Стоп! Снято!

      Ещё с утра день показался Джисону хорошим. «Хён в порядке, Чан ушёл едва солнце встало, да и у Чанбина настроение, кажется, хорошее…» - с такими мыслями юноша планировал отдохнуть перед телевизором, уткнувшись в какую-нибудь мелодраму, помечтать.       В этот момент из комнаты вышел Ёнбок. «Опять накрасился, для кого только старается?...». Поведение Ли ему казалось подозрительным. В последнее время парень действительно вёл себя странно: уходил раньше, приходил позже, начал следить за своей внешностью (Хан знает, как младший это не любил – все эти макияжи и украшения. Зато строил из себя чёрт знает что), разговаривал по телефону часами напролёт.       Внезапно голову пронзила мысль – неужели нашёл себе кого-то?       «У нас разница в один день, но у него уже есть пара, а меня постоянно отшивают!»       Джисон завидовал популярности Ёнбока, завидовал его везению, завидовал тому, что его любят. Он понимает, что это слишком, но остановиться уже не может.       Ли проходит мимо дивана, уткнувшись в телефон, и, кажется, Хана совсем не замечает (если вообще что-то замечает помимо дисплея).       - Эй, Ёнбок! – позвал юноша, а тот вздрогнул. Не от того, что Джисон кричит, нет.       Ему просто страшно. Он боится старшего после одного случая – это уже давно не секрет.       Хана это забавляет.       Уже полгода юноша так и развлекается. Не со зла, разумеется. Это, скорее, простое ребячество.       - Что-то не так?... – спрашивает Ли и внимательно следит за каждым движением старшего. – Подожди… ты таблетки пил?       «Ну, это уже обидно» - думает Хан, но виду не подаёт.       - Я просто тебя спросить хотел, куда идёшь. На свиданку, да?       Щёки Ёнбока розовеют, а улыбка Джисона становится шире. Младший что-то невнятно бормочет и быстрым шагом уходит.       Хан только сейчас заметил, что от фильма уже прошло минут десять. Но его это вовсе не расстраивает. Все сюжеты этих фильмов одинаковые – главные герои сначала ругаются, а под конец снова сходятся. И всё заканчивается на счастливой ноте.       Только у Джисона нет этой счастливой ноты.       Ему слишком тяжело признать то, что Минхо его никогда не полюбит даже вполовину так же, как юноша его любит. Даже останься они одни на всей планете – Минхо скорее кошку предпочтёт, нежели несчастного бельчонка.       А Минхо? А он любит Чана. Сколько бы он не говорил сквозь слёзы о том, как ненавидит лидера, как ненавидит себя – Джисон точно знает, что Ли любит этого садиста.       И ему обидно.       «Чан делает ему плохо» - думает юноша и обнимает свои колени. На дораму ему уже давно плевать, как и на то, что ногой он случайно зажал кнопку усиления звука. – «Хён постоянно расстраивается. У него всё тело в синяках! Этот наш «лидер» ещё ответит…»       Внезапно мысль прерывается щелчком. Джисон обернулся.       Из спальни Ёнбока выходит Минхо, а у Хана от радости дыхание замирает.       Сейчас ему всё равно на то, что старший явно не в духе. Юноша им любуется. Чертовски красивый даже без макияжа. Чертовски милый со своими взъерошенными волосами и этой вмятинкой от подушки на щеке.       Впечатление портят лишь многочисленные синяки на тонких бледных, словно из слоновой кости вырезанных руках и алые пятна на шее – засосы, оставленные Чаном.       - Ты проснулся, хён?       В и без того недовольном взгляде появляется нотка жестокости, какую часто можно заметить в глазах Чана. «Даже это от него перенял, боже…» - с испугом думает Джисон, пока Ли что-то говорит. Хан уверен – что-то не так.       Через пару секунд юноша улавливает суть его слов. Телевизор орёт ужасно. Джисону становится стыдно за то, что разбудил возлюбленного. Дрожащими руками он берёт пульт и нажимает на одну из кнопок. Звук стихает.       - Извини… - тихо шепчет юноша, но ответа не следует. Когда Хан повернул голову в сторону Минхо, того уж не было.       Казалось, что хуже день быть уже не может, но по закону жанра оказалось, что очень даже может.       Буквально через пять минут вернулся Чан.       - Где Чонин? – спросил он, проходя мимо дивана, на котором Джисон всё так же сидел, уткнувшись в экран телевизора. Уже шла какая-то передача про насекомых. ("Интересная у богомолов жизнь. Жаль, что Минхо-хён не самка богомола...")       - Понятия не имею, – сухо ответил Хан. – Неужели ты и него добраться захотел? Так Чанбин тебе быстро оторвёт, что надо.       - А ты чего это таким смелым стал, грызун? – спросил Чан, вплотную приблизившись к лицу младшего. Тот и ухом не повёл.       - На меня твои уловки не действуют.       - Какие уловки?       - Ну эти, с твоими угрозами и взглядами. Я знаю, что ты мне ничего не сделаешь.       Крис пару секунд молчал. Затем, засмеявшись, потрепал Джисона по голове.       - Верно, не сделаю. Так всё же, где Чонин? – поймав сердитый взгляд Хана, он снова засмеялся – Не бойся, я его не трону.       - Сказал же, понятия не имею, – ответил юноша и вернулся к просмотру передачи про насекомых.       Внезапно экран погас, а за спиной Хана уже стоял Крис и держал пульт над его головой, мол, забери. На когда Джисон протянул руку, вмиг цель стала значительно выше, и юноше пришлось вставать коленями на диван.       В итоге этой «игры» Чан со словами: «Иди лучше таблетки выпей и баиньки ложись, голова уже раскалывается от этих твоих сверчков» закинул пульт в свою спальню.       Делать резко стало нечего, поэтому Хан решил перекусить и направился на кухню.       От пребывания здесь Чанбина остался только неприятный запах табака. В пепельнице на столе лежала пара окурков. Джисона они совсем не интересовали. Его интересовало что-то более или менее съедобное.       Холодильник, как и плита, ничем его не порадовали. Зато в шкафчике над плитой обнаружились сухари и пачка орешков. «На перекус хватит, а там Хёнджин или Чанбин чего-нибудь пожевать занесут, к вечеру».       Из коридора послышался шум.       - Отпусти!       - Я тебе сколько раз должен сказать, что ты не должен трогать мои вещи, чтобы ты не трогал мои вещи, а?!       - Хён, это не я! – со слезами говорил первый голос, более высокий.       - Ох, а чьи же тогда шаловливые ручки добрались до моего ноутбука? – с наигранным удивлением спросил второй голос.       - Н-не знаю… может, Минхо-хён?       После той фразы Хан точно знал, что это говорит Чонин. И что он однозначно врёт Чану в лицо, без капли стыда. С таким вопиющим нахальством свыкнуться Джисон не мог (конечно, ведь Минхо и так не сладко), а потому хотел было выйти в коридор, но…       - С дороги…       - Да что ты говоришь, Минхо. Берега не попутал?       «Да, хён, чёрт возьми, ты так вовремя…» - думает Хан.       Ли молчит, поэтому юноша осторожно выглядывает из-за угла.       - Берега не попутал, м, Минхо?       В следующее мгновение сердце Джисона пропускает удар.       Чан касается своей ладонью щеки Минхо. Осторожно гладит его кожу, которую сам же и портит. А у Ли ноги подкашиваются. «Ему приятно.» - думает Джисон с ревностью и едва не плачет. Юноша переводит взгляд на спину Чана и чувствует, как что-то в рёбрах сжимается. Чувствует ненависть к этому человеку, аж дыхание спирает.       И тут Джисона замечает Чонин. Видя трансформации на лице юноши, он хихикает. Ему всегда становится смешно, когда Хану плохо. Он словно энергетический вампир – получает удовольствие от того, что старшему плохо, от того, что старший злится.       «Чертёнок» - думает юноша и тут же прячется – его едва не заметили Чан и Минхо, обернувшиеся на смех Чонина. Мимо проходит сам Ян и скрывается в своей комнате.       Джисон дальше слушать разговор тех двоих не хочет. Он знает, чем всё скорее всего закончится. И от этого тоскливо.       Юноша возвращается к себе в комнату, где на своей кровати уже сидит Чонин и о чём-то шепчется со своим игрушечным лисёнком. Хан подходит к столу и ищет успокоительное. То магическим образом умудрилось исчезнуть посреди бела дня.       - Чонин, где таблетки?       - Не знаю. Может, кто-то забрал?       - Нин-и, где мои таблетки?       Пусть Джисон с ним часто не общается, но всё равно знает одно – Ян терпеть не может, когда его кто-то называет Нин-и, а потому буквально через пять секунд на столе перед юношей с грубым «Подавись» появилась знакомая, к сожалению, баночка. В ней – таблетки мятного цвета. Они будто над Джисоном смеются – он ведь знает, что Минхо очень нравится мятный. Хан этот цвет теперь ненавидит. Каждый раз таблетки именно этого цвета не позволяют юноше помочь Ли. От них спать хочется.       Спать… спать…                   … спать.       Просыпается он уже вечером. На соседней кровати лежит Ян и скучающим взглядом смотрит в телефон. А за дверью шумно, оживлённее, чем с утра.       Джисон лениво садится на кровать. Голова ещё словно в тумане, мысли не собираются в чёткую картину. Который час? Сколько он спал?       «Как себя чувствует хён?...»       Юноша медленно встаёт с кровати и так же медленно и спотыкаясь идёт к выходу из комнаты.       - А хёну сегодня с Чаном было хорошо, – задорно говорит Чонин, и Джисон оборачивается. Тот отложил телефон в сторону и смотрел на старшего с улыбкой. – Он так кричал, что уши приходилось затыкать.       - Я твоего друга сейчас Чанбину отдам, – говорит Джисон. У него от слов Чонина в горле ком застревает, поэтому сейчас его собственный голос становится скрипучим. - Вот он обрадуется возможности порвать такой важный для тебя предмет! Попрошу, чтобы хён тебе даже его тело не отдал на похороны – оставит себе как трофей, – Чонин замолкает. – Так-то лучше.       Хан уже устал от своего соседа, он ждёт переселения в другую комнату, чтобы не видеть этого лица, не слышать этого голоса, вообще забыть о существовании этого человека.       Юноша выходит из комнаты. За её пределами действительно шумно. Из кухни доносился непонятный грохот, видимо, кто-то пытался готовить. Судя по тому, что Минхо и Хёнджин (вместе с Ёнбоком) сидели на диване, ничего хорошего это уже не сулило. Вскоре из той же кухни, подобно крику чайки, Чанбин окликнул Хёнджина, прервав их разговор. После того как Хван ушёл, Джисон сел на освободившееся рядом с Минхо место. Самому Ли это не понравилось, но, заметив немного напуганного Ёнбока, смирился, и местами с ним меняться не стал.       - О чём говорите? – с интересом спросил Джисон.       - Хён, мы… - начал было Ёнбок, но Минхо его перебил.       - Не твоего ума дела. И вообще, чего ты выполз? Иди, сделай что-нибудь полезное, не мозоль глаза.       Каждое слово иглой пронзало сердце Хана. Слышать такое, а тем более от любимого человека, ему было тяжело. «Почему он к Ёнбоку хорошо относится, а ко мне как к какой-то скотине? Что я сделал плохого?» - думал юноша, опустив голову. Он уже ничего не видел из-за пелены выступивших на глаза слёз. Джисону оставалось надеяться только на то, что они не начнут капать подобно дождю за окном. Но слёзы предательски потекли по щекам. Проявился единственный (по мнению Хана) минус успокоительных – после их действия он становился слишком эмоциональным. Даже если ему хватило сил ответить Чонину, то грубить Минхо он уже не мог.       - Уйди уже с глаз моих, – холодно сказал Ли.       И юноша повиновался. Он встал с дивана, и, вытирая слёзы, поплёлся обратно в комнату – досыпать. «Всё равно сейчас поздно. Есть всё равно не хотелось.»       - Как тебе только смелости хватает с ним так разговаривать? – с удивлением спрашивает Ёнбок, продолжая смотреть на дверь, будто оттуда мог снова выйти заплаканный Джисон.       - Сколько же в тебе трусости, что ты его боишься? – дразнит его Минхо. От прошлого холода в голосе и взгляде не осталось ни следа.       - Я его не боюсь. – говорит Ёнбок более уверенно, но тут же ловит насмешливый взгляд старшего – Ну… может, чуть-чуть… Но только не говори мне, что сам его не боишься.       - Не боюсь.       Ли своим ушам поверить не может. «Как его можно не бояться? И это после того, что он сделал?»       - И после того, что он сделал, – Ёнбок вздрогнул. – Ты это вслух сказал.       - Язык мой – враг мой… Но чёрт, ты что, забыл, как он тогда выглядел? Я до сих пор думаю, что он однажды ночью будет стоять надо мной с этой битой в руках, и… - парень замахнулся, будто держал в руках биту.       Минхо и ухом не повёл.       Он прекрасно знает, о чём говорит младший. Обычно это не обсуждалось в группе (и, хвала богам, вне группы - тоже), однако важности это событие не теряло.       Именно с того дня все точно знали, что привязанность Джисона к Минхо больше похожа на одержимость. И что из-за неё могут пострадать посторонние люди.       Улики заметали доброй половиной общежития, а Хёнджин впервые не разнёс сплетню. Понимал – эта станет последней на его счету.       - Ему тогда самому страшно стало от себя, помнишь?... А ты тогда на него кричал… Ему было очень плохо. Как и сейчас. Ну вот зачем ты на него кричишь? – спрашивает Ёнбок, но его грубо прерывают.       - А может мы не будем обсуждать этого грызуна?       - Но он же тебя лю-       - Ой, да не смеши! – уже повышая голос ответил Минхо – Ты?! Переживаешь за него?! «Ему тогда было очень плохо!» - передразнивает Ли младшего, а тот лишь взгляд отводит. – Мне плевать, как там ему, он меня бесит! И ты, когда начинаешь его защищать – бесишь! Зачем ты вообще это делаешь, если боишься его? Ты-       - Угомонись уже. Прости, ладно? Больше не буду. – как маленькому ребёнку отвечает Ёнбок и встаёт с дивана.       - Ты куда?       - На кухню. Посмотрю, не убили ли они там друг друга.       Ёнбок скрывается за дверью кухни. Оттуда почти сразу слышится басистый крик: «Вы что творите?!», а потом оттуда выбегает Чанбин. Он бросает на Минхо быстрый взгляд.       - Лучше туда не заходить, – говорит Со и уходит в спальню.       Минхо продолжает сидеть всё на том же месте. Никого рядом нет, только с кухни слышатся звон посуды и тихие разговоры Хёнджина с Ёнбоком ни о чём. Точнее, говорил только Хёнджин, Ли же только поддакивал или бросал резкое: «Не твоё дело». За этим следовала тишина в пару секунд, но снова всё повторялось. Снова и снова.       У Ли из головы не выходила эта фраза: «Он же тебя любит». Не выходил из головы влюблённый взгляд Джисона, который Минхо, чёрт возьми, отрицал. Он отвергал Хана, потому что он опасен, потому что он придурок, потому что Минхо его не любит.       - Идиоты… - шепчет юноша самому себе, прикрывая глаза. – Придурки. Придурки, придурки, придурки! Как вы мне все надоели! – кричит он, совсем не замечая, что щёлкнула входная дверь. Не замечая, что кто-то стоит за его спиной.       - Ну и ну, Минхо. Хороший спектакль вышел, молодец, – говорит за спиной уже знакомый голос, от которого мурашки по спине бегут.       Чан опускает голову к уху Ли и тихим низким голосом шепчет:       - Завтра часам к пяти тебя заберу. Покричи для меня так же громко, пожалуйста.       Минхо вздрагивает, чувствуя на шее тёплое дыхание лидера.       «Чёрт возьми, крыса, ты бы сейчас был как нельзя кстати. Почему ты сейчас меня спасти не можешь?»       Джисон лежит в кровати и смотрит лицом в стену. Его плечи ещё подрагивают от недавнего плача. Он не знает, что сейчас происходит вне комнаты… да ему и не интересно.       «Хён, когда ты меня примешь? Я же просто хочу быть рядом...»