Я познание сделал своим ремеслом, Я знаком с высшей правдой и с низменным злом. Все тугие узлы я распутал на свете. Кроме смерти, завязанной мертвым узлом. Омар Хайям.
Библиотека тускло освещалась стоящими рядом свечами, и, если бы не яркий свет луны ясной ночью, в помещении можно было бы разглядеть только то, что было на расстоянии вытянутой руки — книги на тумбочке, да старый подсвечник, который давно нуждался в чистке. Однако не только ему нужен был уход. Все поместье было захламлено и грязно настолько сильно, что при каждом движении можно было отчетливо ощутить запах пыли, кубарем скатывающейся с мебели и стен. В принципе, вампиру было все равно. Из всех комнат его волновала лишь своя, которую он бережно мыл и чистил все время. Все же ведь его обитель должна была быть по крайней мере гораздо чище чем что-либо другое, кровать хорошо застелена, окна вымыты, мебель протерта. Вещи же он тоже стирал, но от нечего делать. Так его гардероб постоянно пополнялся, а смысла зашивать и чистить грязную ткань было бессмысленно. Узоры постепенно снашивались, а яркие краски меркли, оставляя после себя лишь жалкую пародию на прежнюю красоту. Ее можно было сыскать и не в обычном тряпье, а в глазах и стонах умирающего от его клыков человека. Как говорилось ранее, Дазаю нравились глаза Накахары. В первую их встречу они привлекли его настолько, что лишать жизни их обладателя было бы самым большим грехом из всех совершенных им в прошлом. Небесно-голубой пленил, манил его к себе и просто затягивал в глубокую бездну под названием красота. Едва заглянув, в них отразилось то, чем он, Осаму, некогда дорожил — искренняя любовь, невинный взгляд и чистые помыслы. Время, отведенное ему однажды, неожиданно из прелестных грез превратилось в небесно-голубой цвет, наполнив его с головой. Дазаю впервые захотелось улыбнуться теплой улыбкой. Воспоминания яркими красками пронеслись перед ним — от детства и любимых родителей, до вкусной еды и родных земель. Давно он уже не чувствовал такого удовлетворения. Накахара смотрел на него из-под челки и наблюдал за сменяющимися эмоциями. Дазай казался ему совсем как человек, и, если бы не эти алые глаза, отдающие цветом красного вина при лунном свете, он бы действительно принял его за молодого графа-отшельника, который решил жить сам по себе. Даже его изысканные одеяния и грациозные движения создавали впечатление настоящего аристократа. Однако стоит только поддаться этому ложному искушению, как ты тут же сгинешь в острых клыках этого монстра. Чуя пугался, но все же не сводил с него изучающий взгляд. Уродливое существо с длинными острыми ногтями, почти что когтями, отросшими волосами и мокрой кожей. Монстр пухлых размеров, не разложившийся полностью и обитающий в своей могиле. Страшное создание с мерзкой улыбкой и острыми клыками вместо зубов, которые так и ждут, чтобы разодрать твою глотку. Накахара читал и слышал об этом. Каждый раз его сердце уходило в пятки, стоило представить чудовище, живущее в злополучном поместье. На деле же это было весьма симпатичное молодое на вид существо, к тому же хорошо образовано и начитано. Жутким монстром его назвать было невозможно, разве что глаза и пара острых клыков при улыбке выдавали его скрытую сущность с потрохами. — Ты так внимательно рассматриваешь меня, — улыбнулся Осаму, издав слышный смешок, — Неужели понравился? Чуя одернул себя и быстро отрицательно замотал головой. Вампира рассмешила эта реакция, и он прикрыл глаза рукой, расслабленно выдохнув. — Что ж, поговорим о том, как ты будешь тут проживать, — Осаму сказал это настолько серьезным тоном, что со стороны казалось, будто он говорил это какому-то очень важному человеку, будто от этого зависела судьба всего мира, — Как ты уже успел понять, человеческой еды у меня нет, а ходить ради тебя за ней я не собираюсь. Я не мальчик на побегушках. Одежды твоего размера у меня тоже не имеется. Из этого делаем вывод, что тебе тут не выжить. Давай подумаем над этим вместе. Накахара молчит, но в этом молчании, повисшем в тусклой комнате, можно было четко уловить такие чувства как неопределенность и задумчивость, а страх уже успел уйти на второй план. Подросток решил для себя, что хоть сколько вампира бойся, он всё равно тебя не тронет, а никакой страх не сможет помочь тебе сбежать. Он — лишь обуза, то есть самое ненужное, что сейчас имеет при себе Чуя. Но думал он не только об этом. Недавний сон стал для него таким же открытием. Он хотел узнать причину, как и то, является ли его сон лишь вымыслом или настоящим воспоминанием. Жаль только то, что чтобы удовлетворить свое любопытство, пришлось бы спрашивать самого вампира, а это было очень боязно. Его пугала именно эта неизвестность. — И почему же ты молчишь? — голос Дазая был бархатным и спокойным. Накахаре порой казалось, что настроение его собеседника очень переменчивое, — Неужели у тебя нет идей? Я начинаю расстраиваться. — Может Вы позволите мне самому выходить на улицу? — голос человека звучал уже гораздо звонче и отчетливее, — Я буду сам приносить еду и нужные мне вещи. Я не стану сбегать, потому что уже знаю, что это глупо. Вампир улыбнулся кошачьей улыбкой, и Накахаре на секунду даже показалось, что он услышал довольное урчание. Было ясно, что Осаму горд собой и знает себе цену, поэтому ждет от человека соответствующего к себе отношения. — Хорошо, я одобряю, — кивнул Дазай и взял с тумбочки книгу в кожаном переплете, — Можешь уходить на рассвете, но не задерживайся долго, а то я буду гадать, где же ходит моя лань. А теперь иди. Хочу побыть один. Чуя молча кивнул и встал со своего места. Профиль вампира, освещаемый лунным светом, исчезал с каждым сделанным им шагом, пока и вовсе не пропал из виду. Библиотека совсем удушила его, и только в коридоре он смог нормально дышать.Холодная ночь и некуда деться, Не хочется жить, мечтать и дышать. По улице прочь… и нет сил согреться. Все просто ушло! Нет сил чуда ждать!
Эти строчки были последним, что услышал Накахара, прежде чем покинуть огромную обитель книг. Разговор с Осаму напрягал его, а мысли о побеге тут же улетучились. Сейчас не время. Стоит подождать еще немного, и тогда всё ещё может получиться. Дазай же просиживал ночь в любимом кресле за чтением интересной книги. Содержание этого произведения так сильно подходило ему и каждый раз напоминало о проклятой сущности. Он внимательно вчитывался в строчки, некоторые читал вслух и совершенно не стеснялся присутствия человека рядом. Напротив, ему льстило то, что его слушают, а может даже и заставляют задуматься. Однако кроме чтения и бытия самих вампиров у них не было больше тем для разговора. Люди могли рассказывать друг другу интересные истории из жизни, рецепты любимых блюд, а может и просто то, что случилось у них за день. Однако Осаму не мог поведать о своих грехах, а Накахара же не мог дразнить его воспоминаниями о счастливой жизни. Весьма ужасный контраст. Земли, расположенные вокруг поместья Осаму, принадлежали только ему. Некогда бывший простолюдин теперь действительно чувствовал себя графской особой, теша свое самолюбие этим. Однако острая жажда смерти по-прежнему не покидала его. Суицидальные наклонности просыпались каждый раз, как только он видел смерть героев в прочитанных им книгах, а способы и нужное для этого было немедленно испробовано. От натертой чесноком веревки до ванны со святой водой Осаму каждый раз разочаровывался в смерти и ругал её за это. Идеи и способы постепенно переходили в тупик. Если раньше он мог свободно щеголять по поместью с веревкой или крестом в руке, то теперь ему нужно было придумать альтернативный вариант, чтобы не упасть в глазах смертного. Дазай был могучим и сильным вампиром, знающим себе цену, а человек по имени Накахара Чуя мог с лёгкостью понизить его самооценку, лишь увидев, как тот пытается расстаться с жизнью. Не по-вампирски это — показывать свои слабые стороны. Характер Осаму действительно был переменчив. Сейчас он мог хвалить и лелеять тебя, относиться как к дорогой вещи, а через несколько минут был готов сломать своим холодным тоном и грубыми действиями. Он мог причинить боль неосознанно, даже не думая о последствиях, а извиняться за это было для него унизительно. Ну что поделать, если ты многовековой вампир-отшельник, который не хочет ни с кем общаться? А еще Накахара искренне не мог понять того, почему этот клыкастый монстр не убил его. Вместо того, чтобы сейчас уже попасть на тот свет, юноша был вынужден блуждать в темных коридорах поместья или слушать стихи неизвестных ему поэтов, льющиеся из вампирских уст. Дазай был для него загадкой, и человек понял это только сейчас.***
Чуя ушел с рассветом. Укутался в данный ему плащ и покинул поместье. Восходящее солнце тут же ослепило глаза, а приятный ветер развеял его и без того растрёпанные волосы. Накахара никогда еще не чувствовал себя настолько счастливым. Он шел по родной для него тропинке, любовался виднеющейся вдали деревушкой и был готов запеть от того, как ему было хорошо. Оковы поместья были сняты с него, и он мог спокойно уйти, покинуть территорию до вечера, а там дальше вампир не найдет его. Чуя сбежал бы подальше отсюда — в другое королевство — начал бы жизнь заново и забыл про этот страшный кошмар наяву. Осталось только вернуться в деревню, поговорить с местными и лечь в родную постель. Однако едва его заметили на родных землях, все ожидания тут же превратились в несбыточные мечты. — Это Накахара! — крикнул мужчина за прилавком, — Он сбежал от вампира! Теперь нас ждут несчастья! Чуя испуганно стал наблюдать за тем, как быстро люди собрались на улице, убивая юношу взглядом. Тот съежился и прикусил губу. В этой деревне он давно мертв. — Гоните его отсюда! — крикнула женщина из толпы, — Пусть уходит! — Нет, пожалуйста, выслушайте меня. — Тебе не место среди нас, жертва. — Пожалуйста. — Проваливай отсюда. Вампир давно должен был убить тебя. — Хватит, — юноша прошептал это настолько тихо, что его слова утонули во всеобщем шуме. Эмоции разом захлестнули с головой, вызывая дрожь в ладонях, которые в следующий миг сжались в кулаки. Подняв глаза, он крикнул во все горло, — Хватит! Жители замолкли. Повисла тишина. Накахара отвернулся и сильнее сжал воротник чужого плаща. Тот развевался на ветру, и только теперь человек заметил, что замерз бы не только от холода, но и из-за столько направленных на него чужих ледяных взглядов. — Забирай свои вещи и уходи из деревни, — к нему подошла пожилая женщина и сжала губы в тонкую полоску, — Все равно они пылятся на полках. А Накахара помнил ее. Помнил, как она называла его своим внуком; помнил, как крепко обнимала и целовала перед сном; помнил, как кормила лесными ягодами и яблочным вареньем; помнил, как она любила его. Теперь ему стало ясно, что все это оказалось лишь притворством. Раньше он только читал об этом в старых книгах, однако теперь чувства, которые испытывали главные герои, переживал и он — боль смешалась с отчаянием, а в сердце поселилась пустота. Если все жители его деревушки такие, то зачем бежать тогда в другие земли? Там люди уж точно не лучше. На их фоне Дазай больше походил на человека, не убив его в первую встречу. Его комната до сих пор пустовала. Хотя это было вполне логично, ведь не заселишь же ты кого-то на ночь, да и чужие вещи некуда было девать. Они аккуратными стопками лежали на полках, вечно выглаженные и стиранные. Чуя любил чистоту, любил запах мыла и свежего воздуха, и постоянно пытался избавиться от грязи и пыли. Его комнату можно было бы назвать самой чистой в округе, ведь только он драил полы и мыл окна каждые двое суток. Но не только это делало его комнату самой привлекательной. Минимум мебели и больше свободного пространства создавали о нем впечатление открытого человека с широкой душой и чистыми помыслами. В помещении находилась маленькая кровать, совсем крошечная тумбочка и простенький шкаф, а вот весь интерьер он уже обустраивал сам — всегда свежие цветы на окнах, причудливого цвета подсвечник и расшитые узорами занавески, прикрывающие маленькие окна. Раньше Накахара ощущал здесь свободу, однако сейчас эти родные стены душили его, обвязывали горло невидимой петлей, от которой невозможно было освободиться. Если только ты не продашь душу дьяволу, чья обитель находилась в старом поместье на северо-западных землях. В небольшой сумке оказалось несколько вещей — пару хлопковых рубашек, две узорчатые туники, застиранные брюки и затоптанная обувь. Из всех теплых вещей был лишь один светлый плащ, который он однажды умудрился связать. Работа Накахары в основном была в помещении, поэтому теплая одежда для улицы ему была не нужна, а до смерти его родителей юноша и вовсе сидел дома, не желая выходить на улицу. Ему нравилась бледная кожа. Еду же он положил в отдельный пакет и заботливо завернул полотенцем. Хлеб, ветчина и пару литров молока хватит ему на несколько дней, а если учитывать то, какими порциями ест он сам — пировать можно было неделю. Несмотря на количество сложенной в нее утвари, его сумка казалась очень маленькой. Он нес ее легко и, казалось, даже не доставляла ему никакого дискомфорта. Он нес ее с легкостью, даже не оглядываясь назад. Комната опустела. Хозяин ушел. Жители оживились, как только увидели вышедшего к ним Чую. Юноша смотрел сквозь них, а негативные слова пролетали мимо его ушей. На этих землях он уже стал чужим, даже более — врагом, который принесет беды, стоит только появиться на горизонте. Он никогда не думал, что его жизнь может измениться настолько сильно и все это только за одну ночь. И нет, вампир тут не при чем. Он просто показал ему, насколько ужасными бывают люди. Сам же Накахара осознал, что жил в каком-то вакууме, не способный на что-то; беспомощный настолько, что хотелось жалеть самого себя. Интересно, этот красивый вампир когда-нибудь чувствовал себя также? И да, Накахара признал в нем не страшное и уродливое существо, а красивое создание, единожды продавшее душу дьяволу и ныне ставшее рабом ночи. Едва оказавшись за пределамиНе считай меня чудовищем, ведь чудовища прячутся в людях.