Д(т)ело №137

Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.. © Фридрих Ницше

На настенных, электронных часах показывается время и дата: Двадцать первое октября две тысячи одиннадцатого года, время одиннадцать часов утра.       — Вы верите в Бога? На третий день допроса эти слова доносятся со стороны Узумаки внезапно и по-особенному тихо. Он сидит в своем кресле и смотрит в потолок, откинув шею к спинке, отчего его белоснежные волосы свисают, будто сосульки. Как только он ощущает на себе взгляд, то наконец поднимает голову и внимательно смотрит на Ибики. Морино от неожиданности даже роняет папку из рук и отчего-то то ли хмурится, то ли злится на своего подопечного, но, на странность, отвечает хоть и грубо, но совершенно невозмутимо:       — Тебе какая разница? — он косится на спокойное лицо напротив и не замечает в глазах Наруто никакой издевки. Сегодня его зрачки слегка красные, а привычные лазурные глаза кажутся какими-то серыми на этот раз. Вообще, Узумаки сегодня вырядился абсолютно во все белое: очередной спортивный костюм, кроссовки с высоким верхом, браслет на пару с наручными часами, которые до этого момента он ни разу не надевал. Ролекс. Как пафосно. Не дорос еще этот сопляк, чтобы носить такие дорогие вещи. Наверняка ему его богатые опекуны подарили часики. На восемнадцатилетние, может. Мажор недоделанный.       — Мне просто интересно, — Наруто смотрит на него буквально еще пару секунд, а после опять с какой-то грустью начинает сверлить взглядом потолок. Он обхватывает двумя пальцами одну фалангу правой руки и будто выворачивает ее легонько то в правую, то в левую сторону. Со стороны это выглядит так, словно делает он это как-то слишком нервно, но так только кажется. Некоторые действия мелкой моторики человек делает неосознанно. Морино снимает свои большие очки с переносицы и откладывает в сторону, растирая глаза и выдыхая. Стрелка часов как-то слишком громко перемещается с отметки 13:07 дальше. Допрос должен длиться уже седьмую минуту, но что-то не клеилось.       — В силу своей профессиональной деятельности, — голос звучит сухо и враждебно, — и того, что я видел в ее процессе и кого встречал, — он поджимает свои губы и начинает постукивать кончиком ручки по поверхности стола, — я могу сказать, что не верю. Потому его нет.       — Почему вы так думаете? — Наруто спрашивает совершенно бесцветным голосом, каким-то ровным и неестественным. Даже, можно сказать, инородно-глубоким.       — Потому что, если он бы был, я бы не видел всего того, что видел. — Цепкий захват пальцев расслабляется, и ручка медленно катится по столу. Наруто грустно улыбается и задает свой следующий вопрос.       — А в дьявола вы верите? — Саске спрашивает этот вопрос у Анко ровно в половину второго. Ни секундой раньше. Ни секундой позже. Рассматривает стрелку на огромном настенном циферблате. Свет лампочек отражается в зрачках, и он смаргивает. Сегодня Саске одет во все черное, отчего со стороны смахивает на ворона. Его волосы собраны в какой-то небрежный пучок на затылке. Майка слегка помята, и, как обычно, на нем красуются спортивные штаны. На руке у Саске сегодня висит какой-то декоративный браслет, который или Анко не замечала, или Саске попросту надел впервые.       — Ты решил податься сегодня в мистику? — Митараши по-доброму улыбается и убирает волосы в небрежный пучок.       — Мистику? — Саске спрашивает с каким-то тихим смехом и пальцами сжимает свою майку в том месте, в котором Анко до этого видела то ли рану, то ли странного рода ожог. — Я вас не спрашиваю про человеческую совесть, следовательно, не спрашиваю и про мистику, — он продолжает сжимать ткань еще некоторое время, после чего отпускает и добавляет: — Ну так? Анко за их недолгое знакомство поняла уже сразу: у Саске Учиха довольно-таки специфическое чувство юмора.       — Я религиозный человек, — женщина откидывается в своем кресле, скрещивает руки в замке, ими же прижимая свое колено ближе к себе, и задумчиво закусывает губу. — Скорее да, чем нет, в Бога я верю точно. Если он есть, значит, и дьявол, логично, тоже.       — Вы правда в это верите? — в голосе звучит какая-то ирония, отчего она, Анко, не понимает, что происходит.       — Да. Саске рассматривает ее и, словно что-то для себя решив, кивает, затем опять косится в сторону часов.       — А ты, Саске, веришь? — Анко достает свою папку, листок бумаги и карандаш.       — Во что? — Учиха все еще рассматривает стрелки и цифры, всем своим видом пытаясь игнорировать следователя. Циферблат почему-то сегодня ему кажется слишком интересным, что странно, так как никто часы не менял на новые, но, видимо, именно сегодня Учиха нашел в них какое-то свое очарование.       — В Бога, — женщина отвечает спокойно и внимательно следит за реакцией юноши. Саске отчего-то начинает смеяться, но потом, мотая головой из стороны в сторону, поднимает руку и наконец отвечает сквозь выступившие слезы.       — Да. Конечно. У меня была религиозная семья. Только это мало помогло.       — Что смешного, Саске? — она хмурится и записывает на своем листе все, что может заметить из реакции подопечного.       — Ничего, — он отмахивается и закидывает ногу на ногу, опять на секунду морщится и сжимает то самое место под майкой. — Просто этот вопрос мне уже задавали. Я вспомнил, при каких обстоятельствах. Смешно стало.       — Кто задавал? — Анко пододвигается ближе и включает диктофон. Губы Саске дергаются и сжимаются снова, словно он хотел что-то сказать, но передумал. На вопрос он так и не ответил.       — А в дьявола ты веришь, Саске?       — Верю, — Наруто отвечает на заданный вопрос с улыбкой, теребя пальцами костяшки на своем браслете и не поднимая при этом взгляд на Ибики. — Если ты веришь в бога, то и в дьявола ты верить обязан. А если отрицаешь существование кого-либо из них, то как не крути признаешь их наличие. Забавно, не правда ли?       — Почему? Фильмов пересмотрел? — Морино фыркает и закуривает дорогую сигару. Дым от нее клубами разлетается по комнате. Наруто искренне смеется, вызывая тем самым недоумение у следователя, и вытирает слезы.       — Вы смешной.       — Прости? — Ибики поднимает бровь и затягивается еще раз.       — Смешные вещи говорите, говорю, спасибо, я давно так не смеялся. — Он наконец отдергивает руку от своего браслета и поджимает ею щеку.       — И что же смешного в моих словах?       — Если я вам скажу, что лично с ним знаком, вы мне поверите? — Узумаки с интересом разглядывает лицо следователя с какой-то снисходительностью. — Или скажу, что видел его, оттого и верю?       — Я поверю в то, что ты больной на голову, — Морино с небрежностью тушит сигару, — хотя это и так бесспорный факт. Наруто становится смешно вновь.       — Поверьте, я — нет, вы еще моего… — он запинается на секунду. — Хотя. Неважно.       — Почему ты так отзываешься о дьяволе? — Анко с недоумением косится на Учиху, который с какой-то странной теплотой отзывается о подобного рода вещах.       — У меня тогда к вам встречный вопрос, — Учиха закуривает и выпускает изо рта кривое кольцо, шмыгая носом. — Почему вы с такой теплотой отзываетесь о боге?       — Потому что такие законы, — Анко отвечает нервно и отодвигается от Саске чуть дальше.       — А кто их придумал? — Саске пододвигается, наоборот, еще ближе и вдыхает в себя запах никотина. Женщина молчит.       — Люди… — он отвечает сухо и тушит сигарету в пепельнице медленно. — Только знаете что? Мне одно непонятно. Почему все винят во всем дьявола и так возвышают этого вашего бога? В Ветхом Завете расписана черным по белому предыстория всей этой тусовки. — Саске поднимает на нее спокойный взгляд черных глаз. На секунду кажется, будто они стали еще темнее, чем раньше. — Было у Бога четыре сына. И просто потому, что один из них отца ослушался, тот его и выкинул из дома, поместил в ад, там запер за плохое поведение. И вот почему-то все считают его плохим. Хотя, по сути, сын просто не разделял взглядов отца, — Учиха кривится от своих же слов. — И я не понимаю одну вещь.       — Какого хрена, — Наруто не может сдержать своей ироничной улыбки, — пидорасом считают не отца с манией величия и гордыней, который отказался от родного сына из-за разных взглядов на жизнь и бросил его подыхать в яму… — он мимолетно переводит взгляд на свои наручные часы и продолжает…       — … а сына? — Саске делает акцент на этом слове. — Который, по сути, ничего плохого не сделал, кроме того, что всего лишь имел свое мнение и отстаивал свои интересы? — он хмурится. — Я не понимаю. Или он виноват в том, что не вырос таким же жополизом, как его братья, и не зассал высказать отцу все?       — Не понимаю. — Наруто пожимает плечами. — Вот вы всегда слушались своих родителей?       — И для вас было бы нормально, если бы отец или мать заперли вас в подвале, где пытали бы только за то, что, я не знаю, вы не хотите в школу или хотите дружить с мальчиком, который вашему папе не нравится? — Саске смотрит на Анко пристально. — Или встречаться, к примеру? — Наруто закидывает руки за голову и поднимает взгляд в потолок. — С какой стороны ни посмотришь, говно какое-то выходит. Вам так не кажется?

***

Под ногами хрустят опавшие осенние листья. И по какой-то причине он идет босиком, ступает осторожно, нерешительно. Что-то так сильно привлекает его внимание вдалеке, завораживает настолько, что остановиться невозможно. Он пробирается в лесу сквозь ветви, оттягивая их, но они периодически выскальзывают сквозь пальцы и бьют со всем остервенением по лицу. Прямо как отец его тогда. Он морщится в который раз и отчего-то не может перестать шагать, будто его тянет какая-то невидимая рука за собой. Прямо в глубину леса, за которым находится озеро. То самое, куда они так часто с братьями ходят купаться под присмотром всех слуг и, конечно же, родственников.       — Тобирама. Он слышит свое имя. Его зовет знакомый голос. Вероятно, Данзо. Он каждый раз начинает беспокоиться, когда его господин куда-то пропадает. Сенджу оглядывается, но не видит сквозь деревья никого. Разворачивается обратно. Но на этот раз он идет почему-то один. Кожа на руках из-за множества ударов саднит. Отметины останутся надолго. Даже могут остаться шрамы. Тобирама спотыкается, успевает схватиться за ветку, однако та сразу же ломается и он падает прямо на листья, сразу же шипя от боли. Разбил себе колено. Ладони немного щиплет, и мальчик только сейчас понимает, что на улице уже сумерки, а он стоит в лесу и на нем одна лишь ночная сорочка. Тобирама моргает, хмурится и пытается подняться. Когда он встает, колено кровоточит сильнее. Внезапно он начинает осознавать тот факт, что понятия не имеет, где находится. А ведь буквально пару минут назад за спиной можно было разглядеть его дом, но сейчас, оглядываясь, за собой он видит лишь колонны деревьев, среди которых и просвета-то не видно. Медленно начинает зарождаться паника. Мальчик пробирается сквозь ветви дальше, те словно преграждают ему путь все интенсивнее.       — Не ходи туда, Тобирама. Остановившись на тропинке, он поднимает голову, чтобы отдышаться. Дыхание все-таки сбилось. На земле он замечает отсвечивающий с неба большой круг. Вероятно, это должна быть луна. Да, это она. Поворачивается к свету и улыбается, отчего-то становится спокойно и приятно. Даже можно забыть о боли в колене. Даже уже и не болит. Поднимает ладонь к небу и пальцами пытается сжать кругляшок луны в контур. Если кончики большого и указательного пальца сомкнуть, то луна окажется будто в капкане. Мальчика отвлекает резкий хруст, слышимый неподалеку, и он от испуга опускает руку и сразу смотрит в сторону шума. Он видит чей-то силуэт. Перед ним стоит человек, выше него, и, словно заметив присутствие Тобирамы тоже, встает как вкопанный. Так и стоят они в лесу и смотрят друг на друга. Он чувствует на себе чужой внимательный взгляд. Темно. Тобирама не может разглядеть даже его лица, лишь с помощью падающих теней он замечает, что у этого человека аспидный цвет волос. Они темнее сумерек. Тобирама неожиданно из интереса делает шаг вперед к силуэту напротив, но тот, будто почувствовав опасность, дергается и бросается бежать от него в другую сторону.       — Эй! — Тобирама срывается на крик, и почему-то собственный голос ему кажется чужим: каким-то слишком низким, а может, так просто кажется. Незнакомец игнорирует и, видимо, даже не думает останавливаться. Сенджу тоже срывается на бег, но и сам не понимает, почему он все же решил преследовать этого человека. Но тот оказывается гораздо быстрее. Он перепрыгивает через пеньки и сломанные ветки, будто изучил местность здесь вдоль и поперек, знает именно свою дорогу, в отличие от самого Тобирамы.       — Прошу, остановитесь, пожалуйста! — Сенджу кричит еще громче, пока они бегут друг за другом. Луна начинает светить сильнее. Они выбегают на какую-то поляну, которую мальчик ни разу в жизни не встречал и даже не помнил, чтобы она здесь была. Луна светит так ярко. У Тобирамы сбивается дыхание, ноги начинают выть от боли, и он уже хочет остановиться, но почему-то не может. Ему надо догнать этого незнакомца, хоть Сенджу и сам не знает зачем. Ночное светило полностью окрашивает своим сиянием силуэт бегущего, и Тобирама удивленно выдыхает. У него действительно черные как смоль волосы до плеч. Таких мальчик никогда в своей жизни не видел. Темно-синий костюм свободного кроя, сандалии на ногах и странный рисунок на спине в форме веера. Красно-белый.       — Да подожди ты! — Тобирама срывается на неуважительную форму обращения и начинает задыхаться от бега. — Пожалуйста, я не причиню тебе вреда! Стой! После этих слов он слышит искренний тихий смех. Впервые. Сколько раз они встречались в его снах, а он никогда не слышал ни слова от этого странного человека. А сегодня — смех. Хоть и тихий. Даже надменный какой-то, будто Тобирама сказал какую-то очень глупую вещь. Голос незнакомца глубокий, проникающий под кожу. И в то же время звонкий. Странное сочетание. От неожиданности Тобирама спотыкается и падает, на этот раз сильно разбивая второе колено. Оперевшись ладонями о сырую землю, пытается отдышаться. Они добежали до реки, что разделяет лес на два берега. Лунный свет отражается в воде, на первый взгляд, похожей на смолу. Сенджу видит, что мальчик, которого он так настойчиво преследовал, уже и не бежит вовсе.       — Что смешного? — Тобирама слегка краснеет от злости и стреляет в этот вечно убегающий силуэт агрессивным взглядом. Он каждый раз злится, что не может догнать цель. А еще Сенджу невольно сравнивает их обоих с луной и тьмой вокруг. Что очень иронично, ведь они действительно похожи. Вздыхает, качает головой и с досадой поднимается на ноги, прикрывая израненное колено, второй рукой держась за бок. Он знает, что не сможет его догнать, как бы ни пытался. Этот странный человек почему-то из раза в раз убегает от него, и не потому что боится. Нет. Он просто не хочет, чтобы его догнали. И от этого становится беспричинно очень обидно. Он понимает, что бежать за таинственным мальчиком бессмысленно, потому что в конце концов пробуждение неизменно приходится как раз на момент поимки. Однако из-за какого-то инородного интереса Тобирама не может заставить себя прекратить эти салки. Не может не хотеть его догнать. Ноги сами бегут. Тело двигается своевольно. И обида появляется сама по себе. Он обреченно выдыхает и разворачивается в сторону леса, после чего делает свой первый шаг, чтобы уйти. Так они стоят друг к другу спинами и молчат. Еще один шаг. Третий. Четвертый. Проходит с гордо поднятой головой пару метров и все же останавливается. Любопытство берет верх. Интересно, этот незнакомец еще там? Неужели странному мальчику настолько все равно? И только ему, Тобираме, хочется бегать за ним? Сенджу поворачивает голову к реке, и у него вмиг перебивается дыхание. Он встречается взглядом с невероятно алыми глазами, которые в этот момент смотрят прямо на него. Все то время, пока Тобирама стоял спиной, мальчик неотрывно наблюдал за ним. Иллюзия пропадает, красный цвет спадает с черных впадин глазного яблока, и лунный свет полностью впитывает в себя кровавый. Теперь на Сенджу устремился совсем иной взгляд. То был угольный цвет. Незнакомец смотрит с нескрываемым интересом. У него такая же бледная кожа, как и у Тобирамы. Губы вытянуты в ровную линию. Густые черные брови сдвинуты к переносице. Он отчего-то немного хмурится. А еще этот мальчик очень красив. И старше, примерно возраста старшего брата Сенджу, наверное. Тобирама делает шаг навстречу и хочет что-то сказать, но его начинает куда-то затягивать. Последнее, что он помнит, так это легкую улыбку на губах незнакомца и почти незаметный кивок. Мальчик разворачивается и шагает прочь. Будто он говорит ему: «До встречи. Скоро увидимся. Возвращайся скорее».       — Господин Тобирама. Голос слышится слегка отдаленно, будто его звучание заслоняет огромная стена или плотная перина, которая каждый раз тщательно стиралась руками экономки и каждый раз так долго сохла на солнце, становясь при этом еще тяжелее.       — Вставайте, господин Тобирама, — звучит все настойчивее, и мальчик постепенно начинает чувствовать, как чужая рука его интенсивно, но все еще аккуратно трясет за плечо. Тот, кого называют Тобирамой, открывает светлые глаза и сонно моргает, по привычке переводит взгляд на соседнюю часть кровати, одновременно с этим кладя туда свою ладонь, но ощущает там только пустоту. Данзо, видимо, давно проснулся уже. Сенджу моргает еще раз и видит пожилое, искаженное морщинами лицо экономки, которая уже который раз пытается разбудить одного из сыновей Буцумы Сенджу этим утром.       — У вас сегодня много процедур, — этот привычный голос моментально вызывает чувство обреченности, — утром у вас занятия письма, после чтения, затем у вас немецкий. Изо дня в день, из раза в раз, одно и то же.       — … в обед у вас верховая езда… Тобирама переводит сонный взгляд на женщину и выдыхает: иногда так хочется просто лежать в кровати и ничего не делать. Быть обычным ребенком, веселиться, как и все дети, играть со своими сверстниками, радоваться жизни…       — К вечеру вы должны подготовиться, юный господин Тобирама, ведь мы ожидаем сегодня визит достопочтенного господина Таджимы Учиха и его сыновей. Ваш отец хочет организовать прием на высшем уровне, поскольку от этого зависит то, как пройдет их соглашение о торговле… Тобирама кивает ей, несмотря на то, что не понял и половины из сказанного гувернанткой.       — Братик! — доносится звонкое восклицание у дверей, и в ту же минуту в спальню вбегают два младших Сенджу. Вырвавшись из рук прислуги и мигом добежав до Тобирамы, мальчишки запрыгивают к тому на кровать, а затем один из них крепко обнимает старшего. Итама и Каварама — двойняшки, которые похожи друг на друга как две капли воды. Они с самого рождения были такими шумными и невинными детьми, до сих пор не хотели никого слушаться в этом доме и шагать в навязанную их отцом зрелость, к которой их не приучали чуть ли не с пеленок.       — Поиграешь с нами, Тобирама? — Итама смеется, пока старший брат с любовью и теплотой во взгляде целует его в висок.       — Господин Тобирама занят сегодня, — Кагуя строго качает головой, и Тобирама в который раз вздыхает. Конечно же. Даже и надеяться не стоит, что с его расписанием ему выделят время на обычные детские игры с младшими братьями. Такое было позволено только по праздникам, и то не всегда. С тех пор, как их мать умерла при родах двойняшек, Буцума стал слишком строг к сыновьям. В доме стала царить полнейшая монархия. В самом начале его рамки, в которые он загонял всю семью, не особо ощущались, но спустя месяцы они стали в значимой степени бить по воле его детей, медленно, но верно. Прогибая под свои требования эту самую волю.       — Не сегодня, — виновато выдыхает Тобирама и смотрит с сожалением на мальчишек, во взглядах которых сразу же начинает отчетливо проявляться разочарование.       — Но, — Каварама обиженно надувает свои губки, — Хаширама тоже постоянно нам так говорит, ты становишься таким же, как он! — он упирает руки в бока, стоя при этом около кровати, и его глаза начинают слезиться. — Мы хотим поиграть, Тобирама!       — Я поиграю с вами на выходных, даю слово старшего брата, — Тобирама наконец встает и помогает Итаме слезть следом за ним, чтобы ребенок не упал ненароком.       — Дети, — голос Кагуи приобретает более теплые нотки, — пойдемте, у вашего брата много дел утром, поиграйте пока с господином Сарутоби…       — А Данзо тоже занят? — Каварама, кажется, сейчас почти расплачется. — Я не хочу играть с Сарутоби! Он вредный!       — Данзо ждет вашего брата на урок письма, — до всех четверых доносится голос Шимуры, который незаметно оказывается в проеме двери и упирается своим плечом в изгородь. А после мальчик переводит свой мягкий взгляд на Сенджу и кивает ему: — Доброе утро, господин Тобирама. Доброе. Изо дня в день утро становится все тяжелее называть добрым. Спустя некоторое время они уже сидят в огромном зале, а учителя Асума и Куренай вырисовывают на огромной доске буквы. Данзо, наклонившись к лицу Тобирамы ближе, говорит слегка беспокойно:       — Я слышал, у вас сегодня вечером будет прием рода Учиха. Тобирама сидит за партой скучающе и, облокотившись щекой о свою ладонь, переводит на соседа несколько безучастный взгляд, но, наконец поняв, о чем тот ему говорит, все же нехотя кивает. Учиха. Эта фамилия ему мало что говорит. У отца что ни день, то какой-то очередной прием, и мальчику буквально не хватает желания и внимания запоминать все так называемые значимые семьи, которые посещают их огромное поместье. Данзо, удивленный такой пренебрежительной реакцией своего господина, смотрит на него то ли с укором, то ли с непониманием.       — Вы что, — голос звучит еще тише, но при этом Куренай сразу поворачивается к нему и говорит:       — Разговоры, молодые люди!       —… не знаете, о ком идет речь? — Шимура все равно продолжает фразу, однако шепотом. Теперь в его взгляде по какой-то причине затаился интерес. Тобирама виновато улыбается учителю и, после обратив взгляд обратно на своего лучшего друга, пожимает плечами.       — Сегодня будем изучать произведение «Война и Мир», великого, русского писателя Льва Николаевича Толстого… Им приносят огромную книгу на английском языке, на которой написано: «Том Первый».       — Учиха — один из знаменитых торговцев на той стороне реки, как и ваш отец, является очень значимой личностью. Это огромная честь, если наконец удастся заключить мирное соглашение с этим родом. Ведь уже столько лет у вашего отца с господином Таджимой Учихой очень натянутые отношения. На грани конфликта. Тобирама заметно напрягается, вместе с тем вслушивается в рассказ Асумы. Тот говорит о предыстории романа, который ученикам еще только предстоит изучить. А тем временем мысли уносят Сенджу опять куда-то далеко. Мальчик прекрасно знал тяжелый, деспотичный характер отца, и оттого было совершенно неудивительно, что отношения с другими людьми у рода Сенджу натянутые. Тобирама был чем-то похож на своего отца — по крайней мере, так ему говорили многие, — и после брата именно он должен занять место правления в семье, однако только вот он сам своей схожести с отцом видел крайне мало. Другое дело — его старший брат Хаширама, который уже с раннего детства захотел помогать отцу и стать главой семьи, хоть и был человеком довольно мягкого характера. Тобирама отличался от него. Все эти дела, о которых отец рассказывал всем за ужином, очень привлекали Хашираму, когда же Сенджу-младшему было абсолютно неинтересно. От слова совсем. Слушая истории о каких-то ситуациях или же наблюдая за реакцией отца со стороны, Тобирама понимал уже тогда для себя одну-единственную вещь совершенно точно: он бы поступил иначе. Для таких дел в торговле и судоходстве, которые начал еще их Дед, и должен быть более строгий и властный характер, однако Тобираму все же больше тянуло в сферу познаний. Он часто в свое свободное время уходил в лес или же к реке, наблюдал за птицами, течением воды. И все это придавало ему какое-то иллюзорное спокойствие, которого в пределах дома было уже не сыскать. Но судьба сыграла очень корыстную шутку в его характере и способностях, ведь, на странность или все-таки горе, он имел исключительную память и обширную эрудицию, в отличие от его старшего брата Хаширамы. А может, дело в том, что Хаширама был гораздо ленивее, и отец, вместо того чтобы требовать большего послушания от него, сделал ставку на среднего сына, то есть Тобираму, которого не совсем привлекала такая перспектива. Ему хотелось быть обычным ребенком, хотелось больше изучать и понимать, а не принимать множество истин в этой жизни как должное. Не иметь права эти устоявшиеся истины под себя менять.       — Это слово на немецком означает любовь, — Куренай выговаривает букву за буквой на немецком, и мальчики повторяют за ней.       — Я знаю, что у господина Таджимы тоже сыновья есть, но в живых осталось только двое, — Данзо говорит задумчиво и сразу же смотрит на Тобираму, что записывает немецкие слова своим большим пером. — Старший сын и младший, имена, правда, их я не знаю. Они жили в таком времени, когда малейшая болезнь из-за своей капризности могла забрать душу любого и после смерти оного уже самостоятельно решать: поместить ту или иную душу в рай или ад. Такие недуги, как Туберкулез, Хворь и Холера, были почти на каждом углу. Если ты не выиграл генетическое наследие и не родился в обеспеченной семье, в которой лекарь еще поборется с твоим недомоганием, то летальный исход ожидает тебя в течение месяца точно.       — Интересно, какие они… — Данзо все никак не унимался, в то время как Тобирама уже шикает и почти падает с седла. — Может, мы сможем подружиться с ними, да, господин Тобирама?       — Наверное, — Сенджу кивает ему, и слышится назидательный крик кучера. Данзо испытывал сегодня какое-то странное волнение, однако из-за чего — Тобирама так и не понимал. Данзо, в отличие от других, повезло гораздо больше, ведь его отец был лучшим другом Буцумы, а жили семьи ни в чем себе не отказывая в одном огромном поместье. У семьи Шимура было все, как и у рода Сенджу, чтобы выжить, ни в чем не нуждаться и не волноваться, что в один прекрасный день в дом ворвутся варвары и зверски убьют их лишь потому, что сейчас голодные времена. В распоряжении находилось почти все — статус только ниже, но какая разница, впрочем, когда сам Буцума Сенджу является твоим покровителем и другом. Мальчики с самого детства знали друг друга: сколько себя Тобирама помнил, Данзо был его первым и лучшим другом, почти братом. Даже в какой-то степени слугой, но на самом деле такое происходило только по единоличной прихоти Шимуры-младшего. Почему он примерил на себя такую довольно-таки унизительную роль, было до сих пор непонятно, ведь слуг и без того было достаточно. У Данзо вошло в привычку ставить себя ниже друга. И как бы ни пытался, Тобирама не мог противостоять этому в должной мере. Даже Сарутоби, который считал себя больше кузеном, чем другом, никогда не обращался к нему в такой манере.       — На сегодня мы закончили! Эти слова звучат минута в минуту каждый день. Сенджу выдыхает с облегчением: наконец можно взять перерыв и на какое-то время освободить мысли.       — Молодец! — слышится хлопок, а после еще один, и Тобирама, обернувшись, впервые за день видит Хашираму, который стоит вдалеке и улыбается ему одобряюще, — Ты делаешь большие успехи! Он ищет взглядом нужную фигуру, знакомый голос звучит приятно. Как только старший брат подходит чуть ближе, младший замечает его и улыбается счастливо. Хаширама улыбается ему в ответ, и от этого Тобираме становится спокойно на душе. С тех пор, как последнему стукнуло восемь, братья стали видеться так редко, пусть и жили в одном доме, и всякий раз, когда Хаширама вот так непринужденно приходил к нему и хвалил за достижения, что-то внутри младшего распускалось и пропускало тепло в сердце. Сейчас ему одиннадцать, а Тобираме исполнилось восемь пару дней назад. Вот уже как два года он очень скучает по старшему брату. Очень. Ему, как и другим младшим братьям, не хватает элементарной любви и тепла. Но, даже несмотря на это, он очень любит его. Он очень любит своего старшего брата — Хашираму Сенджу. Подходит к нему напару с Данзо, и Хаширама хлопает его по плечу:       — Ты скоро станешь в езде лучше меня, Тора. Тора — так брат называл его ласково с самого детства. И это обращение всегда придавало младшему какой-то душевный покой: если брат так его зовет — значит между ними до сих пор все хорошо. Несмотря на деспотичного отца, в их семье всегда высоко ценилась любовь и уважение братьев друг к другу. У Тобирамы всегда было два самых любимых человека в жизни — это его брат и Данзо. После шли младшие братья. Ну, и отец, конечно же. Мать он уже и забыл. И любя этих двоих всей душой, вопреки некоторым стычкам, он чувствовал себя полноценным и счастливым человеком. Чувствовал себя в безопасности.       — Не стану, — Тобирама по-доброму отмахивается и добавляет чуть тише: — Ведь ты старше меня, а значит, опытнее. Хаширама легкой рукой заправляет прядь своих длинных цвета каштана волос за ухо — они у него явно от матери — и разворачивается в сторону их поместья.       — Нам надо готовиться к приему, сегодня очень важный день. От этого зависит наша судьба. Небо накрывают пасмурные тучи. Поток ветра растворяет в своем свисте эти слова, и все трое направляются в сторону дома.

***

      — Вы верите в судьбу, Анко? — спрашивает Саске довольно тихо после долгой паузы, рассматривая ручку, которую зачем-то взял со стерильной поверхности и до вопроса подолгу прикусывал ее колпачок. После он наконец опустил ее и перевел на женщину свой пристальный взгляд. Сегодня день не допроса, а скорее каких-то философских рассуждений, ведь спустя час они так и не начали запись странной истории.       — Что-то тебя сегодня на лирику потянуло, Узумаки, — Ибики отвечает ему с иронией. — Ходишь вокруг да около. И не понятно почему. Ты думаешь, тебе это поможет избежать допроса? Думаешь съюлить? Не поможет, — он говорит эти слова небрежно и немного злостно. — Что бы ты ни предпринял, я из тебя выбью все, что нам надо.       — Так да или нет? — Наруто сидит оперевшись локтями о стол и водит указательным пальцем по поверхности. — Чем вам навредит небольшое углубление в лирику? Обещаю, мы скоро продолжим. Времени у нас с вами ужасно много.       — Что тебе даст мой ответ, Саске? — Анко смотрит на Учиху внимательно и уже час гадает, к чему все эти странные вопросы.       — Мне просто интересно, — Наруто пожимает плечами и выдыхает. — От вашего ответа зависит то, насколько я могу углубиться в свой рассказ. Так сказать, понимаете ли вы некоторые вещи или все же нет, — он опять облокачивается на спинку стула и зевает.       — Хочу понять, насколько мы с вами отличаемся и насколько ваше понимание некоторых вещей расходится с моим, — спокойно отвечает ей Учиха. — Вы недавно сказали, что хотите понять меня. Что ж, я оценил. И даю вам эту возможность. Он замирает и переводит взгляд на время. Почти два.       — Но взамен мне захотелось понимать и вас. — Саске впервые улыбается ей так просто во время допроса. — Я думаю, это честный обмен. Раз уж у меня, по вашим словам, проблемы с пониманием людей и странная реакция на ужасные вещи, которые не должны казаться мне смешными.       — Нет, — Ибики отвечает ему сухо и облокачивается на спинку кресла и сам, — в судьбу я не верю: если бы она существовала, не было бы так много глупых и ужасных смертей. Например, пока ты идешь себе по улице домой, а какой-то конченый психбольной или обдолбанный нападает на тебя и хочет убить. Или из прихоти, или за дозу. Ты считаешь, это судьба, Узумаки? Или же плохое стечение обстоятельств и распущенность людей в нашем мире? Наруто заинтересованно смотрит на него и кивает.       — Спасибо за ответ.       — А ты?       — Верю, — Анко отвечает ему нехотя, и Саске слышит это в ее голосе сразу, — ведь от человека зависят те или иные действия. И когда он их совершает или принимает по той или иной причине, то никто же его не заставляет. А решениям этим через пару минут будет подчиняться твоя жизнь. Так и определяется ее исход. Значит, если ты повернул туда или же, наоборот, не туда — так кому-то надо было. Как, к примеру, нам с тобой встретиться в этом месте, Саске. Взять хоть твою историю и судьбу: зная все подробности предыстории твоей жизни, я еще тогда думала, что рано или поздно ты окажешься в подобного рода месте.       — Вы правда так считаете? — Саске впервые спрашивает воодушевленно. Все в нем вдруг стало выказывать заинтересованность.       — Да.       — Я? — Наруто задумывается, отводит взгляд. — Хм… — он проводит рукой по своей шее. Аккуратно. Костяшки на его браслете издают какой-то звон, и он наконец убирает руку. — После всего, что случилось, могу сказать так: я верю в судьбу, в отличие от вас. — Широкая улыбка. Впервые Ибики видит его счастливую улыбку. — Не сказать, что я был рад своей судьбе в конкретный период жизни. И я совру, если скажу, что всегда верил в нее. Однако. Спустя столько лет… Я могу ответить утвердительно. Да, я верю. На некоторые вещи мы повлиять никак не в праве. Хочется нам этого или нет, они происходят не из-за нашего выбора, а из-за того, что за нас уже кто-то все это решил. Нравится нам это, не нравится — разницы никакой. Никто меня не спрашивал, допустим, хочу ли я, чтобы умерли мои родители, или же… — он переводит свой ироничный взгляд. — Хочу ли я оказаться тут после всего. Оно случилось само, и я никак не мог повлиять на это. Поверьте мне. Просто произошли определенные события, а как мы все знаем, любые события или действия имеют последствия. И мы никогда не узнаем, хорошие они или нет. В этом мире в принципе все относительно.       — А ты веришь в судьбу, Саске? — Анко берет в руки бумагу с ручкой и готовится конспектировать ответ. Так проще понимать его. Саске поджимает к себе колено замком из рук и задумчиво наклоняет голову слегка вбок. Он то хмурится, то в какой-то момент начинает улыбаться. И вот, прочищая горло, все же отвечает на заданный ему вопрос:       — Нет, я не верю. Анко вздрагивает от такого категоричного ответа. Хочет что-то сказать, но Учиха опережает ее и говорит следом:       — Долго я думал так, что моя судьба зависит только от меня самого и только я вправе принимать те или иные решения, которые или сыграют мне на руку, или же наоборот, — он отпивает немного воды и ставит стакан на обратно стол. — Я был уверен, что все контролирую и все идет так, как надо. Так меня учили с детства. Полагаться только на себя и просчитывать все слова или действия наперед. Анко кивает ему и записывает ответ на бумаге. Саске говорит специально медленно, глазами прослеживая ее действия.       — Но после некоторых событий я понял одно: некоторые вещи мы действительно не вправе контролировать. Ты можешь себя убеждать в обратном, но, если тебе суждено познакомиться с каким-то человеком или родиться в конкретной семье, ты не сможешь это никак изменить. Семью мы не выбираем, как и место рождения, а вот про знакомства — тут и вовсе к забавному выводу я пришел.       — К какому, Саске? — Митараши спрашивает заинтересованно.       — Даже если ты триста раз будешь сворачивать не туда, заранее зная, допустим, что то или иное знакомство тебе ничего хорошего не принесет, или, наоборот, принесет, ты каждый раз будешь попросту оттягивать этот самый момент. Безусловно, это относится не ко всем людям в твоей жизни, но не суть. Взять, к примеру, моего брата. Я не мог его не встретить, на то он и моя семья, — Саске усмехается, — нравится мне или нет. Это неоспоримый факт. А вот общаться ли с ним — это уже мой выбор. Что надеть или съесть сегодня — тоже мой выбор, но я не могу контролировать других людей и их действия. И в каком-то роде это и называется судьбой. Совокупность выборов разных людей, посреди которых ты стоишь и которые все еще думают, что все в этой жизни контролируют. Забавно, да?       — Считаешь ли ты знакомство с Наруто своей судьбой? — Анко сама не знает, почему решила задать этот вопрос. Просто пришел в голову. Наруто усмехается от этого вопроса и отвечает сразу:       — Знакомство с Саске — моя судьба. — В этом голосе так и чувствуется теплота.       — Знакомство с Наруто я считаю судьбой. Тут и дискутировать не о чем, ведь, когда мы говорили на эту тему, поняли одну вещь. Разные виды решений, которые мы бы приняли или не приняли бы. Они все равно вели в одну неконтролируемую нами точку соприкосновения. Знакомство друг с другом. Саске пожимает плечами и улыбается Анко.       — Именно так. Тут и дискутировать не о чем. Вот на этом моменте мой скептицизм и дал сбой. А поверьте, проверял я много раз вероятность событий нашего «незнакомства». И понял одну вещь. «Незнакомство» с Наруто было равно нулю.       — Как вы с Саске познакомились? — спрашивает Морино неожиданно, и Узумаки дёргает плечом.       — В детстве, мне было лет семь…

***

Из пучины сна выводит резко подскочившее давление, отчего сердце начинает стучать по-особенному быстро, вызывая прилив тошноты и головокружения. Наруто пытается унять странный пульс и резко садится на край кровати, опустив ноги на пол, и сжимает рукой ткань старой, застиранной, но такой любимой майки. Делает глубокий вдох. Еще раз. Пульс все никак не может прийти в норму. Сегодня с самого утра за окном пасмурно и, скорее всего, уже прошел не первый дождь. Локти опускаются на колени, и Узумаки подносит свои ладони к губам, будто в молитве, и пытается обдумать странный сон, который ему снился этой ночью. Он бежал за Саске и почему-то никак не мог его догнать. Саске никак не хотел останавливаться и попросту убегал от него, а он все бежал и бежал за ним. И так злился. Во сне… Что равносильно и реальной жизни: все никак невозможно дотянуться и догнать Учиху. Во сне Саске был так странно одет. Никогда еще этот веер Наруто не видел на его спине вживую. Он выдыхает и хочет уже встать, как слышит внезапную реплику:       — Кофе будешь? Поднимает голову резко и с каким-то испугом, вызванным неожиданностью, переводит взгляд в сторону говорящего: в проеме двери не кто иной, как его лучший друг. Тот протягивает ему свежесваренный кофе. Сай стоит и спокойно улыбается ему.       — Сахара положил две ложки, ты же любишь. Конечно, Сай всегда был очень внимателен к нему и, как настоящий друг, замечал все детали, которые запоминал и использовал в дальнейшем.       — Спасибо, — Наруто в который раз пытается перебороть эту странную тошноту, которая преследует его ровно с той самой заправки, и он начинает думать, что все-таки от того самого сандвича он, вероятно, отравился. Вчерашний день и вовсе отдает в голове каким-то туманом: вроде, ты помнишь все события, произошедшие с тобой, но одновременно с этим создается впечатление, словно их и не было совсем. Утро, двор, пакеты, новые знакомые и заправка. Как там звали этого странного паренька, похожего на Саске? Он так и не запомнил.       — Ино с Сакурой все еще не разговаривают, — то ли со смехом, то ли с тревогой бубнит Сай, пока они медленно спускаются по лестнице.       — Думаю, им просто время надо, — Узумаки пьет кофе, и во рту ощущается привкус гнили вперемешку с кофеином. Ну да, вероятно, прежде надо было почистить все-таки зубы.       — Ну да, — Сай пожимает плечами, — сколько раз мы с тобой ругались по мелочам, но мирились всегда. Остыть им надо. Снаружи действительно знатно поливает с какой-то несочетаемой периодичностью, но даже эта погода не помешала почти всем присутствующим выйти наружу. Саске и Итачи нет.       — Доброе утро, — машет рукой им обоим Ино, сидя на диване и печатая что-то в своем телефоне. Наруто поднимает руку в знак приветствия, но не отвечает ей. Отчего-то настроения нет с самого утра, а так уж сложилось, что, если у самого солнечного и беззаботного человека в их шумной и многогранной компании нет настроения, последнего в скором времени не станет ни у кого. Неджи что-то говорит ему, но, как бы ни старался вникать и улыбаться ему в ответ, Наруто не понимает из сказанных слов ровным счетом ничего. Хината принесла завтрак, а в следующее мгновение они с Шион смеются над чем-то своим. Друзья Саске во дворе на этот раз пытают удачу в который раз и пытаются растопить баню. Менма уже ушел куда-то с Итачи. А Наруто тем временем в полнейшем молчании выходит на крыльцо и садится на скамейку, отпив пару глотков кофе. Сай следует за ним тенью, но ничего не спрашивает. Узумаки вновь вздрагивает от очередного приступа тошноты и сглатывает. Такое чувство… словно внутри… Что-то в желудке шевелится.       — С тобой все в порядке? Вопрос Сая выводит Наруто из прострации, и он рефлекторно кивает:       — Да, — пытается придать голосу бодрости, ответить как обычно, скрыть свое паршивое настроение, однако этим вызывает не облегченную улыбку на лице друга, а хмурое выражение лица. — Все путем.       — Ты точно в этом уверен? — Сай внимательно всматривается в глаза друга, и Наруто опять пытается улыбнуться ему.       — Да, все в полном порядке.       — Я знаю тебя достаточно долгое время, — обеспокоенно косится на Узумаки и дотрагивается до его плеча, — чтобы понять… что ты сейчас мне врешь. Ты даже в глаза мне не смотришь. Наруто поджимает губы и медленно переводит на него свой взгляд. Смотрит пристально. И вдруг ни с того ни с сего его правая рука начинает зудеть, отчего ее хочется расчесать ногтями, но Узумаки отмахивается от этого желания и игнорирует его.       — У меня все в порядке, — он говорит тихо, спокойно, с каким-то мимолетным раздражением. Злится, потому что кто-то слишком много видит, когда он не хочет тех или иных вещей показывать. Раздражает. Хочется резко встать и уйти. Или хотя бы отодвинуться на пару метров от него, потому что именно сейчас Сай внаглую нарушает его личное пространство.       — Если все в порядке, — в тон отвечает Сай не моргая, — тогда ладно, я просто спросил. Наруто смотрит на него и сам не понимает, почему именно сейчас внутри зарождается настоящая злость, которой он не может дать логичного объяснения. Рука тянется ко второй, чтобы поддаться этому странному зуду, а после останавливается, и Узумаки, словно вспомнив важную для него деталь, наконец опускает ладонь на колено и допивает свой кофе.       — А где Саске? От этих слов Саю становится спокойнее, будто подтвердилось привычное поведение друга и интерес к Учихе служит залогом какой-то стабильности и нормальности. Он отвечает уже чуть веселее:       — Ушел чего-то узнать у соседей наших, я не спрашивал. Может, позвать на день рождения твоего брата хочет их. Как ни крути, оно через три дня. В общем, я не знаю.       — Понятно. — Наруто выдыхает с облегчением и наконец встает, после двинувшись в сторону дома. — Я пойду кружку на кухню отнесу и вернусь. Обещаю, — он улыбается и кивает. Сай провожает удаляющуюся фигуру взглядом и только спустя минуту обращает внимание на кружку Наруто: она так и осталась стоять около скамейки.

***

      — Знаете, — Наруто начинает свой рассказ о знакомстве с Саске весьма странной интонацией, которой дать точное определение очень сложно, даже если вслушиваться или находить какие-то определенные ассоциации. Все равно найти не получится.       — …наше знакомство с Саске не совсем можно назвать типичным, я бы сказал.       — Не совсем типичным? Это каким? Ибики курит прямо в зале допроса свою толстую сигару и ни на грамм не смущается того факта, что дым с каким-то специфическим запахом ударяется прямо в лицо Наруто. Следователь делает это специально. Но Узумаки никак не реагирует на это вызывающее поведение. Иногда в его взгляде проскальзывает какая-то такая непонятная эмоция, которую Морино Ибики считывает в глазах подопечного довольно часто, но никак не может понять, что она значит. Точнее, может, но принять это понимание до конца словно не в его силах: если предположить, что, допустим, он прав и эмоция верная, но при этом сопоставить возраст этого сопляка напротив и то, в чем его обвиняют — ничего не сходится. Полнейший диссонанс происходит, и следователь в который раз смачно затягивается дымом, пока кончик сигареты намокает. Мужчина щурится своим мыслям. Каждый взгляд. Каждое движение и прищур. Наруто Намикадзе смотрит на него со… Снисхождением. Эта непринужденная и добродушная улыбка, легкий прищур и наклон головы. Он каждый раз подносит руку к своей щеке и кончиками пальцев наматывает прядь белоснежных волос. Когда смотрит на следователя, веки сходятся навстречу друг к другу, образуя небольшие щели вместо обычного взгляда. И все бы ничего, если бы тот не был настолько пропитан холодом. Будто сидит человек, повидавший в этой жизни все. Будто он старше раз в пять, а ты по сравнению с ним заурядный наивный ребенок с амбициями, на глупость которого смотрят со снисхождением. Любое твое действие списывают на возраст и, впрочем, не реагируют никак. Или… Будто ты лежишь сейчас на земле, полностью поверженный, и этот человек, в разы превосходящий тебя в силе и уме, может сейчас же уничтожить тебя одним движением руки: вырвать сердце, раздавить органы в лепешку или раскрошить тебя на атомы… Но в какой-то момент он решает тебя помиловать и опускает свою поднятую в замахе руку. Смеряет тебя взглядом. И уходит в другую сторону. Подарив тебе шанс жить. Оказав тебе услугу ровно до того момента, пока он не передумает и не вернется к тебе в самый неподходящий момент, когда ты этого будешь ожидать меньше всего. Пока не задушит тебя в ночи обычной веревкой, как беспомощную псину, от которой хозяин решил избавиться, ведь животное перестало быть нужным ему. Отслужило свое. Вот такие каждый раз возникали ассоциации. Ибики впервые в жизни встречает двадцатичетырехлетнего сопляка, который на него смотрел бы вот так. А за один взгляд осудить и предъявить — не было никаких полномочий. Это и раздражало. Наруто не может сдержать своей соскользнувшей счастливой улыбки и закидывает руки за голову, откидываясь в кресле и вспоминая что-то. Его взгляд светлеет.       — Мой отец, — Саске на этом моменте громко выдыхает. Опять с какой-то тоской. И тем вызывает неоднократное недоумение на лице Анко. Он словно скучает по своему ненормальному папаше из раза в раз, когда идет упоминание о нем. Или у Саске развился в итоге стокгольмский синдром, или в деле семьи Учих тогда, много лет назад, явно опустили какие-то детали. Не может ребенок так реагировать на человека, который насиловал и его, и старшего брата. И которого, Митараши на сто процентов уверена, они же и убили, хоть вину доказать и не удалось. Не может реагировать с такой теплотой на него. Это ненормально. Это мерзко.       — Имел немного жестковатые нормы воспитания, — он продолжает с по-прежнему заметной тоской в голосе, — и поэтому часто показывал нам с братом все прелести и ужасы жизни. Закалял, так сказать. Чтобы мы были ко всему готовы в случае чего. За что я ему очень благодарен. Он правильно делал.       — Саске, — Анко все-таки не может сдержать своего возмущения и перебивает его, — извини меня, конечно, но я уже в который раз замечаю эту в тебе странность и не могу не спросить тебя. Она выдыхает и нервничает, будто сама сейчас сидит на месте Саске и это ее сейчас спрашивают про отца, которого, к слову, тоже сложно было назвать хорошим родителем. А она, как и тогда, сбежавшей девочкой сидит с повинной в полицейском участке и закусывает свои губы, пытаясь унять дрожь под прессом пристальных взглядов. Шестнадцать ей тогда было, глупая была.       — …почему ты так тепло отзываешься о своем отце? — она задает этот вопрос и пристально смотрит в глаза юноши. Поджимает губы. Пальцы в напряжении упираются в рельеф гравировки ручки. Взгляд ее карих глаз направлен в сторону смоляных червоточин Саске. Они смотрят непрерывно друг на друга, и цвета глаз словно смешиваются в один. На секунду, всего лишь на секунду Анко показалось… Стук шагов отдается эхом по всей местности. Он идет босиком. Идущий человек перекатывается из стороны в сторону, сжимая дрожащей бледной рукой полностью беспощадно порванный бок. Рана глубокая. Он слышит и сам, как кровь с звучным хлюпаньем стекает горячей струёй по пальцам. Сжимает сильнее. От такого нажатия чуть ли не вплотную касается внутренних органов. Бессильно падает. Рука не успевает ни за что ухватиться, и боль от удара отдается в спине. Он прислоняется к стене и, тяжело дыша, обтекает весь потом, уже через мгновение ловя настоящий лихорадочный жар. Дрожь в пальцах. Дрожь в теле. Дрожь даже в зубах. Как бы он ни сжимал их, стук был настолько громким, что, казалось, разносится по всему открытому пространству вокруг юноши. Он пытается пересилить озноб, поднимая лицо к абсолютно белой луне. Измазанные в крови и грязи черные волосы, сейчас похожие больше на болотную тину, спадают с лица. Глаза закрываются. Лихорадка достигает своего пика. Он пытается дышать ровно, но каждый вздох отдается очередной порцией вытекающей ручьем смеси из крови и еще непонятно чего. Как отец учил его? Отче наш, сущий на небесах. Он напрягает губы, сжимает бок и наконец открывает глаза. Медленно накрывает смехом. Тихим. Однако постепенно перерастающим в более громкий. Парень уже почти ничего перед собой не видит, кроме той самой огромной собаки. Черной, которая идет за ним по пятам с того самого места. Губы приподнимаются, чтобы он смог позвать лишь одного человека на помощь. Даже если тот его никак не услышит.       — По… Один слог отзывается сорванным дыханием, и юноша начинает судорожно кашлять. Кровью. Скорее всего, пострадало и легкое.       — мо… Ладонь сжимает рот, отхарканные куски мякоти сползают по коже.       — ги… Он чувствует, как немеют пальцы ног. Холод протекает дальше. Вдоль колен.       — Мне… Собака подходит ближе, и он не может опять сдержать своего смеха. Трясет ужасно. Дышать тяжело. Уже не чувствует все, что ниже пояса.       — То… Он прижимается к стене ближе, хотя плотнее уже некуда, и сдавливает крест на шее, свободной рукой подносит его к губам и целует. Смех тем временем становится только громче. Да святится имя Твое. Он уже не чувствует, как от болевого шока слезы текут по его щекам. Растекается черная лужа. В лесу слышится вой. Да придет Царствие Твое.       — би… Тот самый. Дергается и смаргивает. Собака исчезла. Отпускает крест. Отпускает окровавленную рану, и та мощнее булькает с непередаваемым звоном. Юноша зажимает уши ладонями.       — ра… Ужасный вой вперемешку со смехом и звоном колоколов проносится в его голове, и он в последний раз срывается с места, пытаясь проползти еще пару метров. Да будет воля Твоя и на земле, как на небе. Получается. Теперь нужно спрятаться за деревом. Он, сжимая в очередной раз крест, смотрит на оберег и не может сдержать улыбку.       — ма. Улыбаться в такой момент весьма странно, однако вспоминать это лицо наверняка и есть настоящее счастье. Особенно видеть его в своих мыслях перед самой смертью. Пусть почитается святым Твое имя. Целует крест в последний раз. Тот спадает на его оголенную грудь. Отражаясь теплом того, кто его подарил. Пусть придет Твое Царство. Аминь. Невидимая рука быстрым движением пробивает его бок, и наконец слышится ужасный крик. Опускает крест. В считанные секунды, пока удар только в незримом замахе, он делает последний рывок с места. Накидывается на атакующего сам и из последних сил впивается в его тело зубами, отрывая кусок с мясом. Выплевывает его. Затем они кубарем катятся, и он вгрызается в существо еще раз. Оно издает ужасный вой, но после проглатывает и его кусок плоти. Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. Лунный свет отражается в совершенно безумных и полностью алых глазах, пока грязь, которая раньше была волосами, спадает с плеч. Он смотрит на существо перед собой и едва держится на трясущихся ногах. Тело не чувствует уже давно. Оголяя окровавленные зубы, облизывает губы. Кровь становится с ним одним целым. Улыбается полностью. Широко. Весело. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.       — Помоги мне, Тобирама. Анко словила странный приступ удушья от того, что в ее теле появилось ощущение… …что ее сейчас засасывает в сточную трубу. Живьем. Взахлеб. Она опускает рукав рубашки пальцами, пытаясь спрятать подступившую волну мурашек и озноба. После возвращает свой взгляд к подопечному. Саске больше не смотрит на нее. В кабинете стало легче дышать. Отвечает не сразу. Впрочем, как обычно.       — Я не совсем понимаю вопроса. — Саске поднимает бровь. — А как я должен отзываться о родном отце? Анко опешила. Румянец возмущения резко окрасил ее щеки, и она сжала челюсть еще сильнее. Его флегматичный, такой спокойный взгляд вызывал огромную бурю эмоций. И в первую очередь это было сожаление. Бедный мальчик. Ему настолько промыли мозги, что он уже и сам не знает, что говорит. Самый эффективный вид насилия — психологический: жертва и сама в скором времени перестанет понимать, что с ней происходит. А при хорошем и правильном применении нужных рычагов — вскоре начнет считать виноватой во всем себя. Выгораживая и оправдывая своего мучителя любой ценой. Потому что если жертва признает, что все-таки таковой является и осознает все то, что с ней случилось, то, вероятность того, что психика человека подвержена длительному психологическому насилию, составляет 93 процента.       — Как следует. Саске смотрит на нее как на умалишенную — так ей кажется — и, ничего не отвечая, разводит руками, демонстрируя тем самым свое полнейшее замешательство.       — Я и отношусь как следует. Поэтому повторюсь: я не понимаю вашего вопроса. Анко мотает головой и замолкает, записывает все его слова и отмечает галочкой то, что Саске необходимо пройти пару тестов на вменяемость.       — Ладно, вернемся к теме вашего с Наруто знакомства лучше.       — У нас с Саске в жизни было, по сути, два знакомства, но первоначально я с ним встретился в детдоме, — Узумаки произносит эти слова беззаботно, легко и даже с какой-то радостью. — Мне было пять.       — В детдоме? — Анко удивленно поднимает свои брови. — Не совсем понимаю, — она на всякий случай сверяется со своими записями, в которых написано, что отец Саске умер, когда Саске стукнуло двенадцать. — Что ты делал в детдоме в шесть лет?       — Как я уже сказал, — Саске отвечает ей спокойно, — у моего отца были специфические представления о воспитании, — он улыбается уголками губ, — и он нам показывал всевозможные прелести жизни. — Саске рисует какие-то линии на бумаге, видимо, это ему помогало сосредоточиться. — Владелец детдома был с давним приятелем отца, вот он нам и устроил с братом экскурсию. Одновременно и по делам к другу заехал, и нам показал, как в жизни бывает все нелегко.       — Разве у тебя нет опекунов? — Ибики недоверчиво фыркает. — Учитывая твои финансы, странно, что ты в детдоме был, неужели вас не забрали сразу?       — Из-за обстоятельств смерти и должности моего отца… Как ни крути он был мэром города, — Наруто отвечает сухо, — процесс усыновления занял приличное количество времени. Изначально, в три года, нас с братом забрали нелегально родственники матери, из-за чего был суд и нас опять вернули в детдом, но не суть, — Наруто выдыхает. — Главное, что после все было хорошо.       — Было бы хорошо, — Ибики фыркает, — ты бы тут не оказался. Наруто по-доброму усмехается ему. И даже смеется:       — Знаете, честно вам скажу, без ваших забавных комментариев, мне, признаюсь, было бы действительно чертовски тут скучно. Спасибо. — Его лицо приобретает нейтральное выражение лица: — Но как бы вам ни хотелось верить в свои слова, разочарую: у меня действительно была счастливая жизнь, как у любого нормального человека. До определенного момента. Меня никто не насиловал, не бил, — он отводит голову чуть вбок, — не принуждал к сексу, в подвале не держал, — взгляд скользит по стене, за которой, предположительно, должен был сидеть Саске, — с одноклассниками у меня были хорошие отношения. Брата я люблю, бабушку и дедушку тоже. Над животными я не издевался, девочек не бил, ничего не употреблял, — он переводит свой смеющийся взгляд на следователя, — поэтому тут ваша теория о хреновом детстве не работает, извините.       — То, что ты говоришь, и то, что является правдой — две разные вещи, Узумаки-Намикадзе Наруто, — Ибики иронично кривится.       — Думайте как хотите, — он пожимает плечами, — играть с вами в угадайку «Хреновое событие из жизни Наруто Узумаки» я не собираюсь.

***

Наруто, только дойдя до той самой фотографии, которую Саске ему показывал, понял, что кружку он оставил снаружи. Закусывая нервно губу и понимая, точнее, предполагая, как это, скорее всего, выглядело, вздохнул и помотал головой. Ну и плевать, впрочем. Ему захотелось уйти от Сая как можно скорее, так как причину такого сильного и резко появившегося раздражения он объяснить попросту не мог. Подойдя ближе к этой раме с изображением, Узумаки простоял так минут десять. И все это время он рассматривал фото, перед этим смахнув пыль рукой. Если Саске что-то в ней показалось странным и он посчитал нужным об этом поделиться с ним, значит, в изображаемом действительно что-то подозрительное есть. Наруто прищуривается и пытается всмотреться получше в то, что было за детьми: это то ли животное, то ли просто пятно, то ли и вовсе человек. Хмурится. Внезапно появляется желание снять фотографию с петель, отнести на солнце и разглядеть ее лучше. Чем он и принялся заниматься.       — Что ты делаешь? За спиной резко звучит громкий, слегка прохладный голос. Наруто от испуга дергается, поспешно вскрикивая. Оборачивается и видит внимательный взгляд своего брата, который стоит скрестив руки на груди и выискивающе смотрит на него.       — Господи, Менма, — Наруто прикладывает руку к груди, где в бешеном темпе заходилось сердце, и пытается успокоиться, — как ты меня напугал. Ты откуда взялся? Я не слышал, как ты подошел. Брат пристально смотрит на него пару секунд, а после его губы расплываются в доброй улыбке и взгляд теплеет. Он и сам будто становится теплее всем телом, когда, расправляя руки, подходит к Наруто ближе. Хлопает по плечу пару раз и сжимает пальцами его кофту, затем отпускает и отвечает:       — Да харэ прикалываться, придурок, я тебя звал, вообще-то, минут пять, а ты своего собственного брата игноришь. Перепил вчера, что ли? Похмелье? Нару? Дай помогу снять эту штуку. Наруто смотрит на него изумленно и пытается понять: брат сейчас насмехается над ним или это он сегодня какой-то странный. Отходит в сторону, и они оба вынимают фотографию из рамы.       — Я не слышал, чтобы ты со мной разговаривал, — бормочет Наруто. Менма смеряет его подозрительным взглядом и говорит едко в ответ:       — Неудивительно. Как только Учихи-младшего рядом нет, ты сразу теряешься. Ты не замечал? Наруто замирает на этом моменте. Моргает пару раз и не знает, что же ответить на подобный комментарий в свой адрес.       — Знаешь, мне иногда кажется, Нару, что мы с тобой друг к другу охладели. Вдобавок стали не так часто проводить время вместе, как только вы с Саске начали общаться.       — Что ты говоришь такое, брат? — Наруто опускает виноватый взгляд в пол, но потом все же вновь поднимает его на брата. — Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю. И ты моя семья. И вообще, я… Менма смеется и отмахивается:       — Да знаю-знаю. Я же шучу, Наруто, я прекрасно знаю, что я для тебя самый важный человек на свете. Мы же семья. Да, Нару? Картину они наконец окончательно сняли, после чего направились в сторону гостиной.       — А ты разве не ушел с Итачи по делам? — внезапно спрашивает Наруто, вспоминая слова Сая, который утром дал конкретный отчет обо всех. Менма, как раз поцеловав Шион в щеку, возвращается обратно к нему и протягивает ему свежий сандвич.       — На, съешь. Ты не завтракал, скорее всего, желудок посадишь себе. Наруто кивает и откусывает кусок.       — Да, мы вышли, но Саске меня опередил, и поэтому я вернулся. — Менма заправляет длинные каштановые волосы за ухо и отпивает свежий кофе. — Так как все заняты делами сегодня, а мой день рождения уже скоро, — он смотрит на наручные часы, — предлагаю тебе прогуляться со мной по местности и обсудить наедине всякое. А то мы с тобой за эти дни так и не разговаривали нормально. Все время кто-то мешал.       — Да, конечно, — Наруто виновато улыбается и доедает свой бутерброд. — Да мы вчера, вроде, говорили все, я и не думал, что… — Наруто запинается внезапно от смутного предположения факта. — Стоп, ты ревнуешь меня, что ли?       —Очень, Наруто, ревнует. Твой брат — тот еще собственник! — Шион смеется, и ее ответ слышится даже в другой комнате. Менма молчит и смотрит в глаза Наруто. И вот отчего-то чем дольше Наруто смотрит в глаза брата, тем больше они ему кажутся какими-то чужими и холодными. Может, они действительно отвыкли друг от друга, а он так и не заметил этого?       — Да. Я ревную тебя к Учихе. Ты мой брат, а не его. Но почему-то мне иногда кажется, что ты заменил меня им. Думаю, Сай тоже не особо в восторге от того, что Саске занял и вакансию лучшего друга следом после моей. Продуктивный Учиха. Везде успел. Губа Наруто дергается, и он не успевает ничего ответить — хотя уже открыл рот, — как в зал вваливаются Сай с Суйгецу и Карин. Заливаясь смехом, они просят помощи им в котельне.

***

      — В тот день… — Саске вдруг по-теплому улыбается, что очень неожиданно для Анко, ибо такое выражение лица словно и не его вовсе. — Кажется, это был ноябрь, — он закусывает губу и ерзает на стуле, тем самым вызывая еще большее недоумение на лице следователя. — Наруто был таким смешным, когда я увидел его впервые.       — Смешным? — Митараши спрашивает c легкой улыбкой. — Что ты под этим имеешь в виду? Саске смотрит на нее с каким-то азартом, а потом резко меняет позу в кресле. Поджимает под себя ноги, заправляет волосы за ухо и становится каким-то на странность активным. Очень много действий за короткий период — очень нетипично для Учихи. Он внезапно всем своим видом стал демонстрировать, будто стал очень счастливым, вот и не может спокойно усидеть на месте.       — Смешным, — наконец он закидывает ногу на ногу и закуривает без спроса. — Даже, я бы сказал, милым. Милее детей я не встречал. Анко смущенно отводит взгляд. Стало даже как-то неловко. Словно она подсмотрела за чем-то очень личным или же интимным между этими двумя.       — Он первый подошел ко мне знакомиться, но не смог… — Саске произносит это не сдерживая улыбку. Губы приоткрываются и виднеются белые зубы, когда он подносит сигарету для затяжки. — Очень волновался, а я, впрочем, в детстве был замкнутым и сторонился других. Но почему-то, — Саске усмехается еще шире, — как только я увидел эту белобрысую бестию с красными от смущения щеками, устоять не смог. Он меня очаровал своим напором и решительностью. Никто бы не подумал, что со мной такое может случиться. Маленький Саске внимательно рассматривает фойе детского дома, и его внимание привлекает огромная картина на всю стену с изображением моря, которое явно старались изобразить бушующим. Итачи следит за братом из-за угла, стоя при этом рядом с отцом и изредка переводя взгляд то на брата, то на дальний фон. В воздухе витает запах какой-то выпечки и древесины. По всему периметру гостиной у стен стоят огромные, с виду идентичные людям куклы, которые служат украшением этого места. Странным и весьма жутким. Саске впервые в жизни видел марионеток такого размера. Только потом от Итачи он узнал, что их сделал владелец детдома, друг их отца Сасори Акасуна. А также Итачи рассказал, что Сасори и сам остался сиротой в детстве, а первые куклы были аналогом его родителей. Несчастный человек. Пока мальчик рассматривал картину, то спиной почувствовал на себе инородный взгляд, а после ощущал уже и чужое присутствие, отчего не смог не развернуться. На него смотрел с лестницы ребенок, который, как только Саске его заметил, резко скривился и убежал куда-то. Учиха такой реакции не ожидал никак. Пока он в замешательстве хлопал пышными ресницами, то до него резко донеслось:       — Милый, ты тут чего застыл? Саске от голоса матери сразу будто расцветает. Он торопливо оборачивается к Микото, которая уже успела положить ладони на плечи сына и слегка притянуть того к себе.       — Да я просто…мальчика увидел какого-то, мам. — Саске с волнением повернулся опять к лестнице и после обратно к матери. — А он чего-то скривился и убежал, — ответил ребенок немного сконфуженно и с глубоким вздохом наконец перевел тревожный взгляд на маму, нехотя спрашивая: — Мам… я страшный такой, что меня другие дети боятся? Лицо Микото сначала вытянулось в удивлении, а потом женщина искренне засмеялась. Саске надул обиженно губы, тем временем мать в конце концов все же опустилась перед ним на колени и заправила непослушные волосы сына за ухо.       — Не говори глупостей. — Женская рука скользит по чуть припухлой щеке сына, и она наконец берет ладошки ребенка в свои. — Ты у меня самый красивый мальчик из всех, что я знаю, — голос звучит с теплотой и уютом, а сама Микото целует пальчики сына своими холодными губами. Саске всегда стеснялся мамы столь сильно, что любые слова от нее в свой адрес воспринимал с робостью, что находила свое отражение как минимум в опущенном взгляде. Самой красивой он считал как раз-таки ее.       — Тогда, — он спрашивает тихо, — почему он убежал, мам?       — Дети, растущие в подобного рода местах, крайне боязливы к новым ребятам, — Микото отвечает с грустью. — Если ты хочешь познакомиться с этим мальчиком, то подойти к нему сам, Саске. Время у нас еще есть. Саске так и не нашел этого мальчика, сколько ни искал, будто тот нарочно прятался. Время пребывания их семьи у друга отца подходило к концу. Братья уже стояли перед зеркалами холла и надевали куртки. Родители ждали их снаружи. Как только Саске закончил с верхней одеждой, Итачи крепко берет младшего за руку и аккуратно тянет за собой в сторону выхода. И тот делает шаг к двери, пока она открыта специально для него, как вдруг…       — Подожди! — слышится громкий крик, и Саске, дергаясь, оборачивается. Его взгляд упирается в запыхавшегося ребенка, который явно без остановки бежал до него и только теперь остановился, чтобы перевести дыхание, опуская руки на колени и невольно смотря вниз. Тот самый мальчик. С лестницы. Саске смотрит внимательно, когда же Итачи хмурится и сжимает его ладонь в кольце своих пальцев сильнее.       — Я Наруто, кстати, — стыдливо отводит взгляд детдомовец и сжимает кулачки. Отчего-то краснеет. — Я слышал, ты искал меня. Удивленное выражение лица сменяется на легкую улыбку. Наруто уже и не ожидал ответа, но вот он слышит звонкий голос напротив:       — Саске Учиха, — мальчик протягивает новому знакомому ладонь и улыбается искренне. — Приятно познакомиться, смущашка. Итачи тянет его резко на себя и прибавляет:       — Пойдем, Саске, родители уже ждут. Не надо злить отца. Наруто смущается еще сильнее, и взгляды детей встречаются. Саске машет ему рукой, а Наруто машет ему в ответ. В то время как Итачи старается отвернуть младшего от мальчонки на себя. В темное пространство за дверью. От такого светлого, наивного и доброго ребенка. Счастливого. Итачи что при первом знакомстве тянул Саске от Наруто подальше во тьму. Что по жизни.       — Приятно познакомиться, Саске! — Наруто вскрикивает вслед, и дверь захлопывается.       — Во второй раз, — Наруто нехотя выныривает из своих воспоминаний, переводя взгляд на Ибики и концентрируясь на крайне непривлекательной реальности, — мы с ним увиделись только через три года, в школе. Нам было по восемь лет. Его перевели в мою школу и даже в мой класс. Однако тот Саске, которого я помню из детства (такой лучезарный и светлый ребенок!), и тот Саске, которого я увидел второй раз в жизни — два разных Саске.       — Почему? — Анко спрашивает это намеренно, и лицо Учихи накрывает тень.       — У него умерла мать. Она умерла, и с того дня Саске изменился. Саске стал другим.

***

      — Поможете нам там во дворе? Наруто по какой-то странной причине не может отвести от своего брата взгляд, будто он видит его впервые и начинает замечать в нем новые и в то же время чужие черты лица, которые, как появились в нем, он так и не заметил. Менма так же смотрит на Наруто и никаким образом не реагирует на слова только что вошедших в дом друзей, словно их и нет вовсе. С каких пор брат стал таким холодным и отрешенным к их общим друзьям — Наруто не заметил тоже. Нет, у Менмы часто бывало плохое настроение, из-за которого он мог замкнуться в себе и ни с кем не разговаривать, но практически всегда была на то причина. И сейчас оной для такого поведения Наруто никак не мог найти. Они наконец-то все взяли отпуск, уехали в глушь, чтобы отпраздновать его же день рождения и все подготовили к этому — а Менма будто совершенно не рад этому. От него за версту веет какой-то пассивной агрессией, причем внезапной и скрытной настолько, что, если бы не было Саске, у которого пассивная агрессия и он сам — почти одно и то же, Наруто даже и не понял бы настроения брата. 1       — Это потому, что Учиха тебе дороже, чем я… Я твой старший брат — не он. Наруто дергается от этих слов, моргает и резко оглядывается по сторонам. Дальше он уже не слышит из-за неожиданно появившегося шума в ушах.       — Я… — он запинается и не может понять источник звука. — Кто сейчас это сказал?       — Прекрати! — слышится крик в ответ, и Наруто отчетливо чувствует, как начинает сумасшедше в груди биться его сердце. Или чье-то? 1       — Ты должен уметь разделять семью и других! Семья — самое ценное в жизни! Любой другой тебя или предаст, или оставит, или променяет! Семья — самое главное! Ты слышишь меня? — Этот высокий бас оглушает Наруто странным шумом, который одновременно и писк, и крик. Наруто зажимает уши ладонями. Нарастающий гул растет, будто Узумаки стоит сейчас внутри машины, где работает мотор и этот ужасный скрежет металла пытается знатно разодрать ему перепонки.       — Отпусти меня! Я СКАЗАЛ НЕ ПРИКАСАЙСЯ КО МНЕ! — Удар. Ладонь рассекает воздух. — Убери от меня свои руки! ЭТО ТЫ СДЕЛАЛ! ТЫ! — отчаянный крик в ответ, голос надламывается, а к горлу подступает ком то ли отвращения, то ли отчаянья. 2       — Наруто? — Не ощущает, как его же трясут за плечо и пытаются привести в чувства, а сам он уже сидит на коленях прямо на полу и все еще сжимает свои уши ладонями. Шум прекратился. — Наруто, с тобой все нормально? — Открывает глаза, будто выйдя из транса, и видит около себя встревоженные лица Неджи и Сая, которые перепуганно смотрят на трясущегося друга.       — Ты бледный как смерть, Наруто, — Сай трогает его лоб своей теплой рукой и сглатывает, — тебе плохо стало?       — Я… У Узумаки заплетается язык, голова все еще кружится, и он в дымке странного дурмана переводит взгляд на брата. И можно поклясться, что он видит стоящего рядом человека, который смотрит на него же совершенно безразлично. Наруто опять моргает, пытается встать и тянет брату свою руку, чтобы тот помог встать, но Менма отчего-то резко уходит в другую сторону. Двоится в глазах, будто Менмы сейчас два. Сая тоже два. Мотает головой и сдерживает очередной приступ тошноты, от которого хочется проблеваться.       — Наруто, у тебя нет, случайно, сахарного диабета или эпилепсии, про которую ты нам, может, ну мало ли, не рассказал, — Неджи смотрит на него внимательно, и его пальцы держат запястье Узумаки, он старается считать пульс.       — Чт… Резкий приступ рвоты подходит к горлу, и съеденный завтрак, протянутый братом за полчаса до этого, оказывается на деревянном полу. Его рвет. И рвота эта выходит и через нос, и через рот. С содроганием и осадком горечи на нёбе.       — Господи, — Сай вскакивает, — да он отравился! Подожди, Наруто, я сейчас принесу полотенце! Узумаки в полнейшем замешательстве часто моргает и судорожно сглатывает: во рту резко пересохло до такой степени, будто он не пил неделю точно. Едкий запах рвоты бьет в ноздри. Привкус кислоты оседает на язык. Сильная тошнота до сих пор отдает пульсацией в области щитовидки. И становится отчего-то резко холодно. Неджи помогает ему встать.       — Выпей воды. Вернувшийся Менма протягивает стакан с водой, Наруто кивает и выпивает все жадно. Горло, словно с непривычки, начинает саднить.       — Сай, — Неджи все еще придерживает друга за руку, — сбегай к девочкам и остальным и узнай, есть ли у кого какие лекарства от токсикации организма, — он прикладывает руку ко лбу Наруто, — у него жар. Нам или в аптеку надо, или в больницу.       — Не надо в больницу, — мотает головой Наруто и сдерживает очередной приступ подступившего комка рвоты.       — Не понимаю, — хмурится Менма, трогая лоб брата, — ты съел бутерброд полчаса назад, он физически еще не смог перевариться и отравить себя, если уж еда была просроченной.       — Вчера, — Наруто подносит ладонь к лицу. Рама с фотографией упала на пол. Менма проводит по ней беспристрастным взглядом, после чего его внимание вновь приковывается обратно к брату.       — … на заправке с Саске съели что-то, — пытается дышать ровно, — не знаю, как ему, но меня со вчерашнего дня тошнит.       — Наверное, — Менма отвечает с какой-то иронией, — Саске не привыкать есть дешевую и дерьмовую еду, они вряд ли себе могут позволить что-то дорогое. С их-то финансами. Пойду пока возьму тряпку и твою рвоту уберу, а ты сиди. Наруто изумленно смотрит на брата, который лишь пожимает плечами. Тем временем с Саем уже возвращаются с улицы и Хината с Сакурой. Шион только куда-то пропала.       — Господи, Наруто! — Сакура первая подбегает к другу и сжимает сразу его плечо. — Ты как? Из открытого окна, которое Сай моментально открыл для проветривания специфического запаха, слышится опять тот самый шум проезжающей неподалеку вчерашней машины.       — Таблеток нет, — Ино возвращается наконец-то в дом с виноватым взглядом, — спросила у всех, надо бы реально в аптеку съездить, слышишь, Сай?       — Понять бы еще, где она, — Сакура помогает Менме и подносит ко лбу Наруто мокрое полотенце. — Может, у тебя от алкоголя отравление пошло? У тебя жар не большой.       — Не знаю, — Узумаки в который раз бессильно мотает головой и корит себя за то, что одним своим существованием портит всем праздник.       — Сходи у Какаши узнай, — в открытую язвит Ино подруге, — он тебе точно скажет и покажет, куда идти, — она натянуто улыбается, и ее кулаки сжимаются опять. Хината аккуратно пихает ее в бок, и Яманака возмущенно смотрит на девушку в ответ, но сбавлять обороты даже не думает: — На свой член куда идти, точно покажет, — она все-таки не сдерживается, и Хината закатывает глаза.       — Закрой рот, Ино, — Сакура резко оборачивается, и в глазах ее плещется явное раздражение.       — Заткнитесь обе! — не выдерживает Неджи и смеряет их надменным взглядом. — Нам сейчас надо Наруто помочь, которого рвет уже по второму кругу. Менма принес тазик. Сай придерживает волосы Узумаки.       — …а не пилить друг друга касаемо мужиков, ну правда, девушки. Без обид, но это может быть серьезно… Неджи уже сам чувствует вину за резкое повышение голоса. Словно чувствуя легкое смятение брата, Хината дальше говорит за него:       — Мой брат хочет сказать, что ваши разборки касаемо наших новых знакомых могут подождать до утра, а вот Наруто, если отравление серьезное — вряд ли. — Ее голос четкий и немного суховат, робость улетучилась, а ровный оценивающий взгляд скользит по содрогающемуся телу юноши, которого она когда-то в детстве очень любила. — Он может до утра попросту не дожить. Нам же не надо, чтобы мы день рождения Менмы справляли рядом с человеком, у которого органы могут отказать, не так ли? Менма и Сай изумленно уставились на Хьюго-младшую. Сакура и Ино стыдливо опустили взгляд.       — Что? — она поднимает бровь. — Я, как-никак, медсестра, как и Сакура, и оцениваю ситуацию трезво. В больницу ему надо, я говорю прямо. Мы можем прочистить его желудок сами, но если отравление серьезное, то рвать его будет еще часа четыре-шесть, а последствий мы не знаем, — она наконец заканчивает и подходит к Наруто. Кладет руку на его лоб спокойно, смотря прямо в глаза и нежно улыбается ему.       — Поедем в больницу, Нару, хочешь ты этого или нет.       — Сначала до аптеки, — настаивает на своем Менма. — Мало ли в больнице очереди!       — Сакура, иди к Какаши. И пусть дорогу показывает. Сай тебе подскажет, как дойти, — Ино раздает указания этим двум, после чего они молча выходят из дома. Навигатору они уже доверять не хотят. Опыт научил. Тем временем Наруто лихорадит сильнее, но шум в ушах улетучился со звуком настенных часов, которые показали полдень.

***

      — Весь третий день я провел с братом, — Саске внезапно прерывает свой рассказ про знакомство с Наруто и смотрит опять на часы. Без десяти четыре. Переводит взгляд обратно, — поэтому я почти не знаю, что происходило в доме, могу только поделиться полученной информацией от других, когда мы вернулись. Также я не знаю, чем занимались все остальные пару часов, пока мы с Итачи пошли к этому Обито с Какаши: моего брата стал тянуть какой-то странный интерес к ним. После Обито нас и вовсе повел показывать местность. Не всегда же всем сидеть в одном доме, как в рыбы в консервной банке. Анко с пониманием смотрит на него и записывает показания.       — Ты… — она пытается подобрать нужные слова. — Ты таким образом пытался убедить себя, что у вас все нормально, из-за страха потерять брата? Саске вздрагивает на этом вопросе, и его пальцы прекращают стучать по поверхности стола. Он нехотя поднимает взгляд на следователя. И Митараши в который раз не понимает эмоцию, изображенную там. Почему она все время видит печаль?       — …ты боялся, что он уйдет от тебя, Саске? Ты боялся, что он бросит тебя? Чего ты боишься так сильно, Саске? Учиха смотрит на нее с прищуром, а после подносит палец к губам и резко опускает руку. Закуривает опять. Впервые нервно.       — Почему ты нервничаешь, Саске? — Анко смотрит на него с какой-то досадой и не знает, даже не предполагает ответа на свой вопрос. Саске напряженно молчит. Минуту, две, а после и пять.       — Саске, ты ответишь на мой вопрос?

***

      — Если идти вдоль поселка туда, — Обито указывает своей длинной рукой на длинную дорогу, — то можно выйти к реке, которая отделяет наш берег от соседнего.       — А что на соседнем? — слышится голос Итачи, который внимательно всматривается в дальнюю точку и время от времени прикрывает лицо рукой, чтобы непонятно откуда выглядывающее яркое солнце не светило так беспощадно в его глаза.       — Секрет, — губы Обито вытягиваются в доброй улыбке, и он подносит указательный палец к губам в жесте абсолютной тишины, подмигивая. Слышится возмущенный выдох Итачи. Саске все это время идет слегка поодаль и исподлобья смотрит на идущую впереди парочку. С самого утра дождь шел как из ведра, теперь же на улице солнце опять словно в зените. Клубы песка, поднявшегося от жары в воздух, колышутся от высокой температуры, изредка искажаясь и частично приобретая мираж своими колебаниями. Периодически глючит знатно, и Саске каждый раз, ловя себя на том, что пространство начинает искажаться то в одну сторону, то в другую, дергается резко и смаргивает. Отвратительное чувство, будто окружающее начинает тебя засасывать в настоящую воронку и ты при этом уменьшаешься и сам. Где-то вдали кричит дикая птица. Припекает в макушку нехило. Хочется пить. Тем временем Обито все еще в своей черной маске, то и дело улыбается глазами. Он ведет их в сторону водоема, который упомянул ранее. Суйгецу и Карин идут рядом с ним и молчат. Свободного кроя красное платье на бретельках развивается на ветру у ступней девушки. Узумаки уже в который раз, посматривая на Саске, пытается взять того за руку, но этот Учиха, кажется, и вовсе выпал из реальности, полностью погрузившись в свои мысли. Но руку ее обхватил пальцами. Всегда брал. На автомате. Потому что обещал ей это в тот самый день. Быть рядом, когда ей это будет надо, и делать все возможное, чтобы она была счастлива и чувствовала себя в безопасности.       — Саске, расслабься, от тебя агрессией несет за версту, — пихает его Суйгецу и пытается хоть как-то развеять атмосферу. — Никуда от тебя твой брат не денется и уж точно тебя на какого-то мужика с деревни не променяет. Саске медленно переводит взгляд на Хозуки и пытается понять смысл сказанных ему слов, но нужного действия они на него так и не производят.       — Саске, — Карин и сама смотрит на Итачи, ловит этот странный конфуз друга, понимая, видимо, его реакцию, — мы можем тебе хоть как-то помочь? Саске качает головой. Нет.       — А вон та дорога ведет… — Обито опять смеется над чем-то, и Саске начинает от его веселого голоса подташнивать. Все это кажется Саске слишком странным. Слишком непохожим на Итачи. Он не припомнит ни одного случая в своей жизни, чтобы его брат мало того что так беседовал с человеком, которого знает всего-то день (это еще полбеды)… Нет, Саске в принципе не помнит, чтобы Итачи так долго с кем-то кроме него разговаривал — и вот это напрягало больше всего. Еще вчера утром его брат настойчиво требовал, чтобы они убирались отсюда как можно дальше и быстрее, а теперь рядом с этим Обито мигом резко познал дзен и словно он никуда и не спешил, по сути.       — Вам не кажется, — Саске спрашивает друзей настороженно, все еще сверля взглядом идущую перед ними парочку, — все это странным? — Его взгляд сужается, и Учиха-младший делает очередной шаг по неровной дороге.       — Что именно? — тихо спрашивает Карин и закусывает кончик пальца. Саске начал нервничать — это не к добру.       — Все, — сразу отвечает Саске и сам не может понять, что так сильно беспокоит его. Сегодня ему кажется странным абсолютно все: начиная с ужасного сна, который ему приснился ночью, и продолжая тем, что брат с самого утра потащил его зачем-то к их подозрительным соседям, и это учитывая, что Итачи в принципе не был особо социально развитым человеком. И завершает ряд эта никчемная прогулка по местности — вместо того, чтобы помогать ребятам в доме. К счастью, Саске хоть телефон взял с собой, попросил ребят к нему подойти. Иначе скандала было бы не миновать.       — Саске, ты извини меня, конечно, — Суйгецу пожимает плечами, — но слово «странно» и ты — синонимы, без обид, дружище!       — Суйгецу! — Карин вскрикивает возмущенно. — Думай, что ты говоришь, идиот! Саске тем временем пытается понять смысл очередной фразы, которую в него бросают, и смотрит вниз.       — Ну, а если это так?! Да брось, Карин, вот посмотри в глаза мне и ему, а после скажи, что он абсолютно не странный и с виду полностью нормальный даже человек! Ну давай!       — Сворачиваем туда вдоль дороги.       — Я задам вопрос по-другому, — слышится сухой и ровный голос, — не кажется тебе вся эта ситуация страннее меня? — чувствуется ирония в интонации, и Саске выдыхает. Его лучший друг должен понять, о чем он. Он же не сошел с ума от своей паранойи, да? Суйгецу резко замолкает, и его ярко-кислотная майка отражается на солнце пятном в глуши. Засовывает руки в карманы шорт и сплевывает на дорогу.       — Не, ну… Карин медленно начинает становиться не по себе. Они оба, кажется, начинают понимать, что Саске имеет в виду.       — Итачи смеется, — оба внезапно отвечают синхронно, причем с каким-то состоянием шока, и так же вместе моргают. Итачи в жизни никогда столько не смеялся. А тем временем слышится шум проезжающей неподалеку машины.

***

Стрелки часов показывают ровно шесть вечера, и Саске тушит свою сигарету, возвращаясь внезапно к вопросу Анко, который он благополучно проигнорировал часами ранее.       — Вы спросили, — он откашливается, но все еще вжимает окурок в пепельницу с каким-то особым остервенением, — чего я боялся касаемо своего брата в тот день. Митараши даже не надеялась, что Саске вообще ответит ей, и сейчас она с ожиданием и с какой-то даже благодарностью смотрит на него, всем своим видом показывая, что слушает его.       — Можно я сначала выпью чего-то крепкого, прежде чем отвечу на ваш вопрос? Анко опешила от такой просьбы, но лишь молча встала и вышла из комнаты допроса. А спустя десять минут вернулась со стаканом виски — чистого. Так же молча протянула его Саске. Тот лишь с кивком поставил его на стол и закурил снова. Учиха, когда нервничает, очень много курит. Он смотрит на стеклянные грани каким-то потусторонним взглядом, будто он совершенно не здесь сейчас, немного покачивается вперед-назад, а после делает пару глотков для храбрости и, не кривясь, спокойно, будто залил в себя воду, выдыхает. Курит опять.       — Больше всего в жизни я боялся двух вещей, — начинает он медленно, — первая вещь… Наруто в комнате допроса резко замирает и отводит виновато взгляд, вжимается в кресло и поджимает губы, обнимая себя руками, тем самым вызывая недоумение на лице Ибики.       — Смерть. — Его голос пропускает дрожь, и он прочищает горло. — Смерти моего брата. — Взгляд Саске на секунду становится замерзшим, но он закуривает опять. Как заводной механизм. Анко молчит.       — А вторая… — Он с кашлем выдыхает дым, а затем пьет залпом. — Его смерти, — он указывает свободной рукой на стену, за которой сидит Наруто. И об этом знает только Анко.       — Откуда ты…       — И второй раз я бы этого не пережил.       — Второй? — Анко непонимающе морщит лоб и в недоумении косится на бумаги с делами всех пострадавших. — Но Саске, твой брат жив. Узумаки Наруто тоже.       — Сны снились странные и очень реалистичные, — Саске говорит тихо и обводит наружную часть дна стакана пальцем. — Я бы сказал даже, что невероятно реалистичные. Проснулся в холодном поту. Уснул, называется. Лучше бы не спал. Говорю же, от сна сплошные проблемы, — Саске пытается пошутить, но Митараши понимает: Саске совершенно не смешно.

***

Капля воды медленно, чертовски медленно отделяется длинной нитью от основания потолка и, когда ее больше ничего не сдерживает, медленно падает. Приземляется и как-то слишком громко соприкасается с поверхностью, точнее, с кожей человека, который лежит сжавшись на полу в каких-то грязных тряпках. Кап. Еще одна капля отделяется от огромных перил у самого потолка какого-то мрачного подвала. На этот раз падает прямо в лужу, которая разрослась на сырой земле. Кап. Тело дергается от этого мерзкого звука капающей воды, и, кажется, момент пробуждения близок. Медленно просыпается. Наготу прикрывает только кусок ткани, свисающий с бедер, и длинные волосы, похожие больше на паутину. Они прилипли с грязью к отвратительно исхудавшему телу. Очередная капля летит прямиком с потолка и приземляется на щеку скрученного то ли животного, то ли человека. Он дергается опять и открывает свои глаза. Ресницы дрожат, пальцы сжимают влажную холодную землю, грязь от которой давно уже обрела свое место под ногтями. Кап. Он резко поднимается, держа кусок разбитого стекла, и приползает к стене, трясется весь и почти ничего не видит в темноте. Лишь поднимает руку вверх и обороняется этим жалким осколком — единственным, что у него осталось. Сразу сжимается от ужасной боли по всему телу, что неудивительно: если бы в камере был свет, на теле можно было бы различить множество кровоточащих ран от хлыста, гематом и в целом побоев различной степени. Один его глаз полностью заплыл кровью и отеком, губы давно разбиты. Он сглатывает. Ужасно хочется пить. Но нечего. Прислушивается сквозь дрожь и пытается понять, остался ли тут еще хоть кто-то. Тишина. Лишь какой-то странный звук падающих на пол капель. От них мороз на коже. Никого нет больше. Выдыхает и утыкается затылком в бетонную стену, прикрывает глаза, пытается облизать губы хоть как-то, но попросту не может открыть рот. По крайней мере тихо и этих мерзких голосов вокруг больше нет. Пытается встать, но падает на колени: режет в правом боку ужасной болью, будто-то в этот момент кожа на нем начала расходиться по швам из открытой раны.       — Что за… Он все-таки поднимается и плетется на худых ногах вдоль комнаты. Ну да, конечно тут будет зеркало — как же иначе. Ненавистное ему зеркало. Огромное, блядски вычурное, в огромной раме — зеркало стоит прямо перед ним во всей красе. Отдаленный свет огоньков худо-бедно освещает лишь часть этого гиблого места. Подсвечники тут всегда любили. Подсвечников у этих выродков было много. Он старается не упасть от внезапного приступа тошноты, подступившего к горлу по непонятной причине, ведь не ел он пару дней точно. Всматривается незаплывшим глазом на ту самую рану в боку. Проводит по ней пальцами. Скорее всего, там будет заражение. Огромный ожог, сделанный со вкусом.       — Слушайся папочку своего, сученыш, и больно не будет, — слышится мерзкий фантосмагоричный голос, и человек вздрагивает. Звучание просачивается сквозь стены и вызывает новую волну отвращения, струящуюся по коже. — Ах да, точно! — смех прожигает перепонки. — Твой папочка сдох! — едкое хохотание звучит сильнее, и вот слышатся овации неизвестных, их хлопанье… Становится тошно. — Никто тебе не поможет, даже молитвы твоему богу, отродье! Бога нет! Есть, говоришь? — журчащий гогот просачивается все глубже. ТОГДА ДАВАЙ ПОСМОТРИМ, ПОМОЖЕТ ЛИ ОН ТЕБЕ СЕЙЧАС!       — Мерзость. — Человек сжимает рукой круг и смотрит на него отрешенно. — Извращенный сукин сын. Хочется смыть с себя все это, содрать с кожей эту гниль с себя, но он прекрасно понимает, что не может сделать этого.       — И… — он дергается и разворачивается резко в сторону выхода из камеры, выбегает из нее, хоть и шатает его из стороны в сторону. — Я сейчас. Человек спотыкается, идет на ощупь, удерживая вес о стену, и пытается разглядеть в этом полумраке нужную ему дверь. Доходит. Толкает. Ничего.       — Подожди, я сейча… Боль сковывает все тело, и он пытается не выть от нее, лишь бы найти. Найти его.       — Я сейчас, я сейчас приду, — он бормочет в бреду и открывает каждую дверь, но те будто лишь смеются ему в лицо своей тишиной. — Я рядом, я просто… Сильное головокружение бьет в голову, и его рвет прямиком на пол желудочным соком. Доползя до лужи, начинает пить из нее, иначе от обезвоживания организм решил бы отключиться прямо здесь, в этом богом забытом месте. Вода имеет привкус затхлости и чего-то еще. Разницы нет. Встает и плетется дальше.       — Я сейчас тебя найду, мой хороший, — он бормочет себе под нос, и его взгляд в панике бегает по темным коридорам, а сердце начинает бешено стучать в груди от дикого волнения и чувства страха. Он не может позвать его, не может кричать: они могут услышать его — они могут вернуться.       — Я найду тебя. Пожалуйста… — он сам не понимает, как начинает рыдать. Слезы скатываются по грязным щекам и спадают куда-то вниз. Кап.       — Сейчас я… Последняя дверь. Он толкает ее. Яркий свет ослепляет его так, что он сразу же прикрывает лицо руками и отворачивается с непривычки. А после смаргивает, опускает руки и медленно открывает свои глаза. Но видит перед собой огромную поверхность — его зрачки расширяются, а душераздирающий крик разносится по всем коридорам подвала.       — Ну что, помог он тебе, твой Бог, малыш? Надпись аккуратно расписана на огромной стене кровью, стекающей и капающей прямиком вниз. Саске несколько раз прокручивал жуткий сон в своей голове и каждый раз ловил нарастающую паническую атаку от столь реалистичных картин, которые сегодня явились ему во сне. Чувство ужасного страха засело в мозгу: на долю секунды он понял, что во сне был он сам. И то, что он там увидел, он никогда в жизни не захочет увидеть вживую. Тем временем они все-таки свернули на то самое шоссе, по которому Саске вчера шел с Наруто. По словам их соседа-чудака, предводителя этой прогулки, именно эта дорога — и никакая другая — ведет в место, куда им надо обязательно зайти. Обито что-то рассказывает Итачи, и Саске из последних сил пытается убедить себя в том, что у них с братом все хорошо. У них же все хорошо? Резко начинает звенеть телефон Обито, и тот, извиняясь, отходит в сторону. Саске думает, что прямо сейчас подвернулась возможность взять брата за руку и утащить от всего этого подальше. Потому он отпускает руку Карин и уже делает шаг к Итачи, как вдруг неожиданно слышится шум приближающейся машины, отчего Суйгецу и Карин резко оборачиваются. Саске вслед за ними переводит взгляд к источнику шума. Обито кладет трубку, и его губы расплываются в улыбке. Машина быстро проезжает мимо Саске и тормозит рядом с Обито. Учиха-младший всматривается в окно максимально внимательно, но успевает разглядеть лишь нечеткий профиль и черные очки. Слишком быстро проехал. Шевроле Импала черного цвета глушит двигатель. Тот самый шум машины, который Саске слышал вчера — идентичный. Окно опускается.       — Прошу прощения, это мой старый друг, — Обито улыбается им и уходит, махая рукой водителю. Машина остановилась чуть поодаль.       — Итачи! — Саске понимает, что именно сейчас настало время привлечь к себе внимание брата, который весь день игнорирует его. Но Итачи будто совершенно не видит или не слышит. Старший игнорирует младшего. Это вызывает полнейшее офигевание на лице Карин и Суйгецу.       — Ладно, если они не поссорились, то это все пиздец странно сейчас, — Хозуки шепчет подруге, а та и сама ловит от происходящего неприятный холодок по спине. Она словила его, как только между ними проехала эта машина. Такое чувство, будто смерть с косой прошлась мимо тебя. Несмотря на ужасную жару, стало воистину невыносимо холодно на пару секунд. А после мираж вернул все в прежнее русло небывалой жары, от которой на майке Суйгецу в области подмышек выступили пятна пота по второму кругу.       — Итачи, познакомься, — Обито кричит Учихе-старшему, который тотчас двинулся в его сторону, — это наш глава поселка, так сказать, и мой старый друг… Чем ближе Итачи подходил к этой самой машине, тем сильнее у Саске в груди усиливалось ощущение того, что он становится все дальше и дальше от брата, но в тот момент никакого логического объяснения этим ощущениям он найти в себе не смог. Конечно, можно было бы списать все на ревность и элементарное чувство собственничества, но тогда откуда появился такой странный и резкий страх.       — Брат! — Саске говорит чуть громче, но Итачи никак на него не реагирует, и Саске остается только сорваться на бег. У них же все хорошо? Все? Именно сейчас возникает жуткая потребность успеть остановить все это, отчего-то возникает чувство, будто, если он не добежит до брата, он больше никогда его не увидит. Из окна Итачи протягивают руку в черной кожаной перчатке в знак приветствия, и он сам уже тянет руку в ответ. Саске бежит быстрее. Не слышит пониженный голос Обито. Не видит направленного на него взгляда Обито. Так смотрит хищник на свою жертву, на свой улов, который он зацепил удачно на крючок.       — А еще у Итачи есть младший брат, — губы Обито расплываются в сладкой улыбке, и он пальцами соприкасается со щекой мужчины из машины, после он аккуратно поворачивает его лицо незаметно на пару градусов в сторону. И тут же убирает ладонь в карман.       — ДА ЕБ ТВОЮ МАТЬ! ЕСЛИ ТЫ ЕЩЕ РАЗ МЕНЯ ПРОИГНОРИРУЕШЬ, Я БЕРУ И УЕЗЖАЮ ДОМОЙ С НАРУТО! БЕЗ ТЕБЯ! — доносится до стоящих у машины оглушающий крик. Саске резко добегает до брата, хватает его за плечо и разворачивает к себе. Его глаза пылают яростным огнем. Сам он красный весь и тяжело дышит. Итачи словно выпадет из транса. Смотрит на своего младшего брата так, будто действительно не слышал его все это время и не видел.       — Саске?       — Саске — младший брат Итачи, — Обито осматривает младшего Учиху с головы до пяток и не может сдержать своего триумфа. Саске переводит гневный взгляд на Обито, а после понимает, что человек из машины смотрит сквозь черные очки прямо на него. Длинные темные волосы незнакомца спадают с плеч, и Саске смотрит на него с вызовом в ответ. Лица не видно — очки закрывают половину, — но отчего-то Саске ловит себя на мысли, что они чем-то похожи. Только чем именно — понять не может. Губами, что ли, или кончиком носа. Человек сжимает в кулак протянутую ранее руку и убирает ее обратно. Саске все никак не может унять свое дыхание. Так они находятся во всепоглощающей тишине и смотрят друг на друга. Будто в тот момент все звуки исчезли и время остановилось. Глаза в глаза. Саске сглатывает и отводит взгляд обратно к брату, потеряв интерес к странному мужику в машине, и уже хочет взять Итачи за руку, чтобы пойти домой, как вдруг вскрикивает от неожиданности. Рука, уже без перчатки, резко хватает его за локоть и грубо поворачивает к себе. Хватка железная, до синяка. Саске опешил. Хочет оттянуть руку назад от испуга.       — Приятно познакомиться, Саске, — глубокий низкий голос, ледяной настолько, что мурашки идут по спине. Саске бледнеет. Второй раз в жизни он испытывает такого рода эмоции. И нет ни малейшего понятия, почему именно сейчас. Итачи ему говорит что-то, извиняется, а у Саске в ушах стоит этот холодный голос, он накрывает все его мысли собой. Карин тянет его за рукав. Обито уже давно отошел. Погода опять испортилась. А Саске не может пошевелиться и уж тем более ступить хоть шаг с места. Он не может двигаться. Вдохнуть не может. Выдохнуть тоже. Словно его приложила скала о землю, лишив любой возможности пошевелиться. Пальцы будто просочились ему под кожу, вызывая какую-то ненормальную боль. Саске резко возвращает своему телу обладание и со всей силы вырывает руку из захвата. Незнакомец разжимает пальцы, и из-за чужого рывка его ногти проходятся по коже юноши, оставляя пять красных линий. Саске отступает на пару шагов назад. Стекло окна поднимается. Машина с дымом скрывается вдоль шоссе.       — Саске? — в голосе Итачи сквозит тревога. — Ты слышишь меня? — Но Саске тупо пялится в сторону леса, сжимая правую руку свободной. Царапины все еще пульсируют.

***

Стрелка часов перекатывается уже на семь часов вечера. После ужина, на который выводили подозреваемых во время перерыва, они оба вернулись в кабинет допроса. Ибики садится в свое кресло. Наруто возвращается к нему уже в совершенно другой одежде. Устроил тут показ мод, ей богу, а сейчас и вовсе напялил на себя синеватого цвета спортивный костюм из атласа и сидит отчего-то довольный.       — Ты чего радостный такой? — Ибики все никак не может уследить за резкими скачками настроения Узумаки. Оно меняется в день по несколько раз. Будто по часам.       — Можно вопрос? — Наруто спрашивает легко и с какой-то добротой во взгляде. — Я задам, а потом расскажу, как мы с Саске познакомились во второй раз.       — Валяй. Узумаки хлопает в ладоши, и Ибики выдыхает: когда его подопечный находится в таком приподнятом настроении, то, как правило, выдает очередную ахинею, которую, разве что, псих больной поймет и оценит по достоинству.       — Хотите знать, как вы умрете? — у Узумаки в глазах играет весьма явный азарт. Он сидит перед следователем скрестив пальцы рук у губ и улыбаясь слишком… Счастливо.       — А ты экстрасенс, что ли? — Морино даже бровью не повел: он уже привык к любым выходкам.       — Нет, — смеется Наруто. — Ну так хотите? Поверьте мне, умирать не страшно. Ну, почти. — Наруто прямо-таки светится от счастья.       — Я не пойму, у тебя биполярное расстройство или ты просто ебнутый? — Ибики наклоняется ближе и всматривается в его лицо. — А может, все сразу? Наруто смеется звонко, откидывая голову к спинке кресла, и выдыхает со словами:       — Вы мне нравитесь. — Резко замирает и смотрит в потолок, пока его волосы свисают к полу, однако потом возвращается снова в прежнюю позу. Изменилось настроение. — Бери бумагу, ручку и записывай. Морино Ибики смаргивает и застывает. На него сейчас смотрит совершенно другой человек: взгляд другой, выражение лица другое, голос стал глубже. Если по ощущениям, перед ним сидит парень, словно резко противоположный по характеру, нежели тот Наруто, которого следователь хоть и недолго, но знает.       — Скажу один раз — повторять не буду. Если бы Ибики мог слышать или видеть сквозь стены, он бы увидел такую картину… Саске резко начинает смеяться и качать головой без причины.       — Так рано? Может, подождем? Анко замирает в полнейшем замешательстве. Не понимает, что происходит вообще.       — Нет, — Наруто качает головой, смотря на руку Ибики, который берет в это время ручку, хотя до этого хотел взять карандаш.       — Ну ладно, ладно, давай, неугомонный ты мой… Ты соскучился по мне уже?       — Саске, с кем ты разговариваешь? — женщина робеет. Она понимает: он не слышит ее сейчас. И это жутко.       — Да, — одобрительно кивает Наруто и довольно улыбается глазами. — Можешь начинать. — Ибики смотрит на Узумаки исподлобья и от неожиданности упускает из вида, как тот резко перешел на «ты».       — Ха-ха, сейчас? Ну ладно, давай сейчас. — Саске шумно выдыхает и скрещивает руки на груди, пока его волосы почти полностью закрывают бледное лицо. — Анко, возьмите, пожалуйста, ручку и бумагу сейчас и запишите цифры, которые я вам скажу. Я скажу их один раз — повторять не буду. Митараши послушно все необходимое делает. Узумаки пристально следит за тем, как Ибики пишет на бумаге цифру, которую он диктует. Ударяет кончиком пальца о свои губы.       — Один.       — Один. — Учиха резко изменился в лице и позе, закинул ногу на ногу и стучит пальцем по холодному столу.       — Один. — Губы Наруто вытягиваются в натянутой улыбке. Морино смотрит на него с непониманием. Тот в ответ лишь кивает, мол, не ослышался, пиши.       — Один. — Голос звучит холодно и в то же время глубоко, Анко опять начинает подташнивать. А в помещении становится жарко.       — Два, — Наруто переводит взгляд на браслет, а потом обратно на следователя.       — Ноль, — голос Саске звучит будто в голове, разносится по всему кабинету и кажется каким-то неестественным.       — Один. — Наруто с каким-то облегчением прикрывает свои глаза и смотрит на часы.       — Один, — заканчивает Саске и кивает Анко. 11112011       — И что это за ахинея? — Ибики откидывает бумагу в сторону вместе с карандашом и смотрит на Узумаки в бешенстве. — ты со мной в единички и нолики решил поиграть? Узумаки поднимает бровь и отстукивает ритм цифр по столу, словно шифр. Саске заканчивает отбивание пальцев по столу, и наконец его рука замирает.       — Что это? — Анко потеряла нить логической связи во всем.       — А как вы думаете? — Учиха, кажется, резко устал. Косится на время. Вероятно, хочет уже вернуться к себе в камеру.       — Я не знаю, Саске, поэтому я спрашиваю тебя.       — Это цифры, в арифметике такое понятие есть, — Наруто объясняет очевидное следователю с такой интонацией, будто говорит с умственно отсталым. — Или вы не знаете, что такое цифры?       — Слушай сюда, заносчивый ты мешок с дерьмом! — Ибики дошел до своего лимита терпения. Резко встает, хватает юного преступника за воротник кофты и тянет на себя. Наруто спокойно смотрит в его глаза. Его ледяная рука накрывает руку мужчины.       — Отпусти меня. — Пальцы сжимают чужие. Голос абсолютно ровный. — Прямо сейчас. Иначе я засужу ваш участок к ебанной матери, поверь мне на слово, за содержание на работе психически нестабильных сотрудников. Я же заносчивый, чертовски богатый мешок с дерьмом — мне ничего не стоит это сделать. Морино резко отпускает его и, хлопая дверью, выходит из комнаты проветрить голову. Он не помнит, чтобы кто-то за все годы работы настолько сильно выводил его из себя. Наруто смотрит на дверь и, качая головой, говорит в пустоту:       — Так как вы все равно записываете каждое мое слово, я продолжу, пожалуй.

***

Итого Менма настоял все-таки в первую очередь добраться до аптеки, куда они все и направились. А если быть точнее, то операцией по спасению Наруто занимались: Менма, который был за рулем; Сай, который все-таки привел с собой Какаши, что был не очень сегодня рад гостям, но, с сожалением смотря на свою грядку, выдохнул и все же согласился показать им дорогу до первой аптеки и, если что вдруг, больницы. Неджи и Хината. Остальных брать с собой не было никакого смысла: Сакура и Ино остались с Шион в доме, а друзья Саске ушли куда-то в лес с концами. По крайне мере Сай, когда помогал Наруто дойти до машины, перед выходом недвусмысленно подмигнул Ино, на что получил в ответ улыбку и средний палец. Какаши нервно косится на побледневшего Наруто, который периодически сжимается всем телом на заднем сидении машины и то икает, то тяжело дышит, то сдерживается, чтобы не заблевать салон. Сай держит его за руку, Неджи за плечо и только Хината нервно всматривается в дорогу. Надо же было так отравиться. Пареньку и вправду плохо. Хатаке пытается поддержать Наруто хотя бы взглядом сожаления, но Узумаки даже не смотрит на него — он просто считает про себя от одного до ста, пытаясь отвлечься от какой-то ужасной боли в низу живота, будто кто-то изнутри ладонью нажимает на стенки его кишечника и пытается вылезти наружу. Вот такие ощущения.       — Скоро мы, блядь, приедем? — срывается на крик Сай и сжимает руку лучшего друга сильнее.       — Минут десять еще, — отвечает Какаши тихо и показывает рукой дорогу до ближайшей аптеки, а после всматривается в лицо Менмы с прищуром и отчего-то отодвигается ближе к окну.       — Скоро приедем, — спокойно отвечает Менма, — скоро все будет хорошо. Неджи что-то говорит Наруто, и тот устало кивает ему, а еще Узумаки дали на всякий случай пакет. Приехали они и вправду через десять минут. Менма сразу же направился в аптеку, пока Сай с Неджи помогали Наруто выйти из машины и доковылять туда же. Хината взяла Неджи за руку, нервно и встревоженно покосилась в сторону Какаши. Он выглядит каким-то… напуганным? Девушка всю дорогу незаметно наблюдала за Хатаке, но так и не смогла понять, почему тот так сильно переменился в настроении. Может, случилось что-то?       — Ты идешь? — Сай зовет Какаши, но тот сразу мотает головой и отмахивается.       — В машине посижу, — натянуто улыбается, — я думаю, вы сами справитесь. Сай хмурится, но слыша стоны Наруто, решает как можно быстрее того дотащить до фармацевта и забывает уже про этого Хатаке сразу. Какаши с досадой наблюдает за четырьмя фигурами, которые заходят в аптеку под названием «Коноха 24/7», и вжимается в кожаное сидение автомобиля еще сильнее. А после достает телефон и набирает номер.       — Слушаю, — слышится пронизывающий и надменный голос на другом конце провода.       — Один, — с выдохом говорит Какаши, проводя взглядом по красноватому зданию, и закуривает сигарету, — один, — прислушивается и прищуривается, — два. Пока не уверен насчет продолжения. Но началось. Это он. — В трубке ему ничего не отвечают, однако он знает, что его прекрасно слышали. В ответ лишь короткие гудки. Погода резко начинает портиться, и Какаши досадливо выкидывает окурок в окно. Сай с Неджи дотягивают позеленевшего Наруто к прилавку, за которым Менма мило беседует с какой-то девушкой, у которой ярко-рыжие волосы были собраны в пучок.       — Менма! — Неджи повышает голос. — Ты спросил про таблетки?       — Я не идиот, мне напоминать не надо, — тот огрызается и цокает языком. Хината тем временем осматривает полки с различными лекарствами и берет красноватую коробочку. Вертит и пытается прочитать название.       — Я сейчас позову своего коллегу, — рыжеволосая отвечает спокойно и переводит свое внимание на Наруто, который стоит с опущенной головой, пока его придерживает Сай с одного бока, а Неджи с другого. — Он вам поможет лучше, чем я.       — Спасибо, — Менма нервно стучит пальцами по столешнице и провожает девушку взглядом. — Брат, ты как? — он спрашивает с волнением.       — Тошнит, — тихо отвечает Наруто и просит Неджи дать ему воды. Сай помогает сесть другу на скамейку, стоящую у стены, и всячески пытается поддержать.       — Скоро все закончится, — Менма улыбается брату, и Хината отчего-то дергается.       — Менма, — она говорит довольно громко для ее обычного голоса, — можно тебя на минутку? Парень нехотя поворачивается и встречается взглядом с Хинатой.       — Сейчас? — он улыбается ей, а потом смотрит опять на Наруто.       — Сейчас, — сухо отвечает она ему. Тем временем Неджи косится на нее с подозрением. — Или для тебя проблематично со мной выйти на улицу?       — Нет, конечно, все ради сестры моей девушки, — Менма поднимает руки в жесте невиновности и выходит с Хинатой на улицу. А у Наруто уже начинают неметь пальцы рук, и вот он слышит опять этот странный звук… который…       — Вы готовы к сегодняшнему вечеру? Вопрос звучит тихо. Прямиком со спины. Тобирама оборачивается к родному голосу и усмехается ему с теплотой, пока Кагуя помогает надеть парадный костюм. Рубашка темно-лазурного цвета, завязанный тугой бант на его шее — все красиво подчеркивает все изгибы юного тела, и Данзо упирается головой о дверной косяк.       — Готов, — Тобирама улыбается ему широко, — а ты, Шиму?       — Я готов всегда, — Данзо тоже усмехается и скрещивает руки на груди. Сегодня он и сам одет в свой выходной костюм: черные с золотом узоров цветы, петли на сюртуке туго подвязаны пуговицами.       — Брат тоже уже готов? И малыши? — Тобирама хочет повернуться и взглянуть на Данзо еще раз, но Кагуя дергает его на себя и причитает, чтобы ребенок стоял ровно и не мешал ей застегивать все пуговицы.       — Хаширама уже обсуждает что-то с вашим отцом, Каварама и Итама играют с госпожой Куренай в гостиной, — Данзо идет к другу медленно и старается впитать в себя весь вид своего господина, силуэт которого освещает исходящее от камина свечение пламени. Тобирама стоит к нему спиной, а Данзо уже внутри весь дрожит от трепетания и обожания при виде этого человека. Полена в камине трещат, и скоро стрелка на огромных настенных часах в фойе пробьет ровно шесть. Тогда-то и настанет ужин. Тот самый. Такой ожидаемый и судьбоносный. Тобирама наконец поворачивается к нему со счастливой улыбкой — Кагуя закончила, потому больше не препятствовала — и со светящимися от эмоций глазами протягивает свою руку Данзо, стоя чуть выше него на стульчике.       — Здравствуйте. — Наруто слышит незнакомый голос и с жуткой усталостью поднимает свой взгляд на вошедшего в зал фармацевта. — Что тут у нас? — Мужчина в белом халате стоит нависая над ними тремя и, скрестив руки на груди, наклоняет к плечу голову с густыми, слегка вьющимися волосами цвета древесины и поднимает бровь оценивающе. Помутневший взгляд голубых глаз встречается с карими фармацевта напротив, и Наруто дергается от резкого шума в голове опять. Блюет в пакет, держа его дрожащими руками. Данзо опускается на одно колено и целует пальцы и ладони своего господина, прикладывая руку к своей груди, и смотрит при этом ему в глаза. Тобирама смотрит тоже, но затем спрыгивает со стула.       — Да тебе совсем хреново, парень, — мужчина оценивающе проводит по нему взглядом и, отчего-то на секунду улыбаясь, мотает головой, после протягивая Наруто руку: — Пройдем-ка вовнутрь. А вы посидите тут.       — Я с ним пойду, — Сай резко встает, и фармацевт смеряет его спокойным взглядом.       — У тебя тоже отравление? — Поднятая бровь. И Сай весь напрягается. Создается ощущение, будто с ними говорят как с дебилами.       — Нет. — Сай замирает и сжимает кулаки. Фармацевт ободряюще кивает ему:       — Я понимаю твое волнение, — он кладет руку на его плечо, — но, поверь, сейчас ты только мешаешь. Посиди тут. Если хочешь, помоги мне довести своего… — он внимательно всматривается в них обоих, — друга, — голос звучит сухо, — до кабинета, где я постараюсь ему помочь, и, если не получится, повезете тогда в больницу. Пока что это все, чем ты можешь помочь ему.       — Мы команда? — Тобирама смотрит на друга с волнением, и его пальцы рук немного подрагивают.       — Отныне и Навсегда, — Данзо подмигивает ему, и они оба выходят из комнаты, спускаются по спиральной лестнице на первый этаж, тоже держась за руки и улыбаясь друг другу.       — Тебя как зовут, парень? — спокойно спрашивает Наруто фармацевт, пока тот сидит на кушетке и его бьет озноб.       — Наруто.       — Приятно познакомиться, Наруто. Раздевайся. Наруто с непониманием поднимает свой взгляд на красивого мужчину и пытается понять смысл сказанных ему слов:       — Простите? Я… Врач от смутившегося вида бледного как смерть Наруто начинает смеяться:       — Мне надо твое сердце послушать, пока препарат, что я тебе вколол, действует, поставить капельницу проще будет, если ты снимешь верх. Домогаться я не буду, поверь мне на слово. Я врач. Все действия продиктованы одним обоснованием — «это моя работа». Раздевайся. — Он смотрит пристально на сжавшегося на кушетке Узумаки и опускается на стул рядом. Прикасается к Наруто пальцами, обтянутыми медицинской перчаткой. По телу Узумаки проходит новая волна дрожи. — Отныне и навсегда! — Тобирама сжимает его пальцы крепче и качает этот своеобразный замок вперед-назад.       — Простите, я… — Наруто начинает тошнить сильнее после того, как ему ставят катетер в вену. Он и не знал, что в аптеках бывает кабинет скорой помощи.       — Мне нравятся моего возраста и чуть старше, — врач пытается пошутить, — а я тебя явно намного старше, парень. — Наруто кивает ему, но уже ничего не понимает из того, что здесь происходит, однако все равно пытается улыбнуться. Физраствор капает через трубку в вену, и Узумаки сквозь дымку чувствует, как у него зачем-то берут кровь. Смаргивает и понимает: показалось.       — А сколько вам? — Наруто пытается помутневшим рассудком прикинуть возраст врача. Ну, лет тридцать пять–сорок, наверное, ему. Не больше.       — Много, — усмехается врач. — Смотри на меня, пожалуйста. — Губы Наруто соприкасаются с пальцами врача, и Узумаки вжимается в стену за своей спиной.       — Можно мне… — Данзо резко останавливается посредине лестницы, хотя все это время шел впереди. Разносится звон в дверях поместья. Мальчик поворачивается к Тобираме, который улыбается ему: — … Поцеловать вас? — Волнуется, сжимает губы и отводит взгляд. Он поймет, если Тобирама сейчас откажет ему. Звон повторяется, и входные двери открывает прислуга, а Буцума уже стоит со старшим сыном и встречает гостей лично.       — Таджима! — глава семьи разводит руки в сторону. — Мой старый добрый друг, сколько лет сколько зим! А это у нас кто такие? Сыновья твои? Какие прекрасные юноши! Тобирама сквозь этот шум улыбается своему другу и, опускаясь на ступени ниже, целует Данзо в уголок губ:       — Конечно, Ши, можно. — Он проходит мимо, все еще держа его за руку, и уже смотрит на лестницу под ногами.       — Буцума! — слышится слегка эмоциональный, но в целом спокойный голос гостя. — Ты прав, столько лет прошло после нашей последней встречи! Данзо смущенно подносит свободную ладонь к щеке и, улыбаясь, чувствует, как Тобирама тянет его за собой.       — А старший твой сын где? — Буцума хохочет и треплет младшенького по волосам. — Какой красивый у тебя младший сыночек, Учиха.       — Он сейчас придет, — Таджима снимает свой плащ и передает служанке, которая спешит забрать с его рук вещи. После он приобнимет за плечи своего младшего сына, а тот все это время непрерывно держит отца за руку. Врач снимает свою перчатку и дотрагивается холодной рукой до жаркого Наруто, нащупывает пульс на руке и прикладывает стетоскоп. Лекарство, вроде, и вправду начинает действовать.       — Я выпишу тебе медикаменты. Если не помогут, завтра поедешь в больницу, — Он проводит бледной ладонью по слегка загоревшей груди Наруто, и пальцы соприкасаются с лазурным амулетом на шее. — Ты мне очень напоминаешь одного человека… — Блондинистые волосы Наруто прилипли от лихорадки ко лбу. В голосе мужчины проскальзывает теплота. — Да, именно его одного. Ты южанин? Наруто в прострации кивает ему.       — Красивый амулет, кто подарил? — врач одергивает руку от него и почему-то резко отходит в сторону.       — Бабушка подарила, — Наруто выдыхает и опускается на кушетку, точнее, ему помогают. — Голова так должна кружиться?       — У тебя отравление, она может кружиться, — сразу ему отвечает врач и отодвигается от него в сторону. — Что ты ел и где?       — Б… — Наруто начинает кашлять и чувствует, как приятный холодок просачивается через вену. — Немного на заправке поел, двойник Саске продал сандвич и, наверное, плохо стало из-за этого, а может, и нет. — Он смотрит в потолок. — Я не знаю.       — А Саске это у нас кто? Тот парень, что привез тебя сюда? — мужчина сидит и смотрит на раствор, который опускается все стремительнее, затем фармацевт переводит взгляд на время.       — Нет, — Наруто мотает головой и чувствует какой-то странный покой, — это Сай, мой лучший друг, а Саске… — он тянется рукой и достает свой бумажник из заднего кармана, открывает его и показывает врачу фотографию. Их с Саске.       — Это человек, которого я люблю. — Узумаки отвечает с глупой улыбкой, а мужчина замирает и через несколько секунд перенимает бумажник в свои руки. Еще через минуту откровенно всматривается в фото.       — Ты… — он отбрасывает бумажник на пол, словно от болезни отмахивается. — Говоришь, что на заправке встретил человека, похожего на этого Саске?       — Да, — Наруто кивает и смаргивает отчего-то подступающие слезы к глазам, — только волосы у него длинные, до пояса, и выглядит он на лет семнадцать максимум. Но очень похож. Имени его, разве что, не запомнил.       — И правда похож, — Данзо говорит с нажимом и косится на бумажник. Когда уже стоит у раковины и моет руки, то его одолевает какое-то особое и до боли знакомое ему самому остервенение. — В смысле, я имею в виду, наверное, похож, если ты так говоришь.       — Вы знаете мальчика с заправки? — наконец спрашивает Наруто со все еще ватной головой и переводит взгляд на своего спасителя, который уже отошел к окну и там ждет, пока капельница закончится. Наступает тишина. Часы тикают в комнате. Врач немного поворачивает голову вбок.       — Как зовут твоего младшенького? — Буцума приобнимает Хашираму и наконец видит, как Данзо спускается по лестнице и машет ему. — Данзо, идите сюда, поздоровайся с нашими достопочтенными гостями!       — Изуна! — Таджима говорит с теплотой в голосе, и мальчик улыбается дяде во все зубы, переводя взгляд на подошедшего Данзо.       — Приятно познакомиться! — слышится детский голос.       — А это Данзо, член нашей семьи и лучший друг моего младшего сына Тобирамы, — Буцума указывает своей огромной ладонью на ребенка. — Давайте смелее спускайтесь.       — Нет, не знаю, — спокойно и ровно доносится до Узумаки ответ, и, когда минутная стрелка часов сделала пятнадцатый круг, наконец мужчина подходит и вынимает катетер из руки Наруто, приложив туда ватку и заклеив рану плотно пластырем. А после помогает парню встать, и они оба выходят за дверь. Неджи сразу перенимает от врача ношу в виде Наруто и ведет друга в сторону выхода, а фармацевт жестом зовет к себе Сая за прилавок. Когда тот подходит, Данзо наклоняется к нему и протягивает лекарства:       — С вас сто долларов, юноша, — улыбается и внимательно рассматривает Сая с ног до головы. Сай, сам того не понимая, даже слегка робеет под таким пристальным взглядом. В этой деревне все-таки все странные или это такие только им попадаются? А еще у этого фармацевта странный шрам на подбородке в виде креста, будто специально кто-то вырезал ножом, и, что удивительно, ему очень подходит. Мужественно выглядит. Кстати, про фармацевта, он очень даже симпатичный мужчина: у него светло-карие глаза, каштанового отлива волосы, которые в некоторых местах завиваются, он среднего телосложения, тонкий нос и ровная линия губ. Ярко выраженные скулы и длинные ресницы. В одном ухе серьга из синеватого камня в золоте. Вроде, черты внешности ни нежные, ни грубые, но взгляд — он какой-то специфичный. Черная водолазка скрывает все тело, что и без того упрятано под белым халатом.       — Если завтра с утра будет дерьмово твоему другу, — он наклоняется еще ближе к Саю, отчего тот отступает на шаг, вызывая еще большее искреннее веселье у врача, — придется в больницу ехать. Вот адрес, — не отрывая взгляда, фармацевт пальцем подвигает к парню листок. Тот перенимает таблетки и клочок бумаги, как вдруг резко его руку хватают. Сай дергается и чуть ли не вскрикивает.       — Только у меня к тебе будет одна просьба, сынок. — Фармацевта, кажется, только веселит реакция перепуганного паренька. — Если увидите такого врача, — его взгляд темнеет, и Сай настороженно моргает, понимая эмоции, которые он там видит. — Такого… Подкаченного… — он облизывает свои губы, и Сай сглатывает. — Как твой друг, только раза в два больше в ширине плеч и спины. Белобрысого, да, волосы белые, как стена, и торчат во все стороны, с двумя шрамами на лице, на правой и левой щеке, и светлыми глазами. Один карий, другой голубой. Ну, ты точно поймешь, о ком я говорю сейчас. Так вот передай от меня пламенный ему привет. А то мы повздорили с ним немного, а я тоскую по нему очень, он, зараза такая, меня видеть не хочет. Врач усмехается. Юноша кивает ему.       — Я думаю, ты понимаешь, каково это, когда хочешь выебать любимого человека, но не можешь. Хочешь взять так за волосы, — он жестом руки показывает захват, — ну вот прямо как ты хочешь своего друга. Сай бледнеет от этих слов. Откуда он знает?       — …вжать в стену своим телом… вдохнуть запах его, сжать горло рукой или зажать рот, чтобы не слышать упреков, и хорошо так оттрахать, ведь он для тебя все, не так ли? Чтобы он умолял тебя не останавливаться и кричал имя твое. Врач говорит совершенно спокойно. При этом наблюдает за тем, как Сай бледнеет еще сильнее.       — Но скорее всего, любовь всей твоей жизни по уши влюблен в какого-нибудь мудака, на тебя похожего, но не совсем? А ты остаешься во френдзоне. И все твои намеки воспринимают как шутку… Или я не прав?       — Я… — Сай потерял дар речи. — Я не…       — Мой тебе совет, — взгляд фармацевта темнеет, — когда будет возможность, убей его, этого мудака, первым и забери себе приз, который погорюет немного, но, поверь мне, успокоится рано или поздно, и будете вы счастливы. Иначе до конца жизни жалеть будешь, что не сделал этого — а жизнь может иногда длиться вечно. Поверь мне, повторюсь, на слово, парень.       — Простите? — во рту пересохло, и Сай отступает на пару шагов назад, бледнеет в тысячный раз. Его знатно потряхивает.       — Молодой человек, ваша покупка, вы возьмете? — Данзо смотрит на него тревожно. — Что с вами? Вы пару минут стоите и смотрите на меня, будто призрака увидели. — С вами все в порядке?       — Извините, — Сай резко хватает пакет и быстро идет в сторону двери, не оглядываясь больше, пока в голове отчетливо звучат инородные и засевшие в голове слова.       Когда будет возможность, убей — иначе до конца жизни жалеть будешь. — Он врезается в стоящих у дверей Менму с Хинатой, извиняется коротко и проходит мимо. Они все еще спорят насчет больницы.       — Менма! — девушка начинает закипать. — Нам правда в больницу бы не помешало поехать.       — Ему уже помогли, Хината, врач сказал: станет хуже — езжайте завтра. Пока в этом нет необходимости.       — У него отравление, ему может ночью плохо стать! Он нам живым нужен! — Хината сама не понимает, почему начинает так сильно злиться.       — Хината, — Менма переходит на снисходительный голос, — милая, я хочу напомнить тебе, что он мой брат — не твой, и, пока он не в состоянии решать, что он хочет делать и куда ехать, это все моя привилегия, не твоя.       — Но…       — И сейчас мы едем домой.

***

      — То есть, в третий день там ты пролежал в отключке практически? — Ибики с досадой выдыхает, так как ничего интересного так и не услышал за этот день. Да, он все-таки вернулся в комнату допроса и даже извинился перед Узумаки. Что было крайне неожиданным для них обоих, кажется.       — Да, отравился я знатно, — виновато улыбается ему подопечный и переводит взгляд на часы. Девять часов вечера. Интересно, как там вообще на улице сейчас? Прохлада?       — Вы выяснили, от чего отравление было, в итоге-то? — Ибики отодвигает от себя диктофон и зевает, растирает глаза от усталости. Наруто хмыкает и качает головой.       — Это вы узнаете в следующий раз, я пока расскажу, как закончился мой тогда день. Могу попросить кофе? В сон клонит.       — Да, конечно, — Ибики нажимает на кнопку на панели стола. — Принесите ему кофе. Спасибо.       — Что вы делали, когда вернулись домой, Саске? — Анко с подопечным пьет кофе, будто они старые приятели, которые обсуждают секретики за встречей. Даже можно сказать, что уютно. От Саске вообще периодически исходили разные волны энергии: рядом с ним ты то чувствуешь, будто сидишь на пороховой бочке, то тебя словно скала придавила к земле, то, наоборот, легкость и радость, когда Учиха улыбается, то вот такой вот уют. С чем было связано это — непонятно.       — Наруто проспал до вечера, — Саске задумчиво протягивает, — я занимался делами с братом, и в основном весь день был утерян, так как все беспокоились за Узумаки. Что делали другие, я не знаю, слышал только, что Ино с Сакурой ругались, знаю, что Сай провел весь день у кровати Наруто, — он говорит эти слова и смотрит на плавающие крупинки кофе в кружке. — Мне жаль, что я не был рядом с ним в тот момент, хотя после именно я его и отвез в больницу, — он пожимает плечами. — Но именно в тот день, знаете, — Саске переводит на нее свой виноватый взгляд, — меня будто разрывало между двух огней. Мне хотелось быть с братом и убедить себя, что все нормально. А Итачи все пытался мне объяснить, что вряд ли нужная мне информация у других, что все в порядке. А я очень хотел убедиться в том, что с Наруто все будет в порядке. Я переволновался из-за него.       — Первым делом, — Наруто говорит слова с теплотой, — когда я проснулся, то увидел Саске, который лежал головой со мной рядом, а сам сидел на стуле, уснул, но держал мою руку. — Он улыбается широко. — Наверное, для…       — Наруто Узумаки это было одним из самых лучших моментов в жизни. — Саске прокашливается, и Анко опять чувствует эту самую личную черту.       — Короче, это был один из счастливых моментов в жизни, — Наруто кивает. — Я очень был рад его видеть.

***

      — Саске? — Наруто сонно моргает и видит, как область лопаток Учихи поднимается медленно, а после опускается. Тот спит, и веки его иногда подрагивают, он даже спит весь сжатый. Но рядом. И держит его за руку. Уже большой прогресс за последние пару лет. — Эй, Саске! Он аккуратно пихает его локтем, на что Учиха дергается, просыпается и в растерянности сразу же смотрит на Наруто. Требуется полторы минуты, чтобы Саске понял, где он и что он. Наруто садится на кровать, все еще чувствуя сильную тошноту и боль в животе, но, видя чужой сонный взгляд, не может не улыбаться.       — Придурок, — устало выдыхает Саске и утыкается затылком о спинку кровати, — как же ты меня напугал. — Рука сжимает чужую сильнее. — Я как вернулся домой и узнал, что случилось, мне плохо стало. Ходил как идиот каждый час и проверял, проснулся ты или нет. Сай c братом, как я вернулся, тебя весь день сторожили, а потом я их сменил. Наруто молчит, смотрит в профиль Учихи и сам утыкается затылком о деревяшку, тихо смеется, сжимая руку друга сильнее.       — Что смешного?       — Я понял: мне, чтобы быть с тобой рядом, надо каждый раз травиться бутербродами с заправки. Все ясно, — говорит он через смех и качает головой.       — Очень смешно, — укоризненно отвечает ему Саске, но продолжает все так же лежать.       — Смешного на самом деле мало, Саске, — Наруто пытается встать, но, c охом боли опять садится назад, тошнота усиливается.       — Тебе лежать надо! — Учиха резко дергается и давит своими руками на Наруто, пока тот ложится обратно.       — Похоже, отравился я неплохо так, раз мне все еще хреново. — Наруто стонет и прикрывает глаза. — Голова болит.       — Это потому, что хватит геройствовать. Лежи, — Саске фыркает, и Наруто кивает ему, пока тот уже пытается встать. Наруто успевает ухватить его за локоть. Касается того самого места, за которое взялся тот мужчина из машины. По руке Саске проходит мимолетная резкая боль и волна озноба, почему-то щекотно.       — Поспишь со мной сегодня, пожалуйста? Я очень хочу полежать с тобой рядом и обнять тебя, мне просто это сейчас очень надо… — он смотрит на Саске пристально и ждет его ответа. Хотя бы раз, Саске, как в детстве. Пожалуйста. Один раз. Саске косится на входную дверь, потом опять на Наруто и снова на дверь. Хмурится. Что-то в своей голове решает. Наруто уже обреченно выдыхает, хватка пальцев ослабевает, и он знает ответ наперед. Саске откажет ему — Саске всегда отказывает. Другого и не стоит ожидать.       — Хорошо, я только схожу в уборную. Наруто вздрагивает и не верит своим ушам. Беспрерывно моргает в удивлении. Саске неловко улыбается ему.       — Вернусь через десять минут. В туалет надо. Узумаки может из себя только выдать изумленный кивок. Он провожает фигуру Саске взглядом. Тем временем в проеме двери Учиха проходит мимо брата Наруто и говорит ему что-то.       — Менма, — Наруто вяло поднимает руку в знак приветствия. — Привет, прости, что я заставил тебя…       — Наруто, мне так жаль, — брат сразу подбегает к нему и хватает за руки, смотрит на него с виной, — бедный ты мой, прости, что я…       — Это ты меня прости, — Узумаки перебивает его, — что заставил тебя волноваться, и я…       — Нет, — Менма выдыхает, — я рядом должен быть, но… Мы просто никому не говорили… Шион… Она беременна. Нам надо было съездить в больницу, в другой город, чтобы проверить, все ли нормально, у нее боли начались ночью, и я…       — О чем ты? — с непониманием отодвигается Наруто ближе к стене. Сон резко пропал. — О чем ты сейчас говоришь?       — Мы вернулись только вечером, и я так перепугался за тебя, Наруто… Господи, мой брат мог умереть, а я был в другом городе… Говно я, а не брат. Наруто становится не по себе.       — Но ты же… — Он прокручивает весь день в голове. — Ты же рядом со мной был. Весь день… Ты тогда ушел с Итачи и вернулся, и… Менма смотрит на него с искренним непониманием.       — Я ушел помочь Итачи утром до этих новых соседей, пока Шион спала, а потом мы взяли машину Итачи и уехали в ближайший город. Это отсюда за триста километров. Ну, тот, что мы проезжали. С нами Неджи и Хината ездили… И мы только вернулись под вечер. Уголки губ у Наруто дергаются.       — Брат, скажи мне, пожалуйста, что это сейчас розыгрыш, ты мне так хочешь настроение поднять, да? Или попугать на ночь за то, что я тебя сегодня заставил поволноваться, и… — Но выражение лица Менмы ему дает понять, что брат не шутит.       — Наруто, c тобой все в порядке? Если его брат, Неджи и Хината были все это время в другом городе, то кто, мать его, с ним был? Его же не могло так из-за отравления проглючить. Или могло? Спросит у Сая завтра. А сейчас будить бедного друга не будет. Могло или нет? Наруто становится еще бледнее, чем был, и натянуто улыбается брату:       — Да, в полном, прости, у меня жар, наверное, я бред несу… Я посплю лучше. Менма целует его в лоб и, поправляя одеяло, еще раз извиняется, после выходит за дверь, выключив свет. Саске возвращается через пятнадцать минут и залазит под одеяло. Наруто лежит к нему спиной и пытается унять учащенное сердцебиение от адреналина. Саске лежит молча, смотрит в потолок.       — Саске?       — М?       — Можно вопрос? — тихо уточняет вымученный Узумаки.       — Только не про детство! — усмехается Саске и слышит, как фыркает Наруто. У них это больная тема.       — Как понять: все вокруг поехали или это я медленно начинаю ехать головой? В темных зрачках Наруто отражается лунный свет, проникающий через окно второго этажа и оседающий в комнате. Колышется. Саске громко усмехается, прикрывает свои глаза, качает головой. А после Узумаки чувствует, как Учиха переворачивается со спины на бок и обнимает его под одеялом, прижимая к себе, робко утыкаясь лбом в его макушку. Наверняка смотрит на него.       — Я не знаю, Наруто. Я правда не знаю. На губах Узумаки появляется легкая улыбка, и он разворачивается к другу лицом. Лежит и смотрит на него, обнимая его за талию, притягивая к себе ближе. Утыкается своим горячим лбом в тот, что привычно прохладный напротив, и закрывает глаза от усталости.       — Спокойной ночи, Саске, — тихо звучат слова.       — Доброй ночи, Наруто, — слышится в ответ. Спустя двадцать минут тишины Наруто все-таки добавляет в дреме:       — Я люблю тебя, Саске. Он так и не открыл глаза. Иначе бы узнал, что Саске не отрывал от него взгляда ни на секунду. Лицо последнего вытягивается, однако после он прикрывает свои глаза тоже и улыбается неловко в ответ:       — Я тебя тоже, Наруто.

***

      — Спасибо, — Анко впервые за время допроса благодарит его искренне и в поддерживающем жесте кладет руку на плечо Саске.       — На сегодня все, — Ибики говорит с более теплой интонацией. Они оба знатно устали.       — Я отведу тебя в твою камеру. — Анко встает и подходит к Саске со спины, протягивает ему руку. Ka-Boom, Ka-Boom У Саске чертовски ледяные пальцы.       — Тобирама, — Буцума жестом подзывает к себе младшего сына, — ну что ты застыл там, иди сюда! Познакомься с нашими гостями! Где твои манеры? Тобирама только сейчас вспомнил, что забыл свой пиджак, а ведь он уже здоровался с гостями. Смотря в глаза мальчику по имени Изуна начинает тараторить:       — Я прошу прощения, я сейчас вернусь! — он выдергивает руку из захвата Данзо и виновато смотрит на уменьшающиеся в негодовании зрачки отца и Хаширамы, который качает головой и смотрит на него с укором.       — Невоспитанный ребенок, — Буцума в шутку разводит руками. — Прошу простить его…       — Он же совсем ребенок еще, все в порядке, — c пониманием отвечает Таджима и гладит сына по голове, — мой старший, хоть и взрослее, но тоже еще ребенок совсем, с кем не бывает. Он все со своей любимой лошадью возится каждый раз, она захворала. Кучер сейчас его приведет в дом.       — Пройдемте к столу! — Сенджу-старший натянуто улыбается, а Данзо тем временем протягивает руку Изуне, чтобы проводить его до стола. С волнением смотрит в сторону второго этажа и отчего-то не хочет проходить в зал без Тобирамы, который так и не спускается обратно. Тобирама находит свой пиджак, натягивает его и пытается прицепить ту самую брошь ручной работы, которую ему подарил на день рождения Данзо. Волосы опять растрепались в стороны, сколько бы Кагуя их ни приглаживала воском. Наконец справившись с задачей, мальчик выдыхает и бежит к спиральной лестнице, с другой стороны ведущей вниз.       — Завтра… — Ибики зевает и открывает дверь комнаты допроса, из которой медленно выходит Наруто, и Ибики толкает его в спину, чтобы тот шел быстрее.       — Продолжим, — Анко до конца с дозволенной нежностью сжимает в подбадривающем жесте плечо Саске и помогает ему выйти через проем железной двери. Добегает до низа и, повернув голову, видит, как прямо к нему идет навстречу мальчик. Тень от лестницы спадает на его лицо. Тобирама смотрит на открытые двери зала и опять на мальчика. Любопытство берет верх. Это, наверное, тот самый Учиха — сын, про которого рассказывал Данзо. Тобирама — вместо того, чтобы срезать и прийти в зал коротким путем — сам не зная почему поворачивается к тени лицом и идет ей навстречу. Посередине между ними двери, ведущие в обеденный зал. Оттуда слышатся громкие разговоры всех собравшихся. А подсвечники на стенах освещают мальчикам путь. Тобирама идет в такт гостю и выжидающе ждет, когда увидит его лицо. I won't do it with you, I'll do it to you I hope this hook gets caught in your mouth Саске идет впереди Анко, и его руки связаны наручниками за спиной. Голова опущена. Длинные черные волосы спадают сосульками вниз. Черный и он весь сам. Они выходят оба из тени, и зрачки Тобирамы расширяются. Уверенным шагом, с совершенно нейтральным, даже каким-то надменным, оценивающим выражением лица. Мальчику на вид лет двенадцать. Он в черном костюме кучера, с золотыми пуговицами, красивой вышивкой огромного золотого орла и веера на спине красно-белого. Он идет медленно. Его волосы собраны в аккуратный пучок на макушке. Стук каблуков от сапожек отдается эхом по мраморному полу. На его пальце красуется перстень с красным сапфиром, и свет горящих свечей падает так на его угольного цвета глаза, будто они и сами становятся цвета кровавого пламени.       — Это тот самый мальчик. Тот самый из снов, точь-в-точь. — Сенджу-младший начинает глупо улыбаться. Сам не понимает причину своей радости. Юноша поднимает на него свой взгляд — пышные и черные как смоль ресницы дрогнули. Осматривает его с ног до макушки оценивающе, и он точно в этот самый момент видит легкую и снисходительную улыбку на пухлых губах подростка. Тобирама очарованно замирает. Они подходят ближе, игнорируя друг друга, как и полагает этикет. Развернувшись, идут в сторону открытых дверей нога в ногу. Доходят до арки. Свет из зала ослепляет глаза обоих.       — Мадара Учиха! Опять ты со своей лошадью возился? — Тобирама резко поворачивает голову к неизвестному до этого мальчику. И смотрит в его красивый профиль. Вот как зовут его. I hope this hook gets caught in your mouth I won't do it with you, I'll do it to you Наруто идет с опущенной головой, пока Ибики его подгоняет сзади своими руками. Его волосы цвета платины падают медленно на лицо. От его полностью синеватой одежды будто и вокруг темного коридора все темнеет. — Тобирама Сенджу! Где тебя носит? Мадара поворачивает свою голову к Тобираме и смотрит в его глаза с явным интересом. Опускает свой взгляд к полу, потом рассматривает с мгновение брошь, после — обратно к глазам. Усмехается. Вот как зовут его. Они идут друг к другу с обеих сторон и на долю секунды поднимают свой взгляд. Глаза в глаза. Будто в замедленной съемке. Бездна в глазах Саске встречается с льющимся светом глаз Наруто. Они смотрят друг на друга непрерывно. Не моргая. Don't say no, just say now А после их взгляды готовы поглотить друг друга. Темный и светлый.       — Добро пожаловать к столу. Жадно. В глазах на секунду играет шквал эмоций, который бы снес все на своем пути из-за огромной тоски его обладателя, его желания и чего-то еще, что сильнее всех этих эмоций. Не сейчас. Уголки губ черноты вытягиваются в кривом, сумасшедшем оскале, и впереди идущий оскал встречает этот знак спокойным кивком. Взгляды полностью потухают. Они отводят их безразлично в сторону и… Они смотрят друг на друга, и каждый делает свой первый шаг, чтобы сесть напротив. Но со стороны своего родителя. Яркий орел расправляет свои крылья на фоне темно-синего неба — символ на спине Тобирамы. …проходят мимо, будто совершенно чужие люди друг для друга. I'd like to love you but my heart is a sore I am, I am, I am so yours