Выше верхнего

«Синдром вэйчи» делал людей непредсказуемо агрессивными. В общем, было понятно, что это какие-то симбионты, заставляющие носителя действовать в своих интересах, но ни механика, ни интересы эти были пока неясны. Лечение действовало только в активной фазе синдрома и никак не работало профилактически. Лагерь, в котором они поселились, был огромным, но временным. Палаточным городком. Ярко освещённым, очень дезинфицированным и регламентированным до последних сантиметров и секунд. Поначалу казалось, что с прибытием в Цайде их рутина не слишком изменилась. Она сделалась более неудобной — в рабочие часы часто им приходилось носить костюмы полной защиты. Но работали они и до этого всегда очень много. Звёздный статус доктора Чу оказался таковым не только на уровне клиники, но имел значение даже здесь, и у них была маленькая, не сильно благоустроенная, но, главное, отдельная палатка. Виниловый домик с тремя койками, письменным столом с табуреткой и матерчатыми шкафами. Через несколько дней лагерной жизни они начали очень высоко ценить все свои небольшие поблажки, а вскоре и полностью прочувствовали всю разницу с прежней жизнью. Даже несмотря на то, что Мо Жань сумел обаять кухонный персонал и готовил для них иногда отдельно. Главным было то, что в лагере не существовало личного пространства. Никто и никогда не был в одиночестве. И два немножко одержимых человека оказались фактически заперты внутри своей одержимости. Душевая палатка общественная, одна на две казарменные, и однажды в дýше Чу Ваньнин даже горько думает про котурны и про средневековую Европу, представляя чёртовы утренние реки спермы, вливая и свою долю, выданную носом к стене в открытой кабинке прямо за пару рывков, вдохновлённую человеком на соседней койке. Увидел вчера вечером мельком, как Мо Жань закатывает рукава рубашки до локтя. Привет, у меня фетиш на закатанные рукава и руки. На запястья и длинные мускулистые предплечья. Три дня продержался фетиш на лодыжки. На тонкие щиколотки с выступающими косточками. А до того он был кремень почти неделю, пока не увидел треснувшую губу, да, в общем, и сейчас не знает, как дальше жить с этой губой. Про запароленную папку с видео с Тасянь-Цзюнем он вообще не думает, убирает её в восьмую ветку дерева и переименовывает не глядя. Потому что один раз он папку открыл, и скрины содержимого файлов подарили ему два дня бессонницы, шикарные синяки под глазами и совсем тяжёлую тоску. Потому что ничего не происходило. Самое стрёмное случается с Чу Ваньнином во вторник. Наверное, это вторник, дни здесь давно слились в одинаковые рабочие смены. Чу Ваньнин пришивает пуговицу и случайно загоняет в себя иголку. Неглубоко, на пальце даже кровь почти не выступает, но ощутимо. И вместе с уколом боли ощущает острое, жгучее и тонкое, совершенно однозначное мгновенное возбуждение. «Я пропал», — думает доктор Чу. — «Я пропал, мне понравится всё, что он со мной сделает. Мне очень понравится, и я очень хочу, чтоб он это со мной уже сделал поскорее».

(~>_<)~ ♡ ~(>_<~)

Мо Жаню даже и гадать не хочется, что в соседних казармах происходит, как тридцатиметровые двухэтажные ряды с отбоем превращаются в сопящий «тихонечко» дрочащий балаган, и это ужасно конечно, но где все, там и одному не страшно. А у них три человека. Никакого сопения, они приличные люди, сильно устающие за день. Через неделю после приезда Мо Жань ну, просто так, на всякий случай, решает купить презервативы и смазку. В аптечном пункте провизор закатывает глаза и говорит, что смазки давно нет, что вы ей там все смазываете, чтоб костюмы не натирали, что ли? Но завтра как раз должны привезти ещё. Назавтра он сходил, добыл всё что нужно. Стал смотреть на окружающих коллег другими глазами и так и не понял, кто, кого и, главное, где. Никаких возможностей для уединения он так и не нашёл. Самой посещаемой страницей в его браузере становится статья вики «сублимация». «Почему они не пишут об управляемых механизмах», — думает Мо Жань. Он не может спать на правом боку, потому что в той стороне всегда смутный светлый профиль Чу Ваньнина. «Я так ёбнусь», — думает он примерно каждые сорок две минуты. Мо Жань сильно нервничает, думая о реальном Чу Ваньнине, потому что, думая об одном и том же человеке, теперь всё время маячившем перед глазами, осознаёт, что почти весь его опыт был слишком специфическим и был к нему не применим. Не применим к человеку, с которым они живут и работают вместе. Он видит, как доктор Чу ест, спит, устаёт. Как он беспрестанно дружелюбен, почти ласков, это так бесит. Человек, которому он очень и очень хотел бы сделать хорошо и приятно, но мог просто по привычке нечаянно сделать больно и страшно. Потому что годами делал этому же, вроде бы, человеку больно и приятно. Но идея и мечта об образе Чу Ваньнина отличались от реальности, от личности. От очень правильной, наверняка ванильной и сдержанной личности. Сращение этих двух образов становится для Мо Жаня отдельным удовольствием и открытием. Он было почти отвлекается на этот процесс совсем, но он с собой честен — он просто придумывает, как именно он трахнет Чу Ваньнина. Но главное — он его точно выебет.