Виски со льдом

— Ну что, алкаш, сегодня ночуешь у меня.

      Хонджун очень долго извиняется перед водителем такси, потому что пьяный Сонхва — совершенно непредсказуемый Сонхва. Сначала тот начал заваливать водителя вопросами о друзьях, семье и цели в жизни, но дальнейшие вопросы становились бредовее один за другим, начиная от «Что ты предпочтешь: скальпель или нож?» и заканчивая «Хотел ли ты попробовать воздух Марса на запах?». Киму было так стыдно и смешно одновременно, что когда они наконец-то приехали к его квартире, то младший чуть ли не в двойной сумме оплатил стоимость поездки. Так сказать, за доставленные неудобства.       Квартира была не особо большая, но содержала в себе столько вещей и пространства, что Пак в первые пару минут тут потерялся. Тёплые постельные тона, домашние растения и чистота — не особый признак двадцати семилетнего холостяка.       А также уют, что окутывал мужчину с головой и хотелось остаться в нём навсегда, совершенно не покидая эту квартиру. Подобное ощущение врач испытывал только в баре Хонджуна, когда впервые оказался в нём. Домашний уют и тепло. Такого он не ощущал даже в доме родителей.       Сонхва с трудом, но смог признать в чёрном пятне синтезатор и звукозаписывающую аппаратуру, уставившись с немым выражением шока. Значит красноволосый не только смышлёный парень, умеющий поддержать любую тему разговора, но ещё и музыкант? Пак не перестаёт удивляться сколь многогранным может быть Ким, став однозначно одним из самых дорогих людей в жизни нейрохирурга. Пожалуй, даже самым дорогим. — Смотри мне, глазки-то выпадут и что я тогда Юнхо говорить буду? «Ой, он напился в слюни, я привёз его к себе, он увидел мою квартиру и ослеп»? — Хихикнул младший, разуваясь и проходя дальше по квартире. — Не удивляйся ты так, это просто моё небольшое хобби, ничего сверхъестественного. Я долго ходил в музыкальную школу, но это наскучило быстро, только вот играю время от времени, когда совсем делать нечего. Проходи, чувствуй себя как дома.       Ким провёл Хва до кухни и включил электрический чайник, скрываясь в одной из комнат. Затем послышались шорохи из гостиной и даже тихое ругательство на откуда-то взявшийся уголок тумбочки, что нагло атаковал мизинец бармена. У старшего это вызвало умилительную улыбку, а когда хозяин квартиры вернулся обратно на кухню, то был в домашних вещах: широкие серые шорты и очень большая тёмно-серая футболка, которая почти закрывала собой эти шорты, заставляя привлечь затуманенный алкоголем взгляд к стройным ногам красноволосого. «Такой уютный…» — Пролетает в мыслях Сонхва, когда он смотрит за тем, как младший готовит чай хирургу и себе кофе. Бармен выглядит в этих вещах ещё меньше и младше, таким хрупким и беззащитным, что Пак прикладывает колоссальные усилия, чтобы не подойти и не заключить его в свои объятья, пряча от всего мира. — Чёрного чая выпьешь, полегче станет. Спать ляжешь в гостиной, диван я только что подготовил.       Дальше бармен сидел с Хва на кухне, составляя компанию, пока старший пил чай, а затем отвёл его в гостиную и сменную одежду дал, чтобы Пак спал в чистом. И после того, как младший уложил врача в постель, направился в душ, стараясь собраться с мыслями. Нейрохирург ведь являлся первым человеком, что появился на пороге квартиры Кима со времён похорон отца. Морально для Джуна это было тяжело, потому что боль от потери давала о себе знать, но уже не так сильно, как раньше. Ведь воспоминания остались только светлые, включая в себя моменты, которые он проводил с отцом от обычной рыбалки и до изучения разных человеческих болезней.       Правда тут был ещё один неприметный пункт, который красноволосый старался обходить стороной и сильно не задумываться. Ему нравится Сонхва. Нравится как тот смеётся, как тот сосредоточен во время изучения историй болезней, как тот разговаривает с пациентами и особенно нравится ощущать горячую ладонь на своём плече в палате Уёна. С каждым разом, как они приходили навещать блондина, Джун всё сильнее и сильнее старался прижаться к Сонхва, чтобы ощутить тепло его тела и, желательно, тщательно запомнить парфюм старшего.       И вот вновь Хон возвращается мыслями к этому, хоть и каждый раз корит себя за подобные действия. Но что он может сделать, если сердце начинает биться быстрее, когда их взгляды с Сонхва встречаются? Как учащается пульс, стоит только младшему увидеть улыбку хирурга? Что он может сделать, когда чёрноволосый касается его, пуская волны приятных мурашек по телу? И у Хона точно нет сил и желания бороться и врать самому себе, что всё, что он испытывает к этому врачу — просто дружеское влечение.       Потому что бармен не из тех, кто будет врать, когда всё очевидно. Не будет спорить, когда все видят и не будет действовать первым, потому что его сейчас всё устраивает. Но у младшего сердце кровью обливается, когда Пак заходит словно призрак в его бар и молча пьёт, сгибаясь в три погибели. Каждый раз, когда Джун на это смотрит и сделать ничего не может.       Но сегодня исключение, потому что Сонхва перебрал, а вина в смерти человека лежит не на его руках. Да и старший сейчас спит у Кима в квартире, в его больших вещах и на его диване. Почему-то это приносит чувство безграничной радости и закипающего в груди счастья. Он сможет понаблюдать за спящим Сонхва, возможно, даже сможет сфотографировать его мордашку и втайне поставить на контакт в телефоне, каждый раз с улыбкой вспоминая этот вечер.       Когда красноволосый выходит из душа, то Сонхва спит крепко, чуть приоткрыв рот. На всю комнату несёт перегаром, но Ким настолько привык к этому запаху, что он не вызывает отвращения или неприязни. Только волны умиления, ведь Хва выглядит слишком мило, обнимая во сне его, Хонджуна, подушку чуть ли не всем лицом уткнувшись в светлую вещь.       Видеть такого Сонхва было необычно и до ужаса приятно. Понимание неловкой ситуации и борьба с желанием сфотографировать такую милоту буквально нахлынули на Хона. И всё же он не смог побороть своё желание. Пройдя в комнату за своим телефоном, юноша скинул с плеч влажное полотенце, пару раз глубоко вздохнул, убеждая себя в том, что другого шанса сделать фотографию столь прекрасного и такого домашнего Хва в его квартире не будет.       Гаджет пискнул в руках молодого человека, заставляя того неосознанно вздрогнуть и в мгновение ока поставить телефон на вибрацию. Вернувшись в гостиную, младший ещё раз всё обдумал, постоянно проверяя спит его гость или же нет. Аккуратно подойдя к дивану, бармен включил камеру и, нависнув над спящим, сфокусировал камеру на умиротворённом лице, щёлкнув пару раз затвором камеры.       Что произошло в следующее мгновение, Хонджун не сможет объяснить не то что другим, он даже себе не сможет это объяснить. Просто в какой-то момент телефон выпадывает из его рук куда-то на пол, а сам он оказывается прижат к тёплой груди. Он не успевает даже заглянуть во внезапно раскрывшиеся глаза, которые мелькнули в объективе камеры, как его собственные губы были захвачены в плен, со вкусом крепкого алкоголя и любимого чёрного чая.       В мыслях красноволосый задал уже, наверное, больше десятка вопросов, однако и они выветрились сразу же, как горячий язык врача проник в его рот и стал там хозяйничать. От неожиданности Ким зажмурил глаза, что оказалось практически роковой ошибкой. Даже обычный поцелуй с закрытыми глазами стал для него финальной точкой, будто толчок перед прыжком в неизвестность. Юноша хотел ответить, он очень сильно хотел ответить, но голова кружилась лишь от одного понимания, что мужчина, который ему нравится, сейчас целует его так, как никто и никогда не целовал. И прежде чем бармен смог собрать себя по кусочкам чтобы ответить, его нижнюю губу прикусили и отпустили. Поцелуй прекратился столь же внезапно, как и начался. — Сонхва? Что это сейчас было? Точнее не так… Зачем ты это сделал? Что это значит?       Волнение в голосе Хонджуна услышал бы и глухой. Однако Пак молчал. И это молчание несколько давило, что парню хотелось просто раствориться прямо сейчас в воздухе. Но взгляд хирурга был направлен прямиком на юношу, что был прижат к широкой груди. Взгляд тёмных глаз блуждал по лицу бармена, осматривая каждый изгиб идеального, по мнению самого врача, личика. И Хон словно чувствовал этот взгляд кожей. Чувствовал как он очерчивал линию скул, поднимался выше, рассматривая густые ресницы и соскальзывал на покрасневшие после поцелуя губы. Как взгляд нежно пробегал с начала по верхней губе, а потом по нижней. И от этого было настолько приятно, что хотелось вновь прильнуть к устам, чей вкус был пропитан крепким алкоголем.       А впрочем, разве он не может себе этого позволить? Ведь Хва первый поцеловал его и сам сейчас так жадно смотрит на его губы. Если рассуждать логически, что сейчас не очень хорошо получается, то Хонджун мог бы сам продолжить начатое. Он ведь мог воплотить в реальность то, о чём украдкой думал и представлял? Да, определенно мог. Возможно, другого шанса и не будет.       С губ срывается рваный выдох, и теперь уже сам красноволосый нерешительно касается манящих уст нейрохирурга. Глаза закрываются сами собой, крепкие руки врача сжимают талию бармена, а неуверенный поцелуй становится страстным и глубоким. Языки сталкиваются в борьбе за главенство, но и эта борьба не длится слишком долго. Воздуха катастрофически не хватает и им приходится разорвать поцелуй, чтобы слиться в новом, не менее страстном. Хва периодически покусывает нежные губы Кима и это так заводит, что бармену даже приходится сдерживаться, чтобы не застонать прямо в мягкие губы старшего. Но, видимо, именно этого и добивается тёмноволосый.       Горячие ладони пробираются под домашнюю футболку, мягко оглаживают стройное тело, изучают изгибы талии и несильно сжимают, лишь сильнее прижимая к не менее горячему телу. И это настолько приятно, что первый стон сам срывается с покрасневших и искусанных губ Хонджуна. Граница пройдена, теперь уже отступать некуда.       Возбуждение накатывает волной, оно обжигает все внутренности, зарождаясь где-то в области сердца, медленно растекаясь вместе с кровью по венам, заставляя сосредоточиться на сворачивающемся комочке внизу живота. Хонджун чувствует своим бедром эрекцию тёмноволосого и от этого становится немного неловко, однако горячие руки, что блуждают по прохладному после душа телу, не дают отвлекаться на смущение.       Ловкий и настойчивый язык вылизывает, ласкает и буквально трахает рот младшего, от чего становиться только горячее внизу живота. Тихий вздох тонет в громком стоне, когда поцелуй разрывается, а припухшие губы Пака нежно касаются чувствительной кожи кадыка.       Позиция меняется. Как врачу удаётся перевернуть его на узком диване, Хон не понимает, да и не хочет понимать, ведь клубок возбуждения скручивается сильнее, когда сильные руки нейрохирурга разводят тонкие ноги бармена, а бедра прижимаются к бедрам. Горячо, слишком горячо, для того, чтобы это казалось реальностью.       Мягкие губы блуждают по чувствительной коже шеи и всасывают немного, оставляя собственнические засосы. Пак кусает впадинку между шеей и плечом и новый стон срывается с покусанных губ Хонджуна, который от удовольствия прикрывает глаза и откидывает голову на подушке, открывая большее пространства для этих приятных манипуляций.       Сонхва это нравится. Ему нравится покорность и отзывчивость этого прекрасного парня, который уже давно поселился в его мыслях, в самом прямом смысле, с первой их встречи. А сейчас он тут, в его руках, и в этот момент врач мог чётко сказать, что трезвее он не бывал. И он не хочет бороться с желанием прикоснуться к столь желанному телу. Ощущение прохладной кожи под пальцами невероятно приятное и Хва не сдерживает себя, вновь проникая ладонями под футболку, оглаживая поджавшийся живот и задирая серую вещь, заставляя бармена немного неуклюже снять её.       Куда улетела бедная ткань они не смогут сказать оба, но Пак откинул её в сторону с таким остервенением, что будет даже не удивительно, если она окажется на люстре. И вновь он прикасается своими губами к нежной коже, исследует языком ключицы, оглаживает рукой подтянутый живот и поднимается к груди.       Более громкий стон срывается с губ бармена в тот момент, когда горячий язык Хва прикасается к возбуждённым соскам. Всё тело буквально покрывается мелкими мурашками, пальцы на ногах поджимаются от приятного ощущения, а поясница прогибается, будто тело пытается быть как можно ближе. Словно просит ещё раз прикоснуться к чувствительной части. И нейрохирург выполняет беззвучную просьбу. Зубы смыкаются на розовом сосочке, а язык ласкает бугорок в горячем плене рта. Красноволосому слишком хорошо. Ему хорошо настолько, что парень умудряется царапнуть спину чёрноволосого даже сквозь ткань, сильно мешающей в этот момент.       Вслед за футболкой Хонджуна летит и футболка Сонхва. Чтобы снять этот раздражающий элемент гардероба, чёрноволосому приходится оторваться от ласки чувствительных бугорков и привстать, задерживая взгляд на красноволосом, что сейчас лежал под ним. Этот вид так завораживал.       Скулы младшего горели ярким румянцем, губы опухли от жадных поцелуев и постоянных покусываний, прикрытые глаза, что смотрели из-под ресниц, будто окутала пелена похоти. Грудь вздымалась от глубокого и быстрого дыхания, красные опухшие соски торчали и были твёрдыми даже на вид, спина чуть выгнута дугой, из-за чего бёдра лишь сильнее прижимались к собственному стояку, а ткань домашних шорт была натянута возбужденной плотью.       На тонкой шее и ключицах уже стали проявляться засосы, которые следующим утром будут невероятно яркими и ужасно собственническими. И этим прекрасным видом так и хочется наслаждаться, но тело и желания просят совершенно другого. Вновь наклонившись к младшему, нейрохирург чувствует как его шею обвивают тонкие руки и лишь плотнее прижимают к чуть влажному от пота телу. — Пожалуйста…       Тихий шёпот в самое ухо пускает по телу табун мурашек, а когда зубы смыкаются на мочке, здравомыслие совершенно покидает разум своего хозяина. Пак не сдерживается, оглаживает торс и пресс младшего, накрывая ладонью возбужденную плоть, а своей эрекцией медленно трётся меж ягодиц Джуна, вызывая хриплые и приглушённые стоны обоих.       От этого невесомого прикосновения бармен лишь сильнее прогибается в пояснице и сам прижимается бедрами к ладони, увеличивая площадь и силу прикосновения, пройдясь неприятно тканью по члену старшего. Пародия на тихий рык срывается с губ тёмноволосого и в отместку за непокорность, он кусает младшего за плечо, не останавливаясь на этом и спускаясь поцелуями-укусами вниз, не оставляя без внимания ключицы и грудь. Когда он доходит до кромки шорт, его останавливают руки, что упираются в плечи. Хва отрывается от своего занятия и смотрит в затуманенные глаза. — Можно я…?       До Сонхва даже не сразу доходит что от него просит красноволосый, однако действия говорят лучше слов. Руки, что буквально мгновение назад вяло упирались в плечи, резко толкают его и переворачивают, а стройное податливое тело теперь сидит на его бёдрах. Нейрохирургу хочется выругаться, ведь вид смущенного и возбужденного бармена заводит ещё сильнее от столь прекрасной позы.       А ведь вид действительно был шикарный: вздымающаяся грудь, напряженный живот, разведëнные в стороны ноги и выпирающий бугорок, спрятанный под тканью серых шорт. Интересно, а если поставить бармена на колени и прижать грудью к полу, ткань шортиков обтянет округлые ягодицы? Ненавязчивая мысль была настолько приятной, что Хва даже пообещал себе воплотить её в жизнь.       А Хонджун тем временем припадает губами к шее врача, опускаясь нежными поцелуями вниз, оглаживая руками торс и неуверенно накрывая ладонью возбужденную плоть через ткань домашних штанов. Эти действия смущают его самого, но желание сделать приятно слишком сильное. Ловкая рука пробирается под кромку штанов и нижнего белья, обхватывая горячий возбуждённый член.       Хва мелко вздрагивает, удивлённо смотря на младшего, но не пытается остановить его, лишь ласково оглаживает бедро, медленно переходя к ягодице и несильно сжимая её. Хонджун вздрагивает, сильнее сжимая пальцы на возбуждённой плоти старшего и начиная плавно двигать рукой, поднимаясь сначала вверх, а потом медленно вниз. Длинные пальцы плотно обхватывают увеличившуюся от возбуждения эрекцию, большим пальцем лаская головку, массируя и доставляя удовольствие сдерживающему свои стоны старшему.       Ким видит какое удовольствие приносят его действия и более уверенно спускается поцелуями по животу вниз, останавливаясь в тот момент, когда перед глазами появляется возбуждённый член врача. Неуверенность вновь накрывает с головой, всё же младший никогда не занимался таким делами, точнее, он никогда не отсасывал мужчине. Да и не спал он с мужчиной до этого, вызывая сейчас не к месту вернувшееся смущение. Однако, рука, что легла на его голову и мягко зарылась в волосы, стала неким толчком для более активных действий.       Подняв свой взгляд на старшего и встретившись с его помутневшими от желания глазами, Хонджун накрыл тёплыми губами набухшую красную головку, легко и неуверенно целуя. Сверху послышался рваный выдох, а рука в волосах начала плавно перебирать красные пряди. И это побудило Хона действовать дальше. Длинные пальцы по прежнему обхватывали член у основания, пока губы невесомо целовали набухшую головку и ствол. Глубоко вздохнув и выдохнув горячий воздух, прислушиваясь к сдавленному шипению, младший обхватывает головку своими губами, погружая возбужденную плоть в горячий рот.       С губ Хва слетает тихий довольный стон, а затуманенный взгляд направлен на одну из самых эротичных картин, которые только происходили в его жизни. Красноволосая макушка располагается между его ног, а столь желанные губы обхватывают собственный член. Завораживающая и развратная картина.       А бармен на этом не останавливается. Юркий язычок проходится по уретре, лаская и дразня, пока губы обхватывают головку лишь плотнее. Младший старается как можно сильнее расслабить горло, когда начинает медленно опускать голову, насаживаясь на колом стоящий член. Однако не может взять полностью, закашливаясь с непривычки и неумения. Немного резковатым движением, Пак дёргает бармена за волосы, заставляя выпустить из рта плоть и позволяя ему отдышаться. — Не бери с непривычки слишком много. Я не хочу причинить тебе боль. — Мягким и заботливым голосом произносит нейрохирург, но это значительно отличается от его крепкой хватки в волосах и затуманенных пеленой возбуждения глаз, отчего у младшего мурашки бегут от шеи, по позвоночнику с поясницей вниз, убегая к кончикам пальцев на ногах.       Не отвечая на предупреждение, младший вновь наклоняется, но в этот раз он не обхватывает плоть губами, а начинает вылизывать её языком, проводя влажным кончиком по каждой венке, при этом не разрывая зрительного контакта с Хва. С губ врача срывается более громкий стон, а младший вновь обхватывает губами головку, начиная вылизывать внутри рта язычком и посасывать, плавно двигая головой и в этот раз стараясь не брать слишком глубоко. И также старался не задевать очень чувствительную кожу зубами, понимая что принесёт этим не самые яркие ощущения.       Сколько продолжалось это удовольствие, Хва и сам не сможет ответить. Просто в какой-то момент он понял, что уже находится на грани, а так быстро заканчивать этот вечер не хотелось. Несильно потянув Хонджуна за волосы, будто прося остановиться, врач заглянул в затуманенные глаза и гулко сглотнул, ведь видеть свою плоть обхваченную такими желанными губами было слишком… Охуенно.       Красноволосый послушно отрывается от своего занятия, завороженно наблюдая за ниточкой слюны, что протянулась от его губ к головке. И вновь нейрохирурга пробирает дрожь возбуждения от этого вида. Он тянет к себе красноволосого за подбородок, впиваясь в его губы немного грубым, но таким страстным поцелуем, одновременно с этим умудряясь вновь сменить положение, укладывая бармена под себя и бессовестно устраиваясь между разведённых ног, прижимаясь возбуждённым членом к ягодицам.       Ким тихо стонет в поцелуй, и этот стон больше похож на невнятное мычание с примесью несильного укуса со стороны младшего. Пак недовольно шипит, разрывая поцелуй и прикусывает соблазнительно торчащий сосок, срывая с губ красноволосого вскрик, а после этого довольно подцепляет пальцами кромку шорт и нижнего белья, стягивая эти ненужные элементы гардероба, откидывая их куда-то в сторону. Теперь этот соблазнительный красноволосый лежал перед ним совершенно голый, с разведёнными в стороны ногами, возбуждённым членом, потемневшими глазами и раскрасневшимися опухшими губами. — У тебя есть смазка? — Пак не хотел, чтобы такая фраза прозвучала настолько возбуждающе, однако контролировать свой голос не мог так же, как и руки, что выводили только ему известные узоры на бедрах младшего. — Нет… — А что-то на подобии неё? — Очень жидкий крем для рук… — Красноволосый дрожал, понимая к чему всё идёт и воюя с желанием прямо так завалить этого сексуального нейрохирурга, заставляя того войти на сухую, чувствуя где-то в душе мазохистские отголоски. — Он в верхнем ящике прикроватной тумбочки…       С губ младшего срывается разочарованный стон, когда тёмноволосый отпускает его и встаёт с дивана, уходя за искомым предметом. Давление чужой возбуждённой плоти пропадает, и от этого становится как-то слишком пусто, хочется вновь прикоснуться оголёнными ягодицами к твёрдому горячему члену.       Хонджун несдержанно обхватывает пальцами свой пульсирующий член, медленно оглаживает его и до крови прикусывает страдающие губы. Он понимает, старший ушел буквально на несколько секунд, однако оставаться одному разгорячённым и возбуждённым как-то не слишком приятно. Ещё пару плавных движений и его руку отстраняют, сильно сжав в запястье. Сонхва вновь усаживается между ног красноволосого и долго смотрит на него, крутя между пальцами небольшой тюбик «смазки». — Я не хочу сделать тебе больно, поэтому растяжка обязательна. Перевернись на живот, встань на колени, уперевшись локтями в диван, и оттопырь свою прекрасную попку, малыш. — А вот эту фразу тёмноволосый старается произнести как можно более спокойно, тем самым стараясь скрыть некое смущение в голосе. Только низкий от желания тон и появившаяся хрипотца в голосе делали его ещё более сексуальным и развратным, нежели спокойным и уверенным.       Ким вздрагивает под взглядом старшего и послушно выполняет просьбу. Или это был приказ? Красивое тело послушно предстает перед глазами Сонхва в столь изящной позе, что хочется кончить только от одного вида такого Хонджуна. Поясница немного прогибается, из-за чего попка оттопыривается сильнее, лопатки проявляются более ярко, когда красноволосый находит более удобную стойку и уверенно опирается на локти. Нейрохирург нервно сгладывает, смотря на идеальные формы ягодиц, такие гладкие и соблазнительные, что он не сдерживает себя и шлёпает младшего, замечая быстро краснеющий красный отпечаток его ладони.       Бармен удивленно вскрикивает и смущенно утыкается носом в подушку, стараясь скрыть этим обильно покрасневшие щёки, и прикрывает глаза, из-за чего все чувства словно обостряются. А Сонхва не тянет со своими действиями. Он накрывает ягодицы горячими ладонями и несильно сминает их, разводя половинки в разные стороны и открывая вид на сжимающуюся дырочку. Мять упругие ягодицы оказывается до неприличия приятно и мужчина позволяет себе эту вольность, ощупывая, сминая, разводя их в стороны и совсем невесомо касаясь сжимающегося входа большим пальцем, кружа вокруг сухой кожи. Хонджун тихо сопит от приятных и смущающих прикосновений, будто нарочно сжимаясь и разжимаясь, заманивая на себя затуманенный взгляд нейрохирурга.       И в отместку за поддразнивание Пак наливает на раскрытую дырочку немного холодного крема, имеющего сладкий запах клубники, отчего чего по телу красноволосого проходит мелкая дрожь, а после он тихо шипит, чувствуя как колечко массируют, размазывая и разогревая крем, медленно и совершенно не глубоко проникая одним пальцем. А Ким лишь сильнее прогибается в пояснице и уже сам насаживается, совершенно не желая терпеть долгие муки растяжки.       Палец заходит туговато, всё же Пак налил недостаточно смазки и свою ошибку он тут же исправляет, замечая нетерпение своего партнера. Холодный крем вновь обильно капает на розовое отверстие, что призывно обхватывает палец врача. В этот раз тёмноволосый не собирается позволять младшему так бессовестно насаживаться и сам плавно добавляет второй палец, позволяя партнёру немного привыкнуть к ощущениям, а затем начиная медленно двигать ими в тугом и податливом парне.       Бармен тихо сопит в подушку, стараясь расслабиться, ведь в нём было всего два пальца, но они уже приносили небольшой дискомфорт. Когда движение перестало доставлять не столь приятные ощущения, младший качнул бедрами, будто говоря о том, что можно приступать к следующему этапу. И Сонхва выполняет молчаливую просьбу, аккуратно добавляя третий палец и стараясь найти заветный бугорок, который определенно принесёт удовольствие Киму.       Но у него получается это сделать не сразу, что было понятно по заглушённому в подушку шипению. Помня о своем желании не приносить боли, Пак добавляет ещё смазки и вновь принимается растягивать уже более податливое отверстие в какой-то момент понимая, что смог найти простату. Ведь громкий пошлый стон не смогла скрыть даже подушка. Довольно улыбнувшись, темноволосый ещё раз погладил чувствительный бугорок, массируя его и наслаждаясь несдержанными стонами младшего. А затем вынул пальцы и разработанной дырочки, одной рукой оглаживая тело Хонджуна от бёдер до сосков, начиная их массировать.       Джун недовольно хмыкнул, ощущая пустоту и прохладу внутри чувствительного прохода, однако и эта пустота была не на долго. Горячая головка отчетливо чувствуется и красноволосый рефлекторно сжимается, чтобы в следующее мгновение протяжно застонать от плавного толчка и несильного щипка соска, что был сейчас чрезвычайно чувствителен. Всё же возбуждённая плоть Сонхва была значительно больше даже трёх пальцев. В уголках глаз собираются слезинки вместе со следующим плавным толчком, а шипение является показателем болезненности действий, отчего Пак замирает, войдя в оппонента полностью и давая ему время привыкнуть к размеру.       Когда распирающее чувство становится более привычным, Хонджун медленно двигает бёдрами, позволяя старшему начать в нём двигаться. Горячие стенки туго обхватывали возбуждённую плоть и это настолько сносило крышу врачу, что хотелось сорваться на более быстрый, даже бешеный, темп, вдавить это тело в диван и жёстко выебать. Так, чтобы на утро парнишка просто встать не смог. Но нейрохирург себя сдерживает, понимая, что так делать не стоит, а то в итоге бармен может просто от него сбежать или того хуже — перестать как-либо выходить на контакт, просто вычеркнув из своей жизни.       Набрав в лёгкие побольше горячего воздуха, который будто накалился от жара их тел, Сонхва делает ещё один пробный толчок, но уже более уверенный и глубокий, выбивая из красноволосого сдавленный стон, уже не такой болезненный, но и не слишком приятный. Спустя небольшое количество времени и сменившихся шипящий вздохов Хона на тихие постанывания, Пак с медленных толчков стал переходить на более быстрые и резкие, постоянно меняя угол проникновения и стараясь вновь найти чувствительный комочек нервов. И этого у него получается.       Красноволосая голова отрывается от подушки, откидываясь назад, а с красных губ срывается сладостно громкий стон. Довольно хмыкнув, Сонхва набирает темп и постоянно старается вбиваться именно в том направлении, где находится тот заветный бугорок. А сам медленно сходил с ума от того жара, что окружает его половой орган, и тесноты, что добавляла феерверк ощущений.       Хонджун просто плавится в его руках. Ему слишком приятно ощущать распирающий внутри горячий член, что безжалостно двигается в нём, постоянно задевая простату. Голос совершенно не слушается и ему стыдно от собственных громких и таких похабных стонов, от которых не только его щёки и уши, но и плечи покрываются смущённым румянцем.       А нейрохирург довольно наваливается на него, целуя покрасневшие плечи, выступающие лопатки, оставляя на коже засосы, которые на утро будут явно очень яркими и багрово-тёмными. Он проводит языком вдоль позвоночника, прощупывая губами выступающие позвонки и вбивается в податливое тело, наполняя комнату неприлично хлюпающими звуками и ударами кожи о кожу.       Сколько длилось это безумие не сможет сказать ни один из них. В комнате воздух был раскалён до температуры бурлящего жерла вулкана, что ещё немного и каждый вдох начнёт обжигать лёгкие, расплавляя парней изнутри. Локти и колени Хонджуна уже начали болеть, а про поясницу и подавно стоило молчать. Возбуждение распирало обоих, заставляя двигаться быстрее и хаотичнее, теряясь в ощущениях и утопая в удовольствии.       Красноволосый кончил даже не прикасаясь к себе, пачкая всю приготовленную постель, а Сонхва излился глубоко в него, от ощущения сжимающихся вокруг члена горячих и влажных стенок. Усталость навалилась практически сразу, как только сошла послеоргазменная нега. Выйдя из младшего, Пак аккуратно встал, поднимая на руки вмиг обмякшего от усталости бармена, и ушёл с ним в душ, где быстро привёл в порядок обоих. Затем направился в комнату к младшему, где аккуратно уложил Кима в кровать и лег рядом, крепко обнимая такого любимого и родного парня.       У Хонджуна было больше десятка вопросов, но все их он опредёленно задаст завтра. А сейчас можно понежиться в крепких и желанных объятьях.