Соленая капля надежды

Когда Ромка вернулся, первое, что он увидел, так это пес, поднявший голову. Сначала и засуетился как-то, что пес есть, а пацана нет, но вот уже через секунду из-за пушистой шеи показались болотные, грустные глаза и белесая макушка. Рома отчего-то смутился. Тока завилял хвостом, улыбаясь своей псиной мордой, а Костя все лежал и моргал. Будто насквозь просверливал, маленький демон. Рому пугал его взгляд, как и сам парниша. Такой… дикий… и невероятно спокойный, холодный. Но еще утром убедился, что он лишь притворяется таковым — на деле оголенный нерв. Вспыхивает как спичка, да еще и из-за пустяков. Вопрос был безобиден, а он раскричался. Рома не любил ор в этом доме, а этот пацан настоящий безумец. Рома редко общался с тихими и необщительными людьми, ведущими скрытый, никем незнакомый образ жизни. Они странные. Отрешенные от миря сего и неизвестно, что скрывают за своим вечным молчанием. Должно быть, за левым плечом этого парниши черти пляшут, а ангел за правым не дает им вырваться наружу. — Солнце… — Костя выглянул еще больше, плавно убрав руку с Токи под пылающий взгляд Ромы. — Твоя собака скучала. Он скулил под дверью. Рома поморщился. Черт его побрал. Рука сама потянулась к волосам, приглаживая их назад — это типичная реакция на всякие погоняла, связанные с цветом волос, правда, «солнцем» его назвали впервые. Притом это не звучало так, как воркуют с друг другом любовники. Костя называл Рому «солнцем» так, словно это имя или название предмета. — Ты ел? Весь день что ли лежал? Телек хоть бы включил, думал, сам освоишься… — Рома был не в настроении, и, кажется, Костя почувствовал это сразу, слыша натянутые нотки в голосе. — Я ж не запрещал. Пошли, кормить буду тебя, дуреха. Он наблюдал, как гость полностью оторвался от пса. Так тягуче медленно, осторожно, не сводя дикого, леденящего взгляда. А там поднялся и ушел на кухню, все время оглядываясь, словно боялся. «Странн Белобрыс» — в который раз пронеслось в голове у Ромы, прежде чем уйти за ним на кухню готовить. Тока подскочил следом и сразу разлегся возде Костиного стула.

***

День не выдался с самого начала. Свиданье не удалось, да и человек оказался совсем не тем, кого Рома искал. А ведь вначале понравился! По скайпу был вроде ничего, но оказался глупым. Кто же выбирает место встречи на перекрестке, прямо рядом с местом преступления? Потом, пришлось забрать этого отщепенца к себе в дом, дать ему ночлег и своего… пса. А позже и с ментами дела не пошли. Рома почти два часа сидел в прихожей и ждал своей очереди — перед ним была орущая шизанутая тетка, — а уже внутри на приеме его ждал сам Рудольф. Зря пришел. Мужчина важно восседал в кресле рядом с копом и о чем-то разговаривал, вертя в пальцах ключи с брелком «BMW». В общем, те оказались друзьями. Роме показали кукиш, Рудольф потряс крупными купюрами у носа и выставил за дверь, еще и пригрозив, чтобы больше сюда не сувался. Важная шишка. Ха… на Ромку повесят что-нибудь при одной жалобе? Да ладно? Но Рома не рискнул суваться повторно. Да и сразу понял, что у того денег хватит откупиться почти от любой статьи. А если не хватит, то какие-нибудь дружки помогут, да еще и Ромка люлей получит. Поверженный и еще более озадаченный Рома ушел домой лишь под вечер и застал своего любимого пса в обнимке с мальчишкой. Ревность пробила насквозь. Теперь еще и дома терпеть этого пугающего пацана. Совесть не позволяла вышвырнуть его в свободное плаванье домой. Тот как-то не просился и, видимо, не собирался уходить. А вдруг он детдомовец? Рома попал бы в просяк, если бы послал Белобрысого к родителям на хату, а оказалось, что их у него нет. Мало ли? Обижать человека совсем не хотелось, как и оставлять дома. Рома терялся в недоумении. Впервые имел дело с бывшими пленниками и не знал, что теперь делать. Менты косвенно, но послали; выгонять юношу стремно, а еще очень жалко, да и предчувствие странное, словно Костя — дальний знакомый; держать у себя тоже не вариант — мало ли что? Рома не знал, что пережил Костя, и не хотел доставить больше вреда, чем нанес ему Рудольф. «Взял зверька, приручил, так будь добр держи до конца». Хоть Костя и не приручен, но Рома уже чувствовал на себе тяжкий груз ответственности за этого пацана. Ночь выдалась такая же тяжелая, как и день. — Не хочу один. — А я что сделаю?! Вали. Диван свободный! Тока дернулся, когда хозяин рыкнул на понравившегося ему гостя. Он бы даже защищал Костю, если бы орал на него не Рома. Парнишка сделал шажок назад и опустил взгляд, мусоля в руках маленькую подушку. Недавно расчесанные патлы посыпались в глаза. Как ребенок, боящийся привидений в шкафу. Сейчас он выглядел до невозможности жалко. Рома поджал губы, ожидая его ответа, и уже знал, что тот выпалит что-то такое, после чего Ромка не сможет отказать. — Там кто-то ходит. Там темно. Мне страшно, — пробормотал, стискивая подушку, а потом, подняв взгляд, добавил, пока Рома ничего не ответил: — Меня стошнит, если меня не пустишь к себе. Прямо на диван. На твой. Для Ромы это был веский аргумент. Лицо перекосило брезгливостью. Пришлось согласиться и пустить к себе на край кровати этого чертя, хотя ой как не хотелось! Такая угроза вполне могла осуществиться на кровати. Костя, ничуть не смущаясь, на удивление Ромы, отхапал себе большую часть матраса, с довольной рожей обмотавшись одеялом. Хозяин глядел на него косо, чуть брезгливо, но ничего не говорил. А посреди ночи Костя подскочил на кровати, как ошпаренный. Даже Ромка перепугался, увидев, что тот начинает задыхаться. Приступ. Пришлось в срочном темпе искать свой старый, затерявшийся ингалятор. Надо же спасать козленка? Ночь не удалась. Костя просыпался несколько раз, а под утро выдавил невообразимое: — Где угол? — Господи-Боже-смирись-и-помилуй… пожалуйста… пожалуйста, дай мне поспать! — заропотал невыспавшийся Рома, переворачиваясь на бок к Косте. — Какой угол? У меня восемь комнат и как минимум… четыре угла в каждой. Какой надо, такой и бери… Рома сразу закрыл глаза, дозевывая и дрожа от раздражения. А Костя все продолжал давить и мешать спать. — Не тот угол. Другой… — Да, блять, какой угол тебе надо, нечисть?! — Другой… я слово забыл. Костя растерянно икнул, отодвигаясь, и тут Рому осенило. Он вспомнил ту вонь в подвале и догадался, о чем толкует ему парнишка. — Туалет? Ты в туалет хочешь? — Костя закивал головой. — Бля-я-я… ну пошли. Сам же поссышь? Я помогать не буду. Рома отвел его в туалет. Что бы было, если бы не понял и не отвел? Не дай Боже угол гостинной запорол бы — тупой пацан и туалет бы не нашел без помощи, — Ромка был в этом уверен. Костя казался ему реально заторможенным: забывать слова — дело бытовое, конечно, но чтобы такие элементарные — никогда! А тут «туалет», и забыл! Рома возмущался молча, просверливая светлую макушку уже спящего парня. Солнечные лучи тонкими полосами рассыпались по кровати, пробиваясь сквозь разорванные шторы. Пора вставать. Гулять с собакой, работать, встречаться с друзьями… а еще сегодня обещал приехать сам батя! Торжество? Если бы… но это было необходимо. Рома только и успел погулять с Токой, как у дверей его уже встретил он. Рома льстиво улыбнулся и пропустил отца в дом, следом заводя псину и спуская с поводка. Тот сразу целенаправленно побежал в комнату к Косте. — Ну и бардак! Вот в армию тебя бы, э-э-эх! Научился бы уму разуму, обалдуй! — Не надо меня в армию. Я учусь еще. — Учится он… тьфу на тебя, бестолочь! — мужчина медвежьей походкой прошел на кухню. — Ко мне в бригаду пошел бы! Вот, Роман, призыв скоро… — Анатолий Васильевич был не угомонен и все пытался заманить Рому на службу. Ромка знал, что отец ждал рождения сына — первенца. Уже в шесть лет Рома знал, кем будет, в каких войсках проведет службу, кто будет комбригом, каких званий добьется и чем будет заниматься после армии. Но как-то не задалось. В кадеты не приняли, точнее, Рома сам сильно трусанул, побоявшись ответственности. Отец был в расстройстве — даже такой грозный, казалось бы, мужик в форме с прапорскими погонами и седыми усами не мог хорошенько прижать сына и направить на путь истинный. Тот выбрал другую дорогу… мать гордилась бы им. Она всегда хотела воспитать в Роме творческую, разностороннюю личность. И это далеко не все, что ослабляло отцовскую хватку на Ромке. Тот болтался, как поплавок в проруби, метаясь то в одно дело, то в другое, то в третье — и нигде не мог найти самого себя. Анатолий Васильевич уже исподтишка все правил и правил сына в нужном направлении. Но тот, упрямый осел, и сам не понимает, что и куда ему лучше, так еще и помощь не принимает! — Не-е-е, бать, ну какая мне армия? Меня ж забьют там! Давай к делу, бать… тут разговор важный, а ты опять мелишь мне свою воронку!..