В двенадцатом часу

      Раамсес ещё раз оглянулся, но зал, полный колонн, оставался всё таким же безучастным. Здесь не было и тени другого существа. Голос не забывался. Он всё ещё отчётливо звучал где-то на краях души, скручиваясь толстыми кольцами тьмы в самом сердце. Об этом не хотелось думать. Люди, подверженные влиянию тьмы, не могут жить в Дуате. Они обычно не проходят дальше пасти чудища, которое пожирает всех, кто оказался недостоин. От мыслей об этом невольно стало холодно, несмотря на обжигающий жар, стоящий вокруг.       — Он что, без внешнего мира и дня прожить не может? — Раамсес говорил тихо, не особо думая о последствиях.       Его возмущало это место. Яркое и горячее, оно напрочь лишено красоты, оставшейся за дверью. Владения Непри были красивыми и завораживающими. Прохаживаться пусть и жуткими путями было куда приятнее, чем стоять на горячем полу. Это не песок, нет, какой-то камень. Ещё и отбивающий свет. Почему-то казалось, что Осирис не особо любил мир мёртвых, хотя по легендам им правил. Его привлекало настоящее солнце, а не то, которое доплывает раз в сутки и то на один час.       Но как бы там ни было, без Сета скучно. Вокруг ни души, лишь невыносимая яркость… Сет. Раньше он был взбалмошным? Ну, Раамсес не мог сейчас назвать его спокойным. Скорее, непостоянным. Но, если подумать… Перед глазами на мгновение появились образы прошлого, похороненные где-то глубоко в памяти. При взгляде в глаза Осирису они вспоминались. Словно сейчас отправятся на весы, чтобы определить чистоту сердца. Когда-то давно Раамсесу протянули руку помощи. Протянул тот человек. Тот человек? Какой? Не получалось вспомнить.       — Надо же, ты никак не уйдёшь. Что, совсем богам мозг заморочил? — Иалу плавно выскользнул из-за одной из колонн.       — Что тебе нужно?       — Я уже говорил: от тебя — ничего конкретного. Ты и вся твоя семья, не можете жить дальше. Ваши действия были ужасными, ваши поступки настолько гадкие, что даже Аммат не станет вас пожирать.       — Какие громкие слова.       Песчаные руки крепко сжали горло, надавливая на кадык. Глаза щипало от влаги. Раамсес, всё ещё ясно видя перед собой полупрозрачные черты лица, почувствовал, что внезапно стало куда хуже. Его сдавливали, как провинившегося раба, словно вот-вот скрутят шею. В какой момент Иалу стал настолько сильным?       — Ты забыл? Здесь мой зал, только мне и моему богу решать, кто будет жить.       — Твоему богу? — прохрипел Раамсес, пытаясь руками оттолкнуть песок. — Твой бог сбежал, как только появилась возможность. Что же он тебе не помогает, а?       На лице Иалу мелькнуло раздражение. Всего на мгновение его спокойное выражение сменилось, но тут же обратилось в привычное равнодушие. Песчаные руки сильнее сжали горло, сдавливая его до ярких кругов перед глазами. Раамсес не видел почти ничего, в глазах всё неумолимо расплывалось, становилось незаметным. Только тяжёлый и неприятный песок лез в глотку. Сильная хватка не давала даже нормально прокашляться, ноги начинало сводить судорогами.       Раамсес чувствовал, как его распирают собственные лёгкие, давят на кости, хотят пробить рёбра. Всего один глоток воздуха… Когти впились в кожу, заставляя вздрагивать от ярких вспышек боли. Сквозь пелену долетал слабый и совершенно спокойный голос.       — Моего бога связывают обязательства, но он дал мне полную власть вершить правосудие.       Раамсес не мог вникнуть ни в одно слово. Его поглощала внезапно яркая боль, сознание затуманилось. Где же бог? Сет? Ра? Кто-нибудь… Никто не придёт. Совсем как тогда. Тогда... Раамсес широко раскрыл глаза, но всё равно видел лишь события прошлого, наполненные кровью. Тогда он оказался в центре восстания. Летела кровь, заливая кажущийся алым из-за лучей заходящего солнца песок липкими кровавыми реками землю. Тогда он узнал, как быстро и резко клинок входит в тело, пробивая в нём уродливую дыру, как брызжет кровь. Видел только своего брата и верил, что бог не допустит такого. Но никто не пришёл. Его тело разрывалось от мощной песчаной бури и ран, но никто, совсем никто даже не повернулся…       — Бог? А где мой бог? Он не придёт, как и раньше, — Раамсес понимал это, проговаривая скорее мысленно, не замечая, как движутся губы.       Тело согнулось от ещё одной сильной вспышки боли. Что происходило в реальности? Он не чувствовал. Его окружала лишь безумная боль, разрывающая кожу на шее, сдавливающая рёбра и предрекающая медленную смерть. На этот раз точно. Никто не придёт.       «Ты уверен?» — холодный и мрачный голос поднимался откуда-то из глубин сознания. Он скручивался змеёй внутри, охлаждая разгорячившееся тело. Его мягкий и завлекающий тон на мгновение вернул способность мыслить. Раамсес с трудом разлепил глаза, полные песка, но всего один взгляд на бездушные глаза Иалу вновь вернул в небытие. Лишь тьма под ногами и воспоминания впереди. Бесконечная кровь, алые реки. Они погибли. Те, кому предрекалось защищать Та-Кемет. Те, кто смог одолеть гиксосов. Те, которые не справились с крохотным восстанием. Его брат. Богам нет дела до смертных.       «И ты готов божиться мне, что это действительно так?» — голос словно издевался над ним, сворачивая всё туже клубок недоверия к самому себе. Но ведь глаза не могут обманывать.       — Тогда никто не пришёл, — ещё раз повторил Раамсес.       «Божись. Перед смертью это то, что тебе поможет».       — Никто…       Раамсес шептал, пытаясь убедить себя. Он не мог ошибаться. Кроме крови и криков там не было ничего. Но голос, требующий божиться в этом, почему-то заставлял сомневаться. Почему? Раамсес напрягся, чувствуя, как перехватывает дыхание. Грудь пекло словно огнём. Он выжил. Почему? Вокруг был только ветер, песок, тела и кровь. Почему же? Кроваво-алые глаза. Яркие, насыщенные, сверкающие в закате. Чем сильнее удалялись солнечные лучи, тем глубже они становились. В них плескались те же реки, которые окружали его. Безжизненные и разбитые.       — Мой… бог?       Робко спросил Раамсес сам себя. Он не мог вспомнить человека, который так пронзительно на него смотрел. Человека, который протянул руку и спас от смерти. Ни его лица, ни даже фигуры. Только алые глаза, которые веяли тьмой, несмотря на яркость. Что это было? Бог? Пересохшие губы едва двигались, пытаясь выговорить последнее слово. Грудь сдавливало с невероятной силой. Почему-то казалось, что с хлопком он исчезнет. Такой, как Раамсес, не может жить в Дуате. Его не примут эти сорок два бога, он даже не помнил молитву прощения.       Что вообще принято говорить? Оправдываться? Молить о пощаде? Уверять в верности традициям? Какая глупость. Из груди вырвался тихий вздох. Воздух едва проходил через сдавленное горло, оставаясь в нём, сворачиваясь в клубок. Какая уже разница? Только память услужливо подсовывала алые глаза. Кому они принадлежали? Кто вытянул из лужи крови?       «Ты не помнишь. В памяти осталась лишь смерть брата, но самому тебе не под силу вспомнить тот день. Знаешь, парень, есть в этом мире странные совпадения, многие из них не могут случиться ни при каких других обстоятельствах. Ну, не закрывайся. Раскрой глаза пошире, я помогу тебе увидеть ту часть прошлого, которая осталась неизвестной».       Раамсес чувствовал, как глаза против воли раскрываются. Как бы он ни пытался, зажмуриться вновь не получалось. Волна напряжения и ноющей боли прокатилась по телу, отдавая куда-то в затылок. Дыхание едва ощутимое, рваное, сердце стучит как будто в ушах, а видно только глаза, реки крови и немного растерянную полуулыбку.       — Ты там ещё жив?       Внезапно дышать стало легче, ноги подкосились, тело безвольно опустилось на каменный пол. На крайне неприятный пол. Раамсес приоткрыл один глаз, но не смог поверить в увиденное и посмотрел куда внимательнее. Иалу ошатнулся, на мгновение на лице появилось то ли смущение, то ли смятение. Он смотрел прямо в глаза Сету, мелко подрагивая.       — Ты? Уже проводил очередную бесполезную душу?       — Да, она в порядке, — искренняя улыбка появилась на лице Сета.       — Какое бесполезное заполнение Дуата. Вечно таскаешь сюда всякую дрянь.       Раамсес с трудом освободил руку из цепких лап песка. Почему-то его больше ничего сильно не держало. Дышать и двигаться слишком легко. Сет говорил совсем уж спокойно и с улыбкой, словно его совсем ничего не возмущало. Только вот… Неужели они уже встречались? Этого просто не может быть. Глупость. Боги ведь не приходят на зов, никогда не приходят, даже если с их именем будут разрывать на куски.       — А у тебя всё ещё длинный язык, только вот, жаль, придётся от него избавиться.       — Да что ты мне сделаешь? Здесь, в Великом Зале, где вершится истина, таким тёмным существам даже руку поднять нельзя. У меня свои планы на этого человека.       Сет пожал плечами. В его глазах промелькнуло раздражение, но привычная улыбка не исчезла. Он медленно прижал руку к чужому лицу, словно хотел содрать его. Иалу вздрогнул. Казалось, что прикосновения Сета были обжигающими. Нежная кожа под его пальцами плавилась и облазила, висела неприглядными лохмотьями. Но Иалу не произнёс ни звука, спокойно принимая всю боль.       — Ты не меняешься, Сет. Но нам, жрецам, такие пытки не сделают хуже. Осирис ожил после твоей ярости, мы восстанавливаемся точно так же.       — Ты прав, боги не могут умереть так просто, но вот смертные… Не знаю, что он вам рассказывал, но ты даже не представляешь, как выглядит Дуат и при помощи чего существует всё, что тебя окружает. При этом у тебя хватает наглости бросаться на меня с обвинениями. Дитя, очнись. Впрочем, может, посмотрим, что у тебя за лицом?       Иалу вздрогнул, сделал несколько шагов назад. Сет не стал настаивать, спокойно опустил руку. Раамсес только с удивлением и недоверием наблюдал, как песок скатывается куда-то под камень. Вспышка света — и Иалу растаял в зале. Мир вновь погрузился в слишком яркие краски, приковывая к себе внимание. Похоже, эта стычка была лишь началом чего-то более неприятного.       — М-да, неприятный парень, — вздохнул Сет. — Не хотелось бы с ним пересекаться, но придётся.       — Ты его знаешь?       — Откуда?       — Ну, это выглядело так, словно вы знакомы.       — Раамсес, Осирис всем одинаково в уши говорит. Понять, какие там безумные мысли, не сложно. А вот нападения я действительно не ожидал. Зал истин, а тут такое. Какой-то слабый жрец, хоть и наделённый весьма интересными силами. Мне даже интересно, откуда он их набрал.       — Хочешь сказать, что вообще не знаешь об Иалу ничего?!       Сет лучезарно улыбнулся, указал рукой в сторону длинного коридора, уходящего наверх. Он намекал на прогулку? Что-то совсем не хотелось следовать за таким богом, тем более тогда, когда он открыто скрывает что-то важное. Но Раамсес всё же пошёл. Он никак не мог умерить любопытство. Слишком сильно хотелось разобраться в происходящем.       — Знаю. На самом деле он не жрец. Был им, но не умер в таком статусе. Просто обозлённое существо, которому Осирис подарил прощение. Он, ну, высоко ценит месть.       — То есть если я приду и начну говорить, как сильно мечтаю убить кого-то на суде, то меня простят?       — Тебя? Нет. Можешь даже не рассчитывать. А вот если бы ты стал частью движений, поддерживаемых Осирисом, то мог бы рассчитывать на приятный подарок ко дню смерти.       Раамсес вздохнул. Он понятия не имел, как лучше поступить. С одной стороны, желание говорить было, а с другой — оно исчезало вместе с яркими бликами на колоннах. Нет, обсуждать просто нечего. Только желание покоситься в сторону Сета возникало само по себе. Его лицо, руки, глаза — всё казалось знакомым. Неужели то странное воспоминание было правдивым? Навеянное непонятно кем, оно казалось словно чужим и далёким, но сердце отзывалось на него.       Эти воспоминания ведь не могут быть правдивыми. Но… Если подумать, то у Раамсеса не было шанса выжить. Оказавшись в центре восстания, выйти живым. Нет, не может быть. Даже брат не вернулся, хотя ему приходилось участвовать в настоящих войнах. Он всегда говорил, что Сет не оставляет в беде воинов, только вот в тот день бог не пришёл. Глупость, у него не было причин приходить. Зачем это делать?       Колонны внезапно закончились, за ними начиналась ночь, в которую всё ещё слабо пробивался солнечный свет. Интересно, Ра задержался в зале? Вокруг лишь тишина и звёзды. Огромные до ужаса. Казалось, достаточно протянуть руку, и они окажутся в кулаке. Вдали сверкали золотом ворота. Значит, вот и конец пятой ночи.       Сет не стал к ним идти, он свернул дальше от реки, уходя всё глубже в ночную пустыню. Остановился внезапно, просто сел на песок. Не похоже, чтобы он собирался куда-то выходить. Раамсеса это немного удивило. Он, всё ещё не отогнав неприятные мысли, никак не мог в полной мере понять, что от него требовалось. Но это никого не волновало. У всех свои проблемы.       — Почему мы остановились?       — Ещё есть время до конца путешествия. Я не могу вернуть тебя раньше. Так что садись, можешь считать, что это небольшой разговор по душам в качестве поощрения за хорошее поведение.       Раамсес послушно опустился на песок. Вот сейчас он чувствовал себя в полной безопасности: рядом с таким богом никакие страшные существа не водятся, никто не укусит под покровом тьмы. Только вот говорить не о чём. Раамсес слушал непринуждённую болтовню ни о чём, иногда вклинивался, но всё ещё не мог уйти от ощущения нереальности своих воспоминаний. Мысли об этом не давали сосредоточиться.       Сет засмеялся, его волосы подхватил ветер. Рыжие и блестящие в звёздном свете, они привлекали внимание. Казались такими мягкими, не человеческими. Раамсес протянул руку, ощущая, как внутри всё скручивается в покалывающий комок. Кожа коснулась волос. Руку тут же окутало приятное ощущение. Мягко, очень мягко, словно нежные ткани танцовщиц. Раамсес сам не заметил, как сильнее сжал волосы, с интересом ощупывая их. Почему это всё так знакомо? Почему кажется, что уже приходилось трогать настолько приятные локоны?       — Что ты делаешь? — мягко спросил Сет.       — Ничего.       — В самом деле? Тогда, — Сет ухватил за бедро, сжимая его слишком сильно и болезненно.       — Эй! Что ты делаешь?       — Ничего особенного, повторяю твои движения, — Сет разжал пальцы, лёг прямо на песок.       — Да уж, бедро так похоже на волосы.       — Я не люблю, когда их трогают. Думаю, равносильный обмен.       Раамсес пожал плечами. Он не знал, так ли это. Да и что такого в волосах? Но поднимать эту тему не стал, внимательнее присмотрелся к рыжим локонам. Они так разметались по песку, что невольно сжималось сердце. Жалко. Такие красивые, а станут полными противных песчинок. Раамсес придвинулся ближе, взял в руки один из локонов. Сет только приоткрыл глаз, но ничего не сказал. Мягко, приятно, обволакивающе — столько ощущений, аж кончики пальцев подрагивали.       — Знаешь, мне кажется, что я уже касался твоих волос.       — М? Интересное предположение.       Раамсес долго смотрел на рыжую прядь, мял её в руках, гладил, пытался понять, что именно он чувствует. Что так сильно скручивает всё внутри? Страх? Нет. Точно не он. Отчаяние? Тоже нет, не похоже. Разочарование? Обида? Надежда? Эмоции клубились где-то в груди бесконечной чернотой, которую сложно даже назвать душой. Они разрастались, тонкими нитками пронизывали тело, вызывая неприятные воспоминания. Реки крови, боль, бесконечный ужас и смерть, забирающая тех, кому не нужно было уходить.       — Почему ты не пришёл? — прошептал Раамсес.       — Я пришёл, но не туда, куда тебе хотелось.       — Ты даже не пытался спасти его.       — В этом не было смысла. К тому же, просили меня совсем не об этом.       Раамсес поднял голову, вздрогнул. Просили? Разве можно кого-то попросить об услуге в такой момент? Он не верил своим ушам. Нет, не хотел им верить. Сет просто не пришёл. Ему плевать на собственных воинов. Он не защищает их в повседневной жизни, обращая внимание только на тех, кто воюет за расширение территорий. Не больше. Но…       Раамсес чувствовал, что всё нутро противится этим мыслям. Не правда. Ложь. Его руки слишком хорошо помнили прикосновения. Такие же мягкие и обволакивающие. Сознание словно разрывалось на две части, наполненное противоречиями. То, что казалось правильным, разбивалось о моменты, которые так внезапно воскресли в памяти после прикосновения.       Сет, божество, которое не получало известность при помощи милости, которое не заботилось о том, что будут думать другие. Все знали, что он защищает лишь воинов, но в тот день Сет не появился во время восстания. Даже не пытался спасти брата. Но сейчас, вспоминая упокоение души солдата и прикосновения, Раамсес сам себе не верил. Что-то не складывалось.       — Каждому отведён свой срок, ты должен понимать это, — сказал Сет, протягивая руку к звёздам. — Изменить его можно только двумя способами: молить бога, милосердного к тебе, о продлении. Этим пользуются жрецы, проживая далеко не одну жизнь. Они несут просветление и высоко ценятся. Но им и умирать не страшно: Дуат встретит их героями. Или же получить несколько лет в дар от другого человека.       — К чему ты ведёшь?       — Раамсес, когда твоему брату выпала возможность продолжить жизнь, он отказался от неё, пожертвовав мой дар другому человеку. Я не склонен принимать такие просьбы, но и отказать не смог. Пойми, твоё время закончилось уже давно. То, что происходит сейчас, не должно существовать.       Становилось душно. Теперь, когда Сет говорил об этом сам, всё расставлялось по местам. Недостающие фрагменты воспоминаний соединялись. Вот почему всегда казалось, что после такой боли, которая до сих пор вспыхивала в сознании, человек не сможет выжить. Вот почему порой реальность становилась невыносимой, а жизнь казалась бессмысленной.       — Твоё время остановилось. Брат выполнил своё предназначение: стал одним из тех, кто смогли вернуть величие Та-Кемет. Он заслужил от меня подарок, но не захотел его принимать. Видишь ли, те, у кого есть чёткая цель в жизни и те, кто её осознают, не боятся перехода в Дуат. Им уже известно, как сложится дальнейшее существование. Твоя жизнь была лишь частью большого восстания. Забавно, ты никогда не принимал в нём участие, но стал жертвой. Можешь считать, что брат пожалел тебя. Дал возможность жить дальше и найти своё место в Дуате.       — Зачем он это сделал? — срывающимся голосом спросил Раамсес. — Зачем? В этом ведь не было никакого смысла!       — Твоё посмертие крайне печальное. Без памяти, без прошлого, без будущего. Ты действительно хотел бы войти в вечные страдания? Если это твоё желание, то будет разумным его исполнить.       Раамсес промолчал. Он не мог поверить. Какая-то часть его тела принимала это, но другая кричала: нет. Сет врёт! Но клубящаяся на дне души тьма говорила об обратном. Холодный голос уверял, что покажет прошлое снова и снова, до тех пор, пока оно не вспыхнет в памяти. От одной мысли об этом становилось плохо. Тошнота подкатывала к горлу, голова кружилась.       — Знаю, тебе есть о чём спросить, но время вышло. Мы встретимся завтра и продолжим наказание. Раамсес, я очень давно за тобой наблюдаю. Таково моё обещание. Так что веди себя немного сдержаннее, у меня нет причин продолжать оберегать тебя.       Шепот прозвучал прямо в ухо, от него стало совсем неприятно. Холодный и завлекающий, он манил, смывал границы. Напоследок Раамсес почувствовал, как кончик уха сильно прикусили, приводя мысли в норму. Но он даже не успел открыть рот: песок унёс домой, скрывая за своей спиной тайны Дуата.