В двенадцатом часу

      Раамсес вздохнул, растёр ладонью шею. Ему совсем не хотелось в эту таинственную ночь, грозящую превратиться в одну большую проблему. Она не обещала ничего хорошего, только новые сомнения, приходящие под покровом темноты. Вторая половина ночи… чем ближе к рассвету, тем сложнее дожидаться наказания. Первые несколько часов давались без особого труда, но вот последние… Сколько ещё оставалось? Сколько можно дрожать, зная, что уйти не получится?       Раамсес вздохнул, сжал пальцами длинные волосы. Он прекрасно понимал, что путешествие близится к своему завершению, всё быстрее подходит момент истины. Только вот что таится за её безразличным лицом? Теперь он был уверен, что в конце поджидает нечто. Нечто, от которого больше не получится убежать. Оно уже ждёт, приготовившись напасть в любой момент. Но что же это? К чему так целенаправленно шёл Сет?       — О чём думаешь? — спросил Астиагей, отправляя слишком мягкий финик в дальнюю корзину.       — Да так…       — Так, не так, а пора заканчивать с продуктами. У меня уже спина болит, скрючившись всё это перебирать.       — Разве у тебя может что-то болеть?       Астиагей аж выронил финик. В его взгляде промелькнуло то ли удивление, то ли напряжение. Словно только что прозвучала самая большая в мире глупость, равную которой и услышать больше не получится. Он выдохнул, зевнул, отряхнул песок и недовольно ответил:       — Представь себе, может. Я ничем от тебя не отличаюсь. Ну… почти ничем.       — И какая же между нами разница?       — Сложно сказать...       Повисло молчание. Оно давило на уши, не давало сказать ни слова. Раамсес чувствовал, как напряжение вокруг становилось почти ощутимым, таким выпуклым и большим. Но интерес брал своё. Хотелось хоть немного понять, что движет богами и чем они живут. Что именно происходит в мире по ту сторону. Астиагей опустил руки, слишком внимательно присмотрелся к мелким песчинкам под ногами, словно видел в них ответ.       — Мы одинаковые, — наконец-то сказал он. — То есть мы — боги. Одинаковые. А вот люди разные. Как-то так.       — Не понимаю.       — Помнишь Сехмет? Она постоянно говорит, что боги — существа одинаковые, просто в каждом из них доведена до пика одна черта. И именно она должна руководить жизнью. Примерно так.       Раамсес задумался. Сложно было сказать, что боги похожи друг на друга. Скорее они не имеют совсем ничего общего. Эти слова казались до невозможного странными, лишёнными всякого смысла, но видно, что Астиагей верил в них безоговорочно. С таким трепетом произносил, словно молитву самому Ра. Чем дальше, тем меньше складывались мифы и жизнь, будто между ними была огромная пропасть, кищащая чудовищами.       Невольно вспомнилась Аммат. Интересно, где она? Дуат подходит к концу, а с главным ужасом этого места повезло не встретиться. Странно. Наверное, следовало спросить у Сета, куда девалась вся стража, и почему никто не мешает им передвигаться. Хотя сам Раамсес был уверен, что к ночи забудет обо всём. Он уже постепенно забывал заготовленные вопросы, пытаясь перебороть сонливость. С одной стороны, было бы правильно сейчас поспать, чтобы потом чувствовать себя бодрее, всё же девятый ночной час, до рассвета всего ничего. А с другой, совершенно не хотелось возвращаться в ничто. Проклятие уже показало абсолютное ничего, ещё раз оказаться там не было никакого желания.       — Может, всё же поспишь? Тебе необходим отдых. Вернёшься домой только ближе к рассвету, а там и до работы не далеко. Думаю, можно спать перед наказанием.       — Не хочу. И без того тяжело.       Астиагей вздохнул, но настаивать не стал. Будто прекрасно понимал, что именно мучает душу. Он даже предложил случайно «заработаться» до наступления темноты и остаться в его доме. Так спокойнее. Ему. Он ведь должен наблюдать, чтобы не пропустить новые проблемы от Анубиса. Раамсес зевнул, положил голову на скамью и долго-долго разглядывал залежавшийся финик.       — Почему ты постоянно крутишься возле Сета? Зачем пришёл в Та-Кемет? — сонно протянул он.       — Я не собирался. Меня отправили вместе с процессией. Когда гиксосы нашли в Сете своего бога, они сразу же подобрали ему подходящую жену. Богиню из моей местности. Красивую, к слову. Вот и пришлось мне везти её в гости к «мужу», хотя бы посмотреть, что там за красавец такой. Но знакомство у них не заладилось, она не задержалась. Насколько я знаю, у Сета нет привычки вестись на внешность. Странный он в каком-то смысле. Знаешь ведь, откуда я. Моя страна особенная.       — Ага, все вы особенные. Понятия не имею, откуда тебя принесло.       — Вот поэтому не люблю общаться с необразованными. Моя страна меж двух рек…       — И что же ты забыл в таком крохотном забытом месте? Мог бы с фараоном сидеть, он точно лучше знает, какие у тебя там земли.       Астиагей потянулся, убрал корзину и как-то слишком спокойно засмеялся. Этот смех казался болезненным, бесцветным и словно застывшим во времени. Ему больно здесь находиться? Он хотел домой? Наверное, не получилось разобраться с какими-то важными божественными делами.       — Мог. Да не смог. Я шёл за гиксосами, возле них и остался. Ваши боги не такие открытые. Они не пускают к себе никого, не позволяют спокойно ходить по миру. Я остался, пообещав Сехмет присматривать за своими подопечными, чтобы они фараону не угрожали. Мне даже с Ра не позволили поговорить, только с ней.       — Хочешь домой?       — Пока что нет. Рано или поздно я туда вернусь. Когда-то Та-Кемет снова падёт в пучину забвения, тогда и уйду. Для вас это будет очень нескоро, а вот для меня… Я не чувствую течение времени так, как вы.       Вот оно что. Раамсес догадывался, что вечно хорошо не будет, но страна только-только начала возвращать прежнее могущество, неужели она так скоро рассыпется на песок? Нет, не может быть. Новый фараон старательно собирает остатки прежнего величия, некоторые говорят, что он положит начала новой жизни, целой эпохе. Впрочем, боги живут вечность, что для них эти тысячи лет, когда впереди не видно конца?       Тихий голос Астиагея убаюкивал, словно специально. Раамсес удобнее положил голову и начал потихоньку засыпать. Хотя он не мог сказать, спит ли. Странные мысли не растворялись в ночи, они пробирались в голову даже с закрытыми глазами. Казалось, что тело спало, а голова продолжала работать, не останавливаясь ни на мгновение.       Сквозь пелену сна и яви удалось уловить лёгкое прикосновение к плечу. Непонятные чувства улетучились сразу же, им на смену пришёл песок. Бесконечный, шипящий, невероятно золотистый, словно золото. И мягкий. Как же приятно было касаться его пальцами, ощущать кожей рассыпающиеся песчинки.       — Вставай, время, — даже сквозь сон голос Сета оставался узнаваемым и приятным.       Раамсес потянулся, кое-как привёл себя в порядок. Постарался умыться уже остывшей водой, расчесать волосы. День начался непривычно рано. Настолько что, даже солнце не появилось на небосклоне. Значит, девятый час ночи. Время, когда все точно спят. А вот за богами такого не наблюдалось. Неужели они совсем не должны отдыхать?       Сет неожиданно сильно ухватил за руку. Песок перед глазами сплошной стеной закрыл спокойное лицо Астиагея. И через мгновение рухнул под ноги, рассыпавшись во все стороны. Новый зал. Раамсес протёр глаза запястьем и уставился на один из последних пристанищ для души. Вдаль уходила всё та же река — отражение священного Нила, делящее Дуат на две части. Берега буяли растительностью, здесь песок Сета казался странным и не особо правильным. Лилии спокойно покачивались в тёмной воде, распуская вокруг странный привлекательный аромат.       Мощённая камнем дорога уходила вдаль, растворяясь в сумеречной дымке. Ладья шла вперёд очень медленно, грузно ударяясь носом о небольшие волны. Её встречала полная тишина, словно здесь не было ни одной живой души, но небольшие перекошенные домишки песочного цвета подсказывали, что всё не так. Единственное место, где не слышно гимнов восхваления. Что это?       Ладья не останавливалась, боги даже не смотрели в сторону берега, только Сехмет иногда поворачивалась, окидывая взглядом Дуат. На сияющей ладье её было хорошо видно даже издалека. Сет оглянулся, потащил Раамсеса за собой вдоль дороги, почему-то не заходя на неё. Боялся? Не хотел быть замеченным?       — И кто отвечает за этот зал?       — Да никто. Есть один божок, только он даже не появляется обычно. Здесь место мрачное и тихое.       — Почему на ладье не слышно разговоров?       — Говорю же, место тихое. Здесь живут особые души, тишина показывает почтение к ним. Понимаешь?       Раамсес не особо понимал, к чему ведёт Сет, но согласился на всякий случай. Мало ли. В голову не лезло, кто же такой особенный мог обитать здесь, раз даже боги замолчали, признавая чужие подвиги. Хотелось спросить, но торжественное молчание девятого зала заставляло сильнее сжимать зубы, словно хоть одно слово, неосторожно оброненное под тенью пальм, может стать последним.       Они шли до первого дома в полной тишине. Сет не спешил ничего объяснять, Раамсес не желал спрашивать. Но напряжение от неведения казалось слишком мучительным. Его хотелось разорвать, разделить на несколько частей, избавиться. Ладья медленно двигалась вперёд, река едва слышно шумела небольшими волнами, а из домов никто не выходил поприветствовать Ра. Совсем никто.       — Сегодня ты встретишься с важным человеком, — наконец-то заговорил Сет, когда звёзды полностью осветили несколько домиков вдоль дороги.       — И кто же это?       — Узнаешь. Теперь время пришло. Ты вспомнил всё, что было несколько лет назад, и мне пришлось ещё раз это пережить. Теперь время принять правду. Ты наконец-то стал старше, но так и не смог прижиться в человеческом мире. Теперь есть возможность возмутиться этому. Иди прямо по дороге, там ты встретишь его.       — А ты?       — Мне нужно уйти. Когда закончишь выйди к обрыву. Он сразу за вон теми домами. Я буду ждать.       Сет растворился в темноте, не позволив даже ответить. Так быстро сбежал. Неужели снова задумал что-то неприятное? Раамсесу ничего не оставалось, кроме как проверить свою догадку и пойти дальше, к домам. Они сменяли друг друга, многие оставались позади, но ни один не привлекал внимание. Кого же хотел представить Сет? Чего ждал? Раамсес отпихнул ногой камешек и поднял голову. У перекрёстка стоял ОН.       Чёрные волосы, шрам на щеке и такой глубокий-глубокий взгляд. Совсем как тогда, много лет назад. Раамсес остановился, не веря своим глазам. Этого просто не могло быть. Но наваждение не исчезало. Наоборот! Двигалось. Брат устало потёр шею, прислонился к обелиску. Только сейчас внимание привлекли письмена, выточенные на гладкой поверхности камня. Интересно, что там написано?       Раамсес сделал один неловкий шаг, чувствуя, как в теле всё скручивается в тугой узел. Голова твердила: этого не может быть. Не может. Но ведь он в Дуате, здесь всюду мёртвые, значит, их встреча была предрешена богами. Прошло столько времени, а брат совсем не изменился. Верно, каким умер, таким и остался. Так ведь?       Раамсес остановился у обелиска, не зная, что делать. Да и что говорить мёртвому? Навряд ли он оценит простой разговор. Странно, но тело брата не обвивали полоски истлевшей ткани. Неужели это посмертное одеяние доставалось только жрецам? Хотя… никто в Дуате не выглядел как оживший мертвец, так почему тот человек едва скрывал оголившиеся кости?       — Думаешь о чём-то своём? Снова? — голос брата такой тихий и приятный, совсем не изменился.       — Нет, ничего такого. Мы ведь не просто так встретились, да?       — Ага. Тебя привёл Сет, верно? Он предусмотрел эту встречу.       — Неужели с начала наказания?       Брат пожал плечами, похоже, он не знал. Интересно, а ему доводилось видеть других богов? Хоть каких-то богов в этом мрачном зале? У них был всего лишь час на то, чтобы поговорить, но Раамсес уже понимал, что просто не знает, что спрашивать. Чувство сильного напряжения сковало движения, не позволяя даже вдохнуть полной грудью. Что же это?       — Не знаю. Он никогда не рассказывал о своих планах. Да и не виделись мы с момента смерти.       — А до этого? Ты видел Сета до смерти?       — Нет. Или видел, но не в своём обличье. Не знаю. Сет не любил приходить к людям — это мы знали всегда. Сложно было найти хоть одного человека, который видел бы его. Но мы продолжали молиться, чтобы не навлечь на себя беду.       Раамсес наклонил голову. Выходит, что они верили в невидимое. Вот оно как. Несмотря ни на что. Даже на проигранные сражения. Сильно же им хотелось получить защиту. Внезапно в голове появился странный вопрос, от которого становилось немного неловко. Если подумать, то в жизни брата не сходилась одна мелочь, которая только сейчас начала отвлекать.       — Почему Сет, а не Сехмет? — едва слышно спросил Раамсес, выделяя последнее слово.       — Потому что она не наша богиня, — уклончиво ответил брат.       — Как это, не ваша?       — Она защищает фараона, а мы простые люди. Нам свойственно верить в тех, кто верит в нас самих, тебе так не кажется?       Раамсес кивнул. До него постепенно доходило, куда клонит брат и что хочет сказать. Сет, несмотря на слухи, оставался благосклонным к военному делу. Он не делил мир, как требовал Ра, не закрывал глаза на другие народы. Он просто наслаждался своими силами и возможностями. Просто жил. Такой далёкий от всех миров, и в то же время близкий каждому из них. Странный и для богов, и для людей… Что же с ним произошло в прошлом? Что заставило отделиться от семьи? Сколько бы мыслей не приходило в голову, ни одна не казалась достаточно хорошей, чтобы принять её как истину.       Обелиск манил непонятными письменами. Хоть Раамсес и мог читать, но довольно плохо, не всего понимал. Уроки брата позволили выучить совсем немного. Чуть больше, чем собственное имя. Что же написано на этом каменном гиганте? И зачем он здесь, посреди безликого молчаливого зала скорби? Под пальцами холодели гладкие минералы, такие красивые, едва различимые в темноте. Они отдавали телу свою прохладу, словно успокаивая и расслабляя, давая возможность полностью отвлечься от навязчивых мыслей.       — Что это за место? — прошептал Раамсес.       — Зал погибших воинов. Холодный, неприступный и далёкий от полного празднеств мира других душ. Здесь вторая сторона Дуата, из которой нет выхода, и в которую нет входа. Те, кто попадают сюда, не могут больше увидеть света. Даже солнечная ладья не такая яркая: уважает память этого места.       — Уныло у вас тут.       — Да тут всюду уныло, если ты не знать или жрец. Что в жизни работать, что в смерти работать — всё одинаково. Мир не меняется.       — Но всё же, когда ты видел Сета и почему попросил его о моей жизни? Я хочу знать.       Брат вздохнул, указал рукой в сторону реки, словно предлагая прогуляться. Раамсес не стал спорить. Он готов был пойти хоть на край мира, только бы понять, что именно произошло в тот день. Почему воспоминания кажутся ненастоящими? Было понятно одно: разгадка где-то поблизости, но сколько ещё усилий придётся приложить, чтобы добраться до неё?       — Я впервые увидел Сета перед смертью. Он появился из песка, пришёл на кровавый зов. Я даже не успел понять, что умер, просто смотрел в его глаза. Желание появилось само собой, словно я знал: встреча с божеством должна закончится этим. Внезапно у меня перед глазами пронеслась вся твоя жизнь и то, что должно было остаться после её исчезновения. Так и родилась моя просьба.       — Неужели Сет просто согласился её принять?       — Не знаю, он так ничего и не сказал. Только отвернулся в песчаном вихре, выбрав другую дорогу. А потом была боль, ужасная, разрывающая тело боль, с которой я не смог справиться. Душа полностью отделилась от тела. Он вернулся на следующую ночь после погребения, чтобы забрать меня. Но так ничего и не сказал. Я никогда не слышал его голоса.       Раамсес прикусил кончик языка, пытаясь разобраться в том, что стало известно. Значит, Сета никто толком и не видел, тем более, не слышал. Так почему их первая встреча закончилась разговором? Разве так должно было быть? Даже сейчас, в девятом зале, ощущалось, что знакомство прошло не так, как должно было. Совсем не так. Сет не должен был говорить со смертным.       — А вот меня больше интересует, как вы подружились, — заговорил брат.       — Сам не знаю. Я вообще ничего не понимаю. Со мной что-то определённо не так, раз я притягиваю только неприятности.       — В этом есть зерно истины. Ты действительно тянешь проблемы к себе. При этом божественные проблемы. Всегда таким был, даже до… смерти. Сколько тебя помню, всегда происходило что-то из ряда вон. Даже твоё рождение было связано с кучей проблем. Мы думали, мать погибнет. Ты странный человек, этого не отнять. Наверное, потому Сет заинтересовался. Я когда-то давно слышал, что необычные люди привлекают богов. Не знаю, правда ли, но похоже на правду. В каких вы отношениях?       — Ни в каких особо. Мы просто знакомые.       — Вот как. Что же, тебе виднее. Может, хочешь ещё что-то спросить, пока время не вышло?       Раамсес оглянулся. Дома остались позади. Теперь лишь граница пустыни и зарослей у реки. Значит, они целенаправленно выходили из поселения. Но даже отсюда был виден обелиск. Он торжественно возвышался над всем залом, давя его своей грузностью и силой. Мысли словно мыши метнулись к нему. Что же там было написано?       — Обелиск. Что на нём? — спросил Раамсес.       — Приветствие путников, которым этот зал станет домом. А ещё войны. Здесь записан исход каждой войны, чтобы мы помнили о своей смерти.       — Для чего о таком помнить?       — Не знаю, наверное, это важно для мироздания. Вот и всё. Наше время подошло к концу.       Раамсес кивнул, вдали виднелся обрыв и два силуэта на нём. Так быстро. Не мог пройти целый час! Никак не мог. Почему же так быстро? Брат спокойно улыбнулся, растирая между ладонями какой-то сладко пахнущий лист. Этот запах казался таким знакомым. Всё в этом зале на удивление лёгкое, несмотря на чувство скорби.       — Хозяйка этого места велела не говорить дольше, чем нужно, чтобы дойти до обрыва. Так что время закончилось. Пора прощаться. На этот раз — навсегда. Мы больше не встретимся.       — Почему ты так в этом уверен?       — Ты не воин, оказаться здесь никак не сможешь.       Раамсес понял, что забыл спросить ещё одну волнующую вещь, с опаской покосился на силуэты вдали, но не похоже, чтобы они наблюдали. Он сильно вцепился в одежду, стараясь хоть так удержать ускользающее время. Зашумели травы у реки, словно предупреждая, что так делать не стоит. Душа брата внезапно стала какой-то полупрозрачной, она едва не терялась во тьме.       — Один вопрос, всего один! — крикнул Раамсес. — Отец здесь?       — Нет, давно его искал, но в этом зале нашего отца нет.       Душа растворилась, словно тень, и появилась у входа в поселение. Её было хорошо видно под мягким светом обелиска, который покрывал своей памятью каждый дом. Ворота закрылись, пути назад больше не было. Значит, запретная для всех, кроме бойцов местность. Раамсес понимал, что не сможет больше ничего спросить, даже попрощаться не получится. Ему сюда вход закрыт.       В душе зашевелилась тьма. Липкими щупальцами обвила сердце, сдавила его до ноющей боли, до сбившегося дыхания. Сейчас бы вцепиться пальцами в грудь, вырвать всё, что скрывалось внутри, чтобы избавиться от неприятных ощущений. Но ничего толком не получалось, только сильнее болела голова. Наверное, стоило пойти к месту встречи.       Раамсес присмотрелся к силуэтам. Они казались отдалённо знакомыми. Сета получилось узнать сразу, а вот второе божество… неужели Сехмет? Снова встречаются по делам? В груди зашевелилось напряжение. Да, не могли же они пересечься случайно. Богиня вообще должна была быть на ладье. Почему-то стало тоскливо и неприятно. Хотя головой и было понятно, что никаких личных дел они не обсуждали, но всё равно беспокойство никуда не собиралось уходить.       Раамсес глубоко вдохнул свежий ночной воздух и уверенно пошёл дальше, к обрыву, внимательно прислушиваясь. Да, наблюдать за богами не следовало, но ведь никто не узнает. Они сами виноваты, что стали прямо перед глазами, даже не пытались скрыть встречу. С каждым шагом тьма расступалась, позволяя разглядеть спокойное выражение на лице Сета. И неожиданную надменность Сехмет.       — Я говорила, что ты ведёшь себя неприятно? — поинтересовалась она, голос звенел в ночи очень чётко.       — Дай подумаю… да, и не раз.       — Сет, прошу тебя ещё раз: подумай. Хватит тащиться за людьми.       — Да какое тебе дело за кем я и куда тащусь?       — Мы одинаковые. Все боги должны быть одинаковыми, всего одна черта должна различать нас. Именно это превозносит нас над людьми и чудовищами. А ты становишься похожим на них, на людей! Это неправильно. Первое время мы закрывали на твои странности глаза, но у всего есть границы. Хватит.       — Что-то я не слышал таких возмущений от Ра, как думаешь, почему?       — Да потому что ни ты, ни он не думаете своей головой!       — Раз Ра не считает моё поведение неприемлемым, значит, оно в границах обычного. Тогда и говорить нам не о чём.       Сехмет скривилась, но кивнула, принимая такое мнение. Хотя по ней было понятно, что она крайне недовольна разговором. Внезапно она повернулась лицом прямо к Раамсесу, внимательно присмотрелась к его глазам. Чернота взгляда заползала в душу, разделывая на мелкие кусочки. Стоять возле неё — настоящее испытание. Даже пытка, притом жестокая.       — Значит, это твоё окончательное решение? — Сехмет вздохнула, не отводя взгляд.       — Да. Менять его я не намерен.       — Я тебя услышала. Больше этого разговора не повторится.       — Надеюсь.       Сехмет ухватила подол платья и ушла вниз, к поселению. Молчание не прерывалось до тех пор, пока богиня полностью не скрылась из виду в темноте. Сет сразу расслабился. Хоть внешне это и не было заметно, Раамсес хорошо ощущал эти эмоции. Они словно наполняли его самого. Будто за эти девять ночей Сет стал куда ближе, чем обычно. И в каком-то смысле так и было.       Буяние трав отвлекало от ненужных воспоминаний. И это было как нельзя кстати: Раамсес совсем не хотел вспоминать недавнюю совместную ночь, тем более, в таком месте. Здесь явно не получится поговорить, обсудить её. Сладковатый запах лотоса пронёсся по залу, подхватываемый лёгким ветром. Блестящие песчинки промелькнули перед глазами. Тишина захватывала своим великолепием. Отчего-то в голове вспыхнуло воспоминание. Не его, не Раамсеса, но такое чёткое и выпуклое.       Алые волосы, алый взгляд. Глаза в глаза. Долгий, пронзительный, вырывающий душу из тела. Тонкая прядь, подхваченная ветром, у нижней губы. Сверкающие золотом песчинки у лица. Длинные ресницы опустились, и наваждение внезапно исчезло. Но странное ощущение чужих воспоминаний осталось, оно кружилось на кромке сознания вместе с пониманием: та самая встреча брата с Сетом. Первая.       — И снова ты застываешь на месте. Всё хорошо?       — Да, просто смотрю чужие воспоминания, — отозвался Раамсес.       — Вот оно что. Ну, разглядывай, раз заняться больше нечем.       — Мы не будем идти дальше?       Сет пожал плечами, развёл руки в стороны. Странный жест. Это он предлагал дорогу выбрать или намекал на объятия? Ничего в голову не приходило, решиться на действия тоже не получилось. Оставалось только стоять и ничего больше не делать. Сет вздохнул, ухватил за локоть и потащил куда-то вдоль реки.       — Сегодня ты не особо активный, — заметил он.       — Надо же, тебя это удивляет? Устал. Скажи, почему ты говоришь только со мной?       — Не только, но мыслишь в правильном направлении. Если честно, я и не думал разговаривать, просто так сложилась судьба. Ты напомнил меня в юности.       — Будто тебе уже много лет.       Сет даже остановился, наверное, прикидывая, сколько ему. Не помнил свой возраст? Впрочем, наверное, для божества это нормально. Стало немного неловко. Ведь сколько бы Раамсес ни взрослел, он никогда не станет равным. У него не было столько времени. Даже если считать вместе с Дуатом, и представить, что Аммат решит не есть душу. Такая огромная разница.       — Да нет, не много. Я бы даже сказал, мало. Я прожил очень мало.       — С начала времён?       — Нет, с сотворения мира. Я родился тогда, когда существовали Нут и Геб. Это даже не начало мира.       — Во времена появления земли и неба… Подожди, ты ведь младше Ра!       — Конечно, всё же Ра — один из первых божеств. Его отец — первозданный океан. Ни один из нас с ним не сравнится. Он единственный видел сотворение мира своими глазами.       — Верно…       Раамсес опустил голову. До этого ему никогда не приходилось задумываться о возрасте богов. Но если подумать, то складывается что-то странное. Единственный, кто может знать правду о мире — Ра. Рождённый одним из первых. Должно быть, потому он следит за мирозданием и совершает бесконечное путешествие по небесам. Но что тогда с другими богами? Внезапное осознание ударило по голове полным непониманием.       — Подожди! Выходит, он твой… дед? По его желанию появились родители твоих родителей.       — Ну… наверное, в человеческом мире это так и называется. Да, он мне довольно близкий родственник. А почему ты спрашиваешь?       — Просто думаю. Всё так запутано. У людей так не принято.       — Не сказал бы, что у нас слишком сложно, ты просто у соседей не был, там есть где сойти с ума от количества связей. А здесь всё предельно просто. Не горели боги желанием заводить слишком много детей.       Раамсес согласился. Снова молчание, скользящее по залу, сбивало с мыслей. Хотелось одновременно и бросить всё, и продолжить расспросы. Но, кажется, Сет утратил всякий интерес к обсуждению. Он задумался о чём-то своём. Лишь сладкий запах цветов оставался неизменным в бесконечной ночи.       Подумать только, все души стремились сюда, в Дуат, чтобы познать счастье. Но получали ли они его? Впереди только три зала. Три ночи, которые полностью дадут ответ на все вопросы. И Раамсес не был уверен, что готов встретиться с правдой. Что-то внутри подсказывало, что она пошатнёт мир, разрушит его и не позволит больше собрать.       — Тебе пора возвращаться. Завтра ещё один сложный час, а потом уже последние залы. Конец близок.       — И что со мной будет после?       — Не знаю. Думаю, даже мирозданию это неизвестно.       Раамсес остановился. Сет всегда упоминал истинное лицо мира, нерушимые законы, которые правят всем. Но знал ли он сам правду? И откуда её получил? Если бы Ра говорил о ней, это отразилось бы в мифах, не так ли? Тогда как довольно молодое божество получило древнейшие знания? Любопытство брало верх, но одну маленькую вещь всё же хотелось уточнить. Набравшись смелости, Раамсес спросил:       — А ты видел истинное лицо мира?       Долгое молчание и странный, наполненный кровью взгляд. Золотые песчинки на ветру красиво блестели возле его лица. Таинственное дыхание пустыни ощущалось каждым кусочком кожи. Лишь в песчаном вихре, когда тот полностью скрыл мир за своими пределами, получилось расслышать ответ:       — Да.