У болезни существует три этапа. Первый — когда ты о ней узнаёшь. Второй — когда ты с ней борешься. И третий — когда ты себя в ней теряешь. © Автор (Я).
— Вы когда-нибудь испытывали огромную жажду? — О чем ты? — Ибики поднимает свой взгляд на Наруто и пытается понять, что тот сейчас имеет в виду. Да, допрос не с Саске. Перед Морино теперь Наруто. Эксперимент по смене допрашиваемых в прошлый раз дал свои плоды — следователи получили новые данные, но в основном такую манипуляцию можно было считать провалом по ряду причин. Одна из которых была особенно неприятной для Ибики: он так надеялся показать своей коллеге нутро так не полюбившегося ему заключенного, а судьба или же чистая случайность сыграла с ним злую шутку. Все вышло наоборот. Анко лишь покачала головой и пожала плечами, а после вымолвила немного сконфуженно то, что привело Ибики в какую-то прострацию. Подопечный понравился ей. Узумаки Наруто понравился. К удивлению Ибики, напарница считает юношу крайне приятным, эрудированным и интересным молодым человеком. Это будто издевка над ним. Будто Наруто заранее продумал модель своего поведения и специально показал Анко полностью другую свою сторону личности и вырвал из рук Морино все козыри, отнял последнюю надежду на оправдание грубого отношения Ибики к заключенному. Вдобавок выставил, впрочем, его полным идиотом. Сукин сын. Следователь был в таком замешательстве, что в тот вечер не мог выдавить из себя ни слова. Только хмурое лицо и фырканье. Все перевернулось и с Саске. Как ни крути, этот парень вызвал интерес у Ибики, несмотря на то, что Анко говорила о специфической личности Учихи. Можно даже сказать... слишком специфической. Приятной не для каждого, далеко не для каждого. И пока что именно из-за этого у Ибики не было никакого желания работать с ним снова, пусть, раз Анко нашла с ним общий язык, сама с этими двумя и разбирается. Огромная злоба на Узумаки, уже непонятная по своей сути, превращалась в какой-то ненормальный интерес разузнать и раскусить двуличного (по мнению Морино) Наруто. Потому каждый из следователей вернулся к первоначальному распределению подопечных. Точнее, заключенных. Он сломает этого наглого, заносчивого подонка по имени Наруто Намикадзе-Узумаки и покажет всем его гнилую, лживую и лицемерную натуру, которую тот так тщательно скрывает. Недаром Ибики столько лет потратил на свою работу. Его не наебет какой-то подросток. Ему виден Узумаки насквозь: гнилое нутро — оно воняет. И своей гнилью пусть одурманивает кого угодно, но точно не его. Он все соки выжмет из этого мальчика, разрушит его и заставит открыть всем свое истинное лицо. Сотрет эту омерзительную, но такую идеально лживую маску. И только тогда он успокоится. Не сейчас, конечно же, но времени у них еще много. Очень многих он сломал. Столько же повидал в этой комнате. Чтобы какой-то мальчишка выставлял его в непригодном свете перед всем отделом, при этом, по сути, ничего даже для этого не делая. Морино Ибики даже придумал, как именно отправит ублюдка на детектор лжи и на парочку психологических тестов, где все дерьмо из него вытащат — хочет тот этого или нет. Сломать можно каждого человека. Любого. Даже самого конченного психопата. Главное — подобрать нужный ключ. Надавить и вскрыть. Не так ли? Хах, Ибики Морино, будь осторожен. Смотри, чтобы не начали вскрывать тебя. Чтобы уже не вскрывали тебя. Или вконец не вскрыли. Ведь вскрыть можно всякого: как ты и сказал, надо найти правильный ключ. О, и как тоже ты сказал... Вставить в замок, надавить, повернуть и взломать. Смотри в оба. — Настолько сильную и давящую на голову, из-за которой ни о чем другом думать попросту не получается... Как ломка наркомана. В каком-то смысле. — Саске выдыхает и облизывает губы, обветрившиеся из-за неисправного кондиционера. В этом полицейском участке перепады температур порой беспощадно сушили не только губы, но и кожу. Учиха слышит какую-то странную мелодию где-то на периферии сознания, но мотив пока звучит так тихо, что узнать его крайне сложно. На часах ровно полночь. Свет опять начинает мигать. Один из психологов отдела предложил следователям провести очередной эксперимент во время допроса. Поскольку до этого все пять слушаний не принесли никакого адекватного результата, был проведен анализ всех допросов, даже тех, что не вошли в нынешние записи. Выяснилось, что все они велись только в дневное время суток. Тогда психолог посоветовал впервые провести допрос ночью. И до утра. Специалист был уверен, что человеческое восприятие, по одной из теорий, может меняться в зависимости от внутренних часов ощущения времени, как и анализ информации, которую заключенные будут выдавать наружу. Обязательным условием был запрет на сон. Весь день. Это должно довести Наруто и Саске до более сильного морального и эмоционального истощения. И в таком состоянии юношей обязано было отправить на допрос. Своего рода психологическая пытка. Попробовать допрашивать их без сна, сон ведь, как и сказала Анко, является одной из базовых потребностей и важной составляющей здоровой психики — рамок, определений по умолчанию. Поэтому надо было попробовать. Ибики помнит эту усмешку Наруто, когда того вчера вечером поставили перед фактом — никакого сна. Узумаки лишь пожал плечами и согласился. Анко удивилась, что Саске, кажется, был только рад такой перспективе. Даже обрадовался. Однако ей было не привыкать, что умом Саске понять крайне сложно. Обоих привели на допрос ровно за пятнадцать минут до полуночи. Разрешено было курить. Кофе пить — тоже. Стимуляторы нервной системы еще сильнее истощают ее же саму, что может показать интересные результаты, если быть очень внимательным. — После огромной спортивной нагрузки часто хочется пить, — спокойно отвечает Ибики и всматривается в такое уже ненавистное ему лицо напротив, что челюсть так и сводит. Взгляд перемещается прочь от подопечного. Чем больше он видел Наруто, тем сильнее тот его раздражал из раза в раз. Морино уже даже не понимал причину, почему именно такие чувства возникают. Следователь лишь рефлексировал как мог. А сейчас все же через силу спустя пару секунд уже смотрел в это лицо дальше. Вроде, организовывает пытку он, а ловит себя на мысли в который раз, что это Наруто устраивает эту самую пытку. Одним лишь своим видом. Будто специально усмехаясь. И все молчит. Или говорит все время своими ебучими загадками, словно они играют сейчас в мафию. Весело сучонку. Однако будет ли ему так же весело, когда они, собрав всю нужную информацию, объявят им крайне неприятный приговор, который никому не пожелаешь. Даже в кошмаре. Если учесть все последствия того, что Узумаки и Учиха совершили — а Ибики уверен, что совершили, — таких, как эти оба, как правило, приговаривают к смертной казни. Всегда. Такое отродье ни за что на пожизненное не оставят. Таких хладнокровных убийц не должна земля на себе носить. И им уж явно не место в этом участке. Об этом было сказано вчера на совете. Анко хоть и пыталась оправдать Учиху с его «психическими» заболеваниями, но Ибики все равно пытался ей доказать обратное: второй сукин сын, может, и имел своего рода ментальные проблемы, но именно что на голову был достаточно здоров, чтобы остаться неоправданным. — Я говорю не о спорте, — тихо отвечает Саске и оттягивает ворот своей новой, совершенно белоснежной майки, как-то вымученно после выдыхая, — я говорю просто о жажде. Стрелка часов медленно ползет на десятую минуту после полуночи. — Саске, — Анко включает свой диктофон, — я понимаю, что ты за всю жизнь привык говорить абстракциями и каким-то символизмом, что присуще твоей натуре шизоида... Но, признаюсь честно, я ни черта не понимаю, что ты хочешь мне сказать сейчас. Я устала играть с тобой в игры, ты можешь говорить прямо? Митараши видит разочарование во взгляде напротив. И даже какую-то... злость? Она обидела Саске? Задела за живое? Или что это за странная реакция на ее слова? Учиха выдыхает еще раз и мотает головой, фыркает и откидывается на спинку стула. — Я и говорю прямо. Когда вы уже поймете, я никогда не говорил абстрактно. Я так честен с вами. Настолько, что, мне кажется, подобного не было ни с кем давно... Боюсь, если вы уже ничего не понимаете, то, когда я начну говорить с вами так называемыми догадками, абстракциями и... Как вы там сказали? — он усмехается. — А, символизмом… Вы тем более ни хрена не поймете, и наш разговор будет похож на… — …разговор ребенка и родителя, и, думается мне, этим родителем буду как раз я, — спокойно отвечает Наруто. В его голосе сквозит явное сожаление, смешанное с разочарованием. Погружается в мысли. Взгляд на стену с часами. И вот он вдруг повышает голос: — Ну же! Вы, мать его, чертов следователь, неужели это не ваша работа — ребусы, блядь, разгадывать? — У тебя самомнение как у президента Америки. Если не выше, — Ибики говорит устало. — Откуда только, я не пойму. — Почему люди такие тупые? — уже в открытую негодует Саске, и его интонации становятся такими жалостливыми. — Как скучно жить. Ничего интересного вокруг. Одна... — … сплошная… — Наруто поджимает губы досадливо и поправляет рубашку, расстегивая первую пуговицу. Звучно сглатывает… — … скука, — тихо выдыхает Саске, смотря в потолок. Ибики фыркает и записывает на бумагах первый показатель настроения Наруто: маниакально повышенная агрессия на лицо — в ночное время суток пассивная, но все же... — У меня жажда, я так изголодался по эмоциям… по чему-то живому, — Учиха бубнит какую-то свою мантру, и Анко уже не понимает совершенно ничего, но для нее проясняется кое-что: Саске стал нервничать, вроде, а это уже хорошо. — Вы все такие картонные, такие, мать его, правильные и скучные, что я начинаю умирать уже тут со скуки. — Вы даже ни черта не понимаете сейчас! — выкрикивает Наруто, а после машинально скрещивает руки на груди и утыкается в одну точку взглядом. — Хватит языком трепать и ныть, Узумаки, — повышает на него голос Ибики, — начинай рассказывать о пятом дне, а не сопли жуй! Наруто смеряет его тяжелым взглядом, оторванным от загадочной области на стене, и выдыхает. — А вы уверены? — УЗУМАКИ! — кулак прилетает на край стола. — Мы не в цирке, если ты случайно забыл, и в цирке ты вряд ли еще окажешься! Поэтому заканчивай свой дешевый и никому нахуй ненужный спектакль. Приступаем к делу. Мне насрать, что тебе нравится или не нравится, твоего мнения никто здесь не спрашивает… Сегодня двадцать пятое октября две тысячи одиннадцатого года. И мы начинаем, я еще раз тебе говорю. Наруто бренно осматривает его лицо, и на губах появляется какая-то странная улыбка. Глаза сужаются, и он сжимает пальцы в расслабленный кулак… — Вот как. Не спрашиваете, значит. — Начинай. Я не спрашиваю. Я приказываю тебе, — Ибики отмахивается от него и стучит кончиком карандаша по столу. — Или будем сидеть в молчании, пока не надоест? Лично я устал от твоих фокусов, мальчик. Саске смотрит на стрелку часов, и время достигает ровно часа ночи. Он резко обхватывает пальцами крест на цепочке и, поднося к губам, целует его, прикрывает глаза и замирает в одной позе. Сидит так и не шевелится. До Анко доносится какой-то едва слышимый шепот. — Саске?! — Митараши обеспокоенно хлопает глазами. — Саске, что ты делаешь?.. — она теряется и не может понять: он сейчас… Молится, что ли? — Ибо если устами твоими будешь исповедывать [1] Иисуса Господом и сердцем твоим веровать, что Бог воскресил Его из мертвых, то спасешься, потому что сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению. Ибо Писание… — голос Учихи на этом моменте можно было сравнить с шелестом, не иначе. Слова смешались и стали едины с нависшей тишиной, которую шуршанием разрывали. — … Ибо всякий, кто призовет имя Господне, спасется. — Губы сжимаются в напряженную линию, словно у немого страдальца. Так Анко понимает, что Саске закончил. Он шепчет практически беззвучно. Снова рот напоминает сдерживаемый крик. Учиха открывает свои глаза. [2] — Молюсь, — сухо отвечает он и наконец со вздохом опускает свой крест, тот падает опять на его шею. Настольная лампа отсвечивает бликом от поверхности из чистого серебра. Символ веры, казалось, может ослепить, если на него сейчас посмотреть. — Молишься? Зачем? — Митараши не знает, что еще сказать. Она, конечно, много повидала за время работы в полицейском участке, но чтобы допрашиваемый во время допроса молился — никогда. — Правильный вопрос будет — за кого. Эта холодная улыбка. Анко снова становится как-то некомфортно сидеть рядом с ним. Перепады настроения Саске всегда отдавали зябким холодом и какой-то сыростью во всем его силуэте и даже в голосе, который из раза в раз становился тише. Будто ты стоишь сейчас посреди дождливого Лондона на площади, а неприятная изморось то и дело обливает своими касаниями твое лицо, оставляя омерзительный отпечаток. — И за кого же, Саске? — женщина хмурится и отпивает воды, делает еще одну пометку в своих бумагах. Однако, когда слышит тихий ответ, ее рука замирает. Митараши поднимает удивленный взгляд на собеседника, думая, что ослышалась. — За вас. За всех вас, — он обводит рукой комнату, цинично и снисходительно улыбается, — за всех-всех вас. Да поможет хоть вам господь, раз уж нам не помог. — Былая эмоция пропадает с лица, он резко выпрямляется, а его тон меняется на лаконичный и сухой: — Проснулся я в том самом доме на пятый день… Колокола звучат сегодня по-особенному громко во время утренней церковной службы. Вороны, которые только что поднялись высоко в воздух, взмахивают черными крыльями, и слышится характерный клич. Как обычно, здесь собралось достаточно людей, которые решили с утра пораньше совершить свой ритуал. И вот уже очередной католик заходит через главный вход в церковь. Сегодня погода стоит сырая, отчего огромный старинный крест, украшающий верхушку купола, сливается с сероватым небом. Почти незаметный он стал. Моросит. Мальчик, стоящий прямо за широкой и высокой спиной, морщится. — Пап, нам обязательно приходить сюда каждое воскресенье? — слышится детский голосок. Отец оборачивается и пытается улыбнуться, несмотря на то, что мальчуган все видит и считывает с лица заметную грусть. — Твоя мама всегда хотела этого, мы выполняем ее последнюю волю, Изуна. — Таджима растирает руки в перчатках и наклоняется к младшему сыну, опускаясь на корточки. — Она была очень верующей женщиной, ты же знаешь. — Да, но… — Изуна виновато отводит взгляд, стоя под дождем в своей абсолютно черной теплой накидке, и чувствует легкий озноб. — Мне тут не очень нравится: тут всегда столько людей, они все такие грустные и плачут… я хочу домой. — Ты боишься этих людей, Изуна? — спрашивает наконец Мадара заинтересованно. Он все это время стоял чуть поодаль и разглядывал, как хоронят очередного крестьянина немного неподалеку. Потоки ветра доносят своими колебаниями до его ушей плач какой-то женщины и ребенка, стоящих посреди огромной толпы. Мадаре становится жаль их обоих. Больше он в ту сторону не смотрит. — Нет, я просто… — Изуна будто сжимается всем телом и хватает своего брата за руку. — Просто… Тут столько много могил вокруг, мне неуютно среди них. Они мне маму напоминают. — Запомни, — Таджима растирает на лице мальчика капли дождя, которые все-таки попали на бледную кожу, — не могил бояться нужно вокруг, — он говорит это достаточно громко, отчего Мадара переводит на него свой заинтересованный взгляд, — а людей. Мертвые тебе уже ничего не сделают, — отец отступает назад, опускает руки на плечи детей и толкает мальчиков немного вперед. Прямо перед ними образовалось место, где они могут пройти, чтобы наконец попасть на службу. — Пойдемте, здесь стало довольно прохладно, — слышится мелодичный голос мужчины, и Мадара тянет Изуну за собой. — Вы простудитесь, если будем долго стоять на холоде. Служба уже вот-вот начнется, неприлично опаздывать. Внутри почти нет места, где можно было бы сесть, но Мадара замечает пустоты в самом углу скамьи и, тыкая отца локтем, указывает туда. Таджима старается ступать как можно тише, чтобы своим копошением на последних рядах не отвлекать Святого Отца, который читает службу с открытой книги. Мадара садится и заранее отодвигается слегка в сторону, чтобы Изуна сел удобнее. В воздухе витает специфический, присущий только церквям запах ладана. Изуна чуть наклоняется к Мадаре и шепчет тому на ухо: — Брат, смотри, — он кивает и бросает взгляд на первые ряды. Мадара встречается с внимательным и знакомым взглядом карих глаз. — Дети господина Буцумы тоже тут. Мадара пытается улыбнуться Хашираме, но тот отворачивается от него и что-то тихо говорит своему отцу. После Учиха переводит свой взгляд чуть в сторону и видит заинтересованный — другой. Тобирама смотрит на него с какой-то странной эмоцией. Ее можно трактовать как смущение... Мадара сдержанно кивает Сенджу-младшему — здоровается. Видимо, эта семья тоже не пропускает воскресные службы, что странно, ведь он раньше никогда их здесь не видел. Или попросту не обращал на них никакого внимания, наверняка из-за того, что не знал их. — Не знал, что Сенджу тоже на службу ходят, — слова звучат скорее как констатация факта, нежели как удивление. — Все мы не пропускаем службу с самого детства, так нас воспитывали, а мы воспитываем вас. Вера очень важна в наше неспокойное время, — спокойно отвечает Таджима и, целуя сына в макушку, наконец отодвигается от старшего и прикрывает в блаженстве свои глаза, прислушиваясь к монотонной молитве. Вера во всевышние силы порой, Мадара, единственное, что у тебя может остаться. После службы семьи пересекаются у самого выхода. Буцума подходит первым, здоровается с Таджимой, и вот они уже о чем-то своем разговаривают, пока Хаширама рассказывает о том, как Данзо понравился их вчерашний вечер, который закончился тем, что, вроде, главы двух кланов пришли к какому-то обоюдному соглашению и заключили договор, после чего решили скрепить союз письменно и обмыть такую радужную новость крепким коньяком. Мадара от усталости после партии фехтования просидел весь вечер в стороне, рассматривая всех присутствующих и изучая их для себя, пока Изуна о чем-то разговаривал с сыновьями Буцумы. Уже тогда у Мадары появилось странное предчувствие, что в этом доме и с этой семьей они будут пересекаться часто. Предчувствие Мадары его не подвело, ведь Буцума как раз предложил их отцу провести совместно утреннюю охоту, отчего по спине Мадары прошел крайне неприятный озноб. Очень он не любил это дело: инстинкт охотника слишком сильно в нем пересиливала любовь к животным, потому удовольствие от охоты он никаким образом не разделял с другими. Предпочитал проводить время в своей конюшне, куда часто заглядывал Изуна. Они могли часами расчесывать непослушную, вьющуюся гриву любимого жеребца Мадары. Конь — очень умное и преданное животное, если найти к нему правильный подход и показывать любовь, обозначить его своим и бережно за ним ухаживать. Конь всегда будет верен тебе и до последнего своего вздоха, даже будучи больным, будет тащить груз твоего тела на себе, пока его ноги не подкосятся и он не свалится замертво. Мадара назвал своего жеребца Сусано. Учиха всегда с особым обожанием разглядывал и гладил его черную гриву своей маленькой рукой.***
Саске открывает глаза рано утром, пока шторы на окнах задернуты настолько близко друг к другу, что сложно понять, сколько же на самом деле сейчас времени. Как он и предполагал, голова не то чтобы болит... Он ее, по сути, не чувствует вообще: она онемела от макушки до начала шеи, и хочется сжать ее пальцами хоть немного, чтобы давлением прилить кровеносный кислород в сосуды, которые своего топлива лишились. Если отодвинуть шторы, сегодня можно наблюдать отличную погоду за окном. Чужим окном. Саске вскакивает на кровати и сразу жалеет, что сделал это: от такого резкого движения голова начинает пульсировать, словно в нее вонзили тысячи игл. Он охает от боли, подносит пальцы к вискам и старается их массировать. Перед глазами начинает рябить, летают разноцветные мушки. Он щурится, постепенно в памяти начинает восстанавливаться хронология событий масштабом в весь вчерашний день. Учиха медленно начинает понимать, что совершенно не знает, где проснулся. Помнит, как поругался с братом из-за мудака по имени Обито, а может, дело было и не в нем вовсе… Но это не есть суть. Помнит, как бежал по лесу, а потом выбежал на поляну и встретил этого странного мужика, который, видимо, и привел сюда. Саске резко разворачивается в сторону двери и хмурится. Думает, что делать дальше, и в очередной раз понимает, как же сильно зудит его рука. Оттягивает рукав кофты и видит крайне неприятную картину: у него рана воспалилась, начала покрываться чем-то сроду гноя и кровоточить. Наверное, пренебрегая правилами гигиены, он все-таки занес какую-то инфекцию. Зря он в больнице ничего про свою руку не сказал, там бы хоть залили рану перекисью водорода как минимум и было бы все гораздо лучше. Выдыхает и пытается найти свой телефон, тот оказывается прямо рядом с кроватью на полу. Полностью разряженный. Учиха пробует включить его, но экран лишь на пару секунд загорается, а после и вовсе оповещает иконкой: телефон требует заряда. Если все так… Интересно, искали ли его, звонили ли ему ребята, писал ли ему Наруто, а главное... Звонил ли ему Итачи? — Дерьмо, — шипит Саске и наконец поднимается на ноги. Накидывает на себя свои же вещи, с виду напоминающие больше старые тряпки из помойки, измазанные в грязи и блевотине. — Пора бы и выдвигаться домой, — говорит он сам себе и с раскладывающейся от боли головой выходит за дверь. Дом оказывается очень даже приятным. Царит какой-то минимализм вокруг и даже, можно сказать, уют. Он небольшой: два этажа, спиральная лестница, а на стенах развешаны картины и иногда можно увидеть иконы. Причем довольно много их на стенах. «Верующие?» — эта мысль пробегает в голове Саске первой, и он, останавливаясь у одной из икон, внимательно рассматривает ее. Красивая, украшена золотом — сразу видно, что стоит немалых денег. Идет дальше, встречается взглядом с огромным полотном на стене, на котором изображен лес. Картина выполнена полностью в темных тонах, и Саске, одарив ее незначительным вниманием, идет себе дальше. Где-то на первом этаже слышен странный звук. Какого-то неизвестного животного. Учиха, оборачиваясь, по велению испуга все-таки спускается на первый этаж. В глаза сразу бьет солнечный свет, доносящийся из огромных окон, которые не задернуты шторами, как в его комнате. В углу зала стоит камин. На стене красуется огромная книжная библиотека в два этажа, ее в свою очередь подпирает лестница. Вероятно, служит помощником, чтобы достать нужную книгу с самой верхней полки. Саске опять осматривается и чувствует себя максимально неловко от того, что он будто грабитель в чужом доме, так как создается ощущение, что он совершенно один в этом доме, несмотря на звуки животного. Идет дальше, проходит мимо ванной комнаты. Вновь слышится этот странный звук. Словно кто-то бьется о металл. Учиха заинтересованно следует в сторону звука и наконец в конце зала замечает большую клетку, в которой сидит на жердочке огромный белый попугай и смотрит на него своими красноватыми глазами. Саске от неожиданности охает: давно он не видел живых попугаев. Кажется, такого вообще впервые. Перья в красно-белую полоску. Огромный хохолок развивается на макушке птицы. Попугай наклоняет мордочку и внимательно смотрит в глаза Саске. Учиха подходит к нему, сам того не понимая, и останавливается у клетки. Опирается о перила и тянет к животному свой палец. — Чужой, — вскрикивает пернатый, и Саске резко одергивает руку. — Чу-жой! — Разговаривает? Обалдеть, — Саске никогда в жизни не видел попугая, который бы так четко разговаривал. Не может отвести от него своего зачарованного взгляда. — Смотрю, ты уже познакомился с Зецу. У нас еще один, черного цвета, но он в другой комнате. Они иногда ругаются, вот и решили их разделить, — слышится за спиной внезапный, но тихий голос. Саске резко оборачивается. Он совершенно не слышал, как кто-то зашел в комнату. Перед ним стоит мужчина с длинными распущенными темными волосами. Он предстал перед ним в махровом халате, завязанном на пояс, и в домашних тапках. Отпивая глоток кофе, смотрит на Учиху-младшего с явным интересом. — Я… — Саске не может ничего придумать в этот момент и лишь кивает. — Да, я услышал странный звук, и вот нашел вашу птицу. — Он не кусается, послушная птица, — звучит спокойный ответ, — хотя, может, чужого и укусит, не знаю, давно в нашем доме не было гостей. — Мужчина подходит ближе, и Саске отступает на шаг, на что наступающий не может сдержать своей усмешки. — Давай ты сначала примешь ванну. Комната там, вон за тем за углом. Наденешь мои вещи. Они хоть и велики будут тебе, но по крайней мере выглядеть ты будешь гораздо лучше. Как ты на это смотришь? Да, помыться и переодеться сейчас бы явно не помешало. Саске стыдливо отводит взгляд и закусывает губу. — Вы меня простите за вчера, — он бормочет и не смотрит в эти темные глаза напротив, — я не понимаю, как так вышло, и совершенно не помню, как дошел до вас, и... — Да с кем не бывает, — хозяин дома отмахивается добродушно. — Давай, иди умойся, я пока тебе кофе сварю, — голос его звучит как-то по-особенному успокаивающе, а сам мужчина тем временем присаживается в большое кресло у камина и подпирает рукой щеку. — Все нормально, я тоже когда-то таким был, я понимаю, молодость в голову бьет и все такое. Саске остается лишь согласиться с этим странным человеком. Когда Учиха подходит к выходу из зала, то слышит себе в спину. — Я Мадара, кстати, а тебя Саске зовут, вроде как? — спрашивают тихо, и Саске, лишь кивнув в ответ, скрывается за дверью. Мадара выдыхает и, отпивая еще глоток своего черного кофе, переводит спокойный взгляд на попугая и подмигивает ему. После смотрит на пустующий камин несколько мгновений, а потом все же поднимается с кресла, подходит к огромным часам у стены и смотрит пристально на время. Часы эти встали и давно не идут. — Опять сломались, да что же такое, — устало качает он своей головой и выдыхает.***
— Тебе не показалось все это странным? — заинтересованно спрашивает Анко Учиху, который наконец-то расслабился и успокоился. По крайней мере, странных религиозных припадков за ним больше не наблюдается, как и перепадов в настроении, которые граничили между унынием и завышенным самомнением. — Что именно? — Саске нехотя отводит свой взгляд от часов и осматривает женщину. Та одета в костюм фиолетового цвета с красным бантом на блузке. Ее волосы собраны на затылке какой-то заколкой. Настроение у Анко Митараши сегодня спокойное, и она лишь постукивает кончиком карандаша по поверхности стола, тем самым привлекая взгляд Саске к этому звучанию. — Что тебя какой-то незнакомый человек так добровольно принял в свой дом и дал тебе свою одежду, — она хмурится и пытается понять по реакции Саске: его действительно это не смущает или он опять находится в своих мыслях, или же попросту для него такое в порядке вещей. — Если честно, — Саске задумывается, — я давно перестал разделять что-то, кого-то на странное или нет, людей, как и их мотивы, априори крайне сложно понять, но видеть в любом добром действии человека очередной подвох — тоже, как по мне, крайне нездорово и неправильно, да и был я в тот день еще настолько пьяным и разбитым, что, признаться, все воспринимал как данное, нежели как странное, — он пожимает плечами, — по крайней мере, весь его образ и его дом не вселял мне настолько сильную панику, как вселял дом Наруто, а как говорится, все познается в сравнении. — Он называл свою фамилию? — спрашивает сухо Анко и записывает опять что-то на своих листах, которых, как всегда, было разложено перед ней огромное множество. — Нет, — коротко и лаконично отвечает Учиха и растирает то самое место, на котором Анко в первую их встречу заметила уродливый рисунок. — Не называл. — И ты даже не спрашивал? Я не понимаю тебя, Саске, — она выдыхает и качает головой. — Тебе действительно было все равно, что тебя в этом доме незнакомый тип может в любой момент прикончить? Или у тебя напрочь отсутствует инстинкт какого-либо самосохранения? Саске замирает и долго ей не отвечает. Тем временем женщина опять что-то бормочет себе под нос осуждающее, и Учиха наконец нехотя отвечает ей: — Мертвые умереть повторно не могут. — Прости? — Митараши замирает и переводит на него взгляд полного замешательства. — Что ты сейчас сказал? Саске усмехается и, закидывая ногу на ногу, закуривает. Обхватив свободной рукой свой большой крест, рассматривает его пристально и говорит очень тихо: — Когда ты в глубине души давно умер, физическая смерть тебя не пугает как таковая. Вы понимаете, о чем я говорю сейчас? Абсолютно насрать становится, что будет дальше, когда уже весь ужас в этой жизни я, как мне ни хотелось бы отрицать этот факт, уже видел, — он усмехается и выдыхает дым. — Так я думал тогда, говорю как есть. — Это юношеский максимализм или тупость, Саске, — она осуждающе качает головой, и Саске одобрительно кивает ей. — Максимализм или тупость, вам решать. Что было, то было, можете называть это как хотите, — он рассматривает струящийся в воздухе дым. — В общем, вернемся к моему рассказу. — Да, вернемся, — Митараши соглашается с ним и слушает дальше. Времени у них этой ночью впереди полно.***
Вода так приятно волной омывает его тело. Сначала холодная. А после теплые потоки начинают медленно согревать тело Саске, который стоит в душевой кабине с закрытыми глазами и думает о чем-то абстрактном. Какой-то странный ком встал в горле еще вчера и никак не хочет опускаться по гортани дальше. Застрял. По телу проходит приятная волна дрожи, и вода смывает наконец пену с волос. Учиха поворачивает ручку крана и вытирается полотенцем. Схуднул. Выглядит крайне паршиво: от вчерашней интоксикации кожа лица стала походить больше на цвет покойника; рука опять начинает чесаться. Надо бы по-хорошему забинтовать ее чем-то и промыть спиртом. Наверное, в доме Мадары он точно найдется. Бросает взгляд на темные вещи в углу. Первым делом надевает на себя трусы, которые, на странность, приходят ему впору. Затем в ход идут черная майка с коротким рукавом и спортивные синие штаны. Волосы мокрыми сосульками свисают на лоб, и он ладонью убирает их назад. Так-то лучше, намного лучше. Мадара остался ждать его там же. Сидя в том самом кресле. Единственное, что изменилось в декорациях дома, так это кружка с свежезаваренным кофе, стоящая на столе. — Уже лучше, по крайней мере, теперь на тебя приятно смотреть, сынок, — Мадара проводит по нему одобрительно-оценивающим взглядом и указывает на кофе. — Выпей, полегчает. Саске послушно кивает и наконец подходит к столу, берет кружку и неловко присаживается на стул. Отпивает и в этот момент кривится, поворачивается к Мадаре, смотрит на него вопросительно. — Да, он с бренди, у тебя же похмелье, или я не прав? — он усмехается и отпивает свой кофе. — Поэтому и полегчать должно, я же сказал. Дома у меня продукты закончились, так что могу предложить крекеры, например. Я ими птиц кормлю. Мало ли ты голодный там, и все такое… Саске мотает головой и осматривает восторженно огромную библиотеку. — У вас так много книг, вы их коллекционируете? — Мой муж — книжный червь. Половина тут как минимум его. Для работы надо. Ну, и половина моя. Я историк. Приходится многое изучать… — он с теплотой проводит взглядом по своей секции и ставит кружку на маленький столик у кресла. — Ну, а ты? Рассказывай, как ты к такой вот жизни-то пришел, малой? — Историк? — с интересом переспрашивает Саске. — А давно вы вообще тут живете и почему тут?.. — Давай сначала ты, — Мадара перебивает его и усмехается. — Будем обмениваться фактами: ты мне один, я тебе про себя один. Вижу, ты не особо спешишь домой. Саске на этом замирает и отводит взгляд. Да, домой отчего-то идти совершенно не хочется. От слова совсем. Вспоминает о своем телефоне, копается в кармане брюк и достает его. — У вас нечем зарядить эту штуку? Он сел. Мадара с интересом рассматривает устройство в руках Саске и с какой-то иронией усмехается: — Нет, малой, я не пользуюсь телефоном уже много-много лет. Есть какой-то там сенсорный в куртке, но и то для связи с определенными людьми, а так — нет. — Вы не пользуетесь телефоном? — Саске удивленно поднимает свои брови. — Но как вы… живете-то? — Я же сказал, у меня есть какой-то там, но мне он особо не нужен, — Мадара пожимает плечами. — В соцсетях я не сижу: для меня они не интересны. Фотографии снимаю на свой полароид, а все люди живут рядом или со мной. Следовательно, в телефоне надобности нет. Саске такой ответ слышит впервые, но понимает его прекрасно. В какой-то степени. — А родители ваши тоже живут тут? — он сам не знает, зачем спрашивает совершенно ненужную ему информацию у незнакомого человека. — Они давно умерли, — Мадара отвечает с улыбкой, — только брат остался. Ну, и муж с кузеном. Друзей парочку, два попугая — и все, впрочем. Все остальные... Или давно уже померли, или не общаюсь больше с ними: разошлись наши пути. Ну что мы все про меня да про меня, Саске, — он устало выдыхает и растирает веки пальцами, — перейдем к тебе. — Да, простите, — Саске ставит пустую кружку на стол и замолкает. — Да нечего особо рассказывать… Мы с братом и компанией друзей приехали сюда в старый дом отпраздновать день рождения брата моего лучшего друга, решили две недели отдохнуть, так сказать, — он замолкает и хмурится. — И все должно было быть нормально, пока нам наш отдых не решили испортить назойливые соседи, пока друг не траванулся на заправке, а я не поранил свою руку. Пока мы не разругались все. Так вот я и оказался тут, — на автомате отвечает Саске и вздрагивает: — Простите, у вас есть перекись? Моя рука… Я, кажется, занес в нее какую-то заразу. Болит так, что вскрыть кожу ногтями хочется. Мадара слушает его внимательно, кивает и подходит ближе, протягивает к нему ладонь и спрашивает: — Можно я посмотрю? Саске кивает ему и нехотя показывает руку, которая еще больше покраснела. Болит ужасно. Мадара сжимает его руку пальцами, всматривается и цокает языком. — Пошли, ее обработать не помешало бы. Где ты так умудрился-то? — Саске встает за ним, и они оба идут в сторону кухни. Мадара присаживается на корточки, отодвигает нижнюю полку и копошится там, после вытаскивает перекись, бинты и еще что-то. — Это будет звучать странно, но мне кажется... — Саске вновь хмурится и всматривается в свою пораненную руку. — Меня поцарапали. Мадара замирает и, сжимая в руках бинт, переводит на Саске свой спокойный взгляд. — Поцарапали? — наконец встает, обходит его со спины и идет дальше, в сторону гостиной, пока его глаза скрываются от Саске за длинной челкой. — Животное какое-то или растение? — Человек… — внезапно отвечает Саске. — Думается мне, меня поцарапал человек, да. Какой-то странный друг Обито, ну, соседа нашего. Ногтями своими, когда схватил меня за руку. — Вот как, — сухо говорит Мадара и холодно усмехается. — А как этот человек выглядел? — Я не запомнил: у него маска на лице была, и он в машине такой старой ездит... Вы знаете, про кого я говорю? — Саске наконец усаживается на стул и шикает, когда на его кожу без предупреждения наливают перекись, которая уже начала шипеть и смешиваться с кровью. Мадара внимательно всматривается в шипение и вместе с тем разрывает упаковку со стерильными бинтами. Потом вытирает ватой стекающую жидкость и смазывает рану каким-то кремом из тюбика, нажимая своими пальцами на кожу Саске, из-за чего по телу того разносится дрожь, а неприятная боль усиливается. Учиха-младший всматривается в свою рану, и на долю секунды ему кажется, будто он видит на ней отпечаток настоящих зубов, но когда он смаргивает, странное видение исчезает. — Тут много старых машин, мне сложно по твоему описанию понять, кто именно тебя мог ранить. У меня у самого их две, и обе старые. Я люблю такого рода машины, — Мадара отвечает ему спокойно и продолжает перебинтовывать руку Саске, — но мой тебе совет: впредь будь осторожным, мало ли какую заразу могут тебе занести под кожу. Такое обычно не проявляется сразу: со временем прогрессирует под кожей, а в один прекрасный день проснешься — а рука так и сгнила изнутри. Конец истории. — Он завязывает крепкий узел и наконец отходит. — Так-то лучше. — А вы не боитесь заразиться? — Саске спрашивает иронично. — Рассказываете мне такие страшные истории, а сами только что контактировали с моей кровью. Мало ли я уже болен, ну, и вы теперь тоже. — Нет, — слышится смех, — не боюсь. — И почему? — скепсис звучит в словах Саске вперемешку с непониманием. — Ну, во-первых, у меня нет раны на руках, чтобы твоя кровь контактировала с моей. Даже если это СПИД. А во-вторых, мой муж — врач: он что-нибудь придумает, ему не привыкать, если что. Он часто меня вытягивал из любого пиздеца. Я уже привык, да и он тоже, — Мадара по-доброму улыбается. — Но так как мужа-врача у тебя нет, мой тебе совет не забыл? Быть аккуратным все-таки. — Понятно, — Саске убирает свою руку и смотрит на собеседника исподлобья. — На вопросы я ответил, теперь твоя очередь. — С каких пор мы с тобой перешли на «ты», мальчик? — Мадара опять смеется и смеряет взглядом сидящего напротив. — Я тебе в отцы гожусь как минимум. — Вы, — сухо отвечает Саске и стоит на своем: — Ну так? — Ну вот, — Мадара растирает свою шею и опять усаживается в кресло. Смотрит в открытое окно и вдыхает полной грудью. — Мы живем тут пару лет, до этого часто путешествовали, и много: по работе мужа и по моей. Спустя пару лет решили вернуться к истокам и осесть здесь. В тишине и глубинке. Иногда наступает такой период, когда единственное, чего тебе хочется, так это быть со своей семьей. И чтобы тебя никто не трогал. Я пишу свою книгу, муж работает, детей у нас нет, брат такой же, как и мы: не особо у него получилось где-то осесть в этой жизни. Кузен мой после некоторых событий в жизни тоже решил вернуться к истокам, завести друзей. Так и живем. — Вы родились тут? — удивленно спрашивает Саске. — Ну, вот в этом городке? — Можно и так сказать, — Мадара отвечает нейтральным тоном. — Когда-то тут был дом моего отца, однако после его смерти мы его продали. И в итоге построили свой собственный. — То есть, вы жили тут раньше и знаете об этой местности? — Саске пододвигается к нему на стуле ближе и наконец понимает, что нашел человека, у которого можно хоть что-то узнать: в отличие от Обито, Мадара казался более приятным собеседником. — Да, некоторое времечко назад я тут родился, как-никак, — он зевает и смаргивает. — Ну, а ты откуда? — Я из Невады родом, — Саске отвечает тихо, — там жил со своей семьей, а после смерти отца мы с братом перебрались чуть ближе к югу и вот там осели. Мама умерла, когда мне было восемь. Ну, как-то так. Поступил учиться в колледж, далее — университет. Ну, так и обжились. А вы почему историком стали? Мадара слушает его внимательно и задумывается, но все равно отвечает: — Да знаешь, как-то само собой вышло: я выбирал между религией и историей. Даже в какой-то момент хотел пойти в священники, но как-то не сложилось. Пришлось изучать историю. Она несет в себе много любопытных вещей. И каждый раз от автора к автору рассказывается субъективная интерпретацию. — Вы верующий? — Саске спрашивает с интересом и замечает крест на шее Мадары, очень похожий на его собственный. — Хороший вопрос, — Мадара усмехается. — Мать приучила нас с братом к церкви еще в юности. Меня как-то особо и не спрашивал никто, а после одного момента в жизни все так изменилось... — он замолкает. — Но скорее да, чем нет. А ты? Вижу, что и у тебя крест, но мало ли. — А, этот, — Саске сжимает рукой свой кулон, — да мне его мать подарила еще в детстве, — он выдыхает. — А так, скорее атеист, да. — Да? — в голосе Мадары слышится все возрастающая заинтересованность. — И почему же? Саске задумывается и смотрит на свои колени: те слегка дрожат. Это не ускользает от внимательного взора Мадары. — Скажем так, порой в нашей жизни случаются такие события, которые не то что подкашивают нашу веру... Они ее размазывают, как если бы харкнул и размазал слюну по стене ладонью. И в такие моменты, когда ты просишь этого Бога тебе помочь и из раза в раз он к тебе не приходит на помощь, вывод напрашивается сам по себе. — Интересное мнение, — Мадара резко достает сигару из шуфлядки и закуривает. — А в дьявола ты веришь, Саске? — смотрит на него внимательно с прищуром. В воздухе начинает ощущаться приятный запах никотина. — Да, в дьявола я верю, — нехотя отвечает Саске и отводит взгляд от пристального внимания Мадары. — И почему? Учиха замирает, выдыхает, и опять руку хочется расчесать от зуда, но он понимает, что, если будет чесать бинты и свежую рану под ними, сделает только хуже себе. Наконец поднимает на Мадару свой тяжелый взгляд, растирает ладонью шею и отвечает тихо: — Потому что лично его встречал, — голос похож на треск. После еще тише добавляет: — Что в лице своего покойного папаши… — говорит монотонно и добавляет еле слышно: — Что в лице своего родного брата по сей день, — и глядя в глаза Мадары, он даже в них видит легкую улыбку, что явным признаком осела на его губах сквозь дым. Он понимает его. И кажется, очень даже отлично. — А вы? Мадара отчего-то смеется, тушит сигару и наконец поворачивается к Саске. Не отвечает на его вопрос, но задает следующий: — Прогуляемся, Саске?***
На странность, эту ночь, которую Наруто провел в своей больничной палате, можно было назвать одной из самых спокойных и безмятежных за последние пару лет. Спал он действительно как убитый. Инфраструктура больницы всем своим видом показывала заботу о постояльцах, обеспечивая максимальный комфорт для пребывающих тут, как и, впрочем, в большинстве медицинских учреждений США. Менее комфортные были, разве что, на окраинах городов или же в каких-то маленьких городах, из которых обычно здравомыслящие пациенты уезжали в ближайший штат, в больницах которых их лечение покрывала страховка. Чем больше платишь, тем больше уход. Именно поэтому для Наруто было таким открытием, что, по сути, данная больница, которая находилась в маленьком городке, имела такой высокий уровень по всем показателям. Обычно — хуже, причем в разы. Тут даже система кондиционера настроена была под максимально комфортный уровень температуры тела. Иными словами, по ночам тебя к ебеням не продувало, и ты не просыпался с полным носом соплей, ноющим горлом и подступающей обеспеченной ангиной как минимум. Койки в палатах регулировались рычагом управления, принимая более удобное для пациента положение во время сна, и конечно же, рядом на маленьком столике лежал пульт с двумя кнопками, нажимая на которые ты можешь вызвать или врача, или медсестру, что поставит тебе очередную капельницу или же поможет с тем, что тебе нужно на данный момент. Приятно пахло каким-то освежителем воздуха, напоминающим цветы вперемешку с бергамотом. Палата была выполнена в нежно-телесных тонах, отчего создавалось уютное и комфортное ощущение домашнего очага. Огромные окна, которых тут было множество по всей больнице, тоже благодаря пульту управления двигались и в ночное время суток, и в утреннее — солнце не слепило взор. — Как вы себя чувствуете? Эта была первая фраза, которую Наруто, только открыв глаза утром, услышал. До этого он даже не заметил, как огромная фигура главы больницы по имени Тобирама Сенджу вырос стеной прямо рядом с ним. Тот был одет в вчерашний халат, все такой же выглаженный, а также в лазурного цвета рубашку и брюки. На переносице все еще красовались очки в золотой оправе, которые он только что поправил кончиком пальца. Его немного усталый вид говорил о том, что, скорее всего, он оставался на ночное дежурство. Улыбка на губах красовалась такая же контрольная, словно прилипшая к лицу намертво маска, которую, кажется, не пытались содрать годами. Или поменять на новую. — Спасибо, мне намного лучше, — Наруто зевает и облокачивается на спину, натягивая слегка сползшее во время сна одеяло обратно ближе к бедрам, и вымученно смотрит на врача. — Спал у вас как убитый. — Тут у нас все спят как убитые, — Тобирама усмехается и добавляет: — Максимально здоровый и полноценный сон — залог здоровья. — Не могу не согласиться, — Наруто кивает и внезапно икает. Икота приносит некомфортное ощущение в области кишок. — Простите, иногда подташнивает еще. — У нас с вами еще обследований парочку, — Тобирама опускает формальности и сразу переходит к делу. — Мы сделаем вам гастроскопию, чтобы убедиться в том, что у вас нет язвы. Потом еще рентген, и, если все будет в порядке, вы сможете днем уехать к себе домой, — он листает, вероятно, историю болезни Узумаки и хмурится. — По поводу вашего друга... Саске, кажется? Наруто моментально напрягается и сжимает пальцами простынь. — Да. — Мы нашли в его крови странную инфекцию. Как и у вас. Похоже на вирус. На всякий случай я отправил его анализы в лабораторию на повторный анализ, чтобы исключить крайне неприятные маркеры, и, если они не дадут положительный показатель, я выпишу ему и вам медикаменты, которые должны будут убрать заразу из крови в течение десяти дней. — Инфекцию? Какую инфекцию? — Наруто в замешательстве лепечет и не может уловить причинно-следственную связь между отравлением и инфекцией в крови. — Пока я не могу вам сказать, — устало выдыхает Сенджу, — показатели воспаления в крови у вас обоих превышены, но что это может быть конкретно… До получения результатов повторного анализа я сказать не могу вам. Антибиотики в любом случае имеют огромный спектр действий, — он опять поправляет очки, — уничтожат любую заразу. — Мы могли получить это говно из-за несчастного бутерброда с заправки? — Наруто хмурится и выдыхает. — Пиздец какой-то. — В том-то и дело, что нет. Я спрошу еще раз: у вас или у него ни с кем не было контакта через кровь? Пореза, раны, анального сексуального контакта? Наруто краснеет и меняется в лице: — Вы меня извините, конечно, но я свечку не держу и не особо в курсе половой жизни моего друга, но никаких ранений, как мне известно, он не получал. Он бы мне сказал! — У вас был сексуальный контакт? Слюна? — Тобирама игнорирует напрочь замечания Наруто и все еще стоит на своем. — Да нет же! Мы друзья, я же сказал вам! — Наруто краснеет еще больше от этого вопроса и отворачивается в сторону окна. — А хотели бы? — Простите… Что вы сейчас сказали? — Наруто вздрагивает от такой прямолинейности и переводит на Тобираму свой взгляд, пытается понять, ему сейчас послышалось или же нет. — Дружба сексу не помеха, — пожимает плечами мужчина. — Все мы когда-то с дружбы начинали. Даже я со своим мужем... Первоначально был лучшим другом, но, как видите, замужем очень много лет. Дом, семья, — усмехается он и скрещивает руки на груди. — Я... — Наруто запинается. — Извините, я просто… Как-то... Блин, — Наруто растирает ладонью свою макушку и опять ловит конфуз. — Вы похожи на нас, — Тобирама внезапно присаживается на край кровати к Наруто и снимает свои очки. — Извините, если смутил вас, просто вы напомнили нас с моим супругом, вот я и решил задать вопрос. Впервые вижу настолько похожих на нас людей, — он замолкает и смотрит на свои руки. — Даже ностальгия взяла. Когда-то давно и мы были в вашем возрасте. Ох, что-то я уж разоткровенничался с вами, прошу прощения! — Да нет, все нормально, — Узумаки виновато отвечает, — я просто... — он закусывает свою губу. — Я заметил, как вы смотрите на своего друга. Может, я лезу не в свое дело, но очевидно, что он вам больше, чем нравится. Или он по женщинам? Наруто мрачнеет и затихает. Молчит и смотрит на Тобираму, отмечает его разноцветность глаз и понимает для себя, что столь редкое заболевание глаз может выглядеть очень даже привлекательным. Особенно в совокупности с острыми и утонченными чертами лица. И эти волосы платинового цвета ему подходят, не то что его желтоватые, как у Ино почти. Наруто никогда не любил их: слишком светлые. Обычно люди темнеют с годами, а он начал внезапно седеть — вот уж ирония. — Да, вы правы, это давно началось, — Наруто выдыхает и сжимает простынь, Тобирама внимательно слушает. — Просто Саске... Он... — слова вырываются из глотки с мучительным вздохом. — Знаете, он очень тяжелый человек. И мне кажется, как мы ни были с ним близки и как бы я ни старался его понять лучше и больше (а я очень стараюсь), так вот, порой мне кажется, что я его не понимаю совсем.... — Узумаки подносит руки к волосам и сжимает свою голову. — Он всегда такой разный, я не знаю, понимаете ли вы меня, но я каждый раз пытаюсь угадать, в каком он настроении сейчас и что можно говорить, а что нет. Порой нам комфортней всего молчать друг с другом, это у нас, по большей части, отлично получается. — Знаете, — Тобирама присаживается еще ближе. — Можно? — он подносит свою руку к его, Наруто кивает, на что Сенджу и сжимает его ладонь. Эти пальцы ужасно ледяные. — Мой муж был очень тяжелым человеком, он очень сильно изменился в один момент, хотя ребенком он был замечательным, — Тобирама задумчиво отводит взгляд, будто вспоминая что-то, и улыбается тепло. — Он был таким добрым, искренним ребенком, хоть и иногда сукой конченной. Всегда хотел быть во всем первым. А еще он был стеснительным, хоть и максимально не хотел показывать этого: чурался своей слабости. Мы познакомились в детстве, и, следовательно, я помню его еще мальчишкой. Он был другим... — лицо Сенджу погружается в хмурость. — Много чего случилось. Мы узнавали друг друга больше. И через пару лет нас можно было назвать полноценно лучшими друзьями, такими, знаете, которые друг за друга горой. Вскоре случилось одно несчастье с ним. И он изменился, ужасно изменился, — Тобирама выдыхает. — Саске тоже был другим, — меланхолично отвечает Наруто. — И после трагедии он изменился тоже, я понимаю, о чем речь. — Так вот, — Тобирама прочищает горло и пытается улыбнуться, — признаюсь честно, сначала было ужасно сложно. Он, в прямом смысле этого слова, стал совершенно другим: пугал меня жутко, заставлял нервничать, — голос становится тише, — но именно в самые тяжелые моменты, когда я смотрел в его уставшие от жизни глаза, полные горечи и ненависти ко всему чужому, я понял, как ему на самом деле тяжело и одиноко с самим собой. Именно то, что я помнил, каким он был человеком на самом деле, и осознание, что ему нужна помощь, сыграли большую роль. Я стал хотеть понять его лучше, потому что почувствовал, когда потерял, в один день, что это самый любимый и родной человек для меня. И как же сильно я его люблю. — Тобирама замолкает. — Было ужасно тяжело, он почти умер однажды, но каково мое было удивление, что в самый последний момент, когда он мог умереть, он звал именно меня. И именно тогда я понял, что и он меня любит, просто говорить об этом, увы, не умеет. Я к тому, что если кого-то любишь, Наруто, то будьте с человеком рядом и скажите ему об этом. И если вам нужно быть вместе, вы будете: жизнь всегда можно переиграть, — он улыбается шире и сжимает чужую руку сильнее. — Порой даже это стоит тебе жизни или здоровья, но если есть ради кого стараться, то это того стоит. Вам, по крайней мере, не будет одиноко так сильно, как по одиночке. Наруто слушал внимательно. — У вас получилось? — Что именно? — Тобирама все еще улыбается ему и наконец отпускает руку, вставая. — Вернуть ему его же самого. Своей любовью и заботой? — он спрашивает тихо и смотрит на стоящего мужчину у стены. — И да, и нет, — Тобирама усмехается. — Изменились мы оба, но я хотя бы попытался. И ни о чем не жалею. Я люблю этого человека и готов отдать свою жизнь ради него столько раз, сколько это потребуется. Он — единственный человек в моей жизни, ради которого я умер, умру и буду умирать из раза в раз, если это будет нужно. Подумайте об этом. Если вы честно ответите так же, как и я... Не мне, а себе. То вы знаете, что делать. Наруто хмурится и задумывается над этими словами. — У Саске есть одна проблема, — сказав это, Узумаки затихает, но находит силы моментально продолжить: — У него есть старший брат, который, как и вы, умрет за него. И очень сильное имеет на него влияние. Понимаете? — Забавно, — Тобирама даже засмеялся. — Что именно? — Наруто не понимает такой реакции на свои слова. — У моего мужа младший брат был, который оказывал на него самое весомое и прямое влияние, а у меня — старший. И ситуация мне знакома, — он подходит к выходу. — Но и это не помеха, если очень захотеть, — Сенджу подмигивает ему и добавляет: — Через час к вам зайдет Рин и отведет на обследование к Кагами. Я проведаю вас к обеду. Выходит, оставляя Наруто совершенно одного в своих мыслях после услышанного. За окном сверкает утреннее солнце, плотно задвинутые шторы не дают проникнуть светилу своими лучами в помещение.***
— Какое первое впечатление произвел на вас этот врач? Наруто пребывает в своих воспоминаниях. Кажется, даже не слышит заданного ему вопроса. Он впервые за время допроса ни разу не посмотрел в сторону настенных часов. И его настроение сегодня крайне сложно приписать к какому-либо контактному состоянию: он спокоен, задумчив и все крутит из стороны в сторону появившийся крест на своей шее, обхватив его тонкими пальцами. Настенные часы тикают равномерно, отдавая своим громким тиканьем в ушах. — Наруто, ты слышишь меня? — Ибики повторяет свой вопрос и наконец ловит на себе этот спокойный взгляд. Сегодня Наруто одет полностью в серые тона. Обычный спортивный костюм. — Вас крайне трудно не услышать, — он отвечает тихо и выдыхает. — Скажите, если бы у вас была возможность, ну, предположим, увидеть себя со стороны, какое бы впечатление вы произвели на самого себя? Ибики не ожидал такого вопроса. Хмурится. Намикадзе часто спрашивает или говорит странного рода вещи, из-за чего крайне сложно до сих пор понять мотив этих вопросов или же узнать, о чем думает этот хитрец. Мышление Наруто можно смело назвать необычным и даже своего рода абстрактным — в этом они с Саске похожи. То и дело оба говорят то ли какими-то метафорами, то ли обычным символизмом. — Вы ответите на мой вопрос... — Наруто говорит с какой-то непонятной грустью в голосе и вздыхает. — И я отвечу на ваш. Ибики задумывается и принимает правила очередной негласной и странноватой игры во время допроса, сдается. Мужчина всячески из раза в раз пытается понять, к чему и зачем задает вопросы Узумаки, на что тот пытается ему намекнуть своими словами. Однако Морино каждый раз теряется и не может уловить суть. Одно он понял точно: что Саске, что Наруто ничего не говорят просто так. Какие бы усилия их отдел ни прикладывал, чтобы раскусить их, пока выходило крайне дерьмово. — Ну, хорошо, — Ибики перемещает ладони на стол и приближается своим корпусом к заключенному ближе. — Будь я сторонним наблюдателем, себя бы я увидел как спокойного образованного человека, который в жизни повидал многое и выполняет свою работу так, как ему позволяют его знания и ресурсы. По ту сторону себя я увидел бы грубоватым усталым человеком, который ищет в этой жизни правосудия и хочет, чтобы все сложилось правильно. Который выполняет отведенную ему жизненную роль. И который порой слишком эмоционален, если у него что-то не идет так, как было запланировано. — Каким вы видите меня? — Саске задает следующий вопрос и откидывается на неудобном стуле слегка назад, будто тем самым предоставляя следователю возможность рассмотреть его лучше на более отдаленном расстоянии. — Что вы видите, когда смотрите на меня? Ибики отвечает ему: — Честно тебе ответить, Наруто? Ты создаешь крайне диссипативное восприятие самого себя: сначала ты мне показался заносчивым, напыщенным ублюдком, в жизни у которого нет проблем и который привык получать все, что он хочет. Эдакий нагловатый и хамоватый человек, привыкший контролировать каждое свое действие и слово. Но после... Наблюдая за тобой лучше, наблюдая за записью твоего допроса с Анко, я словил себя на мысли, что ты мало того, что хитрожопый и водишь меня за нос, так ты еще можешь быть разным. Я вижу в тебе разного рода эмоции, так называемые маски, которые ты надеваешь на себя по каким-то причинам. Ты добрый человек, на самом-то деле, хоть и тщательно пытаешься скрыть это. Ты хитрый и умный человек. Изучая тебя лучше и внимательно наблюдая за твоими позами или выражениями лица, я уже и не уверен, можешь ли ты быть убийцей действительно. Ты слишком правильный для этого, а может, у тебя есть свой собственный кодекс какой-то своей морали. Если бы ты кого-то и убивал, то скорее из-за обороны, а не из-за психотической прихоти. И я все еще не понимаю зачем. Тебя выдает меланхолия и грусть в глазах. Тебе, по сути, отчего-то очень жаль и одиноко одновременно, но эти эмоции будто порой гаснут… И у тебя на лице читается отчетливые показатели какой-то пассивной жестокости и желания сбежать отсюда, оградиться от внешнего мира из-за сильной тоски. Только по кому именно — я понять не могу. Твоя очередь. — Я вижу перед собой человека, — Анко выдыхает с каким-то материнским сожалением, — глубоко несчастного человека, который, потеряв все полностью, потерял и самого себя. Я вижу в твоих глазах настоящую пустоту, в которой изредка проскальзывает сожаление и грусть. Ты был когда-то добрым человеком, и лишь маска жестокости дала тебе смысл жить дальше и возможность существовать без разъедающей тебя боли. Ты полностью перенял на себя образ ироничного человека, которому на все стало плевать, но который от этого обрел покой и настоящее счастье. Порой, когда человеку очень больно, боль настолько сильная, что он не может попросту больше справиться с ней никак. — Но вместо того, чтобы избавиться от боли... Я принял то, что возненавидел, и сделал это частью себя, — тихо звучит голос Учихи. — Это навсегда останется со мной. Боль будет жить со мной до того момента, пока буду жив я. — Спасибо за ответ на мой вопрос, — Наруто с благодарностью кивает и его морщины на лице разглаживаются — Однако вы ответили и на свой вопрос уже сами. Вот именно такое впечатление у меня сложилось, когда я увидел того человека. Одну сплошную грусть и сожаление. Забавно, да? Ибики хмурится: — К чему ты клонишь? — Мы с ним... — Наруто говорит тихо и тянется за зажигалкой. — похожи… — Саске выдыхает никотиновый дым в помещении допроса и кривится. — Даже, я бы сказал, пугающе похожи. Я будто увидел самого себя, только множество годами позже. — Я отчетливо увидел конечную версию самого себя. — отвечают они оба в унисон и усмехаются.***
Ино пребывала в крайнем смятении на утро после всего того, что произошло вчерашней ночью. Ну, и конечно, еще от того, что проснулась в кровати впервые в жизни ни со своей подругой… а с Саем. Она медленно поворачивает голову на бездыханное тело друга и матерится про себя, голова раскалывается от похмелья и выкуренного вчера. Ужасно. Будто церковные колокола звенят где-то неподалеку. Их звучание настолько пронизывающее, что это можно сравнить только с тем, когда они бьются друг о друга и на время, на самый мимолетный промежуток, который можно сосчитать в секундах, оглушают человека. От этого звона закладывает уши. Она пытается вспомнить, было ли что-то между ними этой ночью, но понимает, что не помнит тупо ни хрена. На всякий случай поднимает одеяло, осматривает простынь, осматривает пол в поиске презерватива. Не находит ничего и медленно плетется в ванную. Надо убедиться наверняка. Пока из старенького шланга стекает вода по ее телу, она всовывает в свое влагалище пальцы: сперма могла остаться внутри и высохнуть, если у них был незащищенный секс. Однако вскоре с облегчением обнаруживает там лишь природную смазку, которая осталась также на ее нижнем белье. Сложно сейчас собрать мысли в кучу и понять, рада была бы она, переспи они ночью. Во время разговоров они оба поняли, что их сердца принадлежат совершенно другим людям, которые вряд ли когда-либо ответят им обоим взаимностью. Если еще в случае Сая ситуация была крайне непонятной и шаткой, учитывая нездоровый интерес Наруто к Саске (только идиот не поймет, что Намикадзе был давно и отчаянно влюблен в своего лучшего друга). И это могло сулить хотя бы мизерную вероятность успеха Сая на взаимность. Хотя бы потому, что оба они были геями. Но вот в случае Ино и ее чувств к лучшей подруге все было ясно как божий день. Сакура была самой яркой представительницей гетеросексуалок и ни под каким предлогом не хотела от этого титула отходить. Подруги даже не сосались по пьяни ни разу, что тут еще можно добавить. Хотя Ино множество раз в своей голове представляла, каково бы это было — целовать Сакуру, а в порыве крайнего отчаянья она даже представляла их секс — так, в прочем, она и кончала во время секса с другими людьми. Ино устало вздыхает и вытирает тело каким-то завалявшимся полотенцем, слава богу, своим: использовать личные вещи гигиены других для нее было попросту брезгливо. Смотрит с прищуром в зеркало на отражение тела в поисках каких-либо синяков или следов чужих рук. Благодарит Сая за его воспитанность и уважение к ее выбору. Мало чего они могли сделать друг с другом по пьяни. Пронесло на этот раз, но обговорить эту тему с другом все же стоило бы. Она выдыхает, завязывает полотенце на груди и медленно идет в сторону второго этажа, чтобы накинуть на себя чистые вещи. На странность замечает, что комната Учих, где, по идее, должен был спать Итачи, по-прежнему пустая, что говорит о том, что старший Учиха или не ложился, или давно уже проснулся. Сакуру она застает спящей в их комнате и радуется про себя, что рядом с ней нет этого Какаши, потому что она понятия не имеет, как бы она в таком случае отреагировала. И отреагировала бы вообще? За столько лет их совместной дружбы она уже была готова ко всему. Обычно она отвечала на похождения Сакуры натянутой улыбкой и даже слушала рассказы лучшей подруги об очередной неразделенной любви, просто заранее будто зная итог, потому и особо не волновалась по этому поводу, но не в этот раз. В этот раз она ощущала какую-то опасность для Сакуры и самой себя. Опасность, исходящую от Какаши и Обито. Иногда даже не могла логично найти ни одного повода — почему именно. Она одевается и решает попросту осмотреть дом, вспоминая вчерашние слова, что Саске кричал в пьяном угаре своему брату. Они осели в ее памяти и никак не хотели оттуда выходить. Она знала Саске достаточное количество лет, чтобы понять одну истину — Саске обычно не бросается такими словами на ветер, в каком бы состоянии он ни был. Значит, Саске что-то или узнал, или увидел, из-за чего осмелился обвинять этих подозрительных братьев в такого рода вещах. Она проходит по комнатам дальше и замечает одну пустующую, которую никто из присутствующих в доме так и не заполнил. Внутри обнаруживает множество фотографий и странных статуэток из дерева и различных металлов. Она не припомнит, чтобы Менма или же Наруто упоминали, что их родственники увлекались такого рода вещами. Она хоть и не была особо сильна в религиозном плане, но все это напоминало ей штуки для какого-нибудь странного то ли ритуала, то ли обряда. С интересом берет статуэтку какой-то богини с множеством рук и рассматривает ее. Даже завораживает. Проводит по ней пальцами, очерчивая каждый контур изгибов, и замирает. Красиво, сделано со вкусом. Подходит дальше к другим. На статуэтке написано: "Любимому брату. С любовью, …" Птицы поют свою мелодию лаконично, иногда высокие ноты настолько сильно трелью оглушают слух, что хочется зажать уши руками. Погода стоит намного лучше, нежели за два дня до этого: впервые в их округ наведалось солнце. Оно даже ослепляет, и юноша прикрывает глаза ладонью. — Опять это солнце выглянуло, — раздраженно выдыхает Индра и щурится. У Индры была ярко выраженная боязнь солнца еще с детства, вероятно, из-за того, что он всячески старался максимально избегать его лучей, проводя все свободное время в поместье отца или же в своей мастерской. Ашура же, наоборот, используя любую возможность, как только солнце виднелось на горизонте, выходил на улицу и улыбался свету. Наверное, хоть они и были родными братьями, они все же имели разный фототип кожи. Индра был бледным, как чистое полотно, которым обычно укрывают кровать, а Ашура всегда имел легкий загар на своем теле. — Почти готово, — он аккуратно ножом вырезает из дерева оставшуюся деталь Богини Лакшми [3], которая сулила благополучие, процветание и счастье в индуизме. Ее он и захотел подарить брату на его шестнадцатилетние и посвящение, что пройдет в кругу членов семьи через два дня. Индра проходил такое же два года назад, и, по законам их веры, каждому члену их коммуны, которую основал еще их старик, в обязательном порядке на решении совета старейшин выдавался артефакт, что и служил олицетворением каждого человека. Он помнит отлично, как один из родственников подарил лично ему артефакт. Индра с тех пор и углубился в индуизм. Он осматривает в очередной раз фигурку и наконец довольно хмыкает. Закончил. Спустя столько времени. Он дарит на посвящение ее любимому брату. Ашура с радостью принимает ее и целует Индру в щеку, сжимает того в охапку и благодарит: — Спасибо, брат, она восхитительна. — Я рад, что тебе нравится, — Индра аккуратно отталкивает от себя брата, и они идут на второй этап просвещения. Второй этап заключался в шрамировании определенного символа на теле, а некоторым предстояла высшая степень чести — символ попросту выжигали на коже специальной раскаленной кочергой. Все зависит от определения для члена коммуны божества и от олицетворения конкретного человека как этого божества. На Индре в его шестнадцать символ бога попросту выжгли на груди — таковы были их традиции. Процедура далеко не из приятных и очень болезненна, но только проходя через нее ты можешь переродиться и перенять на себя свою ношу. Ашуре досталось вырезание его божества на спине. И Индра будет на это смотреть с удовольствием. Не отводя взгляд, потому что... Потому что вырезать выпала честь ему. Имя стерто, словно кто-то тщательно выцарапал иголками то самое место, где должно быть имя, и Яманака вздрагивает от неожиданности. — Что ты делаешь? Девушка дергается и резко оборачивается. Менма стоит за ее спиной и смотрит на подругу с явным интересом. — О, ты проснулся уже, — она с облегчением выдыхает. — Я как-то не заметила, как ты зашел. — Люблю людей заставать врасплох, — смеется брат Наруто и подходит ближе. — Что интересного ты тут нашла? — Да тут всякие фигурки странные стоят, ваш дед увлекался каким-то движением? — Чем наш старик только не увлекается, — отмахивается Менма, — с его фантазией я уже ничему не удивляюсь. — Посмотри, — Ино протягивает ему статуэтку, — красивая, но как-то стремно становится. На сатанизм смахивает... Менма перенимает статуэтку, осматривает ее и внезапно выдает: — Это индуизм, а не сатанизм, не путай. Пентаграмм тут же нет, — смеется он. — А ты-то откуда знаешь? — Ино нервно дергает плечом. — Я изучал во время дисциплины по религии в универе: был обязательный предмет, вот мы эти штуки и проходили. Забей, в мире существует столько религий и богов, что всех и не сосчитать, милая, — Менма ставит статуэтку на стол и идет уже в сторону выхода. — Пошли, пора завтракать и моего брата проведать в больнице. Ино кивает ему и уже хочет послушно пойти следом, как ее внимание привлекает следующая фигурка. Она подолгу ее рассматривает и вот уже точно уверена, что где-то она точно это видела. Только вот где и когда — вспомнить не может. — А Сай уже очнулся? — кричит она вслед и поспешно выбегает оттуда. — Вроде как, да, правда, хреново ему, — смеется Менма, — перебухал пацан. Но это же Сай, что с него взять‐то.***
Сай действительно перепил знатно, до такой степени, что с похмелья был озлоблен на весь мир, с самого утра как проснулся. Он сидит на крыльце и пьет чай, впервые не кофе: если выпьет кофе, его давление подскочит — и лучше ему явно с такой мигренью не станет. Солнце сегодня светит слишком ярко. Даже ослепляет. Он смотрит на дно кружки. Чай ему заварила Карин, которая утром подняла всех и ушла с Джуго и Суйгецу на поиски Саске. Тот так и не вернулся с утра. Только одному дьяволу было известно, куда этот чертенок мог провалиться и где перекантоваться ночью. Звонить Наруто и сообщать, что его истеричный непутевый друг пропал… Лично у Сая не было никакого желания. Пусть этим занимается Менма или же еще кто-то. Народу тут было много, чтобы кто-нибудь перенял на себя ответственность сообщить про пропажу Учихи раньше, чем в Сае заиграют нотки чувства долга и справедливости. Для него же все это выгодно: чем позднее они найдут Саске, тем только лучше. Да и еще сон ему такой приснился, который до сих пор не дает ему покоя. То по своей структуре было крайне странным видением: он во сне словно был не в своем теле, но испытал полный спектр эмоций. Во сне… Он идет по этому же самому дому, в котором везде зажжены свечи, в основании которых находились старые подсвечники. В руке он нес керосиновую лампу и шел по коридору второго этажа. Целенаправленно. К кому-то. Слышен был плач женщины, вторая же сейчас пробегает мимо него так быстро, что чуть не задевает его плечом. — У господина агония! — раздается из покоев. И в этот же самый момент мимо него пробегает какой-то мужчина, волосы которого настолько длинные, что касаются бедер, и созвучно приказывает женщине принести морфия. — Он должен уснуть, он не в себе! Сай во сне оглядывается и видит в конце коридора двух детей возраста примерно лет так тринадцати, одетых по старой моде. Они не следуют за всеми следом. — Как ты думаешь, — один из мальчиков обращается к своему близнецу и тянет его за рукав рубахи, — братик поправится? Я очень переживаю за него! — Не знаю, Итама, — второй отвечает тревожно и отводит взгляд, — братик Тобирама сам не свой последние дни, никого в свою спальню не пускает, и я слышал, как кричал на него отец. — Тобирама заболел? — Итама всхлипывает. — Я не хочу, чтобы братик болел, он может умереть. Все, когда заболевают, рано или поздно умирают. Мальчик поджимает губы и обнимает своего брата за плечи: — Итама, пошли к Хашираме, мне страшно! — Хорошо, Каварама, пошли к братику Хашираме, — мальчик вытирает свои слезы рукавом и пытается улыбнуться брату. Во сне Сай слышит эти имена впервые и понятия не имеет, о ком те говорят, но из-за странной, внезапно появившейся интуиции понимает, что ему надо идти дальше вдоль коридора и дойти до спальни. Происходит какая-то суматоха: все носятся с мокрыми тряпками, чтобы сбить чей-то жар, и Сай просто следует за ними. Доходит наконец до спальни и видит такую картину... Человек, очень напоминавший ему Наруто — только с более бледной кожей, — кричит на всех окружающих и отпихивает от себя какого-то мужчину. — Убери от меня свои штучки, Хаширама! — он орет как раненый зверь и сжимает ткани на пуховой перине, пока его же пытаются фактически вжать в кровать, а прислуга привязывает веревками к кровати. — Н-наруто? — Сай ошарашенно выдыхает и не может понять, друг это его или нет. Они почти идентичны, только какое-то иллюзорное отличие все-таки есть. Однако он не может понять, какое именно. — Где МАДАРА? — тот, кого так усердно пытаются успокоить, брыкается и орет во все горло. — Вы нашли его? Вы нашли Изуну и Мадару? Где они? Куда вы их дели, Хаширама?! Куда? ГДЕ МОЙ ЛУЧШИЙ ДРУГ? — Что ты стоишь?! — Сай только сейчас понимает, что мужчина, которого называют Хаширамой, и тот разъяренный смотрят на него злобно. — Данзо, сделай что-нибудь, он бредит! — Вы это мне? — хочет сказать Сай, но вместо этого из его горла вырывается вздох сожаления, а сам он быстро подбегает к кричащему, ставит свою лампу на тумбу около кровати и спрашивает: — Что мне сделать? — У него жар уже три дня, нам нужно сбить температуру, иначе он выгорит изнутри. Иди в нашу кладовку и возьми запасы отца. Морфий. Ему надо уснуть. — НЕ СМЕЙ меня пичкать этим, ты слышишь меня? — кричит Тобирама. — Хаширама, найди Мадару, он точно в беде… Он пропал ночью три дня назад, когда пошел искать Изуну! Вы так и не нашли бедного Изуну спустя месяц! Я его так и не нашел! Помоги мне их найти! Они — наша семья! — Они нам никто, Тобирама! — кричит на него Хаширама и с новой силой вжимает тело обратно в кровать. — Твоя семья — это я, братья, отец, Кагуя и Данзо! Больше у тебя семьи никакой нет! Они могли просто сбежать и зажить своей жизнью, они все потеряли! И тут им делать нечего! — Я люблю их обоих, люблю и Мадару, верни мне их! ВЕРНИТЕ! — Тобирама! — Сай вскрикивает незнакомое ему имя с таким отчаянием, от которого самому становится неловко. — Тобирама, я тут, я рядом, мы найдем их, тебе надо поспать! — Данзо! Ты мой лучший друг, ты всегда мне помогал! — копия Наруто всхлипывает, злоба смешивается с грустью. — Хотя бы ты не ври мне и не предавай меня, мы должны найти Мадару! Должны! Сай чувствует, как в нем закипает ярость, но не понимает, почему так происходит. Он сжимает кулаки крепко и встает, чтобы выполнить поручение Хаширамы. Морфий оказался именно там, где ему и указали, он берет шприцы и медленно возвращается в комнату, откуда все еще были слышны хаотичные выкрики. И только когда Сай под именем Данзо помогает Хашираме успокоить Тобираму, он ловит себя на мысли о странной аналогии. Наруто бы так же кричал и психовал, умолял найти Саске. В точности как этот человек просит найти какого-то Мадару, который три дня назад пропал. — Вроде, уснул, — Хаширама тихо закрывает за собой дверь и смеряет Сая тяжелым взглядом. — Я... — Ты сделал все правильно, — юноша кладет ладонь на его плечо, хлопает, натянуто улыбается и добавляет: — Вечером семейное собрание, в семь ты должен присутствовать там. Долго это продолжаться не может. Нам надо обсудить дальнейшие действия с господином Буцумой. Мне надо поговорить с отцом. — Я говорил тебе, — Сай опять говорит не своим голосом, — от этих Учих одни сплошные проблемы. Они идут вдоль коридора и наконец останавливаются у лестницы. Сай резко хватает за плечо Хашираму: — Я еще в детстве сказал тебе: они вредят Тобираме и нашей семье, но ты, Хаширама, меня так и не послушал, вот тебе и итог. Хаширама фыркает и спускается по лестнице. Сай анализирует сказанное во сне, и его долго смущает фамилия Учих, которая даже появилась в таком изощренном искажении его сна и подсознания. В конце концов ловит себя на мысли, что этот Данзо был чертовски прав. И он понимает его. От Учих всегда одни сплошные проблемы. — Как ты? — Ино наконец отвлекает его от мыслей, садится с ним на крыльце и отпивает чая. — Бывало и лучше, родная, — он усмехается и чувствует, как головная боль начинает медленно сходить на нет. — Слушай, пока остальные завтракают и мы одни, я спросить хотела ввиду последних событий... — она смотрит не на него, а на свою кружку, после чего грузно выдыхает. — У нас с тобой ничего не было, если ты про это, — Сай улыбается ей с пониманием, — не волнуйся, мы просто поговорили по душам в пьяном угаре и вырубились. Я слишком уважаю свой выбор и твой, чтобы сделать что-то, о чем бы мы оба жалели, — он обнимает ее резко и проводит ладонью по ее напряженной спине. — Увы, нам с тобой суждено любить людей и хотеть секса с теми, с которыми у нас с тобой пока нет и вряд ли что-то будет. Ино обреченно кивает: — А этот Какаши и Обито? — Они после истерики Саске ушли с Итачи в их дом и пока не возвратились, никто твою Сакуру не ебал, — он вздыхает устало и отодвигается на расстояние вытянутой руки, а после добавляет: — Ну, пока что. Яманака молча закуривает сигарету. А Сай, вспоминая сон, решает наведаться к этим Какаши с Обито, чтобы лично узнать, жили ли тут люди с именами Тобирама и Мадара вообще. Или это плод его воображения…***
— Я просто некоторые вещи знаю заранее, — Саске хмыкает и смотрит на следователя. — Моя судьба мне дала много испытаний, но в то же время и огромный дар ясновидения. И если я что-то предполагаю… — Не было и случая, — Наруто трет пальцами свою переносицу. — Чтобы я ошибся, — Саске усмехается. — Я много раз думал, что, может быть, я могу быть неправ, — он смотрит на пустую пепельницу перед собой. — Но в итоге каждый раз убеждался в том, что я никогда не ошибаюсь, — Наруто радостно улыбается и видит перед собой хмурый взгляд Ибики. — Да ты пророк, я посмотрю: что не допрос, то открытие новых талантов, — Ибики устал от постоянных загадок со стороны своего подопечного, но все равно пытается понять, вникнуть в каждое слово, сказанное Наруто, чтобы лишь в очередной раз осознать, что сейчас тот снова придумал что-то новое. — Саске, люди могут ошибаться, это нормально, ты не Бог, — лицо Митараши становится серьезным, а голос словно передает то, насколько хмуро она стала выглядеть. Порой самооценка Саске скачет крайне неадекватно: в один день он совершенно нормально и трезво оценивает свои способности и восприятие, в другой — он считает себя сверхчеловеком и смотрит на всех вокруг себя как на тараканов, если не на что хуже. Такое явление, как правило, ярко выражено в пограничной структуре личности, которую Саске, безусловно, после всех травм имел. Но вот откуда-то же самое появилось и у Наруто — до сих пор оставалось загадкой. — Бог? — смеется Саске искренне. — О, нет-нет, богом считал себя как раз-таки Итачи. И да, с какой-то стороны... для Саске так и было, — Учиха опять переходит на повествование о себе в третьем лице, отчего Анко становится некомфортно. — Итачи возомнил себя богом, и маленький Саске в это искренне поверил. Потому что, когда один бог уходит и появляется другой, у тебя особо не остается выбора, в кого тебе еще верить. — Я больше себя приравниваю к Сатане, — никак не может угомониться Учиха, — Бог от меня отвернулся давно, вы даже себе представить не можете, насколько давно. Он выбросил меня во весь этот ад. А мне остался лишь выбор: приспособиться и терпеть, как прислуга. Когда же в аду меня терзает и жрет все вокруг... Или же... — Править им, — Наруто говорит это нейтральным голосом. — Впрочем, на тему религии мы уже с вами говорили, по второму кругу мне не особо интересно дискутировать. — То есть, ты возомнил себя Сатаной? — Ибики иронично поднимает бровь. — Да по тебе дурдом плачет, родной. — О, нет-нет, — Наруто удивленно округляет глаза, будто в страхе, а после резко начинает смеяться. — По дурдому плакал Итачи, в котором он и оказался. Все честно. Ибики молча встает и выходит. Решил взять очередной перерыв, чтобы попросту не заехать по лицу этому надменному уроду. Брат Саске действительно находится в психиатрической клинике и на поправку никак не хочет идти: он все утверждает, что его брат умер и у них сидит совершенно другой человек. Согласно договору со всем отделом, решено даже было Итачи под надзором вывести из больницы и показать ему совершенно живого брата, в смерть которого он отчаянно верил и от этого на поправку никак не шел. — Как мой брат? — в который раз спрашивает Саске. — Ему уже легче стало? — Твой брат утверждает, что ты мертв, Саске, — Анко устало вздыхает. — И я не понимаю почему. — Так, может, он прав! — Саске хлопает в ладоши, однако выражение его лица остается невозмутимым. — А вы все тут видите или другого человека, или и вовсе не видите. Прямо как в том деле много лет назад! Вы знаете о нем, Анко? О чем он говорит? — А вы не знаете, — Саске убеждается в своих выводах. — Ну, вы ознакомьтесь с делом 173 многолетней давности, а потом мы с вами подискутируем по этому поводу, — он устало зевает. — Когда у нас там перерыв? — Можем устроить сейчас, — Митараши отодвигается в сторону, Саске дает согласие и выходит из помещения вместе с женщиной. Проходит мимо камеры Наруто и втягивает ноздрями знакомый запах: был тут, но ушел. Примерно минут семь назад. Поговорить бы с ним. Гаара, как обычно, сверлит взглядом на выходе из отделения допроса, и Учиха с удовольствием машет ему рукой. Гаара дергается и, все-таки переборов какие-то свои внутренние конфликты, машет и ему. Новые знакомые всегда важны, даже если они тебя чертовски подсознательно боятся. Этот явно нездоровый на голову человек внесет отличный вклад и пользу для них обоих. Учиха имел прекрасный опыт в общении с психически больными людьми, хотя бы от того, что попросту понимал их. У него были восхитительные учителя, и одним из них стал не кто иной, как Орочимару в свое время. Саске, признаться честно, даже скучал по маньяку: ему очень понравилось бы их шоу и ставка, на которую было оно поставлено. Он бы точно одобрил и похвалил своего ученика, который… Превзошел своего учителя в разы. Орочимару был прав в одном на все сто процентов: Из тебя вышел бы или первоклассный следователь, сынок… или отличный психопат-убийца. Такой же, как я. И иногда это две стороны одной медали. Только в одном он ошибся: психопатом Саске не был. Отнюдь. Психопаты — жалкие и ничтожные люди, лишенные чувств, а у Саске их было сполна, хоть лопатой выгребай. Он не отыгрывал эмоции заученно, как делают высокофункциональные психопаты, он их испытывал, пережил в жизни ад и попросту стал самим собой. Несколько собой. Так кто же он тогда? Он высокофункциональный психопат, которого всю жизнь принимали за артиста, или же… Лицемерный, манипулирующий другими, не по годам развитый, с огромным стажем в проглатывании дерьма от жизни… крайне опытный и расчетливый сукин сын?***
Мадара шел опираясь на трость, и видно было невооруженным глазом, что он хромает на одну ногу. Трость он взял сразу же, как они вышли прогуляться из дома в так называемый лес-по-совместительству-участок-Мадары. Это место занимало огромные масштабы. Если прислушаться, можно было услышать пение птиц, которых Саске в своей жизни отродясь не видел и не слышал. Создавалось ощущение, будто этот странный мужчина создал свой собственный заповедник. Который явно был закрыт для чужих: никого чужого на свою территорию владелец не пускал. Погода стояла сегодня прекрасная, в этом месте царила какая-то аура покоя, особенно гармонию этого прекрасного места дополнял ручей, звучание которого переплеталось с пением птиц. Лучи солнца пробирались ненавязчиво сквозь ветви деревьев, что, вероятно, тут высаживались специально. Еще задолго до рождения Саске. — Красиво у вас тут, — Учиха как-то сконфуженно подмечает этот факт и плетется следом за мужчиной. — Спасибо, я долго доводил это место до идеала: годами создавал тот самый идеальный мир, местность которого мне была бы комфортна, — Мадара ударяет своей тростью о землю и прихрамывая идет впереди. — А животные у вас тут обитают? — Саске с интересом рассматривает диких птиц, которые пролетают мимо них и даже не боятся задеть в полете хозяина леса. Мадара оборачивается к Саске и вопросительно смотрит на него. — Ну, дикие, я имею в виду, — торопливо добавляет юноша и задумывается над уроками биологии в колледже, пытается вспомнить структуру леса и понять, не сморозил ли он глупость. — Ну, естественно, настоящих опасных зверей тут водится множество, — задумчиво отвечает Мадара и хмыкает. — Ты думаешь, я шутил вчера, пацан, когда говорил тебе, что, если не зайдешь в дом, тебя могут попросту сожрать в ночи. Помимо животных моих, тут обитает много падали, которым только дай повод отужинать свежим мясом. — Он идет дальше, и вот прямо перед взором Саске на плечо этого спокойного человека опускается птица, которую он с любовью гладит. Та сразу же, будто переняв на себя мимолетную ласку, встрепенувшись, улетает куда-то в своем направлении. — И вы не боитесь? — Саске удивленно поднимает бровь. — Чего? — Мадара спрашивает умиротворенно, и они наконец выходят к ручью. — Ну, — Саске запинается, — что они могут вас сожрать там и все такое. Мадару, кажется, искренне развеселил этот вопрос: он качает головой из стороны в сторону. — Нет. — Почему? — Саске догоняет его, и они присаживаются на берегу ручья. Мадара наконец отодвигает в сторону костыль и морщится. Он смотрит на воду, прислушивается к ее журчанию и все-таки отвечает молодому Учихе. — Потому что они слушаются своего хозяина. Я достаточно их откармливаю, чтобы они даже и не задумались, чтобы на меня напасть. Тут у всего свои правила. Не кусай руку, которая тебя кормит, Саске, иначе лишишься головы. Такой закон. Саске обдумывает сказанные ему слова внимательно и после длительного молчания наконец спрашивает: — А все же… — Если такое происходит и животное покушается на своего хозяина, не оценив его доброту и не научившись соблюдать мои правила, я попросту лишаю его жизни. Пристреливаю как падаль, — Мадара и бровью не повел. — Таковы правила. — И такое случалось? Мадара задумывается о чем-то своем с легкой улыбкой на губах, но в конце концов спустя мгновение переводит на Саске внимательный взгляд и сухо отвечает ему: — Бывало порой. Сначала наказываешь, а когда наказание не усвоено правильно, следует смерть. У меня все в жизни просто. Советую и тебе следовать таким принципам по жизни. Сразу же устраняет множество проблем, которые могут свалиться на твою голову, если ты снизойдешь до сострадания к тем, кто мало того, что тебя предал, так еще и посмел возомнить себя выше тебя. Саске молчит. — За свою достаточно долгую жизнь, — Мадара морщится от боли в ноге, — я перенес это правило с животных на людей. Когда-то я был глуп и молод, искренне верил, что предавший тебя достоин прощения и милосердия, но в итоге подрос и понял, что если у человека возникла мысль предать тебя и променять твое расположение и любовь к нему на более весомые для него вещи, то как бы ты ни наказывал его, как бы сильно ни хотел научить предателя морали… Он предаст тебя снова. И даже глазом не моргнет. Это может произойти не сразу, но даже холостое оружие выстреливает один раз в год. Так и с людьми, Саске, так и с людьми. Учиха впитывает полученную информацию, даже взгляда не отведя, и медленно кивает. Они сидят в гробовой тишине, пока Саске все же не задает сам вопрос, который не знает почему задал. — Почему вы хромаете? На вас напал зверь какой-то? — он смотрит внимательно в спокойное лицо Мадары и пытается понять его мимику. Тот резко поворачивается к нему своим профилем, хмыкает и отвечает иронично: — Можно и так сказать, — встает и наконец смотрит в сторону дома. — Ладно, малой, у меня еще дел сегодня невпроворот. Пошли. Я доведу тебя до тропинки к твоему дому и пойду по своим делам. Но сначала я накормлю тебя, ибо ты, боюсь, проголодался, наверное, уже. Саске и сам понимает, что ему пора возвращаться к своим, потому послушно следует за этим человеком. Уже дома Мадара разогревает ему рыбу с рисом, накладывает какой-то салат, дает Саске пообедать в одиночестве. И только после этого наконец доводит его до того места, где Саске оказался, перед тем как дошел до первого ручья. — Я, разве что, попрошу тебя об одной услуге, мальчик, — Мадара резко хватает Саске за локоть и поворачивает к себе профилем. — Было бы лучше, если бы ты никому не говорил о том, что встретил меня и где я живу, потому что я не люблю на своей территории незваных гостей, но тебя я жду в любое время. Не обижу. Учиха с пониманием кивает: он и сам не любил любое вмешательство — особенно неожиданное — в его личное пространство. — И еще кое-что. Если встретишь кого-то, — Мадара вытягивает из кармана своей накидки фотографию, — вот особенно этих двух, — то лучше обходи их стороной, а лучше шли сразу на хуй. Этих лучше опасаться в нашей местности, ничего хорошего они тебе не сделают. Саске всматривается в старое фото и медленно кивает. — Понял. — Ну, удачи, малой, — Мадара протягивает ему руку. — Было приятно познакомиться с тобой, Саске, лично. — И мне. Спасибо вам за помощь, — он пожимает руку мужчины, — Мадара. Когда он отпускает ее, то слышит вслед: — Еще увидимся, малой! — Надеюсь, — Учиха отвечает тихо и, наконец дойдя до развилки двух дорог, оборачивается, чтобы взглянуть на Мадару, но того уже и след простыл.***
Стук разносится по двери настолько громко, что Сай и сам не ожидал такого шума. Какой-то слишком звучный. Может, так просто кажется, потому что голова настолько сильно опять начала раскалываться, что все звуки обретают усиленное звучание. Ему открывают спустя несколько минут. Первый, кого видит Сай перед собой, это Какаши, который сегодня одет в обычный домашний костюм и никак не закрывает свое лицо. Да он настоящий красавчик, что уж тут лукавить. — Привет, — Какаши озадаченно смотрит на Сая. — Ты хотел что-то? — Да, — Сай моментально ставит руку на карниз двери и осматривает нового знакомого. — Я могу зайти в дом? Хатаке пристально всматривается в него и наконец медленно кивает: — Ну не оставлю же я тебя стоять на улице. На этот раз можно, — он отходит на пару шагов и сразу же предлагает: — Чай, воду или кофе? — Воду и, если есть, таблетку от головной боли, — Сай устало усмехается, — буду очень благодарен. — Есть капли одни, ничем не хуже медикаментов, — Какаши кивает ему, и они проходят в сторону кухни. Пока Какаши открывает бутылку с минеральной водой и наливает ее в стакан, Сай внимательно осматривает дом. Ничего необычного, дом как дом. Ничем не примечающихся: обычные фото в рамках, развешанные на стене, и простенький интерьер. Создавалось ощущение домашнего уюта и покоя. Какаши ставит стакан прямо перед лицом Сая и расслабленно усаживается на деревянный стул со спинкой. Сай сразу же отпивает воды жадно и благодарит. — Через полчаса полегчает, я сам выращиваю травы в своем саду и делаю из них настойки, — Какаши улыбается. — Так что ты хотел? — А где Итачи? — парень только сейчас подмечает, что в доме настолько тихо, что Обито и Итачи тут явно нет. — Обито решил съездить и показать ему местность, так попросил его Итачи, — Какаши растирает ладонью затылок. — Вчера неловко вышло, мой брат даже решил в качестве извинений, если мы все-таки как-то повлияли на этот братский конфликт, искупить свою вину и купить вам все, что надо, ну, наподобие еды или же напитков. Добрая душа, что тут сделаешь. — Действительно, — Сай не перестает улыбаться и радуется, что на свете еще остались такие понимающие и дружелюбные люди. — Вы извините Саске, он у нас психованный порой бывает. — Да все нормально, — Какаши с пониманием кивает, — брат Итачи в таком возрасте еще, когда гормоны играют, да и его ревность понятна, впрочем, ведь, как я понял по рассказам Итачи, они неразлучны всю жизнь. Я бы тоже ревновал. Это нормально. — Да Саске просто эгоист, — Сай не сдерживается и выдает все как на духу, — у него и брат, и Наруто всегда рядом, все пытается на двух стульях усидеть. У меня вот, кроме Наруто и Ино, грубо говоря, вообще никого нет… — Они с Наруто лучшие друзья... — невзначай подмечает Какаши и сам отпивает приготовленный еще утром чай. — Ну, можно и так сказать, — Сай кривится. — Насчет дружбы… Тут сказать сложно, у них вообще крайне странные отношения. — Интересно, — Хатаке отводит взгляд и вдруг лучезарно улыбается. — Так о чем ты хотел поговорить? — Ах да, — Сай отодвигает в сторону пустой стакан и скрещивает руки в замок. — Ты только не подумай ничего, хорошо? Какаши внимательно слушает. — Ты знаешь, кто такой Мадара? — юноша спрашивает спокойно и смотрит на реакцию Какаши. Тот задумывается. Вероятно, пытается вспомнить имя, но, поджимая губы, наконец отвечает: — Нет, не припомню… — Какаши растирает рукой подбородок. — А что такое? — А Тобираму? Хашираму? — Сай продолжает задавать вопросы, наблюдая за реакцией собеседника. — Хм, — Какаши заметно хмурится, — а фамилию не подскажешь? — Нет. Фамилии не знаю точно. — Честно, может, тут и жили когда-то такие люди, но я как-то не припомню таких. Мы тут обычно знаем все друг друга, а если это приезжие люди, то, скорее всего, мы не познакомились еще. А что такое? — Да так, сон мне приснился странный, откуда такие имена возникли в моей голове, не знаю. Еще одно имя было, но не вспомню никак. — А что тебе снилось? — Какаши с интересом немного приближается к Саю. — Вообще, сон был крайне сумбурный, мне отчего-то снился наш дом, только лет сто пятьдесят назад, — парень неловко растирает затылок. — Ну, и я был персонажем этого сна, а этот Тобирама все кричал, что Мадара куда-то пропал, да и еще что какой-то Изуна тоже исчез, что все никак их никто найти не может. В доме было темно очень, я особо не разглядел лиц, но запомнил только одну вещь крайне четко: этот Тобирама прямо очень похож на Наруто. — Давай так, — Какаши скрещивает руки в замок и наклоняется, подмигивая ему, — если я что-нибудь узнаю, я тебе сообщу лично. — Спасибо тебе, — Сай кивает. — Может, это просто сон был. А мешанина такая из-за алкоголя, но я не знаю даже, странно все это. — Ну, тут всегда, на странность, всем сны снятся специфические. Может, аура такая. — смеется Хатаке. — Но алкоголь тоже вещь такая: чего только не привидится, тем более под травкой. Спорить смысла не было, оставалось только согласиться. — Ладно, пойду я отсыпаться, — Сай уже встает, как вдруг у дома Какаши останавливается парочка машин и слышится со двора: — Сай, выходи, поедем брата проведаем! — О, тебя уже и тут нашли, — улыбается Какаши, — давай я тебе дам капли в дорогу, хуже точно от них не станет. — Спасибо, — Сай кивает ему, и наконец они выходят во двор. Джуго тянет его за собой. — Наруто звонил Менме, просил нас приехать. — Удачи вам, ребятки! — Какаши поднимает руку в прощальном жесте. — Если что, заходите в гости! Все соглашаются только ради того, чтобы быстрее уехать, и машины медленно одна за другой уезжают от дома, пока Хатаке все машет и машет им рукой, не спуская улыбку с лица. Как только они скрываются из вида, рот Какаши моментально стирает изгибы добродетели. Мужчина опускает руку в сторону кармана, достает старенький телефон и набирает номер: — Мадара? — он говорит спокойно. — Привет, родной, можешь говорить? Отлично. Тот, что похож на Саске, друг блондина… Он, кажется, догадывается. Да-да, приснились вы с братом ему, а еще там был и Тобирама. Да в душе не ебу, вероятно, Данзо постарался. Он знает. — Понял, — слышится на другом конце трубки сухой голос. — Саске у тебя? — Отправил в дом. — Итачи у Обито. Да, именно там, куда ты и сказал его привести. Дальнейшие указания? — Отзвоню. А пока рано. Ты помнишь план, — Мадара выдыхает. — И время. Два один два. — Блондин у мужа? — Тобирама занимается им, — Мадара усмехается, — я не лезу, ты и сам знаешь все, о чем мы договаривались. — А с Данзо что делать? — Какаши громко вздыхает и заходит в дом — Пока ничего. — Данзо может, как обычно, все испортить, ты же знаешь его, он всегда все портит, как и брат Тобирамы. И... — Какаши, успокойся, — Мадара говорит устало, — если что-то надо будет, я позвоню. — И что нам остается делать? — Хатаке скучающе подходит к холодильнику и тянется за очередным пакетом с красноватой жидкостью. — Ждать. Нам остается только ждать. — Мадара кидает трубку первым. Какаши в очередной раз вздыхает и разрывает пачку со свежей кровью своими резко появившимися клыками, которые вылазят из его десен по щелчку пальцев, пока его глаза приобретают красный окрас. Выпивает ее с жадностью залпом. Раз их отец сказал ждать, значит, они будут ждать. Пустой пакет летит в урну, и Какаши благодарит за обед Отца Всевышнего.***
Наруто во время своего перерыва решил выйти на свежий воздух. Сидя напротив той самой игровой площадки, наблюдает за играющими в баскетбол заключенными, ровно на той же, на которой в прошлый раз сидел Саске с Гаарой. Узумаки прикрыл глаза, и его кожа ощущала приятные прикосновения ветерка. Единственно, чего не хватало в этом месте, так это пения птиц и журчания воды. Для полного умиротворения. Вскоре Наруто незаметно тянется ладонью в проем скамейки и аккуратно вытаскивает оттуда бумажку-послание. Засовывает ее в карман и наблюдает за игрой дальше. — Привет. Его покой резко прерывается незнакомым голосом, и Наруто лениво открывает свои голубые глаза. Перед ним стоит паренек, стажер из больницы. Он был в зеленоватой форме, по всей видимости военной. Волосы острижены неровно. Смешная прямая челка прикрывает большую часть огромного лба. — Привет, — Наруто улыбается ему, оголяя белоснежные зубы, и кивает, — хочешь присесть рядом? — Я постою, — парень засовывает руки в карманы и перекатывается с одной ноги на другую вперед-назад. — Меня Рок Ли зовут, — его голос такой громкий и жизнерадостный, что Наруто даже протягивает ему свою руку. — Наруто Намикадзе. — И руку пожимают в ответ, после чего резко отпускают. — Я слышал, ты тут с другом отбываешь срок до приговора суда, — Рок Ли с интересом рассматривает профиль Наруто. — Твой друг Учиха... Я наслышан об их семье. Наруто усмехается. Даже так, да Саске тут знаменитость. Ему становится немного завидно. — И что ты слышал об его семье? — Наруто даже заинтересовал этот специфический на вид паренек, ну, а больше, конечно, любая информация, которую он может вытянуть из него. Информация на вес золота. Особенно бесплатная. — Ну, я слышал от своего учителя… а он тут, между прочим, тренер исправительной колонии. Кхем. Так вот, учитель говорил, что дело Фугаку Учихи было на всех заголовках в свое время. И каково мое было удивление узнать, что тут его сын обитает. Очень хотелось бы познакомиться. Впрочем, ничего нового. — Я могу устроить это тебе, хотя… — Наруто сомневается, но усмешка все же вырывается. — Саске не особо у меня общительный, но кто знает... — Было бы здорово, — Рок Ли даже присаживается с Наруто рядом. — Вообще, если честно, я и о тебе слышал: твой покойный папа был мэром Калифорнии когда-то! У тебя же еще старший брат есть… Наруто улыбается натянуто ему. Так значит, он и о нем слышал. Уже интереснее... — Да, мой папа и мама были прекрасными людьми, как и мой брат, — он говорит это непринужденно. Тщательно подбирает каждое слово. Вроде, ничего сложного, но любая информация, которую они говорят, может как служить им на пользу, так и встать боком. — А у тебя есть братья или сестры? — Я сирота, — Рок Ли сразу меняется в голосе, и в нем чувствует печаль, — но ничего, — он моментально улыбается, — мне бог дал отличного учителя, который заменил мне семью! Майто Гай! Он прекрасный человек! — Я тоже так думаю, — Наруто улыбается в ответ на улыбку Ли и слышит вой сирены, которая прямым посылом вещает, что его прогулка окончена. Встает и слышит крик Ли, резко оборачивается и моментально ловит бейсбольный мяч, который кто-то пытался кинуть ему в спину. Отступает от мощности удара на шаг и резко поднимает суженные зрачки в сторону бросавшего. Белобрысый паренек орет ему, мол, он нечаянно это сделал. — Вот у тебя реакция, охренеть! — Ли вскрикивает. — Ты этому где научился? — Да так, — Наруто добродушно улыбается ему своими лазурными глазами, — инстинкты, выработанные годами, — он смотрит на мяч в своих руках и под крики заключенных прощается с Рок Ли. Напоследок замахивается и бросает мяч в сторону напавшего, говоря одними губами: «Еще раз бросишь мяч — не встанешь», — хмыкнув, уходит в сторону двери. Ли ошарашенно наблюдает за происходящим: мяч заставил принимающего отступить на два шага, когда он его поймал. Заключенные на площадке с интересом смотрят в сторону уходящего Узумаки. — Хороший бросок, — присвистывает Какузу, подходит к Дейдаре, который держит в руках мяч, и смеется: — Тебя чуть не сбило. — Интересный мальчик, — тот пристально смотрит в спину Наруто и хмыкает. Узумаки минует камеру Саске. Так же, как и Учиха ранее, втягивает ноздрями запах: нет на месте Саске. После этого он приходит в кабинет допроса и наконец присаживается напротив Ибики: — Ну что, продолжим? — Мы остановились на том, что ты позвонил своему брату и попросил тебя забрать, — Морино включает диктофон и смотрит на Наруто пристально. — Да помню я, помню, спасибо и на том, что память у меня очень хорошая, — Намикадзе хмыкает и продолжает: — Ехали они долго, но…***
— А мы точно едем в правильном направлении? — тихо спрашивает Хината, смотря в окно, пока они проезжают мимо очередного поселка. — Наруто скинул такие координаты, — Неджи следит за дорогой. Сегодня он за рулем, так как выпил меньше всех вчера. — Наруто мог ошибиться, — Менма вздыхает и качает головой, всматриваясь в карту, — блять, надо было дождаться Саске и ехать с ним! — Я вот не понимаю, — Шион поджимает раздраженно губы, — никого, кроме меня, тут не смущает, что мы не дождались пропавшего Саске и уехали все? — Итачи остался еще, — подмечает Неджи, — тем более все мы видели вчера, что им обоим лучше поговорить по душам после конфликта. Без наших ушей. Шион неодобрительно хмыкает. — Милая, — Менма сжимает руку своей будущей жены, — это же Саске, он с того света вернется, если надо будет. Ничего с этим дебилом не случилось. Поистерил вот, а теперь проветрит голову и вернется. Да, с этим фактом спорить было бесполезно: Саске иногда любил съебаться в туман и пребывать в одиночестве, а после возвращаться как ни в чем не бывало — и все возвращалось в свое русло. — Тебе писал Саске? — тем временем напряженно спрашивает Карин, сидя за рулем, пока везет в огромном джипе Хьюго своих двух непутевых друзей, а также Сакуру и Ино. Еще с ними так и не пришедший в себя Сай. — Мы так его и не нашли, твою мать! Харуно с Яманака сидят в молчании. — Детка, да что ты кипишуешь, — Суйгецу закуривает и выдыхает дым в окно. — Это же Саске! — Во-первых, — Карин повышает голос, — не кури в машине, твою ж мать: она не твоя! Во-вторых, лучше бы ты вообще заткнулся, Су: если бы ты вчера его не накурил этим дерьмом, ничего бы не случилось! — Да что я-то! Он сам захотел! — Хозуки выкидывает косяк в окно и закрывает форточку. — Да, Карин, — Джуго подмечает, — Саске же взрослый человек, и он сам принимает решения. — Джуго, я не поняла, ты за меня или за нашего друга-идиота тут? — Карин все злится. — А можно вам не орать? — резко прерывает спор Сакура. — От того, что мы сейчас все тут разругаемся, Саске не найдется. — Говорит баба, которой больше всех похуй на Саске, — едко подмечает Ино. — Ты бы и вовсе о нем не вспомнила, если бы Какаши остался с тобой на ночь! — Ино, ты меня, конечно, извини, — Харуно взрывается, — но завали-ка ты ебало лучше! У тебя что, недотрах? — Недотрах тут у тебя одной! — подруга краснеет от злости. Как только они приехали сюда, они с Сакурой словно стали максимально чужими друг для друга людьми, потеряв нить понимания на корню. — Девушки, успокоитесь… Пожалуйста, — Сай выдыхает и отчаянно понемногу наливает в бутылку со свежей водой капли, которые дал ему Какаши. — Да ты вообще с Саем спала! Лучше бы ты молчала! — Сакура переходит на крик. — У нас ничего не было, а ты ведешь себя, блядь, как шалава с недоебом! — Заткнулись все! — Карин бьет по тормозам и съезжает с трассы, останавливая машину на полосе разгона. Ее уже трясет от злости. — Да что с вами со всеми, блять, не так? Я не понимаю! — она оборачивается и смотрит на всех с настоящей яростью. — Один наш друг, сука, в больнице с хуй пойми чем лежит! Другой пропал и до сих пор не вернулся домой! И это в незнакомой, сука, местности! А его брат и вовсе ведет себя как полный мудак, а вы, блять, тут решили обсудить ваш сексуальный опыт? — она орет и орет, и крик этот сравним с раскатами грома. — Может, вам выйти из машины и дойти пешком, мозги проветрить?! Последнее, что я хочу слышать, это ваше нытье, ибо меня ебет в жизни только две вещи: эти два дебила и Саске. Саске ебет Наруто и его брат, следовательно, состояние Наруто ебет и меня! Давайте будем честны, Наруто и Саске — это два связывающих нас звена, без которых всей нашей ахуенно дружной компании давно бы настал пиздец! Ино понимает ее. Карин говорила правду. Без Саске они бы не общались с ними, без Наруто они бы не общались с половиной собравшихся в этом доме точно. Она и сама волнуется за Саске, потому что приписывает себя больше к его категории, а также к Саю, который был навечно связан с Наруто. В конце концов говорит тихо: — Извини. — Вы выходите или вы закончили? — Прости, — Сакура выдыхает, — мы просто... — Мы едем молча? Да, они дальше ехали молча.***
Наруто было так непривычно находиться одному в палате. И это с учетом того, что никто к нему больше не заходил и никакой информации по поводу его здоровья не давал. Сначала он пытался развлечь себя тем, что изучал пейзажи за окном. Данное занятие ему примерно через полчаса попросту надоело. Медсестра по имени Рин пришла в его палату и наконец вынула этот впившийся в вену катетер. Наруто смог передвигаться по палате спокойно. Что Тобирама, что его помощница куда-то бесследно исчезли. Узумаки начал заметно скучать. Писал сначала сообщения Саске, но так ответа и не дождался. После начал ему звонить, но, опять же, абонент на той стороне провода монотонно говорил ему из раза в раз: «Данный абонент недоступен, повторите попытку позже». На пятнадцатый раз Наруто достало слышать одно и то же, и он просто вышел из своей палаты и в больничной одежде начал прогуливаться по всему этажу больницы. Ничего странного или нетипичного для такого учреждения он для себя не приметил, кроме того, что здесь было слишком стерильно и попросту воняло дезинфектором из всех углов. Ему разрешили прогуляться по всему отделению. Он даже дошел до отсека инфекционных больных с подозрением на рак и увидел сквозь окошко в двери мальчика с длинными волосами, который очень был похож на девочку. — Хаку, дорогой, — незнакомая медсестра пыталась вставить ему катетер в руку, — потерпи немного, мне надо, как обычно, поставить тебе капельницу. — А дядя Забуза приходил? — очень худощавый мальчик с впалыми щеками в надежде смотрел на медсестру. — Я его уже два дня не видел. — Дядя Забуза подойдет к тебе завтра утром, он же говорил тебе, что работает и не сможет приехать сегодня, — девушка вздыхает и поворачивается в сторону Наруто, который застыл в проеме у входа и с огромным сочувствием смотрел на умирающего подростка. Поставив капельницу, она подходит к двери. Рак — ужасная болезнь, до сих пор, как бы ученые и медики ни старались, так и не нашли волшебного лекарства от него. Очень тяжело было видеть людей, которые банально сгорают на глазах родственников, увядают. И ничего нельзя с этим поделать. — Чем он болен? — Узумаки сам не знает, зачем спрашивает совершенно незнакомую ему женщину, смотря на юношу, и сдерживает какой-то странный порыв взять и войти в палату, чтобы обнять этого мальчишку. — Рак лобной части головного мозга, последняя стадия, — медсестра отвечает тихо и, сглатывая, мотает головой. — К нему приходят посетители? — Наруто спрашивает так же тихо. — Он спрашивал про кого-то, извините, я случайно подслушал ваш разговор, я не специально... — Больше нет, — она виновато отводит взгляд. — Но вы сказали, что… — Господин Забуза умер вчера в соседнем отделении. Простите, я должна идти к другим пациентам… — девушка закусывает губы и уходит. Узумаки сочувственно смотрит в окошко палаты и, наконец отведя взгляд, уходит из этого отделения: тяжело стало. Некомфортно и как-то тоскливо. До своего отделения он дошел молча. Лег в кровать и принялся читать ту самую бумагу, которую ему протянул Саске накануне. Чем дольше Наруто читал, тем больше понимал, что ничего, по сути, и не понимает: что именно там было написано? Потому что в газетной выписке было расписано про какие-то выборы в президенты, которые были прошлой весной, и прогнозы погоды. Зачем ему это дал Саске и почему с таким волнением — он так и не понял, и поэтому попросту засунул газетные вырезки обратно в свой карман толстовки. После такого маленького мозгового штурма Узумаки безмятежно уснул. По итогу проспал примерно час. А разбудил его не кто иной, как Тобирама, который радостно сказал ему: — Ну что, Наруто, ты можешь ехать обратно домой. Ибо повторные анализы не дали никаких смущающих нас показателей, — он улыбается ему широко, на что Наруто сонно моргает. — Если это был вирус, то он как-то очень быстро исчез с помощью нашей медикаментозной помощи. А если же отравление, то оно сошло на нет полностью. Анализы твоего друга тоже чистые. Ты можешь ехать домой. — Правда? — Узумаки обрадовался. — Сейчас? — он сразу же будто пробудился от спячки и оживился. — Нет, ну если ты хочешь еще полежать в нашей клинике и отдохнуть денек, я не против, конечно, но, мне кажется, ты не для этого сюда приехал, чтобы на больничной койке валяться, не так ли? Да, я думаю, и твой друг там без тебя уже соскучился, так что... — Тобирама подмигивает ему. — Кхе, — Наруто прочищает горло, — да, вы правы, и спасибо вам большое… — он смущенно улыбается. — Я позвоню брату и попрошу, чтобы он меня забрал домой. — Конечно. К тому же… Твоя страховка покрыла лечение, — Сенджу наконец встает и поворачивается к Наруто, а тот в очередной раз завидует ширине плеч этого мужчины, — так что ты ничего нам не должен. Рин тебе даст выписку, и ты можешь дождаться своих друзей или в палате, или в холле, как тебе будет удобнее и комфортнее. — Спасибо, — как только Тобирама выходит, Наруто кивает и встает резко с кровати, но впоследствии понимает, что его голова кружится от такого внезапного скачка давления. Пришлось сесть обратно на кровать. И вот он наконец звонит брату, чтобы друзья забрали его наконец домой. Менма обещал быть в течение часа.***
Каково было удивление Саске, который, наконец дойдя до дома, понял, что дверь открыта и в доме попросту никого нет, как и машин — их нет тоже. Нет ни Наруто, ни Итачи. — Вот видишь, малыш, — раздается знакомый ему голос в голове, — тебя все бросили, как когда-то бросили и меня. Даже твой родной брат и лучший друг. Бросили. Тебя, — голос приобретает окрас знакомых интонаций и тембра, ибо уже полностью походит на собственный. Саске отмахивается от этих мыслей. Ему становится не по себе. Он вбегает в дом, кидает взгляд на стол, на котором стоят кружки, из которых, вероятно, ребята пили недавно чай или же кофе. Бежит на второй этаж и сразу же вытаскивает портативку для телефона, который так и не получилось зарядить у Мадары. Нетерпеливо пытается дождаться, пока телефон включится. Но тот безмолвно молчит темным экраном. — Говно, — Саске фыркает и обещает себе купить наконец новый телефон, который будет держать заряд дольше, а еще лучше, если будет функция отслеживания геолокации других абонентов. Так, по крайней мере, ему точно будет гораздо спокойнее в следующие раз. Пока телефон все еще молчит, Учиха-младший решает в который раз осмотреть дом и найти что-то новое: прошлые находки его настолько поразили, что хотелось найти в этом доме что-то еще. На кухне в раковине сложена немытая посуда, что означает: ребята просто отъехали за продуктами или еще чем-то. А вот где Итачи — это оставалось полнейшей загадкой. Даже если ребята поехали за Наруто, которого точно должны были выписать сегодня, то какого хрена его брат не дождался — да, это тоже было ему крайне непонятно. Не припомнит он, чтобы Итачи в его жизни волновало нечто большее, чем он сам и Саске, про Наруто тут и смысла толковать не было. На Узумаки Итачи было совершенно и глубоко насрать. Но с этим Саске разберется позже. Рука, несмотря на всю дезинфекцию, которую ему сделал Мадара, чесалась так, будто там открытая рана образовалась, которая начала гноиться. Разбинтовывать он ее не решался: мало какую заразу занести можно еще случайно — рисковать смысла не было. По итогу он решил пройтись еще раз по первому этажу и перейти на второй, если ничего интересного не найдет тут. Ему захотелось еще раз внимательно осмотреть ту самую фотографию, которая в самый первый день привлекла его внимания. Туда он и направился. Снимок в рамке лежал на прежнем месте, точнее, висел на стене. Саске, недолго думая, снял рамку с петель и попросту разбил ее. Стекло посыпалось по полу, Саске аккуратно собрал его совком и выкинул в ближайший пакет для отходов. Фотографию же вынул и заметил одну странность — бумажка: она была выцветшей и старой, выпала из рамы бесшумно на пол. Ее Учиха поднял тоже, засунув в карман, чтобы лучше разглядеть все при дневном свете. Стали слышаться внезапно капли проливного дождя, который начал отбивать наружные окна. Погода тут действительно менялась крайне быстро и неадекватно, будто они жили не в солнечной столице Америки, а в Лондоне, где такая погода была всегда сроду нормы. Саске лишь фыркает и идет дальше по дому. Внимание его привлекла еще одна комната и, конечно, очередное огромное зеркало в проеме. Такое ощущение, что зеркала тут имели какое-то свое особое значение: их было слишком много на пару квадратных метров дома. Тем временем страх Учихи перед зеркальными поверхностями никуда не делся. Он, отгоняя ненужные мысли, в очередной раз поспешно проходит мимо зеркала и слышит очередной едкий комментарий в своей голове. — Ты знаешь, я тоже боюсь зеркал после одного случая… Именно поэтому я в них и не смотрю: в них можно увидеть свое настоящее отражение, свое прошлое, которое я пытаюсь забыть. Саске поджимает губы и идет дальше в сторону дальней комнаты. Старая почерневшая дверь скрипит и сначала никак не хочет поддаваться напору. Саске всем своим телом толкает ее, и вот наконец она отворяется. В ноздри сразу ударяет запах сырости, наверняка помещение давно никто не проветривал. И тут он понимает, что в этой комнате нет окон. — Смотри, братик, какая комната нам выпала. Мы будем в ней теперь жить с тобой вдвоем, — резко слышится детский голос, и Саске будто начинает видеть перед собой картину, как мальчик, примерно лет десяти, пробегает мимо него и опускается на кровать, стоящую у стены. — Тут неплохо, да, брат? Саске всматривается в мальчонку и осознает ошарашенно, что видит свою копию, прямо точь-в-точь он в своем далеком детстве. Двойник смотрит на него. — Тут нет окон, — отвечает кто-то за Саске, и сам Саске с озадаченностью присаживается на соседнюю кровать. — Тут мрачновато, я бы сказал. Учиха долго пытается расслышать, что же ему ответили, но слова смешиваются с подкатившим к гортани кому. Рука начинает зудеть сильнее. Саске встает и включает свет. Лампа с писком загорается на потолке, и перед ним предстает огромный настенный шкаф, который заполняет всю стену. На полках лежат какие-то старые игрушки, от которых точно будет стоять дым столбом, если по ним ударить ладонью. Дальше он подходит к столику и замечает стопку книг. Берет их в руки и понимает, что понятия не имеет, на каком языке они написаны. Явно на каком-то древнем: чем-то напоминает английское смешение с немецкими корнями. Учиха вынимает первую попавшуюся под руку книгу и открывает ее. Страницы в ней от старости слиплись, и половина текста отпечаталась и размазалась. В книге присутствует множество иллюстраций непонятного формата и, только всмотревшись в них, до Саске доходит: это религиозная тематика с какими-то пентаграммами и описаниями, отчего Саске становится еще дискомфортнее, нежели было до этого. Он проводит там несчетное его сознанием время и наконец достает самую последнюю книгу, потертую и больше напоминающую чем-то блокнот. В ней много старых дат столетней давности, однако почерк писавшего чернилами настолько неразборчив, что понять что-то кроме дат крайне трудно. Единственное, что его внимание привлекало, это цифры. Саске говорит вслух, читая цифру: — Один, — он перелистывает страницы, большинство из которых были расписаны этими единицами, и, наконец дойдя до середины, видит цифру два. Два — и почерк писавшего крайне меняет свой стиль. — Это что, язык какой-то? — Саске хмурится и листает дальше. — Три, — он продолжает переворачивать страницу за страницей, и почерк меняется опять, как и даты. Если он правильно понял, то это… — Это года, — Учиха пролистывает взволнованно назад и начинает считать. — Один, три… — листает дальше и доходит до конца, где красуется цифра: — Шесть. Дневник заканчивается написанной цифрой — сто тридцать пять. Ну и ребус, — Саске выдыхает, вспоминает про свой, должно быть, уже хоть немного зарядившийся телефон и, забирая этот странный дневник, идет на второй этаж. Телефон показывает ему множество звонков. От друзей и от Наруто. Сообщения. И ничего от Итачи. — Обиделся мудак, — Саске и сам не понимает, он сейчас транслирует обиду свою, приписывая ее брату, или же брата. Читает сообщения от Наруто и ловит странное замешательство. Перечитывает еще раз. «Саске, еще раз привет, — он читает эти слова голосом Узумаки и видит перед собой лицо лучшего друга, который, поджав губы, пишет ему. — Я триста раз перечитал эти газетные выписки, но так и не понял, зачем ты мне их дал. Я и сам знаю про выборы в президенты, которые у нас недавно прошли, и о погоде, но зачем ты мне дал эти бумаги… Я так и не понял». «Выборы? О погоде? О чем ты?» — Саске не понимает сообщение от слова совсем и читает дальше. «Меня, в общем, выписывают, до тебя не дозвонился никак, ты обиделся на меня? Увидимся скоро и поговорим, мне показалось, ты был очень взволнован». «Наруто, я дома, о чем ты пишешь, я не понимаю, и...» — телефон опять затухает, так и не дав Саске отправить сообщение. — Блять! — он вскрикивает в очередной раз и слышит странный скрип: у него тупо сдох провод сейчас. — Ебанная техника! — он кричит отчаянно и откидывает погасший телефон в сторону. Берет с собой провод и идет на первый этаж, чтобы попробовать зарядить телефон там, однако внезапно слышит какой-то писк и шум. Отступает. Выходит. Никого. Видимо, показалось. Обычная пробежавшая крыса. C каких пор в этом доме крысы тоже завелись? Наверное, было дело в сточных трубах или стенах. Наконец выходит на улицу. Погода снаружи опять стала солнечной. Саске рассматривает фотографию более внимательно. Лица людей на фото ему по-прежнему неизвестны, хотя привлекают внимания два. Такое ощущение, что он точно где-то встречал этих двоих, стоящих в первом ряду, но по древности даты, когда была сделана черно-белая фотография, было невозможно такое совпадение, хотя бы потому, что Саске еще в то время не то что не родился… Его родители даже вряд ли родились. Он открывает бумажку, разворачивает ее и читает внимательно. Опять странные цифры. 1 3 6 И надпись: «У болезни существует три этапа. Первый — когда ты о ней узнаешь. Второй — когда ты с ней борешься. И третий — когда ты себя в ней теряешь». — Да тут все какие-то ебанутые явно жили, — Саске запихивает бумагу обратно, смотрит скучающе на пустующую улицу и возвращается обратно в дом. Крысы уже стоят прямо перед ним у порога и внимательно смотрят на него — одна белая, другая черная. — Просто крыса, не паникуй, — Учиха обходит животных и пытается убедить себя, что все нормально и дом просто старый. В итоге решает дойти до кухни. Однако вдруг понимает: что-то изменилось. — Брат, они поставили зеркало в нашей спальне, чтобы мы всегда выглядели хорошо и могли на себя смотреть… Зеркало огромное, которое до этого висело на стене... Отражение теперь в нем Саске видел благодаря слегка приоткрытой двери комнаты, из которой вышел до того, как пошел на второй этаж. Саске замирает, и по его спине пробегает настоящий озноб. Телефон его так и не зарядился. Крысы сожрали провод. — Надо убрать это зеркало, оно мне не нравится, брат, — опять Саске слышит знакомый ему голос, который кажется ему своим, и отступает на шаг. — Нет, я хочу, чтобы оно осталось, ну пожалуйста, — слышится всхлип во втором голосе, и тут до Саске доходит... Это было на самом деле. В далеком прошлом. Отец принес в их комнату огромное зеркало и поставил прямиком у кровати, чтобы Саске... Смотрел.***
Наруто, когда увидел первым делом наконец приехавших за ним друзей и членов семьи, сначала радуется очень, обнимая всех и показывая заветную выписку от врачей, но вдруг внезапно заминается и спрашивает: — А где Саске? — это был первый вопрос, который он задал во время сборов до машины. Сай смерил его тяжелым взглядом и покачал головой, вызывая такой реакцией нервный смешок. — Ребят? — Наруто повысил голос, все-таки с желанием узнать ответ на свой вопрос, как только они сели в машину. Теперь он ехал с Саем, братом и Шион, Ино, которая отказалась ехать в машине с психованной Сакурой, и Хинатой. На том самом джипе. Неджи теперь ехал на другой в компании Карин, Сакуры и остальных. На этот раз за руль села Ино. Поменялись. — Тут такое дело, ты только не волнуйся, — брат пытался говорить как можно мягче. — Мы немного вчера все выпили на нервной почве из-за тебя. — Покурили, — добавила Ино и наконец выехала на трассу. — Ну, и в итоге Саске с Итачи разосрались у всех на глазах и опозорили нас перед соседями, — закончил за них Сай, который сидел впереди и даже не хотел смотреть на Наруто из-за нарастающего раздражения в груди из-за ревности. — И? — Наруто поднимает бровь, и Хината сжимает его руку резко в успокоительном жесте. — В общем, — девушка пытается правильно подобрать слова в попытках снизить возникшее напряжение. — Саске... Он немного перепил… И... — Съебался в лес гулять на всю ночь. — снова грубо заканчивает Сай за всех, закуривая в окно. — На утро он так и не вернулся, телефон его был выключен. Скорее всего, он его проебал по дороге, учитывая, в какое дерьмо он вчера был. Повисла пауза. — Вы... — у Узумаки дергается губа, и он пытается сейчас переварить полученную информацию. — Но это же Саске! Он наверняка ушел спать к Обито… — Менма пытается как можно быстрее успокоить брата. — Наруто, ну ты же знаешь Саске, он часто куда-то съебывает, чтобы успокоиться, и... — То есть, вы бросили человека одного в лесу в совершенно незнакомой ему местности? Даже без попыток его искать? — голос Наруто был настолько натянутый и сухой, что страшно стало даже Ино, которая пыталась ехать по трассе спокойно, видя машину впереди остальных. — Не, ну не то чтобы бросили. Просто мы были настолько выпившие, что… — Менма и сам понимает, как это сейчас звучит. — Почему мне никто не сказал? Цвет глаз Наруто с небесной голубизны начинает приобретать окрас ледовитого океана в запредельную стужу. И это, все знали, хуевое знамение. — Потому что ты ему и не брат, и не родитель. И ты тоже! Тебе надо было отдыхать, а не нервничать за друга-долбоеба, который привык, что весь мир на нем одном заканчивается, — Сай резко разворачивается и смотрит пристально в глаза лучшего друга. Наруто смеряет его тяжелым взглядом, все притихли. — А что, я не прав? Кто-нибудь тут со мной не согласен, что, блять, Саске у нас, нахуй, центр внимания по жизни, аж тошно уже! — он повышает голос, и Наруто шумно выдыхает. — Ты за языком смотри, друг, — Узумаки медленно начинает закипать, и Ино закусывает губы. — А то что, вырвешь его мне? — Сай не успокаивается и начинает агрессировать следом. — Сай... — уголки губы Наруто дергаются. — Да что САЙ? ЧТО? — парень начинает орать. — Ты, блять, носишься с этим Саске как с маленьким, когда все вокруг взрослые и самостоятельные люди, которые несут ответственность за свою жизнь и поступки! Но, блять, не САСКЕ! — Сай смеется. — Без обид, Наруто, но ты ему не брат, это место около задницы Саске уже занято, и, поверь, далеко не братскими... — САЙ! — резко вскрикивают Ино и Менма в унисон. — Сай, угомонись! — Хината сама повышает голос. — Это ни к чему! — Нет, ну просто мне кажется один этот кретин не понимает, что, бля, бегает за человеком, которого родной брат ебет! — Сай полностью игнорирует сказанное друзьями, смотрит Наруто в глаза. — Уже все давно поняли в этом доме. И не только доме! Поняли, что они друг друга ебут. Да-да, не только морально. Но вот только не ты, Наруто! Ты не видишь этого! Ты, как собака, продолжаешь бегать за его задницей, напрочь игнорируя, бля, что меня, что даже своего родного брата, что подруг! Всем на тебя не похуй, кроме твоего любимого САСКЕ, который на тебя глубоко срал! Лучше бы он этого не говорил. — Ино, останови машину, — губы Наруто уже неимоверно дрожат. — Наруто, уже темно, нам пора бы... — Я СКАЗАЛ, ОСТАНОВИ ЕБАННУЮ МАШИНУ! СЕЙЧАС ЖЕ!!! Ино, выдыхая, бьет по тормозам и сворачивает в сторону поселка. Наруто резко открывает дверь, хлопает ею и вытаскивает Сая из машины, грубо толкает его в сторону леса и орет. — Что ты сейчас, блять, сказал? ПОВТОРИ, САЙ! — Пизда, — Менма смотрит на Хинату, которая прикладывает ладонь в машине ко лбу и сжимает ногтями кожу. — Просто пизда. — ЧТО СЛЫШАЛ, НАРУТО! — орет Сай ему в ответ и сплевывает. — Может, вам поебаться уже и успокоиться?! А, ну да, прости, я же забыл, что место ебаря твоего Саске уже его родным братом занято! И это понимают все, кроме тебя, долбоеба такого! Как же бесит. Сука, аж зубы сводит. Весь этот дебилизм. Саске, сука, бесит. Наруто бесит. Итачи бесит. Менма, который отмалчивается, бесит. Хината, которая избегает конфликтов, бесит. Ино, которая напоминает ему о его изъяне, тоже бесит. Все, сука, бесят. Удар в челюсть приходит внезапно. Сай даже толком не успевает отреагировать, он лишь переводит все внимание резко на Наруто и видит полностью разъяренный взгляд, направленный в его сторону. При свете фар от машины вперемешку с крайне плохим освещением, которое граничило уже с первой степенью заката, цвет глаз Наруто, отражая все цвета, приобрел крайне странный оттенок. Они попросту казались оранжевого-красного отлива. Сам не успевает толком ничего сказать, как Наруто вбивает его в ближайшее стоящее дерево. — Повтори, — он рычит и замахивается кулаком еще раз, — сука, повтори, что ты сейчас сказал! — Твой Мадара зациклен только на брате! — орет в лицо Данзо с обиды от того, что Тобирама помешался на этих Учихах. — Я не удивлюсь, если они ебались в вашей каморке, пока ты так отчаянно учил лечебное дело! Это был первый раз в жизни, когда одно неправильное слово вывело всегда спокойного Тобираму, ставшего холодным и отстраненным человеком. Удар мощный приходится в солнечное сплетение Данзо и выбивает из его легких дыхание напрочь. Тобираму пытаются отпихнуть от Данзо, на которого тот набросился и со всей силы все еще бьет в живот раз за разом. — Тобирама! — вскрикивает Хаширама и пытается брата заломать. — Повтори, что ты сейчас сказал! Хаширама и все собравшиеся в доме люди впервые увидели, что обычно небесного цвета глаза Тобирамы налились от злобы кровью до такой степени, что капилляры в одном глазу попросту лопнули. — Наруто! — Менма выбегает из машины, оставляя притихшую Хинату и Шион в машине. — Перестань! Ино подбегает к Саю и помогает ему встать, машину она заглушила. Менма хватает сзади брата и пытается сдержать его, прикладывая все силы для этого. Все знали, что обычно улыбающийся Наруто, который излучал добро и легкость, в моменты, когда злится — это крайне страшное зрелище. Узумаки выплевывает собравшуюся слюну на землю и отталкивает брата от себя. — Да пошли вы все на хуй! — он идет в сторону леса. — Сам до дома дойду! — Наруто, да куда ты! — Менма бежит следом и понимает, что слишком темно, ничего не видно. Стемнело слишком как-то быстро. — Твою мать, Наруто! Узумаки просто идет по лесу и пытается отдышаться. Злость, резко ударившая в голову, вызывает прилив адреналина, и он пытается унять подскочившее давление. Менма возвращается обреченно обратно и выдыхает. — Кто тебя за язык тянул, Сай? — он кидает злобно, смотря на друга, и матерится. — Да достало меня уже все! — Сай отпихивает Ино от себя грубо и смотрит со злостью в сторону дороги и тропинки, по которой ушел Наруто. — Пусть, нахуй, идет, как вернемся обратно в столицу, я, нахуй, беру перерыв от этого общения! Ино устало возвращается к девушкам и пытается завести машину. Еще раз. Постепенно понимает, что не заводится ничего. В итоге они просто застряли непонятно где на трассе. Машина заглохла. Стемнело. — Ну пиздец, меня же твой брат убьет, — из груди вырывается смешок Яманака. — Она сломалась, блять! Менма находит свой телефон, достает и видит: сеть тут совершенно не ловит. — Ребят, — он с опаской наконец говорит, — у вас сеть ловит? Все оборачиваются на него и достают свои телефоны. Сеть действительно не ловит ни один телефон. А в дали слышится звук мотора машин на трассе.***
— Зачем ты ушел от своих друзей в темный лес? — Ибики явно не понимает логичности действий в процессе рассказа и начинает подозревать что-то неладное, но пока неизвестно, что именно. — Я был зол, — моментально отвечает Наруто, смеряя следователя пристальным взглядом, — мне проще было прогуляться, подышать свежим летним воздухом, нежели отдубасить Сая за его длинный язык еще сильнее. Пелена злости накрывает меня всегда настолько, что я становлюсь крайне неприятным собеседником. — И сколько ты шел по лесу? Наруто смотрит на настенные часы: почти десять вечера. — Мне сложно сказать, я не считал, я просто шел куда глядят глаза и думал о своей жизни: думал о Сае, думал о брате, думал о родителях — и все мои мысли возвратились к словам, сказанным Саем о Саске. И я никак не мог успокоиться. Я был в бешенстве. — Из-за? — Ибики стало интересно, ведь даже сейчас на лице Наруто во время их разговора читалась злость, а сам Узумаки лишь выдыхал каждый раз от покалывания на кончиках пальцев. — От всего, — Наруто задумывается. — От всего и сразу, — он закидывает ногу на ногу. — Понимаете, мы приехали в эту жопу мира с мыслью просто отдохнуть, хорошо провести время, но у нас что-то не получалось никак: события стали происходить как-то слишком быстро. И вместо отдыха… — …. Мы получили лишь порцию нового говна и проблем, решение которых в голове как-то не складывалось, — Саске курит, смотря на настенные часы, и переводит взгляд на Анко. — Что ты делал в том доме дальше, Саске? — Анко отслеживает импульсы датчиков, прикрепленных к Саске во время допроса, и записывает на бумагу себе показатели… которые… прямой линией говорили сами за себя, что Саске был сейчас совершенно искренним с ней. — Я ждал брата и Наруто в доме. Молча сидел и ждал, — Учиха выдыхает, — я думал, что дождусь хоть кого-то, когда стемнело уже, но в итоге… — он задумывается. — Что в итоге? — В итоге я просто встал и пошел к Обито домой, я был точно уверен, что Итачи именно там, а нам поговорить с ним нужно было точно. Я не понимал, что происходит, хотел понять и боялся некоторых вещей. Аппарат показывает всю такую же ровную линию. — Чего именно? — Анко кивает ему. — Я боялся, — Саске смотрит флегматично на то, как стрелки часов переваливаются по цифрам дальше, так же лениво он переводит взгляд на Анко и говорит тихо: — Я боялся, что нашему общению с братом пришел попросту конец.***
Саске искренне устал сидеть дома и попросту пошел к Обито с явным намерением поговорить с Итачи, который должен быть именно там, раз они стали такими друзьями. Где еще его тупому брату — хотя тупым он явно не был — ошиваться, держа обиду на младшего. Саске оставляет запасные ключи под порогом, а одни берет с собой. Отходит от дома, не смотря в окна больше: ему в прошлый раз хватило странных глюков в окне. Так он и не видит, как из окна на него смотрит пара черных глаз. Таких же, как и у него самого. Смотрят с явным интересом. Со второго этажа. Руки, в которых странная на вид статуэтка. Мужчина пристально наблюдает за отдаляющимся силуэтом и наконец прикрывает глаза в усмешке. — А он хороший кандидат», — говорят на непонятном языке. Сзади слышится жалобный стон. — Ну что ты опять начинаешь, я же ничего плохого не делаю, — мужчина в окне качает головой, — а ты вечно ноешь и тебе все, как обычно, не нравится, — он сжимает статуэтку в руках, и сзади слышится кряхтение. — И... — слышится кряхтение. — Не на… — Ты поспи, — взгляд мужчины резко темнеет, и он надавливает на статуэтку в определенном месте. Жалобный скулеж в вперемешку с криком боли. — Не придумывай и не симулируй, я же знаю, что тебе не больно. Больно тебе было тогда... — мужчина с азартом смотрит позади себя. — Или ты уже забыл, каково тебе тогда было? Он наконец разворачивается и смотрит на съежившегося человека. Это человек, что, прижавшись к стенке, даже не смотрит на него. Все его тело пронзают металлические прутья, которые, если вытащить, образуют настоящие дыры на теле. На шее человека огромный ошейник, и мужчина у окна держит, цепь в руках как хозяин животного. Он дергает цепь с удовольствием на себя, вызывая очередной скулёж боли, и наконец подходит ближе к своему пленнику, присаживается на корточки, пытается погладить чужую щеке, но тот лишь отворачивается. Вызывает таким противостоянием настоящую усмешку. Второй тянет цепь на себя, заставляя пленника посмотреть на себя глаза в глаза. Измученный взгляд устремлен на своего покровителя, и в нем горит настоящая печаль. — А знаешь, за что я все это делаю с тобой? — мужчина смеется и гладит свою добычу по голове ласково, а потом резко и со всей мощи пробивает огромную гниющую рану в грудной клетке пленника. Слушает крики боли с упованием. — Потому что ты мало того, что предал меня… Всю мою любовь к тебе... — он все еще смотрит на пленника. — Ты выбрал не меня даже тогда. А я такое не прощаю, я дал тебе выбор, но даже тогда ты выбрал второй раз не меня, — он качает головой в знаке сочувствия. — Я не мог тебе этого простить. Все, что я делал и сделал, было все ради того, чтобы мы были вместе, как нам и было предначертано. А если счастлив я никогда не был с тобой — никто счастлив не будет и в этом мире. А ты помнишь, что ты сделал, любовь моя? — он видит в чужих глазах настоящий страх. Пленник качает головой. — А помнишь, что сделал я? — Хватит… — слышится стон. — Пожалуйста, И… — Я освежу тебе память, — мужчина с наслаждением дотрагивается пальцами до головы пленника, и сознание того начинает пылать от ужасных картин. — Все, что происходило и происходит… Все из-за тебя. Это твоя вина. И твой неправильный выбор. Саске доходит до дома братьев. Горит свет везде. Учиха тарабанит с кулака в дверь, и ему спустя пару минут открывает Обито. — О, привет, пропажа, — иронично отвечает ему хозяин дома и видит злобный взгляд напротив. — Где мой брат? — Саске моментально заводится от этого ироничного тона. — Твой брат с моим братом, — с усмешкой отвечает Обито. — Что-то случилось? — Да все ахуенно! Мне надо забрать Итачи домой! — Саске пытается отпихнуть в сторону Обито, ставит резко руку в проем двери, но Обито лишь усмехается. — А Итачи хочет домой? — Обито, — рычит Саске, — мне надо поговорить со своим братом. Или ты меня в дом не пустишь? — Саске-Саске-Саске, — Обито смеется, — чтобы зайти в чужой дом и чтобы тебе были в нем рады, нужно получить разрешение на это: и дома, и хозяина. — А на хуй тебе не пойти? — первое, о чем подумал Саске, но решил не накалять и так не особо приятную за последние пару дней ситуацию. Выдыхая, меняет тактику: — Можно мне зайти в твой дом? — Ну вот видишь, Саске! А где «пожалуйста»? — Пожалуйста, — Саске натянуто улыбается. — На этот раз можно зайти, — Обито веселит издеваться над Саске, и он, отступая в сторону, пропускает того в свой дом. — Тебе там чай или кофе? Пить алкоголь предлагать не буду, у тебя хреново выходит. Саске пропускает это замечание мимо ушей и сразу спрашивает: — Где мой брат? — осматривает дом и, вроде, немного успокаивается, хотя только переступил порог дома. Осталось забрать Итачи и уходить. — Он в гостиной с Какаши, они в шашечки играют, хочешь присоединиться? — Обойдусь, — Саске сразу идет в указанную комнату и видит перед собой следующее... Какаши сидит с Итачи на полу в турецкой позе, и они действительно играют в нарды, а в воздухе царит какой-то запах аромамасел, причем около кружки Итачи медленно колышется пар. — Йо, Саске, — Какаши моментально обращается к нему, даже еще не посмотрев, и улыбается. Итачи сидит к Саске спиной и думает над своим ходом. — Привет, Какаши, — Саске кивает ему и обращается к брату: — Итачи, нам надо домой. Брат игнорирует его. Делает медленно ход, и Какаши задумывается над своим. — Мне кажется, им лучше дать доиграть, — шепчет на ухо Обито, отчего Саске дергается. Он не слышал, как мужчина подошел сзади. Словно появился из воздуха. — Итачи, ты слышишь меня? — Саске начинает заводиться опять. — Блять, да посмотри ты на меня и оставь свои игрульки уже! — Твой ход, — Какаши ставит свою фигурку на доску и растирает шею, — Саске, извини, у нас тут битва умов, мы скоро закончим. Саске делает глубокий вдох, а затем глубокий выдох. Итачи, конечно, был упертым и имел крайне дерьмовый характер, особенно если на него обижен, но тут его уровень мудака просто зашкаливать начал. — Ита... — Посиди с Обито, Саске, я скоро закончу, и мы пойдем домой, — слышится спокойный голос Итачи, — или подожди меня дома: тебе явно есть о чем подумать, — Итачи разворачивается и смеряет брата хладнокровным взглядом. — Так все-таки чаю? — Обито хлопает в ладоши. — У нас много есть! — он тянет Саске на себя, и Учиха-младший нехотя идет следом. — Хорошо, — Саске выдыхает, и наконец они оказываются на кухне. Обито заливает листья чая кипятком в заварнике и дает понюхать Саске, тот выбирает какой-то травяной и садится на стул. Осматривает кухню и выдыхает. Может, он действительно надумывает себе лишнего? Может, попросту дело в его крайне шизотипичной личности и явном отстранении от общества? Может, здесь было дело вовсе не в окружении, а в нем самом? Он запутался уже во всем. Привычная картина представлений об обществе начала рушиться, и Саске стал ощущать себя выкинутой на берег рыбой, которая задыхается без своей привычной среды обитания и не знает, получится ли у нее вернуться в свою прежнюю жизни или же... ...сдохнуть, так и не приспособившись к новой среде.***
Ино с Саем не знали, сколько времени они брели по темному шоссе. Сначала шли в полном молчании, оба не могли определиться, о чем им стоит сейчас поговорить. И стоит ли вообще. Все события стали как-то отчаянно давить на голову, на мысли, и хотелось просто верить в лучшее. Хотелось просто домой. — Зря ты так с ним, — Ино наконец-то говорит устало: после очередного пройденного километра икры ног начинали медленно наливаться свинцом и отдавать болью в мышцах. Слава богу ей не шестнадцать и не восемнадцать, ибо в тот период жизни они могли с Сакурой с дуру надеть каблуки. И какова была бы ирония, если бы ей сейчас пришлось идти по трассе в туфлях, напоминая с виду проститутку. Яманака шла держа руку вытянутой в надежде поймать попутчика. Еще веселее, если бы Ино шла босиком, напоминая кадр из фильма, но в реальной жизни всей романтизации, как в фильмах, не было бы. Единственное, что у нее в таком случае было бы — так это раны на ногах и грязь под ногтями, а также боль. Хотя, помнится, они с Сакурой одним летним вечером шли из клуба босиком, тогда еще был проливной дождь. Им знатно повезло, что Сакура взяла с собой балетки на смену. В итоге они разделили их между собой и так шли пьяные домой: у каждой одна нога была босая, вторая — в туфле, смеялись громко. И все было хорошо. Им было хорошо. — Кто бы говорил, — Сай наконец отвечает ей и задумывается. — Может, я и перегнул палку, — он смотрит вдоль дороги, все еще не видя ни одной машины навстречу, и отводит взгляд в профиль девушки, — но я просто заебался уже от этого любовного треугольника, я устал, понимаешь? Я заебался в края. — Я понимаю тебя, — Ино берет его под руку и отчаянно пытается найти хотя бы намек на машину вдали, — но и ты же понимаешь, что так только накалил и того хуевую ситуацию. — Зря мы сюда приехали, — Сай обреченно выдыхает, — ты извини, что я тебя толкнул, просто последние пару дней я испытываю такую злость, что уже и сам не понимаю, почему именно. — Ты любишь его, как и я Сакуру, просто нас не любят, — Яманака нехотя отвечает. — Хуево любить в одну сторону. — А может, нахуй их всех и будем встречаться? — Сай смеется. — Вот все ахуеют с поворота событий, и Саске будет счастлив, и Наруто с Сакурой. — Может, и правда всех нахуй, — улыбается подруга, — мы с тобой точно достойны большего, нежели вот этого неразделенного любовного говна! Сай смеется и прижимает подругу к себе ближе. Слова словами, а сердцу все-таки доказать правоту крайне сложно. — Устала я уже, — Ино поджимает губы, — давай передохнем. — Может, ляжем посреди дороги? И хуй с ним, пусть задавят? — Сай смеется. — А ты знаешь, давай ляжем и полежим, хуже уже точно не будет. И они легли оба посреди дороги. Смотрят в ночное небо, которое отражается в их глазах звездами, и думает каждый о своем. Шум машины они точно услышат, если не уснут. Спать не хотелось — хотелось просто лежать.***
— Что-то мне подсказывает, что Ино вместе с Саем явно не нашли попутку, — Шион выдыхает. — Пиздец какой-то, прости, милая, что вот так вот, — Менма сидит на бампере и курит. — Вот влипли. Еще и мой брат-долбоеб никак не возвращается. Ахуенно отпразднуем день рождения… — Если отпразднуем вообще, — добавляет Хината и закуривает сама. — Не знал, что ты куришь, — Намикадзе присвистывает и оценивающе проводит взглядом по сестре Шион. — По мне вообще мало что скажешь, — пожимает плечами девушка и выдыхает дым. — И давно? — Менма с интересом разглядывает девушку, оба сидят на машине. — Пару лет, пришлось успокаиваться хоть так, — Хьюго усмехается и смотрит вдаль. — Все-таки лучше бы нам сиделось дома или сняли бы мы отель, как и планировалось сначала. — Хотел острых впечатлений, думал, весело будет, — Менма виновато пожимает плечами. — Да и хотелось Наруто с Саске помирить, они повздорили накануне. — Вышло просто безудержное веселье, — Хината смеется. — Да в жопе мы полной, — смотрит на время. — Скоро полночь, а мы... — В ебенях, — заканчивает за нее Менма. — Впрочем, нам не привыкать, зато весело. — Заткнись, Менма, — девушка тушит сигарету о землю и вздыхает. Они вернулись в машину, а после задремали, но спустя время проснулись от резкого крика Шион: — Ребята, машина! Машина едет! Менма сразу открывает глаза, выбегает на дорогу, доставая жилет из бардачка, и машет руками. — Мы тут! Остановитесь!!! Машина огромных размеров резко останавливается прямо перед ними, и стекло опускается. — Дорогой? — женщина рядом на соседнем сидении водителя смотрит на человека за рулем… — Здравствуйте, у нас машина заглохла, вы можете нам помочь? Пожалуйста! — Менма тарабанит быстрее, чтобы эти проезжающие мимо них люди не послали их же и не уехали. — Там моя жена в машине и ее сестра, мы очень хотим попасть домой и вызвать эвакуатор. На него смотрят две пары карих глаз, мужчина переглядывается с женщиной и кивает. — Да, конечно. Мы поможем, вам куда-то недалеко? — Да нам в поселок один, я покажу дорогу. Спасибо большое! — Менма радуется такой удачи. Мужчина выходит из машины, и они доходят до машины Намикадзе. — Девушки, удача! Нас завезут домой! — Менма помогает выбраться Шион и Хинате и ведет их в сторону другой машины. Спаситель оценивающе проводит взглядом по машине и достает телефон: — Шоссе сто тридцать семь, нужен эвакуатор. Подождем и поедем. На странность, эвакуатор приехал через сорок минут. И вот наконец они садятся в машину все. Мужчина заводит свой джип. — Простите, я не представился, — Менма чешет затылок, — Я Менма Намикадзе, — на этих словах женщина с переднего сидения смотрит на его профиль в переднее стекло. — Это моя жена Шион и ее сестра Хината. — Меня Мито зовут, — женщина протягивает свою руку в кольцах к задним сидениям, — а это мой муж… — Хаширама Сенджу, — мужчина улыбается им всем, — ну что, поехали? Показывайте, куда ехать. — Спасибо, что помогли, — Хината благодарит и выдыхает спокойно. — Наши друзья там на другой трассе подмогу ищут. — О, там Данзо должен будет ехать домой, он их точно подберет, — Мито улыбается и кивает. Смотрит на Шион, и та смотрит в глаза женщины. Девушке становится отчего-то не по себе. — Вы беременны? — красноволосая Мито с интересом спрашивает, смотря на Шион. И та ошарашенно смотрит на нее в ответ. Откуда эта женщина знает? — Моя жена гинеколог просто, — Хаширама поспешно добавляет, — у нее на такие вещи глаз алмаз. — Как вы… — Шион смущается и запинается. — Да, я на четвертом месяце. — Беременные женщины выделяют такие феромоны, которые я, как специалист, за много лет давно стала нюхом ощущать, — Мито улыбается ей тепло, и самой Шион становится спокойнее. Так и едут они по ночной трассе — домой?***
— Обито? — Саске всматривается в чаинки, плавающие в чайнике. — Скажи, у вас с братом часто происходят разногласия и недопонимания? — он поднимает свой взгляд в сторону мужчины, который сидит и спокойно смотрит в окно. Обито переводит на младшего Учиху свое внимание и задумывается. — Мне кажется, у всех бывают в отношениях разногласия и недопонимания, это нормально, — тихо отвечает Обито, и Саске впервые видит на его губах искреннюю, хоть и немного вымученную улыбку. Не наигранную, но почему-то ужасно грустную. — И все же? — Саске отпивает глоток теплого чая и сверлит взглядом стол. — Сейчас нет, но в детстве и в чуть более зрелом возрасте, да, бывало пару раз, — тихо говорит Обито. Повисла пауза. — Один раз, много-много лет назад, — Обито говорит чуть тише, — у нас произошла очень неприятная ситуация, — Обито смотрит в сторону Какаши и поворачивается опять к Саске. — Мы очень сильно поругались с Какаши, и я думал, что после этого он меня никогда не простит. Саске видит во взгляде Обито чувство вины. Такие перемены поражают. — И как вы… — Но это еще не все, — Обито продолжает, — после этой ситуации мы не общались довольно-таки, — Обито усмехается, — долго: я был очень обижен на него и все никак не мог простить, но после все было хорошо. Мы возобновили общение, когда я, скажем так, обидел его в ответ, и... — Обито облизывает губы. — И единственное, что у нас осталось, так это мы с ним друг у друга. Так и вышло, что не общаться у нас не было шансов. Саске всматривается в Обито, и тот отводит взгляд. — А что случилось? — Саске спрашивает тихо, не понимая, переступает он грань чего-то личного или нет. — Моя... — Обито запинается. — Наша, — поправляет себя же, — подруга умерла по его вине, скажем так, и я долго не мог простить его и себя. — Себя? Почему? — Саске слушает ошарашенно. Обито молчит. Долго молчит. И не может дать вразумительный ответ. — Потому что он не... — Саске, я закончил, — Итачи наконец освободился и сейчас стоит в проеме двери. — Да, мы уже закончили, — Какаши пристально смотрит на Обито, и Саске замечает… будто Какаши заранее знал, что Обито скажет, и не дал ему это сделать. — Отлично, вам пора домой, — Обито облегченно вздыхает и встает из-за стола, подмигивая Саске, — потом как-нибудь поговорим по душам, если ты не против. Саске кивает ему. Все это поведение соседа вызывает у Саске смешанные чувства. Он словно увидел его настоящего на секунду, а попробовал дотянуться — и столкнулся со стеной. Ледяной. — Спокойной ночи, — Обито пожимает руку Итачи, то же следом делает и Какаши, пока братья Учиха стоят в прихожей. — Спасибо за все! — Итачи улыбается Какаши. Тем временем Обито отводит взгляд в сторону Саске. Неожиданно для всех, он наклоняется и сжимает Учиху-младшего в объятиях, открывает рот, чтобы что-то шепнуть на тому ухо, но, закусывая губы, просто отпускает от себя юношу и кивает. Гости уходят. Какаши и Обито закрывают за собой дверь. Обито моментально оказывается на кухне и готовится мыть чайник. — Ну и что на тебя нашло? — Хатаке спрашивает со спины, пока Обито молча моет чайник. В ответ молчание. — Зачем ты поднял эту тему? Обито замирает: — Подслушивать не хорошо, Какаши. — Губы дергаются. — Не лезь туда, куда не просят. — Ты же лезешь туда, куда тебя не просят, — мужчина резко хватает чужой локоть и сжимает то место до хруста. Обито выдыхает и легко отталкивает его, после чего вполне буднично идет в зал, чтобы собрать шахматы и в принципе убрать комнату. — Да что с тобой такое? Поговори со мной! — Хатаке начинает закипать и наваливается сзади на мужчину, валит того на пол и со всей силы бьет затылком о твердую поверхность пола. Обито сплевывает. — Неужели у Обито Учиха появились... Хм… — он усмехается. — Чувство жалости и сострадания к людям? — На хуй иди. Обито с ноги отпихивает Какаши, тот впечатывается в стену и фыркает. — А! Я понял! Он тебе самого себя напомнил! — Хатаке громогласно смеется. — Когда ты... Обито звереет на глазах. Резко сжимает челюсть Какаши и смотрит на него ледяными радужками, в которых зиждется черная бездна. — Еще одно слово, Какаши. Одно слово... — он говорит это низким голосом, и его губы дрожат. — Одно, сука, слово скажи, и я... — Что? Убьешь меня, как тогда? — Какаши искренне чуть ли не давится смехом иронии. — Мне уже не страшно, и… — Я тебя не убивал!!! — Учиха отталкивает его и идет в другую комнату. Какаши сплевывает и кричит следом: — Конечно нет, ты всего лишь… Ладно, Обито, проехали, ты устал. Пошли в кровать. Извини, я просто… Обито останавливается и сжимает руку в кулак. Разворачивается и смотрит на Какаши пристально. — Ответь мне на мой вопрос. Обещай, что ответишь. — Обещаю, — Какаши кивает. Молчание. Давящая тишина. — Почему ты не убил меня, когда я тебя умолял это сделать? — Учиха смотрит пристально и щурится. Хатаке отводит взгляд. Молчит. — Ты был сильнее меня. Я не мог. Обито фыркает. — Лжец! Все ты мог! Ты просто не хотел. Ты просто не хотел меня отпустить, Какаши!!! ТЫ МОГ! ПОТОМУ ЧТО Я УМОЛЯЛ ТЕБЯ ЭТО СДЕЛАТЬ! ТОГДА! СИДЯ В ЭТОМ ЕБАННОМ ДОМЕ! В ТОМ-ТО И ДЕЛО, ЧТО ТЫ МОГ! И НИЧЕГО БЫ НЕ БЫЛО! — Обито орет так, что его глаза очень сильно расширяются, однако резко успокаивается: — Ты что тогда мне соврал, что сейчас. Ты врешь мне каждый ебанный раз! Спокойной, блядь, ночи. Какаши остается один на первом этаже. Захлопнулась дверь в спальне. — Посплю в гостиной! — фыркает Хатаке и, проходя мимо шахматной доски, со злости скидывает ее на пол. Фигурки падают на пол и закатываются под диван.***
Ино с Саем очнулись, когда к ним взволнованно подбежали два человека. — Их сбило, что ли? — Нет. Сай резко открывает глаза и переводит взгляд на Яманака, которая уснула рядом на дороге. Смех смехом, а сбить и переехать их могли бы знатно. — Ино! Девушка резко вскакивает и вскрикивает, испугавшись двух мужчин, стоящих прямо перед ними. Те смотрят на них как на умалишенных. — Наркоманы, что ли? — Сарутоби! — Да что? Не каждый день увидишь, как люди на дорогах валяются. — Простите, мы... — Ино пытается прийти в себя и сразу ощущает, как тянет затылок. Отлежала. — Мы искали машину встречную, и как-то... — Не наркоманы, а это уже хорошо, — мужчина усмехается. — Помоги встать девушке, — командует второй и протягивает руку парню. — Эй ты, идти можешь? — Могу, — Сай вздыхает и с помощью незнакомца поднимается. — А теперь по порядку. Что случилось? — их обоих ведут в сторону машины, помогая передвигаться: что Ино, что Сай простыли очень сильно. — У нас машина сломалась, вот мы и разделились. Ушли в эту сторону искать попутчиков, а друзья остались там. — Ино показывает на другую дорогу. — Там Хаширама забрал уже ребят, — говорит Сарутоби. — Эвакуатор вызвал. — То есть, друзьям уже помогли? — Сай обрадовался даже. — Ну, слава богу. — Дерьмовое вы время выбрали, чтобы машины искать, друзья, — они наконец садятся в старенькую машину с кожаным салоном. — Нам надо друга найти, — туманно говорит Яманака, усевшись в кожанном салоне поудобнее, однако затем резко добавляет: — Он в ту сторону пошел, и... — Его там точно уже подобрали. Извини, детка я в ту сторону не поеду, вам куда? Сай наконец отогревается в салоне, сидя на заднем сидении, и пытается разглядеть лица водителей. Второго, что помог Ино, он не знает, а вот первого он точно где-то видел. Машина трогается. — Ну, говорите, куда вам ехать-то? — наконец водитель оборачивается, и по спине Сая пробегает холодок. Он точно его где-то видел. Юноша в итоге смотрит на мужчину как на призрака. — Вас как зовут, ребята? — Ино, — девушка протягивает руку. — А его Сай зовут, — друг бросает на Яманака строгий взгляд, и она непонимающе поднимает бровь. — Приятно познакомиться, отчаянные Ино и Сай, — мужчина усмехается. — Это Сарутоби. Второй мужчина, сидящий на переднем сидении, дружелюбно улыбается. — А меня Данзо зовут, — мужчина мягко улыбается. — Надеюсь, вы не маньяки и нас не убьете, аха-ха. Данзо. Сай словно только сейчас открывает глаза. — Простите, а мы не встречались раньше? — он вжимается в сидение, и его берет вторая волна холодного пота. Что за дерьмо происходит? Данзо внимательно смотрит на него и просто отвечает: — Эм, да нет, вроде. Мы вот работаем в больнице. Наши приятели, что подобрали ваших непутевых, тоже. Но подожди… Может, и встречались. Я столько людей встречаю за день, что уже и не припомню всех лиц и имен, — он заворачивает на повороте. — Так вам куда? — Прямо, — у Сая начинает просачиваться истерический смех. — Нам прямо… — Ну, прямо так прямо, — Данзо подмигивает, — Сару, врубай Депеш Мод, прокатимся с ветерком! Нам просто прямо. Потому что Сай не понимает. Это совпадение... Или он сошел с ума? И в первое, и во второе верилось с трудом. А пророком он не был до этой поездки явно.***
Итачи шел в сторону дома в абсолютном молчании, словно нарочно игнорируя присутствие Саске и уж тем более взгляды брата в его сторону, которые были ощутимы со спины на уровне кожи. Но Учиха-старший предпочитает напрочь их игнорировать и никаким образом не показывать, что они его выводят из равновесия. Обида, затаившаяся внутри, огромная, всеобъемлющая, до сих пор вспыхивала новыми языками пламени в районе грудины, отчего Итачи попросту лишний раз старался на брата не смотреть. Ему не хотелось на него смотреть — ему хотелось не видеть его вообще. Ближайших пару дней точно. И дело было даже не в самом Саске. Дело было в эмоциях, которые подсознательно младший вызывал. Итачи старался максимально глушить их изнутри. Они подходят к дому, так и не перекинувшись между собой даже парочкой фраз, и Саске только сейчас понимает, осмотревшись вокруг: ни одной машины так и не оказалось на своем прежнем месте, как и света из окон. Никто из ребят не вернулся домой. С одной стороны, данный факт, как и у любого нормального или же обычного человека, на уровне подсознания вызывал легкую тревогу. Хотя бы от того, что друзья и приятели были не дома, даже не в своей столице, а хрен пойми где, причем не имея даже крошечного представления о инфраструктуре данной местности. Но с другой стороны, на уровне тела, отсутствие других людей в доме вызывало чувство радости по двум причинам. Первая — они с братом наконец-то могут поговорить по душам, не сдерживая себя, не подбирая так называемые «правильные» слова, чтобы не сболтнуть лишнего для чужих ушей, что непременно, по закону природы, провоцирует нездоровый интерес к ним обоим, чего бы точно не хотелось. Вторая — Саске может не сдерживать свои накопившиеся эмоции, проявить их в полной мере в надежде на взаимность со стороны брата, чувства которого за последние дни снизились до диапазона эмоциональности зубочистки. Дверь открылась как-то слишком быстро, загоревшиеся лампочка на крыльце у дома — из-за датчика движения — послужила им помощником в этом нелегком деле. Саске сразу учуял ноздрями этот смерд, который исходил из наглухо запертой комнаты. Еще до того, пока он ее открыл. Саске быстро побежал в сторону кухни, чтобы отворить окна на микропроветривание. Хотя бы на то время, пока они не лягут спать. Крыс, к слову, не было видно на первом этаже, по крайней мере, на линии зрительного горизонта. Итачи снимает с себя куртку, вешает ее на петельку у лестницы и хочет уже подняться медленно на второй этаж, однако его брат открывает со скрипом посеревшие от времени окна и сразу бросает в спину старшему: — Стоять! Где все? — Скоро будут. Неджи мне звонил: сломалась машина, — Итачи отвечает без промедления и снова хочет сделать свой первый шаг, но не успевает. Лишь пальцы сжали перила лестницы крепко. Он так и остался стоять спиной к Саске. Не обернулся в сторону младшего брата ни на секунду. Повисло молчание. — Это я должен тебя игнорировать и вести себя как обиженный мудак, но никак не ты. — Саске захватом руки поворачивает брата к себе и видит холодный, равнодушный взгляд, даже немного надменный. — Ты меня ударил. — Ты меня ранил своими словами, — спокойно говорит Итачи. — Ты меня спровоцировал! — Саске сжимает зубы крепче. — Я извинился и просил тебя успокоиться, а тебя несло, — Учиха-старший смотрит на брата чересчур отстраненно, но тем временем губы еле заметно поджимаются. — Не извинялся, — младший делает шаг ближе и наклоняет голову в сторону. — Ты ударил меня по лицу! — Ты не слышал мои извинения, — у Итачи дергается уголок губ, — потому что ты был в наркотическом угаре и нес всякую чепуху. Я не хотел тебя бить, я никогда не поднимал на тебя руку и никогда не причинял тебе вреда против твоей воли. И мы оба знаем это. — Ты меня променял, — Саске сжимает кофту брата в кулак, а Итачи все равно никак не реагирует. — Ты тупо меня игнорируешь и проводишь время с этими двумя. — Ну да, я монстр, я чудовище такое, — Итачи выдавливает из себя надменную ухмылку, поднимая бровь, — я же из тебя сделал больного на голову, или как ты там сказал, — на пару мгновений Учиха задумывается, после чего резко его взгляд тускнеет, а голос становится донельзя ровным. — С самого детства заодно с отцом трахал по очереди! — он вырывает руку из захвата Саске, грубо отталкивает его в сторону и поднимается по лестнице. — Да стой ты, блять, — Саске начинает заводиться по второму кругу и, предусмотрительно закрывая дверь дома, резко забегает на второй этаж, когда же Итачи попросту снимает с себя одежду и молча идет в сторону ванной комнаты. — НЕ ИГНОРИРУЙ МЕНЯ, ИТАЧИ! Он срывается и просто вбивает брата в стену. Итачи, оставшись в одном нижнем белье, ударяется затылком о стену, шикает, и Саске смотрит на брата с ненавистью. — ПРЕКРАТИ СЕБЯ ВЕСТИ КАК МУДАЕБИНА! ЧТО. С ТОБОЙ. НЕ ТАК? Итачи возвращает себе ясный взгляд, фыркает и резко бьет Саске в определенную точку на грудине, заламывает ему руку и вжимает брата лицом в дверь, наклоняясь к уху, и говорит спокойно: — Это не со мной что-то не так, а с тобой, раз ты мало того, что открыл свой рот при чужих нам людях и опозорил меня, жалуясь, какое я дерьмо, так ты еще и бросил меня спать одного, убежав к своему Наруто, когда ты должен всегда спать только со мной в одной кровати. Ты, Саске, нарушил наш договор дважды, но при этом спрашиваешь, что не так со мной? — он усмехается. — Со мной то все так. Я, педофил, извращенец, что делает из брата умалишенного, дал тебе самостоятельность и изолировал тебя от себя-психопата лично, чтобы не посягать на твою задницу и не извращать тебя, — Итачи говорит это с ядом в голосе. — Или ты не этого хотел? — Отпусти, — Саске мычит от боли, но Итачи вместо этого лишь давит сильнее. — Отвечай теперь на мой вопрос, глупый младший брат. Ты хотел этого? — Итачи! — Хотел или нет? — Итачи ослабляет немного хватку: он не любил насильственные синяки на своем любимом теле брата, но проучить стоило. — Не знаю! — Саске пытается отпихнуть старшего но они оба понимают, что это бессмысленно. — Да?.. — рука Итачи ползет под майку брата и задирает ткань резко вверх, пальцы касаются ногтями кожи на животе, а ладонь сжимает его бок, отчего Саске резко с выдохом стонет. — Или же... — в голосе звучит азарт. — Нет?.. — рука пропадает, и Итачи внимательно смотрит за реакцией тела брата. — Нет. — Что нет? — по голосу Итачи можно определить, что он злится уже значительно меньше. Сам Саске ощущает тактильно, что старший брат возбужден и сам. — Я не уйду ни к кому больше. И да, я хочу всего этого... — Саске мычит, и наконец Итачи отступает на шаг, давая возможность младшему наконец повернуться к нему лицо. Учиха-старший смотрит на своего брата потеплевшим взглядом, заправляет его мягкие волосы за ухо и целует нежно в губы: — Ты меня простишь? — Итачи спрашивает, заранее зная ответ. — А ты меня? — Саске выдыхает и сжимает чужую руку. — А я простил, злился, конечно, но простил. Сорваться не хотел. Не дал себе и возможности, — Итачи отводит взгляд и идет в сторону ванны. — Хотел? — бросает Саске ему в спину. — Что? — Итачи снимает нижнее белье и смотрит в сторону душевой кабины. — Трахнуть меня хотел? — Саске усмехается, качает головой и идет за братом. — Всегда хочу, — Итачи отвечает сразу. — Любить и трахать тебя — это единственное, чего я в этой жизни искренне хочу. — Вода начинает литься шумно из крана прямо с высоты на длинные волосы Итачи. — Ну тогда чего ты ждешь? — Саске заходит следом и прикусывает нижнюю губу брата, смотря прямо ему в глаза. — Это приглашение? — Итачи усмехается и вжимает Саске в кафельную стену, проводя руками по его ягодицам и сжимая те по-собственнически. Длинные черные волосы под напором воды растекаются по спине. Челка Саске попадает ему в глаза, но он даже не убирает ее, а лишь сжимает до боли плечи брата и, кусая того в шею, говорит тихо, пока по его ресницам сливаются ручейки: — Это приказ. Итачи больше ничего говорить не надо. Секс в душе. В чужом доме. Пока Саске заглатывает его член своими губами, головка вырывается из его рта и Итачи, держась одной рукой о кафель, судорожно дышит, а большим пальцем второй проводит по скулам брата. Он впитывает в себя это зрелище: его младший брат делает ему минет в душевой комнате, тем временем сам Итачи сжимает его волосы на затылке и шепчет одними губами: «Быстрее». Поднимает голову и стонет. После грубо поднимает Саске, чтобы не кончить ему в рот. Кончить хотя бы просто от зрелища его припухших губ и мутноватого взгляда. Без подготовки просто входит в него, навалившись сзади, пока Саске упирается руками в кафель и пытается не кричать громко от удовольствия, граничащего с приятной болью. Они легли спать в свою кровать, и Итачи уснул первым. Он не спал без Саске никогда. Им обоим тяжело было спать друг без друга. Лунный свет проникает в комнату через окно. Саске рассматривает странную деревянную фигурку на полке. Из-за того, что не может уснуть, поворачивается обратно к брату и гладит его волосы. Они еще мокрые. Хочется коснуться шеи. Отбрасывает пряди в сторону и тут же хмурится. Со стороны спины на шее брата укус в виде полумесяца, и Саске не помнит, кусал ли он во время секса его туда или же… Нет.***
Наруто выходит на какую-то трассу, сам уже себя винит за то, что со злобы ушел. Сейчас он и понятия не имеет, куда ему вообще идти. — Пиздец, — Узумаки, уже успокоившись, понимает дерьмистость ситуации и идет по параллельной от Ино с Саем трассе. А их всего было три. И только конкретные люди могли ездить по этим трем дорогам. Только, конечно же, никто этого из компании Узумаки не знал. В этом поселке у всех свои правила и своя территория. Переступив ее, жди беды. Наруто сжимает свой телефон в руках и отчаянно пытается поймать сеть — не ловит. Садится на край дороги и дает себе передохнуть. Резко начинает подташнивать, и он мгновенно сблевывает на дорогу что-то, чего в темноте даже не видно. От волнения подскочило давление, что наверняка и спровоцировало тошноту. Он вытирает ладонью рот, хмурится и пытается унять рвотный рефлекс. Так сильно в боку начало колоть. Вероятно, слишком большая физическая нагрузка после такого перерыва сразу ударила по организму. Наруто пытается отдышаться, отчего-то в горле встает странный ком горечи. А ведь, по сути, если вот на чистоту, Узумаки Наруто боялся больше всего на свете принять тот факт, что слова Сая действительно правда. Он сглатывает и пытается переключить поток мыслей на какой-то другой, но получается не очень. Мысли снова и снова возвращаются к сказанным словам друга, и Наруто поджимает губы. Он же действительно часто об этом думал, расценивая реакцию Саске на свои прикосновения. И из раза в раз ловил себя на одной странной мысли: Учиха реагировал так будто он или боится прикосновений к себе, особенно чужих, или... Трактовать его реакцию можно было немного иным способом. У Саске была такая странная реакция на прикосновения Наруто как намек на то, что он хранил верность другому человеку. И самый пиздец заключается в том — мог заключаться, если приложить усилия, — что этот самый человек... Его родной брат. Сай был прав, в отношениях Саске и Итачи действительно было слишком много намеков на явно не братские отношения. И как только Наруто допускал такую мысль, ему становилось тошно. Ровным счетом так же, если бы он брата родного трахал. — Мерзость какая, — Узумаки сам уже не знает, это он говорит в пустоту о рвоте или же об Учихах. Резко его ослепляют фары машины, которая останавливается прямо перед его носом через мгновение, и Наруто от света рябит в глазах настолько, что начинают плясать мушки. — Наруто? Ты что тут делаешь один на дороге? Когда зрение приходит в норму, Намикадзе узнает этот голос и по рефлексу все-таки вновь щурится: видит перед собой фигуру, которую он узнает теперь везде. Тобирама стоит прямо перед ним с фонариком и озадаченно смотрит на него. — Я… Да так... Доброй, — он подбирает слова, — ночи?.. — Ты почему не дома? Тебя же семья забрала, — Сенджу подбегает к нему ближе и помогает встать. — Что ты вообще тут один делаешь посреди ночи? — Это долго рассказывать… Я просто… Мы, в общем… — Иди в машину погрейся, — Тобирама открывает дверь и помогает Наруто забраться в свой кадиллак. — Господи, да ты весь дрожишь, — причитает доктор. — У тебя температура? Что случилось? — Я не знаю, — растерянно бормочет Наруто и понимает, что он действительно-то ни хрена не знает. И речь идет не только о том, где он. — Я отвезу тебя домой, — Тобирама ведет себя как типичный взрослый, решающий проблемы ребенка. — Господи, ну ты и выдаешь казусы! Куда тебя везти? — Я... — Наруто бормочет, и ему становится тошно, отчего-то хочется рыдать. — Я не знаю… Извините, мне что-то нехорошо... Тобирама включает обогрев. — Сынок, я отвезу тебя к себе домой, дам тебе лекарство там, ибо в больницу ехать дольше. А ты в свою очередь выспишься. Утром мы поговорим, хорошо? Но Тобирама не слышит ответа, потому что Узумаки просто отключился на сидении, опершись лбом о стекло машины. — Молчание — знак согласия, как говорится, — выдыхает Сенджу и нажимает на газ. Три машины едут по трем параллельным трассам в совершенно разных направлениях.***
— Я устал. Ибики сначала не совсем понимает только что сказанные Наруто слова. Это он все еще продолжает повествование или же решил оповестить своего надзирателя о моральном и физическом состоянии... — В смысле, я сейчас устал, — Наруто добавляет и зевает. Перекатило за полночь опять. — На сегодня я все, — он без спроса встает, доходит до двери и звонит в специальный звонок, чтобы его выпустили из душной комнаты наконец. — Наруто, — Ибики окликает его сразу, как только дверь открывается, тем временем Узумаки столкнулся глаза в глаза с пареньком по имени Гаара, который должен был отвести его в камеру. — Да? — Наруто оценивающе приводит взглядом по странноватому пареньку и даже не оборачивается к Морино. Смотрит куда-то через Гаару. — Ты расскажешь мне о детстве с Саске? Спина Наруто автоматом напрягается, и он с усмешкой таки поворачивается к следователю. — Я не обязан, мое детство с Учихой никак не касается нашего дела. — Я знаю, так да или нет? — За услугу. Я расскажу за услугу. — Уголок губ дергается, и Наруто смотрит с прищуром на Ибики. — Выполните? — Что ты хочешь? — Морино напрягается. — Я хочу в одну палату с Наруто на ночь, — Саске ставит условия сразу, стоя спиной к Анко, когда же двери открываются и он уже может идти. — Я хочу, чтобы нас перевели обоих в одиночку. Общую для нас,как вы уже поняли. Тогда я расскажу все. — Ну у тебя и запросы, — Ибики поднимает брови. — День максимум. — Два, — Наруто сразу повышает ставку. — Год жизни нашего детства в обмен на день, — Саске сухо говорит, пристально смотря в глаза Анко, — или я ничего не скажу. Не дождавшись ответа, Учиха выходит из комнаты допроса, бросает небрежно взгляд в сторону новенького паренька со смешной стрижкой и иронично говорит: — А что этот странноватый уже сбежал? Ну, тот, что рыжий. — Гаара сегодня за Наруто пошел, а меня поставили к вам, — Ли автоматом отвечает и ведет Саске в сторону его камеры. Двери открываются, на руках Саске снимаются наручники, и он заходит внутрь, поглаживая затекшие запястья в местах зажима. Поворачивает голову в сторону Ли: — Тебе еще что-то, мальчик? — Спокойно ночи, Учиха Саске, — Ли отводит взгляд и кивает. Саске пристально смотрит в глаза незнакомца и тоже медленно кивает в ответ. Дверь закрывается. Он опускается на кровать своей одиночной камеры, закидывает руки под голову и сначала просто лежит с закрытыми глазами. После достает книгу и начинает читать при свете лампы. — Наруто Узумаки… Наруто идет, напрочь игнорируя слова, сказанные странным парнем по имени Гаара, старается думать, словно обращаются не к нему, а к кому-то другому. — А кто из вас ебет кого: ты его или он тебя? Наруто не реагирует никак и, проходя мимо камеры Саске, мельком замечает тускло включенный светильник. Отводит взгляд и идет дальше. — Или вы друг друга по очереди? Они наконец доходят до камеры Наруто, и Гаара снимает ему наручники под внимательным взглядом Узумаки. — А ты присоединиться хочешь? — Наруто иронично поднимает бровь. — Тройничок в позе сороконожка? — усмешка срывается с губ, и Гаара смотрит на него равнодушно. — Вы оба не настолько ебанутые, каким хотите казаться, — резко меняет свою интонацию охранник и подозрительно щурится. — Вы оба просто слишком странные. Узумаки медленно наклоняется к уху Гаары, даже не поднимая руки и не опираясь о стену: — Доказать сможешь? — он говорит тихо. — Хочешь, можешь заглянуть к нам в гости, когда нас переведут в одну камеру, — Наруто смотрит в стену не моргая, говоря при этом бесцветным голосом. — Тебе после нашей милой беседы странным казаться больше ничего не будет, — он сглатывает и добавляет: — Ты подумай над моим предложением, а еще лучше, с другом поодиночке к нам в гости заходите: сначала ко мне, а потом к Саске. Я вам много классных историй расскажу, — он прикусывает мочку уха Гаары, грубо шлепает его по заднице и, подмигивая, заходит в камеру, оставляя прифигевшего надзирателя за дверью. Узумаки отчетливо слышно, как прыснул Саске и как он сдерживается, чтобы не заржать так, что будет слышно уже всем. — Заткнись, — Наруто фыркает и садится на свою кровать. Достает бумажку, которую Саске оставил ему в проеме скамейки, и пытается сдержать улыбку. Дебильную такую и внезапную. — Блять, да ты романтик, родной... — сжимает записку и качает головой, ложится и смотрит в стену, улыбаясь и прикрывая глаза. А после добавляет: — И я тебя. И я тебя тоже люблю. На настенных часах загорается: ноль один, один, один.