В двенадцатом часу

      Двенадцатая ночь пришла слишком быстро. Она объявила о себе с самого начала дня, не позволяя уснуть ни на мгновение. Как Раамсес ни старался закрыть глаза, всё сущее противилось этому. Ничто в мире не желало его сна. Приходилось бездумно сидеть у дороги и ждать рассвета. Глаза совсем не закрывались. Только ближе к шестому часу удалось задремать. И то сон был на удивление чутким. Таким, что каждый вдох долетал до сознания. Раамсес не понимал, что явь, а что сон. Всё в голове перемешалось. А вместе с этим ещё и улыбка Сета. Грустная, далёкая, божественная. Двенадцатая ночь… конец пути. Конец, после которого придётся прощаться, неужели пришло время?       Наконец-то песчаный вихрь подхватил Раамсеса и увлёк в Мир мёртвых. Огромные каменные врата открылись, стоило Сету оказаться у них. Здесь тоже не было ни одного стражника, словно все они последовали за Ра, чтобы своим взором увидеть, как падёт зло. Река расширилась, превратилась едва ли не в огромное море. Такое, о котором говорили гиксосы. Её ширина была настолько большой, что не получалось ухватить взглядом даже редкие деревья на другой стороне.       Тёмные воды бились о пребрежные скалы, огромная неповоротливая ладья следовала на восток. Река внезапно поворачивала у гранитных скал, становилась опаснее, уже. Из водной глади торчали острые камни, грозя проткнуть ладью в любой момент. Одни блестели, привлекая внимание, другие прятались в предутренней темноте. Ореол света постепенно гас, но тьма рассеивалась, наполняясь рассветными сумерками. Внезапно все боги ринулись к трону Ра. Хозяин вскрикнул странным низким голосом, таким бархатистым и в то же время наполненным напряжением:       — Боги! Я вижу пещеру Апопа. Готовьтесь к бою!       Каждый, кто был на ладье, схватился за оружие. Вверх взметнулись копья и мечи. Река задрожала, покрылась огромными пенящимися волнами. Гребцы едва успевали уворачивать нос от скалистых берегов. Вода ревела, словно раненный зверь. Волновалась, уносила вдаль ладью и становилась всё мельче и мельче, словно она уходила куда-то. Осталось лишь каменистое русло, в которое, ударившись носом, грузно осела ладья. На мгновение всё погрузилось в тишину, но тут же её разорвал нечеловеческий рёв. Громкий голос упал на голову, обрушились камни, оторванными валунами засыпающие всё вокруг. Это был ОН.       Раамсес ухватил за руку Сета, с ужасом ожидая появления того самого чудовища. Единственного и огромного. О котором знали все, но не решилась говорить. Но бог лишь мягко улыбнулся, поглаживая большим пальцем запястье. Словно его не волновал бой, который скоро должен был начаться прямо на глазах.       Между скал показалось огромное чешуйчатое тело. Чёрный змей поднял огромную голову, распахнул пасть. С клыков капельками падал яд. Извиваясь кольцами, чудовище подползало всё ближе к зажатой скалами ладье. Острые зубцы вдоль всего тела подрагивали от каждого движения. Апоп остановился, раскрыл капюшон, издавая странный гортанный рык. Острые иглы на нём встопорщились, бронёй закрывая грудину.       Раамсес прикусил язык, наблюдая за самим воплощением тьмы. Тем, кто каждую ночь поджидал великую ладью и пожирал свет. Казалось, что змей полностью состоит из черноты. Его очертания острые, тело плавное, но такое колючее. Неужели в последнюю ночь он увидит триумф света? Рука Сета даже не дрогнула. Он просто смотрел, как боги, подрагивая, поднимали оружие.       — Дрожи, Апоп! Сгинь, Апоп! Пропади, Апоп! — закричали они.       С ладьи метнулся пучок света, пронизывая тело тьмы, но он прошёл словно сквозь, не оставив на змее и следа. Мечи разом опустились на гигантский хвост, обвивающий скалы, но лишь жалобно затрещали, словно были сделаны из старого бамбука. Апоп поднимал голову всё выше, пасть всё ближе, но Ра даже не поднялся с трона, продолжая смеривать противника взглядом.       — Вот и всё, мне пора. Будь здесь, — Сет коснулся сухими губами щеки и подошёл к обрыву.       — Куда ты?       Раамсес даже не успел ничего понять: его бог поднял руку к небу и в ней засияло чёрное, будто сотканное из тьмы, копьё. Всего один шаг, под ногами Сета засияла сама тьма, выстраивая мост к ладье. Ра наклонил голову, кивнул и откинулся в кресле, наблюдая, его это не удивляло, видно, несмотря на мифы, он пользовался чужой помощью. Огненные глаза Апопа сузились, он резко развернул голову, набрасываясь на Сета. Острые зубы проскользнули так близко к руке. Кончик копья вонзился в змеиный капюшон, треснули защитные пластины.       Апоп развернулся, полыхнул огнём, сметая всё на своём пути, и, широко разинув пасть, впился острыми зубами в спину, но челюсть не сомкнул, только несильно прикусил, прорывая плоть. Раамсес подошёл ближе. Почему? Это выглядело очень болезненно и жестоко, но почему змей не поглотил бога?       Сет вздрогнул, одним движением отсёк сочащийся ядом зуб, проткнул нёбо. Из ран хлынула нильская вода, наполняя сухое русло. Каждое движение копья полосовало чешуйки, срывало их. Наконец-то подскочила Сехмет и чётким ударом отрубила хвост. Апоп гортанно зарычал, собрал капюшон, и пополз в сторону пещеры, оставляя после себя чёрную кровь.       Боги на ладье захлопали в ладоши, радостно подняли оружие и запели свою неизменную песню:       — Силён Ра — слабы враги! Высок Ра — низки враги! Жив Ра — мертвы враги! Вознёсся Ра — пали враги! Есть Ра — нет тебя, Апоп!       Ладья двинулась по наполненному руслу дальше, на восток, ещё один поворот, и она должна выйти в мир живых, наполнить его солнечным светом. Сет остался стоять над рекой, с тоской глядя на скалы. К нему никто не обратился. Лишь Сехмет воинственно подняла меч, демонстрируя победу. Но победы не было. Неужели каждую ночь Сет приходил в этот зал, чтобы сразиться со змеем? Чтобы победить тьму и получить в ответ лишь молчание и песню-хвалу Ра? Чтобы вспоминать, как его так же отсекли от мифов.       Даже думать о такой несправедливости не хотелось! Раамсес спохватился, побежал к обрыву, провёл пальцами по окровавленной спине. Божество сидело на камнях и молчало, ни слова не прозвучало из его уст. Оставалось только поспешно смазывать кровавые разводы и думать, как тут помочь. Наверняка змей ядовитый, наверняка это опасно, наверняка он задел сердце.       — Всё в порядке, — отозвался Сет, перехватывая ладони. — Не стоит беспокоиться. Видел, какая правда скрывается за красивым мифом?       — Да…       — Пойдём.       Сет поднялся, с трудом пошёл в сторону скал. Было видно, что каждый шаг давался ему с невероятной болью, но он двигался вперёд, иногда придерживаясь за камни. Тропинка закончилась огромным плоским валуном и пещерой. На выступе, свернувшись кольцами и свесив обрубок, лежал Апоп. Его огненный глаз внимательно следил за каждым шагом, но он даже не двигался. Только слегка хрипел. И, похоже, даже не собирался нападать на врага.       — Прости, ты в порядке? — Сет опустился на колени у огромной туши.       «Всё хорошо, деточка. Как твои раны? Не сильно прокусил? Старался не задеть сердце».       — Я в порядке.       Раамсес попятился. Этот голос! Голос, звучащий отовсюду и ниоткуда! Голос, преследовавший так долго! Но как? Ведь все знают, что чудовища не могут говорить! Они ниже богов, ниже людей, они просто посланники божественной воли, так почему? Сет провёл рукой по чешуе, упёрся пальцами в огромные, толщиной с руку, иглы на спине.       «Дитя, принеси мой хвост».       Голос словно прямо в голове. Раамсес повернулся и заметил, что огненный глаз неотрывно смотрит на него. Оно… к нему обращалось? Не чувствуя ног, он спустился вниз, обхватил руками кончик хвоста, отсечённый Сехмет и побрёл обратно. Ветер этого места словно подталкивал его в нужную сторону. Ничего не понять. Мир перевернулся в мгновение, рассыпался, рухнул, исчез. Что вообще происходит?       Раамсес осторожно положил хвост возле светящегося глаза, отошёл чуть дальше и сел на колени. Совсем не хотелось подходить к воплощению тьмы, о котором даже говорить страшно, но Сета это не волновало. Он ухватил хвост за один из торчащих шипов и с нечеловеческой силой придвинул к себе. Апоп лениво зевнул, обнажая огромные клыки и поднял качающийся обрубок на камни. Свернул его кольцом, уложил возле ног. «Сечёт мне хвост каждый день. Глупая девчонка, не понимает своих действий».       — Перестань, Сехмет просто старается помочь.       «Конечно, себе старается помочь, я же не спорю. А это и есть твоя любовь? Наслышан, наслышан. Ну, человек, подойди ближе. У меня хорошие глаза, но разглядывать не хочется, я устал».       — Апоп, — Сет возмущённо хлопнул ладонью по хвосту.       Раамсес на трясущихся ногах подошёл к нему, опустился на холодные камни с ужасом разглядывая чешую размером с три ладони. Это… как ЭТО линяет? Змей спокойно прижался к хвосту и тот быстро прирос обратно, закрывая наполненную чернотой рану. Вокруг тела сияла магическая тьма. Он потёрся головой о камни и спокойно заговорил:       «Да, деточка, я всегда был рядом и существовал всегда. Я вижу всё и знаю всё. Такие правила. Сегодня ты наконец-то добрался до меня, а прошло так много времени. Что же, открыть тебе правду? Не веришь своим ушам, ведь чудовища не могут говорить? Верно, не могут. Жалкие копии не могут».       Апоп свернулся в огромное кольцо, свесил хвост, раскачивая его в воздухе. Нил поднимался брызгами за его движениями. Сет совершенно спокойно прислонился к огромному телу, и капельки темноты метнулись к его ране, втягиваясь в неё, как недостающие части. Раамсес не мог понять, что здесь происходит. И почему вечные враги настолько хорошо друг к другу относятся.       «Правда в том, что первыми были чудовища. Мы появились вместе с миром, населяли его. А потом родились они, — Апоп махнул кончиком хвоста в сторону Сета, забрызгивая всё речной водой. — Боги долго наблюдали за нами, за первозданными чудовищами. Идеальными кусочками мира. Они смотрели, учились. Они узнали, что магия сильна, что её можно развивать, начали повторять за нами, подражать нам, чтобы потом сойтись в жестоком бое и завоевать мир. Не они создатели сущего, они победители жизни. Вскоре, постигнув наше мастерство, боги начали создавать похожих на нас чудовищ, чтобы использовать их. Неразумных тварей, подчиняющихся чужой воле. И так будет дальше, во веки веков».       — Почему? Почему боги избавились от вас?       «Виной всему то, чего у нас нет. То, что руководит вами. Чувства. Мы не знаем любви, не знаем страха и боли. Не знаем ничего. Мы не способны ощущать, влюбляться, брать всё в свои руки. Мы — лишь отражение мира. Боги же — его наполнение. Мир создавался не богами, они стали проводниками по нему, но не создателями. Но, чтобы узаконить своё правление, они договорились признать легенду о сотворении. Спроси у соседей, во что они верят? Кто создал мир? У кого бы ты ни спрашивал, это будут разные существа. У каждого свои боги, вот и доказательство моих слов».       — Верно, — вмешался Сет. — Когда мы говорим, что праотцом был Нун, имеем в виду именно воду. Не существо, а воду. Ра появился из воды, из первобытного океана. Но сам океан был создан…       «Перед чудовищами. Нас было много, мы населяли этот мир. Есть места, где первозданные чудовища до сих пор почитаются как боги, но их не так много».       — И эту истину тебе рассказал Апоп? — прошептал Раамсес.       — Да, когда меня начали считать частью тьмы, я был подавлен, не понимал, куда себя деть. Ведь я сражался с тьмой, а тут стал ею. Тогда впервые решил поговорить с вечным врагом. Он поведал мне истину об этом мире. Древние чудовища в заключении богов, вынужденные бесконечно следовать правилам мироздания и сражаться, чтобы день наступал на земле. Жестокая судьба. Тогда Апоп сказал, что это не плохо. И не хорошо. Я — это я. У меня есть возможность просто быть собой и принимать главную черту.       — Но почему ты до сих пор сражаешься? Почему этого не делает Ра? Ведь по легендам его свита должна ранить чудовище!       «О, это глупость, созданная, чтобы оттолкнуть нетакого бога. Я — тьма. Сама Тьма! Я душа Дуата! Меня не может одолеть свет, каким бы сильным он ни был. Первозданную тьму может победить только тьма. Таковы правила этого мира. Поэтому Сет вынужден каждую ночь сражаться во имя Ра, чтобы люди на земле могли жить. Ни один из богов, плывущих на ладье, не сможет даже ранить меня. И Сет, подчиняясь мирозданию, на один час становится моим врагом, примыкает к тем, кто его не принимает».       — Это очень жестоко…       — Нет, мы воспринимаем это как неприятную необходимость. Но это немного неприятно. Поначалу я вообще старался исполосовать Апопа так, чтобы живого места не осталось. Теперь только символически протыкаю пасть.       «Верно, пока мы не были знакомы, я терзал его когтями, ломал кости, травил ядом, чтобы он мучительно и долго восстанавливался. Чтобы страдал каждый день так же, как и я. А сейчас только для порядка покусываю. Мы бессмертны, вот и вынуждены были сражаться в полную силу. А сейчас в этом нет смысла. Я в любом случае пропущу ладью, ибо миру нужно солнце. А Сет мне как сын. Впрочем, ради этого я тебя и ждал. Уж очень хотелось посмотреть, что за идеальный человек попался моему ребёнку. Поначалу я был настроен недружелюбно, но раз вас всё устраивает, кто я такой, чтобы судить. К тому же, тьма в тебе, Раамсес, клубится с начала времён. Она вечна, ты ему подходишь. В самом деле подходишь».       Раны Апопа затянулись, стали совсем незаметными. Он с готовностью обвил хвостом Сета, хлопнул кончиком по голове, как-то любя и нежно. Прикрыл огромные глаза. Зал погряз в рассветных сумерках, видно, ладья уже у последних врат, стоит пройти их, и у людей начнётся утро. Раамсес неуверенно сжал руки Сета и тихо спросил:       — А что дальше? Что мы будем делать? Пришло время расходиться?       — Собственно, ради этого я здесь. Апоп, ты ведь знаешь правила мироздания, что мы можем сделать и можем ли? У нас есть шанс… на что-то?       «Есть. Но это очень серьёзное решение. Мир меняется, люди вместе с ним. Они умирают, чтобы через какое-то время вернуться. Раз за разом проходя этот путь, они становятся умнее. Только вот… в отличие от богов не помнят своего пути. Рождаются государства, проживают свой век, рушатся… а потом появляются вновь. С теми же людьми, обречёнными проживать те же жизни. Только в других условиях. Такова правда. Дуат не бесконечен. И когда время страны подходит к концу, души возвращаются на землю. Ты можешь принять любовь бога и отречься от своей сущности. Пройти в Дуат и остаться здесь навеки. Но больше не сможешь вернуться как человек».       — Это неважно, — вздохнул Раамсес. — Я хочу остаться рядом.       Апоп кивнул, вокруг него завертелась тьма, рассыпалась, упала к ногам чёрным песком. И тут же появился жрец. Тот самый, который был в залах, тот самый, который спасал жизнь. Сквозь ткань проглядывались кости. Теперь Раамсес был уверен, что плоти у него не было. Почти не было. Только на лице.       — Так тебе будет привычнее и легче, — сказал он. — Я не могу создавать плоть, потому что у меня другое тело. Иначе сделанное, вот и приходится мучиться, пытаться как-то походить на людей, чтобы их не пугать. Я с самого начала на тебя хотел посмотреть, не удержался.       Сет улыбнулся, наклонился к уху и тихо прошептал:       — А теперь расскажу, что это было за воспоминание, держащее в этом мире. Мы уже встречались. Твоя жизнь от царства к царству удивительно одинакова. Но никогда бы не подумал, что в итоге влюблюсь в наши разговоры. Что же, пора возвращаться в твой мир.       Раамсес не успел ответить: песок закружился перед глазами и хитро блестящий глаз Апопа растворился в темноте Дуата. Наконец-то всё успокоилось. Осталась только пустыня. Та самая, в которую так часто приходилось убегать, следуя за голосами. Интересно, почему не домой? Но ответ нашёлся очень быстро:       — И всё же мне это не нравится, — прошептал Сет. — Иалу повержен, но чувствую, что это не конец. Кто же за ним стоит? Кто?       — Может, этот бог не сунется сюда? Зачем ему показываться после поражения?       — Не знаю. Я и сам ничего не могу понять. Зачем кому-то тебя убивать? Это не те, кто присутствуют на суде, они и там могут всё решить. Спешить ради смертного не станут.       — Верно, но ты удивительно медленно соображаешь, — Сехмет появилась из песчаного вихря, поправила волосы.       Сет вздрогнул, сжал руку сильнее, до боли, до выступивших слёз. Кажется, он и сам не мог поверить в то, что видит. Сехмет всегда была приветливой, пусть и недовольной. Она помогала с ранеными, и Раамсес это знал. Богиня, готовая отдать жизнь за Ра и фараона. Богиня войны. Подруга.       — И чего ты добиваешься? — осторожно спросил Сет.       — Ты не достоин быть частью нашего мира! Твоё место в Дуате. Это я должна быть единственной богиней войны. Только я! Ты даже не пытаешься быть богом. Ты кто-угодно, но не божество. Позабыл о правилах, испортил душу. Мы — носители чистой души с одним лишь изъяном. А ты, подобно людям, собрал целую кучу. И после этого зовёшь себя богом? Богом войны? Ты — тьма!       Сет удивлённо прокашлялся, словно эти слова застряли у него в глотке. Мягко выпустил руку, подталкивая назад, за свою спину. Раамсес не мог ничего сказать, да и сделать тоже. Он не верил тому, что слышал. Богиня, которая никакого отношения к Сету не имела, начала засматриваться на его место. Это безумие.       — Но человека ты зачем в это впутываешь?       — Я впутываю? Ты впутываешь! Ты и только ты! Любовь… У нас нет любви с людьми. Потому мы и боги. А ты каждый раз привязываешься к нему, каждый раз! Говоришь, раскрываешь наши тайны и наивно влюбляешься. Эта душа должна исчезнуть, раз она так плохо на тебя влияет. В этот раз она не должна пройти суд.       Раамсес вздрогнул. Перед глазами пронеслось странное воспоминание. Оно вспыхнуло всего на мгновение, но успело глубоко засесть в чувства. Разговор с Сетом. Разговор, который был до потери памяти. Тогда они даже смеялись, обсуждая прошлое. Тогда всё было иначе, но что творится сейчас?       — Хочешь занять моё место? Так занимай! Подойди к Ра, предложи ему. Зачем вокруг меня крутиться?       — Я подходила. Он твердит, что это невозможно, что мы не можем нарушать правила, созданные до чудовищ. Безумие! Но ты раскрываешь тайны мироздания людям. Тайны, которые даже не всем богам известны. Сет, я хочу как лучше. Тебе не место среди нас. Тебе ведь лучше в Дуате. Я подожду, раз этого хочет Ра. Но твоя любовь… должна исчезнуть. На этом у меня всё.       Сехмет растворилась в песке, словно её и не было. Незавершённость разговора давила на голову, Раамсес глубоко вдохнул и внимательно посмотрел в глаза. Чего только не было в этом алом взгляде. Внезапно Сет протянул руку, словно хотел чего-то.       — Значит, она хочет твоей смерти. Хорошо. Раамсес, пойдёшь со мной?       — Я ведь уже говорил, что да.       — А если я совсем потеряю связь с земным миром, если стану настоящей частью тьмы, если Дуат останется моим домом? Всё равно пойдёшь?       Раамсес вздохнул, взял его за руку. Ему не хотелось отвечать. Ответ и так был ясен. Ему больше нечего делать среди людей. Не за что бороться. Мать слабела с каждым днём, но ещё не знала, что ей уготована приятная судьба. Или же знала… Братья не хотели от него ничего. Астиагей и человеком никогда не был. А вот в Дуате было на удивление спокойно. В вечной ночи, освещенной звёздами, в сладком запахе благовоний, в спокойной реке седьмого зала, в тёплых руках любимого... человека.       Раамсес уткнулся лбом в плечо, мысленно соглашаясь со всем. Пусть так. Но с Сетом действительно так спокойно. Пусть будет так. Тихий заговорщицкий шепот прозвучал у самого уха:       — Я заберу тебя с собой.