Разыскивается романтика

      Уайти Бэй — пират, капитан и женщина, хотя о последнем факте немудрено и забыть: она слишком сильна, слишком самодостаточна, слишком смертоносна, чтобы быть и считаться слабым полом. Себя, впрочем, не обманешь: бывают дни, когда ей хочется именно этого, но слишком уж редко желание совпадает с возможностью, потому что пиратские будни отнюдь не сахар. День рождения Ньюгейта — отличный повод подтвердить союзный договор, выпить в хорошей компании, расслабиться и ненадолго сбросить маску всесильной Ледяной ведьмы, потому что последний месяц (а то и год) выдался напряженным.       Уайти сталкивается с незнакомкой именно на юбилее одного из Йонко. Празднование спонтанно разгорается на очередном безымянном островке где-то посреди Нового мира, и чужих здесь быть не должно. Это не одна из медсестричек, потому что те даже сейчас предпочитают неизменную розовую униформу, подчеркивающую все достоинства их фигур; не горожанка, по ошибке забредшая прямиком в лапы к пиратам и ждущая спасения, и тем более не одна из жриц любви, пришедшая сюда специально (подобных «леди» ни с кем не перепутаешь), но и на пиратку эта девушка совершенно не похожа.       Она танцует в кругу белоусовцев, меняя партнеров на счет «три», буквально по щелчку пальцев. Громко и заливисто хохочет над глупыми, бородатыми шуточками. Не боится показаться глупой и смешной, раз заявилась в испачканной краской одежде. Она… обычная: ни идеальной фигуры, ни выделяющего ее из толпы цвета волос, ни неповторимого стиля, ни выдающейся силы. Выбросить бы ее из головы, да и дело с концом, но забыть не получается, как не получается не обращать внимания. Потому что на спине у нее — немыслимое, небывалое дело! — нахально скалится череп с полумесяцем, личный знак Белоуса. Уайти самую малость завидно, и она вновь сверлит незнакомку взглядом, пытаясь понять, как, чем или за что эта девушка заслужила подобную честь. Но картина не меняется, сколько бы она не смотрела: пустышка, ничего примечательного.       Припертый к ближайшему дереву Сатч охотно делится информацией, не забывая осыпать Бэй восторженными комплиментами. Четвертый комдив разливается соловьем, а она недоумевает все больше и больше: по его же собственным словам выходит, что нет человека менее подходящего для пиратской стези. Предпоследней каплей становится новость о том, что незнакомка — Рина, как услужливо подсказывает старый друг — отлично рисует, а в пираты пошла, чтобы присмотреть за братом. По мнению Уайти, Огненный кулак — последний человек на этом острове и в этой команде, за которым требуется пригляд, тем более от такой слабачки, но она только качает головой и ничего не говорит.       Чаша ее терпения переполняется, когда она видит ее с Марко. Феникс улыбается этой девке, переплетает их пальцы, а потом притягивает ее в свои объятия для быстрого поцелуя украдкой. В его действиях — нежность и забота, которых никогда не доставалось ей. Уайти не любит Феникса и никогда не любила, но ей нравятся (похоже, теперь это в прошлом) их редкие встречи и следовавшие за ними жаркие ночи. Это были отношения без обязательств, секс по дружбе, сбрасывание пара — им было хорошо вместе, как это ни назови, но… Но наглая выскочка отняла у нее и это. Бэй до зубовного скрежета бесит, как легко этой художнице достается все то, к чему она сама долго шла, чего так старательно добивалась. Ревность кипит под кожей, а обида путает мысли, но Ледяной Ведьмой ее прозвали не зря — по лицу ничего не прочесть.       Она благодарит Сатча, подхватывает с ближайшего стола два бокала с чем-то алкогольным и, изобразив приветливую улыбку, идет знакомиться. Девушка (сколько ей? Чуть больше двадцати?) смотрит на нее с восторгом и любопытством и из бокала отпивает без опаски, колебаний и сомнений. Глупая, наивная бедняжка, кто же так делает? Кто так безоговорочно доверяет первому встречному, не выяснив его мотивов? А если бы в вине был яд или какая-нибудь гадость, туманящая сознание? Думать же надо! Впрочем, она знает, что ее ворчание несправедливо: среди друзей даже ей не пришло бы в голову шарахаться от каждой тени и опасаться любого шороха.       Прежде чем отойти, оставив их наедине, Марко бросает на Уайти предупреждающий взгляд, но он зря беспокоится: она вовсе не собирается изображать ревнивую стерву-бывшую, стремящуюся разрушить чужие отношения. Вместо этого она улыбается и предлагает дружеский спарринг, на который эта… глупышка радостно соглашается, ни на секунду не заподозрив подвох. Бэй почти смешно, почти жаль ее, почти хочется отменить бой, но она выкидывает мысль об этом из головы. Ее соперница хотя бы не путает, каким концом нужно колоть, но она может с точностью до дня определить, когда та впервые взяла в руки оружие.       Уайти играет с ней, как кошка с мышкой, хотя скорее, как адмирал Дозора с пиратом-новичком. Первую глубокую царапину, мгновенно набухшую кровью, Ведьма оставляет на память своей соперницы через минуту. Она делает виноватый вид, рассыпается в неискренних извинениях и предлагает на этом закончить, но Рина с улыбкой уверяет, что все нормально, и настаивает на продолжении. Бэй просит прощения снова, а потом, чуть увеличив скорость, легко ранит ее еще раз: теперь одинаковые кровоточащие полоски «украшают» обе руки художницы, и ее улыбка становится не такой широкой. Новый раунд — и небольшая рана появляется сначала на одной щеке, а потом и на другой. Вот теперь, кажется, Рина начинает что-то подозревать и становится серьезнее.       Через несколько лет она могла бы стать достойным соперником, но у нее нет этого времени, потому что Уайти собирается вернуть себе все, что эта выскочка украла у нее: любовь белоусовцев, внимание Марко, одобрение Ньюгейта… Осколок Льда, ее верный меч, замер в считанных миллиметрах от шеи Рины. Ведьма в последний миг сдерживает руку, потому что с кристальной ясностью понимает: если с художницей что-нибудь случится по ее вине, друзья ей этого не простят. И она не простит себе этого тоже, потому что ревность и зависть — не повод желать кому-то смерти. — Я увлеклась, — отведя меч, произносит Уайти. Секунду колеблется, но все же добавляет с неглубоким поклоном: — Извини меня. Я схожу за лекарствами. — Извиню, — легко кивает Рина, — но только если ты разрешишь мне себя нарисовать.       Бэй хочется огрызнуться, хочется возмутиться, хочется все же закончить начатое, но под внимательными, напряженными взглядами белоусовцев она сдерживает свой нрав и соглашается.       Медицинскую помощь Рине оказывает лично Мари, не допустив никого другого, а Марко не отходит от своей возлюбленной ни на шаг и, судя по бурной жестикуляции, что-то ей объясняет или доказывает. Она слушает его внимательно, успокаивающе гладит по руке, а потом идет в сторону Ледяной ведьмы.       Дочь Белоуса не спрашивает, почему Уайти ее чуть не убила, и за этого Бэй ей даже благодарна, потому что не смогла бы объяснить, что на нее нашло.       Рина садится напротив, достает карандаш и начинает рассказывать сказку, которую ведьма поначалу слушает невнимательно: какие-то дети, какие-то розы — что в этом интересного? Но вот потом… Под конец она твердо знает, что увидит на листе. И когда Рина, закончив рисовать, откладывает карандаш и предлагает посмотреть на результат, Уайти смотрит и понимает, что снова проиграла. Она думает, что художница изобразит злобную Ледяную ведьму, которой пугают детей. Что ж, кличка обязывает и требует, чтобы ее оправдывали и подтверждали.       Вот только на портрете — Снежная королева: гордая, а не высокомерная; прекрасная, а не пугающая; заслуживающая любви, а не ненависти. — Знаешь, я всегда симпатизировала этому персонажу, — признается Рина. — И когда увидела тебя вживую, а не на розыскном плакате, просто не могла устоять. Думаю, мы немного плохо начали, но я хотела бы стать твоим другом.       Может быть — только может быть! — Уайти начинает понимать, почему все вокруг так очарованы этой обычной, в общем-то, девушкой, почему симпатизируют ей, почему готовы защищать от любых опасностей. И она чувствует, что начинает симпатизировать ей тоже.