***
Система кондиционирования явно не справлялась с необычной даже для середины лета ночной духотой, кровать издевательски скрипела, а навязчивый запах отдушки, которой пропахло постельное бельё, вызывал ассоциации с отелем. «Это и есть отель», — напомнил себе, Берн. Дожился. Кажется, последний раз он встречался с омегой в гостиничном номере ещё во времена своей учёбы в колледже. Пальцы с тщательно отполированными ногтями лениво скользили по его груди, изредка прихватывая тёмные и немного влажные после секса завитки волос. Алекс потянулся к тумбочке за сигаретами и, не обращая внимания на недовольно сморщенный нос Элиота, закурил. — Ты никогда раньше не называл меня Эли… Это имя… оно напомнило мне детство. Мой отец называл меня так, — хрипловатый, с томными обертонами голос омеги странно раздражал, и не только он. Берн, возможно впервые в жизни, попытался прислушаться к ощущениям. Он чувствовал… чужой запах, чужой вкус на губах, а ещё, вместо идеального маникюра, хотелось почему-то видеть пальцы с мальчишескими заусеницами и коротко обрезанными ногтями. После секса Элиота обычно пробивало на какие-то странные выбросы откровений с креном в психоанализ, и отсутствие реакции со стороны Алекса его никогда не смущало. Алексу в этом смысле с избытком хватало Олдвина. Недолго помолчав, омега задумчиво продолжил: — Это было странно — услышать его от тебя. Возможно, мне бы даже понравилось, если бы не стойкое ощущение, что обращался ты не ко мне. Не подумай, что я жалуюсь или, упаси Небо, в чём-то упрекаю, но… кажется, я впервые почувствовал, что мной пытаются кого-то подменить. Не скажу, что ощущение мне понравилось, определённо — нет. Потому что то, как ты его произнёс… Уж не влюбился ли ты, Алекс? Рука Берна замерла, не донеся сигарету до рта, и он недовольно скосил взгляд в сторону пристально разглядывающего его Элиота. — Что за бред! Ты начал предаваться странным фантазиям, раньше не замечал за тобой. — Много ты обо мне знаешь. — Прости, — безразлично дёрнул плечом Алекс, — действительно, немного. — Всего лишь имя и номер в твоём телефоне, — Элиот убрал руку с его груди и повернулся на спину. — Я хотел попросить тебя, — дождавшись, когда Алекс с ленивой заинтересованностью повернётся в его сторону, он продолжил: — Сотри их. Какое-то время Берн смотрел на него молча и напряжённо, осмысливая просьбу, после чего накрыл ладонью неподвижно застывшую на простыне руку и, в этот раз уже с искренним сожалением, повторил: — Прости.***
Алекс поморщился от настырного автомобильного сигнала и вдавил педаль газа. По тенистому тротуару в сторону центрального парка неторопливо двигалась толпа отдыхающих: шумные группы подростков, держащиеся за руки влюблённые пары, родители, которые без особого успеха пытались утихомирить перевозбуждённых перспективой увлекательного отдыха детей, и редкие одинокие прохожие, с каким-то затаённым и смутно знакомым голодом во взгляде. Следовало свернуть на последнем перекрёстке — свободная в будние дни улица по выходным из-за наплыва отдыхающих превращалась в длинную непроходимую пробку. Он попытался вспомнить, когда сам он в последний раз был в этом парке. По всему выходило, что ещё до его совершеннолетия. Сейчас в это с трудом верилось, но в то время все они — отец, оми и он — были одной из счастливых и полных надежд и планов на будущее семей… Что бы Алекс ни пытался доказать себе прошлой ночью, он потерпел неудачу и, похоже, проиграл самому себе. Если подумать, не случилось ничего из того, что не происходило с ним раньше. Его тело, как и прежде, охотно отзывалось на близость привлекательного омеги, секс принёс обоюдную физиологическую разрядку; и всё же, встреча с Элиотом оставила после себя странное ощущение неправильности, надсадную и незнакомую до этого незавершённость и пустоту. Незнакомую до ночи с Микаэлем. В этом всё дело: он уже знал, что может быть по-другому — ярко, безрассудно, до полной потери самообладания, когда стирается грань между ощущениями собственными и того, кто с тобой, и в какой-то момент непостижимым образом они становятся неразделимы — незабываемый, ни с чем несравнимый опыт… Если бы Алекс мог стереть его из памяти, он сделал бы это не раздумывая. Привязанности — последнее, чего он хотел для себя; а в том, что единственная панацея от потерь и разочарований — одиночество, он убедился на собственном горьком опыте. Пять лет назад он, как тогда казалось, окончательно всё для себя решил, и теперь понятия не имел, что делать с неожиданным открытием. Он хотел вернуть свою прежнюю жизнь, в которой Микаэля Тэйна не было и не могло быть по определению, потому что вне столкнувшего их контракта вероятность того, он заинтересовался бы в этом смысле Тэйном, уходила в минус. Ночь с ним стала фатальной ошибкой, и то, что он понял о себе, попытавшись стереть воспоминания о ней близостью с другим омегой, действительно испугало. Новое знание превратило секс со случайным партнёром в бессмысленное слияние тел, оставившее паршивое послевкусие, сродни отвращению, и что-то подсказывало Алексу, что следующая попытка закончится с тем же результатом. Чтобы утолить эту внезапно возникшую, неподконтрольную жажду, требовалось уже что-то большее — то, что по странной прихоти судьбы мог дать ему теперь только один конкретный омега. И этот омега в глазах общества и закона принадлежал другому. Берн расстегнул пару верхних пуговиц и, дёрнув шеей, ослабил узел галстука. У него хватало скелетов в шкафу, и добавлять к ним новые он не хотел. Оставалась небольшая вероятность, что он навоображал себе всё это с какой-то Бездны. Возможно, причина его рефлексии намного проще и приземлённее, например — циклон, невыносимо душным прессом опустившийся на город; или недобросовестный поставщик и сорванные им накануне сроки и договорённости; или всё те же долбаные ворота, которые опять заклинило: раздвижной механизм натужно гудел, но секции так и не сдвинулись ни на дюйм. Он отбросил бесполезный пульт на торпеду и вышел из машины. На заднем дворе раздавались гулкие удары баскетбольного мяча, сопровождаемые короткими смешками Микаэля и низким ворчанием Рейвза. Алекс двинулся на звуки и, обогнув стену гаража, остановился в нескольких метрах от оборудованной его водителем для собственных нужд небольшой спортивной площадки. Микаэль кружил по компактному пятачку, легко уходя от опеки, тяжёлый мяч послушно следовал за мягкими движениями его кисти. Рейвз вскинул руки и немного тяжеловесно попытался помешать броску, но шансы явно были не равны — Микаэль плавным круговым движением ушёл в сторону и, почти не прицеливаясь, точным броском отправил мяч в корзину. Алекс привалился плечом к стене и, скрестив руки на груди, с возрастающим интересом наблюдал за игрой. О баскетбольных талантах Рейвза он был не слишком высокого мнения, но в движениях Микаэля угадывались сноровка и автоматизм движений, отточенные многочисленными тренировками. Похоже, несмотря на старания детективов и подробное досье из агентства, он всё ещё слишком мало знает о Тэйне. Хотя, если вспомнить, как старательно тот его избегает… — Отличный бросок, — подал голос Берн, когда посланный Микаэлем с трёхочковой линии мяч в очередной раз нырнул в корзину. Тэйн вздрогнул от негромкой реплики и неспортивно выронил мяч. Алекс с досадой и уже не в первый раз подумал о том, что он, пожалуй, единственный, кто удостаивается подобной реакции. Парень походя перевернул его привычный мир с ног на голову и при этом вряд ли имеет даже отдалённое представление о масштабах своих достижений. — Рейвз, ворота опять заклинило. Если сам не в состоянии решить проблему, вызови специалиста, — раздражённо бросил он. — Уже вызвал, завтра утром техник будет здесь, — водитель обиженно нахмурился, но с места не сдвинулся. — Рейвз? — А? — Ты ждёшь письменного приказа? Машина всё ещё у ворот. — Да. Уже иду, мистер Берн, — Рейвз подхватил сброшенный на перекладину турника пиджак и, слишком медленно, на взгляд Алекса, одев его, с явной неохотой направился к центральному въезду. Берн некоторое время смотрел ему в спину, после чего повернулся к Микаэлю. — Впечатляющая игра. — Вряд ли. Я… немного потерял форму, — дёрнул тот плечом. Тэйн выглядел возбуждённым и довольно раскрасневшимся от игры; но дыхание его почти не сбилось, словно подобные физические нагрузки были для него привычны. — Часто играешь? — Последний раз — в колледже. — Да ну, — непритворно удивился Алекс. — Для долгого перерыва совсем даже неплохо. — А в Мэдли… — Нет… Никогда. Парень — гений коротких ответов. Алекс не сомневался, что на свой следующий вопрос он получит ещё одну нейтральную и совершенно неинформативную фразу, но не смог удержаться: — Почему ты не продолжил учёбу после колледжа? Наверняка были какие-то планы? — Да. Были, — неохотно отозвался тот. — Я думал о поступлении в художественную академию Стоунвиля. Патрик и я — мы оба этого хотели, но потом… Планы поменялись. — Ты всё ещё хотел бы… — Нет. Я больше не рисую, — резко оборвав вопрос, Микаэль отвернулся. Застывшая поза, слепой взгляд и жёсткие интонации ответа однозначно дали понять, что разъяснений не будет. Любопытный контраст — за обманчиво мягким фасадом и явно заниженной самооценкой нет-нет, да и проглянет упрямство и решительность, которые разом выбивали его из образа уступчивого омеги. Как бы Тэйна ни пытались прогнуть в общине, им это определённо не удалось. Озадаченный затянувшимся молчанием, Микаэль снова повернулся в сторону Алекса. Рассеянный взгляд на пару секунд завис на его шее, после чего он резко уставился себе под ноги. Нетрудно догадаться, что он там увидел. За ослабленным узлом галстука и расстёгнутым воротом хорошо просматривался отвратительный и до сих пор саднящий засос, к этому времени, должно быть, уже сменивший цвет на тёмно-фиолетовый. В этот раз он неосмотрительно забыл о привычке Элиота впиваться ему в шею во время оргазма, и вот результат. Интересно, чувствует ли сейчас Микаэль запах другого омеги на нём? По идее — не должен. Алекс, как обычно, принял душ после секса, но тогда — почему так нервно подрагивают крылья его носа и что мелькнуло в этом поспешно опущенном взгляде? Обычное замешательство или что-то большее? Маловероятно, конечно. Или всё же?.. Мысль, что Микаэль мог приревновать его, принесла злорадное и почти по-детски мстительное удовлетворение: должна же быть хоть какая-нибудь справедливость в этом мире. Он бы и дальше поразмышлял на приятную тему, если бы на дорожке не показался решительно марширующий Дастин. Не иначе как Рейвз подсуетился и уже успел сбегать в дом с докладом. Мысль дикая, но его персонал, похоже, не просто опекает парня, а пытается защитить Микаэля от него. Это каким же монстром он должен выглядеть в их глазах, если средь бела дня их опасаются оставить наедине? И если Рейвз хотя бы пытается создать видимость субординации, то Сноу, как всегда, очаровательно прямолинеен. Облегчение, проступившее на лице Микаэля, когда тот заметил приближение Дастина, было таким неприкрытым, что Алекс не смог сдержать понимающего смешка. Безнадёжно, казалось, испорченное первой половиной выходного дня настроение снова поползло вверх. Сноу бросил внимательный взгляд на своего подопечного — вероятно, в поиске следов укусов или удушения — не обнаружил ни тех, ни других и заметно успокоился: — Доброго дня, мистер Берн, обед будет готов через двадцать минут. Микки, не мог бы ты помочь мне на кухне? Дастин, который просит помощи на кухне — то ещё событие. Почти невероятное. По меньшей мере, на его памяти такого не случалось ни разу. — Постараюсь не опаздывать, мистер Сноу, — покладисто прогундосил Алекс. Дастин развернулся в сторону дома, напоследок проворчав что-то по поводу унылых талантов комика, но дословно Алекс не разобрал, потому что отвлекся на Микаэля. Тот старательно отряхивал поднятую с газона бейсболку, и, судя по плотно сжатым губам и напрягшейся челюсти, с трудом сдерживал смех. — Не такие уж и унылые, — с улыбкой пробормотал под нос Алекс, наблюдая, как подрагивают плечи сбегающего вслед за Дастином Тэйна.