***
Солнечный свет стелился на стены сёдзи, просачиваясь в просторное светлое помещение маленького домика. Внутри помещения царил аромат мирры, исходящий из благовоний, расположенных на низких столиках. В центре зала в позе лотоса сидел Чёрный Призрак, но на сей раз на нём не было шляпы, а повязка лежала рядом; неказистый плащ висел в дальнем углу. Шальной ветерок, попирая тишину, шуршал луговой травой снаружи, заигрывая с опавшими лепестками в танце. Фусума с лёгким скрипом отодвинулась, и на татами ступили босые женские ноги. Ичиро узнал гостью. Он хорошо запомнил лиловую чакру девушки, с которой сражался на арене. Джун на короткое время застыла в проходе, разглядывая шрамы на спине самурая; шрамы, оставленные холодным оружием. Он казался беззащитным, однако катана, спрятанная в ножны, верно лежала рядом, готовая обнажиться в любую секунду. Короткие волосы под тенью шляпы казались чёрными, но в свете дня их настоящий цвет оказался тёмно-каштановым. Джун задвинула фусуму, отрезав солнечные лучи, и вежливо поклонилась. — Я ждал тебя, химе. — Прошу простить моё вмешательство. — Девушка виновато опустила взгляд. — Я знаю, какие вопросы мучают тебя, но не могу ответить на все. Мне очень жаль, надеюсь, ты простишь мне это. — Ты знаешь моё имя. Ты не пыталась победить меня. Я хочу знать ответы. — Ичиро был полностью безмятежен, но твёрд в словах. Аромат мирры, наполнивший зал, убаюкивал эмоции. — Звезды наградили меня даром видения. Они открыли мне будущее, которого можно избежать. Я видела Белого Тигра, и по воле случая ты сразишься с ним на арене. Если убьёшь Тигра, явится Дракон и поглотит мир. Останови свой клинок в последний момент. — Если ты видящая и всё знаешь, тогда должна знать, почему я здесь. Мне нет дела до пророчеств и легенд, для меня есть клан и миссия. Если же это так важно, почему ты позволила мне пройти дальше и встретиться с Тигром? — Это вопрос, ответить на который сейчас не могу. Слишком рано. Но если ты не остановишь меч — проиграешь нечто большее. А о цели беспокоиться не должен: по воле случая этот вопрос решится без твоего вмешательства. — Я обдумаю твоё предложение, но мне необходимо знать цену вопроса: что я проиграю и какова ставка? — Белый Тигр — твоя сестра. Последние слова Джун, подобно молнии, поразили Ичиро. Мечник приподнял голову, задумался. Воцарившуюся тишину то и дело прерывал разгулявшийся снаружи ветер. Спустя несколько мгновений безмолвия, Ичиро поднялся, зацепив повязку. Он медленно повернулся к Джун, одарив её туманным взглядом белых глаз.***
Ветерок свободно гулял по лесной чаще, затрагивая богатые ветви деревьев. Редкие порывы небрежно колыхали их из стороны в сторону, срывая слабые листья. Рен наблюдала за ними, сидя на толстой ветке старого дерева. Слабые листья напоминали ей неприспособленных людей в этом мире, и стоит произойти малейшему событию, чтобы оборвать их жизни. Событию, которое даже не оставит след в истории. Какой смысл в таких листьях? Для чего они существуют? Они лишь груз для дерева, который отбирает его силы, но мало даёт взамен. Точно такие же и люди: они потребляют ресурсы, но ничего не дают взамен, а при первом дуновении их жизнь прерывается. Рен задумалась о своей цели и её значении в этом мире, вращая один из опавших листьев между пальцами. Мысли спутались, не позволяя найти конечный итог, — ответ, который расставит всё на свои места. Она не могла разобраться в противоестественном для себя чувстве по отношению к Ханако. Почему тот день, когда они пожали друг другу руки, стал чем-то важным? Ветер зашумел в лесу, развевая низ юкаты Рен. Листья, подхваченные им, кружась, последовали потоку, и в этот момент девушка поняла важную вещь: Ханако тот самый ветер, который дал толчок и направил к цели. Человек, которого она, Рен, считает своей соперницей по сей день и хочет сразиться, чтобы доказать себе, что готова обрести истинную силу, преодолеть все барьеры. Человек, которого вопреки всему она считает близким другом и не позволит никому посягнуть на её жизнь. Мотылёк, летающий вокруг, сосредоточил на себе внимание девушки, отвлекая от тяжёлых и гнетущих мыслей. Природа всегда дарила безмятежность, гармонию и тишину. Кто-то скажет, что любимая стихия Рен — огонь, и будет не прав: её любимая стихия — земля.***
Ненасытная публика вновь наполнила колизей, предвкушая ещё больше крови и боли, которыми вдоволь пропитан песок арены. Для них это было так же нормально, как смерть для меча. Они делали ставки, пили и ели, не придавая значения тому, что кто-то сегодня останется калекой или вовсе не увидит закат. Они смеялись, подобно гиенам, словно чья-то жизнь для них — игрушка, разменная монета, очередной способ получить удовлетворение, и мало кто задумывался о судьбах, разбитых о скалы чьей-то эйфории; судьбах, проданных за деньги и славу. — Я уже начинаю чувствовать себя паршиво, просто сидя и наблюдая, как наши товарищи рискуют жизнями на этой проклятой арене, — угрюмо подметил Коджи. — Расслабься и получай удовольствие. — Мацухиро цинично усмехнулся и отпил горячий шоколад из картонного стаканчика с изображением карты джокера, роль которого принял Кадзуя. — Ещё слово, и я обеспечу тебе удовольствие в загоне с дикими псами. — Мэгуми осклабилась, но мысль о сказанном вызвала радость на лице, превратив оскал в злорадную улыбку. На арену выходило немало талантливых бойцов, демонстрирующие прекрасные навыки: кто-то мастерски владел самыми разными видами холодного оружия, кто-то демонстрировал мощь ниндзюцу, а кто-то умело справлялся с врагом при помощи бумажных печатей и других хитрых приспособлений, и ловушек. Многие из тех, кто ориентировался на тайдзюцу, часто проигрывали, и это давало людям право недооценивать рукопашный стиль, если за ним нет козырей. Однако капитан Коджи прекрасно знал, на что способно тайдзюцу умелого бойца. Один из самых жарких боёв настиг свой черёд, и комментатор выступил с объявлением: «Немало хороших боёв сегодня выпало для нашего удовольствия, друзья мои! Но настал момент для боя двух претендентов на титул чемпиона. На арене крови сразятся два шиноби — два исключительных мастера, которые до сего момента не встретили равных противников и не явили нам свой истинный потенциал. Сегодня сойдутся равные, и только самые лучшие доберутся до финала. Встречайте бойца, чьи техники способны заморозить даже самое горячее сердце, но его противником станет человек, который, кажется, вовсе не имеет сердца! Аоба Кумагаи против Какузу. Сможет ли Коллекционер пополнить свою коллекцию, или же на этом его искусство потеряет своего творца? Встречайте их!» Под гул аплодисментов на арену вышли два шиноби. Какузу не надевал мантию Акацуки по нескольким причинам: во-первых, их партнёрство не должно было быть предано огласке, и, во-вторых, он часто снимал её перед боем, так как он был неудобен в таких моментах. Аоба же гордился членством в организации наёмников, которые заслужили недоброе имя для многих, кто прослышал про их деяния. Напарники остановились на почтительном расстоянии, на их лицах не читалось какое-либо сомнение или удивление выпавшему жребию. Напротив, Аоба не в силах был сдержать маниакальную улыбку. — Мог ли кто-либо из нас рассчитывать на такую удачу, Какузу-сан? — возбуждённо промолвил Коллекционер. В ледяных глазах выступала жажда битвы. — Испытать ваши боевые навыки будет удовольствием для меня. Это станет пополнением в мою коллекцию... опыта. Какузу промолчал. Взгляд вцепился мёртвыми пальцами в напарника, который по воле случая оказался в числе противников. Аоба продолжал: — Так и быть, уступлю вам, как сэмпаю: общее дело делаем ведь, однако не рассчитывайте на лёгкую победу. — Улыбка безумца парировала настойчивый взгляд Какузу. Её хозяину не терпелось испытать своего напарника в равном бою, выжать из него все соки, прежде чем уступить ради блага организации. Долго ожидание не длилось, Аоба решил вступить первым и не тратить драгоценное время на болтовню. Он сложил несколько печатей, формируя вокруг себя ледяные снежинки-сюрикены. Какузу быстро спланировал действия, и когда они, словно пчелиный рой, неслись к нему. Здоровяк оказался достаточно быстр и ловок, чтобы обречь столь лёгкую атаку на провал. Какузу осознавал, что Аоба из тех людей, с которыми нельзя мешкать, и поэтому и тоже перешёл в наступление. Правая рука выстрелила, подобно пушечному ядру, и врезалась в тело своей жертвы. Раздался холодный взрыв и стекольный треск, рука вышла из спины и замерла. Леденящий холод вцепился в конечность и медленно пополз по чёрным нитям, в то время как тело Аобы превратилось в ледяную статую. Настоящий же метнулся на врага словно из ниоткуда. Правая рука парня заледенела и стала покрываться толщей льда, образуя собой огромный бур со спиральной резьбой. В последний момент Аоба взмыл в небо, разогнав песок под напором высвобожденной для прыжка чакры, и обрушился на обездвиженного противника. Вряд ли даже Аоба рассчитывал на столь лёгкую победу и был прав: Какузу заранее завёл вторую руку под песок. Дождавшись момента, конечность молниеносно выпрыгнула из-под песка, как змея, стерегущая добычу, и вцепилась в шею врага, прервав его атаку. Аоба повис в воздухе, а хватка Какузу оказалась настолько крепкой, беспощадной, что в глазах начало меркнуть. Несмотря на это, Аоба не прекратил улыбаться, испытывая безумное удовольствие. Какузу так же понимал, что этого мало, ведь он высоко оценивал потенциал напарника, но всё было решено заранее: они хорошо знали друг друга, и Аоба первый, кто воспользовался знанием. Бур тотчас раскололся и, едва успев соскочить с руки, превратился в очередного клона, который разрезал скрепляющие нити рукой, принявшей форму клинка. Клон приземлился перед Какузу, и тот был вынужден отбросить скованную льдом правую руку. Клон Аобы перешёл в наступление, нанося колющие и режущие удары, однако противник даже без рук оставался недосягаем для примитивных ударов и без труда избавился от помехи: Какузу, выдержав нужную дистанцию, перепрыгнул врага и, оттолкнувшись от его плеча, крутанулся в воздухе, ногой разбив клона вдребезги. Аоба хладнокровно наблюдал за происходящим, поглаживая всё ещё помнящую недавний плен горло. Его восхищал давно забывший боль напарник, у которого вместо рук свисали лишь оборванные нити, а глаза сохраняли бесстрастность. — Ну-же, сэмпай. Я стараюсь вам поддаваться, но вы меня разочаровываете. Если желаете уступить, только скажите. — Насмешливая улыбка Аобы что-то переключила в Какузу, который и без того не славился терпением. Он никого и никогда не ставил превыше себя и своих целей. Единственным исключением для него был лидер Акацуки, с которым он не мог сравниться в силе и более того — не видел смысла. Акацуки давали Какузу твёрдую почву под ногами. После насмешки товарища, Какузу бросился на него, но отнюдь не в безрассудной ярости. Нити вытянулись из остатков рук, желая пронзить тело Коллекционера, разорвать каждую его клетку. Аоба, не мешкая, увеличил дистанцию, чтобы выиграть немного времени и пространства. Очевидно, что Какузу в первую очередь захочет вернуть утраченные конечности. И Какузу действительно спланировал разные варианты событий, поэтому действовал решительно. Клон, спрятанный им заранее, выскочил позади Аобы и сокрушительным ударом отправил его в недолгий полёт. Выигранным временем Какузу воспользовался, вернув ближайшую левую руку. К его сожалению, Аоба не терял время и прервал попытку забрать правую, испустив ледяной пар. Однако спасти вторую противник не позволил, парень быстро оправился от полученной оплеухи и уже был готов к более серьёзному раскладу. Его руки покрылись слоем льда, что сделало их значительно твёрже. Какузу принял такой расклад и применил дому, в результате чего его рука потемнела и стала прочнее камня. Напарники сошлись в ближнем бою. Какузу остановил кулак Аобы, выставив ладонь. Последовал грохот. Коллекционер усмехнулся, высвободил руку и продолжил давить противника, обладая преимуществом в ближнем бою. Какузу приходилось по большей части уворачиваться, метаться из стороны в сторону и использовать единственную руку в крайних случаях. Последовательный грохот от столкновений не прекращался до тех пор, пока один из бойцов не совершил ошибку. Какузу воспользовался преимуществом врага, чтобы обмануть его: когда Аоба почти достал противника, он не учёл, что оторванная рука всё ещё представляет опасность, а точнее те смертоносные нити, неподвижные до сих пор. В следующий момент путы мгновенно остановили надвигающийся удар Аобы, и Какузу перехватил преимущество за мгновение, когда его окаменевший кулак врезался в челюсть напарника, отправив того на середину арены. Но возвращать вторую руку здоровяк не спешил, ведь Аоба был достаточно близок к ней и даже сейчас он мог оказаться опасен и непредсказуем. Если бы этот парень не укрепил всё тело ледяной техникой, последствия удара оказались бы плачевны. Какузу обратил внимание именно на осколки ледышек, которые откололись от врага в тот момент. Аоба рассмеялся и, стерев тонкую полосу крови на губе, поднялся. — Превосходненько, сэмпай! А теперь мы покажем им более интересное шоу. Пусть думают, что мы всерьёз настроены убить друг друга! Хьётон: Аису добу тсуен! Аоба сложил печати, создавая вокруг себя ледяную бурю. Мелкие льдинки складывались в более крупные формы, превращаясь в животных: массивного быка, окружённого двумя пантерами по бокам, а над ними четыре птицы, напоминающие журавлей. Звери бросились одновременно, но птицы были быстрее остальных и атаковали сверху, однако Какузу быстро понял, что они нацелены на отвлечение, нежели поражение, поэтому его больше беспокоили наземные твари. Вторыми добрались кошки, представляя более серьёзную угрозу. Какузу не позволил врагу загнать себя в угол и неожиданно атаковал. Первая пантера была разбита окаменевшей рукой здоровяка, вторая же охвачена путами и расколота под их мощным давлением. Пока шиноби был занят расправой над кошками, бык не оставил ему шансов на отступление и тараном прокатил по песку. Проявив недюжинную ловкость, Какузу удалось сгруппироваться, и ему выпал шанс положить конец этому цирку. Однако он резко ощутил скользящий холод по ногам, а затем по остальному телу. Причиной тех ощущений стала ледяная земля, которую Аоба всё то время держал в «рукаве». Какузу скривился, в глазах отразился страшный гнев. Бык вот-вот настигнет жертву, а птицы кружились, готовые растерзать недобитые останки, и такой исход был недопустим для Какузу. Мужчина напрягся настолько, что швы на теле стали расходиться, а кожа вздуваться; бесчисленные швы потоком хлынули из каждой образованной прорехи на теле и в непроглядной чёрной паутине сковали всех ледяных тварей. Аоба позволил себе увлечься действиями напарника, что он даже не заметил, как тот запустил поток нитей под песок и прокрался ко второй руке. Вырвав её из заключения ледяной статуи, Какузу, наконец, восстановился в полной мере, и это несильно обрадовало Аобу. Получив доступ к печатям, Какузу начнёт играть серьёзнее, и его напарнику тоже пришлось повышать ставку. Однако нападать сейчас было слишком безрассудно, видя, как здоровяк за мгновение сложил печати, и маска птицы на спине стала дёргаться, а кожа вновь забулькала, словно кипящая вода, пока швы не лопнули, высвободив толщу нитевых сплетений, сформировавших вытянутое тело с маской вместо лица. — Футон: Атсугаи! Воздух вокруг сгустился настолько, что поднявшиеся песчинки почти зависли в невесомости. Жуткий вой и гул мгновенно усилились, когда пылевое облако закружилось подобно смерчу, набирая обороты и увеличивая радиус настолько, что даже Аоба предпочёл отступить к краю арены. Густой поток ветра кружился около десяти секунд, внушая бесконечный трепет перед мощью гениев чакры. От зверей не осталось даже осколков, только одна ледяная пыль незаметно исчезла в лучах майского солнца. — Решил поиграть с огнём — будь готов обжечься. — Какузу никогда не любил пустых угроз и трёпа, особенно во время боя. На этот раз он был настроен куда более агрессивно, и спрятанная за мёртвым взглядом разрушительная ярость появлялась иначе. — Катон: Зуккоку! Маска, напоминающая обезьяну, открепилась от тела. Хотя оскал был изначально выточен на ней, сейчас она казалась живой, и всё её существо направилось против Аобы. Воздух нагрелся настолько, что стал искажаться. Искры из пасти обезьяны вмиг захлестнула волна невообразимого потока бурлящего пламени. Оно охватило большую часть арены и, ударившись о стены, поползло по ним, замыкая всю площадь. Огонь уподобился бушующему морю во время шторма, а жар исходил, как из раскалённой печи. Такая мощь не могла оставить равнодушными даже такого гения, как капитан Коджи, непоколебимый характер Мэгуми, но Мацухиро остался безмятежен, словно смотрел фильм с трёхмерной графикой. Языки пламени растворялись один за другим, пока море почти полностью не высушилось, оставляя после себя раскалённый песок. Какузу был уверен, что его напарник не так прост, в ином случае его игра закончилась бы трагичной гибелью. Когда огонь окончательно истлел, взору открылся очередной ледяной зверь, который, как выяснилось, являлся броненосцем. Броня зверя стала раздвигаться подобно фусуме, и в свете маниакальной улыбкой показался сам Аоба. — Невероятно! — воскликнул парень, глядя на многочисленные проталины в броне своего хранителя. — Большинство огненных техник бесполезны против моего зверя, однако вы, сэмпай, — совершенно другой уровень. Превосходно! Какузу не любил болтовню, особенно во время боя. Многие шиноби с таким уровнем силы наслаждаются сложными битвами, ведь найти достойного противника становится нелёгкой задачей; но для Какузу бой не был целью жизни или любимым делом, он всегда пытался разделаться с противником максимально быстро. Ехидная улыбка его напарника начала изнемогать терпение Какузу. Для него это было не более чем затянувшейся детской игрой, и ребёнку пора объяснить, что он ведёт себя неправильно. — Дотон: Чикью но кьёфу! После того как здоровяк сложил печати, его руки обрушились на горячий песок, и чакра ловчее воды просочилась в недра, достигнув самой земли. Поле боя затряслось, где-то стало набухать, как тесто на сковороде, и разрываться, а где-то проседать. Песок стремительно стекал в образованные дыры, словно вода сквозь пальцы; последовал жуткий гул и мощный удар обозначил кульминацию. Земля жадно поглощала и дробила всё, что попадало в плен её аппетита. Броненосец оказался бессилен против давящих масс и был в миг разломлен, как печенье. Когда всё стихло, от арены осталось лишь вспаханное поле, смешанное с песком. Ледяной пар, поднимающийся из недр, не предвещал ничего доброго. Какузу напрягся в преддверии нового «веселья» и по достоинству оценил силу своего напарника. Наступила тишина, и, словно первый осенний снег, из-под земли появились ледяные ростки. Сопровождаясь стекольным треском, они вздымались в небо, расцветая в гигантские шипастые розы, а молодые побеги переплелись между собой, образовав непроходимые дебри. Густой морозный туман леденящим одеялом устелил разогретую поверхность. Какузу с иронией подметил, что на вскопанном им «огороде» вырос достойный сад. Предчувствие не обманул: в тумане действительно скрывались новые звери, которые к тому же могли ловко перемещаться сквозь шипастые заросли. Более того Какузу знал, что его напарник может перемещаться по льду, как электрический ток по металлической конструкции, и ударить совершенно внезапно. Первые нападения, в котором приняли участие хищные кошки и журавли, норовящие пронзить жертву острым клювом, Какузу смог пропустить мимо, однако, появившиеся из ниоткуда гигантские сколопендры, склонили чашу весов в свою пользу. Они скрывались в ледяных стеблях и атаковали внезапно, затем снова исчезая. Острые шипы и ледяные ловушки поджидали на каждом углу, и каждая попытка избежать участи несла огромный риск. Какузу понимал, что долго бороться не сможет даже он. Он был прав. В конце концов звери загнали жертву в угол и набросились со всей животной яростью. Вырванные куски плоти в одночасье превратились в глину, как и сам Какузу. Чёрные нити высвободились из-под земли и оплели собравшихся зверей, словно стебли дикого винограда. Рядом с ними, словно пушечные ядра, выскочили две тёмные фигуры и взмыли высоко над цветочным садом. Эти существа приняли форму, отдалённо напоминающую приматов, а состояли их тела из нитевых волокон, схожих со строением мышц. Напоминали же они скорее ожившие смоляные изваяния, а нити протекали между собой и мерзко скворчали. Всё же облик этих тварей был различим не только масками, заменяющими лица: огненная обезьяна имела массивное округлое тело с бесформенными конечностями; воздушная птица немного уступала собрату и помимо четырёх таких же бесформенных конечностей, имела сетчатое подобие крыльев. Ледяной спектакль замер в предвкушении чего-то недоброго. Ветер наверху взбесился, и обе маски разинули пасти, концентрируя стихийную энергию перед собой. Поняв, что эти сущности готовятся вновь использовать зуккоку и атсугаи, но одновременно, зрители приготовились к невообразимому зрелищу. Воющий ветер стал заметно нагреваться, затем последовала смертельная комбинация вмиг заполонившая арену. Пламя поглотило ледяной сад и подхваченное ветром кружилось и вздымалось до небес. Если бы Кадзуя не позаботился о защитных барьерах, это стал бы самый жаркий день для него и всех зрителей. Струи пламени продолжали скользить по стенам невидимого барьера, создавая неповторимый эффект смешанного трепета и восторга. Наступившая тишина не обещала ничего хорошего. От некогда дьявольского, но по-своему прекрасного сада, не осталось ничего. Из разбитой земли поднимался горячий пар. Сущности спустились по воздуху к своему владельцу, который к тому моменту показался из-под земли. Маска птицы, в отличие от обезьяны, предпочла стоять на четырёх конечностях, как дикий зверь. Оба чудища превосходили по размеру своего владельца, каждое было наделено своим сердцем, но все беспрекословно подчинялись воле хозяина. Какузу не спешил праздновать и хотел убедиться, что Аоба попросту испарился, но не тут-то было: среди земляных развалин вновь сгустился ледяной туман. Поверхность завибрировала, глыбы стали расходиться под давлением массивной ледяной плиты, являющей себя из подземельной тьмы. Внезапно послышался резкий стук, и ледяная крышка соскочила, с грохотом рухнув на образованный пригорок. Внутри саркофага «покоился» сам Аоба, но был парень живее всех живых. Он неспешно вышел из укрытия, а довольная улыбка не покидала лица. — Не могу поверить, Какузу-сэмпай! Вы уничтожили два слоя моего тройного саркофага! — Сбавь обороты, или за твою гибель я отвечать не стану. Мы теряем много времени. — Позвольте, сэмпай, но я только вошёл в азарт, и у меня есть кое-что для вас... — Хитрая усмешка Аобы напрягла Какузу, но было поздно. Его тело сковала немая боль, ноги сами подкосились. С трудом опустив голову, Какузу заметил, как из груди вылезла одна из тех ледяных многоножек. Тварь спряталась под землёй и напала со спины, уничтожив тем маску водяной черепахи. При помощи маски обезьяны, Какузу избавился от мерзкой твари, а птица бросилась вперёд, словно озверевший пёс, отправляя во врага несколько залпов воздушных снарядов. Раздробленная маска черепахи вытянулась из спины владельца и с леденящими стонами упала на землю, а её нити превращались в отвратительную вязкую жидкость. Из последних сил чудище пыталось шевелиться и жалобно пищать, но смерть ни перед кем не кланялась. Вскоре разбитая маска наполовину погрузилась в мёртвую жижу бывшего тела. Аоба уклонялся от воздушных атак, отвечая сюрикенами в виде снежинок. Однако неугомонный монстр вдруг отступил к хозяину. — Ублюдок!.. — прохрипел Какузу. В его глазах, наконец, вспыхнула волна необратимой жажды и ненависти. — Только не говорите, что вы злитесь из-за утерянного сердца. — Аоба цинично смотрел на мучения напарника. Он получал ещё больше восторга и возбуждения. Перейдя границу в их сражении, он черпал вдохновение в яростном взгляде партнёра. — Орочимару ведь всегда может достать новые, разве нет? — Это отличная возможность проверить, стоили ли модификации Орочимару своих денег. — Так вы всё-таки взяли одно из тех сердец? Неужели мне оказана такая высокая честь? — Страсть разгорелась в глазах Аобы, и за ним последовал маниакальный смех. Маска огненной обезьяны запульсировала тёмной чакрой, гораздо более скверной и жуткой, чем у Какузу. Эта чакра изначально не имела ничего общего с той, что пронизывает всё сущее; это была чакра, рождённая из всевозможных пороков, выцеженная, словно творог из сыворотки. Она несла в себе непроглядную тьму, поглощала даже самую светлую душу и обещала несравнимую силу. Какузу наблюдал, как тонкие нити печатей обвили тело чудища, подобно ядовитой лозе, но беспринципная тьма отлично прижилась в не менее ужасающих глубинах Какузу. Обе маски вновь взмыли высоко в небо и приготовились к повторной комбинации. Аоба понял, что сейчас будет нечто действительно уникальное и невообразимое. В преддверии финала, в котором выживет лишь один, он стал складывать секретные печати клана Кумагаи. — Эйн но хоши! Парень вытянул руки перед собой, и между ладонями начали скапливаться ледяные осколки, образующие форму вращающейся звезды. Эта техника вытягивала последнюю чакру Аобы, но он должен был завершить её, ведь это станет величайшим творением для его коллекции, он не мог проиграть ради искусства. Огонь, усиленный ветром, в одно мгновение заполонил всю арену и набросился на жертву. Техника сравнялась с мощью предыдущей почти сразу, притом запас выделенной чакры не сократился и наполовину. Языки пламени словно обрели разум и переняли всю ненависть призвавшего, в беспробудной ярости бросались из стороны в сторону, бились о стены барьера и выстреливали вверх, разбегаясь по небу и утопая в нём. Свист раскалённого ветра лишь дополнял неукротимый ужас, поселившийся на трибунах; даже шиноби, отвечающие за барьер, стали жертвами сомнений насчёт его выдержки перед богоподобной мощью. Хотя барьер обещал выдерживать техники уровня каге, это стало для него отличной проверкой. Бушующее пламя, словно змеиное полчище, кружилось и восставало, и, казалось, что этому не будет конца. Тишина наступила внезапно. Все замерли, словно само время остановилось, дабы прекратить творившееся безумие. Огненные рукава, разливающиеся по арене, подобно воде в стакане, замерли в том же положении. Никто прежде не видел и вряд ли мог представить замороженное пламя, чей ярко-багровый оттенок разбавился с морозной бледнотой. Огромная ледяная глыба заполнила почти всю арену, и только воздушные промежутки между огнями образовывали многочисленные проходы. Огонь вытянулся в сторону Аобы, подобно стае окруживших его зверей, прежде чем они замерли. Сам шиноби обессилено упал на колено, едва находя силы для дыхания, но он продолжал улыбаться. Он был уверен, что Какузу со всеми своими сердцами остался внутри ледяной гробницы, ведь противостоять этой технике было невозможно. По силе она была сравнима с легендарным чёрным пламенем, аматэрасу. По легенде клан Кумагаи был основан пришедшей с небес женщиной, которую прозвали Юки-Онна. Она подарила людям звезду вечности, которая заморозила всех их врагов и укрыла в бесконечных льдах. Так и была основана Юки но Куни. Тишина длилась долгое время. Люди неотрывно рассматривали уникальное зрелище, и никто не остался безразличным. Это было неподражаемое искусство, бесценное дополнение к коллекции своего ценителя. Однако улыбку Аобы жестоко сорвал шорох земли в нескольких метрах. Какузу медленно, словно оживший мертвец, выполз на поверхность и предстал во весь рост перед обескураженным напарником. Здоровяк медленно приблизился к беспомощной жертве и, схватив за воротник мантии, притянул к себе. Аоба бросил последнюю улыбку, удивив напарника. Его взгляд переполняло безумие, даже когда он смотрел в глаза смерти. — Чего смешного? — Какузу одолело любопытство. Обычно он не привык разговаривать с мертвецами, считая это лишней тратой времени. — Глупо было притворяться. Мы изначально бились на смерть, верно, Какузу-сэмпай? — Надо уметь вовремя останавливаться. — Слова Какузу звучали словно оправдание для напарника, как будто он хотел утешить его перед гибелью. — Ты уж не потеряй моё сердце зазря. Пусть послужит тебе в дальнейших битвах во имя моего вечного искусства. — Аоба закрыл глаза, ожидая пришествие смерти. На какой-то момент ему показалось, что он ощутил её прикосновение. Резкая боль вонзилась в грудь, а затем только холод и ничего больше. Последние мысли прозвучали в его голове: «Я подвёл вас, Орочимару-сама...»***
— Немыслимо... — Коджи долгое время не мог прийти в себя от увиденного. — Даже двухвостый демон не кажется таким невероятным после этого... Он хотя бы естественный, а это... абсурд какой-то. Как можно заморозить огонь? — Поддерживаю, капитан. — Мацухиро реагировал спокойнее, хотя и не скрывал удивления. — Полагаю, это не было простым дзюцу, а какая-то тайная или вовсе запретная техника. — Как бы там ни было, — резко вступила Мэгуми, — хорошо, что психопат с чем-то подобным отправился на тот свет. Страшно представить, что он мог ещё сотворить. — Да, но меня беспокоит второй. — Коджи похмурел. — Его уровень невероятно высок. Я бы сказал, что шиноби с таким уровнем — большая редкость. Более того он не похож на вымотанного даже после того, как его пронзили насквозь. Что за чёрная сущность вышла из него? Держу пари, что он даже не человек, и его способности выходят за рамки естества. Боюсь, что наши девочки в большой опасности. Мэгуми промолчала. Но тревога отчётливо выражалась в каждом её действии. Она задумчиво всмотрелась в то, как местные шиноби безуспешно пытаются повредить лёд, но он не поддавался никаким техникам и оружию. В Колизее был объявлен перерыв до устранения проблемы, способ которой нашёлся быстро, но требовал времени. Шиноби опечатали каждую область неподатливой глыбы и при помощи техники перемещения смогли отправить её туда, где она точно не будет мешать до дальнейших решений, что с этим делать. На всё это дело было потрачено около получаса, что по оценке Коджи было весьма оперативно. По всей видимости, Кадзуя дал отличную мотивацию в виде всех тех «благ», которыми он одарит непутёвых специалистов в случае промедлений. Люди то и дело обсуждали феноменальное явление, а впечатлений было столько, что хватило бы на целый мир. Перерыв сыграл в пользу, дав зрителям выговориться и остыть перед следующим сражением, которое объявил ведущий: «Надеюсь, все успели закупиться холодными напитками после настолько горячего боя? Пламя не коснулось нас, дорогие друзья, но весь его жар буквально обрушился на трибуны! Давайте выразим огромную благодарность Кадзуе-доно за предоставленные скидки на холодные напитки и под аплодисменты встретим следующих кандидатов в полуфинал. Встречайте прекрасную девушку с шаринганом, чьи способности мы не успели оценить во всей красе, но ведь мы уже видели шаринган в лице нашего прошлого чемпиона, не так ли? Сможет ли эта куноичи не осрамить честь клана Учиха в бою против мастера иллюзий? Вы уже догадались о ком я? Конечно же, — Йошита! Пусть этот галантный боец не обладает врождённым даром к гендзюцу, как клан Учиха, но он определённо эксперт в своей области и сегодня у него появился шанс доказать это!»***
Столкновение двух мастеров на арене колизея повлекло бурные овации зрителей, однако противники стояли неподвижно. Йошита улыбался, словно для него это был спектакль, нежели смертельный бой, но Рен была сконцентрирована лишь на нём. Девушка успела изучить биографию противника и оценила его серьёзно. Трибуны умолкли. Ветер слился с тишиной, погружая весь колизей в своеобразный транс. — Девушка, вы так прекрасны! Позвольте пригласить вас на свидание после окончания нашей захватывающей дуэли? — Йошита грациозно поклонился противнице, но она осталась непоколебима, не поддаваясь даже самым скрытым уловкам. — Прошу прощения за столь резкое заявление, но меня сразила ваша изящная походка и столь прекрасные черты. Кажется, я влюбился! Вы — олицетворение красоты! Рен лишь хмыкнула в ответ. Возможно, лестные слова отзывались глухим эхом где-то впотьмах её души, но идеалом Рен была сила, а лучшим комплиментом — победа. Она также прекрасно знала, как действуют бойцы, специализирующиеся на гендзюцу, и играть с ними в игры крайне чревато. Хотя она знала, что иллюзия противника работает через запах, нельзя было упускать любой вариант. Не желая тратить лишнее время, Рен начала бой первой, предварительно активировав шаринган. Первый кунай со свистом полетел во врага, но тот даже не помышлял о том, чтобы уклониться. Снаряд молниеносно пролетел сквозь жертву, а точнее того места, где он был мгновение назад. На месте Йошиты остались витать лишь розовые лепестки, похожие на маленькие лоскутки нежной ткани, мягко падающие на разворошённую землю. — У тебя красивые глаза, — внезапно послышался мелодичный голос позади, — но ты давно попала в моё гендзюцу... Довольную улыбку Йошиты прервало внезапное осознание, что та Рен тоже была иллюзией, тогда как настоящая, обнажив кунай, подкрадывалась со спины. Он ощутил её запах, запах женского тела являвший собой нечто чистое, незапятнанное примесью духов или других посторонних вещей. Парень действительно обладал очень тонким нюхом и мог распознать даже самые незаметные запахи. Он внезапно обернулся к куноичи, распахнув пурпурный камзол и оттуда вылетела стая разноцветных бабочек, отвлёкших её внимание. Выигранного времени хватило Йошите, чтобы он смог отдалиться на безопасное расстояние. — Ах, какой запах! Ты почти поймала меня в плен своего аромата! Такой естественный, чистый, неразбавленный временем запах молодой девушки! Поверь, я помню каждый из запахов и многие хотел бы забыть, но твой желаю сохранить в памяти таким, какой он есть сейчас. Пока Йошита распинался, Рен ощутила неладное: сладковатый привкус во рту, дополненный развивающимся ароматом розовых лепестков, которые остались на месте бабочек. При всей бдительности, она не успела заметить, когда именно это всё случилось. Возможно, концентрируясь на противнике, она не заметила скрытой техники. — Баранохана но генсо! — Йошита сложил печать, и вокруг него образовался вихрь из таких же лепестков. Нежный и сладкий аромат быстро овладел ареной, а затем незаметно пробрался в тело Рен. — Первое небо: поиск истины. Людям свойственно заблуждаться, они всю жизнь ищут себя, но умирают потерянными. А что насчёт тебя? Последние слова прозвучали приглушённо и растянуто, после чего она словно погрузилась в сон. Мир вокруг неё изменился: она оказалась в странном пространстве, где не было неба и земли. Только странная бело-розовая материя, напоминающая размешанный клубничный йогурт. Пространство было живое, и спирали плавно двигались, не теряя при том своей изначальной структуры. Единственное, что выделялось на фоне безмерного пространства — редкие розовые лепестки. Она понимала, что это всего лишь иллюзия, но ни шаринган, ни техники рассеивания гендзюцу не возымели успеха. Всё было слишком реалистичным. Тешась последней надеждой, Рен прикусила край губы, показалась маленькая капля крови. — Это тебе не поможет. — Голос, прозвучавший за спиной, был очень знаком, но поверить в это было сложно, пока девушка не обернулась. Опасения Рен подтвердились, и скверные мысли повисли в голове, цепляясь за разум, как альпинист за выступающие камни. Она не хотела верить в увиденное, но этот голос принадлежал ей самой. Её абсолютная копия, словно зеркальное отражение, стояла напротив: никаких признаков техники подражания. Всё: наполненный древней силой шаринган, безразличный взгляд, таящий жгучую ненависть, надменная манера речи, привычная стойка с выставленной ногой и упёртой рукой в бок, ничего лишнего. — Кто ты? — Вопрос Рен был лишён смысла, но ответ всё же был важен. — Я Рен. Настоящая Рен. — Грубый и высокомерный голос копии промчался волной холода у настоящей, и в то же время пробудил злость. Кем бы она ни была, присвоение чужого имени было непростительной дерзостью. — Ошибаешься! И за это я убью тебя. — Настоящая Рен действительно ничем не отличалась от копии: их взгляды сцепились в равной мере, а надменные улыбки одновременно скользнули по лицу. В одно мгновение Рен оказалась за спиной у копии, готовясь разить спрятанным в рукаве кунаем, но та будто бы знала и, резко обернувшись, контратаковала ногой в голову. Уровень силы был точь-в-точь как у настоящей, и та отлетела, прокатившись по невидимому полу. — Жалкое зрелище. — Холодный взгляд копии вонзился острым лезвием, а звонкий смех разнёсся в пространстве. Она смеялась, глядя, как противница стирает кровь с губы, недоумевая от произошедшего. Вскоре вторая Рен осмотрела первую презрительным взглядом и скривилась в отвратной гримасе, бросая слова в самой низкой и брезгливой интонации. — Ты смеешь звать себя настоящей Рен? Ты жалкая слабачка, никчёмная подделка меня! Кто дал тебе право существовать? — Заткнись! — прорычала Учиха, не давая договорить противнице и бросилась в повторную атаку. Их навыки, стиль боя, скорость и реакция были равными. Даже все обманные движения были известны её противнице. Они обменивались ударами рук и ног, совершали резкие манёвры и мощные удары в прыжке и даже сила шаринганов была абсолютно равной. Когда Рен решила испытать гендзюцу на противнице, чтобы атаковать в слепую зону, то поплатилась за это очередным ударом в челюсть, после которого последовал смачный пинок в живот, обескураживший куноичи и давший преимущество врагу. Вторая с лёгкостью обезвредила оборону первой и нанесла серию сокрушительных хуков в голову, завершив её ударом уширо маваши. Претерпев каскад мощных атак, Учиха скривилась от боли, пытаясь подняться. Кровь с рассечённой брови каплями падала куда-то в пропасть, сквозь невидимый пол. Она с трудом коснулась образующейся гематомы на лице и сплюнула кровавый сгусток. У неё были очень сильные удары, но в данный момент это точно не было поводом для гордости. — Мерзость! Ничтожество! Я вырву твоё поганое лицо, чтобы ты не смела больше подражать мне! — Каждое слово второй Рен было брошено, словно тяжёлый камень, с особой жестокостью и отвращением. — Вставай! Не позорься, ты — жалкое подобие меня. Поднимайся! Каждое слово болью врезалось в сердце Учихи. Она оскалилась и, переполняясь животной злобой, поднялась, чтобы покончить с ненавистной копией, однако тут же получила удар коленом в живот. Ей снова представилась возможность оценить собственные навыки, в этот раз скорость, и снова они играли против неё. От резкой волны боли ноги Рен подкосились, но ярость превозмогла боль и следующий удар рукой сверху был перехвачен, что позволило Рен атаковать локтем в ребро, обескуражив противницу. Учиха вновь воспользовалась захваченной рукой, чтобы вывернуться, не давая врагу уйти, и нанесла последующий удар ногой в грудь. Противницу отбросило назад, но она, в миг сгруппировавшись, повторила уширо маваши. На этот раз успеха не было. Куноичи вновь схлестнулись в рукопашном бою, в котором первая Рен возымела малый успех, нанеся лёгкий удар в челюсть и грудь, после чего они обменялись жёсткими пинками по ногам друг друга. Решив сыграть на прочность, куноичи продолжили лупить в одну и ту же точку на бедре, и поначалу казалось, что проигравшего здесь быть не может, но усиливающаяся боль прожигала ногу, отражаясь на лице первой Рен жуткой гримасой. Вторая же оскалилась в улыбке, словно боль приносила извращённое наслаждение, и это вызвало отчаяние первой. А что, если она вообще не чувствует боль? Сломившись, Рен вскрикнула от разрывающей ногу боли и припала на колено, получив внеочередной лоукик, в который противница вложилась больше прежних. Бедро онемело, потянув сознание девушки в бездну, но она не собиралась сдаваться. Злорадствующий смех второй Рен всё сильнее разжигал ярость, что не давала покоя, а фальшивые аплодисменты вынудило Учиху вскочить, оперевшись на здоровую ногу, но она тут же получила удар кулаком сверху, от чего её буквально прибило к поверхности. — Жалость-то какая. — Поддельная грусть на лице второй быстро сменилась презрением. Она силой наступила на пламенеющую от боли ногу, от чего Учиха закричала. Она едва находила в себе силы, чтобы терпеть раздирающее, ноющее и растекающееся по телу ощущение. — Лежи. Ты, как опавший лист, должна лежать и гнить. Мне было бы жалко тебя, но ты слишком ничтожная, поэтому должна молить о моей доброте. — Вторая надавила на ногу ещё сильнее, вызывая ещё более истошный крик первой. Учиха тяжело дышала, ощущая, как кровь по лицу стекает с брови тонкой, но уверенной струйкой. Шаринган померк. Пронизанный болью оскал продолжал развиваться с каждым нажатием на больное место и слабел в обратном случае. Это нравилось второй Рен. — Тебе больно? Неужели ты позволила боли победить? И ты зовёшь себя Рен? Мне жаль тебя. — Что ты хочешь от меня? — сквозь зубы процедила Учиха, ощущая привкус собственной крови на языке. Она забыла про иллюзию, всё было слишком реальным. — Ты — позор клана Учиха. Твои цели, твоя ненависть, где они? Ты связалась с ничтожными шиноби и эта... Ханако! — Имя белоглазой куноичи вторая выдавила с особым трудом и отвращением. — Как ты могла признать... дружбу! От одного слова меня воротит. Ты — ничтожество! Ты предала родителей, раздавила нашу мечту, когда взяла руку этой слабовольной неудачницы! Я буду мучить тебя, пока ты не признаешь меня настоящей Рен и не попросишь покончить с жалкой подделкой, вроде тебя! Вторая Рен вновь наступила на больной участок первой, истязая её адской болью, пытаясь выдавить признание. Но она слышала лишь крик, смешанный с прорывающимся рыком раненой волчицы. — Упрямая тварь. Придётся мне помучать тебя ещё. Не оправившуюся от захлестнувшей боли куноичи, грубо схватила вторая и отправила обратно ударом в лицо, а затем она повторила ещё раз, и ещё... она продолжала избивать мерзкую в её глазах и жалкую подделку, и получать садистское удовольствие. Она пинала её в живот и по ноге, плевалась и бросала, как мешок с зерном, но девушка продолжала молчать, позволяя вырываться лишь стонам и крикам. — Ладненько, хочешь нечто более болезненное, хорошо... — Вторая вынула кунай, медленно подойдя к избитой противнице. — Сейчас я, как и сказала, вырежу твоё лицо! — Кунай с угрожающим блеском приближался к коже Рен, вызывая волну страха и беспомощности. Она видела в глазах второй безумие, а маниакальный смех эхом раздался в голове. Дрожь поглотила всё тело, но боль сковала его, обрекая на ужасную участь. Внезапный грохот прогремел где-то в стороне, и невидимая сила оттолкнула садистку от тела Учихи. Однако та сумела сгруппироваться, чтобы не упасть. Вспышка ярости сменилась надменной ухмылкой, когда она увидела виновницу происшествия. — Надо же! Белая Сакура! — вторая Рен сплюнула в знак презрения к взявшейся из ниоткуда Ханако. — Прочь от Рен, подделка! — резко бросила Хьюга, заслонив тело подруги. — Что? Ты что-то путаешь милая, это я Рен, и тебя я убью потом, а сейчас... прочь с дороги! — Ха-нако... — с трудом процедила Учиха, пытаясь поверить, что она действительно видит её. — Откуда... — Не шевелись! — Ханако наклонилась к подруге, взяв её дрожащую руку. — Откуда ты здесь? — Странный вопрос. — Девушка улыбнулась. Рен узнала эту детскую светлую улыбку, которая стала единственным источником света и надежды. — Ты сама позвала меня, глупая. Ты вспомнила меня. — Я, как... Ханако приложила руку Рен к своему сердце, и Учихе не показалось, она чувствовала биение сердца. — Потому что я у тебя здесь, в сердце. Я ведь говорила, что узы — истинная сила. И где бы ты ни была, эта связь навсегда останется между нами. Слова Ханако вызвали улыбку на избитом лице Рен, насколько она могла пошевелить губами. Однако звонкий смех второй вмешался в радостное мгновение, обрушив на него гору ненависти. — Как это мило, меня аж тошнит! Довольно осквернять мой слух нелепыми фразами, я разорву эти бессмысленные узы, вырву из ваших никчёмных сердец и буду плясать на ваших телах! — Не позволю... — грубо промолвила Ханако, но Рен резко схватила её запястье и помотала головой. — Я сама. — Оперевшись на подругу, Учиха поднялась. Её чакра вновь запульсировала, разгоняя лепестки роз, а в глазах воспылал шаринган. Она посмотрела на подругу, возвращая полученный свет в добродушной улыбке, и напоследок сказала: — Спасибо. Глаза Ханако засияли в последнее мгновение, перед тем, как она растворилась в куче лепестков белой сакуры. — Спасибо, Ханако. — Кажется, я сейчас заплачу, — с издёвкой выдала вторая. — Заплачу от того, насколько мне противно смотреть на это. — Заткнись... Заткнись. Заткнись! Катон: Рюука но дзюцу! Обе Рен проговорили в унисон, и их звонкий голос, смешиваясь, эхом пронёсся по пространству. Два огненных потока встретились в жестоком, но равном противостоянии. Борьба двух огней шла с перевесом в разные стороны, сопровождаясь громким гулом. Рен начала ощущать истощение, нехватку воздуха, однако переполнявшая её ярость и вера, подаренная Ханако, усилили огонь в её сердце, и струя пламени начала пересиливать врага. Она давила до самого конца, желая испепелить противницу, заставить ответить за всю причинённую боль. Но в последний момент Рен увидела, как пламя врага в миг стало больше и поглотило её собственное. Куноичи осталось только отступить. Больная нога напомнила о себе при приземлении, и Учиха не успела вовремя заметить, как противница выскочила из последних огненных волн. Её кулак уже занёсся над головой, и первой осталось лишь уклониться и попытаться схватить противницу для броска, однако, как только она это сделала, последовал незаметный удар подошвой по коленной чашечке, послышался хруст, Рен вскрикнула и тут же упала, корчась от невыносимой боли. — Что там говорила твоя Ханако? Узы — истинная сила? Серьёзно? И где эти узы? Покажи мне, прошу тебя. Я хочу видеть эту силу! Я сказала, покажи мне её! — Вторая выдала противнице лёгкий пинок по повреждённому колену, от чего та пронзительно взвизгнула и съёжилась от тягучей боли. Она больше не могла терпеть это, больше не видела надежды и света. Боль разрушила всё. — Это вся твоя сила? Смешно. Ненависть — истинная сила. Понимаешь? А теперь я убью тебя, подделка. Убью и заберу это тело, которого ты недостойна. Рен поверила в свою смерть так же, как в свою ничтожность и жалость. Жизнь стала проноситься обрывками воспоминаний. Она вспомнила, как впервые увидела мир сквозь шаринган, когда её руки испачкались в крови первой жертвы. Тогда она училась в академии и, невзирая на правила, отправилась в запретный лес одна. Там она спасла такого же «смелого» студента от поехавшего психа, так как уже в студенческие годы владела техниками клонирования и скрытности. Вспомнила первые годы в команде генинов вместе с Аято, который не мог смириться с тем, что всегда отставал от неё, и менее способным Тацуей, которому она помогала с тренировками и вскоре подружилась. Вспомнила, как пробудила второе томоэ шарингана, когда держала бездыханное тело Тацуи, убитого наёмниками из Амегакуре во время Нинкай Тайсен. Воспоминания одни за другими сменялись в голове чередой кадров и отголосков забытых чувств. Многим Рен была обязана Сайдзо — старшему брату отца. Он часто проводил время с маленькой племянницей: учил метанию сюрикенов, помогал оттачивать технику рукопашного боя, и вместе они часто ходили в лес и сидели на берегу озера; того самого озера, где она сражалась с Анбу. Многим обязана Ариме, который всегда был прекрасным соперником и товарищем. Они часто тренировались вместе, там она ближе познакомилась с его другом Римару. Римару... боль об утраченных чувствах последней и самой обжигающей искрой пронеслась перед Рен. Она помнила всю любовь и страсть между ними, чувства, которые никто так и не смог вырвать из груди, но смогли обратить в ненависть. Ненависть и цель стали её смыслом жизни. Потеря товарищей и родителей была слишком невосполнима и горька, она не хотела больше чувствовать, хотела стать бездушным клинком во имя единственной цели, и неутолимая жажда преследовала девушку, как собственная тень. Вот она — настоящая Учиха Рен. Нет смысла сопротивляться второй. Она сильнее. Острый кунай в руке победительницы взмыл над головой для решающего удара. Последние вдохи были так приятны, что хотелось бы остаться ещё на мгновение, хотя бы на пару вздохов. Запястье было перехвачено в самый ответственный момент. Это была крепкая мужская рука. Знакомый голос твёрдым эхом зазвучал вокруг, и едва он коснулся ушей Рен, как её сердце сжалось, а боль отступила, позволив ей пошевелиться, вдохнуть больше воздуха. Глаза застыли, из дрожащих губ вырвалось едва слышимое: — Отец...