Медпункт встретил Тсунамару тишиной и пустотой. Шамала как не было, так он и не появлялся, что было видно по мелким деталям.
Где проводит свое время человек, который, по идее, должен отвечать за безопасность гражданского окружения и лечение Наследника и его Хранителей, Савада-младший не знал да и не хотел, если честно.
Уже то, что он может находиться здесь без соглядатаев, достаточно удовлетворяло парня.
Душевные муки, о которых говорила Лар… Выматывали. Прошло меньше часа, а он уже жаждал побиться головой об стену, получить пару пинков во время спарринга или ещё как-то перебить моральную муку физической.
Если первоначально это было похоже на острую вспышку, то сейчас ощущения тянулись медленно и непрерывно, словно ноющая боль в зубе. Как будто нервы подцепили и теперь вытаскивали из тела, с садистским удовольствием наматывая на раскаленные щипцы.
Парня передернуло, и он медленно сел на дальнюю койку. Прикрытая шторками, она, словно уголок спокойствия в море хаоса, скрывала подростка от мира.
Юноша аккуратно снял сандалии, выставляя их на тумбочку у кровати, и медленно повернулся на целый бок.
Его тело неосознанно свернулось в комок, спиной прижимаясь к стене.
Чуйка убеждала, что ближайшие пару часов никто не появится, так что парень впал в оцепенение.
Мысли в его голове ворочались с трудом, а пламя ровно и успокаивающе горело под кожей, согревая кончики пальцев рук и ног.
В себя его привела громкая бравада срывающегося голоса в голове.
Soleil, soleil,
Soleil ne m'oublie pas
(Солнце, солнце,
Солнце не забывай меня!)
Это прозвучало практически как крик, и парень сдавил виски.
Судя по всему, Реборн в школе и трется рядом с братом. Подросток уже научился различать оттенки чужого гласа и скрытые в них эмоции.
Как бы ни пытался соулмейт скрыть свои чувства, его песня интонацией, ритмом, настроением всегда скажет об истинном отношении к ситуации. И, что хуже, к людям.
Это напомнило ему об одном важном моменте, который Тсунамару забыл.
Он достал телефон и тупо уставился на дисплей.
На часах была половина третьего. Выходит, оцепенелое забвение сожрало немного времени, но ноющее ощущение потери в груди даже не подумало притупиться.
Нужно позвонить Грозе.
Вот уж ещё одна странность. Судя по ситуации, никто из Хранителей Тсунамару даже не понял, что с Дождём что-то случилось.
Связи ведь натягиваются не только между Небом и его семьей, но и между самими Атрибутами.
Иногда пламенные могут образовывать свои узы, находя родственные души и стабилизатор для состояния в других элементах.
Так же как и с Небом, они прекрасно ощущают, что происходит на другом конце.
Лар говорила, что такая связь есть у её ученика, имеющего атрибут Дождя, с одним Солнцем.
Кто её ученик, она не распространялась, но, беря во внимание историю Аркобалено, можно было предположить тренера из Мафияленда, бывшего военного Колонелло.
А с каким Солнцем…
Савада-младший отогнал от себя вялые мысли о связях и вернулся к потемневшему экрану телефона.
Их узы образовались муторно, под давлением, скорее напоминая повинность, чем добровольное желание, и весьма однобоко, так как именно они цеплялись за него, навязывая своё общество.
Но суть отношений между собой у них ничем не отличается от группы случайно сошедшихся на единой почве людей.
В эмоциональном плане Тсунамару можно назвать в некоторой степени ребенком. Не имея понятия о нормальных межличностных отношениях, он в большей мере поддерживает дистанцию между собой и собеседником.
Тем не менее, подросток учился следовать за их поведением, влился в коллектив, из которого выпал, пусть и знакомым путем.
Полукриминальное общество подкупало знакомыми с детства правилами, даровало некоторую уверенность в действиях и знание, что те, кто крутится в этой среде, поймут и примут. Бонусом было то, что его Хранители оказались группой подростков с максимальной разницей в пять лет — то со стороны пришлой Грозы.
Мелкие уличные отморозки были контингентом, который для серой морали Мара Аллиево куда более понятен, чем гражданские школьники.
Одноклассники в своём показательном пуританстве вызывали в Саваде презрительную жалость.
Эта наивная вера в покой и безопасность, в полицию, которая поймает преступников, и в суд, который их накажет по всей строгости закона.
Как будто они не знают о коррупции, что процветает в судебных кругах, о сделках с теневой стороной ради политики, о курировании полицией притонов и ночлежек.
То, как легко можно отнять чужую жизнь и скрыть это, избегая правосудия, а ещё слепая надежда на то, что взрослые со всем разберутся. Последнее заставляло кривить губы в болезненной усмешке.
И лицемерие.
Ярким воспоминанием из детства для Тсунамару было пренебрежение воспитателей к ним с братом как к полукровкам.
Если в столице и крупных прибрежных регионах иностранцы не вызывают такого большого ажиотажа, то тихий городок вроде Намимори, который населяют коренные японцы, подобен аду.
Взрослых гайдзинов еще могут принять как гостей или начальников, но дети с ярко выраженными европейскими чертами — едва ли не прокаженные в глазах окружающих.
И ладно бы отец был рядом, «ояпонившись» для жены, но он уезжал зарабатывать деньги на их содержание, и Нана пала едва ли не на самое дно японского социума, а вместе с ней страдали и её дети.
Однако стоило только младшему сыну Савад подрасти, стать краше и выше, показать недюжинный* ум, как те, кто кидал камни, теперь крутятся вокруг него с преданностью в глазах.
А венец всему — директор школы, явно подкупленный отцом, полностью игнорирует проблемы с дисциплиной в классе братьев Савада.
Ведь в любой момент в кабинет могли завалиться маленькие дети, иностранцы, Реборн в очередном безумном костюме, словно он не серьезный уважаемый мафиози, а цирковой артист, балансирующий на вертушке-Леоне.
В этой ситуации налаживать отношения с гражданскими казалось пустой тратой усилий. Не окупится, не срастётся.
Книги по психологии сильно не помогут в понимании мира теорией, тут нужна практика.
По этой причине наблюдение за людьми, выросшими в гражданской социальной прослойке, но втянутыми в криминал, подарило парню куда более конкретное понимание мирной жизни.
Несмотря на дистанцию и несколько холодное отношение к своим новоявленным Хранителям, Тсунамару открыл для себя многие мелкие, но значительные в глазах подростков вещи. То, как развлекаться, чем увлечься, в какие места можно пойти, на какие темы говорить.
Младший Савада открыл для себя новую музыку, более не ограниченный итальянскими романсами, оперой и диско, что обожал отец.
Он увидел фильмы, что не были документальными сводками от информаторов или программами новостей.
Японские сладости ввели его в ступор своим резко увеличившимся и не всегда адекватным после классической итальянской кухни многообразием безумных вкусов. Общественные мероприятия, вроде концертных холлов и кинотеатров, заставили пересмотреть собственную паранойю.
Новый дивный мир оглушал и заставлял цепляться за якоря стабильности в виде шести человек, что показывали ему новые грани жизни.
И невольно Тсуна опирался именно на них, познавая ту полноценную часть бытия, которой был сознательно лишён.
Савада разблокировал телефон и залез в контакты, выбирая номер Шина.
При одностороннем разрыве связей Пламенный ощущает боль. Так что сперва стоит попытаться дозвониться до источника этого щемящего чувства.
Несколько вызовов завершились механическим голосом, сообщающим, что абонент находится вне зоны действия сети.
Только после этого Тсунамару позвонил человеку, который был ближе всего к Кицураги после него самого.
Наследник позвонил Грозе.
Она не взяла трубку сразу.
Не в манере Тсуны набирать несколько раз подряд — это к нему обычно дозванивались абоненты из телефонной книги, но ситуация располагает к шоку, так что Савада-младший в такой ситуации просто обязан вызванивать Грозу.
Она ответила на четвёртый набор. На фоне гудели сирены, и чей-то голос на повышенных тонах вырвался из потока, но сама Хранительница лишь всхлипывала и хрипела.
— Я-я…
— Где Шин? Свяжись с ним немедленно, — Голос Тсуны, в противовес состоянию, звучал равнодушно.
— Я-я… — голос девушки дрожал, прерываясь на рваные вдохи.
— Шина. Немедленно. Свяжи и притащи в Логово, — буквально прорычал Тсуна.
— Н-не могу… — Гроза буквально захрипела в трубку, но Савада оборвал её:
— Хватит блеять, я ощутил оборванную связь. Найди его.
— Не могу я!.. Он… Его…
— Где Кицураги?
— Он мёртв! — взвизгнула девушка.
Тсуна замолчал, перекатываясь на спину, и уставился в потолок. Он мысленно досчитал до пяти, выдерживая паузу и более спокойно произнес:
— Как это произошло?
— …задохнулся.
— … — Тсунамару продолжил пялиться в потолок. Значит, не сгорел, а задохнулся.
— Он-он отравился дымом, – девушка явно занервничала, услышав в ответ молчание, так что зачастила в попытках объяснить: — там… пожар… был… он…
— Он Хранитель пламени Дождя. — Голос Тсунамару наполнился презрением. Именно так реагирует Реборн, когда он, Мару, лажает на тренировках. И волей-неволей, но младший Савада перенял эту манеру у своего соулмейта.
— Он… я не…
— Как он оказался в этой ситуации? — Тсуна терпеливо прислушивается к чутью, задавая именно те вопросы, которые оно собирает из разрозненных в памяти слов.
— Он… Он был… — Гроза замерла на полуслове, не позволяя себе продолжить.
Шин Кицураги был первым Хранителем Тсунамару Савады.
Это прекрасно понимали абсолютно все в их группе. И Шин сам не упускал возможности как следует подчеркнуть свой особый, по сравнению с другими, статус.
Говоря иными словами, Шин был Правой Рукой Тсуны и буфером между остальными хранителями и Савадой.
Дождь был тем, кто безбоязненно приближался к Наследнику, кто предлагал авантюры и забавы. В большинстве случаев, если Хранителям что-то нужно было от подростка, решением этой проблемы занимался именно Кицураги.
Леди Гроза догадывалась, на кого работает этот ловкий парень с легким кансайским акцентом. Не только её семья жаждала возвыситься за счет итальянской мафии.
Прямо сейчас только понимание, что у них есть связь Небо-Атрибут, удерживало её от панической атаки. Даже когда безэмоциональный поначалу Савада постепенно стал демонстрировать редкие выражения лица, это казалось одолжением, потому что в пустых глазах, что не блестели даже на солнце, не было и намёка на испытываемые эмоции.
В общении с Наследником Вонголы Гроза всегда полагалась в большей мере на Шина. После фиаско с соблазнением Тсунамару она резонно решила отдать всё внимание Правой руке. Её делом были разговоры на подушках, не больше и не меньше, и Шин, разморенный сексом, охотно делился с ней сведениями касательно деятельности юного Наследника итальянской фамилии.
Быть на пике, собирать информацию из первоисточника и, если надо, отгородиться от Босса за широкой спиной любовника, пусть тот и младше её на три года. Девушка была достаточно хитра, чтобы манипулировать мужчинами, но с Тсунамару её схема дала сбой, и она испугалась.
Шин Кицураги имел право сидеть рядом без угрозы удара и частенько забивал неловкое молчание своей болтовнёй обо всем, что в голову приходило.
Из-за этого, иррационально, именно Кицураги казался младше, чем Савада, хотя ему было семнадцать, а их Боссу даже не исполнилось пятнадцати.
Их связь была прочнее, надежнее и… довереннее. Дождь подобрался ближе всех.
Именно Шин поспособствовал появлению в окружении Наследника Вонголы остальных Хранителей. В большинстве от него зависело появление и отсеивание кандидатов. С его разрешения в круг общения молодого полукровки влилась она сама.
С того момента как Леди Гроза родилась, ей втолковывали о важности связи атрибутов со своим Небом. Это фанатичная вера, почти религия, но она приняла её, впитала с молоком матери.
И сейчас у девушки отнялся голос. Косвенно, но это она, а вернее, их с Шином общее увлечение стало причиной его бесславной кончины.
Если Леди Гроза скажет о сопутствующих деталях смерти Кицураги, тем более добавляя себе вины… Безумная паника накрывала девушку с головой, заставляя задыхаться от ужаса.
Её связь с наследником была односторонней. Нити уз намотались вокруг его Неба, были приняты, но чужое пламя не отдало со своей стороны ничего вообще. А слова о боли от разрыва говорят сами за себя. Тем более он начал названивать не сразу, а спустя время…
И если обезумевшее от боли потери связи Небо решит, что это именно она виновата, что её действия — причина, или одно то, что о смерти Шина была вынуждена рассказать она…
Сравнивая полноценную связь Небо-Дождь и одностороннюю Небо-Гроза…
Японка закусила губу, прекрасно понимая, что важнее Небу: Правая Рука или случайная подходящая Гроза.
Пока связь односторонняя, ничто не помешает Саваде отомстить за…
— Это был намеренный… поджог.
Савада-младший резко выпрямился на койке, садясь. От стремительного движения раны натянулись и засаднили.
Поджог? Она что-то выяснила? Видела? У Тсуны все заледенело в груди, и даже терзающая боль от разрыва связи притупилась под воздействием резкой вспышки адреналина.
Однако чутье, что удивительно, молчало.
И Тсунамару сразу понял почему.
— Мне кажется, это… это было намеренно, чтобы подорвать нашу силу… нашу связь… — её голос звучал слабо и еще более надрывно, чем изначально.
Вот только эти слова заставили губы Наследника медленно расплыться в улыбке, не обращая внимания на трещинки, что моментально набухли каплями крови.
Потому что Гроза лгала.
— Я… Я не… Я сразу ощутила… что что-то не так. Так больно было, когда я поняла… Что связь оборвалась!.. — голос её дрожал весьма натурально, и даже всхлипы теперь казались вполне объяснимыми, но… но, если бы между ними и правда была связь, они бы встретились в подъезде. Девушка бы застала Босса еще в квартире. Ведь Шину ничего бы не стоило дернуть за узы с Грозой, будь они на месте, даже с заблокированным пламенем. Это был выстрел наугад со стороны Савады, и он сработал.
Подросток завалился обратно на подушку, слушая причитания и всхлипы, ощущал привкус крови на губах и поймал себя на мысли, что Леди Гроза подкинула ему чудную идею.
— Гроза, ты знаешь, кто это был? Предположения, факты, догадки? — голос Тсуны прозвучал сдержанно-мягко.
— Я-я… мне кажется… я не уверена… но… — помявшись, девушка лихорадочно заработала мозгами, подыскивая для себя выход. «Он чует ложь», — внезапно подумалось ей. Впрочем, обходить подобные проверки она умела. Так что… — Моё предположение состоит в том, что это мог быть… кто-то из наших… знакомых… у кого на Шина был зуб… — Гроза закинула пробный шар, вспоминая мелкую шайку, что прислали на проверку на вшивость союзники её клана.
Она не знает, кто это был, но можно же просто перевести стрелки с себя? Гроза не задумывалась о последствиях, сейчас её волновала только собственная жизнь, безопасность которой встала под угрозу.
— Продолжай, — Тсуна облизал окровавленные губы прежде, чем спросить, и уже мысленно расставлял закладки в приобретающем очертания плане.
Девушка мысленно поаплодировала себе, молясь о том, чтобы Савада поверил.
— Мне кажется, здесь могут быть замешаны… те люди, на которых мы… с которыми мы сталкивались на фестивале в том месяце… но… но я не уверена… — с расстановкой произнесла девушка.
— Понял.
— Но… Но это может быть кто-то, у кого личная обида к… Шину. Ты, — она сбилась, но тут же исправилась, — вы-вы, не знаете, но… у Шина были проблемы из-за… из-за. Его заставили… в общем, накануне была история… Шин не виноват, просто… его… заставили… под угрозой…
— Говори, — этот ледяной тон заставил Хранительницу замолчать.
— Вы, Босс, вы не любите эту тему… ваше табу…
— Гроза, — По шее девушки словно холодок прошелся от одного слова.
—…Партия наркотиков. Его заставили… принять и… продать, потому что… у Шина был долг и… долги это святое… Конечно же, он отказался…
Тсуна молчал. Итак, тайна снабжения района Кокуё наркотиками была раскрыта. Он вспомнил переулок за Старшей Школой Кокуё, где на линиях электропередач свисала пара связанных шнурками кед*.
И помнил, как помог Хибари скинуть в коллектор в районе измельчителя пару обдолбанных тел, что не выдержали под стимуляцией и пары сильных ударов тонфа.
Савада отогнал от себя видение лихорадочно блестящих стальных глаз из-под тёмной челки и подрагивающих движений при попытках стереть капли крови с судорожно сжатых кистей.
— Никто не может покушаться на моё, — «Кроме меня».
Тсуна заставил девушку замолчать одной единственной фразой.
— Сообщи остальным. Я найду причину его смерти. И уничтожу, — бросил подросток и отключился.
Выслушивать фальшивую истерику у него намерений больше не было, зато было кому позвонить.
Он выключил телефон и сменил карточку, после чего вбил по памяти номер.
Короткая смска с именем и запросом на информацию отправилась на ту сторону связи. Тсуна молча прикрыл глаза.
Теперь нужно подождать. С полной информацией план сформируется окончательно.
В конце концов, гонцов с плохими новостями не любили во все времена, так зачем нарушать традиции итальянских предков?
***
Разговор с Грозой ослабил напряжённые нервы Тсунамару, и боль вернулась, снова замедляя собою часть мыслей.
Парень прикрыл глаза и, незаметно для себя, забылся сонным оцепенением.
Утомленное сознание нуждалось в передышке, так что когда юноша, наконец, открыл глаза, свет в лазарете приобрёл закатные оттенки.
В помещении так никто и не появлялся от начала и до конца пребывания в нем Савады-младшего.
Сообщений на телефоне и звонков от других Хранителей также не было — в последнем Тсуна даже не сомневался. Скорее он бы удивился, если бы Леди Гроза действительно выполнила его приказ и сообщила всем остальным о смерти Шина.
То ли менталитет, то ли воспитание, а скорее всего сохранение собственной шкурки, но она всегда молчала о неприятностях, даже если узнала первее всей компании. Похвальное рвение к сохранению тайн, хоть и кривоватое. Например, она призналась о полицейской облаве после её свершения.
Тсунамару вышел из медпункта, так и не встретив никого из членов дисциплинарного комитета — всё-таки к семи часам домой уходит даже трудоголик ГДК.
Коридор был погружен в сумерки, давая отдых усталым глазам, так что парень, больше полагаясь на интуицию, чем на зрение, достал из шкафчика свои туфли и переобулся.
В темноте школьного холла Савада ощутил иррациональную обиду, но быстро тряхнул головой и покинул здание.
Вечерний Намимори был залит закатным солнцем, раскрашивающим высотки и витрины магазинов желтыми, красными и оранжевыми тонами.
Подросток шел медленно, чуть припадая на травмированную ногу.
Бедро бередило* при каждом шаге, вызывая саднящую судорогу, но Савада намеренно твёрже ступал именно на увечную — боль физическая острыми вспышками перебивала боль душевную.
Домой откровенно не хотелось — чутье дыбило волоски на загривке, обещая не проблему, но некоторые трудности, которые, впрочем, парень списывал на выговор от репетитора. Шутка ли, пропал на весь день, а хотя…
Что ж это за репетитор у наследника такой, что полностью игнорирует своего воспитанника?
«В пользу гражданского», — шепчет что-то, едким тоном выедая нутро. —
«Того, кто на одно лицо, но нравится больше…»
Тсунамару свернул в небольшую лавочку и купил там десяток фруктовых леденцов с разными вкусами.
Эти дешёвые карамельки имели привкус его детства — изначально сладкого и гладенького, но потом верхняя глазурь растаяла и обнажила химический привкус и острые края, о которые режет язык и нёбо, отчего к вкусу фруктовой искусственной сладости прибавляется привкус крови. Такой же как и его жизнь.
Разве он многого просит?
Одного единственного человека, который был бы всецело на его стороне. Просто рядом, хотя бы чтобы выслушал.
Кому можно было бы вскрыться без прикрас и услышать что-то типа «ну, парень, это дерьмово, но жить-то можно, правда?».
Мама хоть и пытается наладить отношения, но ей, защищённой Омертой, всего не расскажешь.
Впрочем, Тсунамару искренне рад и этому. Иметь человека, чьи прикосновения не несут боли — уже роскошь, которой он не ждал.
Дом семьи Савада встретил его привычным шумом, детскими криками, гомоном и… цельностью. Мару застыл перед дверью, осознавая, что мир за этими дверями, застывающий патокой в его присутствии, бурлит и движется без него.
Не то чтобы Тсунамару считал себя центром мира, но понимать, что жизнь без тебя не станет хуже…
Тсунамару не хотел бы возвращаться сюда, если бы только не знал, что один человек всё-таки ждёт его возвращения и будет волноваться, если он не появится.
Так что парень положил ладонь на дверную ручку и вошёл в здание.
Гомон тёплой атмосферы мгновенно усилился, но первый же вдох заставил Саваду-младшего застыть, вызывая мерзкие мурашки по телу и острый кислый привкус во рту.
Парень стиснул пальцами косяк и судорожно выдохнул, но помогло слабо.
На шум приоткрывшейся двери раздались лёгкие, танцующие шаги. Наследник резко выпрямился и встретился взглядом с улыбающейся Наной.
— Тсу-кун, ты дома! Проходи скорее, мыть руки и кушать!
Тсунамару резко кивнул и быстро пересёк гостиную, скрываясь за дверью в ванной. Здесь запах стал глуше, но парень пустил воду и вцепился в раковину.
А вот и неприятности не заставили себя долго ждать.
Он быстро вымыл руки и, отбрасывая от себя неприятные мысли, вышел из помещения, направляясь в кухню.
Его приход, как обычно, заставил стихнуть все разговоры, но Тсунамару так же привычно проигнорировал это, уставившись на накрытый стол.
Видимо что-то все же отразилось на его лице, потому что окликнувшая его Нана внезапно тоже сбледнула.
—Тсу-кун, как ты себя чувствуешь? Садись-садись, у меня где-то была рисовая каша и мисо… — женщина засуетилась, осторожно кончиками пальцев касаясь предплечья сына, и легонько потянула его в сторону единственного свободного места.
Ну, конечно, места Наны. Его на этом празднике жизни никто не ждал.
Подросток взял себя в руки, намереваясь отказаться, но голос подал Тсунаеши:
— Малышня днем хотела кушать, так что я дал им ту кашу, — он растерянно улыбнулся и деланно участливо посмотрел на младшего брата из-под ресниц. — Ты же не против? Я не знал, что это для отото…
(п.г.: будешь жрать у меня похлёбку алюминиевой ложечкой, ублюдок)
— Всё в порядке, Тсунаеши, вы же сделали это от всего сердца заботясь о детях! — Гокудера моментально подал голос и воодушевленно махнул рукой над столом. — Тем более Нана-сан столько всего наготовила!
— Ох, прости, Тсу-кун, просто дети соскучились по итальянской кухне и попросили… А я совсем забыла, что ты… — Нана сокрушенно покачала головой и с искренним беспокойством посмотрела на младшего сына. — Я сейчас что нибудь приготовлю для тебя…
— Всё нормально, маман, стол от еды ломится, он может просто выбрать, что захочет, — недовольно подал голос Реборн.
Там действительно было много всего… особенно мяса. Гарниры в большей мере уже разобрали, но огромное блюдо со стейками королем стояло в центре стола.
— Но Тсу-кун ведь не любит… — всплеснула руками женщина, но Тсунамару резко перебил её, повышая голос:
— Всё в порядке, мам.
— Но… — Нана закусила губу едва ли не плача, за что Тсунамару удостоился недовольных взглядов от всех сидящих за столом, даже дети неодобрительно уставились на привереду.
—Я поем, — коротко отрубил он и бросил быстрый взгляд на Тсунаеши.
Тот едва успел скрыть довольство за рассеянной улыбкой.
Нана поджала губы и отошла к раковине, чтобы набрать чайник.
Ей действительно было неловко, и женщина корила себя за то, что забыла такую важную вещь.
Тсунаёши же, видя как мама переживает за Тсунамару, только утвердился в своих мыслях и радушно-участливо положил брату на тарелку еду, приговаривая о том, как мама старалась, пока готовила это.
Знал, куда бить, гаденыш. Мамина еда — это святое, Савада-младший никогда не откажется съесть что-то, сделанное ею.
Тсунамару с каменным лицом уставился в тарелку, а старший брат буквально впился в него взглядом, пытаясь отследить реакцию.
За время пребывания младшего Савады дома, пусть он и не распространяется о своих привычках, приобретенных за десять лет отсутствия, кое-что Нана и Ёши всё ещё замечали. И если Нана не на шутку беспокоилась о некоторых из них, сам Тсунаёши считал это блажью разбалованного жизнью с отцом брата.
Он искренне не понимал некоторых «итальянских» замашек брата и не желал принимать их.
Особенно наблюдая, как мама потакает младшему, когда обнаруживает каждую новую. Прямо сейчас беспокойство Наны не на шутку обидело Ёши.
Его отото всегда был таким. Тсунамару всегда был ярче, прямее, сильнее, несмотря на то, что они близнецы, и тогда, много лет назад, после приезда дедушки Тимотео, он забрал себе все семейное внимание.
А ведь он, Тсунаёши, был старшим ребенком в семье! Но именно младшего брата забрал с собой отец, забывая о старшем сыне.
Тсунаёши бесило это — менталитет Японии заключался в том, чтобы сосредоточить все внимание на старшем ребенке, воспитывать его как наследника и любимца. А вот младшие обычно были на вторых ролях, и больше как отдушина второму родителю. Но в их случае это не сыграло никакой роли, и внимание уделяли лишь младшему.
Только ли из-за того, что Тсунамару родился на несколько минут позже, его назвали наследником семейного дела, его воспитывал отец в Италии, вокруг него суетится без повода мать…
Как будто бы Тсунаёши внезапно стал прозрачным рядом с братом. И, хотя мама говорила о важности их обоих, Ёши всегда хотел быть ближе именно к отцу. Это было его законное право, право рождения!
К тому же они близнецы! Что было такого в Мару, чего не было в Ёши?
Что может дать мать-домохозяйка сыну? Чему научить? Другие дети ходят с отцами на рыбалку, на картинг, мастерят поделки и занимаются своими мужскими делами.
Тсунаёши любит маму, но Нана не может посадить его себе на шею и покатать, как лошадка, сходить вместе с ним на игру или фестиваль. Она не будет водить его по знакомым, с гордостью называя своим наследником. Нана не будет учить постоять за себя и толковать с другими родителями по поводу поведения их детей, ведь она женщина, тихая японская женщина.
И это ещё один повод для обиды.
Даже когда отец приезжал из постоянных командировок, все, что он делал это трепал его по волосам и валился перед телевизором, чтоб отоспаться после перелёта, а потом все две недели рассказывал маме об успехах Тсунамару. А, видя его собственные оценки, долго и методично проедал плешь на тему учёбы и будущего университета.
Кардинальная разница в отношении к сыновьям!
Но с этим Тсунаёши смирился, ведь все внимание мамы, компенсируя редкие приезды отца, безраздельно принадлежало ему.
Однако брат вернулся, и теперь мама стала кружить именно вокруг него.
Что любит Тсу-кун, что носит, что делает, как будто он, Ёши, снова стал прозрачным.
Из-за некоторых привычек брата Нана решительно меняла и их собственный устоявшийся уклад.
Например, та же уборка.
Стала требовательнее к оценкам.
И полностью исключила из рациона некоторые продукты, потому что младший брат, видите ли, отказывается или не может их есть.
Сегодня Мару вообще ушёл с уроков, забивая на занятия и именно его, Тсунаеши, трепали учителя по поводу брата, как старшего из близнецов.
Так что подросток решил отомстить за свое беспокойство чужими руками.
Подговорённые мягким науськиванием дети побежали к Нане со слезливыми просьбами.
Тем более чем-то обрадованная мама даже не заметила, как сама же и согласилась сделать сегодняшний «итальянский» ужин.
Так что теперь Ёши с плохо скрываемым злорадством выискивал гримасу отвращения на лице брата. Если он начнёт возмущаться и откажется есть, то обидит маму да и в глазах остальных выйдет капризным дураком, каковым и стал из-за потакания отца…
Но Тсунамару, со своей неизменной каменной мордой, просто уставился на слабо прожаренный стейк и спокойно принялся нарезать его ножом и вилкой.
Ни отвращения, ни раздражения,
ни-че-го.
Старший сын семьи Савада разом поскучнел. Бросив взгляд на маму, он увидел, как она взволнованно озирается на брата, а её руки суетливо тянутся то к баночкам с чаем, то к полочке с фруктами.
Это беспокойство, что читалось в каждом её жесте, как она ставила чайник, как дрожащей рукой заполняла заварник, как то и дело открывала и закрывала рот, останавливая себя от слов полных волнения, вызвали у старшего раздражение. Он достаточно кисло отозвался на вопрос заскочившего к ним на ужин Ямамото.
Брат продолжал есть стейк, нарезая его мелкими кусочками и подтверждая, что свою привычку не есть жареного мяса, он выдумал просто чтобы вызвать мамино внимание. Так что Тсунаёши, не дождавшись ничего из ожидаемого, невольно втянулся в разговор о предстоящем школьном фестивале, отвлекаясь от своей неудавшейся мести.
Шалость не удалась. Зато рассыпалась одна из показательных повадок братца. И пусть теперь не возмущается, что мясо войдет в рацион обратно!
В разговор вскоре встряли дети, начал любопытствовать Фонг и постепенно, ситуация с Тсунамару забылась, снова выкидывая его на обочину жизни этой семьи.
Ёши искренне считал, что внимания в школе и того, что мама суетится так из-за Мару, и так предостаточно, так что младший братик может и посидеть без разговоров о себе любимом. По этой причине Савада-старший увлекал всех присутствующих собою совершенно не церемонясь.
Пользуясь завязавшимся сравнением японских, итальянских и китайских традиций, Тсунамару проглотил последний кусочек стейка и аккуратно выскользнул из-за стола практически незамеченным.
Поймав взгляд Наны, он чуть качнул головой и плавным шагом вышел из комнаты, направляясь в туалет.
Сил хватило только пересечь порог ванной комнаты, как он бросился к унитазу и рухнул перед ним на колени, выблёвывя только что съеденное.
Непережеванные куски мяса оказались в унитазе, распространяя вокруг себя жир и кровавые разводы. Тсунамару, вновь учуяв запах жареного мяса смешанный с кровью и привкус собственной из потревоженных ранок на губах, снова вырвало.
Желудок словно пытался вывалиться наружу, судорожно дергаясь в попытках исторгнуть из себя содержимое. Тсуна подполз к раковине, чтобы по-быстрому сделать пару глотков воды. Мясо застряло поперёк глотки, причиняя мучительную боль, а мерзкий кисловато-жаренный привкус хотелось смыть.
Парень присосался к крану, когда на кухне раздался грохот, визг. Громкий топоток ознаменовал чей-то побег. Взбешенный рык Реборна был слышен одновременно со взвывшим в голове подростка
«Soleil!!!».
В приоткрытую дверь ванной вскользнул перепуганный Ламбо, и оба мальчика замерли, застигнутые друг другом.
Растущая аура киллера ощущалась даже несмотря на мамины уговоры, и внезапно Тсунамару понял — вот он шанс наладить отношения с Бовино!
Как один из Хранителей он должен стать частью Вонголы из-за предков и крови, как и сам Мару, так чем не повод — спасение от проблем?
Тсуна оторвался от крана и быстро поднял крышку корзины.
Ламбо колебался лишь миг и моментально спрятался в подготовленном к стирке белье. Тсуна едва прикрыл телёнка своей рубашкой, как его самого буквально скрутило рвотным позывом, и парень снова согнулся над унитазом.
Вода полилась, смешанная с желудочным соком изо рта Тсунамару, и в этот момент дверь с треском распахнулась, являя взъяренное Солнце.
Впрочем, Тсуне было не до него.
Подросток крепко вцепился в борта белого друга, пытаясь не вытошнить собственные внутренности вместе с их содержимым. Сипящий хрип вырвался из него в перерыве между позывами, и даже оглушающий рев чужого гласа в голове не волновал сейчас так, как ниточки вязкой слюны и кислый привкус на губах.
Парень потянулся слабой рукой к рычагу смыва и с некоторым удовлетворением уставился на то, как исчезает в унитазе съеденное им.
Неловко утеревшись рукавом, Тсунамару поднял больной взгляд на Реборна и движением брови спросил, мол, чего тебе?
Презрение.
Это читалось во всем: от позы до взгляда.
Даже в гласе, что высверливал голову рваным тембром.
Но измученному произошедшими за день событиями парню внезапно стало на это посрать.
Реборн вышел, так и не произнеся ни слова.
А подростка вновь скрючило над унитазом.
Дверь хлопнула, и это было единственным признаком того, что Аркобалено вообще был озабочен присутствием Савады-младшего в этом помещении.
Тсунамару привалился боком к машинке, ощущая в воздухе мерзкий кислый запах, смешанный с вонью жареного мяса.
Дерьмо.
В кармане школьных штанов внезапно завибрировал телефон. Тсунамару неловко поднялся, достал трубку и одновременно повернул язычок замка в двери, запирая помещение от посторонних.
На экране высветился неопределенный адрес*, несущий текстовый файл информации.
Младший Савада поморщился, вспоминая, что не сменил карту в телефоне и все это время был в сети. Потому и не было звонков ни от Грозы, ни от остальных Хранителей.
Трясущимися руками он быстро переобул карту в телефоне и раскрыл файл.
В корзине для белья раздался тихий шорох, и на подростка уставились испуганно-растерянные зеленые глазки.
•бечено•
