Сто причин

– Джеральд? – Арнольд был удивлён, увидев на пороге пансиона Джеральда, который стоял с чемоданом в руке и полностью вымокший из-за непрекращающегося уже несколько часов дождя. Признаться честно, Арнольд был удивлён, услышав стук в дверь. Этот стук разогнал не только тишину, но и всех призраков пансиона, которые кружили вокруг Арнольда, пока он несколько дней сидел в своей детской комнате и пил пиво, чтобы не думать много, чтобы не попасть в плен этих призраков, чтобы не утонуть с головой в прошлом. И этот стук оживил его. На минуту он подумал, что увидит на пороге Хельгу, но нет. Хотя и Джеральду Арнольд был искренне рад. – Можно? – настроение Джеральда было таким же серым, как и вся атмосфера этого дня. Дождь всё тарабанил и тарабанил, тучи никак не хотели выпускать из кандалов солнце, чтобы оно хотя бы немного могло порадовать жителей Хиллвуда, которые вместе с ним тоже были в кандалах: не погулять, не порадоваться погоде, не насладиться летним днём. – Да, конечно, – Арнольд тут же отошёл от порога. Джеральд поставил чемодан на пол и укоризненно посмотрел на друга. – Что? – недоумённо спросил Арнольд. – Чувак, посмотри на себя, – Джеральд это сказал с неким отчаянием в голосе. Ему было так жалко видеть перед собой Арнольда в грязной одежде, небритого, лохматого, да ещё и с ужасным запахом сигарет и перегара. – Клянусь, друг, когда-нибудь я ударю тебя, чтобы ты, наконец, пришёл в себя. – Хорошо, но сначала ты расскажешь, что здесь делаешь. Я думал, ты поедешь домой, ну, или, в крайнем случае, к Фиби. – Меня исключили, Арнольд, – с явной болью в голосе сказал Джеральд, – это конец всему. Джеральд направился на кухню, прямо к холодильнику, где стояло несколько соблазнительных бутылок холодного пива. Он отметил, что Арнольд не изменяет себе, потому что постоянно берёт одну марку пива с гранатовым вкусом. Джеральд не понимал, чем такое пиво могло понравиться Арнольду, да и вообще, здоровому, адекватному человеку, потому что оно было уж слишком специфичным по вкусу. Но выбора не было, ведь он пришёл именно к неизменному Шотмену в гости, а ожидать от него чего-то другого не приходилось. Джеральду было настолько плохо, что он готов был терпеть и специфичный вкус пива, и угнетающую атмосферу пансиона. – Что?! Как исключили?! – Арнольд был явно шокирован, потому что он знал, как Джеральду было важно поступить именно в тот университет, чтобы быть поближе к Фиби и получить хорошее образование. Он привычно потянулся за бутылкой, но резко одёрнул руку, потому что ему отчего-то было стыдно пить перед лучшим другом даже за компанию. – Не смог сдать долги за прошлую сессию, да и эту успел завалить. А такие ученики им явно не нужны, – Джеральд тяжело вздохнул и посмотрел в пол. Ему тоже было стыдно, ведь ещё несколько дней назад он отчитывал Арнольда за то, что тот ушёл из университета, а, в итоге, сам не смог окончить первый курс. Он взглянул на друга и протянул ему бутылку. – Не под силу мне это оказалось, понимаешь? Я поступил туда только благодаря Фиби, но у неё самой было столько всего, что она не успевала мне помогать, а сам, как видишь, я никто. – Ты не «никто», – тут же сказал Арнольд, подошёл к другу и похлопал его по плечу. – Арнольд, я неудачник, давай взглянем правде в глаза. У меня был прекрасный шанс получить крутое образование, но я упустил его. А потом мне придётся вернуться домой и посмотреть родителям в глаза, и, поверь, я увижу в них только разочарование, поэтому я пришёл к тебе, чтобы немного пожить здесь, успокоиться и только тогда появиться на пороге дома. – Джеральд, без проблем, ты ведь знаешь… – А ещё я расстался с Фиби, – Джеральд не слышал последних слов Арнольда, потому что у него был такой эмоциональный поток, столько мыслей в голове, что он их уже не мог обуздать. Слишком долго сидело внутри, слишком долго он притворялся, что всё хорошо, слишком долго он сам бежал от правды и пытался верить, что само собой всё наладится. – Чёрт, Джеральд, опять?! – Арнольд отошёл от друга, поставил бутылку на стол и сел прямо на него, чтобы не упасть от таких «чудесных новостей». – На то была серьёзная причина, – отстранённо проговорил Джеральд. – Очередная юбка? – саркастически cпросил Арнольд и поднял одну бровь. Раньше, когда они учились в школе, Джеральд очень часто заглядывался на других девушек, что мешало ему построить нормальные серьёзные отношения. Арнольд думал, что после последнего их примирения, а случилось это как раз тогда, когда Джеральд пришёл знакомиться с родителями Фиби, у них точно всё будет хорошо, ведь он должен был осознать, научиться на собственных ошибках, понять, что Фиби – та единственная, кто будет принимать Джеральда таким, какой он есть. У них действительно всё было хорошо: ни ссор, ни расставаний, ни измен, и Арнольд им даже завидовал, ведь он мечтал построить с Хельгой такие же крепкие отношения. – Нет, – Джеральд даже не разозлился на друга за такое обвинение, – ты пойми, что в сентябре она снова уедет университет, а я даже не знаю, где окажусь. Даже если останусь в Хиллвуде, то нас будет разделять такое огромное расстояние и время, что невозможно будет поддерживать нормальные отношения: ревность, недоверие, постоянное волнение, неизвестность… Я не верю в отношения на расстоянии. – И зря, – Арнольд тут же поспешил поспорить, он даже соскочил со стола, – это большая глупость, Джеральд, которую ты, между прочим, снова совершаешь. Ты бы ждал её, она бы приезжала к тебе и… – Не всё так просто, Арнольд. Очнись, мы живём в реальном мире, который не раскрашен радужными красками. Здесь не может быть всё так хорошо, как у нас в фантазии. Да и ты сам прекрасно это знаешь. Посмотри, в кого ты себя превратил из-за этих розовых фантазий. Где мой друг? – Джеральд допил остатки пива из бутылки и выкинул её в ведро. Он поморщился то ли от вкуса граната, то ли от собственных мыслей. – Ты и Патаки. Серьёзно? Ты ещё на что-то надеешься? Сколько я говорил, что она тебе не пара, что она погубит тебя, что эти отношения всё равно приведут к концу. Но ты не слушал, а сейчас, – Джеральд подошёл к Арнольду, посмотрел прямо в глаза и сказал: – а сейчас уже нет прежнего Арнольда, потому что он своими же руками загубил себя напрасными надеждами, которые ни к чему не привели и не приведут. Арнольд тяжело вздохнул и немного отошёл от друга. Ему было больно от этих слов, потому что они были чистой правдой. Джеральд был против этих отношений, считая, что Хельга никогда не была и не будет парой для Арнольда. Они слишком разные, у них разные пути, разные мечты и цели. Единственное, что их сближало, – это подростковая глупость, которая и затуманила разум. Эти игры в поцелуи привели к отношениям, которые быстро дали трещину, а потом и вовсе распались. Джеральд предупреждал, Арнольд не слушал, потому что верил в себя, Хельгу и их любовь. И даже сейчас, находясь на одной кухне и разговаривая об одном и том же (чёртово, дежавю), Арнольд не хотел принимать слова Джеральда, а хотел следовать своим путём, который указывало сердце. И пускай, оно не раз ошибалось, и, быть может, оно снова ошибётся, но Арнольд будет спокоен из-за того, что попытался, не опустил руки. Лучше сделать, оступиться, действительно понять, что нет продолжения, а есть та жирная точка, что они поставили с Хельгой на утро после выпускного, чем потом сидеть и гадать. Арнольд покачал головой, а потом сказал: – Знаешь, а ведь у каждого свой мир, и каждый выбирает для него краски сам. Тем временем Хельга сидела возле окна, не ожидая от этого вечера ничего особенного, да и что, собственно, может произойти, если всё идёт привычным чередом? Арнольд больше не появлялся в магазине, и Хельга благодарила судьбу за это, потому что она не готова была встретиться с ним. Это то же самое, что купаться в море во время шторма: опасно, глупо, с негативными последствиями. Хельга сомневалась, что вообще когда-нибудь будет готова снова заглянуть ему в глаза, максимально непринуждённо сказать «привет», улыбнуться и притвориться, что ничего не было. Невозможно… В детстве она искусно скрывала свои чувства от него, и Хельга не знала, получится ли у неё так же искусно их скрывать сейчас, когда все границы дозволенного были стёрты ещё в шестнадцать: она раскрылась ему, она, наконец, смогла дотянуться до заветного, когда-то запретного, столь желанного. Хоть шёл дождь, Патаки разглядела силуэты нескольких ребят, что стояли на улице в капюшонах и что-то настолько громко обсуждали, что даже дождь не смог заглушить их звуки. Они были такими беззаботными, счастливыми и весёлыми, что Хельга, тяжело вздохнув, вспомнила себя: она была такой же, но только с ним. Они могли стоять ночами во дворе, громко болтать, смеяться, не думая, что время перевалило за полночь, пить дешёвое пиво и долго целоваться, да так самозабвенно, что исчезало всё вокруг: время, проблемы, недомолвки, неудачи, трудности, сомнения. Да и как можно о чём-то думать, когда тебе шестнадцать, твою душу переполняет любовь, а в голове ни единой разумной мысли, лишь приятный туман. Ей было всего девятнадцать, но душу покинули все лучшие чувства и эмоции, оставив огромный камень, который преграждал путь ручейка радости и счастья к сердцу. Хельга чувствовала, что задыхается, что с каждым днём ей становится всё сложнее дышать, открывать глаза после того, как она увидела Арнольда. Он здесь, так далеко и близко одновременно. Она понимала, что могла приблизиться, снова дотронуться до заветного, желанного и вновь запретного… Ступать на те же грабли, а есть ли смысл? Они попробовали, они поиграли и проиграли. Раны не зажили, так и стоит ли их лишний раз тревожить, когда не видишь смысла и хоть какого-нибудь лучика надежды? В комнате стало слишком душно, хоть и веяло летней прохладой и влажностью из-за дождя, но Хельге стало не только душно, но и тесно находиться в четырёх стенах. Она быстро накинула на себя чёрную толстовку с капюшоном и вышла. Дождь не пугал, а наверно, именно сегодня даже как-то притягивал. Хельга допустила глупую мысль, что, может, он хочет направить её куда-нибудь, показать истину, достучаться, решить все проблемы. Ха, как же это глупо надеяться на какой-то бесполезный дождь. Это просто холодные капли воды, которые отчего-то обжигали кожу. Хельга шла по пустынным улицам без какой-либо цели. В кармане лежал плеер, и она пальцем перелистывала песни «Linkin Park», находя их подходящими для своего неопределённого настроения. Звонкий и пронизывающий голос солиста проникал в её сердце, она готова была вспорхнуть, слыша, как он берёт очередную высокую ноту. Хельга закрыла глаза, улыбнулась и на секунду увидела себя в шестнадцать. Идеально… Как ещё можно было кратко описать тот возраст, тот период? Лучшее, что случалось в жизни, и только благодаря Арнольду. Он всегда был её частью, но только самой лучшей и доброй частью. Многие не верили, что Хельга может любить, ведь она сама создала этот образ, однако Арнольд доказал обратное. Наверно, порой Хельга сама не верила, что может так любить, потому что она прониклась своим образом настолько, что до сих пор ощущает его в себе. И сейчас он снова доминирует, поскольку «лучшая её часть» не рядом, не с ней, а где-то там, в другой реальности… в воспоминаниях. Хельга ещё с детства знала, что нужно остерегаться острых углов. Мама постоянно говорила об этом Ольге, и у Ольги замечательно получалось избегать всех острых углов, наверно, поэтому так много лет она была такой до тошноты идеальной. Но Хельга, зная, что все острые углы причиняют боль, никогда не боялась рисковать, идти напролом, отстаивать свою честь. И из-за того у неё осталось много внутренних шрамов, и у каждого из них есть своя история. Например, огромный шрам на душе оставил, конечно же, Боб… Ох, он умудрился испортить жизнь всем. Тиран, который не позволял иметь своего мнения, который не брезговал лишний раз поднять руку на Мириам, которая… которая умерла, между прочим, из-за него, потому что пить она начала тогда, когда впервые получила от него. Это было их тайной, которая тянулась несколько лет, а сколько именно, Хельга не знала, но однажды она увидела своими глазами, как Боб дал громкую и сильную пощёчину Мириам. От шока Хельга застыла на месте, за углом, будто спрятавшись, что даже не могла подойти и помочь. Алкоголизм Мириам привёл к смерти… Никто не мог помочь. Она сорвалась, заболела и умерла, а Бобу хватило ещё совести прийти на похороны, на которые его позвал… Арнольд. Конечно, Арнольд тоже оставил кучу шрамов на её сердце. Его непонимание, его чрезмерная забота и привычка соваться не в свои дела привели к тому, что они оказались порознь, наедине со своими страданиями. Он писал ей, когда уехал, много писал, но Хельга не отвечала, потому что ей было больно читать его сожаления, извинения. Последний раз он написал полгода назад, что скучает. Одна фраза, которая уничтожила многие стены, которые Хельга старалась строить. Кирпичик на кирпичик, но одна СМС всё разрушила. Она подумала, что, вероятнее всего, он был пьян или просто не в себе… или вообще ошибся номером, но ей стоило огромных усилий, чтобы не написать «я тоже». Тогда бы она нарвалась на очередной острый угол, который бы ещё больше поранил её. А зачем? Боль ведь и так не стихла. В тот раз она пошла другим путём – гладким, ровным, без «острых» сюрпризов и, кажется, не ошиблась. Сколько же всего… сколько… и это всё мучило её каждый день. Она знала, что не в себе, понимала, что невозможно так жить дальше, но где же искать силы? Где же снова найти солнце, которое бы разгоняло тучи. Ведь даже настоящее солнце не может пробиться сквозь тучи, чтобы порадовать Хиллвуд. Так что и говорить об её персональном мире, если это невозможно в реальном? Она не заметила, как ноги привели её к пансиону. Не поднимая головы, она прекрасно знала, куда пришла. Она не могла не знать, потому что это место было её проклятьем и счастьем одновременно. Хельга не могла сделать шаг, чтобы уйти. Просто застыла, как тогда, когда впервые увидела, как Боб поднимает руку на Мириам. Её сейчас снова сковывал страх, только страх того, что Арнольд увидит её и захочет поговорить. Она хотела многое ему сказать, но вместе с этим ощущала, что им не о чем говорить. Как же это странно. Плеер сел. Хельга выругалась, вынула наушники, чтобы убрать их в карман, и тут она услышала знакомый голос, который заставил её вздрогнуть. – Хельга?