***
Требовалось время, чтобы глаза привыкли к полнейшей темноте там, внизу. Стоило этому произойти, Лютик не смог сдержать досадного присвиста: — М-да, ну и обстановочка. Хотя, конечно, могло быть и хуже. Наверное. Ведьмак в темноте ориентировался не в сравнение лучше него, да и брезгливостью не страдал, в платочках не нуждался. Если и тяготило охотника на нечисть что-то, выбивая из колеи — так это баранье упорство навязавшегося попутчика. Чего ради этот мальчишка полез за ним в клоаку Новиграда? Решил посмотреть на оживших мертвяков? Хороши забавы заскучавшей молодёжи. — Держись за моей спиной и никуда не лезь, — не распинаясь на вежливость, бросил Белый Волк через плечо, — как тебя зовут хоть, сумасшедший? Переступив через грязную лужу с презрительным «и-иу», юноша отозвался слегка ослабевшим от незначительной дурноты тоном: — Я Лютик, очень приятно! Если что, ты в представлениях не нуждаешься, Геральт из Ривии, не сочти за комплимент. Было лестным, что ведьмак наконец-то удосужился узнать его имя. Силясь отвлечься от удручающего антуража хотя бы на что-то, юноша хотел было высказаться на эту тему, но не успел. Откуда-то из темноты раздался пронзительный вопль. Лютик выругался, вздрогнув: — Это что за чертовщина? Не оборачиваясь и не отвлекаясь, Геральт пошёл на источник звука. Как и договаривались, бард держался позади. Не сказать, что мертвецы, появление которых застало Лютика врасплох, были донельзя пугающими. Дело, скорее, упиралось в то же пресловутое отвращение. Синюшный оттенок изуродованных, наполовину сгнивших тел, гнойные струпья и почти до основания изъеденные трупными червями лица — всё это являло собой далеко не самую приглядную картину, и, лишь завидев их, бард тотчас же почувствовал, как нутро сводит тяжелая тошнотная судорога — сдержался, однако, лишь возмутившись многозначительно вслух: — Внешность, конечно, не главное — телесная красота тленна, и всё же, чёрт побери, вы почему такие уродливые?! Лютик не смог уловить сполна, как это случилось: в каком-то диком многоступенчатом пируэте в один лишь миг Геральт оказался в десятке ярдов от него. Лезвие меча его было окрашено алым, а всюду вокруг, разбросанные мешаниной, лежали остатки того, что в первоначальном своём виде являлось, наверное, утопцами. Позеленев, Лютик согнулся пополам. — Берегись! — донёсся до него туманно оклик ведьмака. Подняв голову, юноша успел увидеть то, как Белый Волк применил один из своих знаков. Практически синхронно с ним, скорее из инстинкта самосохранения, нежели осознанно, Лютик наложил на себя лёгкие защитные чары. Такая магия не отличалась особой энергозатратностью, и в запале битвы для Геральта едва ли представлялось возможным отделить собственный магический поток от чужого. Надо сказать, сообразил он это очень вовремя. В следующую секунду ошмётки уродливых тел разлетелись булькающей взрывной волной, словно им подожгли фитили. Лютика снова скрутило. Думал, что от тошноты, но нет. Коленки вдруг подогнулись, слабея, закружилась голова. Прямо по курсу, за тяжелой ржавой дверью, скрывался целый поток — нет, ураган — такой активной и мрачной магии, что не заметил бы этого разве что глухой слепец. Надо было предупредить ведьмака о масштабе проблемы, но как это сделать, не проявив себя, юноша не представлял. Людское чутьё ужасно, проще сказать, оно отсутствует напрочь, и если перед самым носом какого-нибудь горожанина будет твориться великая в своей силе, первозданная и чистая магия, вполне возможно, что тот и бровью не поведёт, решив, что у него на погоду давление скачет. — Медальон сейчас цепь порвёт, — нахмурился ведьмак, озираясь, — не удивлюсь, если за дверью нас поджидает с приветливой лыбой и бочонком вина некромант собственной персоной. — Да, здесь, как бы это сказать, неуютно, нам, наверное, пора… — затараторил Лютик, но, очевидно, момент они упустили. Дверь слегка приоткрылась, будто робко приглашая путников к хозяйскому огоньку. Ничем хорошим это им не грозило. «Он не справится с некромантом, если не подберётся вплотную, тут и думать нечего. Ведьмаки не натасканы на противостояние чародеям, ведь предполагается, что они либо совсем не пересекаются, либо работают бок о бок» — лихорадочно соображал бард: «Нельзя пускать его внутрь, может быть усыпить и воспользоваться порталом?» Будто своевольным ответом на его мысли, ведьмак решительно отворил дверь, делая шаг внутрь. — Геральт, остановись, чёрт тебя подери! — воскликнул Лютик, но сделать уже ничего не смог. Не успел даже поравняться с охотником на нечисть, лишь взглядом и чародейским чутьём успел ухватить эту короткую вспышку неравных магических потоков: неизящно исполненное проклятье всё же без труда обошло безукоризненный ведьмачий знак, угодив Геральту прямо в грудь. — Вот же придурок… — пробормотал чародей, молниеносно рассекая расстояние, разделявшее их с ведьмаком. Сила есть — ума не надо: фраза, идеально характеризовавшая поступок умудрённого, казалось бы, опытом Белого Волка. Стараясь держать себя в руках и не поддаваться панике, Лютик обхватил ладонью запястье беловласого, заглядывая ему прямо в глаза: — Ты устал. Засыпай. Давай же, закрывай глаза, — мягко, полушепотом, убаюкивая его одним лишь голосом, чародей невесомо надавил на чужое запястье, чувствуя под кожей слабый, медленный пульс, и с удовлетворением замечая, как растекающиеся по венам импульсы заставляют янтарные зрачки медленно закатываться, а отяжелевшие веки — опускаться, — вот так, славно, засыпай, ни о чём не… Терпением некромант, очевидно, не отличался. От вдумчивого колдовства над чужими сновидениями Лютика отвлекла яркая вспышка заклятья, направленного в его сторону. — Да подожди ты, твою же мать! — гневно воскликнул он, не оборачиваясь, но успевая в последний момент одной рукой поставить полупрозрачный щит, безукоризненно отбивший чары. Из-за чужого моветона он не успел смягчить падение окончательно отошедшего в царство Морфея Геральта, осталось лишь сочувственно на него посмотреть, окончательно отдавая всё своё внимание во власть нерадушного хозяина. — Послушай, я не хочу с тобой драться, — умиротворяюще, насколько это возможно, когда руки трясутся, как в лихорадке, а в ногах лежит подкошенный проклятьем ведьмак, начал бард, — произошло небольшое недоразумение, и мы уже собирались уходить… В следующую секунду земля задрожала под тяжестью сотрясшей атмосферу магической волны — мгновение спустя потолок, очевидно, сдал позиции и стал обрушиваться. Как ни удивительно, центр удара локализовался аккурат над головой барда. — Вот же чертовщина, — пробормотал Лютик, прилагая немалое усилие, чтобы в этой суматохе применить щитовую формулу до того, как его расшибёт упавший сверху булыжник. Очевидно, дипломатия здесь была что об стенку горох. Но нападать у него не было времени. Если он верно угадал природу схваченного Геральтом проклятия, тому оставалось от силы полчаса, а это значило: либо портал, либо яма для бездыханного тела. Создать портал одной рукой буквально из ничего — очевидно, не то, к чему готовился бард этим вечером. Однако через титаническое усилие воли уже минуту спустя в паре метров слабо замерцал неидеальный и легко прослеживаемый, но всё же межпространственный коридор. У Лютика носом пошла кровь. Он давно не практиковал. Было сложно. Не менее сложно было дотащить ведьмачью тушу до портала. «Сколько же в этом мутанте веса» — злобно думал чародей, неловко хватаясь за ворот чужого плаща одной только рукой — вторая всё ещё исправно удерживала полупрозрачный щит, раз за разом отражающий чужие магические нападки. От усталости он потерял равновесие и, оказавшись по ту сторону портала, буквально обрушился на протирающего собой пол ведьмака всем весом. Острая боль пронзила колено — очевидно, нырнув в портал, напоследок он всё же поймал чужое заклинание, но едва ли оно грозило ему чем-то, кроме пореза. Клонило в сон. Однако приходить в себя было абсолютно некогда. Опомнившись и осознав, как мало времени осталось, в один миг Лютик, будто ужаленный, подскочил на ноги, принимаясь тащить наполовину безжизненное тело к постели. Его работа только начиналась.2.
3 марта 2020 г. в 02:46
Густая мелкая морось промочила его насквозь за какие-то пару минут. Эта пакость даже не ощущалась как полноценный дождь: Лютик словно зашёл в ледяное озеро — как был, в одежде — и принялся сновать по улицам в самозабвенном поиске воспаления лёгких.
Он ругался всеми известными ему словами, браня на чём свет стоит всё и вся: себя-любимого, ведьмака, паршивую погоду, ненавистный Новиград и необъяснимый порыв следовать за незнакомцем в чёртову темень в поиске чёрт-знает-чего-крайне-важного. Не стоило, наверное, брать третью кружку эля. Вечно его тянет на приключения: пару недель назад, вот так вот перебрав, оказался в постели гостеприимной супружеской пары — не сказать, что случай печальный, даже напротив, но кто б на трезвую голову себе такое позволил! А теперь вот увязался за ведьмаком — тут уж точно приятного мало.
Так или иначе, ему хватило какой-то минуты, чтобы одним лишь чутьём уловить след недалеко ушедшего Белого Волка. Тот вёл под уздцы свою кобылку, будто никуда особо не спеша. Юноша прислушался: едва уловимый, тонкий звук разбивающихся о мостовую капель, срывающихся с карнизов, отдалённый городской шум, слух к которому уже давно утратил особое восприятие, его собственные осторожные шаги, цоканье конских копыт — больше ничего. Тяжелые сапоги ведьмака ступали по вымощенной улице, словно мягкие кошачьи лапы. Ни звука.
На самом-то деле зрелище завораживало. Фигура Геральта — крепкая, внушительная, и само подсознание будто бы требовало от движений и походки известной доли грузности. Но он шёл, не крадучись даже, и всё же абсолютно беззвучно — так, словно, наблюдая за ним, Лютик заткнул уши, не желая ничего слышать.
Он засмотрелся и сделал это зря. В зябкой ночной темноте стоило пялиться не на чужие стопы в потертых кожаных сапогах, изумляясь музыкальности создающейся ими тишины, а себе под ноги смотреть. Споткнувшись о какой-то дурацкий булыжник, бард глухо ойкнул, едва не теряя равновесие — удержался, но, видно, подбил каблук. Оторвавшись от недовольного разглядывания собственного сапога, поднял голову: ведьмачья кобылка мирно стояла себе на том же месте, однако самого ведьмака не наблюдалось. Лютик чертыхнулся себе под нос: в безмолвии позднего часа его оплошности вполне хватило, чтобы обратить на себя внимание.
Но куда только он запропастился? Юркнул в проулок, не желая ввязываться в конфликт с настырным преследователем, от греха подальше? Звучит, словно детская забава — ещё Лютик с ведьмаками в догонялки не играл.
— Вот дёрнул же чёрт, — процедил он сквозь зубы, пряча замёрзшие руки в рукавах тонкого не по погоде дублета, — сидел бы на месте, никого не трогал — нет же, понесло.
— Да уж, не поспоришь, — раздалось аккурат над его ухом.
От неожиданности сердце его подскочило и, ударившись о грудную клетку, заметалось в ней, словно ударенный ребенком о землю мячик. Лютик крупно вздрогнул. Вопрос, каким образом ведьмак абсолютно незаметно оказался за его спиной, уже не возникал. Однако подобные неожиданности для нервного барда были чреваты ударом.
— Либо по удивительному стечению обстоятельств нам с тобой по пути, либо кто-то горазд совать нос не в свои дела, — предположил невозмутимо Геральт, — уже поздно. В такой час легко нарваться на неприятности, особенно в компании ведьмака. Не боишься?
На мгновение Лютику почудилось, словно уголки его губ приподнялись в усмешке — но, видно, только почудилось: лицо ведьмака оставалось непроницаемо.
Бард постарался изобразить беззаботную ухмылочку, но вышла скорее виноватая улыбка-извинение. Нутро свербило послевкусием испуга в смеси с осознанием ужасной глупости положения, в которое загнал он себя исключительно по доброй воле.
— Если это должно было прозвучать угрожающе, то могу поздравить — прозвучало, — хохотнул юноша, неловко переминаясь с ноги на ногу, — и, раз уж наши пути так удачно совпали…
Ведьмак устало покачал головой. Будто поддерживая хозяина в скептицизме, его лошадь шумно фыркнула, толкая Геральта носом в плечо.
— Послушай, парень, не знаю, что взбрело тебе в голову, но я не шучу, — нейтральные тона его слегка изменились, лавируя на тонкой грани с предупреждающими, — иди-ка своей дорогой, моя работа тебя никоим образом не касается.
Конечно, конечно, конечно. Эта затея с самого начала была обречена на провал. Дезориентация, метаморфизм, глоточек эликсира из склянки, спрятанной в поясной сумке — ох, сколько уловок в два счета решили бы проблему этой нелепой слежки, но даже самая незначительная магия — это в первую очередь огромный выброс энергии, который любой, даже не самый выдающийся ведьмак учует в тот же миг. А Лютик без магии — что рыбак без сети, у него руки связаны. Вот и осталось ему стоять перед охотником на нечисть, словно ребёнку пристыженному, и старательно подбирать слова, чтобы хуже не сделать:
— Видишь ли, мы попали в такую неловкую ситуацию, когда в суть вопроса посвятить я тебя не могу, но просто взять и уйти тоже возможным не представляется. Небольшой опыт общения с твоими товарищами по ремеслу у меня имеется, — он врал нагло и не очень талантливо, однако с таким самозабвением, что волей-неволей пробуждалось уважение, — так что постараюсь сразу и по сути: твоё задание меня всё же касается. Наверное. Мешать не буду, честное слово. Заплачу, сколько скажешь.
Такое вот туманное заявление, в принципе, могло служить карт-бланшем на таинственность. Ведь Лютик мог быть кем угодно: хоть разведчиком под эгидой того же Радовида, копящим сведения о тайных пороках названной столицы мира. Вопрос оставался лишь в том, насколько подобные сюжетные повороты были способны впечатлить ведьмака.
Судя по всему, не очень.
Янтарные глаза глядели на него сверху вниз, как на надоедливого приблудившегося щенка, который под ноги лезет, мешается, а пнуть жалко. Лютик бессильно всплеснул руками.
— Если хочешь, могу твой меч потаскать. Создам иллюзию деятельности и пользы!
Белый Волк нахмурился, порядком, видимо, насытившись его болтовнёй. Лютик понимал: аргументов он больше не придумает. Однако не собирался отступать. Сложно сказать, на что он надеялся, однако не попробуешь — не узнаешь. В конце концов, они в вольном городе, и он, как и любое другое законопослушное лицо, обладал всеми правами перемещаться по улице в любое время и в любом направлении. И это вообще не лютикова проблема, что время и направление у них с ведьмаком каким-то образом совпали.
— Раз уж ты так твёрдо убеждён, что нам по пути, приоткрою завесу тайны: я направляюсь в канализацию. Не думаю, что подобные тебе жалуют такие места, — пасмурно рассудил Геральт, отворачиваясь, — наибольшей пользой от тебя будет, если прямо сейчас ты развернёшься и отправишься домой. Время уже не детское, тебе на боковую давно пора.
Тут уж настало время Лютику возмутиться праведно, искренне да со вкусом. Он показательно фыркнул, уперев руки в боки:
— Послушай-ка, я просто хорошо сохранился! Да и вообще, какая тебе разница, куда я иду? Не твоя забота! Хочу в канализацию — иду в канализацию. Хочу провести незабываемую ночь на кладбище — иду и беру от неё всё!
Он напрочь потерял надежду на благой исход конструктивной беседы, так что топил свою лодочку по золотому принципу: сгорел сарай — гори и хата.
Однако эмоциями ведьмака, как оказалось, тоже не пронять. Смерив юношу красноречивым взглядом — сам Лютик посмотрел бы так на опроставшегося младенца — Геральт отвернулся, равнодушно бросив через плечо:
— Я не буду отскабливать твои внутренности от пола, мне за это никто не платил.
Невозмутимо пожав плечами, бард бодро зашагал следом:
— Так уж я тебе и доверил свои внутренности, разбежался.
В полнейшей безнадёге ведьмак предпринял последнюю попытку:
— Я работаю один, бард. Всегда один.
Но слова его с Лютика сошли, словно с гуся вода. Он только съехидничал лениво:
— Ради бога, ведьмак, отрабатывай свои деньги — у меня и в мыслях не было тебе помогать.
Стоит ли говорить, что перспектива присутствия на охоте за нечистью не особо-то напугала Лютика? Хорошо, большой и грозный Белый Волк решил покрасоваться смертельной опасностью своего ремесла, да только делал он это без оглядки на специфику деятельности самого юноши, понятия о которой, конечно же, не имел. Однако про себя тот лишь посмеялся: с каких пор ведьмаки стали горазды пугать чародеев?
Однако и сам Лютик не учёл некоторых особенностей собственной натуры, храбрясь. А подумать ему стоило хотя бы о качестве, впитанном им с молоком матери и не исчезнувшем даже после отказа от титула и череды самых разных жизненных препон: аристократ по крови, отродясь Юлиан был тем ещё белоручкой.
Даже в самой дешёвой таверне, держа кружку, он, сам того не замечая, отгибал мизинец. Даже в самой дальней дороге он не мог спокойно жить, не искупавшись хотя бы в попутном лесном водоёме.
Стоило чародею только осознать, куда именно держал путь ведьмак, уверенности в необходимости этого мероприятия как-то поубавилось, но раз уж добился — Лютик бы настроен мужаться до конца.
— Главное — не потерять сознание. Не от страха, конечно, скорее от зловония, — принялся он настраивать самого себя вслух через минуту после того, как сам Белый Волк без тени смятения полез в сточную трубу, уходящую под землю.
— Так, ладно. Всё будет нормально. Главное — дышать строго по необходимости. Мы же недолго. Сейчас он убьёт пару-тройку кого-нибудь там — и сразу на свежий воздух, — приободрился бард, невольно морщась от предвкушения грядущего действа.
Зачем ему это? Что вообще толкнуло его на это странное приключение? Что ему нужно от ведьмака? Эти вопросы то и дело всплывали в подкорке, но стабильно оставались без ответа, а значит, не имели особого смысла.
Последняя мера самопомощи перед неотвратимым: достав из поясной сумки шёлковый платок и хрустальный флакончик, он оставил на ткани пару брызгов душистой воды, заранее перестраховываясь. Если и дышать, то в платочек. Ну, ни пуха.