Разыскивается романтика

      Она приходит в себя резко, как-то сразу: небытие сна, а в следующее мгновение — болезненно-яркий миг осознания реальности. Она лежит на траве и смотрит в голубое-голубое небо. Ничего не болит, но в голове у нее — звенящая пустота, абсолютное ничто. Она отмечает этот факт, но сил хоть как-то реагировать (паниковать, быть может? Истерить? Пытаться вспомнить хоть что-то?) совершенно нет. Все, на что ее хватает — с любопытством смотреть на странный объект, мельтешащий перед ее лицом.       Он размером с футбольный мяч. Состоит из линзы и подвижных сегментов (частей? Деталей?). Умеет летать и говорить, чем и занимается прямо сейчас, что-то взволнованно ей втолковывая. Она хочет объяснить, что ничего не понимает, но из горла не вырывается ни звука. Амнезия, немота… Интересно, какие еще проблемы всплывут в будущем?.. Она мотает головой и разводит руками, и непонятная штуковина замолкает, зависнув на одном месте. Впрочем, она быстро отмирает, произносит что-то успокаивающее, а затем отлетает в сторону, явно зовя за собой. Все, что ей остается — следовать за ней. И смотреть на мир вокруг, который, кажется, пережил апокалипсис.       Штуковина приводит ее к людям. И не только.       Лидеров трое: женщина неопределенного возраста; мужчина, похожий на человека, но со светящимися глазами и нездоровой бледно-голубой кожей, и робот (киборг? Андроид? Терминатор?), которые задают ей вопросы, а потом спорят, решая ее судьбу. На подсунутом аналоге бумаги она пишет что-то типа: «Здравствуйте, я не помню, кто я такая, и не понимаю вашу речь». На лицах троицы интерес сменяется недоумением, после чего следуют какие-то команды и многочисленные проверки, которые ни к чему не приводят. Кажется, они ее тоже не понимают, и это иррационально успокаивает.       Помогать ей вызывается робот, Кейд. Он находит ей комнату размером с чулан (ей кажется, что в чулане жил кто-то знакомый. Может быть, даже важный), делится безвкусными сухпайками, которые отлично утоляют голод, оставляет местных денег на первое время и — за что ему отдельное спасибо! — притаскивает ей букварь и прописи. Летающая штуковина остается с ней и помогает тоже, взяв все общение с окружающими на себя.       Со временем она не то чтобы привыкает, но хотя бы приспосабливается. И выясняет, что она — Страж (защитник человечества), воскрешенная Странником (круглой летающей каменюгой размером с половину Луны) с помощью Призрака (ага, той самой мелкой штуковины). И теперь у нее есть сверхспособности, основанные на некоем Свете. И неограниченное количество жизней. И обязанность помогать другим (когда она не может помочь даже себе).       Ей на помощь снова приходит Кейд: учит сражаться с оружием и без (без получается лучше, потому что любая техника в ее руках перестает работать), помогает освоить местную магию, подкидывает ей простенькую работу неподалеку от Последнего города. И даже когда выясняется, что она — варлок (как та женщина-лидер, Икора), а не охотник (как сам Кейд), экзо не перестает с ней возиться. И даже, посмеиваясь, дарит ей лук, когда она в одиночку справляется со своей первой серьезной миссией. И придумывает ей имя, когда надежда вернуть память совсем пропадает, а откликаться на безликое «страж» становится особенно обидно. — Ты Эрроу, чуть ли не последняя лучница в наш век огнестрельно-энергетического оружия.       Она соглашается и пишет, что ее призрака, в таком случае, будут звать Арчером, и Кейд смеется, подтверждая, что это отличная идея.       Новости о бунте в Тюрьме Старейшин они слушают вместе. Кейд — Авангард Охотников, о чем она периодически забывает, а это — немалая ответственность. Он тут же связывается с Петрой Вендж, регентом Пробудившихся, и героем Красной войны (неразговорчивым титаном, чье имя постоянно вылетает у нее из головы), а потом, наплевав на запрет Завалы и увещевания Икоры, собирается на штурм в такой малочисленной компании.       Она идет с ними. С ним.       Космос огромен, безмолвен и пугающ, а перелеты между планетами — то, к чему она до сих пор не может привыкнуть. Тонкий слой металла и закаленного стекла — единственная преграда от очень, очень неприятной смерти. Но на корабле вместе с ней Кейд, и у нее почти получается наслаждаться звездами (которые, впрочем, горят и вполовину не так ярко, как глаза ее спутника. И нет, она с о в е р ш е н н о не хочет поговорить об этом с каким-нибудь мозгоправом).       В тюрьме их встречают кровь, смерть и взрывы, и Кейд среди всей этой разрухи выглядит донельзя счастливым (и уместным. И крутым. И самую малость пафосным, но в хорошем смысле. И нет, вовсе ее сердце не колотится, как у девочки-фанатки при встрече с кумиром). Он оттягивает на себя все взгляды, так что на нее никто не обращает внимания, и это, пожалуй, даже хорошо: стрелять из темноты, когда не нужно уворачиваться от пуль, гораздо удобнее.       А потом они вдвоем попадают в засаду Баронов под предводительством самого Ульдрена Сова (брата королевы, на минуточку!), и все едва не заканчивается трагедией. Кейд — весь болтовня, изящные уклонения и точные выстрелы, и его просьба спрятаться и не мешаться под ногами, пока взрослые развлекаются, звучит весомее любого приказа. И она сидит, кусая губы, и наблюдает за его очередным выступление, за смертельной игрой, в которой он — мастер из мастеров. Но противников больше, они массивнее и мощнее, и руководствуются явно не заповедью «не убий». Когда Сандэнс подстреленной птицей падает на пол и навсегда замолкает, у нее чуть не останавливается сердце, потому что она знает, знает, что следующая пуля будет предназначена охотнику, а без призрака — своего призрака, чужой тут не подойдет — невозможно воскреснуть.       И это не то, с чем она сможет жить, не то, с чем она может согласиться. Она самый хреновый страж, как шепчутся у нее за спиной на Башне, но она все-таки страж. И потому она действует. Пусть лук — не самое быстрое оружие, но она училась у лучших, и теперь выжимает из него максимум. Она не может пересилить себя и убить разумных, но стрелы летят и находят свои цели. Они несут не смерть, но опасные раны. Главное, что враги отвлекаются, пусть даже на короткие мгновения. Что они мешкают. Что добивающий выстрел не звучит.       Мятежный принц медленно, издевательски аплодирует, когда она заслоняет собой раненного Кейда. — И что дальше, страж? — интересуется он. — Тебе не выстоять против моих Баронов, ты лишь погибнешь зря.       Она не отвечает (не ответила, даже если бы могла), и Арчер молчит тоже. Если Сов не понимает концепцию дружбы (и любви), то какой смысл впустую сотрясать воздух? — Избавьтесь от них, — командует Ульдрен, и Презренные открывают огонь.       Она вызывает целебный раскол и молится (мертвым богам, Страннику, любому, кто ей ответит), чтобы полученные раны не сбили концентрацию, пули не попали в Кейда, а подмога подоспела вовремя. Какая-то часть ее радуется, что, впечатленные охотником, Бароны не лезут в ближний бой, предпочитая вести стрельбу с дальних дистанций. Свет постепенно тускнеет и гаснет, и она вцепляется в руку своего первого друга и лю… довольствуясь тем, что прямо сейчас они вместе.       Прежде чем враги успевают добить их, в зал, с грохотом и фанфарами, вваливается титан. Риз, его зовут Риз, и она как никогда рада видеть его вечно хмурую рожу. Она пытается подняться с колен, пытается что-то сделать, но сознание уплывает.       Она приходит в себя резко, как-то сразу: небытие сна, а в следующее мгновение — болезненно-яркий миг осознания реальности. Она лежит на постели, но это не ее постель, не ее комната-чулан. Все встает на свои места, когда она замечает Кейда: он дремлет в кресле рядом с кроватью. Ее затапливают радость, облегчение и счастье, и она, поддавшись эмоциям, тянет к охотнику руку, чтобы проверить и убедиться, что с ним все хорошо.       Конечно же, он просыпается.       И разглядывает ее так, словно впервые видит. — Завала, Икора и все остальные устроили мне взбучку. Вроде как, сам бы умер — и Странник с тобой, взрослый разумный, свои мозги должны быть, но ты ж еще и чуть Эрроу не угробил. И они в кое-то веки правы, я виноват, — склоняет голову Кейд. — Возомнил себя непобедимым, слишком много выделывался и потерял Сандэнс. И чуть было не потерял тебя.       Он замолкает, а она, пошарив по карманам, находит клочок бумаги и огрызок карандаша. «Как ты?» — Хреново, — отвечает экзо. — То есть, спасибо, благодаря тебе — жив и даже здоров, но возмущения Сандэнс над ухом очень не хватает. Странник, конечно, ее реанимирует, но это займет время, а до тех пор — я отстранен от всех операций и заданий и застрял на Башне. «В таком случае, как насчет свидания?» — выводит она, набравшись смелости. И скрещивает пальцы в ожидании ответа. — Ты уверена? Я не… — она кивает, не давая ему договорить. — Тогда сразу же, как ты поправишься, — соглашается Кейд, улыбнувшись.       Ради этой улыбки и его согласия, она, пожалуй, рискнула бы жизнью еще раз.