Leave a whisper on my pillow

— Свободно? — Да… да я, собственно, уже закончил.       Долгая неделя. Никак не желает заканчиваться. Уикэнд на пороге, но о планах как-то не думалось. Да и вообще, с того самого случая в машине Якуба, мало о чем думалось, кроме его слов… «любимый»… «между небом и землёй».       Виталий и сам, в какой-то степени, уже давно в подвешенном состоянии. И, казалось бы, после тех слов все должно было встать на место в его неспокойной голове, но были что-то такое в том твердом взгляде, какая-то наигранная непоколебимость, — словно бы он сам себя заставлял верить в собственные слова больше, чем хотел. Впрочем, на свои домыслы Виталий не очень-то рассчитывал.       Нужно просто поговорить. Прямо. Чтобы раз и навсегда услышать четкое «нет». И чтоб — как отрезало.       А возможность, похоже, представляется прямо сейчас. И, как ни странно, не по инициативе Винтера. — Тогда, может, задержишься? Я не отниму много времени.       Виталий только пожимает плечами и жестом руки указывает на место напротив. — Я был несколько груб тогда. Хотелось бы извиниться.       Вновь этот прямой взгляд. Редкий. Но Виталий пока не понимает, стоит ли верить его прямоте. Опять пожимает плечами: — Да нет. Мне так не показалось. Во всяком случае, я правда зря навязался. Так что… — И все же, — Якуб хватается пальцами за край меню кафетерия, — я наехал на тебя ни за что… По сути. Так что — за это извини. — Проехали, ладно? Якуб кивает, но и так ясно, что настоящий разговор ещё не начался. — И мне бы хотелось кое-что прояснить, всё-таки. Виталий выжидающе смотрит. — Мы достаточно взрослые, чтобы не притворяться, игнорируя ситуацию. — Какую ситуацию?       Якуб переворачивает папку с меню, а затем ставит ее ребром: — Я не слеп, Виталий, и вижу, к чему все эти твои, как бы случайные, разговоры, попытки остаться со мной наедине и… прочее. Поэтому давай, пожалуйста, кое-что решим раз и навсегда. Выдержав паузу, продолжает: — В моей жизни есть человек, с которым я хочу провести ее. И никто другой мне не нужен. И не будет нужен. Каким бы замечательным он ни был. Я сделал свой выбор. Пойми это, пожалуйста. Мы с тобой — коллеги по работе. Но даже если говорить о большем… Максимум, что могу предложить, — дружеское общение. Хотя последнее, в силу обстоятельств, пока стараюсь ограничить. Все сейчас идет по не меняющемуся день ото дня сценарию. Но я верю, что все изменится. Надеюсь, ты меня понимаешь. — Ответь что-нибудь. Так хотел сам все прояснить. А теперь, выходит, и правда сказать нечего. — Я бы не хотел, чтобы это как-то сказалось на наших рабочих отношениях. — Не скажется, — наконец, тихо отвечает Виталий, пряча левую щеку в вороте джемпера. — Это хорошо, — меню выскальзывает из его рук. — А если он так и не придет в себя? Совесть не успевает одернуть Винтера за язык. — А-а-а, — зазубренными краями трещина перерезает ему переносицу. Скулы напряжены, но Якуб берет себя в руки. — Так ты на это рассчитываешь? Думаешь, его не станет… И все? Не знаю, слышал ли ты такое, но… «только потому что человек умер, его нельзя перестать любить»*. Но он не умрет, я знаю. Он вернётся ко мне. — Так говоришь, будто бы он уже ушел. — Не смей… — Ты даже по имени его назвать не можешь. Что ж так, Якуб?       Ему хватает самообладания, чтобы почти бесшумно подняться и выйти из-за стола. Но следом поднимается и Виталий, который, догнав его возле выхода, перегораживает ему путь: — Я хочу, чтобы он очнулся. Потому что хочу быть с ним на равных. — Виталий… — нетрудно догадаться, как тяготит его разговор, но он сам его начал, так что придется дослушать. — Что? — У тебя нет шансов. Так понятнее? — Шанс всегда есть. Даже самый мизерный. — Не в моем случае.       И вроде бы все долго быть понятно, когда Виталий видит эту стремительно удаляющуюся от него спину, но Якуб и сам того не ожидая, лишь все усложнил.       А потом проходит неделя почти сухого безразличия, перебрасывания фразами «по работе», неловко отводимых друг от друга взглядов.       В не самое доброе утро серого вторника масла в огонь неприминует подлить их общий коллега: — Смотри-ка, в кой-то веки наш Кай оттаявшим уже с утра пришел. Наверное, хорошие вести из клиники. — Наверное, — Виталий не отрывает глаз от монитора. — А тебя что, это ни капли не заботит, хочешь сказать? — Марк уже внаглую облокачивается на край рабочего стола Винтера. — Мне надо с отчётом повозиться, ты не против? — Ой, все-все, больной вопрос, я понял. Ухожу, — парень показушно закатывает глаза и исчезает из виду.       Виталий переводит взгляд на только что вернувшегося из кабинета начальника Якуба: — Все в порядке? — с искренним участием в голосе, интересуется он. — Да. Более чем, — впервые Якуб так улыбается. Наверное, с тех самых пор, как Виталий здесь появился. Вот только улыбка эта, он знает, не для него сейчас. Но от этого она не становится менее милой и теплой. — Ему лучше? — Да, — Якубу сложно сдержать нотки радости в голосе, — боюсь загадывать, но врач сообщил сегодня, что теперь надежда точно есть. — Я рад, — Виталий, сглатывая, силится улыбнуться. — Ты… Ты ведь правда все понимаешь? — зачем-то снова ему задают этот вопрос — Конечно. Но надеюсь, и ты понимаешь тоже. Я не шутил тогда.       В ответ Якуб предпочел демонстративно утонуть в своих рабочих папках. Ожидаемо.       А потом ещё месяц. И Виталия словно бы никогда и не существовало для него. Но в каком качестве.

***

      На часах — половина одиннадцатого, и вовсе не утра, на пороге — он. Дышит часто, глаза осоловело бегают по искренне недоумевающему лицу Винтера, в руках — бумажный пакет с бутылкой сухого. Или чего покрепче — так сразу не разглядеть в полумраке. — Ты, это, чего здесь?.. Как?       Спохватившись, Виталий впускает его в квартиру: — Что случилось-то, а?       Не отвечая, выпускает пакет из рук на пол и картинно съзжает по стенке вниз. Наконец, поднимает на Винтера совершенно пустой, разбитый взгляд и, хлюпая носом, выдает: — Я больше так не могу… _____________________________ *"Над пропастью во ржи».