. И повези Ивану — из его смерти выросла бы мандрагора, и тогда этот дьявольский корень поможет однажды самому отчаявшемуся омеге понести от любимого. — Ваше Высочество? Иван вздрогнул от появившегося словно из неоткуда черноволосого омеги. Он не услышал ни его шагов, ни звука открывающейся двери — видимо слишком сильно погруженный в мысли о своей фактически безрадостной судьбе. Цесаревич неуверенно кивнул слуге, давая ему понять, что наконец слушает его. — Ваше Высочество, вам набрали ванну, пройдемте, — он указал в сторону двери в углу и тут же, без всяких усилий открыв её, приглашающим жестом позвал Иван пройти внутрь. Цесаревич удивленно приподнял брови — он несколько раз пытался открыть и эту, и входную двери, но ни одна из них не поддалась ни на миллиметр. Он осторожно прошёл к дверному проёму, стараясь не показывать своего замешательства. Внутри, как он и предполагал, оказалась достаточно большая ванна, наполненная водой, с исходящим от неё паром. Вплотную к ванной стояло высокое запотевшее зеркало в латунной оправе с тремя, кажущимися не очень-то устойчивыми ножками. — Позволите? — слуга осторожно протянул к застёжкам на сюртуке свои тонкие пальцы. Иван просто кивнул, приподнимая руки, чтобы омеге было проще справиться с его одеждой. Он продолжал заинтересованно рассматривать уборную. Прямо за зеркалом находился небольшой столик, на котором стояло скудное количество запылившихся склянок, видимо с какими-то маслами. Дальше, прямо напротив Ивана, находилась ещё одна дверь, через которую видимо и прошёл слуга. В подтверждение этого, немного в стороне от ванны стояли несколько кадок с водой — часть очевидно была холодной, а часть — та что испускала клубы пара — горячей. — Как тебя зовут? — Иван покосился на слугу, который стянул с него сюртук и сейчас пытался аккуратно его сложить на каком-то подобии лавочки, прячущейся за зеркалом. — Моё имя — Кику, Ваше Высочество, — слуга даже не моргнул, будто эта фраза была им вызубрена до идеала. Он отложил сюртук, аккуратно задрал рубаху цесаревича — Ивану пришлось сильно наклониться, чтобы тот сумел стянуть с него вручную вышитую — а теперь же годную лишь на половые тряпки — вещь. Цесаревичу не то чтобы дали выбор в одежде, когда швырнули в него копну вещей и сказали переодеваться. Радовало, что это всё же были его вещи. Но в одних лишь тонких штанах и рубахе, поверх которых был хоть и дубленный, но без подложки сюртук — ему, временами страдающему из-за морозов родных земель, было не комфортно. — Не нужно. Пусть останется, — цесаревич остановил слугу, протянувшего было руку к его шее, видимо в попытке снять перевязку, скрывающую аккуратные швы. Хотя в их аккуратности после потасовки с принцем Иван сильно сомневался. Омега просто кивнул — казалось, ничего на этом свете не способно лишить его безучастной маски на лице. Он потянулся к поясу на штанах цесаревича, расстегивая его и позволяя вещи просто соскользнуть по ногам. Иван переступил через темную ткань. В зеркале показалась белая фигура. Иван слегка наклонил голову, изучая себя в отражении. Он был похож на продажного и потасканного торговца своим телом, и пропитанная розовым повязка, словно ошейник, лишь больше вселяла в это уверенность. По его коленям расползлись небольшие красные пятна. Он немного повернулся — в памяти всплыли свежие во всех смыслах воспоминания. По его ягодицам, словно метки по молочной коже, шли крупные, рваные багровые следы. А по бокам, словно еще один венец, его ребра опоясывал едва заметный, но крупный синяк — принцу не стоило сжимать Ивана так сильно, если только он действительно не хотел сломать его тогда. Цесаревич поднял взгляд на лицо и тут же опустил. Ванна дымилась, и Иван осторожно провел пальцами по кромке воды. Она оказалась просто тёплой, и где-то под ложечкой засосало. Живы ли его слуги или их перебили как и стражников? Успел ли кто-то спрятаться? Кто-то точно успел, но как же остальные? Иван осторожно переступил через блестящий оранжевый металлом бортик, не спеша погружаясь в воду по подбородок. На удивление ванна была достаточна велика для того, чтобы он мог вытянуть ноги и даже не дотянуться до противоположной стенки. Мелкие ранки тут же защипало. Пытаясь избавиться от неприятного чувства, цесаревич провел рукой по собственной груди, но защипало лишь сильнее. За спиной брякнуло что-то стеклянное и раздался скрежет — Кику пододвинул небольшой табурет к изголовью ванны и аккуратно коснулся пальцами слипшихся в крови волос цесаревича. Он вылил на руку небольшое количество какой-то приятно пахнущей жидкости и провел рукой по волосам, стараясь не касаться кожи — Иван попытался расслабиться и, прикрыв глаза, откинул голову на бортик. Омега то смазывал волосы цесаревича чем-то скользким, то смывал, рукой осторожно прикрывая глаза Ивана от потока воды из небольшого ковша. — Прошу прощения, сейчас может немного щипать, — спокойный голос слуги умиротворял, и цесаревичу даже пару раз, лишь на долю секунды, показалось, что ничего с ним и не случалось. Но стоило ему приоткрыть глаза и увидеть розоватую воду, которая еще несколько минут назад была кристально чистой, и наваждение проходило. Тонкие теплые пальцы коснулись его лица. Ссадина на скуле отдалась тупой болью, а кожа зачесалась с двойной силой, требуя избавления от корост и грязи. Иван, казалось, был готов провалиться в сон. Приятный аромат масел укутывал, а прикосновения чужих пальцев успокаивали. Но вдруг тепло чужого тела исчезло, заставляя цесаревича вынырнуть из полудрёмы. Он продолжал лежать, не открывая глаз, пока его лица не коснулся едва различимый сквозняк и сбоку не почувствовалось тепло движения. Иван приоткрыл глаз, не сразу понимая, что происходит. — Что ты!.. Цесаревич лишь успел неуклюже взмахнуть рукой, но вторая его рука очень не вовремя соскользнула с бортика, и он, проскользив вниз по стенке, с головой погрузился под воду. Кику, выругавшись, оступился и выронил ковш с кипятком. Раздался звон металла и по ногам будто хлестнуло раскаленным прутом. Омега сжал зубы, и, глотая шипение, оскалился. Иван вынырнул, ртом испуганно хватая воздух, а руками безуспешно пытаясь ухватиться за скользящие под мыльными пальцами бортики. — Северная шлюха! Цесаревич крутанул головой на голос, но все смазалось перед глазами, и его схватили за волосы, вновь силой запихивая под воду. Иван успел закрыть рот и от испуга вдохнул носом. Мутная вода тут же хлынула в глотку, своей горечью обжигая всё на своём пути. Оставив бортик, омега попытался ухватиться за руки, удерживающие его под водой. Но тут же потеряв опору, он скользнул дальше по ванне, наконец упираясь в противоположную стенку ногами. Под пальцами наконец почувствовалось тепло чужого тела, и он, несмотря на сопротивление, изо всех сил дернул противника на себя. Раздался громкий грохот и звон, и давление на голову исчезло. Иван вынырнул из розоватой воды. Она была везде: в его глазах, ушах, носу, горле и кажется даже желудке. Цесаревич тяжело закашлялся, стараясь сделать глоток воздуха и избавиться от остатков воды на его месте. Он судорожно пытался сообразить, где его обидчик — резь в глазах не давала разобрать практически ничего, но проморгавшись, Иван наконец рассмотрел Кику. Тот сидел на полу, в осколках разбитого рядом с ним зеркала, и с шипением пытался вытащить небольшой кусочек стекла, оставивший длинную царапину на его ладони. — Ч-что ты т-творишь?! — цесаревич не сразу заметил, как сильно стучат его зубы друг о друга. Он покрепче ухватился за бортики ванной, приподнимаясь на руках, но соскользнул обратно. Омега ничего не ответил, лишь хмыкнул, пожав плечами, кажется даже не торопясь вставать. Иван вновь приподнялся на руках и на этот раз с трудом, но перекинул ногу через бортик, выскальзывая на противоположную от разбитого зеркала сторону. Всё его тело блестело от чего-то приятно-пахнущего, и казалось, что даже надумай он встать и пойти — поскользнется и упадет. — А что я творю, — слуга поднялся, осторожно отряхивая свою одежду от мелких осколков, — Ваше Высочество? Глаза Кику сияли злобой и чернотой — в них едва ли можно было отличить радужку от зрачка. Он просто усмехнулся, и, развернувшись, быстрым шагом направился на выход. Будто ничего не случилось. Будто ничего не произошло. — С-стой! — Иван, скользнув ногой по полу, поднялся и, тут же отыскав взглядом рубашку и комком брошенные на нее штаны, схватил свои вещи, выбегая в жилую комнату. Он на ходу натянул штаны и с разбега врезался в дверь. Она была уже закрыта. Или же всё это время. Цесаревич сглотнул, со страхом озираясь по сторонам, словно загнанный в ловушку зверь. По телу пробежал холодный ветерок, и Иван натянул сжатую в руках грязную рубаху. Точно. Вторая дверь. Он вернулся в уборную и, аккуратно переступив через осколки, со всей силы толкнул дверь, которая должна была вести из ванной в проходы для слуг. Но и та оказалась заперта. Он ударил плечом. И еще раз. Дверь не поддалась.***
Альфред тяжело выдохнул. Он хотел пойти к себе. К себе! Он не хотел идти вместе с Франциском навещать цесаревича. Вообще не хотел. И от того, чтобы прямо сейчас развернуться и свалить подальше от ухватившего его под локоть Франциска, принца отделяло только то, что метнувшийся быстрой пташкой куда-то какой-то из стражников сообщил, что Ивана поселили в одной из гостевых комнат и приставили к нему никого иного как Кику. Альфа размышлял о том, как бы поудачнее разузнать у Франциска о причинах предыдущего отказа Александра, ведь он наверняка тоже присутствовал при этом разговоре. Но пока что не представлялось абсолютно никакой возможности, потому как всю их дорогу до другого крыла замка, где находились гостевые комнаты, омега не замолкал ни на секунду, продолжая щебетать. — Фредди, так ты так и не ответил на мой вопрос, — Франциск аккуратно улыбнулся, заглядывая принцу в лицо. — Как он тебе? — Царевич? — Альфред пожал плечами. — Слишком ядовитый и наглый. Думаю, они с Артуром были бы прекрасной парой. — Ядовитый? — омега хохотнул. — Дорогой, дай ему время. Он был милейшим ребенком, когда я навещал его несколько лет назад. Он с грустью вспомнил своего брата, отца Ивана, но не стал озвучивать пришедшие на ум воспоминания. Франциск стал супругом Артура тогда, лишь потому что старший из сыновей омег так яростно был против женитьбы, что расцарапал все лицо в кровь тогда еще принцу Южных Просторов при встрече. Франциска отдали чуть ли не на откуп, за что он долго злыми словами вспоминал брата. — Ну сейчас он отнюдь не ребенок, — буркнул Альфред, вспоминая о тупой боли в ребрах. — Да-а, — как будто даже немного мечтательно протянул омега, — сейчас он уже наверняка привлекательный молодой человек. Принц не стал возражать, хотя предложение к Франциску о том, чтобы подождать пару минут и увидеть всё самому, так и билось в подкорке. Тот доверительно положил руку на плечо Альфреду, продолжая свою речь: — Тебе нужно немного подождать и дать ему свыкнуться, — Франциск весело подмигнул альфе. — Я думаю, он совсем скоро растает перед таким красивым юношей как ты. — Что-то пока не очень растаял, — Альфред поджал губы и пальцем указал на свой разбитый нос. — Я же сказал, скоро, — омега пожал плечами, на мгновение сморщив нос. — Я уверен, он просто сильно напуган происходящим и не хотел тебя обидеть… — Он сказал, что от меня воняет. Альфред закатил глаза. Было очевидно, что Франциск пытался выгородить племянника, но вот только принцу уже вполне хватило общения с цесаревичем, чтобы понять, что тот едва ли чего-то боится на самом деле. Испуганные и угнетенные себя так не ведут. — Прямо так и сказал? — Франциск удивленно округлил глаза и тут же наклонился к альфе, принюхиваясь. — Дорогой, ты не очень свеж, — омега слегка поморщился, — но ты не воняешь. У тебя прекрасный естественный аромат. — Я предложил ему свой мундир, когда он замерз в карете, а он ответил, — Альфред вытянул лицо, скривив губы и закатив глаза, видимо пародируя цесаревича, — «вынужден отказаться от столь щедрого предложения, от тебя пахнет». Франциск тихо засмеялся, рукой приглаживая вьющиеся волосы. Принц всё же оставался ребенком — он бы не мог сказать, что в Альфреде поменялось что-либо с того момента, как сам Франциск стал частью этого замка. Вот только детям была свойственна жестокость, и омега прекрасно понимал, что если у Ивана действительно хоть на грамм такой же скверный характер, как у его родителей — коса найдёт на камень быстрее, чем этих двоих успеют обвенчать. — Альфред, — Франциск, продолжая посмеиваться, прочистил горло. — Пахнуть и вонять — всё же разные слова. — И? Смысл-то один. — Едва ли, — омега хитро улыбнулся, но осознав, что Альфред не понимает его намеков от слова совсем, закатил глаза, поясняя: — Нам, омегам, свойственно реагировать на запахи, — Франциск приподнял брови, как бы предлагая альфе продолжить мысль самому, но тот лишь продолжал молча шагать, ожидая продолжения. — Особенно, если это запах молодого и сильного альфы рядом… — он помолчал пару секунд и снова продолжил: — А особенно, если сам омега молод и не опытен, и есть опасение, что ему будет трудно сдержаться в своих не самых высоких желаниях. — Да всё-всё, хватит, — Альфред замахал рукой на омегу, призывая его прекратить этот ужасный монолог. С супругом брата он такое обсуждать точно не хотел. — Я понял. Достаточно. Франциск, прикрыл рот ладонью, улыбаясь. А Альфред задумался над его словами — в ступнях как-то не то чтобы приятно закололо. Наверное, будь это правдой, ему бы польстило, что такой холодный и язвительный цесаревич боится не сдержаться в присутствии Альфреда, при этом продолжая настойчиво показать свою пальцем деланную недоступность. — Франциск… — принц задумался, а стоит ли вообще задавать этот вопрос супругу брата или всё же спросить у самого Артура и нарваться на его шуточки. — Да? — А ты знаешь, по какой причине Александр отказал Артуру в прошлый раз? Омега слегка нахмурился, будто с трудом понимая смысл вопроса. — Так ты знаешь… — Франциск прикусил губу, словно размышляя над тем, стоит ли рассказывать Альфреду. — Ну, скажем так, Артур и Александр никогда не были в хороших отношениях. И к тому же… — К тому же что? — Альфред нетерпеливо провел языком по губам. — К тому же, как сказал Александр тогда, Иван уже был обещан старшему принцу Восточных Земель. Гилберту. Я думаю, ты с ним знаком, — Франциск тряхнул головой и тут же вновь пригладил волосы, волнуясь из-за чего-то. — Да, знаком, — Альфред насмешливо взглянул на Франциска. — И последний раз я видел его не более полугода назад — на его же свадьбе. И омегой Гилберта определенно был не Иван. — Да, это был не Иван, — королевич поник. — И Артур подумал, что Александр его обманул… — принц продолжил за Франциска очевидное, задумываясь над сказанным. Альфред мало что слышал о цесаревиче Иване до событий последних дней. А если быть более точным, он слышал лишь о его существовании и не более. Его, как потенциальный противник, всегда больше интересовал Александр, про младшего же брата из династии никто и никогда не упоминал, будто его в принципе не было на этом свете. Вот только тогда оставался вопрос, если Александр не соврал, то почему Гилберт так и не стал супругом Ивана. А если соврал… зачем он вообще соврал? В то время, только после смерти предыдущего короля, престол Южных Просторов был слаб как никогда, чего ему стоило просто так отказать Артуру? — Возможно. Временами я абсолютно не понимаю, что в голове у твоего брата… Принц открыл было рот, чтобы задать повисший в воздухе вопрос, но его отвлек выступивший вперед стражник. Альфред перевел взгляд с Франциска на коридор перед ними. Впереди, хоть и было не слишком светло, была заметна бегущая к ним фигура. И лишь через пару мгновений альфа с удивлением рассмотрел, что это был Кику. Он слегка прихрамывал и прижимал к груди окровавленную руку, а по обычно спокойному его лицу текли слезы. У Альфреда ухнуло сердце. — Мой принц!.. — голос омеги дрожал. Альфред отпихнул с пути стражника Франциска и практически на бегу поймал Кику, тут же сильно прижимая его к себе. — Что случилось? — альфа осторожно обхватил маленько лицо ладонями, поднимая его на себя. — Кику, что случилось?! Омега очень эмоционально, что совсем ему было не свойственно, замахал здоровой рукой, заикаясь: — П-принц Иван п-попросил, чтобы… чтобы ем-му набрали в-воды, — Кику громко сглотнул слезы и протянул Альфреду окровавленную ладонь. — А п-потом… п-потом он облил меня кипятком и в-вот, — омега тихо вскрикнул от легкого прикосновения принца к коже рядом с длинным разрезом, — он… он разбил зеркало и сказал, ч-что убьет меня! Ваше Вы-высочество, я не сделал ничего плохого! Я к-клянусь! — Тише-тише, Кику… Альфред с ужасом почувствовал, как вся кровь отлила от его лица, а пальцы похолодели. Он прижал омегу к себе, позволяя уткнуться ему в плечо, и повернулся к Франциску. Тот стоял за спиной одного из стражников, ошарашенно то открывая, то закрывая рот. Его губы побледнели и слегка задрожали, казалось, еще немного — он тоже заплачет. Принц плотно сжал зубы, стараясь подавить в себе разгорающееся неприятное чувство. — Проводите Его Величество в покои, не думаю, что ему стоит сейчас видеться с племянником, — Альфред кивнул на одного из стражников: — Ты. Отведи Кику к лекарям. Быстро! Альфа вздрогнул от того, как резко сел его собственный голос. Он сморгнул, дрожащими пальцами достал из-за пояса кинжал и засунул за пазуху Кику. Этот кортик подарил ему ещё отец, и принц практически никогда не снимал его, стараясь всегда держать при себе. Но сейчас он боялся, что гнев при виде цесаревича может оказаться сильнее его разума. — Альфред, что ты делаешь, — Франциск проскользнул мимо стражника и испуганно вцепился в локоть альфы. — Альфред, прошу тебя, успокойся… — Я спокоен! Принц злобно взглянул на омегу, и тот тут же отпустил его руку, попятившись. Он чувствовал, как в нем кипит гнев к Франциску, который как дурак выгораживал Ивана, по сути, даже не зная его. А что ещё было нужно, чтобы стало ясно, какой цесаревич на самом деле? Альфред осторожно отцепил от себя Кику и кивнул стражнику, который тут же подхватил омегу под локоть, уводя. Принц резко выдохнул через нос, стараясь успокоиться, но поймал в воздухе тонкий медовый аромат, то ли принесенный гуляющим по замку сквозняком, то ли прицепившийся к кому-то. В груди разгорелось еще сильнее.***
В отдаленном коридоре всё еще виднелись мокрые следы, неровной вязью тянувшиеся от двери, из замочной скважины которой торчал тяжелый латунный ключ. Альфред подцепил его пальцами и вставил по упора, поворачивая. Раздался глухой щелчок, и он толкнул дверь, про себя считая до десяти. На счете раз под его ногой скрипнул пол. На счет два, он заметил какое-то слишком уж резкое движение. На счете три, он инстинктивно выставил вперед руку, по которой тут же больно ударил летевший ему в голову табурет. Принц с удивлением перехватил его, вырывая из чужих рук, и, оценив взглядом, чуть наклонившись, поставил его на пол. На этом счёт для успокоения закончился. Альфред поднял взгляд на человека, стоящего в двух шагах от него. Он просто не понимал, как такой как он может быть наследником чего-то там. Недоомега, недопринц — он больше был похож на сына свинопаса или псаря, попавшего под дождь — его волосы мокрыми сосульками обрамляли лицо, в глазах плескалась холодная фиолетовая синь. Принц любил охоту и знал этот взгляд. Всё его тело на мгновение окаменело и похолодело, в голове больше не скакали ежеминутно мысли о воспитании, доброте или жалости — стало так хорошо и ясно, словно Альфред сбросил с плеч какой-то абсолютно глупый и ненужный ему груз. В груди пекло от ярости. — Зачем ты это сделал? Одно движение, и Иван, даже не успевший отступить, с грохотом впечатан за шею в стену. Принц зажмурился и скрипнул зубами, стараясь выкинуть из головы ревущего любовника. Цесаревич же лишь запоздало дернулся, но даже рук не поднял в попытке вырваться, ошарашенно смотря на альфу перед собой. Он не то чтобы ожидал увидеть его здесь и сейчас. — Я не знал, что это ты… — цесаревич задушено прохрипел и уперся руками в грудь Альфреда, стараясь оттолкнуть его. — Конечно, не знал! — принц рыкнул и с грохотом ударил кулаком о стену рядом с головой Иван, заставляя его испуганно дернуться в сторону. Лицо Альфреда исказила гримаса злости, и он с силой встряхнул омегу за грудки. — Слушай сюда! Ещё раз ты хоть пальцем тронешь Кику или кого-либо из этого замка — очень сильно пожалеешь, что я не размозжил твою гребаную голову свои мечом! И вот это действительно угроза. Иван поднял взгляд, на секунду ему показалось, что всё происходящее вокруг нереально. Это просто не могло быть реальностью. Как вообще могло произойти такое, что столица Северной Пустоши была взята. Он не чувствовал собственных ног от волнами расползающегося по комнате запаха обезумевшего альфы. Что-то внутри вопило о необходимости бежать и прятаться, но головой цесаревич понимал, что это было глупо. Он знал мало альф — и они никогда не относились к нему так, как делал это Альфред. Никто и никогда не угрожал его жизни, как Альфред. Никто и никогда не вызывал в нем столько эмоций, как Альфред. Ивана гнули, и он был бы рад сказать, что достаточно гибок, чтобы не сломаться под этим давлением — но это не было правдой. — Я его не… Омега не успел договорить. В глазах на мгновение потемнело, и на фоне этой черноты заплясали маленькие белые точки. Иван изумленно выдохнул, и ноги его тут же ослабли — он соскользнул по стене на пол, неверяще касаясь своей щеки пальцами. Кожа, сначала онемевшая, под прикосновением вспыхнула яркой болью, застилающей всю левую половину лица. Цесаревич с трудом сглотнул, с ужасом поднимая взгляд на стоящего над ним альфу. Он действительно его ударил?.. — Закрой свой рот! Закрой свой чертов рот, я не могу тебя слушать! Иван не выдержал потемневшего взгляда и опустил глаза на собственную подрагивающую руку. У него всё болело, больно было даже дышать. Он вспомнил своего папу, как тот обнимал его, когда он был маленьким, утешал. И что с ним стало тоже вспомнил. К горлу подкатил колючий ком — самого цесаревича очевидно ждал такой же исход. Какая ирония. Альфред прикрыл глаза, сжимая руки в кулаки так, что ногти больно впились в кожу. У него словно кровь перед глазами плескалась — он с трудом вообще что-либо различал вокруг себя кроме запахов и хриплого дыхания омеги в его ногах. Принц вновь попытался досчитать до десяти — уловка, которой научил его отец, для того, чтобы подавлять зверя внутри. Но у зверя подавлять Альфреда выходило лучше. И он очень сильно хотел перебить хребет человеку перед собой. Альфа выдохнул и развернулся к выходу, стараясь сдержать себя в руках хотя бы на минуту. На глаза попался табурет. — Сука! Альфред оскалился, и, схватив табурет, развернулся, и швырнул его в стену. Раздался грохот и куски деревяшек посыпались на закрывшего голову руками омегу. Иван задрожал и уткнулся лицом в колени. Он судорожно всхлипнул, жмурясь — по телу от пяток до макушки пробежал спазм, и Иван вновь всхлипнул, не способный сдерживать рвущиеся наружу рыдания. По щекам потекли горячие слезы, а легкие будто живя отдельно от тела то сжимались, то вновь судорожно втягивали в себя воздух. По пустым коридорам прокатился животный рёв, и альфа опрокинул столик, стоящий при входе — украшающая его ваза упала, разлетаясь фонтаном из десятков осколков по всей комнате. Тяжелый сапог пришелся по лакированной столешнице и, теперь щербатая, она отлетела в сторону кровати, снося за собой небольшую скамейку. — Идиот! Надо было дать тебе сдохнуть!.. Ивана затрясло, он перестал чувствовать, где пол, а где потолок — только непрекращающийся грохот вокруг, будто он находился у подножья урагана, не оставлял надежды на беспамятство. Он вжался спиной в стену, ладонями изо всей силы сдавливая уши — но так стало только хуже. Вибрации по стене доходили до него, и от каждого вопля альфы рядом с ним сердце то заходилось, то пропускало удар. Тело не слушалось и все силы Ивана уходили лишь на то, чтобы успевать вздохнуть между сдавливающими горлом приступами и не прикусить себе язык стучащими друг о друга зубами. Очередной рев раздался прямо над ухом, и что-то опять сотрясло стену, на этот раз так сильно, что Иван потерял равновесие и завалился на бок. Он обхватил голову руками и зажмурился, сворачиваясь в позу эмбриона и пытаясь прошептать молитву, которой его учили в детстве, но не заметил как несколько раз зубы ударили по языку. По губам потекло. Зачем он так с ним?