В двенадцатом часу

      И снова день сменяла ночь. Чем ближе к концу, тем невыносимее становилось жить. Братья чаще давали странные поручения, мать почти не вставала с места. Она только смотрела большими испуганными глазами по сторонам и ничего не говорила. Совсем ничего. Лишь поздней ночью, когда тьма закрывала мир и выпускала на волю чудовищ, изгнанных богами из света дня, Раамсес слышал её тихий голос. Голос, который бесконечно повторял одни и те же слова. Сейчас как никогда чувствовалось, что ей осталось не долго.       Посевы требовали к себе всё больше внимания: год выдался скверным: плохой разлив повлёк за собой проблемы с едой. Впервые за последние несколько лет. Фараон всё чаще появлялся неподалёку, скорее всего, пытался вернуть прежние земли и снова закрепить своё могущество. И, если верить слухам, ему это удавалось. Да что ему, жрецы предрекали его потомкам невиданную мощь! Мир менялся, но Раамсесу казалось, что всё это уже было, словно небесный шар, всё крутилось, но в итоге возвращалось к началу. Так же, как и всегда. И посевы, и войны. Всё повторялось. Но как бы он ни старался, вспомнить точнее не получалось. Может, всё же кажется?       Астиагей начал бегать за какой-то девушкой. Поначалу казалось, что она самая обычная, но всего одна встреча убедила в том, что это богиня. Раамсес сам не понимал, как начал отличать их от обычных людей. Но девушка была симпатичной, хотя не походила ни на одну местную богиню. Неужели тоже путешествует? Из его родных мест? Давняя знакомая? Думать об этом не хотелось.       Дело близилось к ночи, а это значило, что осталось совсем немного. Странное предвкушение разлилось по телу. Как же хотелось разобрать его по кусочкам, понять в полной мере! Но ничего не получалось. Каждая попытка осмыслить заканчивалась болью в голове и дрожащими руками. Будто бы собственные мысли ускользали в самый неподходящий момент. Скорее всего, думать об этом и не следовало, раз боги не велят. Наконец-то вернулся песчаный вихрь и опустил Раамсеса прямо возле очередных врат. Снова без стражников, без бога-хранителя. Да что здесь за места? Сет торжественно положил руку на гладкий камень и громко произнёс:       — Добро пожаловать в последний обитаемый зал! Познакомься с жителями.       Это место казалось маленьким и тесным, звёзды светили чуть ярче, да и солнечные лучи ладьи били в глаза куда сильнее, чем в предыдущем. Маленькие домишки вдоль реки и снова огромный обелиск посреди зала. Начинало казаться, что под конец богам просто надоело придумывать что-то новое, и они перенесли то же самое, немного разбавив светом. Зал совсем не выделялся, скорее, казался ещё невзрачнее, чем остальные.       — Здесь живут души бойцов, которые погибли не в сражениях.       — Отец!       Раамсес с трудом сдержался, чтобы не броситься на поиски. Неужели спустя столько лет он сможет встретится с родителем? Сет придержал за плечо слишком крепко, не скупясь на силу, не пустил дальше без присмотра. В его глазах заблестели озорные огоньки. Стало душно. Ни то от жаркого ветра, ни то от этого взгляда. Как же хотелось прикоснуться к щеке, проверить, насколько она мягкая.       — Знаешь, — зашептал Сет, — если управишься за короткое время, я тебе кое-что покажу.       — И что же? — тоже шёпотом поинтересовался Раамсес.       Сет только соблазнительно улыбнулся и махнул рукой в сторону домов. Значит, нужно поспешить. Было понятно, что говорить с отцом особо не о чём. Раамсес почти не помнил его. Лишь обрывочные воспоминания иногда подбрасывали кусочки прошлого, но полной картины не было никогда. Тот человек всегда оставался в тени, ни его слова, ни жесты не остались в памяти. Словно его никогда не было на самом-то деле.       Душа вела в нужном направлении, минуя дом за домом. Она словно чувствовала родную кровь, следуя по извивающейся дороге вглубь зала. Наконец-то притяжение ослабло, намекая, что отец где-то рядом. Совсем рядом. Раамсес даже обошёл дома, рассматривая небольшие поля за ними. В тени стоял мужчина. Немного пожёванный, но всё такой же родной.       — Отец!       Он поднял голову, вытер широкой ладонью пот со лба и удивлённо рассмотрел целую одежду. Стало немного неуютно, Раамсес понимал, что в этих местах его считают мёртвым, и такая целостность скорее заставляла настораживаться, чем проявлять интерес. Пришлось опустить голову и подойти ближе, позволить себя разглядеть со всех сторон. От отца пахло цветами. Теми самыми, которые так любила мать. И только сейчас удалось заметить, что сад поблизости был едва ли не завален ими.       — Тебя очень даже неплохо похоронили. Правда, признаться, не ожидал, что это случится так скоро. Что ты делаешь в этом зале? Успел попасть в войска?       — Нет. Я жив.       Удивление легко читалось в каждой чёрточке на лице, но ни одного слова на этот счёт не прозвучало. Словно отец специально избегал неприятных тем, стараясь мягко крутиться возле того, что не вызывало плохих ощущений. В самом деле, это был он. Такой же, каким его удалось запомнить из детства. Такой же осторожный и спокойный. И такой же... чужой.       — Быстро же ты вырос. Но уже вижу, что до сих пор не женился. Так и знал, что с тобой проблемы будут. Хоть в чём-то постоянство.       — Почему же проблемы? Я пока что не определился.       — Да ты никогда не решишься. Помнишь слова великого Птахотепа? Следует иметь дом и жену.       — Только он говорил про знатных людей.       — Знатных, незнатных, какая разница? Чем ты сейчас занимаешься? Куда идёшь?       — Наказание прохожу за длинный язык.       Отец тяжело вздохнул и прислонился к дереву, в его волосах затесались песчинки, делая их очень тяжёлыми. У Сета такого никогда не было. Песок если и приставал к волосам, то ложился мягко и привлекательно, блестел драгоценностями, словно искусное украшение лучшего мастера. Так, что невольно становилось приятно смотреть. У людей совсем не так. Мысли о божестве на мгновение вытеснили все другие, но отец быстро вернул к себе внимание.       — Значит, богам успел гадостей наговорить. Удивлён. Ты таким не был. Случилось что?       — Многое случилось, всего и не рассказать.       — По глазам вижу, что спешишь. Можешь не рассказывать, всему своё время.       — Говоришь так, будто знаешь, когда правда откроется.       — Знаю. Обещали мне твою мать привести. Чтобы она тут жила. Не принято, конечно, но приведут. Вот. Так что все секреты скоро станут явными, мне незачем сейчас выпытывать их.       Раамсес вспомнил, как Сет заходил в виде человека в их дом. Неужели ради этого? И сколько законов он может нарушить? Попрощались быстро и почти без сожаления. Чувства привязанности особо и не было. Они слишком мало знали друг друга, чтобы тьма зашевелилась в сердце. Как-то жизнь отца прошла мимо, не привлекла внимания.       Раамсес чувствовал, что осталось достаточно времени. Нужно найти Сета. Куда он мог подеваться? Вокруг только дома и памятные обелиски. Навряд ли божество стало бы заходить в поселение. Скорее всего, где-то снаружи ждал. Дорога вывела прямо к реке. С той стороны что-то блестело, но магия не давала рассмотреть правду, скрытую на другом берегу.       Поднялся шум, ветер подхватил песок, понёс его к воде, складывая в тонкую линию. Песочный мост извивался под натиском воды, но не тонул. Висел над крохотными волнами, словно приглашая на ту сторону. Раамсес глубоко вдохнул и поставил ногу на видение, но оно не рассыпалось. Наоборот, оказалось достаточно твёрдым. Настолько, что выдерживало его вес. В том, что это своеобразное приглашение больше не было сомнений.       Берег оставался далеко позади. Он исчезал в лёгкой дымке ночного зала, не привлекая к себе внимания. Словно растворялся во времени, в первозданном океане. Думать о высоком не хотелось. Уж слишком всё быстро наваливалось, словно мысли не свои. Да что там мысли, будто бы жизнь, и та не своя. И именно сейчас, над бурлящей рекой, это чувствовалось как никогда сильно. Всего шаг в сторону и подарок богов развеется, растает в призрачном тумане.       Раамсес внимательно посмотрел на тёмную воду. Она казалась неожиданно бурной, не такой, как обычно. Широкие реки ведь чаще были спокойными. Или нет? Чернеющие волны, словно разлитая краска для век, сворачивались причудливыми узорами, манили, тянули к себе. Метка на руке жгла огнём, медленно опоясывая кожу, сжимая её в тиски. Раамсес застыл у края моста. Из глубины донёсся гортанный крик. Громкий, словно захлёбывающийся. Наваждение пропало вместе с невероятной чернотой воды.       Пришлось протереть глаза, чтобы убедиться в неправильности ощущений. Песчаный мост совершенно обычный, река под ним тоже. Желание поскорее уйти с неприятного места не покидало, подгоняло, толкало в спину. Наконец-то вторая сторона Дуата показала себя. Такая же мрачная, как и первая, и ужасно пустынная. Лишь небольшой дом виднелся вдали. К нему вела выложенная камнем дорога.       Куда бы Раамсес не посмотрел, всюду громадные колонны. Они будто указывали верное направление, не позволяя свернуть в безликую пустыню. Значит, Сет ждал в доме. Больше ведь негде. Хотя от него всего можно было ожидать, но не настолько, чтобы пропасть в бескрайнем месте. Он не стал бы приглашать к себе, если бы привычно прятался в песках.       Раамсес поднялся по широкой лестнице, остановился в недоумении. Снаружи дом не казался таким большим, а тут прямо дворец. Тьма внутри скрутилась возле сердца, и чужая воля подтолкнула вперёд, повела дальше, привлекая к одной из дверей. Сет сидел на полу, разглядывая надписи на папирусе и, похоже, никого не ждал. Уж слишком увлечённым казался.       — Ты уже закончил? — он устало протёр глаза.       — Да, теперь я видел всех.       — И Дуат близится к концу. Дальше ничего подобного ты не увидишь.       — Но ведь ещё два зала.       — Верно, но они… особенные. Сам поймёшь, когда увидишь. А пока что иди сюда, нам нужно поговорить.       Раамсес не представлял, о чём, но послушно сел на пол рядом. Повисло молчание. Сет всё так же разглядывал папирус. Ничего больше не оставалось, кроме как рассматривать его самого. Рыжие волосы в тусклом свете казались такими мягкими, словно прозрачная ткань. По кончикам пальцев разливалось лёгкое покалывание, сразу же вспоминались ощущения от прикосновения к прядям. Алые глаза блестели, цвет становился глубоким, насыщенным, кровавым. Раамсес помотал головой.       — И что ты мне скажешь? — спросил Сет, наконец-то отложив папирус.       — А что должен?       — Ты ещё помнишь для чего и из-за чего здесь оказался?       — А как же, такое забудешь…       — И каким будет твой ответ? Я всё ещё жду объяснений.       Сет потянулся, растёр шею рукой и совсем уж расслабленно улёгся на пол, даже не попытавшись подняться к кровати. Впрочем, он скорее был похож на человека, которому всё равно, где и как спать. Раамсес придвинулся ближе. Значит, время ответов наступило. Куда быстрее, чем хотелось. С другой стороны, вопросы можно будет задать и Сету? Тогда это равный обмен.       — Ты уже знаешь. Но если так сильно хочешь это услышать, то будь по твоему. Мне обидно от того, что ты не пришёл к брату. Я думал, что для тебя это неважно.       — Ну, это действительно неважно. Люди всегда умирают. И всегда рождаются вновь. В этом ничего особенного нет. Но я всегда слышу, когда меня зовут. И прихожу, если это кажется нужным. Ты ведь понимаешь?       — Да. Но одна вещь не даёт мне покоя.       — Какая?       — Почему? Почему ты принял это желание? Явно не из-за просьбы брата. Он говорил, что даже голоса твоего не слышал, а мне такие награды непонятно за что.       Сет приподнялся, хитро заглянул в глаза. Сколько эмоций в них было намешано! Аж не разобрать. Он растянул губы в лёгкой улыбке, и Раамсес отвёл взгляд, не в силах выдерживать такого напора. Всем телом чувствовалось напряжение и неловкость, сковывающие движения. Так близко. Тепло чужих губ совсем рядом, всего одно крохотное движение, и их можно было бы ощутить.       — А если ты мне нравишься? — в голосе Сета прозвучали странные нотки.       — Это ведь не причина, там что-то другое, — шёпотом ответил Раамсес, боясь спугнуть внезапное наваждение.       — Верно, просто ты напомнил меня в юности. Уж очень похож. А я, как считает Сехмет, обладаю отвратительной чертой: любовью к людям. Мне кажется, что все мы одинаковые и никаких пропастей между нами нет. Люди… Боги… Ра может быть высшим божеством, но даже он не безгрешен. Всеми нами движут желания, все мы в какой-то мере ужасны, так зачем разделять?       — Верно, мы совсем одинаковые, — чужое дыхание касалось кожи, так близко, что Раамсес закрыл глаза. — Между нами нет никакой разницы, а потому…       — Мы можем верить, тонуть в сострадании друг к другу и сгорать от чувств, это ничего не изменит. И боги, и люди…       — Всё одно и то же.       Тёплые губы коснулись кожи на щеке, мягко мазнули подбородку. Поцелуй внезапно тёрпкий и долгий. Раамсес плотно закрыл глаза, сжал пальцами длинные рыжие локоны, вцепился в них так, словно от этого зависела жизнь. Чужие губы неожиданно горячие, как песок в покрытой жаром пустыне. Остановить себя не получалось, как и до конца понять, к чему идёт дело. Только упругие мышцы под пальцами сводили с ума, вызывая желание сильнее прижаться, впиться ногтями. Ощутимый толчок, и Раамсес легко лёг на пол, раскинув руки в стороны. Настолько легко, что даже неуверенного сомнения не проскользнуло в голове.       Сет не отводил взгляд, наблюдал за каждым движением, ловил каждый вдох. И это ощущалось. Ощущалось всем телом, как и его шустрые пальцы, поглаживающие рёбра. Возбуждение сладкой тяжестью опускалось вниз, скручивалось ярким предвкушением где-то в груди. Сет навис сверху и коснулся губами уха. Лёгкий, едва ощутимый укус и такой обыденный вопрос:       — Нет?       — Да!       Раамсес не узнавал свой голос, тот казался таким высоким и больше похожим на писк, что даже разобрать собственные слова не получалось. Сет понял, сильно прикусил мочку уха и обманчиво нежно коснулся поцелуем шеи. В голове заплясали мысли, спутываясь и ускользая. Раамсес охватил руками сильные плечи, прижимаясь куда откровенее, смелее. Слабо представлялось, как его будут…       Поцелуи сыпались бесконечно, как и лёгкие, дразнящие прикосновения. Сет ловко держался на границе приличий, не переходя черту. Всего лишь поцелуи, пусть и такие горячие, что плавилась душа, всего лишь почти невесомые касания, пусть и доводящие до сильного желания. Но не больше. Пальцы вдоль рёбер, вниз, по животу. Влажное прикосновение языка к шее, укус. Острые зубы впились в нежную кожу, оставляя отметины. Алое пятно расползалось под ними, его появление чувствовалось всем телом.       Раамсес оттолкнул чужие руки, но только для того, чтобы самостоятельно поцеловать. Жарко. Казалось, что по телу скатывались капельки пота. Губы такие мягкие, податливые. Целовали жадно, с чувством. От такого напора становилось немного неловко. Словно Сет дорвался до поцелуев после длительного одиночества. Словно мыслить нормально больше не получится никогда.       Его руки на спине, пальцы гладили вдоль позвоночника, опускались всё ниже, стискивали ягодицы. Толкались внутрь. Сладковатый запах масла витал по комнате, от него немного кружилась голова. Совсем как тогда, в седьмом зале. Раамсес сам не мог понять, куда его уносит желание. И, поддавшись чувствам, он полностью отдавался в чужие руки, позволяя творить с собой что-угодно. Сет пользовался этим, проникая в тело пальцами, растягивая. Не спрашивал, но смотрел так мягко, что возражение даже не появлялось в глубине души.       Раамсес вздрогнул: руки прижали к мягкой ткани, вглядываясь в глаза. Зрачки такие широкие, они выдавали возбуждение, даже не пытаясь что-то скрыть. Словно в них втянулась ночь. Сет опустил голову, крепко стиснул колени пальцами. Его желание чувствовалось всем телом. Член осторожно толкнулся внутрь, с трудом протискиваясь. Раамсес закрыл глаза, вцепился пальцами в широкую спину и прижался так плотно, насколько позволяли тела. Жарко. В голове фонтан из эмоций. Они кружились, и внезапно были такими знакомыми.       Сет толкнулся. Один раз, второй. Лицо исказило напряжение. Он хотел больше. Быстрее. Глубже, но сдерживал себя через силу. Его толчки медленные и глубокие. Раамсес зарылся пальцами в рыжие волосы. Такие мягкие, такие приятные. Хотелось больше. Как можно больше. Толчки ускорялись, становились всё беспорядочнее. Кончики пальцев подрагивали, как и ресницы. Всё тело отзывалось на движения. Сет нависал над ним. Его напряжённое лицо, капельки пота на шее — всё это казалось таким притягательным. Тихие стоны и тяжёлое дыхание едва улавливал слух. Раамсес не мог закрыть рот, его переполняли эмоции. Ритмичные движения внутри и чувства, чувства, чувства. Они выплёскивались, выливались через край.       Сет вздрогнул, навалился сверху, прижимая всем телом к земле. Такой горячий, влажный. Раамсес не смог сдержать стона: в голове всё разлетелось на кучу звёзд, вспыхнуло пожаром и теперь мягко тлело. Пальцы словно сами коснулись волос. Погладили, пощупали. Сет, вроде, и не против. Он слегка приподнялся, позволяя выскользнуть из-под тяжёлого тела, и коротко поцеловал в висок. Губы соскользнули ниже, и стало так спокойно.       Раамсес вздохнул, пытаясь выровнять дыхание и понять, что происходит. Страсть так внезапно свалилась на них, но сейчас, лёжа рядом, устроив голову на чужой груди, всё казалось таким правильным. Словно Сет уже не первый раз попадался на пути, словно они познакомились так давно. Словно… Да, у них было больше времени. Забытые воспоминания зашевелились под пальцами, но так и не вернулись. Остались неизвестными.       Сет лениво поглаживал по спине, словно этот жест был для него чем-то обыденным, простым, понятным. И в то же время достаточно интимным, горячим. Так не хотелось вставать, уходить от приятных ощущений. Сейчас, чувствуя только удовлетворение, ни о каких проблемах вспоминать не хотелось. Рядом с этим богом так тепло, спокойно. Так, как нигде больше.       — И что ты скажешь? — спросил Раамсес, с интересом заглядывая в алые глаза, надеясь увидеть в них объяснение всему, что не давало покоя.       — Ничего. А нужно? — Сет довольно вытянулся во весь рост, задевая кончиками пальцев кучу папирусов.       Раамсес не знал, что ответить. Он всё прекрасно понимал. Одинаковые. И это самое главное. Нет никакой разницы: боги или люди. Все поддаются своим желаниям и все находят в этом силу. Значит, вот так. Впрочем, похоже, Сет был совсем не против чувств. Даже за. Он совершенно спокойно разглядывал узор на потолке, словно видел там что-то особенное, видимое только ему одному. Хотелось тоже разглядеть то, что его так заинтересовало.       — Вот и всё, — заметил Сет. — Твоё наказание почти закончилось. Осталось два зала.       — Ты уже говорил.       — Я бы хотел спросить тебя кое о чём, но чувствую, что пока рано.       Раамсес приподнялся на локтях, с интересом вглядываясь в блестящие алые глаза. Он чувствовал сладкую тьму, разливающуюся по полу. Она словно сочилась из души Сета, проливалась из переполненной чаши, покалывала кончики пальцев непроглядной чернотой. Здесь, в последнем доме этого мира, всё было таким далёким. Даже непривычные тёмные стены, словно выложенные из камня.       — О чём? Я готов отвечать.       — Не имеет значения. Просто… ты мне нравишься.       Так легко сказал эти слова, они будто сами сорвались с губ. Раамсес наклонил голову и улыбнулся. Ну, ничего удивительного. Он догадывался. Даже не так: сам прекрасно знал. Чего тут долго думать, когда Сет всё открыто демонстрировал. Единственное, что не давало покоя, странное чувство внутри. Чувство, тянущее в пустыню, чувство, близкое к помешательству.       — Я постоянно чувствую внутри себя что-то необычное. Вязкое и тёмное. И, знаешь, мне кажется, мы знакомы куда больше, чем девять ночей. Даже больше, чем те несколько лет с восстания.       — Это твоя душа рвётся к правде. Знаешь, у людей сложная многообразная душа, не такая, как у богов. И мы действительно встречались раньше. Я присматривал за тобой не только по просьбе брата. Скорее это была данность мирозданию. Души тоже бывают разные, некоторые из них пропитаны тьмой. Всё пережитое тобой накапливается в большой сосуд. Боль и страдания застилают глаза и тьма становится ближе. Это обычное дело. Вот и твоя душа стремится к тьме, мне следовало присмотреть за ней.       — И всё же, что ты от меня скрываешь? Ты кажешься таким знакомым.       Сет придвинулся вплотную, провёл большим пальцем по губам. От него пахло благовониями и песком. Пустыней после дождя. Мокрым, пропитанным влагой песком. Неожиданный запах и совсем уж неподходящий. Раамсес закрыл глаза, стараясь сосредоточиться на собственных чувствах. Терять голову сейчас — не лучший вариант.       — Я ведь говорил: напоминаешь меня, вот и привязался. К тому же, мне знакома твоя ситуация. Оказаться в одиночестве перед множеством путей и не выбрать ни один из них — так привычно. Тьма привлекает свободой, не так ли?       Лёгкая улыбка казалась странной. В ней не было ни тени свойственного людям многообразия. Только одна эмоция. Вычищенная и выбитая на краю сознания. Она прорывалась через каждую точку чужой души. Вот что имела ввиду Сехмет, говоря про одинаковость богов. Это была не просто улыбка, она принадлежала настоящему Сету. Тому, который не успел разбавить божественность чужими чувствами. Тому, который только появился на свет.       — Знаешь, в тебе есть что-то от первых богов. Что-то беспросветное и чистое.       — У всех есть. Какими бы мы не становились, прошлое никогда не отпускает. Так вот, Раамсес. Я хотел сказать, что ты успел стать важным человеком. Однако наше время вышло. Тебе пора уходить.       — Снова? А я думал, что наконец-то нормально посплю.       — Прости, в эти часы у меня нет возможности проводить с тобой время. До встречи?       — Да.       Песок закружился, завертел перед глазами дом, разбивая его на маленькие кусочки, а вместе с ним ощущение спокойствия. Чем дальше оказывался Дуат, тем сильнее отдалялось ощущение умиротворения. Словно оно было неразрывно связано с Сетом. Или же с теми воспоминаниями, которые их связывали? Не разобрать. Всего несколько вдохов, и перед глазами уже был собственный дом. Такой далёкий, но такой знакомый.       Девятый час ночи. До рассвета всего ничего. Небесная Ладья скоро покажется над песчаными дюнами. В доме темно. Никакого шума не слышно. Даже мать уже уснула. Если подумать, в такой час никто не выйдет на улицу, ведь это время тьмы. Время, когда ни одна душа не покинет своего пристанища. Хоть Сет и просил не испытывать судьбу, сейчас совсем не хотелось возвращаться. Зачем, если это только приблизит встречу с братьями?       Раамсес уверенно развернулся и сделал шаг на дорогу. Нога приятно коснулась песка. Вот он — ночной мир. Шаг за шагом он приближался, касался кожи приятным ветерком, зарывался запахами в волосы. Интересно, почему никто не пробовал полюбить ночь? За всё то время, которое пришлось провести в Дуате, безумно понравились звёзды. Да, там они были куда ярче и привлекательнее, но даже здесь, в мире людском, они светили неожиданно красиво. Раамсес знал, что некоторые следили за ними, чтобы предсказывать урожаи, находить дни праздников и строить, но… Это ведь совсем не так, как хотелось.       Хотелось гулять под тусклым светом, любоваться им и… да, лежать в зарослях у реки, вслушиваясь в тихий плеск воды и приятный голос. ЕГО голос. Ночь была куда приятнее, когда рядом кто-то шёл, рассказывая всякие глупости. Когда ощущалось чужое плечо и дыхание. Воспоминания о спокойствии захлестнули, полностью перебили все неприятные эмоции, оставив после себя лишь расслабленность.       Раамсес шёл, не думая о последствиях. Больше возвращаться домой не хотелось. Только вперёд. Пусть там кишащая опасностями пустыня, пусть её зов сводил с ума столько лет, это лучше, чем оставаться в доме, где нет тепла. Дорога уводила всё дальше, петляя между редкими деревьями. Наконец-то показалась река, такая широкая и прекрасная, она уносила вдаль мелкие ветки и переживания.       Желание коснуться водной глади сводило с ума, не позволяло пройти мимо. Раамсес, словно зачарованный, поставил ногу на мокрый песок. Даже в полной темноте Нил поражал голубоватым свечением. Неземной, возвышенный, единственный, кто видел Дуат из живых, единственный, кто глядел в глаза самому Нуну. От него исходила невероятная опасность и покровительство. Он и карал и миловал. Отец всего сущего.       — Кто же мы? — прошептал Раамсес, вглядываясь в неспокойную воду. — Кто?       Вопрос звенел в голове, ложился на плечи непосильной ношей. Этот мир такой странный, чтобы его понять, нужно увидеть прошлое. Но одно всегда оставалось за гранью доступного. То, чего не ведали даже жрецы, то, что поразило Сета, отвернуло его от «семьи». И это что-то было сильнее божественных законов, именно оно толкало в объятия тьмы.       «Всё правильно, — тихо ответил голос, — ты прав. Этот мир, такой необычный».       — Мой отец и брат в Дуате, но ни с одним из них Сет не разговаривал настолько открыто. Он никогда не пытался их понять. Так почему мы стали настолько близки? Он говорил о схожести, но…       «Боль прошлого накладывает на вас отпечатки. У каждого они особенные, не похожие на другие, но все вы ищите того человека, отпечатки которого будут походить на ваши собственные. Это сближает. Люди, боги… они так и не научились оставлять груз прошлого за спиной. Потому Сет чувствует к тебе влечение. Не жди от него каких-то разумных объяснений. Любовь неведома даже богам, разве не вы так говорите?»       — Да уж… Наверное, ты прав. Но я так и не смог понять, с кем же говорю всё это время.       Голос не ответил. Чьё-то присутствие ощущалось кожей, но существо себя не выдавало. Оно было всюду. Здесь, и нигде. Раамсес закрыл глаза, принимая такое правило. Пусть так. Всё равно скоро закончится бесконечная борьба. Знать бы ещё, чем именно.