Крови не хватит на всех

– Стас!!! Денис снова кричал, срывая голос, задыхаясь от бега. Он хотел привлечь внимание, заставить Стаса переключиться на что-то другое и оставить попытки лишить себя жизни. Что-то инстинктивно подсказывало ему, что подполковник одними попытками не ограничится. Стас всегда доводил до конца то, чего хотел. Полминуты назад, когда Дэн парковался у забегаловки, где увидел джип Стаса, он услышал дикий, нечеловеческий крик. Антошин тут же помчался в сторону дороги, туда, откуда доносился звук, ведь там явно кого-то убивали или насиловали. По-другому быть просто не могло. Он и представить не мог, что увидит Стаса там, на дороге, в грязи, с пистолетом и явно пытающегося свести счеты с жизнью. Карпов, казалось, не слышал Дениса. А может быть, делал вид, что не слышит, но это уже сам черт не смог бы разобрать. Единственное, чего хотел сейчас Денис, чтобы произошла осечка. Или... Или просто оказаться ближе, чем он был сейчас, к этому человеку. Он хотел понять, что его сейчас подталкивает на то ужасное, чем он хочет отомстить своей жизни, окружающим людям и самому себе. – Стас!!! Перестань дурить, черт тебя возьми!!! Снова молчание в ответ. Подполковник все еще стоит на коленях на асфальте, но на курок не нажимает. Выжидает что-то?! Денис ломал голову, что хочет сделать Стас в следующую секунду. Он боялся приблизиться еще на пару метров, потому что тогда Карпов точно бы вышиб себе мозги. Они всегда так делают, эти гребаные самоубийцы! Черт, да что он думает?! Это же Стас! К нему вообще никакие правила "для всех" применять нельзя! Денис уверенно шагнул вперед, сокращая расстояние между собой и своим начальником до минимума. Теперь оперативник был у кромки асфальтового покрытия, а Стас стоял на коленях ровно посередине дороги. Антошин посмотрел по сторонам, пытаясь понять, кого можно позвать на помощь. Улица опустела уже давно, еще после крика Стаса. Изюминкой мышления нашего народа всегда было то, что ему становится абсолютно наплевать, когда дело касается других людей. Всемирный пофигизм служил и служит защитной реакцией на суровые условия жизни в России. Денис вдруг не к месту вспомнил голливудские блокбастеры, в которых самоубийц или террористов, которые грозят миру, обычно разводят "на поговорить". Оперативнику ничего не оставалось теперь, кроме как взять на себя роль главного переговорщика. Насколько этот метод подействует, он сказать не мог, но и стоять тут тупо и смотреть, как человек себя убивает, тоже. То, что это технически мог быть и не человек, ему вдруг стало плевать. Антошин просто не представлял своей жизни без этой хищной ухмылки, светло-болотных глаз, грузной "медвежьей" поступи и явного ощущения опасности, которое исходило от Стаса. Опер даже и не заметил, как человек, которого он терпеть не мог, стал неотъемлемой частью его жизни. Настолько неотъемлемой, что если она исчезнет, то жизнь его грозит стать такой же, как у инвалида без руки или ноги – неполноценной. – Стас, не дури, давай поговорим! Ага, прекрасно! Обычно после таких фраз и пускают себе пулю в лоб. Антошина трясло, знобило, лихорадило. Он не мог понять, что с ним происходит. Страх ли это? Нетерпение может быть? Жалость? Ненависть? Неужели люди способны чувствовать столько всего одновременно? Подполковник вынул ствол изо рта и поднес его к виску. – Давай поговорим, Дэн! – хрипло крикнул Стас с дороги. – Думай быстрее, стреляю на счет раз! Денис лихорадочно перебирал в голове возможные варианты фраз, которые обладали хотя бы минимальной возможностью оттянуть выстрел. Любые стройные логические цепочки разрушались и превращались в прах, когда оперативник смотрел вперед, перед собой, видя своего начальника на холодной, грязной, серой земле, с дулом у виска, постаревшего в один миг словно на тысячу лет. – Это глупо! – выкрикнул в отчаянии Дэн. Здравая мысль, однако. Стас никогда не совершал необдуманных поступков. Любое даже самое жестокое и отвратительное его действие всегда было частью продуманного плана, тщательного анализа всех возможных раскладов. Обыкновенно, Карпов никогда не подставлял своих парней, если схема была темная и мутная. Он брал огонь на себя, как было всегда. Как было и теперь. Ни с кем особо не церемонясь и не делясь, он просто решил исчезнуть. Это было как минимум эгоистично, но кто, как не он, заслужил возможность побыть эгоистом хотя бы сейчас? Хотя бы перед самым концом он мог спокойно, не оглядываясь, шагнуть в пропасть, в которую бесчисленное количество раз толкал сам. – Допустим, – ощетинился Стас, – а это что-то меняет? Нет. Денис знал это. Для Карпова уже ничто никогда не будет прежним. Ничто и никогда не изменит его жизнь в лучшую сторону. Теперь он это окончательно понял. Стас плотнее прижал дуло к виску. Он явно не хотел и не имел права оставлять себя в живых. Если Дэн и в состоянии был что-то сделать, то это нужно было делать сейчас. Иначе будет поздно... В нос подполковнику вдруг ударил резкий, солоноватый запах крови, царапая и обжигая горло, он проник в легкие, делая жажду еще более невыносимой. Подполковник замотал головой, пытаясь стряхнуть невыносимое наваждение, которое мучило его уже так давно. Это оказалось невозможным, потому что где-то рядом, явно и очень близко, текла живая, горячая и вкусная кровь. Стас судорожно втянул воздух носом, как какое-то дикое животное, и повернул голову в ту сторону, откуда шел запах. На бордюре стоял Антошин, руки которого были разбиты в кровь. Этот явный самоубийца, который знал секрет Стаса. Вампир теперь был просто уверен, что Денис все знает. Парень просто отвесил пару прямых ударов ни в чем не повинному бетонному столбу, на верхушке которого красовался знак "Главная дорога". Капли крови медленно стекали по рукам парня, сжатым в кулаки. Костяшки, сбитые в кровь о неровную поверхность бетона, адски ныли, но опер с выражением крайней решимости на лице просто стоял и наблюдал за реакцией вампира. – Дэн, пошел к черту! Это не твое дело! – прокричал Стас, вставая с колен. Он уже чертовски продрог сидя на асфальте, но теперь, когда обращение едва не накрыло его с головой, сердце разгоняло по венам адреналин с бешеной скоростью. Стас трясло, он просто сходил с ума, как было всегда, когда он видел текущую кровь. Подполковник понял, еще чуть-чуть и он сорвется, а это грозило огромными проблемами для Антошина. – Дэн! Пошел вон! Быстро, я сказал, сука... Карпов срывался уже на истеричный крик, не в силах выровнять дыхание, унять шипение, вырывающееся из груди вместо нормальных, членораздельных звуков. Он был на грани того, чтобы обратиться и, одним прыжком настигнув свою жертву, впиться клыками в его горло. Остатки разума кричали ему, что или ему, или этому сумасшедшему парню, каким-то образом разгадавшего его загадку, стоит бежать отсюда сломя голову. Антошин стоял там, у края дороги, и не реагировал на крики подполковника. Более того, он даже, казалось, делал шаг вперед, вместо нескольких шагов назад, каждый раз, когда слышал хриплый баритон начальника. – Мне не страшно, Стас! – крикнул Дэн, как будто в пустоту, как будто стараясь отвлечь Стаса от дурных мыслей. – Рядом с тобой мне нигде и никогда не бывает страшно. Карпова уже почти вывернуло наизнанку. Боль сковывала изнутри, не давая здраво мыслить, мозг полыхал, желудок сворачивался в комок от жажды. Все эти симптомы Стас переживал уже не раз, но сейчас они были какими-то другими. Острее, что ли, весомее... Подполковник уже настолько устал, что боялся не выдержать и поддаться искушению. А тогда... Тогда ему уже не будет прощения. Он сам себя приговорит. Навсегда. На веки вечные. Потому что он убьет своего соратника, того, кто неизменно прикрывал его грешную спину. – Зря ты меня не боишься! – угрожающе произнес Карпов, снова падая на колени, будто бы цепляясь за землю, чтобы не сорваться и не подбежать к Денису. – Я едва сдерживаюсь, чтобы не сожрать тебя с потрохами. – Я знаю! – голос Дениса слегка дрожал. От страха ли? Нет, скорее от холодного и пронизывающего до костей ветра. – Я все знаю о тебе, а если и не знаю, то догадываюсь. Прошу тебя, давай поговорим. Это не выход! – Кому как, – уклончиво хмыкнул Карпов, поднимая голову и смотря в сторону Дэна. Порыв ветра дунул со стороны стоящего оперативника и донес снова запах крови. Это было последнее связное ощущение, которое испытал подполковник-вампир. Он выпустил клыки и в один прыжок настиг свою жертву. Денис отступил на шаг, но тут же был закован в железные и цепкие объятия Карпова. – Зря ты меня не боишься, – уже совсем по-звериному прорычал Стас, выпуская клыки длиннее. Его взгляд полыхал безумием и голодом, в нем не осталось ничего человеческого. Он рывком притянул к себе парня плотнее, обхватывая его руками, на которых тут же отросли когти. – Я не боюсь тебя, – прошептал одними губами Денис, глядя в эти безумные глаза, так неслышно прошептал, что, казалось, ветер унес этот вызов всей системе, всему сознательному и рациональному миру, который рушился теперь перед ним. Стас рванул на себя куртку Антошина. Пуговицы на воротнике посыпались на мостовую, но это уже никого не волновало. Шея оперативника обнажилась и Карпов, словно завороженный, смотрел на жилку, бьющуюся у него под кожей, где-то в районе сонной артерии. Это был дурман, это было наваждение, с этим Стас не мог справиться. Он пытался побороть жажду, но она разрывала его изнутри, клыки впились в нижнюю губу, требуя не только своей крови. Стас впился клыками в кожу парня, пронзая шею, пронзая сонную артерию. До того, как поток крови хлынул в жадный рот вампира, он почувствовал на своем языке вкус кожи, мускусный, терпкий, чуть солоноватый. Разум его вдруг отошел на второй план, как и желание убить этого человека. Вдруг, неожиданно для него самого, возобладала другая страсть. Стаса накрыло бешеное, дикое, почти звериное возбуждение. В таких случаях ни разум, ни здравый смысл, ни жалкие потуги организма противиться своим позывам не могли помочь. Это были полный бред и наваждение. Стас не мог даже вспомнить, когда с ним вообще такое бывало в жизни. Подполковник не мог опомниться, а руки его, словно повинуясь невиданному инстинкту, уже стягивали с плеч оперативника куртку и кидали ее прямо на землю. Стаса сейчас абсолютно не смущало то, что, вполне вероятно, думал о нем оперативник. Хотя, судя по осоловевшим глазам Антошина, он был то ли в отключке, то ли ему и, правда, понравились манипуляции, которые с ним творил его начальник. Стас кусал его шею, вылизывая раны, слизывая кровь, текущую по коже, пьянея и зверея от вкуса кожи, смешанного с солоноватостью крови. Денис поначалу пытался издавать какие-то звуки, но, то ли ослабел от потери крови, то ли просто решил не противиться судьбе и замолк, обняв подполковника за шею. Карпов уложил парня на землю, раздевая его, расшвыривая в сторону остатки своей и его одежды. Он уже мало что соображал, когда руки его коснулись обнаженной кожи Дениса. Тот даже вздрогнул, кожа покрылась мелкими мурашками от холода, и Денис инстинктивно потянул к себе грузное тело подполковника, хватая его за плечи. Карпов был рад, что его жертва проявила хотя бы минимум инициативы, ведь изнасилование в его планы не входило, как бы возбужден он ни был. Стас старался себя убедить в этом, но с каждой лишней секундой, он терял "тормоза" все больше. Он, скалясь, накрыл это худощавое тело своим, осыпая колкими поцелуями-укусами обнаженную шею, плечи Дениса. Его нимало не смущало, что дул пронизывающий холод и под ними была почти сырая земля. Свое привычное драповое пальто Стас тоже постелил под них, рядом с тонкой курткой Дениса. Это их не спасало, но все же смягчало поверхность, на которой они лежали. Денис застонал, ощущая на себе чужие руки. Стас накрыл его губы своими, пачкая их кровью, облизывая, покусывая, вторгаясь языком в его личное пространство. Никаких мыслей, никакого здравого смысла, только животный инстинкт. Это животное желание безошибочно подсказывало, что делать Стасу. Подполковнику-вампиру ничего не оставалось, он не мог противиться. Впервые в жизни он подчинялся инстинктам, а не разуму. Стас разорвал на парне тонкий свитер, цепляя его длинными когтями, отросшими во время обращения. Когти впились в грудь оперативника, оставляя длинные царапины, с этим Карпов ничего не мог поделать. Он вылизывал каждую пядь кожи, сминая и вкушая ее вкус, начиная от истекающей кровью шеи, кончая животом. Кровавые разводы от губ и зубов вампира оставались на белоснежной коже, пока тот навязчиво спускался вниз, прокладывая путь к тому, что считал необходимым. Одним рывком Стас дернул вниз молнию джинсов Дениса, услышал протестующий возглас, но слишком уж он был тих. Денис истекал кровью, ослабевал и почти впадал в забытье. Карпов стянул через голову свой свитер, откидывая его в сторону. Все тело просто безумно зудело от желания избавиться от всех мешающих тряпок, особенно в самых чувствительных местах. Он расстегнул ремень и молнию своих брюк, высвобождая пульсирующий, внушительный стояк. Плоть требовала разрядки, тут же, без всякого промедления. Редкие здравые мысли еще проскальзывали в опустевшей голове подполковника. Он делал что-то из ряда вон выходящее, что-то безумное, он и сам ощущал это. Но гораздо больше его разум, душа и тело ощущали желание. Нет, скорее всего, это было не желание даже, а страсть, похоть, безумие. Все, что угодно, но только не такое слабое слово и понятие, как "желание". Оперативник внизу прекратил сопротивляться и закрыл глаза. Только по судорожным вздохам, рваному дыханию и стонам можно было понять, что он еще жив. Стас сдернул с парня белье и брюки, высвобождая длинные, накаченные ноги, покрытые мелкой порослью темных волос. Ноги парня безвольно лежали так, как их уложил вампир. Сложно было понять, изнасилование это или убийство, но Стас выключил все проснувшиеся эмоции, вновь продолжая то, чего страстно требовало тело. Он приподнял ноги Антошина, согнув их в коленях. На какой-то миг ему показалось, что парень и сам помогает, двигая ногами и принимая более удобное положение для замысла Карпова. Он приставил головку своего члена к колечку мышц, одним коротким толчком проникая вглубь на уровень головки. Дикий, нечеловеческий крик сорвался с губ оперативника. Денис заерзал под грузным телом подполковника, но спастись уже не было никакой возможности. Стас крепко держал парня за бедра, смыкая ноги его у себя на пояснице. Резкими и короткими толчками, он проникал вглубь податливого тела, постепенно срываясь на длинные и глубокие. Плотное кольцо мышц сомкнулось на плоти Карпова, член буквально продирался в тело, с трудом, без всякой смазки. Да, сдавленно подумалось Стасу, это уже не секс, а насилие. Сдавленные стоны, протесты, крики Антошина Карпов гасил тут же, своими губами и языком. Он уже вколачивался на полную длину, совершенно не стесняясь, не контролируя ритм, а срываясь, словно балансируя на грани между жизнью и смертью. Грузное тело нависло над телом парня, тот то и дело поскуливал, словно Стас в своем вязком безумии делал что-то, что начинало ему нравиться. Возбужденная, пульсирующая плоть, солидных размеров стояк с пошлыми звуками проникал в тело парня, подтянутые яйца шлепались о его ягодицы. Это зрелище, а еще более этого ощущение власти, беспредельной власти над живым телом, над живым человеком, над тем парнем, который всегда, в сущности, ему нравился, сводило Стаса с ума, заставляя то замедляться на излете, то снова нагибаться над телом парня, пригвоздив его своим весом к земле и ускоряться, ускоряться, ускоряться... Еще больше, чем отклик своего организма на эту вакханалию, Карпова поразил стон Антошина, томный, тихий, и то, что его стояк (и когда только он, вернее его почти безвольное тело, смогло возбудиться), разрядился белесоватыми каплями на живот парня. Жар и теснота внутри вожделенного тела стала настолько невыносимой, Что Стасу казалось, будто его выкачивают. Он глубокими и размашистыми фрикциями довел себя до пика, склоняясь к Антошину и впиваясь клыками, губами и языком в сочащуюся кровью рану на его шее. В голове подполковника словно взорвался фейерверк. Мириады микровспышек скользили по нервным окончаниям организма вампира, направляясь прямо в мозг. Карпов обессилено рухнул рядом с безвольным и почти бездыханным телом своего оперативника, тут же пряча клыки и когти. Холод приводил его в себя. Он был зол, сыт и совершенно обессилен.