Крови не хватит на всех

Антошин думал, что эта ухабистая грунтовая дорога никогда не кончится. Как и тот кошмар, в который уже давно превратилась его жизнь. Во многом благодаря Стасу Карпову. Странно, но Денис не чувствовал ненависти к этому человеку. Вернее чувствовал, но время от времени, не всегда и уж точно не в этот момент. Само собой, когда закапываешь труп, тем более под начинающимся снегопадом и на пронизывающем ветру, сложно отвлекаться на какие-то сторонние мысли. Антошин хотел быстро завершить дела и вернуться домой, к любимой девушке. Дэн был уверен, что за отсутствие на рабочем месте во время дежурства ему не попадет от начальства. Само собой, ведь именно его, начальства, косяки, Антошин сейчас заметал землей и снегом. Денис положил труп в брезенте на край ямы, которую он вырыл не без труда, испачкавшись, как последняя свинья. Потом он развернул брезент с одного края, потянул, и тело, перевернувшись, кулем упало на дно ямы. Антошин, потерявший на миг чувство равновесия, чуть не ухнул в яму вслед за телефоном вместе со штатным куском брезента. Он едва успел опереться на черенок лопаты Стаса, торчавшей у кучки разрытой земли. У Дениса оказалась хорошая реакция, но недостаточная для того, чтобы другой рукой поймать сотовый телефон, который благополучно вывалился у него из кармана прямо в могилу к "жмурику". Продрогшему и грязному оперу жутко не хотелось этого делать, но ему пришлось спрыгнуть вниз, прямо на труп, чтобы достать телефон. Денис несколько раз упомянул про себя неизвестно чью мать, потому что в кромешной темноте нельзя было понять, куда именно свалился его агрегат телефонного беспредела. Словно бы сжалившись над бедным Денисом, на телефон пришла смс, осветив экран. Опер поднял телефон, осветивший ярким светом почти всю могилу, включая труп. И вот тут в мозгу у Дениса щелкнуло, все кусочки пазла вдруг сложились в одну четкую картину. Катализатором прозрения оказался вид раны на шее умершего бомжа. Денис не особо присматривался к трупу, пока выкидывал его из окна, заворачивал в брезент или закидывал в багажник. Теперь же свет экрана упал на разорванное горло, и перед глазами опера тут же всплыла картинка, аналогичная этой. Недавно они смотрели с Настей вечерний выпуск чрезвычайных новостей. Выдался какой-то очень свободный вечер, а такие были для оперативника из СКМ Карпова редкостью. Денис с Настей решили провести этот вечер только вдвоем, валяясь в постели и наслаждаясь друг другом. По телевизору передавали репортаж об эпидемии бешенства среди столичных бродячих собак. Оказалось, что обезумевшие животные уже начали нападать на людей. Почти точно такой же труп с разорванным горлом показали крупным планом. Диктор за кадром объявлял, что этого несчастного гражданина порвала стая бездомных животных, попавших во власть заболевания. В Москве начался отлов и отстрел бешеных собак. Денис замотал головой и начал выбираться из ямы, которую пару минут назад сам же и вырыл. Щелкнуло-то у него в мозгу феерично, но он уже начал опасаться, как бы он не слетел с катушек, тем более с этой нервной работой. Аналогичный случай, видите ли. Откуда взяться в отделе полиции стае бешеных бродячих собак, черт подери?! Да еще в закрытом на ключ помещении?! Денис безуспешно пытался уверить себя в нереальности произошедшего, но доводы здравого смысла возобладали. Не было там стаи собак. Просто не могло быть. Потому что был бомж, была допросная и был Стас. Только Стас. И, черт его знает, как он смог это сделать и почему он это сделал, но порвать этому несчастному горло мог только начальник СКМ. "Звериный", "волчий" характер, говорили о Стасе все. Но Денис не верил, просто не мог поверить, что нет ничего, что может задеть Стаса или вывести его из душевного равновесия. Никогда не верил, что для его начальника нет ничего святого. Но теперь... Уверенность Дэна поколебалась, да настолько, что, казалось, стоит дунуть ветерку, как стена эта развалиться под натиском доводов. Стас – зверь, лютый зверь, в этом Денис теперь не сомневался. Какой?! Вот этого он не знал, да и не хотел знать. С него хватит, решил Антошин. Хватит этого бреда, слишком все это сложно для такого простого парня, как он. Парня, которого даже эта сумасшедшая жизнь не смогла сломать. Парня, который еще не сошел с ума, хотя не раз балансировал на грани, останавливаясь на миг перед препятствиями, которые казались на первый взгляд непосильными. Денис быстро закопал могилу и оседлал своего "железного коня". Он пытался заставить мозг блаженно опустеть, потому что черепная коробка оперативника была не резиновой, и от роя безумных, несдержанных мыслей ее просто начало рвать на мелкие кусочки. С грехом пополам Денис успокоился, решив, что если и переступит порог родного ОВД, то только для того, чтобы написать рапорт "по собственному". А сейчас ему срочно и крайне необходимо было ужраться вусмерть водочкой, потому что иного выхода избавить себя от душевных терзаний, да и от слишком несуразных и фантастических размышлений, он не видел.

***

Стас пил сегодня так, как не пил, наверное, никогда в жизни. Официантка круглосуточного кафе принесла ему уже третью бутылку водки, а он все еще не опьянел. Стас был мужчиной крепким, закаленным не только в боевых перестрелках, но и попойках. Споить его было сложно, но возможно, при должной доле энтузиазма и творческом подходе к делу. Однако, как оказалось, не в этот день. Организм Стаса словно восстал против своего хозяина. Обжигающие потоки алкоголя, опрокидываясь в желудок, не смывали боли и не смазывали лицо его последней жертвы, зависшее перед глазами Стаса. Подполковник не пьянел, сколько бы он ни пил. Казалось, его просто не брал хмель. Стас твердо знал, что на помощь со стороны он не может рассчитывать. Подполковник всю свою жизнь "одинокого волка" доверял только себе и рассчитывал только на себя, свои навыки, свой профессионализм и свой авторитет. Но теперь все это не могло ему помочь. Теперь он сам подводил себя. Единственный человек, которому Стас мог доверять, подвел его. Если долго считать себя психом, то выход всегда найдется. Стас вышел из забегаловки на улицу, поеживаясь от холода и пряча лицо в воротник темного драпового пальто. Начиналась метель, но это уже не имело никакого смысла. Подполковник двинулся куда-то, почти не разбирая дороги. Ладонь привычно холодил левый пистолет Макарова, а в голове вдруг все прояснилось и опустело. Карпов точно знал, что хуже ему уже точно не будет. Он устал и знал, на что идет. Шаг за шагом... Светофор и перекресток... Стас остановился и поднял голову, подставляя лицо крупным хлопьям снега, ловя снежинки губами. Губами, на которых до сих пор еще чувствовался привкус крови. Снег лежал на его лице, не тая. Дышать было трудно, больно. Но не больнее, чем жить с такой ношей. С кровью на губах, которую не смыть. Жажда свернулась в клубок в организме Стаса, разрывая внутренности изнутри, опаляя жаром и выпаривая весь минимум опьянения. Это было то, за что Стас ненавидел себя больше всего. Желудок выворачивало наизнанку. Жажда и голод туманили разум хуже любого алкоголя. Десны саднили, предвещая скорую трансформацию. Стас терпеть не мог эти мерзопакостные ощущения, когда все его тело выходило из-под контроля ради удовлетворения одной единственной прихоти – жажды крови. Подполковник знал, что никогда не сможет к этому привыкнуть. Впрочем, он и не собирался затягивать весь этот бред, который уже и так слишком долго приносил ему одни страдания. Стас медленно опустился на колени посреди дороги, прямо в лужу грязной воды, прикрытую тонким слоем снега. Мужчине было плевать на холод и слякоть, пронизывающий ветер и людей, которые с испугом смотрели на него. Вот девушка прошла, зябко кутаясь в пальто, из-под шарфа виден только розовый нос и большие, словно у оленя, глаза. Ее кудрявые локоны припорошены снегом, она медленно идет, боясь поскользнуться на дороге и испачкать новые сапожки. Но Стас видел не ее пальто или сапожки. Он видел горящим и голодным взглядом пульсирующую под кожей вену, ощущая ритм биения сердца девушки у себя на губах. Стук этот отдавался в ушах сладкозвучным эхом. Карпов заорал так, что птицы взлетели с деревьев, оглашая затихшие улицы хлопаньем крыльев. Редкие прохожие отшатнулись от сидящего на перекрестке человека, спеша ретироваться с места действия от греха подальше. Это было хорошо. Это было очень хорошо. Стас не хотел, чтобы кто-то видел его теперь, таким. Он не хотел, чтобы его посчитали жалким и никчемным. Может быть, это был самый отважный поступок в его жизни, но всем окружающим это не нужно было знать. Они не знали всей картины событий, а значит – не смогли бы понять. Стас снова был на высоте. Он знал, что делать. Он снова оставлял выбор и последнее слово за собой. Никто не имеет право навязывать ему расклад, в какой бы жопе он ни был. Никто, даже сама судьба... Карпов снял пистолет с предохранителя и взвел курок. Холодное дуло "Макарова" он просунул к себе в рот, отчасти, чтобы наверняка вышибить себе мозги, а отчасти для того, чтобы хоть перед смертью не чувствовать этой тошнотворной жажды. Будь подполковник верующим, он бы помолился, но он уже не верил... Никому и ни во что...