В двенадцатом часу

      Раамсес шёл вдоль небольшой едва заметной тропинки, стараясь не сбиться с пути. Она петляла среди барханов, так и норовя потеряться в песке. Каждый шаг казался едва ли не последним. Стоило обратить внимание на проползающую вдали змею, как тут же что-то попадало под ноги, заставляя спотыкаться и падать. На душе крутилось беспокойство, которое возрастало каждый раз, как полусгнившую табличку нащупывали дрожащие пальцы.       Было понятно, что она не даст спокойно пройти третий зал, а будет напоминать о себе на каждом повороте, раз за разом возвращая в прошлое, напоминая о глупости. Раамсес надеялся, что не встретит здесь ничего страшного, но крепчающий зов пустыни твердил обратное. Именно в этой части Дуата прятался тот, кого видеть уж совсем не хотелось. А когда рядом нет даже Сета, предстоящая встреча казалась куда неприятнее.       Несколько лет назад Раамсесу не посчастливилось познакомиться с Иалу. С того момента жизнь пошла по самому неприятному пути, словно опасные дни, в которые у богов случались трагедии, повторялись лично для него с каждым восходом солнца. Это начинало сильно беспокоить. И ладно бы на мелких неприятностях всё закончилось, но проблема развивалась дальше, пока не дошла до того, что связь с прошлым лопнула, как золотое украшение в пламени.       Раамсес встретил Иалу на одном из рынков. Кажется, он продавал рыбу или что-то ещё. Уже вспомнить не получалось. С самого начала его поведение и слова казались странными, но тогда это не было проблемой. В нём угадывались черты приезжего. Несмотря на, казалось бы, одну веру, его восхищение Осирисом не знало предела. Скорее всего, на родине больше поклонялись именно этому богу. Не то, чтобы Раамсесу хотелось заводить новые знакомства или разговаривать с кем-то, просто так вышло. Велел Сириус, была воля богов. Они заговорили.       В тот момент казалось, весьма удачно получилось. Да и знакомство произошло не когда-нибудь, а в первый день второго месяца сезона «перет», когда Ра поднял небосвод! Это ведь один из немногих счастливых дней, когда почти всё завершается наилучшим образом. Такое время благоприятно для любых начинаний и несёт с собой только хорошие события. Но что-то пошло не так. Словно боги решили сыграть злую шутку. День счастья превратился в начало вечного кошмара.       Спустя некоторое время произошла серьёзная ссора, забавно, что она пришлась на день рождения Сета, который считался самым несчастливым из всех возможных дней. Позже Раамсес узнал, что его прокляли, записав рен на дощечке и разбив её. Завершённый ритуал должен был стать смертельным, но так получилось, что именно Иалу предстал перед судом богов первым. Эта череда случайностей удивляла постоянно, ведь проклятие рен всегда считалось очень сильным. Людей после него нельзя было называть живыми, все считались убитыми. Их связь с миром слабла. Только вот что-то не получилось.       Раамсес помотал головой, стараясь отогнать эти мысли, ему совсем не хотелось возвращаться в тот день. Даже глубоко в воспоминаниях. Тогда он потерял хорошего знакомого из-за недоразумения, своё рен, так ещё и маленький шанс на нормальное посмертие. С тех пор зов пустыни преследовал постоянно, словно хотел утащить за собой. Так должно было быть. И так было...       Песок под ногами становился горячим. От каждого прикосновения к нему хотелось едва ли не кричать. Слишком жарко. Интересно, ближе к тем кривоватым мастабам не так мучительно идти? Не могут же мёртвые терпеть это всё. Или они не чувствуют? Но Раамсес чувствовал, а конец зала ещё далеко. Очень далеко. Отсюда были едва заметны солнечные лучи, а врат так вообще не видно. В мыслях уже появлялось паршивое желание просто сесть и ждать, пока закончится этот ужасный час. Скорее всего, в тот миг амулет перенесёт назад в дом. Но что-то не позволяло так поступить. И Раамсес понимал, что никакие мысли не заставят его признать поражение. Сет хотел посмотреть, как он дойдёт до врат? Вот он и дойдёт. Нечего веселить и без того не самого дружелюбного бога. Найдёт себе другого дурака.       Пришлось остановиться, чтобы приглядеться к развилке. Тропинка в песках растекалась на две и в какую сторону идти? С этого места непонятно, куда ведёт каждая из них. Одна спешила вглубь третьего зала, а вторая будто бы возвращалась к богатым гробницам. Но это только предположение. Раамсес покрутился на месте, но не решился идти ни по одной из них. Он не мог объяснить это странное чувство, однако внутренний голос подсказывал: нужно продолжать двигаться вперёд, даже если здесь нет пути.       Странная лёгкость охватила тело, словно оно наполнилось ветром. Песок, летящий в спину, будто бы подгонял, направлял к вратам. Раамсес привык доверять ему. Он всегда подсказывал верный путь, хоть появлялся непонятно откуда. В нём чувствовалась сила и даже какая-то забота. Песок под ногами становился всё горячее, путь вперёд занимал больше времени. Так хотелось свернуть в любую из сторон, но Раамсес сцепил зубы, продираясь сквозь дюны.       Порой казалось, что очередная змея вцепится в пятку, и тогда дорога закончится в Дуате. Интересно, умершие в нём тоже проходят суд? Или они считаются своими сразу же? Переключившись на обдумывание этого вопроса, Раамсес не сразу заметил, что внезапно стало слишком тихо. Вокруг него даже змеи не ползали. Потемнело. Но чувство в груди подсказывало, что прошло не так много времени, значит, Ра ещё не успел покинуть третий зал. Что же это тогда?       Идти в полутьме было неуютно: под ноги всё чаще попадались какие-то куски древесины и посуды. Шаг, ещё один… ступня опустилась на что-то противно хрустящее. Человеческая кость покатилась вперёд, повинуясь неловкой попытке вырваться. В груди что-то сжалось. Внутренний голос больше не давал советов. Липкий страх пробежал вдоль позвоночника, но Раамсес сделал ещё шаг вперёд.       Костей становилось всё больше. Они были зарыты неглубоко в песок и, как только их тревожили, вываливались наверх. Цепкие пальцы хватали за ноги, пустые глазницы заглядывали прямо в сердце. Подкатила тошнота, казалось, ещё хоть один череп, и сдержать себя не получится.       Буря поднималась, ветер швырял кости вперемешку с песчинками прямо в лицо. Ещё шаг — и в голову полетела чья-то рука, Раамсес едва успел увернуться, удар пришёлся по спине. Он не мог понять, как это происходит. Словно буря была неправильной. Она начиналась со всех сторон, швыряя всё подряд только в него. Как ни уворачивайся — всё попадает в цель.       Болезненный удар в колено, и Раамсес упал на песок, не в силах больше сопротивляться. Пальцы из-под дюн тут же ухватили его, потянулись. Каждая новая рука оказывалась длиннее предыдущей. Они вились, как змеи, словно состояли вовсе не из костей. Хотелось кричать, но воздух с трудом входил в грудь, обжигая. Получались судорожные хрипы. Горячо, невыносимо. Сжали кисти до такого невероятного хруста, что глаза защипали слёзы.       — Ты здесь? И даже живой?       Этот голос Раамсес всегда мог узнать, но вот ответить не получалось. Костлявые руки полезли в рот, сжали кончик языка. Ещё чуть-чуть и проколют его своими острыми концами. Больно. Чертовски больно. Быстро вдыхая маленькие глотки воздуха, хотелось выть. Каждый вдох как маленькая мука, словно в нос вливают раскалённый песок. Тошнит, скручивает внутренности.       — Если честно, я думал увидеть тебя далеко не живым. Эти боги такие непостоянные. Как можно было упустить из виду твою смерть?       Иалу опустился на колени, прислушиваясь к рваному дыханию. Его лицо не выражало совсем никаких чувств, собственно, как и при жизни. Только глаза странного светлого цвета казались более пустыми, чем обычно. Они серые. Серые, как мыши. Такого встречать не приходилось. Руки болезненно выкрутили за спиной, впиваясь в кожу сильнее, раздирая её до глубоких ран. Раамсес дёрнулся, но костлявые руки держали крепко, обвивая тело, царапая его.       Иалу покачал головой и улыбнулся, только за этой улыбкой не было чувств. Ни радости, ни ликования, ни злорадства, ничего. Он делал это словно отражение, повторяя за кем-то. Только рядом никого не было. Перенял чужое лицо? Пальцы впились в шею, и без того слабый поток воздуха стал ещё меньше. Раамсес закашлялся, сжимая пальцами пустоту.       — И как так вышло? Тебя прокляли, а ты жив. Меня никто не проклинал, так помер. Скажи-ка, почему так? Не можешь?       Сзади что-то хрустнуло, кажется, одна из обвивавших тело костей. Раамсес вздрогнул, скривился. Грудь пекло огнём, горячий ветер с силой летел прямо в лицо, от этого нормально вдохнуть не получалось. Казалось, ещё минута, и его напряжённые лёгкие совсем откажут. Не поступит даже маленькой доли воздуха. Иалу махнул рукой, и дышать стало немного легче, но совсем чуть-чуть, такая себе поблажка. Язык тоже отпустили, но взамен впились в шею с такой силой, что сдержать кашель не получилось.       — Знаешь, если бы мы встретились при нормальных обстоятельствах, я бы не стал церемониться, но ты жив. И это нервирует. Скажи, что именно произошло? Я хочу знать.       — Да иди ты… — даже короткое ругательство получилось с трудом: грудь болела до ужаса, через сдавленное горло нормально не выходил поток воздуха, задерживаясь и сильнее раздражая и без того мучительно пекущие внутренности.       — Зря ты так. Впрочем, у меня тоже нет желания говорить с тобой. Но сам понимаешь: живые в Дуат не попадают, даже убитым сюда хода нет. Я не могу оставить это без внимания. Почему тот, чьё рен было проклято и предано забвению, не просто остался в живых, а ещё и получил возможность посетить Дуат? Странно, не правда ли?       — Оно тебе надо?       — Я знаю только один вариант: что, прицепился к какому-то богу в качестве временной игрушки?       — Даже если и так, тебе какое дело?       Раамсес с трудом выдавливал из себя слова, половина звуков не получалась, выпадала или изменялась, но он всё равно говорил. Молчать на такое? Да никогда! Ему никто не говорил, что именно Иалу вывело из себя, но вот так просто стоять и спрашивать после того, как тихо проклял? Наглость! Руки сжали сильнее, намеренно впиваясь костями в кожу. Каждая новая рана на теле ощущалась слишком ярко. На влажную от крови разорванную кожу попал песок, заставляя сгибаться пополам, прикусывать и без того болящий язык в попытке сдержать тяжёлый стон.       — Слишком наглый. Ты всегда таким был. Совсем как твой брат. Раздражаешь.       Как брат. Это же говорил Иалу несколько лет назад. Непонятно, чем его так взбесил брат и который из них, но Раамсесу не нравились такие упоминания. В них не было никакого смысла. Думать об этом сейчас не получалось: болезненно выкрученные руки давали о себе знать. Ноющая боль в спине смешивалась с яркой невыносимой вспышкой от свежих ран, а пережатое горло так пекло, что держать себя в руках почти не получалось.       — И снова получается так, и снова на вашей стороне боги. За какими богами ты бегаешь? Откуда такое везение?       — Не знаю.       — У твоего брата тоже было неплохое такое везение. И как вы это делаете? Судя по тебе, далеко не Осириса почитаешь.       — Да что ты привязался к этому Осирису? Какая разница, что именно происходило? Я вообще не понимаю, что тебе от меня надо. Появился внезапно и требуешь непонятно чего. Ты можешь нормально объяснить, почему прицепился ко мне?       Иалу покачал головой, в его взгляде всё ещё не было даже тени раздражения. Он действительно будто бы повторял чужие лица, даже не заботясь о том, чтобы они подходили под его собственные. Раамсес помнил их встречу довольно смутно. У него вообще было слишком мало причин думать об этой ситуации. Да за Иалу и до смерти никто не замечал чувств. Обычных человеческих чувств, которые были у всех.       — Раамсес, я понятия не имею, что ты за человек, да мне и плевать на это. Твой брат уничтожил мой город, я избавлюсь от тебя. К сожалению, не могу нормально повлиять на посмертие всех, кто имел к этому отношение. Но вот на твоё могу. А так как именно твоя семья причастна ко всем этим неприятностям, было удобно сосредоточиться на тебе.       — Всего лишь?       — Тебе этого недостаточно?       Раамсес промолчал. Он знал, что военные походы, которые последнее время случались очень часто, могли принести с собой массу горестей. Одна из них прилетела оттуда, откуда никто даже не подозревал. Брат действительно имел отношение к военному делу. Все они так или иначе занимались подобным. Само поселение было основано после того, как войско фараона выгнало отсюда гиксосов.       И с того момента начались неприятности. Мама всегда любила говорить об этом. Ей этот переезд не дал ничего хорошего. Но отца невозможно было переубедить. Он и сам был военным до определённого момента. Раамсес не любил вспоминать этот переезд, однако заметил, что земли, на которых долгое время жили гиксосы, мало походили на Та-Кемет. В них отличалось всё, даже наиболее почитаемые боги. Астиагей, как один из тех, кто считался в тех местах своим, всегда делал акцент на том, что культ Сета самый живучий. Единственный верный и идеальный.       Как бы там ни было, после переезда началась череда неудач. Да, не сразу, но она полностью выбила маму из привычной жизни. Сначала погиб отец, через несколько месяцев брат, так как они не были военачальниками, усыпальницы получились бедными, едва-едва хватило на них сбережений, а ставшее основой жизни земледелие совсем не давало возможности справиться с неприятностями.       То, что Иалу возмущали действия брата, совсем не удивляло. Мало ли, что за ним числилось. Но желание уничтожить всех и вся казалось немного странным. Кости сильнее сжали плечи, насильно разворачивая в другую сторону. Дышать тяжело, тело овевает раскалённым песком. Во рту пересохло, вот бы воды. Всего лишь глоток. Ему хотелось хоть чего-то, хотя бы немного воздуха. Всего глоток.       Поднималась буря. Песок закружился, проникая под одежду, от него впервые за всё это время повеяло мраком и прохладой. Раамсес, дёргаясь и едва-едва дыша, почувствовал, как вдоль позвоночника пробежалось что-то неприятное. Бури в этих местах мало напоминали обычные, но сейчас ощущалось что-то другое, непривычное даже для Дуата. Такого липкого страха внутри ещё никогда не было. Иалу вздрогнул, впервые на его лице промелькнуло собственное чувство. Страх? Удивление? Ужас?       — Неужели? Как?       Раамсес больше ничего не расслышал, его захлестнула песчаная волна, сдирая с кожи старые кости. Оглушительный треск стоял в ушах, не давая сосредоточиться. Ничего не видно. Внезапно дышать стало легче, несмотря на ветер. Даже как-то приятнее. Песок медленно оседал, через него уже можно было разглядеть небо. Ясное и спокойное, сумеречное небо, которое разделял пополам один-единственный солнечный луч. Всё исчезло. Только несколько костей рядом намекали на то, что весь этот ужас не привиделся.       — Всё же сбежал, — голос Сета несказанно удивил.       — Ничего, зато мы точно знаем, что он здесь, — Непри на удивление звучал серьёзно.       Раамсес с трудом повернулся в сторону звука, он совсем не ожидал увидеть здесь богов. За ним следили? Но зачем? Отряхнувшись от песка, поднялся. Ноги подкашивались, лёгкая боль разливалась вдоль кости, но ни одной раны на теле не осталось. Непри ухватил Раамсеса за локоть, и всё закрутилось, заросло пшеницей. Мгновение — перед глазами уже довольно большая комната.       — Фу, терпеть не могу так делать, — Непри отплёвывался от сырой пшеницы. — Нельзя было нормально пройти?       — Да ладно тебе, — Сет добродушно улыбнулся, — зато быстро.       — Конечно, быстро, но ты снова нанёс мне полный дом песка. Ладно пшеница, её хотя бы съесть можно, но песок? А убирать за тобой кто будет?       — Кто захочет, тот и уберёт.       Непри покачал головой, но ничего не ответил. Внезапно хлопнул в ладоши и опустился на лавку. Раамсес улавливал это приподнятое настроение, которое объединяло богов. Они явно были довольны всем. Даже мрачный Сет улыбался. Сел прямо на пол, скрестил ноги и поманил к себе пальцем.       — Эй, парень, не топчись там, иди сюда.       Очень хотелось задать глупые вопросы, но вклиниться в речи Непри не получалось: тот болтал, не останавливаясь, а Сет его даже слушал. По крайней мере привычного скучающего выражения на его лице не было. Раамсес ничего не понимал: всего за полчаса всё изменилось до неузнаваемости. Почему они настолько непохожи на самих себя?       — Всё, хватит разговоров, неси еду. А то что за бог плодородия, у которого и поесть нечего.       — А ты заваливаешься к нам только чтобы поесть? — Непит появилась в комнате с двумя кувшинами совсем уж неожиданно.       — А как же иначе? — согласился Сет, улыбаясь.       — Бездельник.       Непит поставила кувшины и три чаши. Один раз оглянулась и, хмыкнув, вышла из комнаты. Раамсес не мог отвести от неё взгляд. Было что-то в этой богине то ли неприятное, то ли пугающее. Но она молчала, должно быть, Сет куда могущественнее и мог себе позволить такое странное поведение. Или же она просто принимала его странности ради супруга.       — Пиво? Вино? — Непри успел заглянуть в каждый из кувшинов.       Сет скривился, отмахнулся от чаши с вином, цепляясь пальцами в одежду. Раамсес аж подвинулся ближе, чтобы разглядеть непривычное выражение лица. Никогда ещё не приходилось видеть настолько ненавидящего вино человека… бога. Но он аж пылал гневом, хотя, казалось, что уж слишком неправильно, словно специально.       — Убери от меня эту гадость, Осирису предлагать будешь.       Непри шутливо поднял руки вверх и повернулся, налил себе в чашу ещё пива. У него явно было слишком хорошее настроение. Раамсес с трудом успевал следить за этими перепалками. Ленивыми, которые скорее были направлены на то, чтобы поднять друг другу настроение. В эти беседы совсем не получалось вклиниться, хоть вопросы едва ли не душили. Казалось, если сейчас же не потребовать всё объяснить, то голова распухнет.       — Итак, отличное начало! — Сет громко заговорил, скосив глаза на Раамсеса. — В том числе для застрявшего дела. Пусть у нас ничего толком не получилось, оно того стоило. Да начнётся торжество.       — Что здесь происходит? — Раамсес чуть не выкрикнул мучившую его фразу.       — Что же ты всегда так спешишь? Ну хорошо, Непри? Может, ты? Я лучше послушаю.       — Да, конечно. Ох, не люблю я о таких вещах говорить, но раз нужно, то ладно. Видишь ли, появился у нас в Дуате не особо хороший человек. Вроде как любимчик Осириса и всё в таком духе, но жизнь сильно портит. Сет очень хотел бы с ним… побеседовать, но поймать не так просто. Видно, из-за чрезмерной жертвенности ради Осириса, у него появилась возможность непонятно как перемещаться между залами.       — Да, пренеприятнейший человек этот Иалу, нарушает все мыслимые и немыслимые правила, — кивнул Сет. — Меня это не устраивает. Вот и хочу узнать, как он это делает и чем руководствуется. Всё же это моя работа, но не бегать же за ним по всему Дуату. Я не сторожевой пёс. А ты удачно подвернулся. Сначала мне дня три в уши орал Иалу, чтобы я тебя убил, но бегать за смертными? Сами помрут. А потом у тебя появилась идея высказать свои оскорбительные догадки. Как понимаешь, дважды прощать я не собираюсь.       — Оскорбительные? — Раамсес чуть не поперхнулся. — Для оскорблённого ты выглядишь слишком довольным.       — Ну, не цепляйся к словам, — отмахнулся от него Сет, раскачиваясь из стороны в сторону, словно его это забавляло. — Подумаешь, приукрасил. Неужели ты думаешь, что из-за какого-то глупого оскорбления я побегу как цепная собака карать виновных? Да не дождётесь. У меня и своих дел много. А вот когда твои дела оказались смежными с моими, и вмешаться можно. Но ты не думай, что на этом всё закончилось. Раз уж попался мне в руки целых два раза, то так просто отсюда не выйдешь.       Сет говорил это с улыбкой, но за ней хорошо ощущалась скрытая жестокость. О, нет, этот бог никогда обиды не забывает. Злопамятный, все знали. Хоть его идеи не всегда были понятны, за внешней лёгкостью и доброжелательностью скрывалось то ещё зло. Но сейчас он был в хорошем расположении духа и весьма не прочь развлечься. Раамсесу было тяжело уследить за этими переменами и вовремя задавать нужные вопросы, ещё и Непри постоянно отвлекал своими вставками, словно только ему известны все тайны.       — И всё же Иалу сбежал. Скажи-ка, Раамсес, ты заметил, как это произошло?       — Не уверен, но это чем-то похоже на твой вихрь. Такой же песок, словно магический. Маленькая буря посреди ясной погоды.       — Как у меня, говоришь. Это странно.       Сет нахмурился, поставил чашу на пол и задумчиво посмотрел на гору песка, которая так и осталась посреди комнаты. Непри тоже перевёл на неё взгляд, Раамсес, сам не зная, зачем, повторил за ними. От неё веяло тьмой. Сладко и маняще, хотелось зарыться с головой. Ощущения совсем не такие, как от перемещений Иалу.       — Песок… И как это понимать? — Непри наклонил голову, потирая подбородок. — Есть предположения?       — Нет. Я не знаю, что нужно было делать, чтобы с такими способностями получить возможность нормально справляться с бурями. Тем более мёртвому.       — В нём нет тьмы, — прошептал Раамсес.       — Что ты имеешь ввиду?       — Ощущения не те. Словно песок разный.       Непри задумался, прошёлся по комнате. Туда-обратно, туда-обратно. От него во все стороны разлетался запах свежего хлеба. Напряжённое молчание давило на голову. Чувствовалось, как тревога и непонимание расползаются внутри гадкими змеями. Раамсес посмотрел на Сета, отмечая блестящие алые глаза, которые будто бы стали ярче. В его взгляде удалось различить лёгкие нотки беспокойства. Но он резко махнул рукой и широко улыбнулся.       — Неважно, всё равно сбежал. Непри, постарайся сделать так, чтобы Иалу за пределы третьего зала не вышел. Понимаю, что это не в твоих силах, но сделай всё возможное. А ты чего расслабился? Наказание продолжается. Завтра у нас четвёртый зал.       Непри покачал головой, но согласился. Солнечная полоса на небе постепенно исчезала, становилось темно. Они разошлись, как только вышли из здания. У Непри было слишком много работы, Сет же вызвался проводить до врат, чтобы все было «по правилам». На небе появлялись звёзды. Словно ненастоящие, они излучали слишком яркий свет. Да и висели как-то низко, будто до них можно дотянуться. До берега богов доносился плач: умершие лили слёзы по солнцу, которое вернётся только на следующую ночь.       — Нытики, — прокомментировал Сет, убирая с лица длинную рыжую прядь. — Без солнца здесь куда лучше.       Раамсес не мог не согласиться: как только пропала яркая полоса, сразу стало легче дышать. Огромные звёзды создавали красивый полумрак. Маме бы понравилось, она всегда любила такие ясные и светлые ночи, только выходить на улицу боялась. Смотрела из дверного проёма. Кажется, когда отец ещё был жив, у неё не было столько странностей.       — Ты пришёл за мной, потому что я мог принести пользу?       — Что-то вроде того. Если Иалу так помешался на мести, то лучше всего поймать его на ненавистного человека, не так ли? Просто так совпало. Был бы у тебя язык покороче, может, и не встретились во второй раз.       — А первый был когда?       — Не помнишь, в какой день тебя прокляли?       Раамсес задумался. Да, он знал. Это был день рождения Сета, который всегда считался максимально опасным. В такое время даже из дома старались не выходить без особой надобности. Почему же он пошёл на встречу с Иалу? Не вспомнить никак. Да и зачем сам Иалу решил проклясть его в такой день? Боги, ну как это понимать?       — Да никак не понимай, — монотонно ответил Сет, глядя в небо. — А если так сильно хочется, то обычный просчёт. Возможно, он думал, что я-то точно позабочусь о твоей смерти, если провести ритуал в такой день. Но скажи мне, я похож на дурака? К чему мне ваши человеческие разбирательства? Да и не мог я выполнить эту просьбу.       Раамсес с интересом смотрел под ноги. Не хотел оступиться на неровной дороге, но Сету было всё равно. Тот даже не обращал внимание на направление. Задрал голову к небу и шёл, сцепив руки на затылке. Будто нарисованные художником звёзды казались настолько большими, словно достаточно протянуть руку, и они окажутся в ладони. Лёгкий ветерок растрепал волосы.       — И почему же ты не мог выполнить такую просьбу?       — М? Почему, спрашиваешь… У меня есть свои причины. Но кое-что я всё же скажу: встретить человека, который рискнёт выйти на улицу в мой день рождения, — это большая редкость; услышать от него же критику в свою сторону — забавно; ну и я за тобой иногда приглядываю. Не постоянно, конечно, в меру сил. Свои обещания я всегда выполняю.       — Что ты хочешь этим сказать?       — Ничего особенного… О, знаешь, — Сет оживился, повернул к нему голову, глаза блестели в неправильном свете, — прихвати-ка с собой завтра фиников. Давно их не ел.       — Тебе здешних мало?       — О, я хочу почувствовать человеческие страдания, которые отражаются на собственноручно собранных плодах.       Кто бы сомневался. Раамсес покачал головой, стараясь не обращать на это внимания. Всё же перед ним бог хаоса и войны, о чём он ещё может просить? Но финики надо бы взять. Наверное, идти дальше будет легче с едой. В четвертом зале, должно быть, интересно. Ворота уже показались на горизонте, они были закрыты, скорее всего, Ра давненько перешёл в следующую часть. Впрочем, что ему напрягаться? Сидит в ладье и всё. Это не ногами идти. А вот Сету не хотелось лишних почестей. Или хотелось, но он не показывал этого.       — Ну что, спасибо за помощь, не обольщайся и не забудь финики.       Сет улыбнулся, помахал рукой. Тело обхватил лёгкий песчаный вихрь. Раамсес чувствовал сладкий запах и металлический привкус во рту. Руки мягко огибали песчаные потоки, которые поднимали в воздух, закрывая собой ещё одни врата. Удалось заметить только удивлённые взгляды и перешептывания стражников, которые неожиданно стояли на своих местах. Для них такие зрелища явно не входили в нормальное поведение, но кто может перечить Сету? Ра? Гор? И где они сейчас? Это не их владения.       Раамсес с трудом сдержал смех, постепенно начиная понимать, как работает загробный мир. В нём было куда больше мелочей, чем казалось изначально. Здесь не было однозначности, всюду крутились тайны и загадки. Здесь всё не так, как говорили жрецы. Так, значит именно Сет следит за порядком. Интересно.