Дотянись до меня

Прошу прощения за задержку. Искренне надеюсь, что прочтение главы доставит вам удовольствие =)) Отличительной особенностью пребывания в различных социальных учреждениях, таких как, например, дом престарелых близ Йеллоустоуна, являлась абсолютная серость и однообразность дней. Вся жизнь подчинялась строгому распорядку. Подъём в 7:30 утра, завтрак с 8:00 до 9:00 в общей столовой главного корпуса, свободное время, которое подопечные проводили за чтением, прогулками, просмотром телевизора в комнатах отдыха, настольными играми там же, или беседами – бесконечно долгими беседами наполненными воспоминаниями о былой жизни. Порой казалось, что ностальгия приносит этим людям боль, но для некоторых из них она была, есть и останется единственной связующей нитью, между ними и светлыми радостными днями, наполненными любовью дорогих им людей. Никто из подопечных не любил вспоминать лишь одно – те причины, по которым они здесь оказались. Все поводы разные, но объединяло их одно – какими оправданными не были бы основания, результатом являлось одиночество, забвение и неприкаянность людей, что по воле судьбы попали в дом престарелых. «Постояльцы» не любили ворошить эти моменты прошлого, предпочитая радостные мгновения грустным. После тихих утренних посиделок у телевизора, за просмотром новостей, или недолгих прогулок по близлежайшему парку следовал обед, строго с 12:00 до 13:00. Далее процедуры в медицинском отделении, для тех, кому они были нужны по состоянию здоровья. После процедур, которые занимали довольно продолжительное время, наступало время ужина – с 18:00 до 20:00, в 22:00 – отбой. Один серый безликий день заканчивался, немедленно сменяясь другим, и так, неделями, месяцами, годами… Редко когда привычное течение времени нарушалось какими-либо необычными событиями, бурно обсуждаемыми потом на всех совместных посиделках здешних «постояльцев». К таким эксцессам относились эпизодические приезды родственников или социальных работников, а так же различные благотворительные акции, всячески поддерживаемые мэром ближайшего крупного города, в рамках предстоящей предвыборной кампании. Как бы двулично это не выглядело на первый взгляд, дотации из местного бюджета и протекция городских властей сильно облегчали Йеллоустоунскому дому престарелых жизнь. Ведь подавляющее большинство подопечных люди действительно преклонного возраста, нередко с достаточно серьезными заболеваниями, инвалидностью. Для некоторых из них дом престарелых являлся лучшей долей, чем та, на которую они могли рассчитывать, живя в своих семьях. И такое не редкость. - О чем задумался Арти? – старческий голос с характерной легкой хрипотцой неожиданно прошелестел совсем рядом. Черноволосый омега, до этого расслабленно и, как-то даже рассеянно, сидящий в кресле, накрытый цветастым пледом, вздрогнул и повернулся. - Здравствуй, Терри, - мягко улыбнулся он, - перечитывал сонеты Шекспира, и, знаешь, как-то сам не заметил – задумался. - Аааа…- многозначительно протянул старик, поправляя на щуплых коленях голубое флисовое одеяло, чтобы то не попало под колеса кресла-каталки, - бывает. - Эй, Лесли! – проскрежетал старик, повернув голову в сторону дивана - что ты там такого интересного увидел в этом поганом ящике? Неужто хорошенького юного омегу? Давай к нам! Тут у Арти меланхолия на почве сонет старика Уилли – надо развеселить мальчика! Седовласый вихрастый альфа, до этого спокойно сидящий в кресле неподалеку и изредка яростно жестикулирующий, подтянулся и гневно посмотрел на нарушителя своего спокойствия. - Да что ты понимаешь, старый маразматик! – взвился Лесли, сдергивая с ног подушку и неуклюже подтягивая ходунки, - Это повтор матча Австралия – Новая Зеландия, а их, как ты знаешь, я никогда не пропускаю! - Да ну и черт с тобой! – махнул рукой мистер Гигенс. - И без тебя по парку прогуляемся, а то, ты не ровен час, переломишься где по дороге, а мне тебя потом на буксир брать! - Ха! Сам позвал, значит, настрой сбил, а теперь отпирается, - прокряхтел мистер Джеймс, бодро переставляя ходунки. – Ну что такое, Арти? Что сидишь как неживой? – начал было Лесли, но был бодро перебит Терри: - Накинуть пальто не забудь, дурень! - От тупня и слышу! - Ты давно пробки в ушах чистил, а? - Да причем здесь мои пробки, Терри? Ты еще про геморрой спроси, а то у мальчика, сегодня настроение больно хорошее, чтоб слушать склоки, да рассказы про болячки старых… Договорить ему не дал Хаммонд, который долго переводя взгляд с одного старика на другого, в конце весело рассмеялся, чем вызвал на себя улыбку одного и порицающий обиженный взгляд второго. - Давайте, я вам обоим помогу, пока не подрались и санитары вас не заперли в наказание в комнатах до обеда, - заявил Артур, отбрасывая плед и вставая в полный, средний для омеги рост. - Давай! – дружно воскликнули Гигенс и Джеймс, все-таки примирительно улыбнувшись друг другу. На улице уже чувствовалось дыхание весны, столбик термометра в середине дня упорно выползал за ноль, а нерастаявший снег сиротливо кучковался исключительно в тени. Взяв в сопровождение свободного санитара-бету и, накинув первые попавшиеся теплые вещи, они, через раздвижные двери веранды главного корпуса, вышли на аллею. Артур поддерживал под локоть неуклюже ковыляющего Лесли, оберегая его от падения на изредка попадавшихся островках льда, а санитар неспешно толкал вперед кресло Терри, периодически поправляя теплую овечью накидку на плечах старика. - Как там твоя переписка с Энди? – после долгого молчания, задал вопрос Гигенс. Артур вздохнул и плотнее запахнулся в толстое пальто из шерсти альпаки. - А я все думал, когда же ты спросишь, Терри… - Мальчик мой, - неспешно начал Лесли, - у тебя на лице написаны все твои волнения. Так в чем же дело? - Три недели назад мы уже разобрались, что по счастливому стечению обстоятельств, всем троим написал один и тот же человек, - подхватил Гигенс, и его палевые голубые глаза лукаво сверкнули. – Но этот, совсем еще ребенок, слишком юн для переписки с нами… - он хитро подмигнул Джеймсу, на что тот фыркнул и отвернулся. До блистательного бывшего актера театра и кино Терри Гигенса ему было далеко. - Так что… больше писем от Энди не было? – встрепенулся Лесли. - Были, - задумчиво прошелестел Артур, неотрывно рассматривая пейзаж перед собой, будто отсутствуя. - Были… и всё? – продолжал допытываться хитрый бывший актер. - Не всё, - более уверенно продолжил омега, словно возвращаясь на бренную землю, - последнее пришло вчера, там он рассказывает о… - Арти немного запнулся, раздумывая, - … каких-то соревнованиях, которые закончились два дня назад, в столице. Они победили, - короткая улыбка и снова взгляд вдаль, - так много впечатлений об играх в его письме – радостные такие, будто я сам там побывал… - Так в чем же дело, Артур? – не отступался Джеймс. - Он… писал о ярмарке, которая должна состояться в конце следующей недели в Йеллоустоуне, - омега коротко выдохнул, поёжившись под порывом еще не весеннего ветра, - написал, что хотел бы встретиться со мной… На последних словах голос Хаммонда совсем притих, настолько, что оба старика максимально придвинулись к понурому Артуру. - А что тебя смущает, мальчик мой? – осторожно спросил Терри. Несколько минут омега не отвечал. Его друзья, приобретенные за пять лет пребывания здесь, давно привыкли к таким заминкам, и, редкой, но стойкой меланхолии Артура, также как и к его периодам «буйства», когда он радостно играл с ними в карты до полуночи, заказывал торты и выпивку на их дни рождения и по особым поводам, летом гулял под дождем, надрывно наслаждаясь жизнью. «Надрывно» - это наиболее точное описание всего облика и характера Артура Хаммонда. - Если… - робко начал он, - … Энди приедет и увидит меня… таким… Карие глаза омеги слегка увлажнились. - В последнем письме он предложил встретиться здесь, в конце этой недели, а потом, на следующей, посетить ярмарку и… - Артур сбился, вскинулся и возбужденно затараторил, - но, если он узнает!? Энди мой первый друг по переписке из того, «внешнего» мира, который даже после моих не слишком щедрых строк не потерял интереса общаться со мной. И я бы не поверил в его искренность, если бы это было его второе или третье письмо, но сейчас, в тумбочке, лежит уже седьмое. Энди пишет мне почти каждый день – об университете, о занятиях, учителях, друзьях, работе, развлечениях и, самое главное, немного о себе… Взгляд Хаммонда снова расфокусировался, он смотрел в глубину парка, расчерчивал глазами аллеи, залитые солнечным светом, изредка пробивавшимся сквозь облака, провожал юрких птичек, скачущих по уже оттаявшим маленьким веточкам, но будто не видел всего этого. - Я не знаю, что будет, если все это закончится… - Артур напрягся и, опустив голову, потер замерзшими пальцами виски. – Я замерз, - резко перекинулся он, - пора возвращаться. - А мы уже на месте! – весело заявил Терри, махнув рукой в сторону главного входа в спальный корпус, соединенный с главным красивым стеклянным переходом, по обе стороны от которого раскинулись величественные дубы, образующие жарким летом спасительную тень. - И еще, мальчик мой, - продолжил бывший актер, - я не знаю, насколько тебе сложно, даже не представляю – если честно, и не буду утверждать, что мог бы, но послушай: Энди не такой. Он не отвергнет тебя. Просто поверь. А если вдруг такое, все же, случится, - понизил голос мистер Гигенс, - тогда - зачем все это нужно? Переписка – фальшивая дружба. Ведь долго отлынивать ты не сможешь и, в конце концов, Энди не дурак, почувствует подвох, и ваше прекрасное общение сойдет на нет. Так или иначе. Артур тяжело вздохнул и слегка вздрогнул, когда Лесли ненавязчиво потянул его в строну входа в корпус. Уже на пороге внутренних дверей, Джеймс мягко, утешающе погладил омегу по щеке, своей сухой морщинистой рукой, со сведенными артритом пальцами. - Напиши, Арти, – сипло прошептал он, - пригласи мальчика сюда. На следующей неделе, в выходные, обещают хорошую солнечную погоду - похоже, весна в этом году будет ранняя. Вы погуляете, пообщаетесь «в живую». Поверь мне, мальчик мой, не бойся открыть для себя радость общения с «людьми из внешнего мира». Омега благодарно улыбнулся и твердо посмотрел в слегка выцветшие зеленые глаза. - Я просто боюсь. И боюсь не только того, о чем я вам с Терри рассказал. Я боюсь увидеть то, насколько эти пять лет здесь изменили меня, насколько я теперь не похож на того жизнерадостного писателя, каким был в свои 26 лет, когда еще не родился Дэвид, и Алистер был… - Я знаю. Но Арти, у тебя уже два с половиной года ремиссии – без приступов, умственные способности не снижаются – Гарри Хейли подтвердит. Дай себе шанс. Хотя бы чуть-чуть, ведь ты еще так молод… - Ну да!? – рассмеялся Артур, пройдясь пятерней по черным как ночь коротким волосам. - По сравнению с нами – ДА! – недовольно проворчал Лесли. За спиной послышался тарахтящий звук приближающейся коляски. - Что? Что? Только не говорите мне, что вы без меня что-то важное обсуждали! – притворно возмутился Гигенс. - Ах ты ж, старый сплетник! Уже и поговорить без твоих ушей на копчике нельзя! Как ты их вообще еще к моей спине не прибил, что б даже храп мой подслушивать… - взвился старый альфа, отчего глаза его загорелись юношеским огнем. Так всегда бывало, когда он схлестывался со своим старым другом-омегой – бывшим актером театра и кино, и просто хитрым прохвостом Терри. Вечером, лежа в кровати без сна и постоянно ворочаясь, Артур прокручивал в голове события этого дня и содержание письма, пришедшего утром. Бессонница была частой спутницей одиноких ночей омеги, особенно весной. В этот сезон, доктор Хейли прописывал ему дополнительно успокоительные, но сегодня, Хаммонд спрятал таблетку под матрас, перед санитаром сделав вид, что выпил. Благо режим был не строгим, и принятие лекарств проверяли нечасто. Поворочавшись еще немного, он встал с кровати и выглянул в окно. Ночное небо было чистым, поражало своей кристальной звенящей глубиной. Оно словно засасывало все печали, мысли и страхи – не оставляя ничего - лишь чистый разум, лишенный какого-либо наполнения. Убывающая луна мягко светила на небосводе, обдавая все вокруг серебряным светом, от которого парк и его окрестности приобретали очертания сказочной страны. Немного понаблюдав за живописным видом, открывавшимся из окна, и полностью проникнувшись моментом, Артур решительно сел за стол и зажег маленький ночник. Выдвинув первый ящик тумбочки, омега вытащил пачку писем и, взяв самое верхнее, перечитал. Спустя полтора часа Хаммонд вновь вертелся на узкой кровати, то и дело поглядывая на стол, где в самом центре на освещенной луной столешнице, лежало готовое запечатанное в конверт ответное письмо, заканчивающееся строкой: «Приезжай - я буду ждать…»