Крови не хватит на всех

Антошин вошел в допросную, и его снова едва не вырвало. Тошнотворный, сладковатый запах крови, стоявший в комнате, был настолько густым, что, казалось, его можно резать ножом. Денис, зажимая рот и нос рукой, подобрался к трупу, пытаясь преодолеть рвотные позывы и все-таки сделать то, что от него требовалось. Стараясь не испачкаться кровью, которая растекалась под телом по серо-бурому полу, Денис обогнул труп и подошел к окну. Открыть ставни и отодвинуть решетки за ними он без труда сумел за пару минут. Дальше дело застопорилось. Труп нужно было перекинуть через подоконник, не испачкав откосы и не испачкавшись в крови самому. Учитывая состояние трупа, это было сделать практически невозможно. В идеале, жмурика можно было во что-то замотать и тогда потери были бы минимальными. Но что можно найти в два часа ночи в родном ОВД, да еще и такого размера, чтобы завернуть тело взрослого мужчины? Фантазия Дениса совершенно иссякла, и тогда на помощь ему неожиданно пришел Карпов. Стас вошел в допросную, неся в руках кусок брезента. Дэн видел этот брезент всего лишь раз, когда они ездили за город избавляться от трупа очередного неугодного Стасу человека. По крайней мере, опера тогда так думали. Труп был очень изуродован, и причину смерти на первый взгляд установить было невозможно. Кто же знал, что и тогда они просто-напросто выкидывали очередной жертву клыков Стаса. Дэн вопросительно посмотрел на начальника. – На, возьми! – всучил ему в руки кусок брезента Карпов. – Не забудь вернуть, брезент дежурный. Начальство отбыло в известном направлении, оставив оперативника разгребать те проблемы, которые оно ему создало. Денис накрыл труп брезентом и перевернул тело, как-то умудрившись не заляпать одежду кровью. Удивительным акробатическим кульбитом он смог перетащить тело, закутанное в брезент, на подоконник и перевалить через него. Оставалось поправить решетки на окне, смыть следы крови и, сделав невинный вид, выйти из ОВД. Свободы передвижения во время дежурства оперативники и следователи не лишались, они всего лишь должны были оставаться в зоне досягаемости и не выключать телефоны. Как ни странно, дежурный даже не спросил у Дэна, куда он дел задержанного. Скорее всего, к нему уже наведался начальник СКМ. Денис вышел из ОВД и остановился на крыльце закурить. Руки нервно дрожали, и он долго не мог прикурить от зажигалки. Денис мечтал сейчас только об одном: оказаться в теплой постели рядом со своей девушкой. Настя уже давно жалуется, что почти не видит его дома. Ничего удивительного, потому что Денис то постоянно срывается куда-то по поручению Стаса, то участвует в очередных затеях Глухарева. Работа начала занимать в жизни опера слишком много времени, и это не могло не настораживать его любимую девушку. – Что стоим, кого ждем? Дэн чуть ли не подпрыгнул от неожиданности, когда услышал голос Карпова за спиной. Тот был безупречно спокоен. По крайней мере, внешне. Карпов стоял слишком близко, и вторжение в личное пространство будоражило разум Дениса. Стас был сгустком чистого адреналина, который подобно шаровой молнии мог возникнуть ниоткуда и исчезнуть вникуда. – Сейчас перекурю и пойду, – огрызнулся Денис, развернувшись, от греха подальше, к подполковнику. Удар лучше принимать лицом к лицу, оперативника учил этому сам Стас. – Хорошо. Возьми ключи от моей машины, лопата в багажнике, – кинул вполне предсказуемо не успевшему среагировать оперативнику ключи от «Инфинити» Стас. – И не щелкай клювом, иначе по нему и получишь. Прошло уже пару минут, как Карпов ушел, а Дэн все еще стоял, смотря на закрывшуюся за начальником СКМ дверь. С одной стороны, он докуривал сигарету, которая тлела в его успокоившихся руках, а с другой, он подсознательно ждал, что Стас снова выйдет к нему. Он и сам не знал, что ожидать от начальника, но в глубине души теплилась надежда, что Карпов возьмет на себя унизительные меры по избавлению от трупа. Возиться с убитым Денису не хотелось вовсе, но приказ начальника есть приказ. Уж лучше заняться жмуриком, чем проигнорировать слова Стаса, а потом ожидать от него удара ножом в спину или пули в лоб. То, что на это его начальник вполне способен, Антошин был уверен. Подождав для верности еще пару минут, он направился к автомобилю Карпова. Джип Стаса стоял на служебной стоянке. Больше автомобилей на стоянке не было, потому что на дежурстве сегодня был только Денис. Глухарев же, который тоже фактически был на дежурстве, уже давно досматривал десятый сон в своем кабинете. Свой автомобиль он сдал в автосервис для починки глушителя. Антошин снял автомобиль Стаса с сигнализации и подошел ближе. «Инфинити» Стаса всегда внушала ему уважение, впрочем, как и ее хозяин. Автомобиль, словно огромное ручное животное, всегда безукоризненно повиновался любому желанию Карпова. На то, чтобы его «питомец» был всегда в строю и «в боевой готовности», Стас не жалел ни денег, ни времени. «Инфинити» всегда блестела чистотой, черный кожаный салон обволакивал уютной мягкостью, руль повиновался малейшему мановению рук хозяина, а сцепление с дорогой джип держал такое, что даже в бешеной погоне вписывался в самые крутые повороты, где немудрено было улететь в кювет любой другой машине. Денис открыл багажник автомобиля, вытащил лопату и снова закрыв, поставил на сигнализацию. Какая-то доля сожаления о том, что у него нет такого авто, мелькнула на задворках его подсознания. Не то, чтобы он получал мало на работе оперативником и не мог себе такую машину позволить. Ни для кого не было секретом, что опера Карпова живут не на одну зарплату. Рядом со Стасом, как и с любым проявлением его жизни, любой бы почувствовал себя ущербным. Сам ли это был подполковник, его машина ли, кабинет ли, одежда, оружие – все было пропитано тем агрессивным превосходством, которое, как флер, всегда оставлял за собой Карпов. Возможно, Стас этого уже не воспринимал, но его ненавидели в большей степени именно за это. За то, что он ведет себя всегда так, словно существует вне всяких законов, за то, что действует, примеряя на себя маску Бога, карая и награждая, верша свой суд. Дэн подогнал свое авто к окнам допросной. Совершить такой маневр глубокой ночью было донельзя просто, никто и не вздумал бы представить, что по ночам из ОВД «Пятницкий» вывозят трупы. Темный куль лежал под окнами, там, куда его вышвырнул Денис. Он взял тело на руки, стараясь не испачкаться, и загрузил в багажник автомобиля. Теперь предстояло самое сложное – полуторачасовая прогулка в лесополосу, физические нагрузки, а позже, по приезду, пожизненные угрызения совести. Странно, но Денис всегда был совестливым и не мог себя изменить. Эта совестливость жила где-то в глубине души. Жизнь, работа, все проблемы, которые разом обрушились на Дениса, не изменили его отношения к убийствам – в том числе тем, которые ему самому приходилось совершать. Он всегда считал, что убивать людей – это нехорошо. Даже таких людей, которых едва носит земля. Даже таких людей, которые заслуживают смерти. Каждый удар судьбы отзывался в Денисе дикой болью. Он отчаянно цеплялся за те скудные понятия добра и зла, которые его работа периодически переворачивала с ног на голову. Антошин сопротивлялся тому катку, который раскатывал его раз за разом, делая все тоньше, все слабее. Попытки понять, какого черта, он, собственно, делает в СКМ, неминуемо заканчивались недельными запоями, из которых начальство вытаскивало Дениса буквально за шкирку. Антошин знал: Серега Глухарев - его лучший друг, постоянно ломает голову над тем, как ему помочь. Денис не всегда мог рассказать Сереже о своих душевных терзаниях. О некоторых вещах, которые он выполнял по поручению Карпова, нельзя было не только рассказывать, но даже думать. Сергей бы его не только не понял, но начал бы осуждать, разочаровался в нем, как в человеке, а этого Денис точно не хотел. Переваривать все внутри себя – свои сомнения, переживания, догадки – сложно, но стойкости Денису в этом было не занимать. Он привык жить с ощущением того, что в затылок ему упирается холодное дуло пистолета Макарова, и каждое неверное движение грозит неминуемой гибелью. Асфальтоукладчиком в процессе подгона парня под себя выступал сам Стас. Кто знает, скольким еще парням до Антошина он сломал психику, давя своим авторитетом, вызывая суеверный страх, дикую ненависть и лишь в редких случаях – подобострастное обожание?! Денис точно не знал, он мог лишь предполагать. Как мог лишь предполагать то, кем на самом деле является его начальник. Стас не подпускал к себе людей ближе, чем на расстояние удара или выстрела. Каждый, кто подходил ближе отведенного расстояния, как правило, уже не имел возможности провести глубинный анализ мотивов и целей подполковника Карпова. Мертвым не интересно положение вещей… Исключений не было. Не должно было быть. До тех пор, как появился Антошин. Стас присматривался к нему недолго. Сразу в обойму, всего и дел-то! Затянутый в болото грязных дел, «левака», «доек», прессинга и «крыши» человек либо тонул раз и навсегда, унося с собой все тайны, либо никогда уже не выбирался из него, балансируя на поверхности, но погрязший по грудь. Таким стал и Антошин. Быстро, но не без потерь. Отчаянно сопротивляющийся дрессировке «борзый» щенок Дэн не мог не вызывать у начальника легкое раздражение. Дениса давили, как и всех, жестко, без предоставления права выбора, на чьей он стороне. Была лишь одна сторона – сторона Карпова. Стас и его опера ломали все стереотипы Дениса, моральные принципы, взгляды, которые складывались всю жизнь. Это была свора хищников, которая не знала жалости. Их связывала крепкая круговая порука, каждый из них, словно звено цепи, был связан с последующим и предыдущим. СКМ не давал клятв, их поддерживала жажда наживы, крови и страх за свою собственную шкуру. Криминальная милиция, возглавляемая подполковником Карповым, была не просто бандой из пятнадцати отморозков, как называла их начальник ОВД Зимина. СКМ строился не на основе дружбы, нет, на основе полного, тотального подчинения, железной дисциплины и преданности, которая заставляла оперов быть готовыми на все, лишь бы прикрыть спины своих собратьев по оружию. Преданность вознаграждалась по заслугам, за предательство карали строго, трусов среди оперов не было, не в меру болтливых тоже. Весь костяк СКМ был спаян и сработан, как цепь, в которой каждое звено было не раз проверено на прочность. Опера жили по своим законом, законам «естественного отбора» подполковника Стаса Карпова. К вящему своему удивлению, Денис стал замечать, что пользуется привилегиями. Если так можно назвать то, что начальник спокойно выслушивал его дерзости, а он был еще жив. В который раз, балансируя на грани того, чтобы получить пулю в лоб, Денис анализировал каждый шаг Карпова, все больше и больше теряясь в догадках, касающихся реальных подоплек действий Стаса. Дэн просто не мог представить, что такого монстра, как начальник СКМ, еще не убили. Это могло означать только одно – Стас был не так прост. Любая беспричинная агрессия и апломб весьма предсказуемы, и через их призму все действия кажутся понятными. Подполковник же был агрессивен и жесток, но как-то по-своему, сообразно со своими внутренними ориентирами, которые соблюдал сам и заставлял соблюдать своих оперативников. С самого начала своей службы и по сей день Антошина раздирали сомнения относительно своего начальника. С одной стороны он испытывал какое-то животное, щенячье восхищение, наблюдая за тем, как работает Стас, а с другой стороны вся его человеческая сущность противостояла его методам работы, внушая ужас и отвращение к непосредственному начальству. Будь психика Дениса чуть слабее, он бы уже давно ушел со службы и запил со страшной силой под влиянием внешнего давления и внутренних вопросов, на которые нельзя найти ответы. Однако любопытство подстегивало его каждый раз, когда он задирал Стаса. Денис хотел понять, насколько далеко тот может зайти в своей лютой ненависти к окружающему миру. Ну не мог поверить Антошин, что эта иссушающая злоба в Карпове не оставила ничего человеческого! Так не бывает, твердил он себе раз за разом. Человек не может жить без души, а душа от такой ненависти и жестокости просто сгниет изнутри. Карпов был кем угодно, но не гнилым человеком. Даже в глазах униженных им людей. Подполковник мог внушать суеверный ужас своими поступками, но в то же время восхищать великодушием и благородством. На то, чтобы понять Стаса, грозила уйти вся сознательная жизнь Антошина, но опер был уверен, что в его начальстве кроется что-то, чего он не понимает. Чего не понимает никто. И это что-то стоит того, чтобы потратить на разгадку всю свою жизнь.