***
Нагретый летним солнцем ветер щекотал луговую траву, бережно обтекая тело Мацухиро, а запах луговых растений пробудил парня накатом воспоминаний из детства. Этот запах не забылся даже спустя столько лет. «Что со мной? Где я?» — прозвучали мысли в голове самурая, и чтобы не гадать, он поднялся, утонув ладонями в мягкой траве, и, ощущая ершистую, но приятную для кожи землю. Поднявшись во весь рост, Мацухиро почувствовал лёгкость, какую не испытывал уже давно. Никаких болей от тренировок, никаких ссадин после битв с монстрами и ёкаями, и даже мысли были спокойны, не требуя утешения в виде крепких напитков. Оглядевшись, Мацухиро увидел знакомую рощу, но не мог понять, откуда знает её. В попытке понять это, он побрёл, доверившись интуиции, и действительно будто он знал куда идёт, а когда перед ним оказалось дерево с небольшими рубцами, а рядом с ним торчала воткнутая в землю деревянная катана для тренировок. — Это же!.. Нет, этого не может быть! Самурай бросился к оружию и без труда освободил его из земли, с любопытством и ностальгией разглядывая инструмент. Рубцы на дереве были на уровне пояса Мацухиро, а значит, на нём отрабатывал удары какой-то мальчишка, и этот мальчишка... он сам. Он вспомнил это места из детства, вспомнил, как отец запрещал ему тренироваться, и тому приходилось сбегать в лес и отрабатывать удары на деревьях. Мацухиро повернул голову в право, и его глаза налились грустью: по этой тропинке они с сестрой часто ходили к цветочной долине, только она знала о его тайных тренировках и молчала взамен на то, чтобы он ходил с ней рассматривать цветы и ловить бабочек. Он до сих пор помнит, как её первый раз ужалила пчела и маленькая Хотару со слезами бежала к старшему брату, боясь, что умрёт от яда, а он всеми силами заверял её, что их яд не опасен, пока аккуратно вытаскивал оставшееся в пальце жало. Слишком много сладких воспоминаний, ставшими горечью. Отныне они приносили лишь жгучую боль и взывали к ненависти, которая разрушала дух, но убаюкивала и утешала. Если это и впрямь то самое место... Мацухиро спешно двинулся в сторону, где должен быть их дом, и спустя короткое время вышел на дорогу, через которую на поляне стоял их скромный дом, который мог позавидовать нескромным хозяйством. Оставив жизнь шиноби позади, родители стали заниматься садоводством и, как он помнит, были очень счастливы. Небольшой домик минки, в котором места хватало всем, был таким уютным и... не разрушенным. Мацухиро со скорбью, но и теплотой вспомнил запах маминой еды, который всегда царил на кухне, мягкие кровати, на которых они с сестрой спали, а перед сном часто играли в настольные игры, смотрели в окно на звёзды, гадая, что же они из себя представляют, или просто мечтали. Иногда, когда Хотару было страшно, после его страшилок про ёкаев, она просилась к нему в кровать, и Мацухиро с умилением вспоминал, как бывало намеренно её пугал, чтобы потом чувствовать себя её защитником и прогонять монстров из-под её кровати. А зимой они вместе прятались под пуховыми одеялами и не хотели вылезать по утрам, поэтому придумали игру «Кто первый», чтобы хоть как-то себя замотивировать на что-то, и обычно побеждала сестра. Хотару всегда отличалась лёгкостью и готова была браться за всё, всегда всё делала будто впервые, не теряя восторга и радости. Мацухиро ступил на тракт, ведущий от их фермы в небольшой городок Ханамаки на юге Хи но Куни, где он в тайне от отца занимался в местном додзё, тратя карманные деньги, а иногда даже воруя их из семейного бюджета. Там он впервые научился ощущать чакру и это ощущение настолько вдохновляло его, что он готов был днями проводить за медитацией. Мацухиро с забавой вспомнил, как они с Хотару поругались, и она одна побежала в город, чтобы помириться с ним, однако там на неё напали хулиганы из старшей группы додзё. Это был первый случай, когда практика Одзаки-сенсея принесла настоящий плод, и Мацухиро смог ощутить, что его сестра попала в беду. Однако одолеть хулиганов ему было не по силам, но по крайней мере они не тронули сестру и это было, хоть и неполноценной, всё же победой. Конечно, в юности он считал себя позорно проигравшим и ещё больше злился на отца, потому что тот запрещал тренировки и не хотел тренировать его сам. Тогда Мацухиро не понимал и не хотел даже пытаться, почему его отец — шиноби, так сторонится силы и даже не даёт сдачи деревенской шпане. Тогда он считал его слабаком и трусом. Шагнув на территорию участка, где пахло землёй и самыми разными посадками, Мацухиро заприметил небольшой сарайчик, который отец никогда не показывал детям. Он был заперт какой-то мощной печатью, которую открыть мог лишь сам отец. Только сейчас Мацухиро уже знает, что в сарае скрывается целая подпольная оружейная, которую его отец, Сагами, сумел спасти из острова, где некогда жил клан Узумаки. Сагами ценил наследие предков, пусть и не был согласен с их амбициями, которые и привели клан к печальной участи, и не хотел, чтобы память о клане бесследно исчезла. Благодаря сохранившимся свиткам в подвале отца, Мацухиро и познал базовые техники клана, а вскоре, по всей видимости, это сделала и Хотару, когда забрала их с собой из дома господина Накадзимы. Хотя тсунагари она знала ещё до нападения на дом Накадзимы и это по сей день остаётся загадкой для Мацухиро. Запах гуляша, приготовленного матерью, невозможно спутать с любым другим. Для бывшей куноичи она отлично овладела навыками домохозяйки. Всё это нахлынуло на Мацухиро слишком резко, но это было именно тем, что он не смог сберечь и даже не смог отомстить за огонь, безвозвратно унёсший эти мгновения. Они с Хотару были ещё маленькими, когда на Ханамаки напали безумцы из культа Джашина, целью которых было убийство ради убийства, и они соревновались только в том, кто больше людей убил и насколько «красивее» это получилось. Лидер группы культа по имени Айзен жестоко расправился с родителями на глазах детей, но в тот день Мацухиро увидел, что его отец вовсе не слабак, и не окажись Айзен бессмертен, в отличие от других культистов, его тело уже в тот день стало бы трапезой для червей. Он применил это ужасное проклятие на их матери и издевался над ней, растягивая своё удовольствие, но, пожертвовав собой, она смогла на время остановить его, чтобы дети смогли убежать. Последние слова Наоми: «Я люблю вас, Мацухиро, Хотару, и всегда буду с вами», навсегда остались в сердце сына. — А вот и ты, наконец, — нежный женский голос словно гром среди ясного неба ударил в самурая. Он замер, боясь обернуться и увидеть её добрый взгляд и бесконечно милую улыбку, доставшуюся по наследству и её дочери Хотару. — Ма... мама... — шокированный, но всё же нашедший силы оглянуться Мацухиро с трудом произнёс эти слова. Не только тело парня покрылось дрожью, но вся душа затрепетала, разрушая все барьеры неколебимого характера. Она была точно такой же, как в воспоминаниях: длинные до пояса волосы были не такие яркие, как у детей, и отличались мягким, едва заметным лиловым оттенком, но глаза были зеленее самых зелёных лугов. На ней была тонкая домашняя юката с рисунками в виде изумительных белокрыльников, простирающихся вдоль зелёной, в тон глазам, ткани. — Ну надо же! Какой ты стал большой и красивый, — Наоми не смогла сдержать восхищение, а её улыбка стала ещё шире, словно она вот-вот рассмеётся. Мацухиро по-прежнему стоял столбом и не знал, что ответить. «Кто бы мог подумать, что смерть может принести столько ярких и приятных эмоций», — промелькнуло в голове самурая. Женщина не ждала ответа сына и первая подошла к нему, заключив в тёплые, нежные, крепкие материнские объятия. Мацухиро не смог сдержать выступивших на глазах слёз, но дал им взять над собой контроль. — Какой ты стал крепкий и сильный, так похож на отца. — Женщина слегка отпрянула, чтобы рассмотреть сына. Её блестящий взгляд цеплялся за каждый сантиметр его лица, она продолжала восторженно улыбаться, но складывалось ощущение, будто для неё встреча была ожидаема, и она ничуть не удивлена. — Мама. Прости. Я не смог уберечь сестру, и даже не смог отомстить за вас с отцом... — Не в силах выдержать собственного позора, Мацухиро отстранился и отвернулся, но мать схватила его за плечо и тихонько ответила: — Глупый. Почему ты говоришь так, как будто у тебя больше нет шанса всё исправить? — А разве он есть? Теперь я мёртв. Я не смог защитить сестру и даже не смог положить конец тому, в кого её превратили эти ублюдки. Я оказался безнадёжен. — Мёртв? Что за глупости? — усмехнулась Наоми, поворачивая сына к себе, чему он перестал сопротивляться. На его лице застыл вопрос, и женщина, не теряя доброй и заботливой улыбки, поспешила ответить на него: — Ты находишься в глубинах своего сознания, а пока оно живо, ты ещё не умер. — Я не понимаю... — Не перебивай. — Лицо Наоми на миг стало серьёзным, но после сразу же вернуло прежний тон. Женщина отошла на пару шагов назад и плавно, словно в танце, повернулась к сыну. — Любая мать готова защитить своих детей, даже ценой своей жизни. — Но ты и так это сделала! Я... я не хочу вспоминать тот день, но ты отдала жизнь за нас, а я не смог сделать того же для сестры, да ещё и сам помер. Я обесценил вашу жертву и недостоин находиться рядом с тобой. — Надо же, — ответ Наоми в виде лёгкой усмешки остановил поток слов Мацухиро. — Столько лет прошло, а ты всё такой же упрямый и никого не слушаешь. — Заявление женщины словно ножом прошло по сердцу сына, ведь только она знала, каким он был в детстве, и эта память по сей день живёт внутри неё, и это растрогало его настолько, что он не смог больше возразить. — Я не только отдала жизнь за вас, но отдала её вам. Это тайная техника клана Узумаки, которая способна заключать частичку собственной жизненной энергии в другом человеке. — Тайная техника? — удивился Мацухиро. — Я знаю много тайных техник, но никогда не слышал о подобном. — Её редко практиковали в клане, ведь ценой был срок собственной жизни, зависящий от количества переданной энергии. В тот день я отдала вам с сестрой почти всю свою жизненную силу, оставив себе только на то, чтобы сделать последний ход... — Прекрати... — голос Мацухиро вздрогнул, и в этот раз он оказался бессилен перед эмоциями. Слёзы скатились по щекам самурая. — Я не могу это слышать. Мама... ты... — Я просто вас люблю и хочу защитить даже от смерти. Сейчас, когда твоё сердце перестало биться, ты жив и видишь меня благодаря моей чакре, спрятанной в недрах твоего жизненного источника. Я ведь обещала, что всегда буду с вами и смогу вас защитить. — А я обещал, что позабочусь о Хотару и не... — После короткого раздумья, прервавшего речь, в Мацухиро, будто удар молота, врезалась страшная ему сердцу мысль. — Погоди! Хотару! Тот день, когда её убили, она тоже?.. — Ну разумеется, — вновь усмехнулась Наоми. Её улыбка была, как весеннее солнце, прогоняющее злую, холодную зиму. — Она уже была здесь, и мы с ней разговаривали точно так же, как и с тобой. — Так значит... значит всё это время она была живая? А я... — Глаза Мацухиро наполнились отчаянием и злостью на самого себя. В порыве гнева он припал на колени, ударив кулаком в землю. — Проклятье! Она была живая, а я бросил её! Если бы я знал... должен был знать, должен был забрать её тело, а не трусливо бежать, что я наделал?! — Мацухиро продолжал ругаться и корить себя, избивая землю. Слёзы неподконтрольно лились и падали на траву, а ком, подступивший к горлу, начал душить так, что дыхание самурая сбилось, и он закашлялся. — Прекрати. — Лёгкая рука матери бережно легла на спину парня, и он остановился. — Мы с отцом ни в коем случае не виним тебя. Мы гордимся тем, насколько сильным и мужественным ты стал. Ты никогда не забывал о добродетелях, ты вырос прекрасным человеком, Мацухиро. Мы с твоим отцом тоже совершали ошибки. Ты ведь так и не знаешь, почему он не хотел, чтобы ты сражался. — Слова матери убедили самурая подняться и выслушать её. — Когда мы были ниндзя клана Узумаки, мы совершали страшные дела: мы защищали свои тайны даже ценой жизни невинных, вели дела с влиятельными, но злыми людьми, чтобы обеспечить своё благополучие. Твой дядя, лидер нашего клана, отправил в Коноху мою младшую сестру Кушину, чтобы получить силу Кьюби, какой обладала её предшественница Мито. Наш лидер был помешан на силе и тайных знаниях, но не успел воплотить все свои амбиции. Мы с твоим отцом могли погибнуть за идеи клана, но решили начать новую жизнь. У нас уже не было возможности отмыться от той крови, которую мы пролили, но вы с Хотару, такие чистые и невинные — наше новое будущее. Мы с Сагами расплатились за свои злодеяние, но мы так хотели, чтобы вы жили спокойно, не зная жадности и алчности клана Узумаки. — Мацухиро внимательно и с упоением слушал рассказ матери. Он уже успел ознакомиться с некоторыми аспектами истории клана и прекрасно знал их методы, но он и представить не мог, что его родители когда-то были замешаны в этом всём. Читающееся сожаление и раскаяние в глазах Наоми не могли остаться незамеченными, и Мацухиро хотел, чтобы улыбка вновь вернулась к ней, поэтому улыбнулся первым. — Вы были самыми прекрасными родителями и ими останетесь навсегда. После смерти Хотару я пытался начать жить заново, возможно, даже простил себя, но, когда мы с ней встретились вновь, и она стала теми, кто уничтожил нашу семью, я не смог остановить её. Я совершал много ошибок в своей жизни, я не был до конца хорошим человеком, я любил деньги, выпивку, искал славу и жил лишь слепой ненавистью к сестре. Теперь я понимаю, что в первую очередь я должен был остановить себя и разобраться во всём. Но я не знаю, мама, не знаю, как мне поступить с ней. Я всё ещё не могу простить Хотару за смерти близких мне людей. — Она пережила очень много боли. Я не знаю, насколько жестокими были те люди, но они сломали её и превратили в себе подобную. Однако я чувствую, что наша маленькая доченька всё ещё жива и ей нужна помощь. Ты сам должен решить, каков твой путь, но, прошу, верни к нам нашу маленькую Хотару. Вырви её из лап того зла, в которое её затянули последователи культа, — всё это Наоми говорила с невыразимой печалью. Её больше не было рядом с дочерью, ведь её печать жизни была открыта в момент гибели Хотару. Теперь она знала, что связь с Мацухиро через печать жизни так же исчезнет, ведь её жизнь будет передана ему. — Обещаю, мама. Женщина улыбнулась и молча подошла к сыну, заключив его в объятия, но они отличались от тех, которые были до этого, особой лёгкостью и бесконечной теплотой любви. Наконец, Наоми сказала: — Я люблю тебя, сын. Теперь ты — наследие клана и продолжение нашей семьи. Не сходи со своего пути, но становись лучше, и однажды ты станешь великим человеком. Я в тебя верю. — Мама... — Горечь продолжала давить на грудь и слезы непослушно стекали по щекам. Мацухиро понимал, что это мгновение не может быть вечным, и вскоре ему придётся вернуться в реальный мир. — Спасибо... за всё. Наоми улыбнулась, её руки крепче сжали плечи сына, но вскоре связь становилась слабее, и как Мацухиро ни старался воспротивиться, контакт с этим миром терялся, превращаясь в поток энергии, разливавшийся внутри бесконечной бездны, и он ощущал, как эта жизнь вновь наполняет его тело.***
Попрощавшись с черепахой, птица доставила тело Мацухиро через озеро Санби и остановилась на границе леса, где Ханако и хотела похоронить самурая. С горьким сердцем куноичи подняла павшего товарища и, проделав один точный прыжок, остановилась на траве. Джун позаботилась о глефе, которая преданно лежала рядом со своим владельцем на момент его гибели. Оружие до сих пор пульсировало огромной силой, перед которой даже сама куноичи испытывала трепет и отметила, что встреться она в бою с таким противником, даже её сил могло бы не хватить для победы. Несомненно, этот мир сегодня потерял очень сильного и доброго воина, сегодня зло победило, и это омрачало Джун. Она с тихой грустью наблюдала за тем, как Ханако бережно уложила товарища на траву, читала боль утраты в каждом её действии, в каждом вдохе и взгляде. Мгновения тишины, наполненной громкими мыслями, были прерваны мелькнувшим силуэтом, взявшимся из ниоткуда, однако Джун среагировала молниеносно, отразив глефой атаку незваного гостя. Гость остановился в трёх метрах от девушек, опасное расстояние для шиноби, особенно обладающих такой высокой скоростью. Это оказалась молодая девушка с длинными прямыми чёрными волосами, обладающих чарующим шелковистым блеском в свете солнечных лучей; часть волос была собрана в небольшой хвост, остальная рассыпана по плечам, а густая ровная чёлка покрыла область бровей, но не тронула чёрных глаз. Взгляд этой куноичи был ярким и почти детским, обладая какой-то странной искренностью, а душевная улыбка полностью отражала непосредственность, сокрытую в глазах. Создавалось впечатление, что перед ними стоял ребёнок в теле взрослой девушки, а её недавнее нападение было не более чем обычным озорством. Девушка была одета в длинную чёрную юкату со слегка распахнутой зоной декольте, не раскрывающей женских особенностей. Под свободно гуляющей нижней частью юкаты девушка носила сетчатые колготки и высокие, до колен, сапоги с вырезом для пальцев, как часто было у ниндзя. В руке у неё блестел изящный ниндзя-то. — Ой, простите, — не теряя улыбки, вступила девушка, продолжая таранить острым прямым взглядом двух куноичи, а её голос был звучным и мягким. — Я не заметила вас и чуть не убила. Пожалуйста, отойдите в сторону, чтобы я смогла убить того лежащего парня, — в такт словам девушка бросила соответствующий жест рукой. — Кто ты? И чего тебе надо?! — грубо вступила Ханако, не желая играть в очередном спектакле. — Ох, я искренне прошу прощения, мне должно было представиться. Меня зовут Нараку, и я пришла сюда, чтобы убить вон того мальчика. — Девушка указала пальцем на тело Мацухиро, а её эмоции ничуть не изменились, будто это была какая-то кукла. — Тогда ты опоздала. Он уже мёртв, и мы хотим его похоронить. — Ханако меньше всего хотела ненужных конфликтов, хотя бестактность гостьи, как ветер, пробуждал волны гнева внутри куноичи. — Мы не успели познакомиться, а вы уже пытаетесь меня обмануть. Нехорошо. Всё тот же прямой, уверенный и искрящийся взгляд был настолько громким, что Ханако невольно поверила ему и обернулась, но Джун не спускала глаз с подозрительной девушки, истинный мотив которой был спрятан за детской улыбкой. Когда Мацухиро тихонько вздохнул, Ханако не поверила, приняв это за гендзюцу, но из его уст раздалось едва слышное, хриплое: — Хо-тару... После этих слов самурай вновь потерял сознание, но он был жив и в это поверить было сложно до самого конца. — О, так вы хотели похоронить живого человека? Какие же вы жестокие, мне начинает нравиться! — Маниакальная усмешка добавила масла в огонь и напряжение возросло. — Тогда тебе должно понравиться и это, — резко вставила Джун, сложив печать концентрации одной рукой. В тот же момент лиловая чакра вынырнула под ногами Нараку и оплела тело, приняв форму кораллов, однако она даже не пыталась сопротивляться, а её взгляд не дрогнул и не изменился, только улыбка разрослась, подобно пленившей её технике. — Ух ты! Какая необычная и замечательная чакра, и, кажется, она вытягивает мои силы. Как это здорово! В одном точно не было сомнений — эта девушка сумасшедшая, ведь она испытывала настоящий восторг, будто и правда для неё всё это казалось игрой, но какую же силу она должна скрывать, чтобы так беспечно и легко относиться к подобному? — Откуда ты знала, что он жив, и зачем тебе нужна его смерть? — Ханако продолжила допрос, пытаясь выиграть больше времени, пока техника Джун медленно вытягивает чакру своей жертвы. — Ох, нет-нет, что вы, вы неправильно меня поняли. Я вовсе не хочу убивать этого человека, мне он даже незнаком лично, просто мои друзья хотели бы его смерти, а я как раз проходила мимо и подумала: «Почему бы мне не убить его?». К тому мне же мне надо было убедиться, что он действительно жив. — Но я лично видела, что он был мёртв! — Ну разумеется он был мёртв. Просто теперь он жив, что такого-то? С его сестрой Хотару было так же, вы ведь знакомы с ней? Такая славная девчушка, но мне иногда даже жаль её, ведь она никак не может принять себя такой, какая есть. — Каждое слово Нараку звучало так, будто это была дружеская беседа, в её голосе не было агрессии или угроз, а нескончаемая улыбка продолжала настораживать. — Тебе придётся поискать другой способ порадовать друзей. В Ичиготеру продаётся немало интересных сувениров. Тогда нам не придётся сражаться, что, поверь, для тебя закончится плохо. — Ханако оставалась непреклонной, в её глазах читалась непоколебимая воля. Кроме того, здесь она была на своём поле, благодаря озеру. — Милая, а с чего ты взяла, что сможешь меня одолеть? Давай так: ты покажешь мне свои глаза, после того, как я покажу свои. — Едва последнее слово покинуло уста Нараку, как её острый взгляд чёрных глаз вспыхнул алым пламенем шарингана. — Шаринган? — Недоумение было наименьшим, что Ханако ощутила в этот момент, ведь самым сильным чувством, вмиг поглотившее куноичи, являлась тревога. Сражения с Учихами никогда не были лёгкими, хотя, с другой стороны, это была уникальная возможность получить бесценный опыт в борьбе с этим додзюцу. Развеяв все страхи и сомнения, Ханако активировала бьякуган, вновь испытала удивление и сразу же поделилась с Джун: — Это иллюзорный клон! — Что? — удивилась куноичи из Хошигакуре. При их столкновении она была настоящей, когда ей удалось создать клона? — Невозможно. Говорят, шаринган способен наводить иллюзии одним лишь взглядом, возможно, это тот случай. — Я уже имела дело с этим додзюцу, поэтому могу заверить — это не гендзюцу. — Прекрасные глаза! — воскликнула Нараку. — Выходит, теперь от моего клона нет пользы, поэтому вы можете поговорить со мной напрямую, для этого вам надо только повернуть голову вправо. Ханако могла поклясться, что никого вокруг не было ровно до того момента, пока клон не закончил говорить. Настоящая Нараку стояла на границе леса, сложив руки на груди и облокотившись на дерево. На этот раз клинок покоился в ножнах за спиной. Клон в этот момент растворился в воздухе, оставив ловушку Джун ни с чем, поэтому куноичи развеяла боле ненужную технику. — У вас есть два варианта, — алый блеск добавлял безумие в прямой и дерзкий взгляд Нараку, а та же улыбка смотрелась на его фоне более пугающе, — вы можете сразиться со мной, но тогда я убью вас и этого парня; или одна из вас может забрать его с собой и попытаться убежать, пока вторая всеми силами попытается помешать мне, в таком случае я убью её, но преследовать другую не стану, потому что у меня нет желания возиться с этим. Столь наглое заявление окончательно воззвало к боевому духу Ханако, и куноичи сложила печать концентрации, накапливая воду вокруг себя, а затем последовала пара печатей, которыми она обязана наследию Второго Хокаге. Джун ощутила огромную силу и то, насколько влажным стал воздух; маленькие капельки успели даже очутиться у неё на коже и слегка намочить волосы. — Эти печати... — На мгновение лицо Нараку одолело искреннее удивление, но причина такой реакции была известны только ей самой. — Есть третий вариант... — послышался звонкий голос по другую сторону дерева. Ханако сразу узнала этот голос и остановила технику. Сразу после этого из тени леса вышла... — Рен! — воскликнула Ханако, но не от удивления, ведь присутствие подруги она заметила почти сразу после того, как активировала бьякуган. — Я думала, ты так и будешь сидеть за деревом. — Ого-о, — щенячий восторг Нараку при виде другого шарингана окатил волной недоумения даже Рен, — у тебя тоже есть красивые глазки? Какая неожиданность, простите мою эмоциональность, но я просто обожаю сюрпризы! — Обожаешь сюрпризы?.. — Злобная усмешка на мгновение озарила лицо Рен, прозвучал едва слышимый хлопок, клочья земли вырвались из-под подошвы вместе с пылью, но не успели они достичь своего пика, как кунай Учихи вонзился в бок Нараку, от чего куноичи судорожно вдохнула, а её глаза заискрились от пронизывающей волны боли. — Тогда получи, — цинично бросила Рен и резким движением вытащила кунай, обнажив глубокую рану, из которой потекла кровь. Став свидетелем столь неожиданного события, Ханако не стала завершать технику и опустила руки. — Это... было... превосходно! — возгласила Нараку с восторженной улыбкой и пылающим безумием в кроваво-красном шарингане. Увиденное привело в трепет всех, кроме Рен, которая уже успела ознакомиться с подобным явлением в битве с Хотару. — Но ведь... это же не клон! — Ханако пристально изучала противницу и сомнений в том, что это действительно не был клон становилось всё меньше. И даже Джун не могла найти объяснения происходящему, отчего её реакция не отличалась от Ханако. — Так ты такая же, как и она, — недовольный тон Рен и холодный взгляд в горящем шарингане впечатлил Нараку. — А тебе, видать, уже приходилось встречать кого-то из нас. Тебя зовут Рен, правильно? Приятно познакомиться. По глазам вижу, что ты хочешь меня о чём-то спросить, и я с радостью отвечу на твои вопросы. — О да, вопросы есть. — Рен сделала несколько шагов в сторону, затем обратилась к Ханако: — Забирайте Мацухиро и найдите за остальных, а я вас догоню. — Ещё чего! — фыркнула Хьюга, — в одиночку думаешь с ней сладить? — Я что-то невнятно сказала? — Рен не собиралась оправдываться перед подругой и тем более тратить время на пустые уговоры. — Чёрт, да не спорь ты, просто сделай, как я прошу. — Ни за что! — Ханако! — рассерженный крик Рен был достаточно громким, чтобы приглушить бушующее желание вступить в бой плечом к плечу. — Не переживай, — промолвила Джун, стоя за спиной, — дракону не суждено пасть в этом бою. Сейчас мы должны позаботиться о твоём друге. — Ладно... — с едким недовольством выдавила из себя Ханако. Она знала, что ни за что не простит себе смерть Рен, но в данной ситуации оставалось довериться ей и надеяться на лучший исход. Лиловая птица взмыла высоко в небо, разгоняя ветер, и через несколько мгновений улетела далеко за пределы поля боя. Нараку даже не пыталась как-то помешать врагам скрыться, ведь теперь её интерес сосредоточился на другом. — Ты из Учих? — сухо спросила Рен, будто это был допрос. — Я не помню тебя в клане и имя твоё мне незнакомо. — Ну разумеется ты не помнишь меня, ведь ты ещё не родилась тогда. Ты ведь из Конохи? Я помню времена, когда клан Учиха жил обособленно, а Конохи не было даже в проекте. Это было очень давно. — Несмотря на неоднозначные эмоции Нараку: озорную улыбку и лукавый взгляд, она говорила серьёзно и это не подвергалось сомнению. Люди вроде неё умеют говорить правду не хуже, чем лгать и всё же Рен было трудно в это поверить, но она не собиралась бросаться громкими возражениями. — В таком случае ты хорошо сохранилась. Это было больше полувека назад, сколько же тебе лет? Семьдесят? Восемьдесят? — Нотки сарказма в голосе Рен подпитывали эмоции Нараку, ведь Учихи никогда не любили мямлить и улыбались даже, когда смерть стояла перед ними. — Твои слова ласкают мой слух, но и ты ничего, я вижу в тебе большой потенциал, но мне не терпится опробовать остроту твоего характера в бою. Ниндзя-то выскользнул из ножен Нараку быстрее молнии, но куноичи сохранила безмятежное выражение лица даже после того, как её клинок столкнулся с кунаем Рен, прикрывшим куноичи от рубящего удара. Учихи продемонстрировали небывалую скорость и грацию, обмениваясь сериями коротких и смертоносных ударов, но металл со звоном и искрами противостоял металлу, и ни одно лезвие так и не вкусило крови. Возбуждение нарастало в глазах Нараку, Рен же оставалась холодной и не теряла решимости, однако даже с её непревзойдёнными навыками куноичи, противостоять Нараку было весьма трудно, ибо её скорость была невероятной. В последний момент кунай очертил дугу, но прошёл сквозь шею противницы, в тот момент, когда настоящая Нараку внезапно атаковала сбоку. Лезвие ниндзя-то со свистом пронеслось в сантиметре от юкаты Рен, когда она в последний момент успела отступить. «Что это было?» — удивилась Учиха в попытке проанализировать манёвр Нараку: — «Она не могла успеть создать иллюзорного клона и обойти меня с такой скоростью, или... могла?» — Прости, что-то я начала засыпать. Это было так... медленно, — издевательский тон был направлен прямиком в гордый нрав Рен, но самообладание отразило эту атаку. В то же мгновение Нараку бросилась на противницу, но едва кунай отражал разящий клинок, как она успевала перемещаться и молниеносно нападать с другой стороны. Шаринган не мог разглядеть перемещений противницы и лишь интуиция на пару с отработанными уклонениями и блокированиями позволяли Рен остаться нетронутой. Казалось, что Нараку атакует одновременно со всех сторон, но при этом за ней не было замечено создание клонов. Смекнув, что бесконечно это продолжаться не может, Рен выгадала момент и проделала высокий прыжок ровно в тот момент, когда Нараку должна атаковать в очередной раз, и метнула один из двух кунаев, однако Учиха вмиг исчезла и появилась, проскользив подошвой по земле, в пяти метрах левее. Рен приземлилась, но едва она приготовилась к наступлению, как Нараку, вонзив меч в землю, молниеносно сложила три печати, в результате чего её окружила дюжина иллюзорных клонов. Полагать, что подобными клонами можно обмануть шаринган было бы слишком наивно для той, кто сама носит эти глаза, а значит, недооценивать этот приём было опасно. Вернув ниндзя-то в руку, Нараку вместе с клонами бросились на Рен и, к немалому удивлению последней, каждый клон атаковал по-настоящему, хотя их групповая атака и была прямолинейна и по одному. Рен без труда отражала столь очевидные атаки, но тот факт, что они возвращались и атаковали в спину, усугублял положение Учихи. Шаринган продолжал фиксировать клонов, как иллюзию, но в последний момент каждый из них становился настоящим, а это могло значить лишь одно: Нараку незаметно перемещается между клонами, поэтому они атаковали по одиночке. Это догадка позволила Рен, не боясь других, отступить назад в момент следующей атаки врага и бросить кунай в атакующего, чтобы отвлечь хотя бы на мгновение. — Рюгэй: Сагу! Скорость складывания печатей у Рен не уступала Нараку, и она успела выполнить тайную технику, опустившись на колено. В режиме сенсорного восприятия окружающего, Рен уловила каждую деталь в перемещении настоящей Нараку и как только та атаковала резким и точным ударом сверху, Рен вывернулась в последний момент, а высвобожденный из-под рукава кунай скользнул вдоль шеи противницы. Нараку отступила, но Рен приняла боевую позицию, готовясь к любому исходу. — Поверить не могу! — протяженно возгласила Нараку с алым блеском в глазах и широкой хищной улыбкой, прислонив ладонь к шее. Рана не была глубокой, но всё же ощутимое жжение и кровотечение говорили за себя. — Это была потрясающая техника! Твой шаринган красив, но хотелось бы узнать, что ты скажешь про мой? Последующее мгновение удивило даже такую непроницаемую куноичи, как Рен: узор правого шарингана Нараку изменился, когда вместо трёх привычных томоэ появилось очертание трёх отдельных колец, соединённых между зрачком и радужной оболочкой. Левый глаз Нараку оставался в прежнем виде. — Это... мангекё?! — Верно. Могу ли я увидеть твой мангекё? Но похоже ты не пробудила этих глаз. — То, с какой простотой и скрытым, но при том очевидным ехидством говорила Нараку, всё же задевало крутой нрав Рен. Ей никогда прежде не приходилось наблюдать эти глаза вживую и вот сила, о которой Учиха мечтала долгие годы прямо перед ней, но не в её руках. — Похоже ты и сама-то пробудила его только в одном глазу, — цинично усмехнулась Рен. — Ой, нет, ну что ты, всё совсем не так. Просто, когда меня убили, я применила изанаги, чтобы не умереть, и лишилась одного глаза, и даже когда я заменила его другим шаринганом, мангекё так и остался утраченным навсегда. Но, знаешь, мне хватит и одного, чтобы победить тебя. — Думаешь, я боюсь тебя? Мангекё не дарует бесконечную силу, и даже Мадара, величайший Учиха с самыми сильным в истории клана глазами, был сражён в бою. — Много ли ты знаешь о Мадаре-куне? — Нараку слегка наклонила голову набок, что делала периодически, и с любопытством уставилась на оппонентку. Тот факт, что Мадара был упомянут с суффиксом «кун» не остался незамеченным для Рен, но она не подала виду и прямо ответила на вопрос. — Достаточно много. Мама восхищалась этим человеком и многое мне рассказывала о нём из того, что в обычных книгах не найдёшь. — Интересненько, а как звали твою маму? — Норико. А тебе-то что? — Вот как! Тогда наша встреча огромная честь для меня. — Глаза Нараку загорелись ещё сильнее. — Так что ты там говорила насчёт того, что сможешь победить меня? Мне бы очень хотелось лицезреть этот момент. Недосказанность Учихи вызвали естественное желание Рен увидеть полную картину, однако Нараку продолжала видеть в происходящем лишь забавную игру. Это был явный вызов, предлог для Рен собственноручно вытащить правду из противницы, и куноичи с удовольствием приняла вызов. Кунай, уже успевший вкусить кровь, приготовился насладиться ею вновь в тот момент, когда Рен молниеносно атаковала Нараку, и вскоре остриё, грозно блеснув на солнце, впилось в плоть, но это была совсем не та кровь, которую он ощутил до этого. До конца не понимая происходящего, Рен с треском громыхнулась на землю и только потом поняла, что самолично воткнула кунай себе в правую ногу. — Ой мамочки! Ты не ушиблась? — с издёвкой бросила Нараку, — тебе следует быть осторожнее, когда держишь оружие в руке. — Какого?.. — процедила сквозь стиснутые зубы Рен. Попытка подняться вызвала свирепую боль в ноге, но дух куноичи не могла сломить «какая-то царапина», однако внезапно её тело вовсе перестало подчиняться. — Да что происходит!.. Приложив все усилия, Рен пыталась пошевелить хотя бы рукой, но та была будто не её. Тело девушки без её команды припало на колени, от чего рана отозвалась волной судорожной боли. Вскоре рука, крепко сжимающая кунай, медленно направилась в сторону живота. В глазах Рен впервые заиграла безысходность, она даже прикусила губу, в надежде, что это поможет, но нет, собственные руки предали хозяйку, и кунай моментально проткнул живот, войдя по самую рукоять. Нестерпимая боль прошлась по телу разрядами, перекрыв дыхание куноичи, а во рту ощутился металлический привкус крови. — Больно, правда? — Выражение лица Нараку не менялось даже при виде того, как её противница корчится от боли, которую сама же себе причинила. Для неё это было не более чем игрой в куклы, где о жалости даже нету речи. — Не переживай, ты не умрёшь, потому что я не дам тебе умереть. Я хочу, чтобы ты по достоинству оценила силу моего мангекё, ведь ты попала под контроль моей техники под названием — такамагахара. Пока ты корчишься от боли, я коротко объясню тебе её принцип: это мощное гендзюцу, создающее альтернативную реальность, которой я могу управлять. Пока ты под действием такамагахары, я могу контролировать даже тебя, правда для того, чтобы контролировать твоё тело в реальности, мне необходим зрительный контакт, поэтому не переживай за рану на животе: она ненастоящая, и ты не умрёшь. Поэтому я могу протыкать тебя сотни и даже тысячи раз! Ну разве это не превосходно! — возбуждённо восклицала Нараку, торжественно подняв руки. Контроль над телом вернулся к Рен, но ей было нечем возразить противнице: сила мангекё шарингана и впрямь была немыслима, а ведь это сила одного глаза, на что же способны оба? Страшно представить, какая сила скрывалась бы за вторым, не будь он безвозвратно утрачен из-за изанаги. — Ты должна обрести такие же глаза, но для этого тебе необходимо стать сильнее. Но не обижайся, я вовсе не считаю тебя слабой, а даже наоборот! ты смогла удивить меня. В моё время имя Учиха внушало страх и трепет, многие враги сдавались без боя и служили во имя нашей славы, подобно цепным псам, но сейчас я уже давно не слышала, чтобы это имя звучало столь же громко. — Речь Нараку находила отклик в сердце Рен, ведь именно за это она и сражалась. — Это было далёкое время... Внезапно пространство вокруг куноичи начало стремительно меняться: солнце ушло за горизонт, оставив лишь тусклый вечерний свет, озеро исчезло, а густой тёмный лес окружил возникшую из ниоткуда деревню. Мрак этого места развеивали линии багровых тётинов, висящих вдоль многочисленных деревянных домиков и разномастных улиц. На первый взгляд это была обыкновенная деревня, каких много, но почти на каждом доме гордо изображался мон Учиха, а атмосфера здесь царила воистину зловещая, будто разгневанные призраки убитых Учихами людей незримо кружили над деревней, вопреки своей воли создавая её жителям благоприятный настрой. Оглядываясь по сторонам, Рен подловила себя на том, что ей нравится это место и именно таким она представляла обитель легендарных воинов. — Ах... родная деревня, как я по ней скучаю, — с ностальгирующей грустью вымолвила Нараку, вдыхая приятный аромат не только самой деревни, но и атмосферы внутри неё. Учихи часто использовали рабов, чтобы те занимались сельскохозяйственными делами, следили за чистотой и за тем, чтобы желудки воинов были сыты, а оружие блестело. Наказания за провинности нередко бывали весьма жестокими, зато порядок среди рабов сохранялся в безупречном виде. С другой стороны, клан защищал пленников и даже установил им некоторые личностные права. — Столько чудесных воспоминаний! Рядом возвышался большой дом, коим был местный идзакая, где часто собирались шиноби клана и порой допивались до того, что их приходилось выносить наружу на руках. Позади заведения находилось поле для тех, кто хотел выпустить пар в кулачном бою, ведь разборки с применением дзюцу жестоко пресекались внутри деревни. Дверь идзакая распахнулась и оттуда вышел высокий, статный мужчина с густой копной длинных волос, сравниваемых с львиной гривой. На нём была лишь синяя юката, оголившая крепкую грудь шиноби. — При Мадаре мы достигли пика своей славы, это были лучшие времена в истории нашего клана. Мой дорогой Мадара, как жаль, что всё это иллюзия... — Присутствие, пусть и ненастоящего Мадары, моментально вызвало трепет Нараку, её лицо изменилось, будто перед ней стоял не обычный человек, а почитаемое ей божество. Несомненно, будь он настоящим, она бы бросилась к нему, готовая выполнить каждый приказ, каждую его прихоть. — Так это и есть Мадара? — Возможность увидеть образ легендарного шиноби своими глазами стал настолько большой честью и уникальной возможностью для Рен, что она позабыла почти обо всём, что было недавно. И даже звенящая боль в животе перестала терзать тело куноичи. — Как бы хотелось, чтобы у нас была возможность воспитать нашего сына... — Нараку посмотрела куда-то в сторону, и Рен последовала за ней: неподалёку стоял молодой парень с чёрными лохматыми волосами до плеч. На нём был синий плащ Учих с высоким воротом и жилет схожий с тем, что сейчас носят Анбу Конохи, а из-за спины виднелась рукоять меча. — Дедушка Шираи? Сын?! — безграничное удивление Рен было вызвано неспроста. — Он ведь был отцом моей... он мой... — Шаги, послышавшиеся позади, заставили Рен обернуться, не закончив мысль, однако увиденное лишило её дара речи и заставило сердце биться чаще. — Ма... мама... В свет окон идзакая вышла куноичи с чёрными, прямыми волосами до пояса и густой ровной чёлкой. Её лицо было более утончённое, чем у дочери, а взгляд ещё холоднее, будто этой женщине вообще не были ведомы чувства, но Рен как никто знала, что Норико была очень добра к тем, кого любила, и пусть была немногословна, зато говорила всегда по делу. Она не выступала открыто против клана, но каждый Учиха знал её мнение и мало кто пытался с ней поспорить. — Как приятно, что наша семья собралась в одном месте, невзирая на временной разрыв и даже смерть. Правда чудесно? Однажды Мадара сделает так, что все иллюзии станут реальностью и мы сможем насладиться этими бесконечными мгновениями! — фанатичные возгласы, брошенные Нараку, вырвали Рен из поглотившей её иллюзии. — Ты говоришь, однажды он так сделает? Но ведь Мадара умер много лет назад. — Не говори так, ты совсем не знаешь, каким он был. Никто не знал этого в полной мере, даже его лучший друг Хаширама! Он был удивителен и бесконечно могуществен, его нельзя так просто убить, я в это не верю. Он обещал мне однажды вернуться и исполнить свой план, и я буду ждать его ещё столько же, если понадобится. Но ты — часть его великого плана, ты истинная наследница клана Учиха! Я старалась донести эту истину моему сыну, а он передал её своей дочери, от которой ты и получила все те тайные знания, обрела силу и волю, о которой другие Учихи могут только мечтать, плавая в болоте собственной слабости, которое их и поглотит! Помешанный тон Нараку не вызывал доверия, но её слова наполняли сердце Рен трепетом и ей хотелось, чтобы всё это было правдой, а не очередной игрой сумасшедшей Учихи, чьё сознание окончательно растворилось в безумии за все эти годы. Иллюзия, сотворённая Нараку, рассыпалась в пыль, вернув их обратно к озеру Санби. Рен даже не сразу заметила, что раны на животе вовсе нет, что означало освобождение от действия такамагахары. Однако немая боль в ноге дала понять, что в этом случае всё было взаправду. — Мне было искренне приятно познакомиться с тобой, Учиха Рен, и, пожалуйста, в следующий раз будь осторожнее с кунаем. — Вместе со снятой иллюзией, вернулось и привычное озорное выражение лица Нараку. Но куноичи больше не собиралась задерживаться и попросту исчезла, оставив Рен наедине с мыслями, которые ей предстояло ещё долго переваривать.***
Запах гари витал над руинами заведений, так и не успевших принять посетителей, готовых раскошелиться ради финальной битвы, прогремевшей даже за пределами Колизея. Сорвавшееся мероприятие сильно ударило по репутации и карманам Кадзуи, но убытки от разрушений несли воистину пугающий масштаб: дорогой отель на территории Колизея был разнесён наполовину, сады и парковая роща превращены в выжженную пустошь с кучей древесного хлама и обломков местных магазинчиков. Земля во многих местах была вывернута и перемешана с остатками дорожной плитки. Сам Колизей не пострадал во время разразившейся битвы между Какузу и Горо, так как они отошли достаточно далеко. Битва была долгой, а её масштаб, судя по разрушениям, был настолько невообразим, будто сражались боги, нежели люди. Сошедшись в равном бою, оба воина, по всей видимости, не разменивались простыми атаками, а сразу явили свою мощь, в которой выстоял только один. Какузу спокойно шёл вперёд, одним лишь видом внушая отвращение и ужас. Изуродованное чудовищной техникой тело покрывало множество ссадин и кровоточащих ран, но шиноби будто не чувствовал боли, хотя на самом деле он настолько привык к ней, что она стала как данность. Из его спины выглядывали четыре маски и в ходе битвы все остались целые: на сей раз Какузу бился в полную силу и это дало ему неоспоримое преимущество даже против такого противника, как Горо. Сам чемпион арены был истощён и разбит, но всё ещё жив. Каждая клетка его тела выла и колебалась от нечеловеческого напряжения, которому подверг себя здоровяк. Техника, которой он усиливал своё тело, несла очевидные последствия и теперь, когда Какузу удалось выжить после самых разрушительных атак врага, тот остался беспомощной мишенью. Эта мысль задевала Горо, ведь именно так он некогда проиграл легендарному Сакамото Данро и выжил только потому, что он позволил ему жить, обрекая на позор. Какузу имел совершенно другие взгляды: он не самоутверждался за счёт других, не нуждался в удовольствии от унижения врага, и Горо понимал это. Чемпион был вынужден признать тот факт, что он не справился и со скрежетом в сердце принял участь слабака, который должен заплатить за это жизнью. — Жаль, — туго произнёс Горо, выкашляв сгусток крови. — Жаль только то, что меня убьёт такой человек, как ты. — Какузу остановился перед врагом, который, даже стоя на коленях, был достаточно огромен, чтобы лишь слегка поднять голову и посмотреть в бесстрастные, блекло-зелёные глаза своего врага. — Лучше бы это сделала Белая Сакура. Надеюсь, однажды найдётся тот, кто сможет прикончить выродка вроде тебя, и тогда мы встретимся в аду! — Несмотря на боль в разорванных мышцах и внутреннее кровотечение, которое и без помощи Какузу привело бы к единому исходу, Горо находил силы для звериной улыбки. — Меня не раз убивали, но, как видишь, это не так просто. — Прозвучал басистый голос Какузу, пропитанный многолетней злобой, давно ставшей его сутью. — Кстати, прежде, чем ты умрёшь... Незаконченную фразу Какузу завершили выскочившие из-под Горо потоки вязких нитей, и не успел чемпион даже понять, что происходит, как его тепло было крепко стянуто. Истерзанное тело взвыло от боли настолько, что здоровяк с трудом сдерживал крик, издав вместо него сдавленный рык. Какузу обошёл врага и с ужасающим холодом в глазах схватил его за единственно свободную руку. — Привет от Рен... Душераздирающий крик огласил поле боя, проносясь волной не меньшей, чем Горо создавал своим тайдзюцу. Наступила мёртвая тишина, и только лёгкий ветерок беспечно прогуливался по руинам, унося запах битвы куда-то вдаль.