***
Иногда недостаточно любить человека, чтобы быть рядом с ним. Так бывает, и это нормально. Это ахуеть как нормально, учитывая, что нормальности в этом нет и ни капли. Я идиот. Осел. Кретин. Придурок. Имбицил. Сволочь. Поехавший… Сам же выдрал её их себя, своими же когтищами разодрал грудную клетку и отдал ей свое сердце, пусть оно ей и за ненадобностью, но это лучше чем хранить его самому. Его касаться — это пытка, даже ощущать или видеть — выше силы воли… Этот окровавленый кусок мяса, мышца, которая должна поддерживать организм и разгонять по нему кровь, кровь, блять, а не яд. Не ебучую смесь, которая разъедает всё внутри и вызывает желание выхаркать лёгкие. Да какие, к хуям, они лёгкие — они, пиздец, тяжёлые, словно в них не воздух, а космическая сила притяжения и всё. Хуево. От слова совсем, блядь, разве может быть настолько больно, настолько глубоко и щемяще, словно тебя раздирают изнутри, а ты, неугомонно, регенерируешь и всё повторяется, только на один пунктик сильнее. Хуже. Что может быть хуже, чем разбитое не сердце, а душа? Что? Она вообще есть, существует ли? Моя… этот нематериальный сгусток меня и так был весь изранен, один сплошной шрам от прошлого, прошлого, которое не изменить, прошлого, от которого не убежать. Прошлого, которое врывается в память кошмарами и тяжкими мигренями, прошлого, которое хочется выжечь из своей памяти. Но ведь этого мало, да? Я же, мать его, сильный и нервы у меня железные — всем глубоко плевать, что они истоньшились и я вечно на грани, так нет же… Всё, блять, верят, что я всё смогу, всё переживу и исправлю. Всемогущий Тсуруга Рен! Ха-ха, дважды… Да какими ебенями вы думаете? Бежать, бежать и бежать. Примерно этим я и занимался последние пару лет, и даже получилось загнать всё самое мерзкое, кровавое и тёмное глубоко внутрь себя и двигаться вперёд. Может, иногда через силу, иногда на автомате, а иногда и с радостью, но… это тёмное нечто разрасталось и бурлило внутри, тихонько подпитываясь любым негативом, до которого могло дотянуться. И это же надо было — вырваться во время игры. Пропустить через себя всю эту тьму и раствориться в ней, пусть и на пару мгновений, но выпустить ту часть, которая не только сосуществует с этой тьмой, но и питает её, да эта тьма и характер мой питает, что уж сказать. Мерзкий, наглый, самовлюбленный пятнадцатилетний щенок, который так и не вырос. Максимализм которого всегда граничил яростью и ненавистью. Жаждой крови. И всё ничего даже, жжется изнутри — ну и пусть, хочется разодрать любого, кто слово поперёк ставит — ладно, почесать об кого-то костяшки — всегда есть спортзал, но… Какого хрена всё самое мерзкое, что есть во мне, решило тянуться к девочке, благодаря которой, я не расстворился в ненависти и отчаянии. Каким образом что-то настолько тёмное притягивается к невероятно светлому? Это было хуже всего… желание осквернить, испачкать и опорочить собственного Ангела, низвергнуть её в пучину Гиенны и показать насколько её представление о мире ошибочно. Подчинить себе эту наивную нежность и забрать себе. Поглотить. Причинить огромное количество боли и страданий, чтобы оказаться с ней на одном уровне, чтобы… А зачем? Не понимал, долгое время не понимал или даже отказывался это принимать. Любовь? Смешно, не верил в это чувство и никогда о нём не мечтал, но… стрела маленького жирного уродца попала прямо в… самую гущу тёмных чувств. В саму сердцевину боли и желания уничтожить всё вокруг. И всё стало меняться. Все мысли и чувства, так же как и желания начали сходиться в одной точке — в её образе. Не важно имени, голосе, характере или внешности, просто эта девушка внезапно оказалась внутри очага моей тьмы. Я думал, что хуже и представить нельзя. Что наблюдать за ней из-под маски семпая и даже роли Тсуруги будет достаточно, что, возможно, однажды даже смогу объяснить часть того, чем она для меня стала — личный ангел и персональный дьявол. Девушка ставшая моей клеткой, но та, кто каким-то образом ощущала меня на инстинктивном уровне. Это казалось выше силы воли и желания быть рядом. Этого оказалось слишком мало, чтобы моя жадность не истекала слюной, а огненные зрачки желания не испепелили её. Всё рассыпалось. Опять… К этому невозможно привыкнуть, когда твой мир с самого детства любят рушить и ломать, когда в юном возрасте тебя ломает ещё и случай, когда это всё создаёт вокруг тебя клетку имени которой ты дать не можешь, и вот опять… Кроваво плачет внутри каждый орган, кровь же сочится наружу. Я весь кровоточу незримо. Я весь одна мучительно зависшая в пространстве капля крови и боли. И куда от этого деться, в кого упасть, кому себя отдать, только бы отболело — не знаю. Оно не отболит, оно не перестанет убивать и возрождать меня к новой агонии, оказывается любовь бьёт не слабее смерти. Оказывается, сердце не слушается рассудка, оно стоит на своём, даже если приносит невыносимые муки… Никакой наркотик не заменит это чувство, никакой алкоголь вместе с ним не вознесет на небеса. Ты падаешь вниз и продолжает тонуть, погружаясь всё глубже и глубже. На меня давит вся вселенная и она же смеётся надо мной. Над моим решением, которое было единственным верным, но оттого не менее убийственным. Это выстрел в голову — из кольта. Это удар ниже пояса — по касательной. Это взмах катаны — раскалённым мечом по спине. Это прокол рапиры — насквозь, в сердце. Любовь… Мне казалось, что любовь не способна вот так уничтожить, вообще, сука, все до чего дотянулась и не останавливается. Я никогда, блять, не думал, что стоит мне влипнуть, да так что навсегда и по уши, и потом буду скулить как ебаная сука в углу, мечтая то ли сдохнуть, то ли получить в подарок хотя бы амнезию. А оказалось всё именно так, ощущать себя ничтожной шавкой желающей ласки хозяина… хозяйки моего сердца, или того, что от него осталось. Это раскаленный метал проходящий по венам, застывающий и лишающий не только движений, а и ощущений. Это яд, что сочится из меня самого, но чем больше его становится вокруг — тем хуже становится. Это самая изощренная пытка на которую только хватит фантазии. Это конец и начало всего существования и бытия. Только вот — всё бессмысленно! Ничто… Теперь я будто без кожи. Один большой скрученный нерв. Оголенный, болезненно реагирующий на все, совершенно травмированный и практически недееспособный. Всё вокруг давит и вызывает раздражение, болезненную реакцию на мимолетные раздражители. Адскую муку в ответ на любой контакт с внешним миром. Это слишком. Слишком больно, для человека, слишком сильно, для того, кто принимает свои слабости. Слишком резко, для того, кто не может сопротивляться, слишком честно, для того, кто понимает… ничего не изменить. Нужно пережить… пережить скрипя зубами и кусая губы, пропустить через себя всю мерзость этих ощущений и чувств, и тогда… легче не станет. Но вариантов нет, их, наверное, и никогда не было. Прямая дорога через ад к Ней, а после неё ещё глубже в трясину. Я блять, чем заслужил это все? Явно не худший, плевать, что внутри монстр, нас таких половина в чертовом мире, точно не меньше. Я за что плачу втридорога? Какого такого хуя все грехи мира вдруг стали оплачиваться единственно незаменимой валютой — сердцем? Моим сердцем. Сердцем, которое и так на последнем издыхании, отправленное собственноручно приготовленным ядом. Ядом, в котором сильнейшимы компонентами оказались уважение и доверие. Собственноручно загнать себя в могилу, с удовольствием отдать свое сердце ей, зная, что там оно будет в безопасности. Зная, что она не причинит мне вред. Ха… Худшая ошибка, хотя они все достойны внимания — это маразм, абсурд, полнейшая клиника, сейчас я не понимаю, как до этого дошло. Вернее, понимаю — мозг по фактам уже пиздецки огромное количество раз анализировал всё, но… сердце! Самая ужасная мышца, тянется, растягивается, а потом — Оп! И бьёт себя самого наотмашь, со всей дури… Его бы действительно выдрать, причём со всеми венами и артериями, чтобы не было системы по которой этот смертельный яд расходился. Чтобы больше не чувствовать ничерта вообще. Никогда. Никогда. Никогда. Выбросить этот кусок мяса в море, пусть его унесёт дальше. Да хоть к Ней… к его хозяйке, но нет, она даже не узнает, не увидит или не заметит. Она ведь тоже искалеченная и, наверное, именно поэтому с ней было так… так… Правильно. Словно два сломленных механизма могут заставить друг друга работать, так же как минус на минус даёт плюс, но… жизнь не математика. Здесь задачи и проблемы не так решаются. Здесь не будет единственного обязательного правильного ответа. Это… ебаная литература, филология, мать её за ногу! Когда все линии переплетаются так, что их невозможно распустить и распутать, когда единственным верным вариантом является отрезать — что я и сделал. Но от этого нет спасения, нет благодарности и даже поддержки, потому что без разницы как — это всё сущий кошмар, ад, ад — высшая его инстанция. Или не в море выбросить, а отнести этот кусок дерьма, это чёрное гниющее нечто на могилу Рика. Пускай посмотрит, что со мной стало, перевернётся в гробу и разочаруется во мне… опять. Уж лучше бы в тот вечер не стало меня. Тогда не пришлось бы ощущать всё это качественное дерьмо, которое на меня свалилось, пусть бы я расстворился и стал памятью. Для тех немногих близких, кто знал меня и чувствовал. И вот, сука, даже в этот момент вспоминается Кёко! Блять-блять-блять… Её слова о том, что хозяин той стекляшки фиолетового цвета должен был умереть — Господи, ну за что же ты такой жестокий. Ведь можно было всё решить гораздо раньше. Гораздо проще и иначе. И все… Блядьство!!! А горло сжимает невидимая хватка, уже в который раз? В груди давит, давление такое, что кажется разорвет нахуй грудину, каким ножом вырезать это сердце и какой ложкой выскребзти этот яд? А в крови кипит несогласие, в крови чертова магма, она огнем сжигает меня изнутри огромным количеством чувств, которые атакуют и жалят беспощадными осами. Оставляют новые метки-шрамы, которые не только никогда не исчезнут, а ещё могут и воспалиться и разразиться магмой заново. И казалось бы, сколько можно рассыпаться уже от малейшего слова или жеста, от взгляда на вещи, которые хранят в себе слишком многое? А это ведь даже не взгляды, это мать его, только воспоминания, картинки воображения, которые убивают сами по себе… Сколько можно придавать значение мелочам, ступая по собственным следам, двигаясь за каждым ощущениям, следуя по пятам? Сколько можно сожалеть о том, что было и чего не было? Сколько можно вариться в собственном соку из горечи и отрицания? Сколько можно полосовать внутренности болью, бессмысленно терзать и без того истерзанное и сердце, и выцветшую душу? Сколько? Вечно… как в её наивных сказках — всегда и навеки. Вот только жизнь ни капельки не сказка и мы оба это знаем. Оба пережили собственные кошмары, только вот она научилась с этим жить и продолжает быть собой, а я… Каждый раз по новой ломаюсь, целых костей не осталось вовсе, они все треснутые, надбитые, неправильно сросшиеся и кривые. Кривые как сама моя жизнь, как линия, которая никогда не была прямой. Это не дорога, не тропинка, это тонкая полоска из собственного яда и крови за которой я следую. Сам не зная, куда меня ведёт и насколько больнее будет в следующий раз. А он будет — это единственное в чем я уверен. Вот только выдержу ли я ещё хоть немного или сразу рассыплюсь? Больно… Боль и физическая и душевная сплетаются полюбовно, блять. Стекаются в одно целое, словно ручей полный убийственного яда, они омывают меня изнутри, без сопротивления впуская песчинки тоски и скорби в себя. Ненависть же давно обточенными камнями недвижимо лежит. Это чувство настолько отшлифовано, настолько привычно, настолько часть моей разрушенной личности, что я просто прекратил любое из сопротивлений ему. А любовь новой волной заполнила меня. Схлестываясь друг с другом и сплетаясь в танцевальном потоке, они колышат меня на своих волнах и ждут не дождутся момента, чтобы я пошёл ко дну. Они желают накрыть меня с головой, полностью подчинить и расстворить в себе, но разве это уже не произошло? Разве меня не разморило настолько, что я не способен сопротивляться отраве в своих жилах, разве осталось от меня самого хоть что-то, что сможет жить дальше, идти дальше — я не знаю. Я больше ничего не знаю. Уж лучше бы ничего не чувствовал… Было бы гораздо проще. Скорбь, мягкими лапками ласкает кожу, а острыми коготками сжимает и без того страдающий от давления в груди мотор. Он всё ещё внутри меня — ему там тесно, чувств слишком много, еще больше эмоций, они меня сжирают нахуй, вгрызаются оголодавшей псиной и вбрасывают в пульсирующий от боли мозг картинку за картинкой. А эти картинки хочется забыть. Вычеркнуть. Выжечь из памяти. Чтобы не иметь возможности тонуть ещё в сладких муках ностальгии или омуте сожаления. Нет. И без этих чувств всё переполнено до краев, лишнего места нет, хочется выплеснуть весь этот поток из себя, но от застревает в першащем содранном горле и, заплывших от слёз, глазах… Нервы горят как блядские провода, обещал отцу не курить часто, но с каждым днем количество никотина в моем организме нарастает. Стресс, блять. Постоянный. И его не вывозит алкоголь, ни коньяк, ни бренди, ни чистый спирт. Не помогает даже хваленый секс — самое божественное из всех возможных лекарств только сильнее вынуждает чувствовать свое ничтожество. Трахать можно кого угодно, это я усвоил уже давно, а вот любить… любить, сука, это особенная пытка! Для избранных! Даже наркотики не помогают, хотя после смерти Рика приносили облегчение, в них можно было забыться и всё остальное в мире становилось абсолютно пустым. Неважным и далёким, а сейчас — нет. Сейчас, в лучшем случае, словив приход, можно встретится с образом, которого я всячески избегаю, а у меня ещё не настолько крыша поехала, чтобы глотать колёса, чтобы увидеть свой любимый кошмар наяву. А никотин он, да… помогает. Не расслабляет натянутые до предела нервы, но позволяет травиться чем-то хоть по собственной боли. Желание поперхнуться и вот так запросто всё закончить мелькает где-то рядом, но боюсь, с моим то везением, меня запросто откачают, но придётся провести время в больнице, а мне её только не хватало. Светлые, сука, стены и дружелюбный персонал — лучше сразу в дурку, потому что желание биться головой об стену кружит вокруг меня и просит исполнения. А отчаянье течет внутри, разбавляя кровь. Я хотел бы жить дальше. Хотел бы переступить и пойти. Перескочить, перепрыгнуть, перекатиться. По головам без сожалений, снова из самых низов на гребанную вершину, только сил нет. Запас походу до самого дна попросту исчерпан. Не осталось ничего. От меня не осталось ничего. Совсем ничего. Не осталось… Состояние на грани. Тот самый миг, когда стирается все разумное изнутри. Нет ни страха. Ни тормозов. Нет и боли. Есть лишь вязкое ничто. И желание то ли проблеваться, то ли улететь… в окно. И на всё вокруг плевать и ничего не важно. И ничего нет и не будет больше, но… какая-то часть меня, её бы конечно прибить за самоуправство, всё-таки цепляется за жизнь, за свет, которого в моей жизни нет, и за ярость, которая всегда помогала ползти вперёд. Только теперь это едва работает, ярости слишком мало, всего заполняет боль и отчаяние — а эти двое никак не подрабатывают движками для жизни… И вот сейчас, наверное, момент когда всё. Действительно всё! Пора заканчивать. Как это… финита ля комеди… только у меня траджеди, но разве это важно? Главное, она будет где-то там. И от этого становится хорошо. Даже если никогда больше не увижу её и не почувствую запах, даже если мои руки её не коснуться, мне важно… все что её касается важно, все, с чем она связана важно. Она важна вся. Пусть и где-то там… Я мучительно ждал и медленно умирал. Замедлилась кровь в венах, а после взорвалось внутри все петардой от осознания, что она и без меня справится. И от этого было и так хорошо и так горько одновременно, что кровь начинала закипать заново. Оказывается… Любовь еще не все. Любви порой либо слишком много, либо недостаточно, либо она не первостепенна. Можно пережить, конечно, если не сдохнуть в процессе… вот только всё ещё непонятно, моей любви было слишком много или слишком мало? Уж в первостепенстве сейчас не сомневаюсь, но почему де вышло именно так и никак иначе? Неужели таким будет наш финал? Кровное родство не шутка. Это наши первые шрамы… Родство душ не шутка вдвойне, как оказалось даже с разных континентов мы нашли друг друга… И я мог бы сбежать хоть на край чертовой вселенной, но душа — предательская сука, к ней будет стремиться даже из-за черты. И что с этим делать нет ни малейшего понятия, и как это пережить не задев никого из близких тоже… Во что бы поверить, чтобы случилось чудо? Ещё хоть одно, напоследок, а затем можно штопать себя собственным закалённым ядом. Вера… у меня её нет. А чужая вера не всегда нужное топливо. Потому что в первую очередь верить нужно в себя. Как и любить. Если не ты, тогда кто? Вот тут мой замкнутый круг и клинит, снова и снова. А как бы смехотворно это не звучало, на помощь приходит мой герой, герой, которого в детстве я боготворил, а становясь старше начал уважать… А затем стало очень холодно и мокро, блять, воздух категорически не хотел проникать в лёгкие, а сильная рука так и продолжала держать мою голову в ледяной воде. Когда я подумал, что сейчас всё действительно кончится и придёт избавление, меня резко выдернули из воды. — Сука, блять. Какого хуя. — Горло першило, а холодная вода стекающая по загривку вызывала волны мурашек и ярости: — Ты ебнулся, старик?! — Нет, это ты крышей едешь, родной. И мне кажется, уехал уже достаточно далеко. Вставай! — меня ловким движением тянут вверх. А затем я получаю сильный удар по челюсти — голова начинает привычно гудеть, звёздочки вокруг, а я лишь поднимаю взгляд на нарушителя своего спокойствия. Мой герой — отец, сука. — Разве я много прошу? Возвращайся на сцену и играй. Так ты сможешь это пережить!!! — Шипит потирая костяшки. Хуя у меня глаза бешеной белки, а руки дрожат сильнее обычного, сосредоточиться и ответить не могу. Всё, мать его, кружится-вертится, а внутри, нет реально? Просишь значит, много просишь, это пиздец как много. Если учесть, как сильно меня рвет на части. В эту самую минуту разрывает нахуй, располовинивает и я неровными трещинами раскалываюсь внутри. Этого слишком много, один я не вывезу… — Так ты не один, — громом на самое ухо, — у тебя есть я и Джулия. А я смотрю на него и понимаю, что хочу в детство, в сказку, во времена, когда всё было элементарно и просто. До того как узнал, что жизнь предпочитает показывать сильным личностям, насколько дерьмово всё может быть.А может?