Д(т)ело №137

Хотел бы я знать с уверенностью, что портреты никогда не выйдут из своих рам. © Г. Лавкрафт

Просьба Наруто и Саске рассматривалась на протяжении трех дней. Собрали целый комитет штаба полиции, чтобы обсудить такую необычную просьбу. По той причине, что раньше подобные запросы не поступали. Обычно, если под суд попадала группировка, то каждого держали по одиночке или же с кем-то, кто для преступника был совершенно незнакомым человеком. В этот раз начались настоящий дебаты, в которых участвовали и Анко, и Ибики. Положительный результат имел для следователей как преимущества, так и недостатки — настоящий риск для дела под номером сто тридцать семь.       — Мне кажется, вы дерьмово оба работаете, — говорит старческий голос, — раз допускаете, чтобы подобного рода преступники, в том числе еще и малолетние, ставили нам такие условия в обмен на информацию, — мужчина с суровым лицом цокает и осматривает присутствующих в зале тяжелым взглядом.       — Ты сомневаешься в моей компетенции? — грубо отвечает Ибики и окатывает начальника презрительным негодованием.       — Мы сомневаемся в вашей лояльности, — спокойно произносит женщина, рядом с которой стоит табличка с именем Мей, и переводит взгляд на Анко: — Думается мне, ты слишком привязалась к Учиха Саске и идешь у этого мальчишки на поводу.       — Я имею к нему совершенно адекватное отношение и трезво оцениваю свои методы работы, — Митараши же говорит злобно, от нахлынувших эмоций сжимая пальцы в кулак.       — Я могу отстранить вас обоих от дела и заменить более грубыми представителями закона, с которыми наши заключенные не будут чувствовать себя как дома, — перебивает ее тот, что сидит у карточки с именем Мифуне. — Это тюрьма, а не исправительная колония для несовершеннолетних.       — Эти двое давно переступили возраст ребенка, а вы оба возитесь с ними как в яслях! Месяц уже прошел, а вы только узнали о первых шести днях, до этого пару месяцев вы слушали полнейшую ахинею и никак не смогли из этих двоих выбить и половины рассказа событий. Неужели вы оба поплыли, дорогие мои? — детектив по имени Генгецу усмехается и поправляет свои длинные усы. В его движениях прослеживаются явные признаки настоящего педанта.       — Ты бы лучше помолчал, все мы помним, как ты обосрался с Орочимару много-много лет назад. И в итоге…       — В итоге его казнили. Причем так, как этот урод и заслуживал, — парирует Генгецу. — И в отличие от тебя, Ибики, про этих больных Учих я был наслышан еще во времена, когда ты под себя ходил!       — Возраст не показатель опыта, — Анко усмехается.       — Возраст не показатель ума, — фыркает Ибики и смеряет всех грозным взглядом. — Комитет решил нас поставить на это дело, и вы не имеете никаких полномочий отстранять нас от дела!       — Мы — нет, — Мей касается изогнутых в усмешке губ двумя пальцами так, словно аккуратно стирает фантомные остатки еды. — А вот Шикаку может!       — Это мы еще увидим, — у Ибики начинают ходить желваки от напряжения, — это мое дело: и Анко, и я настоятельно рекомендуем вам не вмешиваться и не учить нас работать!       — Мы создали с Наруто Намикадзе-Узумаки и Саске Учихой близкие, доверительные отношения. За месяц. Хотите начинать с нуля — удачи: эти двое — крайне умные юноши, потому просто так они вам говорить ничего не будут. И надеюсь, вы понимаете, кто родственники Узумаки Наруто. При должном желании их обоих могут забрать отсюда, и мы никогда их больше не увидим! И ничего не узнаем! — Митараши начинала злиться по-настоящему. — Помнится, вы столько раз обсирались! Взять того же Какузу. Как его дело обстоит?       — Не лезь не в свое дело, дорогуша! — Мей сжимает зубы от гнева. — Ты ведь не один профессионал на всю страну.       — Мои показатели по раскрываемости причинно-следственных связей между преступлениями намного лучше твоих, Мей, — Анко становится смешно. — Так что не тебе учить меня моей же работе! Тут спорить смысла не было: Анко была действительно лучше. Наступает тишина.       — Мы осмотрим с Асумой и другими вашу просьбу, но через три дня, и даже дадим согласие. Однако… Если вы обосретесь в этом, то будете уволены! Все понятно?       — Более чем. Пошли, Анко, подышим свежим воздухом! — Морино встает и смотрит на напарницу. Женщина смотрит на него и кивает. Они оба знают, что делают, и в себе уверены. Иногда на компромиссы идти надо, даже если какие-то действия для их участка были в новинку. Свежий воздух идет на пользу. Стоял поздний октябрь, но теплота сохранялась в воздухе: температура стабильно держалась на отметке в семнадцать градусов.       — Ты думаешь, они примут нашу просьбу? — Митараши спрашивает, выдыхая никотиновый дым, и смотрит на своего напарника. Что бы кто ни говорил, но в Ибики она была уверена как в профессионале и уважала его за принципы и отношение к работе. Они всегда могли договориться и найти общий язык, шли на уступки. Еще со времен обучения в универе Анко и Ибики знали, что обязательно сойдутся во взглядах.       — Должны, — Морино устало выдыхает и делает затяжку, — им это на руку. Для поднятия статистики раскрываемости, например. И высшему начальству, кстати, тоже: у нас тут все-таки не мелкие преступники водятся. Они бы лучше за этими подрывателями и каннибалами смотрели, ибо этих психов последнее время развелось что-то дохрена.       — Знаешь, что я придумала? — Анко кивает и смотрит в сторону тюрьмы.       — Ну?       — А что, если нам наведаться в камеру, пока не одобрили нашу просьбу? Попробовать интересоваться с точки зрения когнитивной психологии, наблюдать за их действиями вне допроса? Я только сейчас поняла, что, по сути, нам с тобой два дня в неделю мало, мы так не сможем быть к ним ближе…       — Откуда такой интерес к этим двоим, Анко? — Морино поднимает бровь и понимает, что логика в словах напарницы все же есть.       — Понимаешь… — Митараши хмурится. — Я чем дольше слушаю их, тем больше понимаю, что эти оба не могут быть виноваты в том, что случилось. А вот что произошло на самом деле… Я понять не могу… Они явно чего-то недоговаривают. И это потому, что или боятся сказать… Может, им угрожал кто-то. Или… Боятся, что мы им попросту не поверим.       — Тоже заметил. У них настолько часто меняется настроение и поведение, что порой я ловлю себя на одной странной мысли, но никак не могу найти ей логичного объяснения. Ибики пытается подобрать слова, но для описания своих ощущений ему не хватает никаких изощрений фантазии:       — Мы с тобой менялись нашими заключенными, изучали в свободное время показания по множеству раз. И знаешь, я заметил кое-какую деталь: у них или какое-то тяжелое психологическое заболевание… А на то могла повлиять травма от произошедшего. Или…       — Или… Иногда я тоже ловлю себя на мысли, — Анко добавляет сама, — что порой передо мной сидит не Саске, а совершенно другой человек, нежели тот, кого я видела в прошлый раз. Я читала о диссоциативных расстройствах. Такое было у того же Орочимару. Но никаких достоверных фактов не существует, чтобы доказать наличие такого заболевания. Пока что.       — Это очень тяжелое заболевание, и проще тогда обратиться за помощью уже к психиатру-криминалисту, — Морино хмыкает. — Однако это слишком долго.       — Знаю я одного, — Митараши тоже хмыкает, но более задумчиво, — мне надо навести справки: он очень старый человек, так что не знаю, может, он вышел уже на пенсию.       — Наведи, — Ибики тушит сигарету о землю и доходит до урны. — Пошли проведаем наших малышей. Анко рада, что ее идея пришлась по вкусу Ибики. Саске спокойно себе лежал в камере и изучал потолок — впрочем, как обычно: смотрел спокойно на серые стены. До того, как Анко открыла дверь, он сразу же перевел свой взгляд в сторону выхода.       — Привет, Учиха Саске, — женщина улыбается ему, — я могу зайти к тебе?       — Да, конечно, — отвечает удивленно Наруто, сидя в своей палате, и удивленно рассматривает Ибики. — Проходите, если не боитесь.       — Тебя? — Морино усаживается на одинокий стул. Наруто читал при дневном свете какую-то книгу, но теперь же сразу ее закрыл, как только следователь устроился прямо напротив. — Нет, Узумаки, мне тебя бояться нет смысла, особенно пока ты в камере.       — Рад слышать, — Наруто кивает и смотрит на Морино с интересом. — Что-то случилось? У нас до допроса три дня еще.       — Мою просьбу рассмотрели? — Саске равнодушно смотрит на Митараши и зевает. — Я задремал.       — В процессе, — Анко улыбается в ответ на эти ровные интонации. — Если подтвердят, мы сможем двигаться дальше в более быстром темпе. Я думаю, ты и сам уже устал тут сидеть.       — Да я отдыхаю, — Наруто отмахивается. — Столько свободного времени, что я могу почитать книги. У меня с собой много. Прогулки уже начали надоедать: все равно изо дня в день одно и то же, ничего интересного не происходит, — Узумаки растирает свою шею и хрустит позвонками.       — Наруто, а к тебе наведываются родственники? Бабушка с дедушкой? — Ибики спрашивает из любопытства и пытается понять, что же за книгу читает его подопечный, но та в какой-то обложке, которая скрывает название.       — Нет, — с сожалением отвечает Намикадзе, — они сейчас не в стране. И по каким-то причинам не могут пока вернуться. Есть какие-то новости касаемо…       — … моего брата? — Саске с интересом смотрит на Анко, и та меняется в лице.       — Кстати да, мы договорились, чтобы завтра вечером Итачи привезли лично сюда и он смог быть какое-то время допроса под наблюдением врачей.       — Это очень хорошая новость, вы наконец-то сможете познакомиться с ним лично и сложить нужную для вашего восприятия картину, — Саске счастливо улыбается. Митараши улыбается ему тоже.       — Ладно, пойду я, у меня сегодня допрос еще, не скучай.       — Анко, — Учиха окликает ее, — могу я дать вам рекомендацию? Женщина смотрит на него внимательно и кивает:       — Да, конечно.       — Когда будет Итачи говорить, вы слушайте его очень внимательно, а еще лучше… — он смотрит на нее пристально. — … записывайте каждую его фразу, а после на свежую, холодную, так сказать, голову читайте между строк, — Саске усмехается. — Он тот еще манипулятор и хитрый сукин сын: может сыграть настоящий спектакль. Мне до него еще расти и расти. Митараши запоминает полученную информацию вплоть до микромимики подопечного и спрашивает того тихо: — Саске, ты боишься его? Ответь мне честно. Учиха думает над своим ответом и наконец говорит ей: — Нет, лучше ему бояться меня. Я раньше боялся. А теперь нет. — Почему? — Знаете, Анко, — Саске отвечает навеселе, — наш отец часто сравнивал нас с одним из родственников. Далеким родственником. И он долго думал, что Итачи — прямое перерождение этого человека. Но в одном он ошибся, опустил одну маленькую деталь, — усмехается шире. — После нашего знаменитого и опасного родственника жил еще один. И я скорее пошел в него, да. Хм, а тот намного был умнее первого. И более жестоким. Тот первый был больным на голову и делал жестокость ради жестокости, а вот второй… — Второй родственник мой дальний, — Наруто говорит с теплотой, — был умнейшим человеком в нашем роду. Однако жизнь вынудила его стать таким, каким он стал. — Если Индра был, как я уже сказал, больным на голову, — Саске кривится, — то вот второй был очень умным. И несчастным. Человеком, у которого отняли все. И он стал тем, кем должен был стать. Читая его дневник, я извлек оттуда очень хорошую фразу. — Какую? — Ибики с Анко спрашивают в унисон. — Жестокость… — Саске говорит спокойно. — Понятие… — усмехается Узумаки. — Относительное… — улыбка с губ пропадает, и Анко видит, как он отводит взгляд к потолку опять. — И порой оправданное до очевидности, — Наруто говорит тихо. — Граничащее с искусством, — Учиха замолкает. Разговор закончен. — Учту, — отвечают оба следователя и уходят по своим делам. Комитет отклонил их просьбу. Поставили условие — до того момента, пока не привезут Итачи и они не понаблюдают, какой эффект это произведет на Саске, тогда уже и будет приниматься решение. Анко не соврала. Итачи привезли из психушки через три дня. Именно тогда, когда настал день допроса Наруто и Саске. И было это двадцать восьмое октября. Решено было сыграть на внезапности: Итачи должен был зайти под присмотром своего врача прямо в середине допроса Саске.

***

Наруто в какой-то прострации находился, когда Тобирама помог ему войти в свой же дом. Единственное, что Узумаки помнит, так это странного попугая-альбиноса, который стал сразу же что-то говорить на своем птичьем языке.       — Мадара, помоги мне! — с порога кричит Тобирама, и Наруто затуманенно видит, как из стороны, вероятно, кухни хромающий мужчина выходит и при этом тяжело опирается на трость. Он кривится то ли от боли, то ли от вида побелевшего как полотно Наруто.       — Опять ты в наш дом непонятно кого притащил, сколько я раз говорил тебе оставлять своих пациентов в больнице и не таскать их в наш дом! — хрипло, но весьма звучно ворчит Мадара. — Работу надо оставлять в своей больнице, а не приволакивать очередного идиота и лечить его тут!       — Закройся и неси аптечку, у него жар! — Сенджу игнорирует слова мужа, и тот, фыркая, скрывается в коридоре. В зале Тобирама помогает Наруто усесться в кресло. Он настоятельно просит оставаться на месте и не вставать, после чего бежит в сторону кухни. Наруто не слышит, о чем хозяева дома там говорят, лишь видит внимательный взгляд попугая и понимает, что начинает знобить. Голова кружится, и он не чувствует ни рук, ни ног. Накатывает какая-то усталость и истощенность. Силы начали испаряться, как влага на пылающем солнце, и Узумаки даже облокотился о ручки кресла, чтобы не отключиться прямо так. Внезапно в голове возникает образ больного раком Хаку, и Наруто хочется разрыдаться от бессилия. Зря он убежал в лес от своих, бросил брата, отдубасил Сая. Так еще и телефон где-то просрал: все никак не мог найти его в карманах куртки, как бы ни пытался. Скорее всего, оставил на том шоссе, пока блевал, или просто выронил в лесу. Дорогой был телефон, ему подарил его брат на день рождения. Придется покупать новый.       — Ты его не вылечил и принес в дом заразу? — слышится за стеной.       — Мадара!       — Круто, меня только что назвали заразой, ахуенно просто, — даже злиться не получается, Узумаки от всей ситуации становится… Смешно? Кто же знал, что, когда они приедут просто по-человечески отдохнуть и отпраздновать день рождения брата шумной компанией — ведь давно не собирались все вместе, — получат в итоге не веселье, заслуженное каждым из них после тяжелого рабочего года, а массу дерьма и проблем? Наруто впервые словил себя на мысли, что очень хотел бы позвонить матери или отцу, чтобы поговорить с ними по душам. Просто дать понять им, как же он от всего устал, и спросить отцовского совета: что ему вообще со всеми своими мыслями делать-то? Мысли его последнее время были хаотичные, настроение изменилось от состояния обнять и успокоить до переубивать всех и каждого. На самом-то деле за последние годы он так нормально и не отдыхал, ведь постоянно что-то случалось: то с кем-то ругался, то помогал вести семейное дело. Вот отдохнуть возможности — особенно ментально — попросту не было. Наруто находился в нескончаемом напряжении, и следовательно, неудивительно, что его нервы и организм в целом просто-напросто сдали. Он заболел. Все привыкли считать, что у него крайне крепкий иммунитет, что любые болезни обходят его стороной. Еще бы, он же последний раз подхватывал банальную простуду лет пять назад, и это еще во время учебы в университете. Джирайя сразу признал Наруто главным, несмотря на то, что Менма был старше и, по логике, все управление должно было достаться именно ему. «Ну, у Менмы девушка появилась, Наруто, — первое, что он услышал на свое возмущение на свалившуюся на него ответственность. — А у тебя никого до сих пор нет». А логика, безусловно, была железной, и возразить нечем было. Не скажет же он всем своим…       — Вы знаете, а у меня есть недодруг-недопара, и я в душе не ебу, что мне со всем этим делать. Ах, ну да, еще у него есть больной на голову брат, который меня терпеть не может, но ничего, я справлюсь. Я же по жизни со всем справляюсь, помогаю каждому, выслушиваю. Только вот… Кто поможет мне? Кто действительно за всю мою жизнь хоть раз пытался и хотел помочь мне? Не то чтобы Наруто нуждался в какой-то помощи: он как-то привык по жизни справляться сам. А ведь обида была не на это — никто даже ни разу не спросил, нужна ли эта самая помощь на самом деле? Брат вываливал на него свои проблемы с Шион, Сай выговаривался о своих проблемах с социумом. Сакура жаловалась на мужиков-пидарасов, Ино — на свои загоны по поводу внешнего вида. Неджи обсуждал работу, Хината говорила о том, какие у них идиоты работают в клинике. От Карин, Джуго и Суйгецу только и разговоры о том, какой Саске порой бывает мудак, когда же сам Саске… Его порой накрывало. Тогда он рассказывал Наруто, какой же Итачи мудак. Единственные, кто оставались нейтральными — это сам Наруто, да и Итачи. Вероятно, это оттого, что их взаимоотношения не заладились: так сказать, они принимали тот факт, что имеют власть над другими, и соревновались между собой, пытаясь задавить друг друга. Наруто держал на своих плечах семью и поддерживал друзей, а Итачи — свою работу и Саске. И эта ответственность была почти равносильна.       — Наруто, выпей эти таблетки и иди спать, — наконец говорит Тобирама, который наконец вернулся с медикаментами и стаканом воды. — Тебе нужно поспать до утра, ты измотан.       — Мне не привыкать, я измотан по жизни, — иронично отвечает Узумаки, но под строгим взглядом врача все-таки глотает лекарство и запивает водой.       — Спать будешь в комнате моего брата, — Мадара говорит спокойно, пристально при этом рассматривая Узумаки. — Если нужны сменные вещи… я принесу.       — Они будут малы ему, принеси мои, — Тобирама произносит это с поразительно ровной интонацией и неотрывно смотрит на Мадару несколько секунд, после чего тот молча уходит.       — Как скажешь, — слышится тихий ответ запоздало, а перед глазами Наруто тем временем начинает все плыть. Ему кажется странным, что вместо лиц Тобирамы и Мадары перед ним какие-то искаженные, словно неживые, образы гримас. Затуманенное сознание списывает все на накопившуюся усталость. Ну, еще бы.       — Да у него температура почти под сорок! — вскрикивает Сенджу с явным беспокойством. — Помоешься завтра утром, пошли-ка я тебя уложу, — он протягивает руку, и Наруто хватает ее, словно это спасительный круг. Она такая холодная. Узумаки даже кажется, будто он трогает не живого человека, а настоящего мертвеца. Спальня, в которой его уложили на втором этаже, была темной, но вместе с тем уютной и даже теплой. Тобирама пожелал ему спокойной ночи и пообещал, что будет рядом, если вдруг произойдет непредвиденное. Наруто засыпает и отчего-то чувствует на подушке знакомый запах. Он засыпает прежде, чем понять, чей же след остался здесь. Мадара уже сидит в гостиной. Его очень занимает игра с птицей, и он время от времени кормит ее какими-то лакомствами.Тобирама неторопливо спускается к нему, моментально переводит на него взгляд и хмурится.       — Ничего не говори, я и так знаю, о чем ты думаешь, — Сенджу устало берет бутылку воды и, делая глоток за глотком, садится в кресло напротив мужа. Мадара усмехается, а после многозначительно молчит, отпивая из стакана что-то напоминающее вино.       — Свежая? — Тобирама улыбается ему.       — Сойдет. Ты знаешь, я больше не гурман. Но стоит заметить, что с человеческой ей не сравниться. Ну, что поделать, диета есть диета.       — Как твоя нога? — Сенджу подсаживается к мужу и аккуратно проводит пальцами по чужому колену. — Болит все еще?       — Тянет, этот уебок знал, куда стрелять, — Учиха выдыхает. — Жить буду, мне после того раза уже ничего не страшно, да и боли я давно не чувствую, так, царапина. Понимаешь, ему при большом желании и стремлении меня не убить, он это знает. Осознает, что ранить может, а вот убить не получится. Да и, вероятно, Хаширама так и не научил его стрелять туда, куда надо, хотя, я думаю, он понимает, что все это бестолку.       — Знаешь же, Данзо будет на тебя каждый раз охотиться, я говорил тебе не лезть к нему, — Тобирама виновато отводит взгляд. — А Хаширама… Он       — Он сукин сын, который предал меня и Изуну тогда… Ну да, — Мадара криво улыбается, — твой брат знатно промыл мозги Данзо, еще когда мы были молодыми. Ровно так же, как и ему, в свою очередь, твой папаша. Между прочим, ему почти удалось провернуть это и с тобой. А ты, как бы ни старался ему обратно мозги вправить за столько лет, можешь наблюдать, что это дерьмовая затея.       — Мадара, — Сенджу качает головой, — тебе пора простить их и жить дальше. И…       — Исключено, — голос мужчины сразу меняется на ледяной, — если предал раз, предаст второй и третий. Ты знаешь мои законы тут: я всех научу порядку — нравится им это или нет. Раз твой отец заварил все это дерьмо тогда, нарушил обещание и не успокоился, то уж я-то успокою всех сам. Мы, Учихи, как русские. Никогда не сдаемся. И это было абсолютной правдой. К превеликому сожалению. Ни Хаширама, ни Данзо, ни даже Буцума понятия не имели, в какое дерьмо вляпались, когда сделали то, что сделали. Только вот за каждым действием следует наказание. А оно у Мадары было крайне неприятное и болезненное, особенно если тронули его семью. И его семью мало того что тронули. Их эти уроды убили прямо на его глазах.       — Не хочешь прогуляться до реки? — Тобирама пытается сменить неприятную для памяти обоих тему и ласково гладит мужа по волосам. — Луна сегодня прекрасная, тебе легче станет.       — Это свидание, муж мой? — в голосе Учихи возникает флирт.       — Это приказ, — усмехается Сенджу. — Да свидание, свидание, мы давно не гуляли. Мадара не может сдержать легкой улыбки. Поднимаясь на ноги, отбрасывает трость и выгибается не по-человечески: ломает кости на ногах, но затем движением руки вставляет голени на место. Завязывает волосы в высокий длинный хвост и идет в сторону выхода. Тобирама следует за ним. На улице они спокойно идут вдоль поляны и держатся за руки. Полнолуние. Когда дом остается где-то вдалеке, глаза Мадары наливаются кровью и он принюхивается.       — Чужих нет на нашей территории, — говорит Учиха и смотрит внимательно в сторону леса.       — Я знаю, — Сенджу кивает, в то время как его зрачки сужаются, а глаза становятся карими. — Ну что, отличное время для охоты?       — На ведьм? — Мадара усмехается и целует мужа в губы, держа пальцами подбородок. А после протягивает ему руку: — Поешь.       — На дичь, — Тобирама резко впивается зубами в руку напротив и высасывает из раны кровь, пока сам его муж в экстазе закатывает глаза. Наконец вытирая свои губы, Сенджу добавляет: — Спасибо.       — Наперегонки? Сенджу усмехается:       — Как в детстве? В прятки? И приз — минет под луной?       — Да, догоняй, пора размять кости! — донеслось из пустоты, когда как Мадары уже и след простыл.       — Всегда догоняю, — Тобирама срывается с места и уже через несколько мгновений оказывается в другом концу леса у реки. Играли в прятки они часто. Ночью. По всей своей территории.

***

Обито проснулся в самом что ни на есть хреновом расположении духа, Какаши уже не было в доме: ушел по своим делам и даже не оповестил своего мужа, куда именно. Сегодня Обито не хотел читать мысли Какаши, так как голова попросту была занята другим, да еще и сны опять откинули в далекое прошлое, которое вспоминать было неприятно от слова совсем. Вероятно, тому причиной была то сравнение с Саске, и тут Хатаке попал в точку. Чем больше он на него смотрел, чем лучше узнавал Итачи, тем больше и навевало… Обито спускается на кухню и видит там сидящего Изуну, который беспристрастно завтракает своим пакетом свежей крови, а закрытую упаковку протягивает Обито.       — Завтрак? — спрашивает спокойно Учиха и бросает на вошедшего внимательный взгляд.       — Тебя Какаши прислал, Изуна? — Обито фыркает. Скорее всего, Хатаке настолько стал беспокоить тот факт, что Обито уже не ел пару дней, что он не придумал ничего иного, как пожаловаться Мадаре. Ну или сразу Изуне. Гениально.       — Нет, я просто волнуюсь о твоем моральном состоянии, нам же не нужны проблемы, — он встает и молча подходит к мужчине. — Да, Обито? Ты же не хочешь проблем? Так ты поешь?       — Изуна, я не в том возрасте, чтобы мне угрожать, — тот грубо вырывает из чужих рук пакет и идет в сторону стола. — Я тебя давно не боюсь, уже лет сорок так точно.       — Меня и не надо бояться, я, между прочим, тебе свежак принес, — Учиха искренне обижается. — Мы всегда были друзьями, и ты прекрасно знаешь, как сильно я тебя люблю. Как младшего брата. А старшие заботятся о младших. Как и Мадара о всех нас. Обито молча соглашается с ним, медленно потягивая кровь из своего пакета. Аппетита не было последние пару дней, а вот злость была. И он даже не знает, на что или кого именно.       — Так что с тобой творится, Оби? — Изуна выкидывает свою пачку и внимательно смотрит на друга. — Может, ты хочешь рассказать что-то? Может, тебя что-то тревожит?       — Изуна, перестань разыгрывать спектакль, — Обито закатывает глаза. — Мы не в детском саду, к тому же ты мне не мама и не папа.       — Ну как сказать, — Изуна задумывается, — я твой дядя, один хрен.       — Я просто… — Обито выдыхает. — Я не знаю, просто ощущаю тревогу.       — Отчего? — Учиха внимательно слушает его.       — Мне кажется, Мадара что-то недоговаривает, как обычно. Хоть я к этому и привык, но порой мне становится страшно: его стремление уничтожить всех остальных гнетуще. Столько лет прошло… Ты вообще знаешь, что твой брат недавно был ранен Данзо? Тот его пристрелил. Может, Мадара стал слишком старым и его тело больше не реагирует как раньше? Он же не отдыхает. Вот я и волнуюсь, что что-то пойдет не так.       — Мой брат знает, что делает, Обито, — Изуна улыбается, — не беспокойся за него. Он столько в жизни повидал, столько сделал для всех нас, что его рассудок вряд ли даст еще одну трещину. Он и без того у него весь разбит.       — Да, но он слабеет… Мой папа становится старым, и его тело изнашивается. Все мы понимаем это. Ему нужно новое.       — Мое он так и не взял тогда, и я не понимаю почему, — Обито хмурится. — Он сжалился надо мной, и в итоге что? Мы в дерьме конкретном были столько лет. Нам пора меняться местами.       — Все под контролем, — Учиха-старший касается руки племянника. — Правда. Мадара знает, что делает. Тобирама тоже. Не волнуйся ты так за них. Мама и папа — Мадара и Тобирама, а еще у них есть дедушка и бабушка, но это уже другая история.       — Ладно, пойду я, — Изуна встает. — Работы сегодня много на заправке. А ты, если что, звони. Обито кивает, и Учиха выходит за дверь. Младший же, сидя за своим кухонным столом, все думает о сне и не понимает, почему именно сейчас ему это приснилось. Его далекое прошлое, похороненное под бетоном памяти, вдруг взяло и объявилось. Обито свой шестой день рождение праздновал в особенном месте. Попал он сюда ровно в тот день, когда друзья семьи вернулись из дальней поездки. И все случилось именно в тот день, когда произошла невероятных масштабов трагедия. Его мать, отец и все члены семьи погибли при кораблекрушении. Глаза мальчика расширились, и весь произошедший ужас так и запечатлелся в них. Единственным живым родственником у него осталась лишь бабушка. Правда, ослепла на один глаз. И доживала свои годы уже в болезни: ревматизм одолел ее, и старая женщина была вынуждена полностью полагаться на названого слугу. Обито. Его дед, как и старшие со стороны отца, скончался во время Второй мировой войны. Тогда он оставил молодую жену с детьми, среди которых и была мать Обито. Больше не оставалось никакого варианта. Пришлось отдать мальчика в детдом, что спустя годы пронесется по миру печальной славой, но, а сейчас это простой детдом и по совместительству пансионат для престарелых, принадлежащий известному господину Буцуме. Сам он уже был преклонного возраста, хромал на одну ногу, оттого и ходил с тростью. Именно господин Буцума и встретил Обито в первый день. Тогда мужчина попытался улыбнуться своим морщинистым лицом, пока провожал Обито и его бабушку в их комнаты. Женская территория находилась в отдельном секторе дома, в то время как другой был полностью оборудован для мальчиков и пожилых мужчин. Послевоенное время было крайне тяжелым для всего населения и экономики в целом, но, казалось, никак не затронуло процветающий пансионат Буцумы, который переписал все свое имущество старшему сыну. По сути, последний и был управленцем, но когда сюда прибыл Обито, то тот был в отъезде.       — Почему вы хромаете? — это был первый вопрос, заданный Обито в этом доме, и первые слова, сказанные им же пожилому, доживающему свои последние годы Буцуме. — Вас кто-то ранил? Они только что проводили старушку в одну из самых больших комнат второго этажа, и сейчас ребенок, держа в руках одну лишь сумку, едва слышно шагал за пожилым мужчиной. В этом доме до сих пор единственным источником освещения служили подсвечники, которыми были увешаны почти все стены. Буцума резко останавливается и переваливается всем весом на больную ногу, всаживая трость глубоко в древесину скрипучего пола. Поворачивается к мальцу и криво усмехается, пока в его выцветших от возраста глазах переливаются блики от настенных свечей. Маленькому Обито думалось, что в этих серо-голубых радужках заледенеет любое пламя. Тем временем Буцума щурится и отвечает ему:       — На меня напал дикий зверь, когда я охотился. Это было много-много лет назад, — старческий голос звучит глухо и с каким-то шипением, или даже кряхтением. Мужчина смотрит на вытянувшееся лицо мальчугана с пару мгновений, а потом свободной рукой оттягивает ткань брюк выше к бедру. — Мне оторвало ногу, как видишь. Животное вцепилось своей пастью в мягкую ткань и, собственно, прокусило. Зверь хотел сожрать меня живьем. Спасти меня получилось, за это спасибо младшему сыну: он был лекарем, так что успел ампутировать и залатать меня, пока инфекция не перешла дальше. Тени от свечей падали на плоскость и под иллюзией искажались: слегка втягивались или принимали чуть продолговатую форму. Буцума и Обито проходят огромное зеркало, помещенное в массивную раму из стали. Мужчина, подзывая мальчишку жестом, останавливается.       — Подойти сюда, малец. — он многозначительно смотрит на притихшего ребенка. Обито послушно подходит. — Запомни, малыш: в нашем лесу и округе обитает много падали, которая ни за что не пожалеет тебя, ведь для них голод — одна из главных причин существования. Так что смотри в оба и всегда будь начеку, чтобы с тобой не стало того же, что и со мной. Это мой тебе совет, — Буцума наклоняется к нему, и мальчик, испугавшись странного интереса, пробежавшего в глазах мужчины, отступает на шаг. Стены кажутся какими-то болотными с этого ракурса, узоры на старых обоях напоминают болотную топь с паутиной, где запутался и захлебнулся намертво очередной утопленник. Одна свеча от резкой прохлады, доносящейся из открытого окна, погасла.       — Учитывая, что твоя фамилия Учиха, вот тебе еще один совет, сынок, — в голосе звучит странная неприязнь, как только старик выговаривает фамилию. — Будь начеку, чтобы не стать таким же монстром, — он наконец отстраняется от мальчика и, хромая, движется дальше. — Они очень прожорливые, эти монстры, обитающие в нашем лесу: заберут все до остатка, если тебе не посчастливится с этой дрянью встретиться. Обито, шокированный речами этого мужчины, молча идет следом и пытается осознать, что же ему только что сказали. Какой смысл в этих словах. А странный и пугающий старик тем временем доводит его до комнаты и, перед тем как зайти, указывает на табличку с номером.       — Ты будешь жить здесь. Это первая новость, — он говорит тихо и прозрачным голосом. Заметно, что он уже вымотан. — Вскоре вернется мой старший сын и введет тебя в курс дела. Ну, или это сделает его жена, — он устало растирает свою шею. — Вторая новость: ты будешь жить не один, у тебя по комнате что-то вроде напарника. С ним ты познакомишься скоро, он сейчас на занятиях. Вроде, все, — старик задумывается и добавляет: — Ужин у нас обычно проходит в семь в главном зале, что на первом этаже. Опоздаешь — останешься голодным. Разрешено ходить только по первому и второму этажу. В подвал детям без сопровождения взрослых ходить запрещено, да и не надо тебе туда ходить, ничего интересного ты там не найдешь. Если правила будешь нарушать, последует наказание. За послушание — похвала. Все ясно?       — Кажется, да, — Обито косится в сторону двери, что ведет в его новую комнату, такую чужую и страшную. Старик смеряет его своим пронзительным взглядом, от которого по коже опять идет озноб, и стук трости опять эхом разносится по второму этажу. Он уходит и, что-то себе бормоча под нос, заворачивает за угол.       — Простите! — Обито и сам не знает, зачем вскрикнул. Буцума замирает и слегка оборачивается. — Вы сказали, что ваш старший сын мне все расскажет, но вы говорили и о младшем сыне. Мы с ним познакомимся позже? Взгляд Буцумы будто темнеет, и мужчина шумно втягивает своими большими ноздрями воздух, а после застывает и смотрит в одну точку. Его пальцы сжимают трость настолько крепко, что, если бы у него было больше сил, он бы сейчас разломал ее на части.       — Нет.       — Почему? — тихо спрашивает Учиха-младший и уже жалеет, что вообще решился задать вопросы. Дети вообще очень любопытные существа: вечно суют свой нос туда, куда совать его не следовало бы. Буцума молчит, смотрит на мальчика, затем мотает головой и разворачивается. Идет медленно вперед. И лишь когда мужчина останавливается у выхода на лестничную площадку, Обито слышит запоздалый ответ. Хотя можно ли назвать такой ответ запоздалым?..       — Потому что он умер, — слышится выровненная интонация, ни проблеска эмоций. — Как я уже высказывался, монстры в нашем лесу крайне эгоистичные и прожорливые.       — Он убил его? — сердце Учихи-младшего начинает бешено колотиться, и пульс подскакивает от страха. Начинают потеть ладони и даже стопы. Намокла спина.       — Он его сожрал. — раздаются последние слова, перед тем как силуэт Буцумы скрывается за стеной, оставляя Обито стоять в полнейшем одиночестве.

***

Итачи проснулся на этот раз позже Саске, хотя обычно их пробуждение было чем-то наподобие ритуала: он постоянно просыпался раньше, подолгу лежал и смотрел на спящего брата. В этот раз было иначе. Мало того что брат, проснувшись первым, не лежал с ним рядом, так Саске вообще не было ни в комнате, ни в кровати. Итачи резко встает и сразу же ощущает боль в области шеи. Стреляющую, словно во время сна его нерв защемился между позвонками, воспалился и теперь неприятная боль отдавала по костному мозгу прямо в голову, сигнализируя о сбое в организме.       — Доброе утро. Добрее не бывает, — Учиха растирает свои глаза сонно и выходит из комнаты. Дом, как ни странно, пустует. Вообще никого нет. Не такого утра после секса во имя примирения он ожидал. Точно не такого. На всякий случай он даже проверил комнаты второго этажа. Снова оказавшись на первом этаже, Итачи хмурится: странное ощущение от того факта, что в доме кроме них двоих никто и не ночевал по сути. Учиха сразу достает телефон и читает сообщение, которое ему написал Неджи. «Привет, Итачи, у нас по дороге закончился бензин, так что мы остановились в соседней деревне в гостевом доме, приняли нас хорошо. Как только сможем, вернемся в дом». А вот второе сообщение уже от незнакомого номера. «Привет, Ита, это Менма, я тебе звонил, потому что не смог дозвониться ни до кого, кроме тебя. Короче, наша машина сломалась по дороге, ее забрал эвакуатор, нас подобрали люди по дороге. После того как стемнело и мы напрочь перестали ориентироваться в местности, было решено остаться у них в гостях. Как проснемся, нас отвезут домой». И следующее: «Привет, Итачи, это Ино. Мы разделились с ребятами, так как искали попутную машину. В общем, нас подобрали на шоссе 136 ребята из больницы. Мы решили остаться у них. Они очень даже гостеприимные. Мы приедем в обед». В груди зарождается странное чувство тревоги, потому что в такое совпадение верилось с трудом, чтобы все, кто уехал за Наруто, попросту не попали домой. Конечно, любая машина могла сломаться и не доехать от пункта А до пункта Б, но все это казалось чем-то сроду фантастики. «Слушай, Итачи, — пишет ему Хината, — у нас случилось одна не очень хорошая ситуация по пути домой. Если Наруто вернется домой без нас, дай нам знать, пожалуйста. Они с Саем разругались, и Наруто ушел непонятно куда. Один в лесу. И найти его мы в потемках так и не смогли. Мы переживаем за него. Пожалуйста, отпиши. Не сказать чтобы Итачи не был рад новости, ведь их с Наруто отношения были далекими от дружбы. И чем дальше Узумаки будет от его брата, тем будет только лучше. Насчет самого Наруто Итачи не волновался от слова совсем: если того сожрут дикие звери в лесу, была бы только радость в душе. Узумаки — это та самая проблема, которая отдаляла Саске от брата. Более того. Наруто весьма сильно влиял на Саске. От такого хотелось избавиться как можно скорее. Только как это сделать — Итачи не знал. Он отчетливо ощущал угрозу, исходящую от Узумаки, еще с того самого времени, когда тот был лишь мальчиком. Озорником-детдомовцем, что улыбался его брату. Уже тогда Итачи понял, что это солнце точно станет огромным и заносчивым бликом, избавиться от которого так просто не получится. Свои мысли по этому поводу он и донес до отца, когда они в тот самый день вернулись домой.       — Отец, — Итачи обращается к Фугаку, сидя у горящего камина. Саске играет с Микото в спальне, мать укладывала его спать. Саске вообще часто не хотел ложиться в положенное ему время и долго капризничал, сжимал в руках своего плюшевого динозаврика и подолгу не хотел отпускать маму.       — Да, Итачи? — Фугаку переводит на старшего сына свой внимательный взгляд. Огонь потрескивает и создает своеобразную атмосферу домашнего уюта.       — Мне не нравится этот мальчик, с которым познакомился сегодня наш Саске, — Итачи смотрит спокойно на пламя в камине, и оно отображается в его зрачках. Пылает. И он впитывает его в себя.       — Мне тоже, — ровно произносит мужчина, — но это всего лишь один мальчик, которых будет еще уйма в жизни твоего младшего брата. И ты должен привыкнуть к этому. Люди всегда будут нас окружать и нести опасность связям с близкими нашими.       — Я понимаю, отец, — Итачи кивает, — я понимаю, что он всего лишь мальчик, но что мне делать?       — Ждать и наблюдать, сын мой, — Фугаку встает медленно с кресла и, обходя Итачи, подходит к нему сзади, кладет руки на плечи сына, наклоняется и шепчет на ухо: — Саске маленький еще. И неопытный. Он не такой, как ты, мой сын, но мы вырастим из него мужчину. И если я уйду раньше из этого мира, нежели когда он станет этим настоящим мужчиной, лишенным жалости к кому-либо, ты должен будешь занять мое место и оберегать его. Пока я делаю все возможное, но если ты поймешь в один день, что любой человек на твоем пути встанет между тобой и твоим братом… Ты знаешь что делать. Мне кажется, я хорошо научил тебя этому во время нашей охоты, — чуть надавливая пальцами, отец заставляет ребенка повернуться вправо и посмотреть на чучело животного, что висит стене у камина. И молчит. Однако после непродолжительной паузы тихо добавляет: — Запомни, Итачи, чучелом может стать что угодно и кто угодно. Не только животное, которое убегает от тебя во время охоты. Твоя рука не должна дрогнуть, если ты поймешь, что тебе что-то угрожает. Ты понял меня?       — Да, отец, — Учиха-младший пристально смотрит на пламя и чувствует, как отцовские руки соскальзывают с его плеч.       — Ну, вот и хорошо, сын. Я рад, что мы друг друга понимаем. Спокойной ночи.       — Спокойно ночи, отец, — Итачи поджимает губы и не отрывает взгляда от пламени, пока отец оставляет его одного. Украдкой на чучело. Внутри рождается какое-то решение. Мальчик встает и спокойно идет в спальню младшего брата, которого мать уложила наконец спать. Не остановившись ни на секунду, сразу ложится рядом, обнимает спящего Саске со спины и перебирает его волосы пальцами. Прикрывает глаза в спокойствии, утыкается носом в макушку брата и вдыхает его детский запах.       — Я тебя никому не отдам, Саске. Ни за что и никогда. Только через мой труп. Ты только мой. И всегда будешь моим. Моим младшим братом. А если кто-то вздумает нас разлучить, я сделаю одно дело… — он усмехается своим мыслям и засыпает. Я сделаю одно дело, в котором тело этого человека будет висеть чучелом на нашей стене. И ты будешь смотреть на него всю жизнь. Я обещал отцу и самому себе.

***

      — Ты помнишь утро следующего дня? — Анко смотрит на Саске внимательно и замечает, что тот сегодня находится в едва уловимом напряжении. А такое поведение ему обычно несвойственно.       — В этом и проблема, — Учиха задумывается.       — В чем именно, Саске? — следователь ждет ответа, но подопечный молчит и все думает о чем-то своем. — Я пытаюсь сформулировать мысль. Нужно правильно ее истолковать, чтобы вы не подумали, что я вру. Или еще что-то…       — Утром я проснулся словно в тумане, — жалуется Наруто во время допроса, — я чувствовал себя так слабо. Слабость была во всем моем теле, и я подолгу не мог подняться с кровати. Вероятно, тому причиной была сильная усталость и истощение моего организма, будто я пробежал настоящий марафон. Болела каждая мышца моего тела. Я просто лежал и смотрел в потолок около часа.       — Тебе не хотелось вернуться к своим в дом? — внимательно смотрит на него Ибики и переводит взгляд на время. В три часа дня должны были привезти Итачи и ввести его в комнату допроса. К обоим. Как только сигнал поступит Морино и Митараши, то Саске и Наруто отправят в соседнюю комнату, устроят совместный допрос, а через час приведут туда Итачи. Пора бы углубиться во всю эту странную историю.       — Знаете, — Наруто закидывает руки за голову, — отчего-то единственное, чего я тогда хотел, это увидеть Саске. И больше ничего. Никого не хотелось видеть. Ни Сая, ни родного брата — и я даже не знаю почему. Кстати о брате, есть какие-то новости?       — Он все еще в коме, — Ибики мотает головой, и Наруто опускает голову уныло. — Мне очень жаль, но твой брат, как говорят врачи, вряд ли, из нее выйдет ближайшие месяца три точно: его показатели здоровья не сулят ничего хорошего.       — Мне тяжело это слышать. И одновременно жаль, — Наруто отводит взгляд, — я бы хотел задать ему один вопрос.       — Какой? — Морино смотрит на юношу хмуро. Узумаки молчит и мотает головой.       — Саске? — Анко пытается вернуть подопечного в реальность.       — Я стал лунатить, — Учиха пытается подобрать нужные слова. — Никогда такого за собой не замечал, но, оказывается, я начал…       — Как ты это понял, Саске? — Митараши удивленно хлопает ресницами.       — Я проснулся посреди поляны. Рано утром. На рассвете. И понятия не имел, что я там вообще делаю. Заснул с братом, а проснулся уже там… — Саске поджимает губы и тянется за сигаретой. — И это было так странно… проснуться там. И не знать, что происходит. Рука болела адски.

***

Саске открывает глаза и сразу щурится от яркого солнца, которое беспощадно бьет своими лучами. Он неосознанно сжимает рукой то, что должно было быть простынью, и понимает, что тактильно ощущает обычную траву. «Где я?» — первая мысль приходит в голову тревогой, и он моментально поднимается, после чего понимает, что он не дома… «Где я?» — первое, о чем думает Мадара, открыв свои глаза в тот день. Он лежит посреди леса совершенно один, не помнит, как оказался тут, не помнит, как вышел из дома и, главное, почему. Воспоминания блокируются внутри. Не дают восполниться в памяти осколкам событий. Первый обрывок врывается резко. Мадара выплевывает желчь на землю. Настоящую желчь.       — Помоги мне! — он слышит вой в ушах и закрывает уши руками, чтобы унять этот ненормальный крик в ушах. — ПОМОГИ МНЕ! Он лежит посреди поляны в лесу. На нем обычные спальные штаны. Торс оголен. Саске садится и понимает: его ступни и ладони в грязи, лицо вымазано чем-то непонятным. Когда он осматривает свои руки, то видит, что повязка снята. Даже больше. Ее нет в поле зрения. Саске внимательно осматривает плечо и ладонь. Только тогда замечает пять симметричных полос. «Что произошло?» — вопрос возникает в его голове сам по себе, и Учиха хмурится. Мысли никак не хотят собираться по велению сознания в один поток. Он понятия не имеет, что он тут делает и как тут оказался.       — Вот же дерьмо. Пора вставать и идти обратно домой.       — Что произошло? Он сидит и качается взад-вперед, пока тело пробирает настоящая дрожь. Ему шестнадцать всего, а трясет его так, словно у него ломка. Тремор разносится по всему телу, оседает на кончиках пальцев. Стучат и его зубы. Вокруг никого. Лишь темнота. Что? Мадара пытается осмотреть местность. Волосы, небрежно остриженные ножом до плеч, закрывают его глаза челкой. Он грубо собирает их к затылку. Пряди рассыпаются опять на лоб, и Мадара мычит от какой-то непонятной боли в боку. Переводит свой взгляд в сторону порванной и испачканной в грязи рубахи, пытается нащупать пальцами больное место. Прямо под ребрами что-то беспощадно пылает. Хочется проблеваться от шока и боли по второму кругу. Становится по-настоящему страшно. Холодно. Как-то ненормально холодно. Хотя на улице позднее лето. Температура не могла так упасть.       — Ему не уйти живым! Голова от криков разрывается острой болью, и Мадара пытается встать на ноги, но охает от боли и падает лицом в грязь. В самый низ. Ему надо вернуться домой.       — Ты правда считаешь этот ад домом, малыш? Разве твой дом не сгорел дотла в тот день? Вместе с твоим отцом… — незнакомый голос заинтересованно спрашивает Мадару, и тот вздрагивает.       — Кто здесь? — он вскрикивает от испуга и пытается обернуться. Боль скручивает все его тело, и ему остается только ползти по земле. А в какую сторону он ползет — непонятно.       — У тебя давно нет дома, сынок, — слышится смех в голове, и Мадара качает головой, не желая больше слушать это. — У тебя его больше нет, как и твоей семьи, а знаешь почему, малыш? Учиха не осознает, что слезы начинают скатываться по его бледным щекам. Он ползет в сторону какого-то сарая. Надо спрятаться. Надо укрыться, чтобы не слышать этого голоса, чтобы не вспоминать то, что он увидел ночью. И кого он увидел. Мадара доползает до старого, затхлого амбара, а после ему только и остается что стонать от боли, забившись в угол. Но внезапно сквозь темноту Учиха понимает, что перед ним оказалось огромное зеркало. Зеркало. Мадара смотрит в его сторону, как завороженный, и в его памяти всплывают события прошлой ночи. Он кричит и бросает первое, что попалось под руку, в сторону зеркальной поверхности. Промахивается.       — Посмотри на меня, мальчик!       — Оставь меня в покое! — орет как помешанный и отползает назад еще дальше, пока видит… видит, как КТО-ТО смотрит прямо на него со стороны огромного зеркала. — НЕ ПОДХОДИ КО МНЕ! Я не хочу, пожалуйста! Его колотит.       — Нет, ты хочешь, — мужчина с зеркала усмехается и смотрит на Мадару внимательно. — Ты просто боишься признать, что ты хочешь… Мадара срывается на крик и разъяренно бросается на это нечто, толкает зеркало с ноги. То падает на сырую землю, разбивается вдребезги. Мадара хватает осколок.       — УБИРАЙСЯ! Я НЕ ХОЧУ! Голоса затихают, и Мадара, весь дрожащий, смотрит зверем в темноту. — Не подходи ко мне, иначе я!.. — он сглатывает слезы. — Иначе…        Руки дрожат. Он пытается успокоиться: тут никого нет, он один. Один же? Ему надо вернуться и найти Изуну, им надо бежать. Им надо убегать, если… Если…       — Твой брат мертв, Мадара! — слышится со спины, и Мадара вскрикивает, тотчас ползком отступая куда-то назад. — Ты сам видел, что с ним сделали в том подвале. Не так ли, сынок? У твоего младшего брата не было шансов. В ушах отчетливо слышится звук капающей крови, которая звучанием напоминает погружение в воду. Кажется, можно ощутить даже то, как эта кровь растворяется в ней.       — З-замолчи! Заткнись! Иначе я убью тебя! Мадаре кажется. Верно. Он сходит с ума. Он точно сходит с ума. Он смотрит ошарашенно, как человек, так похожий на него, появляется прямо из-под зеркала, со смехом выползая оттуда. И вот он в конце концов поднимается. Его кости неестественно выгибаются, и Мадара в ужасе орет.       — Спасибо, — мужчина отряхивается, — я долго ждал подходящую кандидатуру, и наконец ты родился, мальчик, — незнакомец оборачивается в сторону побелевшего от ужаса Мадары. — Твоя ненависть освободила меня. Я твой должник. Мадара точно сошел с ума. Точно свихнулся ночью во время пыток. Потому что… потому что он видит свою копию. Только вот у нее кровавые глаза, наполненные адским пламенем. В них отображаются две черные звезды.       — Что ты… такое? — Мадара не может остановить дрожь в теле.       — Меня зовут Индра, — мужчина подходит все ближе. Затем артистично щелкает пальцами и переносит Мадару в тот самый ненавистный кошмар. Учиха орет с новой силой. На этот раз ко всей боли медленно добавляется ощущение разрушения сознания.       — Ты посиди тут и подумай. Тебя как зовут, кстати, сынок?       — Да пошел ты! — юноша закрывает свои глаза, но голоса так никуда и не пропадают.       — Ты хочешь убить не меня, мальчик, — Индра наклоняется на корточки и внимательно всматривается в глаза Мадары. — О да, юнец, — он смеется звонко и с наслаждением от своей правоты. — Ты хочешь убить их всех. В глубине своей души ты этого неимоверно жаждешь. За все, что они сделали с тобой, твоим отцом и твоим любимым младшим братом. Но ты слабый, как сопля, сейчас. Мадара, — произносит он с нарастающей усладой в голосе, — Учиха. Я тоже имею такую фамилию. Но я могу помочь тебе, сынок, хочешь? Я сделаю тебя сильным, и никто больше не будет страдать. Или ты… Ты боишься?       — Забавно, он не боится, слышишь? — голос звучит с какой-то иронией и надменностью. — Тебе стоит бояться. Тебе стоит бояться сейчас, потому что после на тебя нахлынет настоящий ужас, поверь мне на слово, малыш. Мадара кричит, словно умалишенный, и пытается хоть как-то унять эту странную боль в голове и в теле, которая, кажется, начинает его поглощать и пожирать изнутри. То, что он видел ночью… Капля воды медленно, чертовски медленно отделяется длинной нитью от основания потолка и, когда ее больше ничего не сдерживает, тягуче падает и летит вниз. Приземляется и как-то слишком громко соприкасается с поверхностью, точнее, с кожей человека, который лежит сжавшись на полу в каких-то грязных тряпках. Кап. Еще одна капля отделяется от огромных перил на потолке какого-то мрачного подвала. И на этот раз падает прямо в лужу с водой, которая разместилась на сырой земле, превратившись в огромную лужу. Кап. Тело дергается от этого мерзкого звука капающей воды. Кажется, просыпается. Медленно просыпается. Наготу прикрывают только кусок ткани, свисающий с бедер, и длинные волосы, теперь похожие больше на паутину. Испачканные в грязь пряди липли к отвратительно исхудавшему телу. Очередная капля летит прямиком с потолка и приземляется на щеку скрученного то ли животного, то ли человека. Он дергается опять и открывает свои глаза. Ресницы дрожат. Пальцы руки сжимают холодную землю, комья которой давно обрели свое существование под ногтями. Кап. Он резко поднимается, сжимая в руке кусок разбитого стекла, и приползает к стене, трясется весь и почти ничего не видит в темноте. Лишь поднимает руку вдоль себя и обороняется этим жалким куском стекла — единственным, что у него осталось. Сразу хватается за больные места от ужасного зуда по всему телу, что неудивительно: если бы в камере был свет, на теле можно было бы различить множество кровавых ран от хлыста, гематом и побоев различной степени. Один его глаз полностью заплыл кровью и отеком. Губы давно разбиты. Он сглатывает. Саске ужасно хочется пить. Но нечего. Прислушивается сквозь дрожь от боли и пытается понять… Мадара пытается понять, остался ли тут еще хоть кто-то. Тишина. Лишь какой-то странный звук падающих капель на пол. От них мороз на коже. Никого нет больше. Выдыхает и утыкается своим затылком о бетонную стену и прикрывает глаза, пытаясь облизать губы хоть как-то, но открыть рот из-за боли не получается. По крайней мере, тихо и этих мерзких голосов вокруг больше нет. Пытается встать, однако падает на колени от резкой судороги в правом боку — ужасной, будто в этот момент кожа на нем начала расходиться по швам из открытой раны.       — Что за… Он все-таки поднимается и плетется на худых ногах вдоль комнаты. Ну да, конечно, тут будет зеркало — как же иначе. Ненавистное ему зеркало. Огромное, вычурное. Лишь отдаленный свет подсвечников худо-бедно освещает хотя бы часть этого гиблого места. Подсвечники тут всегда любили. Таких приспособлений у этих выводков было много. Он старается не упасть от резкого приступа тошноты, непонятно из-за чего подступившей к горлу, ведь не ел он пару дней точно. Мадара всматривается одним глазом в ту самую рану в боку. Проводит по ней пальцами. Скорее всего, там будет заражение. Огромный ожог, сделанный со вкусом.       — Слушайся папочку своего, сученыш, и больно не будет — слышится мерзкий фантосмогорный голос, и человек вздрагивает. Голос просачивается сквозь стены и вызывает новую волну отвращения, струящуюся по коже. — Ах да, точно! — смех прожигает перепонки. — Твой папочка сдох! — смех звучит сильнее, и вдруг проносятся овации, хлопанья. Становится тошно. — Никто тебе не поможет, даже молитвы твоему богу, отродье! Бога нет! Есть, говоришь? — смех просачивается глубже. ТОГДА ДАВАЙ ПОСМОТРИМ, ПОМОЖЕТ ЛИ ОН ТЕБЕ СЕЙЧАС?!       — Мерзость, — он сжимает рукой круг и смотрит на него отрешенно. — Израшенный сукин сын. Хочется смыть с себя все это, содрать с кожей эту гниль с себя, но он прекрасно понимает, что не может сделать этого.       — И… — Мадара дергается и разворачивается резко в сторону выхода из камеры. Выбегает из нее, хоть и шатает его из стороны в сторону. — Я сейчас. Он спотыкается, идет на ощупь руками и пытается разглядеть в этом полумраке нужную ему дверь. Доходит и толкает. Ничего.       — Подожди, я сейча… Боль сковывает все тело, и он пытается не выть от нее, лишь бы найти. Найти его.       — Я сейчас, я сейчас приду, — он бормочет в бреду и открывает каждую дверь, но те лишь как будто смеются ему в лицо своей тишиной. — Я рядом… Я просто… Сильное головокружение бьет в голову, и желудочным соком его рвет прямиком на пол. Доползя до лужи, начинает пить из нее, иначе Мадара просто отключится прямо здесь, в этом богом забытом месте от обезвоживания. Вода имеет привкус затхлости и чего- то еще. Насрать. Встает и плетется дальше.       — Я сейчас тебя найду, мой хороший, — Учиха бормочет себе под нос, и его взгляд в панике бегает по темным коридорам, а сердце начинает бешено стучать в груди от волнения и страха. Он не может позвать его, не может кричать, они могут услышать его — они могут вернуться.       — Я найду тебя, пожалуйста, — он сам не понимает, как начинает рыдать. Слезы скатываются по грязным щекам и падают куда-то на землю. То, что он ощущал на самом деле тогда, сложно описать, потому что слов подобрать попросту не получается на трезвый рассудок. Кап.       — Сейчас я… — Саске пытается убедить себя, что он вот-вот встанет и вернется домой. Рука пылает огнем, и он кривится от боли. Надо бы ее зажать чем-то, но толку-то? Последняя дверь. Он толкает ее. Яркий свет ослепляет его так, что он сразу же прикрывает глаза руками и отворачивается с непривычки. Но когда открывает и видит перед собой огромную поверхность, его зрачки расширяются и душераздирающий крик разносится по всем коридорам подвала.       — Ну что, помог он тебе, твой Бог, малыш? — слышится голос в голове Саске, и Учиха вздрагивает. Где-то он уже это слышал… когда-то очень давно. Его мать падает замертво, и он понимает… эту же самую фразу говорил ему отец тогда, смотря прямо в глаза, наполненные ужасом. В тот день он убил Микото прямо на именины сына. Голос звучит с таким настоящим, ничем не поддельным интересом, словно его отец действительно хотел услышать ответ. Мать с раннего детства читала с Саске молитвы, обучала сына им, словно… Словно заранее знала, что вера в Бога — единственное, что поможет Саске в самый сложный период, когда ее больше не будет рядом. Но она не понимала, что именно в самый тяжелый момент вера не поможет Саске от слова совсем. Его вера в Бога, во что-то светлое и прекрасное, что сулит верующим безопасность и благородие, по сути, отвернется от него. Надпись аккуратно расписана на огромной стене кровью, стекающей и капающей прямиком вниз. Мадара в очередной раз вздрагивает, просыпается и понимает… Саске понимает, что он встает и не знает, куда ему идти.       — Ты в порядке? — вопрос задается ему с примесью какой-то иронией, будто говорящий заранее знает ответ на свой вопрос. Ни один человек больше не может быть в порядке после всего увиденного в том богом забытом месте. Саске вздрагивает от заданного в его спину вопроса и… Мадара поворачивается в сторону говорящего, трясясь от ужаса, и видит опять его.       — Мадара, ты слышишь меня? — а Учиху, кажется, рвет по десятому кругу. — Как твоя рана? Лучше стало? Лучше не стало. Саске опять видит Мадару, который стоит и удивленно смотрит на него.       — Саске? Ты что тут опять бродишь один? Разве ты не вернулся домой? Учиха-младший оборачивается и ловит конфуз: в первую очередь от своего вида, а уж потом от самого факта, что Мадара видит его потрепанным и потерянным. Опять.       — Вернулся, — Саске моментально успокаивается: сзади него стоит опять Мадара, а не кто-то другой. Отчего-то именно присутствие Мадары ему внушает этот давно забытый покой. Саске молча кивает ему, и мужчина переводит взгляд на его рану.       — Она не заживает? Ты точно в порядке? Ты чего так рано гуляешь почти голышом по лесу? — Мадара озадаченно наклоняет голову и внимательно рассматривает Саске. Профиль Учихи Саске можно назвать правильным: его островатые черты лица отлично подчеркивают аккуратный нос; большие глаза, которые распахнуты в удивлении и озадаченности; губы, покусанные, блестят на солнце; на шее у юноши красуются свежие засосы.       — Ну, судя по твоим отметинам, прошлая ночь у тебя явно была лучше моей, — усмехается Мадара и видит, как Саске моментально прикрывает рукой отметины. — Да ладно тебе, чего тут стыдиться, все мы были молодыми и отчаянными. Так что ты тут делаешь? Хороший вопрос, очень хороший, Саске сам не знает ответ и спрашивает его сразу же:       — Мадара?       — Да, малой? — Учиха-старший немного напрягается, но пытается улыбнуться говорящему, тем самым располагая к себе.       — Ты лунатил когда-нибудь? — Саске спрашивает тихо, смотря на мужчину, в котором замечает одно странное сходство, которое не заметил в день их знакомства. Саске и Мадара ужасно внешне похожи. Учиха-младший понял это, будто только сейчас увидел его впервые. Да, Саске будет выглядеть в возрасте так же, как он. Точь-в-точь: его лицо с годами так же высохнет; синяки от недосыпа, которые он давно заметил у себя, когда все-таки старательно рассматривал, переборов страх зеркал — все это дало ему ясно понять: отчего-то Саске ловит себя на мысли, что после сорока лет он тоже будет носить такие же длинные волосы, челка его будет, как и сейчас, прикрывать почти пол-лица, как у Мадары, делая видимым лишь один глаз — для посторонних, — и почему-то он уверен, что, скорее всего, он будет так же хромать, как этот мужчина. Мадара подходит ближе, словно желая лучше разглядеть юношу.       — Я первым задал свой вопрос! — Саске не хотел, чтобы его ответ звучал грубо, просто до него медленно доходит факт существования его лунатизма и тем самым приносит странное убеждение. Даже не догадку, а именно убеждение: Мадара в его возрасте страдал от того же недуга.       — Я… — Мадара не успевает ответить, как раздается крик птиц в округе. Те начинают громко воспевать какую-то свою песню. Стук шагов отдается эхом по всей местности. Он идет босиком. Идущий человек перекатывается из стороны в сторону, сжимая дрожащей бледной рукой полностью окровавленный бок. Рана глубокая: сжимай не сжимай, а он и сам слышит, как кровь хлюпаньем вытекает из порванного правого бока и вытекает горячей струей по пальцам. Он сжимает сильнее, пальцами чувствует от нажатия основание внутренних органов и просто падает на ноги. Рука не успевает ни за что ухватиться, и боль от удара отдается в спине. Прислоняется к стене и, тяжело дыша, обтекает весь потом, ловит настоящий жар. Пальцы дрожат, тело дрожит, и зубы, как бы он ни сжимал их, стучат так громко. Кажется, что стук разносится по всему, что вокруг него. Дрожь пытается пересилить поднятием лица к абсолютно белой луне на небе. Измазанные в грязи и крови черные волосы, сейчас более походящие на болотную тину, спадают с лица, и он прикрывает свои глаза. Начинается лихорадка. Он пытается дышать ровно, но каждый вздох отдает очередной порцией вытекающей ручьем смеси из крови и еще непонятно чего. Он прикусывает губы, сжимает бок рукой и открывает глаза еще шире. Начинает медленно смеяться. Тихо. А после смех перерастает в громкое эхо. Он уже почти ничего перед собой не видит, кроме как той самой огромной собаки. Черной псины, что идет за ним по пятам с того самого места. Он открывает свой рот, чтобы позвать лишь одного человека на помощь. Хоть и понимает, что тот его никаким образом не услышит.       — По… Один звук отдается сорванным дыханием, и он начинает судорожно кашлять. Кровью. Ну да, у него же наверняка легкое порвано.       — Мо… Рука сжимает рот. Отхаркивание кусков мякоти. И все сквозь пальцы.       — Ги… Он чувствует, как немеют его стопы. Холодом онемение протекает дальше. Вдоль колен.       — Мне… Собака подходит ближе, и он не может опять сдержать своего смеха. Трясет ужасно. Дышать тяжело, и он уже не чувствует все то, что ниже пояса.       — То… Он прижимается к стене ближе, хотя ближе уже некуда, и, сжимая крест на шее, свободной рукой подносит его к губам и целует. Смеется еще сильнее. Он уже не чувствует, как слезы текут по его щекам из-за шока в теле. Под ним растекается гигантская черная лужа. В лесу слышится вой.       — Би… Тот самый. Дергается, смаргивает. Собака исчезла. Отпускает крест. Отпускает и окровавленную рану, и она булькает каким-то неестественным звоном куда сильнее прежнего. Зажимает уши ладонями.       — Ра… Ужасный вой вперемешку со смехом и звоном колоколов звучит в его голове, и он в последний раз срывается с места, пытаясь проползти еще пару метров. Пытается спрятаться за деревом и, сжимая в очередной раз крест, смотрит на него. Не может сдержать свою улыбку.       — Ма… Странно улыбаться в тот самый момент, но наверное, вспоминать это лицо — настоящее счастье. Особенно перед смертью. Чужая невидимая рука быстрым движением пробивает его бок, и наконец слышится ужасный крик. Пальцы высвобождают крест, и в считанные секунды, пока та самая рука не занесется опять, он делает последний рывок с места. Накидывается на атакующего сам, из последних сил впивается в его тело зубами, отрывая кусок с мясом, однако быстро выплевывает его. После они кубарем катятся куда-то вниз, и он впивается вновь в существо, которое с ужасным воем кричит, проглатывая кусок и его плоти. Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. Лунный свет отражается в совершенно безумных и полностью алых глазах, пока грязь, что раньше была волосами, спадает с его плеч. Он смотрит на существо перед собой, едва удерживаясь на трясущихся ладонях. Себя он не чувствует уже давно. Оголяя окровавленные зубы полностью, облизывает губы и кровь становится с ним одним целым. Улыбается. Широко. Весело. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.       — Помоги мне, Тобирама.       — Да, я лунатил раньше, но был намного младше тебя: мне стукнуло семнадцать, когда я начал это делать, — Мадара говорит спокойно и смотрит в глаза напротив. — Почему ты спрашиваешь?       — Потому что я начал лунатить тоже, — Саске принимает эту информацию взволнованно. — Что ты… Как ты переборол лунатизм? Уголки губ Мадары вздрагивают в усмешке, и он прикрывает глаза, которые вовсю ослепляет солнце. Они стоят в тишине, и Учиха-старший наконец отодвигает от лица руку, улыбаясь своим же словам:       — Я и не переставал.

***

Хаширама и его жена были крайне гостеприимными людьми, которых совершенно не смутил тот факт, что какие-то незнакомые люди остались переночевать в их доме. Дом у них был простенький, не вычурный, как обычно люди любят создавать интерьер в своих хоромах. Одно было странно — у них не было детей. Шион это подметила сразу: не было детских комнат — только фарфоровые куклы, которые служили больше элементом декора в их доме. А кукол действительно было тут слишком много, причем разных. При дневном свете их получилось рассмотреть гораздо лучше: они были светлые, темные, с рыжими волосами и седыми даже. И у всех кукол из фарфора были разного цвета глаза: голубые, карие, серые, зеленые и черные как смоль.       — У вас так много кукол, вы их коллекционируете? — задает вопрос Шион во время завтрака, который приготовил им всем Хаширама, пока его жена с утра пораньше уехала на свою работу и даже не успела попрощаться, так как их гости попросту спали.       — Да, мой младший брат их производит, это его увлечение и прибыль, а мне как родственнику они достаются в первом экземпляре бесплатно, — Хаширама разливает им чай из сервиза и переводит взгляд на Менму.       — А дети у вас есть? — Хината спрашивает заинтересованно, рассматривая со своего кресла куклу с карими глазами, чем-то она напоминала саму Мито.       — К сожалению, моя жена больна бесплодием, — Сенджу говорит грустно, — именно поэтому она и выбрала такую профессию, чтобы помогать с этой проблемой другим.       — Это очень грустно, — Шион чувствует неловкость, — извините, если это больная тема для вас и мы…       — Все нормально, — Хаширама отмахивается и пытается улыбнуться, — мы уже привыкли к этому факту и давно смирились с этим. Тяжело, конечно, было, но после того, как у нее случился выкидыш и врачи тогда объяснили, что моя жена больше не сможет иметь детей, мы давно приняли это именно как факт. Порой, если человека любишь, дети служат лишь дополнением, но никак не счастьем.       — А усыновить вы кого-то не хотели? — Менма отпивает свой чай и ест приготовленный Хаширамой для них всех омлет с жареным беконом.       — Скажем так, — Хаширама закуривает сигарету прямо на кухне и отходит к окну, — у моей семьи был плохой опыт с этим, а после того, как увидел благодаря своему покойному отцу, какие в усыновлении чужих людей могут быть последствия, желания отпало само собой. Все затихли. Хината понимающе кивает: действительно, никогда не знаешь, кого именно ты впустишь в свой дом и сделаешь членом семьи, даже порой между кровными родственниками случаются такие конфликты, на решение которых требуется немалое количество лет, чтобы в итоге прийти к обоюдному пониманию, чего уж говорить о чужих людях. Она помнит и свое детство. Их семья в принципе была большой и имела сразу три ветви рода, к самой главной и принадлежала Хината, а Неджи — ее двоюродный брат — был усыновлен ее отцом еще в раннем детстве. Мать Неджи скончалась еще при родах. Шион принадлежала к третьей ветви. Три брата, а главой должен быть один, и выбрать такового по обоюдному согласию всегда крайне сложно. Женщин в роду было тоже немало: Хината и Шион, их матери, Ханаби — Хината очень любила свою младшую сестру и всегда считала себя почти мамой для нее. А вот с Шион… Та была старше на год, и них часто случались разногласия. Помнится, в детстве они даже подрались из-за куклы, а разнимал их уже Неджи. В детстве вообще были крайне напряженные отношения: началось это, когда они уже были в сознательном возрасте.       — А мне родители подарили новую куклу, посмотри, Хина! Она моя копия. Шион прибегает к своей кузине и крутит своей новой игрушкой прямо перед лицом той. Кукла была действительно красивая: у нее были длинные светлые волосы, кристально серые глаза и пышные черные ресницы. Ее бледная кожа из фарфора отсвечивала от лучей солнца, которые проникали через окна их огромного дома, где они все и жили. В их большой семье вообще была некая традиция: с рождением нового поколения под заказ делали из фарфора копию этого дитя и вручали в подарок этому же ребенку, как только тому исполнялось пять — такой осознанный возраст, когда дети могут по достоинству, исходя из своих предпочтений, оценить предлагаемое.       — Посмотри! — Шион со счастливой улыбкой вертит своей куклой перед лицом Хинаты и улыбается все шире. — У тебя тоже будет такая. Хината, до этого игравшая со своим щенком, которого отец подарил ей пару месяцев назад, внимательно осматривает своим взглядом куклу сестры и отвечает:       — Она очень красивая.       — У нее такое красивое платье, нежно-синее! Мама сказала, что самая знаменитая швея сама сшила его прямо для моей куклы! Хината сдержанно улыбается: не то чтобы ей не нравилась кукла, просто девочку в принципе не особо привлекали игрушки, особенно куклы. Просто с тех пор, как Неджи показал ей свои машинки и железную дорогу, девочка для себя поняла, что ее привлекают игрушки слегка иного рода.       — Пошли поиграем с моими куклами в доме, Хината, — Шион тянет сестру за руку, и Хината, выдыхая, плетется следом. Щенок следует за ними. Отец говорил чуть ли не с самого рождения, что она всегда должна быть милой и дружелюбной к своим родственникам, ведь они семья, а в семье главное то, что они обязаны поддерживать со всеми хорошие отношения, чтобы не провоцировать конфликты, которых взрослым и без того хватало с головой. А лучшим способом быть для всех удобным — это быть дружелюбным.       — Мама сама вместе со своей прислугой сделала для меня этот дом, точнее, заказали его от какого-то французского дома… Конечно, у них в семьей всегда был важен статус, а лучше его — пропаганда и подчеркивание, сколько и что стоит, чтобы эту иерархию еще раз подтверждать из раза в раз. Иначе статус, если о нем при любом удобном случае не упоминать, теряет свою значимость и попросту растворяется в повседневной суматохе.       — Очень красивый, — Хината кивает еще раз и садится рядом со своей сестрой на пол.       — Смотри, это муж моей куклы, — Шион протягивает игрушку Хинате, и та, не зная, что с ним делать, вертит ее в руках. — Они, как мама и папа, будут спать в одной кровати, пока их малютки будут играть в детской. Шион так тщательно расставляет всех на свои места, старается сделать все максимально правдоподобно, когда же Хината берет в руки плюшевого медведя.       — А он что будет делать? Он тоже будет жить в доме? — она с интересом рассматривает животное и нажимает на его грудь, отчего игрушка отдает пищанием в ее руках.       — Хината! Он же медведь, он не может жить в доме, он будет охранять вместе с другими животными на улице, — Шион вырывает из рук сестры игрушку и убирает ее в сторону. — Посмотри, какой красивый сервиз у них, миленький! Посмотри, какая детализация… Хината со скукой осматривает этот огромный игрушечный дом и кивает. Берет в руки другую куклу и смотрит в сторону коридора, ищет глазами брата, чтобы поиграть и с ним, но Неджи еще не вернулся из школы домой. Скучно. Лучше бы играла со щенком: от собаки намного больше пользы, и он более интересен для нее, хотя бы потому, что он — живой. И реакции у него настоящие.       — А Неджи скоро вернется домой? — спрашивает девочка и видит, как ее сестра увлеченно расставляет сервиз по столу и усаживает на кресла маленьких кукол.       — Не знаю, — отмахивается Шион, — он же мальчик, а у них всегда много дел, да и они нам нужны для того, чтобы мы росли в благополучии и ни в чем не нуждались, а у нас скоро с тобой занятия шитья. Шить Хината не любила больше всего: она постоянно прокалывала пальцы иглой и постоянно тщательно рассматривала выступившие наружу из-под кожи капли крови, пока не додумалась прятать пальцы в рот. Непривычный вкус. Не сказать, что приятный, но и отвращение как такого не вызывал.       — Хината! — Шион с отвращением смотрит на свою сестру. — Ну что ты делаешь, дождись нашу прислугу, она вытрет тебе пальцы, а то это же негигиенично.       — Я и сама справлюсь, — Хината устало выдыхает и встает. Ей уже восемь. — Я пойду с мальчиками во дворе поиграю, мне здесь неинтересно…       — Нет! Мы поиграем в куклы! — Шион злится и тянет сестру за собой, вырывая из ее рук очередную плюшевую игрушку, которую Хината пометила своей.       — Я не хочу играть в куклы, мне не нравятся они! — Хьюго-младшая тянет огромного медведя на себя. Так они и стоят, растягивая игрушку в обе стороны.       — Отпусти! — вскрикивает младшая. — Он мой!       — Нет! Тебе не нужен этот медведь! — Шион скалится, что ее младшая сестра не слушается, а Хината дергает игрушку на себя еще раз, отчего толчком вырывает медведя из чужих рук. Хьюго-старшая смотрит на нее строго и внезапно толкает, из-за этого Хината падает на пол вместе с медведем. Мимолетный взгляд исподлобья врезается в Шион. После ей прилетает удар от ладони младшей. Все как учил Неджи. Месяцами ранее.       — Смотри, руку вытягиваешь прямо, — брат показывает стойку во время занятий по самообороне, поправляет напряженное плечо сестры и корректирует правильное положение, — а потом отступаешь на шаг и наносишь удар прямо вот сюда, — Неджи без предупреждения бьет сестру в ту самую точку, и Хината вскрикивает, падая на пол. — Повтори сейчас ты. Я бил не больно, ты же девочка. Хината пытается отдышаться от резко сбившегося дыхания и сдерживает подступающие слезы, а после встает и внезапно наносит удар сама, блокируя руку брата. Бьет его прямо в грудную клетку под дых. Неджи падает и смотрит на нее с одобрением.       — Молодец! Технику отточим еще, но удар хороший, — он кривится от боли и растирает свою шею. — Сейчас — Хината резко атакует сестру и бьет на этот раз прямо туда, куда и показывал ее старший брат во время их занятий. Если ударить в ту самую точку солнечного сплетения, то у тебя будет как минимум две минуты, чтобы нанести удар в голову или же повалить противника на пол — это твое преимущество. Время — твой самый главный конек. А еще скорость твоей реакции.       — МАМА! Хината меня толкнула и ударила. Она не хочет со мной играть! — резко начинает плакать Шион, и слезы ее текут по щекам нескончаемым потоком. От боли и обиды. Хината ударила ее действительно больно. Мать Шион прибегает на плач дочери и качает головой.       — Хината! Не обижай свою кузину! — женщина смеряет младшую девочку строгим взглядом и кричит: — Хиаши! Твоя дочь — невоспитанная девочка! А Хината смотрит на это и растирает свою руку, ведь пока ты еще не отработал правильно технику при ударе, ты делаешь больно и самому себе. Разорванный медведь висит в ее объятиях, и она с сожалением смотрит на порванную игрушку, ведь та была ее любимой: ее подарил ей Наруто Узумаки — мальчик, который ей действительно нравился и с которым она была, как ее и учили, милой. Только вот он не обращал на нее никакого внимания, лишь улыбался и говорил, что она очень добрая и милая девочка. Он только просил у нее списать, когда у него что-то не получалось. А когда Саске пришел в их школу, Наруто стал все чаще обращаться с просьбой списать, ведь Саске он никак по знаниям не хотел уступать. А этот Учиха каждый раз в школе смерял Наруто презрительным взглядом и не уступал ему ни в чем — так они соревновались во всем.       — Хината, пошли погуляем, — Шион кричит ей. Ей десять. Хината, лишь игнорируя ее, идет следом за Шино в сторону очередной драки во время физкультуры. Это стало в их школьной жизни чем-то обыденным. Дети так по своей натуре выявляли, кто главный, и каждый раз боролись за место под солнцем.       — Опять этот Наруто с Саске повздорили, — Чоджи жует свои чипсы и закатывает глаза. — Ну сколько можно-то…       — Саске, отвали! — Наруто отпихивает мальчика и встает. — Ты достал!       — Они когда-нибудь вообще успокоятся? — Шино тоже закатывает глаза, и Хината внимательно рассматривает двух мальчиков, которые кубарем катаются на земле. Классный руководитель Ирука уже старается разнять их.       — Учиха! Узумаки! Быстро к директору! — слышится суровый клич. — Пусть с вами разбирается господин Джирайя. Ни для кого не было секретом, что Джирайя был дедушкой Наруто и что все разборки обычно заканчивались отчиткой их обоих и обещаниями Наруто и Саске больше так не делать. Однако все повторялось по кругу.       — Идиоты, — выдыхает Шикамару, — какие они надоедливые-то, — подросток устало выдыхает. Наступили времена колледжа. Новый классный руководитель бежит в сторону вновь подравшихся на заднем дворе учеников.       — Зачем вообще драться, я не понимаю, — Ино подавляет нервный тик и поправляет свою рубашку школьной формы. — Вот мы с Сакурой никогда не конфликтуем, да, милая?       — В детстве мы дрались с тобой часто, — молодая Сакура усмехается. Она приглаживает свои длинные волосы и рассматривает красивых мальчиков, что проходят время от времени.       — Да там опять старшеклассники дерутся, — Неджи спокойно идет рядом с сестрой, держа у груди учебники, и смеряет всех презрительном взглядом, — никакой дисциплины, один балаган.       — Я курить хочу, а у нас еще ботаника впереди. Надо беспалевно как-то провернуть, — лениво протягивает Шикамару.       — Я схожу с тобой, — Хината медленно кивает и под непонимающий взгляд девочек уходит со своим одноклассником в сторону заднего двора.       — Ты что, куришь? — Шион принюхивается к сестре и с отвращением морщит нос. — Хината, ты должна пахнуть, а не вонять, я расскажу твоему отцу и брату!       — Вперед, — Хината цокает языком и идет в сторону своего кабинета по химии.       — Ты вообще стала какой-то странной! Не разговариваешь со мной! У меня, между прочим, парень появился.       — Поздравляю, — Хината спокойно отвечает сестре и даже не смотрит на нее: химия важнее.       — И ты дальше не спросишь кто? — Шион возмущенно кричит ей вслед. Хината разворачивается и смеряет сестру взглядом. Хладнокровным.       — Брат Наруто — Менма Намикадзе. Первый красавчик школы. И мой будущий муж! Хината замирает и сжимает пальцы в кулак. Ее губы дергаются в подобии улыбки, а взгляд становится пронзительным. Шион знала. Она знала, что Хинате нравился брат Менмы. Уже столько лет не переставал нравиться. Когда Хината, будучи девочкой, рассказала это своей сестре на крыльце их дома, это и перестало быть секретом только одной души. Теперь же. Спасибо Шион хотя бы за то, что ее парень не Наруто. Иногда Хинате казалось, что ее старшая сестра, несмотря на их огромное различие, пыталась отобрать все, что нравилось младшей. Лишь бы привлечь внимание сестры. Как бы то ни было, если бы парнем Шион стал Наруто, Хината вряд ли смогла бы выдавить из себя даже улыбку. Но Наруто ни на кого не обращал внимания, кроме Саске, и она уже смирилась с тем, что фокус человека, которого она любит, направлен только в одну сторону. Ориентиром Наруто был Саске Учиха. И надо было быть полной дурой, чтобы этого не понять. Все мотивы его начинались и заканчивались только участием Саске, и с этим действительно оставалось только смириться. Даже Сакура, Ино и Сай стали ему ближе, и Наруто считал их более близкими друзьями. А Хинату… Ну, помощником в учебе, ведь она и Неджи были лучшими учениками, с ними в одном ряду стоял только Шикамару. Может, именно поэтому Нара в колледже стал ее лучшим другом, как и ее брат. Вот только… когда она узнала от Шикамару, который подружился с Ино, что ее сестра по пьяни полезла к Наруто, ее сдержанность впервые дала сбой. И на этот раз учителя бежали не на драку Наруто и Саске чтобы их разнять, а на драку Хинаты и Шион. Это был первый курс университета. Младшая атаковала без предупреждения, била со всей силы, вымещая всю накопленную обиду: начиная с детства за порванную игрушку и уже заканчивая тем, что сестра переступила все грани. И какова была ирония. В тот день Наруто был тем человеком, который оттащил Хинату от сестры, а Неджи — тем, кто поднял Шион с асфальта. Ино с Сакурой тогда долго стояли в замешательстве, а Саске внимательно и скучающе смотрел за дракой девушек. Нет, Хината не была зла на Саске за бездействие: в тот день она возненавидела и Саске, и Шион за то, что эти оба по жизни ей мешали. Сестра намеренно, а Учиха… просто своим существованием. Проблеск в толщи непонимания, исходящего от всех вокруг, она заметила в глазах Сая, который вместе с Наруто вел ее в госпиталь. И тогда она поняла. Сай ненавидит Саске так же, как и она — за все. Она увидела в нем ту солидарность. А также настоящего друга. После брата и Шикамару. И только после этого всего Хината заметила во взгляде Ино знакомые оттенки.

***

Поселок, в который приехал Неджи в тот вечер, был чуть дальше семидесяти километров от их дома, и они остановились сразу же у таблички, что имела название «Седьмая Луна».       — Впервые слышу о таком, — Сакура внимательно прочитала вывески и сейчас пытается вспомнить, упоминался ли он когда-нибудь в кругу их знакомых. Но ничего схожего вспомнить не получается.       — Я тоже, — Хьюго всматривается в карту местности и не находит подходящего названия, что хоть как-то напоминало бы увиденное. — Странно, может, его построили недавно…       — Судя по скудному освещению, — Карин замечает лишь пару фонарей на дороге, — он точно новый и еще не до конца законченный. Местность действительно была крайне странной. Половина дорог была полностью закрыта до дальнейшего въезда или же и вовсе перекрыта лентами. В округе даже домов не было, только вдали виднелся свет, наверняка от окон — первый, что они встретили по пути. Здесь даже машин толком не проезжало.       — Мы, кажется, сейчас на шоссе, — Джуго всматривается в свой навигатор. — Если быть точнее, на шоссе сто тридцать девять, а его нет на карте.       — В смысле? — в голосе Суйгетцу звучит заметное напряжение. — В смысле на сто тридцать девятом?       — Ну, смотри, — парень протягивает ему телефон, — тут есть четыре шоссе: сто тридцать пять, сто тридцать шесть, сто тридцать семь, сто тридцать восемь. По логике вещей, если цифра будет прибавляться, то это будет…       — Сто тридцать девятым, — Карин кивает им. — Что же, я думаю, нам нет смысла ехать сейчас туда и искать мотель, или что здесь может быть. Все же стемнело. Так что нам проще доехать хотя бы до какого-то жилого дома. Да, мотели были крайне популярны по всей Америке из-за страстной любви граждан путешествовать по своей стране и оставаться на ночь, если, к примеру, они не арендовали дом на колесах. Путешествовать в такого рода машинах было одним из самых популярных видов развлечений. Америка — огромная страна, имеющая неимоверное количество штатов, в каждом из которых было что посмотреть с неделю как минимум.       — Поедем просто прямо, и, может, по дороге что-то да найдем, — Сакура пытается мыслить логично, не зря же она выигрывала олимпиады в школе. Хоть ее логика никак и не проявлялась в личной жизни, в которой все ее увлечения в основном заканчивались провалом.       — Поехали прямо, верно, что-то да найдем. Ехали они еще каких-то минут пятнадцать, пока Неджи не остановил машину у мотеля с неоновой вывеской «Скрытый дождь». Надпись отдавала ярким красным сиянием, что сразу же бросалось в глаза. Проехать его было крайне сложно. И не заметить тоже.       — Я узнаю, что и как там. Мы с Суйгецу пойдем, — Неджи выходит из машины и оставляет девушек с Джуго. Суйгецу и сам был, впрочем, только рад наконец пройтись: задница от сидения болела знатно. Бензин у них был уже на нуле, нужна была заправка в срочном порядке. Дверь мотеля встретила их бренчанием колокольчика. Девушка за ресепшеном моментально подняла на них свой внимательный взгляд и улыбнулась. Внутри было уютно: такая атмосфера больше напоминающая эпоху хиппи, которые до сих пор продвигали свое движение во всех уголках мира. В холле горел камин. В кресле сидел какой-то старик и читал себе спокойно газету, куря трубку. В воздухе от этого витал запах никотинового дыма.       — Добро пожаловать, — девушка встает и еще шире улыбается гостям. На ней обычная майка, которая ни разу не скрывает вызывающий внешний вид. Волосы выкрашены в ярко-синий оттенок и своей длиной чуть касаются ушей. Под губой и в носу красуется пирсинг. Ее руки украшены татуировками.       — Здравствуйте, — Неджи сразу кивает и идет к столу регистрации, пока Суйгецу с интересом рассматривает спину мужчины в кресле. Хозуки после замечает и соседнюю комнату. Вероятно, то была гостиная. Там какие-то незнакомцы. Двое играют, очевидно, в покер. Третий, более молодой, играет на гитаре. Даже с такого расстояния видно, что все лицо его усеяно пирсингом. Интересное место. Суйгецу был бы не против тут остаться. Здесь можно было бы спокойно выпить виски и наконец расслабиться от этой долгой дороги.       — Мы немного потерялись, — начинает Неджи, — у нас бензин почти на нуле, вы не подскажете, можем ли мы остановиться тут? А также где ближайшая заправка? — Понимаю, — девушка осматривает его с некоторой праздностью и протягивает буклет, — вот наши цены, а заправка у нас в другом конце города. Мы сможем вас завтра отвезти туда, а вы возьмите канистру с бензином, тогда сможете продолжить свой путь. Тут сложно запутаться, город еще не отстроен…       — У вас недорого, — не дослушивает ее Хьюго и задает следующий вопрос: — Можно нам два номера? Нас всего пять человек, я думаю, две комнаты нам хватит на одну ночь.       — Да, конечно, — она улыбается ему и вскрикивает: — Нагато, подойди-ка сюда! У нас гости! — затем поворачивается обратно: — Ведите сюда своих друзей, мы покажем доступные номера. У нас еще завтрак отличный по утрам. Наша старая повариха знаменита по всей стране. Да, позавтракать им бы не помешало. Неджи уходит с Суйгецу и возвращается уже со всеми, перед этим припарковав машину на стоянке.       — У нас есть номера элитные и обычные, вам какие по душе больше? — тот, кого назвали Нагато, улыбается им легко и проводит всех по коридору за собой. Мужчина у камина даже не оглянулся на них. Наверняка спит.       — Нам такие, чтобы мы спали как убитые, — усмехается Карин, и Нагато сразу же переводит взгляд на нее.       — Ну, если вам не нужны джакузи, то вам сойдет и эконом вариант, — Нагато протягивает им две пары ключей и наконец добавляет: — Завтрак у нас с семи до десяти, но при раннем выезде можно заказать и раньше.       — О нет, мы лучше поспим, — Джуго кивает и перенимает ключи.       — А выпить у вас на ночь можно? — сразу спрашивает с энтузиазмом Суйгецу.       — Нужно, — усмехается Нагато, — в номерах есть наше меню, так что, если захотите что-то заказать, смело спускайтесь к Конан, она вам все принесет. Решено было разделиться так: девушки спят с девушками, а парни — с парнями, ибо мало ли что, да и номера находились на одном этаже — первом: видимо, уровень комфорта оценивался именно по этажам.       — Если что, стучитесь к нам, — предостерегает Неджи и доводит Сакуру и Карин до их номера. Конечно, перспектива спать в одном номере с Сакурой не было для Карин наибольшей степенью удовольствия, но что поделать, это же на одну ночь. Они даже не близкие подруги, что уж говорить о лучших друзьях. Однако общие темы появились сами собой. Вообще, Карин никогда даже не посмотрела бы в сторону Сакуры по собственному желанию, но так уж сложилось, что жизнь свела их общей компанией. Не общаться совсем было бы странно.       — Может, вина закажем? — сразу же спрашивает Карин притихшую Харуно, что осматривает их комнату и решает, где же ей лучше провести эту ночь: на диване или на одной кровати с Карин.       — Да, можно выпить, я не против, — Сакура улыбается ей и понимает, что напряжение медленно начинает спадать. Алкоголь вообще помогал быть более раскрепощенной, тем более когда компания сужается до двух человек наедине.       — Я тоже, так что закажу пока, — Карин кивает ей и выходит. И сразу же сталкивается в проеме коридора с Суйгецу, который решил заказать парням виски и выпить наконец. Хозуки усмехается при виде подруги и спрашивает:       — Тоже выпить захотелось, родная? — Карин пожимает плечами, и тот усмехается еще шире: — Вот и нам. Да-а, не так я представлял себе этот отпуск, не так.       — Су, — Карин берет его под руку и говорит на полном серьезе: — Бдительность не теряй только, нам расслабляться пока не стоит. Саске остался дома один. Да, надеюсь, что дома. А Саске лучше одному без нас не оставаться. Саске катастрофически было противопоказано оставаться одному. Да, обычно это не очень хорошо заканчивалось. Вспомнить хотя бы одну ситуацию… На последнем курсе университета Карин заметила, что Учиха не появлялся на занятиях уже с неделю. Хоть его крайне сложно было назвать послушным и порядочным студентом, но обычно его прогулы заканчивались на отметке в три дня. И ребята все-таки договорились после занятий заглянуть к нему в квартиру. В то время Саске внезапно для всех снял однушку и съехал от них, высказав: «Я хочу пространства, я устал». Ни для кого не стало новостью, что Учиха быстро исчерпывал свои ресурсы в общении даже с самыми близкими ему людьми. Он часто закрывался в своей комнате, а на утро, перекинувшись с ними лишь парочкой фразой, в молчании уходит по своим делам. Бывали у него периоды, когда он и вовсе с ними не разговаривал, хотя до этого мог непрерывно общаться днями напролет, выезжать погулять на природу или шел с ними на очередную университетскую тусовку. Саске вообще были свойственны яркие перепады в настроении, граничившие на уровне максимальной коммуникабельности, но всегда заканчивались полным уединением и пребыванием в своем собственном мире. Но на то они и были его лучшими друзьями, и это был их выбор — общаться с таким человеком. Но именно в ту неделю Карин почувствовала какое-то беспокойство внезапно и на фоне каких-то своих внутренних инстинктов решила, что им все-таки пора наведаться к Саске в гости. И чутье ее не подвело. Им пришлось взломать квартиру, чтобы увидеть… Саске сидел посреди комнаты. На полу было разложено множество вырезок из газет. Виднелись круги, сделанные красным маркером. Там же лежала и огромная карта штатов Америки, которую он исписал полностью на каком-то непонятном языке. Сам Учиха смотрел в одну точку и не двигался. Вокруг валялось множество пустых бутылок алкоголя, а комната была прокурена напрочь, отчего пришлось открыть сразу окно — настолько было тяжело дышать. Саске сидел молча и даже не реагировал на них. В углу валялся его телефон, который был поставлен на беззвучный режим.       — Саске, друг, ты чего? — тихо спрашивает Суйгецу и трогает его за плечо, но Учиха не реагирует. Он лишь сжимает свои губы и смотрит в газетные вырезки.       — Джуго, собери бутылки, — командует Карин и понимает, что ей в этот самый момент становится не по себе. — Саске? Ты слышишь нас? Тот, может, и слышал, но никак не реагировал.       — Может, у него транс какой-то? — Суйгецу хмурится и хочет взять газетный ошметок, как…       — Руки убрал, — наконец Саске подает голос, который непривычно для всех них звучит очень грубо. Обычно Саске так с ними никогда не разговаривал.       — Саске, мы волнуемся за тебя. С тобой все… — Карин закусывает губу и садится рядом, как вдруг слышит:       — Со мной все нормально. Не трогать ничего, — он говорит монотонно и сжимает в пальцах свой маркер. — Если что-то тронете, я руки вам выверну, как тому пареньку в колледже. Суйгецу сразу побледнел. В комнате слышно было, как Джуго собирает пустые бутылки.       — О чем он говорит? — Карин оборачивается и смотрит на Суйгецу, но тот лишь хмурится, отмахивается и говорит:       — Долгая история, потом как-нибудь, это еще было до тебя. Карин медленно кивает и сжимает губы в одну ровную линию.       — Саске, что случилось? — она спрашивает тихо, и Саске напрягается. — Саске, ты хочешь стать следователем? Слышен громкий смех, такой пронзительный, звонкий, от которого мурашки пробегают по спине всех присутствующих, и Саске, наконец резко успокоившись, отвечает:       — Я хочу узнать, где этот ублюдок похоронил мою мать.       — Саске, я… — Карин понимает, что это первый раз на ее памяти, когда Саске заговорил о своей семье, и даже не знает, что сказать, а стоит ли говорить вообще…       — Он ее задушил на моих глазах, — Учиха закуривает и пристально смотрит в сторону карты, — и где-то закопал, я так и не узнал где, он сдох раньше, чем я смог выпытать у этого урода, где же именно. Убийца ебанный, он ее на моих глазах задушил и заставил смотреть на все это. Я ничего не мог сделать, — он выкуривает сигарету до конца, — а после увез ее тело, и я даже не смог похоронить ее нормально. По-божески, блять. И вот скажите мне, Бог есть или же его нет уже давно? Почему даже у этого урода были похороны, а моя мать непонятно где гниет в земле, а я даже не могу прийти к ней на могилу. Карин поджимает губы сильнее, и слезы подступают. Так вот оно что… Саске всегда избегал тему семьи, потому что… Его отец был больным на голову убийцей, лишенным какого-либо чувства раскаяния. Этот псих разрушил семью Саске и даже не дал шанса сыну попрощаться с мамой. Спустя час уговоров они вывели Саске на прогулку в тот день. И после оставались у него каждый день, боясь оставлять одного. Потому что один на один с собой Саске начинал сходить с ума, приближался к сумасшествию, хоть и стремился к этому одиночеству. Кое-что оставалось актуальным и по сей день: Саске боялся сойти с ума, как убеждал всех, или же в глубине души… Стремился к этому? Карин заказывает с Суйгецу выпить, и оба наконец возвращаются в свои комнаты. Сакура уже переоделась в халат и ждала Карин, которая вот уже показала ей два бокала и усмехнулась. Кажется, их ждет веселая ночь.

***

Во время допроса, ровно в два часа дня, входит мужчина лет так шестидесяти и протягивает Анко бумаги, смеряет Саске презрительным взглядом — впрочем, именно такой взгляд к своей персоне Саске и привык вызывать, следовательно, не особо это его расстроило. Учиха лишь с усмешкой подмигивает ему, и тот удаляется за дверь кабинета допроса.       — Хорошие новости, Саске, — Анко и сама обрадовалась, — комитет принял решение раньше и разрешил перевести вас с Наруто в одну камеру на один день.       — Один? — Наруто усмехается, смотря, как женщина в возрасте удаляется из их камеры. Ее рыжие волосы оставляют за собой запах какого-то дорогого парфюма. — Ну, и на том спасибо.       — Одного дня маловато будет, — Саске усмехается. — Надеюсь, они продлят, а мы в должниках не останемся, даю слово.       — Пока один, — Митараши виновато улыбается, — вечером вас переведут в палату и снова разделят. Не натворите, ради бога, глупостей, я очень прошу вас, мы в ответе за вас…       — Обещаю, — Наруто кивает и смотрит на Ибики. — Спасибо за услугу…       — Задавайте любой вопрос, — Учиха смотрит, как минутная стрелка проходит свой путь дальше, и переводит взгляд на Анко. — Мы обещали вам ответить на любой…       — Наруто, — Ибики включает свой диктофон и осматривает Узумаки оценивающе, — расскажи мне про свое детство с…       — Братом, — Анко говорит и нажимает на кнопку записи.       — С братом? Не Наруто? А вы мухлюете! — Саске прикидывается обиженным и надувает губы. — Ну ладно, так уж и быть. Что именно вы хотите услышать в моем рассказе? Я отвечу на четко сформулированный вопрос, как и обещал.       — Конечно, — Наруто закидывает ногу на ногу и крутит браслет на правой руке, — что именно вы хотите узнать?       — Какие у вас в детстве были отношения? — Ибики отпивает воды и смотрит на часы. Скоро должен быть Итачи. Вот где будет действительно интересно.       — Как у обычных братьев, — Саске пожимает плечами, — ну там, школа, дом, игры разные.       — Мы с братом были очень дружными с самого детства, — на губах Наруто появляется улыбка, — так как он был старший, то часто меня учил всякому. Играли много с тех пор, как меня удалось вернуть из того детдома, а на семью жаловаться… Нет повода. Менма хоть и был требовательным, но он всегда был более безалаберным, нежели я. Может, дело было в том, что он был первенец, потому ему было больше поблажек. Но порой мне кажется, что это даже лучше, ведь я стал главой семьи, пусть сам того и не желал особо. Бабушка и дедушка, видимо, еще в школе увидели мои лидерские навыки и пометили меня более перспективным внуком, — Наруто меняет позу. — Лет так до двенадцати мы еще соревновались с ним, а после отпала нужда сама собой… Менма хоть и был всегда умным, однако в какой-то момент я понял: больше учиться у него особо нечему. В том возрасте он уже начал активную личную жизнь, ну, вы знаете, как это бывает: первая влюбленность и все такое. А я…       — Я часто дрался с Наруто, потому что с тех пор, как нас перевели в одну параллель, нам крайне тяжело было с нашими характерами ужиться, из-за чего мы постоянно скандалили и дрались, — Саске, вспоминая, прикрывает глаза рукой.       — Ирука, ну, наш классный руководитель… Так вот, он намучался с нами, конечно, ужасно, бедный, но в принципе, весело было. А школьное время вообще было веселым. Мой дедушка был директором же, — Наруто смеется.       — Да, нас отводили к Джирайе и тот пытался нас отчитать со строгим видом, но мы оба понимали, что, по сути, ничего он сделать с этим не сможет, — Учиха погружается в воспоминания. — Ну и так мы мерились силами до того момента…       — Пока попросту не устали и не успокоились.       — Общий язык мы в итоге, хвала небесам, нашли… — Саске отпивает принесенный ему чай и выдыхает, — но весело было очень.

***

Данзо привез Сая и Ино в какую-то комнату, где жили не только они, но и еще парочку ребят. Извинился заранее за то, что не хоромы, но прибывшим было уже далеко без разницы: они очень устали.       — Никогда бы не сказал, что в таком маленьком городе обитает столько народа, — Сай сразу подмечает количество людей в медицинских масках. — Почему у вас все маски носят, впервые такое вижу, это мода какая-то? Ино тоже подметила эту странность. Но никак не прокомментировала.       — Хах, — смеется Сарутоби, — нет, просто у нас карантин: в городе обитает какая-то зараза, и всем по новостям сказали маски носить уже месяц как, чтобы обезопасить себя. А мы снимаем их, так как лицо жутко чешется, но именно на работе это закон. Ребята так просто привыкают, хоть лицо и губы сушит от этих масок ужасно.       — Вы все медики, получается? — Яманака заинтересованно рассматривает девушку, которая проходит мимо них. — Впервые в жизни вижу так много медперсонала в одном городе сразу. Данзо удивленно смотрит на нее и спрашивает:       — А вы не знали?       — Не знали что? — Сай наконец проходит в огромную комнату.       — Привет, Рин, у нас тут гости, — Данзо сразу здоровается с девушкой примерно того же возраста, что и Ино с Саем. Рин улыбается им всем и машет рукой, отодвигая от себя учебник.       — Привет, ребята, я вот в ночную сегодня, скоро уезжаю.       — А не к Конан? — подкалывает ее Данзо. Ино не может отвести удивленного взгляда от девушки: «Она тоже лесбиянка? Вообще, она довольно-таки красивая с виду. Каштановые волосы завязаны в пучок на затылке. Это татуировки на лице или специальные отметины? Она очень маленькая и хрупкая, больше похожа на школьницу».       — Конан работает, — Рин уныло выдыхает, — смена сегодня в мотеле, а вот завтра мы с ней устроим романтический ужин, у нее выходной.       — Конан слишком много работает, — Сарутоби хмыкает.       — Мы копим на дом, — Рин влюбленно отводит взгляд чуть вверх, — мы выбрали один на окраине. И вот уже будем вносить ипотеку.       — Пригласите на новоселье? — Данзо показывает ладонью на старенький диван, и прибывшие гости молча усаживаются. — Это, кстати, Ино и Сай, отчаянные, спали на дороге. Думали, наркоманы, так чуть не сбили их.       — Ну, как ты когда-то, Данзо, — усмехается Рин и наконец подходит к ребятам. — Меня Рин зовут, Рин Нохара, и я медсестра, а вы?       — Сай, и я архитектор, — он улыбается девушке.       — Я Ино Яманака, работаю манекенщицей, — девушка протягивает руку, и Рин сжимает ее порядком дольше положенного, улыбаясь.       — Вот где красивые девушки водятся, — Нохара подмигивает ей, и Ино впервые краснеет. Непривычно было получать комплимент от женщины, причем в такой открытой форме. Очень непривычно, но в то же время приятно.       — Ладно, я пойду собираться, — Рин широко улыбается и машет им, — буду утром, постараюсь вас не будить…       — Да-да, Рин, давай спасай там людей на своей работе, — Данзо кивает и потягивается. — У меня, слава богу, два выходных, хоть высплюсь нормально. А ты что, Сарутоби?       — Да с вами полчасика посижу и спать, я в утро, — Хирузен уныло отвечает и идет за банкой пива.       — Сару, возьми и нам. Вы же будете пиво? — Шимура кажется Ино и Саю очень даже весельчаком и точно не вызывает чувства недоверия. Сай решил все-таки повременить со своими вопросами и спросить тет-а-тет, когда Ино уже спать ляжет, ибо не хотелось бы, чтобы у лучшей подруги сложилось впечатление, что ее друг поехал головой. Число больных на голову в их компании и без того превышало норму. Они беседовали на какие-то отвлеченные темы. Ребята рассказывали о своей жизни в столице, Данзо и Сарутоби толковали о медицине и об устройстве в этом городке. Несмотря на разницу в масштабах городов, всегда случались крайне идентичные рассказы о ситуациях, что касались человеческой натуры: каждый из говорящих мог найти в них себя. Человеческий фактор не отменял никто. Сарутоби ушел спать через полчаса, как и говорил, пожелал всем спокойной ночи и закрылся в комнате, в которой скоро потух свет. Ино устала от разговоров примерно спустя час, и Данзо отвел ее в комнату Рин. Там было какое-то свое настроение в обустройстве, а главное, удобная кровать. Так Сай с Данзо и остались одни. Долго болтали на какие-то далекие, даже абстрактные темы. Оказалось, оба интересуются историей и живописью, из-за чего за третьей банкой холодного пива стали обсуждать картину Ван Гога: каждый высказывал свое мнение, а в итоге даже поспорили немного. Шимура обещал утром отвезти их домой.       — Слушай, — внезапно спрашивает Данзо налегке, — она, — он указывает в сторону комнаты, в которой спала Ино, — твоя подружка? Извини, если лезу не в свое дело, не подумай ничего. Сай сначала усмехается, а потом, отпивая пива, говорит:       — Нет, она лесбиянка, причем классическая, без всяких там би.       — Так вот чего Рин на нее глаз положила, — смеется Данзо, — да, лесбиянок нынче много, хотя, зная Конан, я бы тоже в лесбиянки подался: она крутая и красивая женщина.       — Женщина? — удивленно переспрашивает Сай.       — Она старше Рин на десять лет, — смеется Шимура, — но выглядит на все двадцать!       — А ты? — Сай внезапно задает вопрос.       — А что я? — Данзо из-под опущенных ресниц смотрит на Сая и растягивает свою руку вдоль спинки дивана.       — Какой ты ориентации? — спрашивает юноша спокойно, пусть и чувствует, что уже пьян.       — А я первый спросил, — Данзо показывает ему язык и взъерошивает свои каштановые волосы пятерней. — Повисло молчание. — Не, ну если не хочешь, то не отвечай…       — Я гей, — Сай впервые отвечает на такой вопрос настолько легко, ибо не стыдится этого. Смотрит на реакцию Данзо, но ничего критиканского там не видит. Ну да, они же в Америке: тут это считается нормой, хоть большинство людей и продолжают скрывать свою ориентацию из-за осуждение общества и правительства. Последнее меняется часто, а из-за этого, соответственно, меняются и взгляды на разные сферы жизни. Однако в первую очередь у большинства людей был страх признаться в этом себе, а уже потом, может, и другим.       — Выпьем за это! — Данзо кивает, и они почти опустошают свои банки. Начинало светать.       — А ты? — Сай уже расслабился и чувствует, как кружится его голова от количества выпитого.       — А я однолюб, — Шимура усмехается с какой-то горечью и допивает банку пива залпом. — Вот такое вот говно. Не могу приписать себя ни к какой ориентации, разве что, к категории больного на голову человека, который любит другого уже столько лет. И не взаимно, увы. Вот такая вот жизнь. Сплошное говно.       — Я тоже, — задумчиво отвечает Сай. — Люблю вот одного, а он все за другим носится. Причем хуй знает почему.       — Я люблю мужчину. И наверное, я гей тоже, но мы столько лет друг друга знаем. Учитывая, что знакомы мы с пеленок. И я уже не знаю, что со мной не так. Да, мой тоже другого выбрал.       — Ну что, еще по одной? — Сай усмехается.       — Давай. Они похожи, и это так странно. Может, этот Данзо сможет дать ему совет. А еще он что-то хотел спросить, но что именно… он уже и забыл. Мысли превратились в один большой поток.       — А как ты живешь с этим? — Сай спрашивает и слышит, как заплетается его язык.       — Да молча, — Шимура пожимает плечами и дает гостю пиво, — как-то смирился уже. Да, бесит порой, но что поделать. Умру в одиночестве… Ну и хрен с ним.       — Знакомо, — Сай, кажется, приуныл. — Вы хоть общаетесь?       — Общались, — тихо отвечает ему Данзо, — пока муженек не промыл ему мозги. Тогда он стал меня избегать. Я терпеть того мудака не могу, еще в детстве понял, что он говна мне сделает на годы вперед.       — Тоже знакомо, у меня прямо сейчас такая же ситуация, — юноша смеется от горечи. — Этот Саске так меня заебал, что хоть бери и убей. И то, вряд ли поможет, у Наруто же на нем свет клином сошелся. Пиздец какой-то. А ведь мы даже с ним похожи внешне, но то, походу, совершенно не важно. — Сай смеряет мужчину внимательным взглядом и молчит, но после, не выдержав, спрашивает: — Что?       — У нас… очень похожие ситуации, — Шимура говорит тихо, — и ты абсолютно прав: как бы вы внешне ни были бы похожи, сумма слагаемых от этого, к сожалению, не меняется. Я тоже думал убить этого человека. Много раз приходил к такой мысли, — добавляет он еще тише и отставляет в сторону пустую банку пива. — Но я не смог этого сделать. Как бы ни хотел. Сай вздрагивает. И задает вопрос:       — Почему? Господи, он только что задал самый странный и в то же время пугающий вопрос: не «зачем», а «почему». И сам таким образом нажал на спусковой крючок, активировав, сам того не понимая, такие процессы, о которых даже не подозревает. Только что он одобрил идею убить другого человека. Из-за собственного эгоизма. Так легко и просто. Словно спросил о том, почему они пьют пиво, а не шотландский виски, к примеру. Данзо молчит долго, усмехается своим мыслям, и в глазах отображается огромное количество эмоций: от злости приливом и до отчаяния отливом. Его радужки светлеют от лучей солнца за окном.       — Потому что… — он отвечает тихо, сам не зная, как правильно объяснить. — Потому что они, мать его, связаны: убей я одного, — Шимура смотрит прямо в глаза Сая, а в тех ощущается огромная тоска и злоба сразу, — умрет и второй. А человека, которого я так сильно люблю, я не смогу убить точно. Только если буду сам при смерти и понимать, что мне осталось недолго еще прожить, каких-то пару минут — вот тогда я заберу его с собой. Но жить без него я не вижу смысла. И не смогу. Даже при большом желании. Никак. Я зависим от него. Просто живу, пока жив он — и это самая страшная болезнь на свете.       — Данзо? — наконец спрашивает Сай его тихо. — Скажи, сколько тебе лет? Тот отвечает сразу же:       — Тридцать шесть. А тебе?       — Двадцать пять. Мы с тобой точно раньше нигде не встречались, ты уверен? — Сай смотрит на него и чувствует, что явно что-то осталось недосказанным. Но что именно… Нет, он не может понять.       — Думаю, нет, мы бы с тобой уже давно нашли общий язык и стали настоящими друзьями. Потому что… у нас похожие проблемы. И в целом… мы очень с тобой похожи. Ты даже не понимаешь, насколько сильно, малыш.       — Ну что, пойдем поспим? Рин уже скоро должна вернуться. Я пока уберу банки с пивом, а ты можешь поспать в моей комнате, если хочешь, — мужчина встает и сразу принимается собирать пустые банки. Уже в комнате Сай засыпает моментально, а Шимура Данзо так и не сомкнул глаз, пока не вернулась с ночной смены Рин и не ушел в утро Сарутоби.

***

      — А виски тут хорош, — Джуго смакует губами напиток и смотрит на Неджи, который сидит на кровати в позе лотоса и распускает свои длинные волосы, которые обычно завязывает в низкий хвост.       — Да, я хоть и пил гораздо лучше, но… сойдет, — Хьюга выпивает свой алкоголь и пишет сестре сообщение, мало ли, она еще не спит. Но ответа не получает — спит точно.       — Мы с Саске столько много алкоголя в свое время выжрали, что, как бы я ни хотел прочувствовать индивидуальность каждой нотки, для меня весь алкоголь стал одинаковым, — Суйгецу расслабленно валяется на диване и смотрит в потолок. — Я надеюсь, этот дебил дошел домой в целости и сохранности.       — Я тоже, — Джуго кивает, — ты звонил ему?       — Не, у него телефон, как обычно, отключен. Ничего удивительного, это же Саске, — фыркает Хозуки и отворачивается лицом к стене. — Ладно, я спать буду, вы это, потише, пожалуйста. Оба товарища молча кивают друг другу.       — Я тоже уже пойду спать, Неджи, — оповещает Джуго и ложится на кровать.       — Да, окей, а я пойду прогуляюсь немного по холлу гостиницы, а потом тоже лягу, — Хьюго выключает в номере свет и выходит за дверь. Надо было дать ребятам уснуть. В холле все еще потрескивает камин, и Неджи подходит к нему. Старик, которого они видели, когда только заселялись, уже куда-то ушел, а вот ребята в соседнем зале все еще играли в покер.       — Брат! Ты достал мухлевать! — возмущается один из мужчин и с вздохом выкладывает деньги на стол. За столом сидят Нагато, Конан и еще двое мужчин, которых Хьюго никак не мог знать. Его присутствие замечает сразу же Нагато.       — Не спится?       — Да, — Неджи усмехается, — все уже уснули, а я вот решил выйти проветриться.       — Давай к нам? — машет ему рыжеволосый. — В покер играть умеешь? Я Яхико, кстати, ты садись, садись давай. Нагато, притащи стул Каварамы.       — Да не особо как-то, — виновато отвечает Хьюга и хочет уже отказаться, но стул приносят раньше.       — Да садись, научим, — смеется Яхико. — Давай, друг, расскажи, что и как. Мужчина с выцветшими волосами смеется и смотрит на Неджи:       — Хочешь сыграть? Не на деньги, а просто так. Отказываться было не особо красиво, так что оставалось только согласиться.       — А кто владелец этого мотеля? — внезапно спрашивает Неджи с интересом.       — Два, — Конан моментально отвечает. Неджи непонимающе смотрит на них.       — В том смысле, что владельца два. Два брата. Одного ты видел в кресле. Сейчас он уже спать ушел, а вот второй заправкой управляет. Как раз туда мы завтра и поедем утром, чтобы вашу машину залить.       — О, а зовут их как? — с вежливым интересом спрашивает Неджи и смотрит на карты, которые выдали ему.       — Итама и Каварама Сенджу, — отвечает тот самый с выцветшими волосами, а после добавляет: — Ну, давайте играть. Проиграли они до утра. Неджи так и не уснул.

***

Карин с Сакурой в итоге выпили на двоих целую бутылку, говоря о своем женском. И даже сошлись на некоторых интересах в области науки и фотографии, ведь, оказывается, Сакура в свое время даже думала стать фотографом. И только потом поняла, что это не особо ей дается и не видит она нужной картины и ракурса, как подобает настоящим фотографам. Деталей не замечает. А красота, как и дьявол — кроется именно в них.       — Слушай, — уже расслабившись, спрашивает Сакура спрашивает, — а тебе вообще какие мужчины нравятся? — она смотрит на нее из-под опущенных ресниц и облизывает губы. Они покраснели в тон бордовом вину.       — Да я как-то не думала об этом, — Карин отвечает задумчиво. — Ответственные, скорее всего. Больше ничего на ум не приходит, — она отпивает еще глоток вина, и вот у нее в бокале осталась уже половина, в то время как Сакура выпила все раньше. — А тебе?       — А мне постарше, — Харуно смеется, — ну, возраста Какаши, ну, и, конечно, в свое время мне нравился тот же Саске. Знаешь, я тогда была молодая… Это же Саске! Ха-ха-ха… Да… А у тебя типажа нет? — она рассматривает лицо Карин и двигается ближе.       — Саске и есть мой типаж, — усмехается Карин. — А почему старше?       — Да не знаю, с ними безопаснее, что ли, себя ощущаешь, чем со сверстниками. И более понятной и защищенной, наверное. Почему Саске? — она смотрит на девушку с прищуром и игриво. — Не, ну то, что он красавчик, это понятно.       — Дело не во внешности, — девушка ставит бокал в сторону. — А в душе и характере человека. И в мозгах. Внешность мне безразлична, — она смотрит в окно и выдыхает. — Да и человек он прекрасный, добрый и заботливый. Понимающий.       — Мы об одном Саске говорим? — иронично смеется Харуно. — Я только помню… Постоянно надменное лицо и фразы, как я его достала со своими намеками и подкатами. Наверное, именно из-за него я перестала обращать внимание на сверстников. Он в свое время знатно растоптал мою самооценку своим безразличием.       — Может, ты не хотела понять его и просто купилась на внешность? Мужчины сразу это просекают, — Карин с интересом слушает Сакуру и наблюдает за ней.       — Сложно ответить, ведь он был моей первой влюбленностью, наивной такой, знаешь. Был примером, но у него всегда был крайне тяжелый для моего понимания характер. И наверное, у меня не хватило бы терпения, чтобы его заполучить…       — Он не вещь, чтобы говорить так о нем, — Узумаки кривится от такого ответа, и ей становится мерзко от того, что это вообще надо проговаривать. — Он человек. Это значит, что его нельзя получить просто для галочки. Его надо понимать и принимать. И только тогда что-то может получиться.       — Так почему же вы не вместе тогда? — ехидно спрашивает Сакура.       — Потому что… — Карин улыбается. — Мы друзья, и нам комфортно ими оставаться. Любовь приходит и уходит, а дружба, при огромном желании, вечна.       — Любовь тоже может быть вечной, — хмуро отвечает Харуно.       — К примеру? — Карин выдыхает. — Любовь является огромным трудом. И это работа обоих, то есть у тебя должно хватать ресурсов, чтобы ее поддерживать, а если они закончатся у твоего объекта любви, то… Это же твоя половина, как-никак, потому ты несешь ответственность за свой выбор.       — Согласна, но бывает же такое, что просто люди любят друг друга. И они счастливы. Создают семью и живут себе спокойно, — у Харуно голос становится умиротворенным. — Хочется верить в это. Некоторые и вовсе выходят за богатого мужика и живут ни в чем себе не отказывая. Счастье у них в деньгах и спокойствии.       — Знаешь, в чем твоя проблема, Сакура? — Карин смотрит на нее и понимающе улыбается. — Ты в погоне за придуманными идеалами и не замечаешь человека, который уже давно любит тебя. Но нет же, тебе надо что-то большее…       — О ком это ты? — подруга хлопает глазами. — О Наруто, что ли? Так он в детстве бегал за мной, в первом классе, пока Саске к нам не перешел учиться. Наруто — это даже смешно, Сакура действительно слепа.       — Не, я не о нем, его сердце давно занято уже, — девушка смеется.       — А о ком? — Харуно смотрит на нее пристально. — Если ты о Какаши, то…       — Забудь, — Карин отмахивается, — я спать пойду, извини, я устала. День был тяжелый.       — Да, пора ложиться, — Сакура соглашается с ней, и они выключают свет. Отворачиваются друг от друга и засыпают. А в окне стоит человек, на секунду появившийся фантомным видением, и внимательно смотрит на спящих девушек. Когда Сакура во сне переворачивается, а потом открывает глаза и мимовольно бросает взгляд в окно, то замечает только лишь полную луну. Настенные часы пробили три часа ночи семнадцать минут.

***

Тобирама доехал до заправки, как и обещал Наруто, оставив того в машине. Узумаки узнал эту заправку сразу: там работал этот Изуна, который уже, кстати, вышел и помахал ему, улыбаясь. Наруто криво улыбается в ответ и, пока Тобирама заводил машину, наблюдает за происходящим вокруг. Его взгляд медленно скользит по бензоколонкам и останавливается на зеркалах, что были развешаны на уровне крыши. Как только машина Тобирамы трогается, глаза Наруто расширились. В отражении зеркала стоял не Изуна, а что-то огромное и темное.       — Наруто, все нормально? — уточняет Сенджу. Наруто вздрагивает, моргает и видит в зеркале уже отражение юноши, который смотрит вслед удаляющейся машине. Показалось.       — Да. Все нормально… — он пытается улыбнуться Тобираме.       — Ты какой-то бледный, — с волнением смотрит на него мужчина и сворачивает с трассы.       — Да мне мерещится всякое. Наверное, температура не спала еще, — Наруто пытается улыбнуться и опускает взгляд на руки Тобирамы. Браслет из каких-то странных бусинок, больше напоминающие слоновьи кости. — Красивое украшение, — подмечает он.              — От температуры такое может быть. А что ты видел? — Сенджу смотрит на дорогу и снижает скорость.       — Да хрень какую-то в зеркале, — Узумаки потягивается на сидении, — не важно.       — Хочешь я тебе его отдам? — Тобирама спрашивает внезапно.       — Простите? — Наруто не понимает, о чем его спрашивают, и смотрит удивленно на своего врача.       — Браслет, ты сказал, что он красивый, тебе нравится? — мужчина улыбается ему, и они наконец въезжают в узнаваемую местность.       — Ну он же ваш… — Наруто смущается и думает, нахрена он вообще сказал это, видимо, Тобирама подумал, что это намек такой.       — Ничего, был моим, а станет твоим. Они наконец останавливаются у дома Наруто. Тобирама глушит машину и смотрит в сторону двери:       — Приехали, вроде, правильно.       — Спасибо большое, — Наруто кивает, — вы извините еще раз, что я вот так вот… Сенджу отмахивается, одной рукой снимает с себя браслет и говорит:       — Дай мне свою руку, это будет мой тебе подарок за то, что напомнил мне молодость. Бери, не стесняйся, он недорогой, — Наруто неуверенно протягивает руку в ответ, и Тобирама аккуратно застегивает браслет на запястье юноши. — Носи на здоровье, — он отстраняется. Наруто смотрит и не знает, что сказать еще. — Тебе идет. Красиво.       — Спасибо, мне нечего дать вам в ответ, — Узумаки чувствует себя ужасно неловко.       — Ты уже дал, — Сенджу улыбается и ловит на себе непонимающий взгляд. — Впечатления и память. Ладно, беги домой, если что, приезжай в больницу. Там я всегда тебе буду рад.       — Спасибо, можно я вас… Ай, ладно, — Наруто внезапно захотелось обнять мужчину, как обнял бы папу. Но он не сделал этого. Вместо этого, будто прочитав эти мысли, Тобирама обнял его сам. Похлопал два раза по спине и наконец отпустил.       — Ну, пока, Наруто, поеду я домой, береги своего Саске! Обещаешь?       — Клянусь! — смеется Наруто и выходит из машины. Узумаки машет ему и наконец доходит до дома. Тобирама пристально наблюдает за ним, а после переводит взгляд на второй этаж и видит, как там стоит и смотрит на него какой-то мужчина с темными волосами. Сенджу, усмехаясь, заводит машину и уезжает с дороги. Берет в руки телефон и, не здороваясь даже, говорит:       — Два, один и три. Молча кладет трубку.

***

Обито смотрит на проезжающую мимо машину Тобирамы и кивает ему, а после кладет трубку и опять выдыхает. То ли дело было в погоде сегодня, то ли в чем-то ином, но что-то прям воспоминания голову разрывают беспощадно. Обито первым делом, как только открыл дверь, сразу же осмотрел свою новую спальню, точнее, новое место жительство. Ничего особенного или выдающегося, обычная комната. Две одинаковые кровати у стены, один шкаф на двоих, два торшера у огромного окна, свет из которого падает на две одинаковые тумбы у кровати. Деревянный пол, такой же, как и в прихожей, и во всем доме, впрочем. Окна выходят прямиком во двор, видна даже калитка и сад. Обито подходит туда и бросает свою сумку на кровать. Та, что напротив, идеально заправлена, на ней лежит какой-то деревянный человечек. Учиха осматривает пару книг, что покоятся на рядом стоящей тумбе, и садится на свою кровать, которая издает под напором его веса неприятный скрип. Видимо, пружины настолько от старости уже прогнили, что скоро придется спать на полу.       — Дом, милый новый дом, — обреченно бормочет мальчик себе под нос и обреченно выдыхает. Ну хоть что-то, по крайней мере, где-то там сейчас лежит последний его родственник в лице бабушки и он не так одинок, как все присутствующие дети в этом доме. Обито опускается всем телом на кровать, снимая свои башмаки, и те остаются одиноко лежать на полу. Подпирает голову руками. Смотрит в потолок и пытается сопоставить в голове все, что так внезапно случилось за последние дни. Слезы подступают к глазам, соплями забивается нос, и он втягивает их в себя, быстро растирает ладонью мокрые щеки и сам не замечает, как погружается в сон. Не сказать что сон его был приятен, ведь именно детская психика, по закону жанра, из-за переизбытка информации выливает все переживания в свой собственный фильм. Обито открывает на каком-то неприятном моменте сна свои глаза. Сердца заходится в бешеном ритме. Мальчик долго пытается привыкнуть к царящему полумраку и понимает, что ужин он, скорее всего, проспал. Лишь один торшер освещает комнату. И явно не его.       — Долго ты спишь, — слышится незнакомый голос, и Обито резко садится, зевает и переводит взгляд на тумбу у кровати. — Я думал, ты до утра будешь спать. Перед глазами все еще странная пелена, и первое, что видит Учиха, это тарелка с остывшим ужином. Прямо на тумбе.       — Я принес тебе еды немного, думаю, ты голодный. Учиха наконец переводит свой внимательный взгляд на говорящего и видит мальчика, который сидит на своей кровати с книжкой в руках. Он смотрит на него изучающе и замечает странную маску, которая скрывает от Обито половину лица соседа. На него смотрят сероватого окраса глаза, и Обито замирает.       — С-спасибо тебе, — Учиха осматривает еду, и в желудке слышится урчание. Он неловко пялится на свои руки и смущается от своих же звуков.       — Поешь.       — А сколько сейчас времени? — в какой-то прострации спрашивает Обито и наконец берет в руки тарелку с вилкой, ковыряет ею остывшее рагу. Да, выглядит оно не так аппетитно, как блюда его мамы. Покойной мамы. Ком встает в горле, и резкая тошнота резко отбивает все желание есть что-либо. Он обратно ставит тарелку на тумбу и обнимает себя руками.       — Не хочешь есть? — спрашивают с интересом, рассматривая его, как животное в зоопарке.       — Что-то аппетита нет, — сухо отвечает мальчик и ежится. — Хочешь съесть? — он смотрит на странного мальчика напротив и протягивает ему свою тарелку. Видит удивление в чужих глазах. Тот мотает головой.       — Спасибо, я не голоден, — сосед откладывает книжку в сторону и наклоняется чуть ближе, протягивает ему руку. — Я Какаши, кстати, Хатаке Какаши.       — Учиха Обито, — жмет руку в ответ юноша.       — Приятно с тобой познакомиться, Обито, надеюсь, ты не заноза в заднице и мы с тобой подружимся, — Какаши смотрит на него внимательно и наконец, кажется, улыбается, по глазам видно.       — Я тоже надеюсь, ведь теперь мы соседи, как-никак, — Обито пытается улыбнуться ему тоже. — А почему у тебя эта штука на лице?       — Ты про маску? — Хатаке спрашивает спокойно и показывает пальцем на ткань у лица.       — Угу.       — Я приболел, — он отмахивается, — легкая простуда, но Конан сказала носить ее, чтобы я, в случае чего, не заразил и других.       — Конан? — переспрашивает Обито. Естественно, имя это ему ничего не дает.       — Это одна из старших девочек в нашем детдоме, — Какаши кивает ему, — она у Мито обучается врачебному делу, хочет тоже медсестрой быть. Мито — это жена Хаширамы, что сын Буцумы, ну, деда этого.       — Понятно, — Учиха понимает, что все это для него сложно, ведь слишком много информации и имен для первого раза, чтобы все запоминать. Потому просто тупо кивает.       — У тебя тоже родители умерли? Поэтому ты тут? — тихо спрашивает Хатаке у соседа и придвигается еще ближе.       — Да, мы с бабушкой приехали, — отвечает нейтральным тоном Обито, будто еще не воспринимая суть случившегося. — А ты?       — У меня папа был только, и то его убили на службе, — быстро отвечает Какаши и отводит свой взгляд, будто избегая этой темы. Но после пытается сразу улыбнуться. — Ну что, так как ты, кажись, выспался, хочешь устрою тебе экскурсию по дому, раз уж оба мы не хотим спать? — матрас скрипит, и он протягивает руку Обито. — Пошли?       — Пошли, — Учиха кивает и протягивает руку в ответ. — хочу.       — Успокоился? — спрашивает его со спины Какаши, который вернулся домой. Обито дергается. Опять муж подкрался незаметно.       — Да, — он смотрит на пакеты, которые Какаши несет в холодильник.       — Завтрак? — Обито усмехается. — Изуна уже накормил.       — Мать завезла обед и ужин. — Какаши в хорошем расположении духа.       — Когда ты перестанешь его называть матерью? — Обито качает головой и смотрит на пакеты. — Да Тобирама прямо на неделю еды завез. Кто на этот раз?       — Не уточнял, они ночью на охоту выходили, так что первой свежести.       — Диета? — Учиха закатывает глаза и видит, как Какаши вытаскивает пакет с кровью и протягивает ему.       — Диета. Приятного аппетита.       — Заебала меня эта диета, настроение раскачивает только так, — Обито качает головой и нехотя отпивает свежую кровь. — На вкус не то.       — Ну потерпи, мой сладкий, — Хатаке целует мужа в губы и переливает ему кровь со своего рта. — Скоро мы закончим. Да, мой хороший? Будет десерт?       — Да, — Учиха выдыхает и наваливается на мужчину. Резко протягивает свою руку прямо к лицу Хатаке, и тот жадно впивается в нее зубами. Останутся отметки от клыков. Какаши отрывает кусок плоти и начинает чуть ли не агрессивно пожирать сантиметр за сантиметром. Ведь она отрастет заново.

***

      — То есть, ты до сих пор лунатишь? — Саске удивленно таращится на Мадару, пытаясь проанализировать полученную информацию. — Как ты… Живешь с этим. Как ты справляешься с этим?       — Только в полнолуние, — Учиха-старший отводит взгляд и ведет Саске по лесу. — В это время приливы и отливы синхронизируются и некоторые люди страдают бессонницей, некоторые становятся эмоционально неустойчивы, а некоторые, наоборот, успокаиваются. И я вот страдаю от лунатизма. Судя по твоим словам, теперь и ты тоже. Давно это у тебя? — Мадара с интересом рассматривает силуэт юноши перед собой и замечает сероватые круги под глазами.       — Никогда не замечал за собой эту особенность, — Саске хмурится и качает головой. — Я спал всю жизнь с братом. И пару раз с Наруто. Может, они настолько крепко спят, что попросту не замечают, но это странно, ведь у того же Итачи всегда был чуткий сон, так что он бы точно заметил, что меня нет в кровати.       — Забавно, — Мадара усмехается и смотрит на небо. Сегодня погода ясная.       — Что именно? — Саске не понимает, что именно мужчине кажется забавным.       — Забавно то, что мой младший брат был первым человеком, который заметил, что я луначу… Изуна просыпается внезапно посреди ночи в той самой каморке, в которую поместили их с Мадарой после смерти отца. Тогда их под свое крыло взял Сенджу Буцума и обещал содержать до совершеннолетия обоих. Мадара был первым прямым наследником Таджимы. И ему по праву принадлежала половина местности, а вторая — Буцуме. Как опытный предприниматель, в то время Сенджу сразу понял, что ему будет крайне выгодно поддерживать с сыновьями Таджимы более чем дружеские узы. Мало ли что взбредет им в голову на почве горя от утраты. Мадара имел крайне крепкие отношения с отцом и был его любимым сыном, и Таджима, будто заранее зная о своей кончине, переписал и завещал все своим сыновьям. Мадаре выпала большая часть по правам возраста. С Таджимой у Буцумы были всю жизнь натянутые отношения, и к какому-то общему согласию им так и не получилось прийти, что было нормальным явлением, учитывая, о каких площадях земли шла речь. В том числе и о правлении ими же. Мадара был молод, не особо разбирался во всех этих делах в силу того, что с детства не то чтобы интересовался этим, ведь его фокус внимания всегда был направлен в сторону животных: он имел с ними свой собственный контакт, понятный только ему. А вторым его интересом были ботаника и история. Таким образом от того, чтобы вывернуть в свою пользу времена рабства, он был далек, как и от того же театра, а следовательно, у Буцумы было гораздо больше возможности иметь воздействие именно на Мадару, нежели на его отца, который уже с детства был правой рукой своего родителя. В свое время их знаменитый родственник по имени Индра из-за конфликта с братом отжал себе половину семьи и стал развивать свой род. Ровно так же, как и его брат Ашура, который был далеким родственником деда Буцумы. Тогда люди особо долго не жили из-за болезней, и правление менялось почти каждые двадцать лет, впитывая в себя все новые идеи преходящих наследников. Система не имела какой-то стабильности. Изуна был ближе к отцу по духу. Он еще в детстве понял, что мало кому можно доверять в этой жизни, кроме семьи, и был не настолько открыт в общении, как его старший брат. Держался волком от сыновьей Буцумы. И это при желании быть близким к ним. Изуне больше по духу пришелся Данзо, а тот, как наследник по второстепенной линии, занимал далеко не первое место. Именно Шимура внушал гораздо большее доверие, в отличие от того же самого Хаширамы, который стал лучшим другом Мадары. С Тобирамой дела обстояли сложнее. В силу их одинакового возраста они часто друг с другом соревновались, но отчего-то младший Сенджу имел крайне тяжелый характер, даже скверный: он, будто сам того не понимая, выражал всеми своими действиями и словами превосходство и в то же время был максимально отстраненным от всех дел взрослых, с юного возраста заинтересовавшись больше литературой и медициной. Бывает так, что уже с детства видишь настоящего ученого, которому интересен скорее не результат, а сам процесс достижения. Изуне десять. Он просыпается внезапно посреди ночи от чувства какой-то тревоги. Ему снился отец, который сгорает в их особняке заживо. Это сон заставляет мысленно вернуться в тот самый день, когда это и случилось. Учиха-старший болел, тяжело болел. До сих пор не было понятно, был ли пожар несчастным случаем или же Таджима все подстроил, не желая быть обузой для своих несовершеннолетних детей, и покончил с собой таким ярким способом.       — Спаси брата! — кричит отец. Изуна до сих пор лежит в холодном поту от стоящего в голове крика сгорающего заживо отца. Резко моргая, мальчик ищет рукой брата, который всегда спал рядом и обнимал его, будто даже во сне стараясь уберечь от всех бед. Изуна поворачивает голову и понимает, что место рядом с ним на мягкой перине пустует.       — Брат? Он в панике вскакивает с кровати и берет керосиновую лампу, зажигает ее и слышит, как изнутри колотится его сердце. Стук отдается в ушах. Он в страхе пытается осмотреть комнату: она небольших размеров, так что сразу можно понять, что Мадары тут нет. Изуна сглатывает и открывает дверь как можно аккуратнее, чтобы скрипом не разбудить прислугу в доме Сенджу. Выходит, смотрит на огромное зеркало в проеме и сразу переводит взгляд на старинные часы. Стрелки показывают час ночи и одиннадцать минут. По ощущениям все так, словно он намного позже проснулся, так может, часы попросту встали? В доме все спят, даже из соседних комнат слышится храп, и Изуна максимально тихо пытается идти по деревянному полу босиком, освещая лампой свой путь. Нигде на первым этаже он не нашел своего брата, а на второй, во владения Сенджу, он не решился ступать. Единственное место, где Мадара мог быть, так это снаружи. И как только Учиха-младший проходит мимо гостиной, в кресле которой с книгой в руках уснул Данзо, он замечает, что входная дверь слегка приоткрыта. Мальчик быстро накидывает на себя верхнюю одежду и обувь, выходит на крыльцо и пытается осмотреть местность. У дома пусто, калитка закрыта на ключ, значит, Мадара где-то на этой огромной территории. Только зачем он вышел в темноту посреди ночи один — непонятно. Старший брат ложился и засыпал вообще раньше всех из-за огромной нагрузки в течение дня. Вокруг все освещает полная луна настолько ярко, что даже не требуется лампа, чтобы видеть дорогу перед собой. На улице стоит тишина и летняя прохлада, а также присущая ночному времени суток свежесть. Изуна пытается смотреть вдаль, сквозь толщу сада, но особо не замечает там никакого движения. Поворачивается в сторону дома и не видит ни одного горящего окна — действительно, все спят, кроме него и Мадары. Идет дальше в сторону леса и ловит себя на мысли, что неплохо было бы разбудить хоть кого-то и пойти на поиски Мадары не в одиночку, но в то же время почему-то понимает, что лучше не стоит к себе привлекать лишнее внимание. И так слишком много ушей и глаз направлены последнее время в их сторону. На удивление, чем дальше Изуна отходит от дома, тем сильнее успокаивается.       — Мадара? — он зовет брата тихо. — Мадара, ты тут? Ответа он не получает, но все равно идет по лесу. Оборачивается на всякий случай, а потом наконец входит в самую глубь. Становится отчего-то прохладнее.       — Главное, чтобы сейчас на меня не напали дикие животные и не сожрали меня, — Изуна нервно ведет плечом и идет дальше под аккомпанемент хруста веток под ногами. Он не знает, сколько он шел, но спустя какое-то время где-то рядом слышится журчание воды. — Ручей? Здесь? Изуна никогда не заходил от дома настолько далеко. Ни от своего, ни от нынешнего пристанища.       — Мадара! Брат! — вскрикивает Изуна и пытается найти старшего, но пока все безрезультатно. Внезапно он спотыкается и падает. — Блин! Больно! — Лампа падает из его рук. Он ее быстро поднимает Стекло треснуло. И только когда он поднимает голову, то видит силуэт прямо у окраины реки. Силуэт, напоминающий его брата. — Брат! — Изуна радуется своей находке и бежит туда. Наконец он доходит до своего брата и видит, как тот спокойно стоит и смотрит на воду. — Мадара? Ты что тут делаешь? Ночью! — улыбка пропадает с лица Изуны, как только он обходит старшего со спины и видит, как тот смотрит в одну точку и никак на него не реагирует. — С тобой все в порядке? Пошли домой. Мадара медленно поворачивается в сторону Изуны, и по спине второго пробегают мурашки. Брат смотрит не на него, а сквозь. Куда-то в пустоту.       — Брат?! — голос становится тихим. — Брат, ты слышишь меня? Мадара все так же молча переводит взгляд на воду и подходит ближе, тянет туда свою руку, будто хочет дотронуться. И только сейчас Изуна замечает отражение огромной луны в воде. Она расплывается по контурам ряби и отблеском отражается в черных глазах брата. Они из-за контраста тьмы и света кажутся ему белыми.       — Хорошо, — Изуна пытается не паниковать. — Посмотрим на водичку, брат. Он стоит бессловно с братом и мимолетно бросает на него свой взгляд. Волосы Мадары распущены и свисают мокрыми прядями. И только потом Изуна замечает, что брат стоит в легкой одежде и босиком.       — Господи, ты же себе все отморозишь! — младший в панике раздевается накидывает на плечи Мадары свое пальто, сам при этом оставаясь в кофте. — Мадара, ну хватит, пошли уже домой, ты заболеешь и… Луна светит ярко, и он слышит сначала какой-то всхлип, а после брат переходит на смех. Мадара тихо смеется и говорит, указывая на воду:       — Луна красная.       — Что? — Изуна вздрагивает и совершенно не понимает, о чем говорит его брат.       — Прекрасная красная луна, — он все смеется тихо. Только спустя несколько мгновений переводит взгляд на Изуну и говорит: — Она принесет нам погибель, мы все умрем.       — О чем ты? — Изуна не успевает закончить свой вопрос, как видит… По щекам брата стекают струйки крови: капилляры лопнули. Мадара начинает хохотать так звонко, что это начинает быть даже пугающе. Смотрит на Изуну своими кровавыми глазами, а сам Изуна замирает. Луна действительно в глазах мадары выглядит красной из-за крови.       — Брат, — младший всхлипывает и выдавливает из себя: — Ты пугаешь меня, нам надо вернуться домой. Мадара резко хватает его за руку, смотрит на него и начинает кричать:       — Беги! Тебе надо бежать! Луна! Она тебя убьет, Изуна! Спасайся!       — Брат! Мадара! Пожалуйста! — Изуна уже кричит навзрыд, и его начинает потряхивать. — Ты пугаешь меня, отпусти! Пусти! Но Мадара его тянет на себя и ведет в сторону воды. Грубо наклоняет его, показывая дно, что виднеется сквозь кристальность водной глади, и показывает рукой:       — Посмотри! Вы оба умрете тут! ЛУНА КРАСНАЯ!       — Мадара! — Изуна рыдает. — Отпусти, пожалуйста! Мне страшно!       — Я не Мадара… — слышится циничный голос и смех. — А тебе надо бежать отсюда!       — Мадара, прекрати, пожалуйста! — Учиха-младший отпихивает брата и наконец сжимает его в объятиях, оттаскивает от воды, куда тот пытается зайти. — ПОЖАЛУЙСТА! Ты у меня один остался! Он шмыгает носом и наконец слышит кряхтение. Отпускает Мадару, и тот, будто очнувшись, смотрит на него удивленно, а после резко отступает на шаг.       — Изуна, что ты тут… — он резко осматривает местность и вздрагивает. — Что мы тут делаем? Младший смотрит на брата сквозь пелену слез и качает головой.       — Что я тут делаю? Почему мы… — Мадара ошарашенно смотрит на лес. — … В лесу?       — Я не знаю, — Изуна вытирает слезы рукавом. — Я проснулся, а тебя нет. Вот и пошел искать. Когда нашел, ты тут… Господи, надо возвращаться домой. Ты уже себе отморозил все!       — Но мне не холодно, — озадаченно отвечает Мадара и понимает, что его тело горит. — Мне… Мне жарко, Изуна. Я весь горю. Саске смотрит на Мадару внимательно, а тот молча ведет его в сторону дома. «Что же случилось, когда я начал лунатить. Надо спросить у Итачи», — думает он.       — Больше не гуляй по ночам, попроси брата присматривать за тобой, это опасно, — Мадара доводит его до дома и останавливается. — А вот и твой брат. Итачи смотрит на них внимательно и с настороженностью. Мадара подходит к нему вплотную и хлопает по плечу:       — Береги брата, он лунатик, — после разворачивается и машет им рукой, уходя в сторону леса.       — Где ты был и кто это? — Итачи смотрит на Саске строго и с тревогой.       — Друг мой… — Саске отвечает тихо и смотрит вслед Мадаре, замечая, что тот уже без трости.       — С каким пор ты завел новых друзей? — старший чувствует все больше нарастающую тревогу…       — А ты? — Саске спрашивает прямо, и так они смотрят друг на друга. Но их прерывает голос вдали:       — Саске? Итачи? Я дома! А где все? Учиха-старший резко оборачивается в сторону крика и видит Наруто, а также то, уезжающий автомобиль. Незнакомая машина. Саске бежит в сторону Наруто. Итачи идет за ним следом.

***

      — Я так рад был увидеть Саске снова, — Наруто улыбается следователю счастливо, — я так сильно скучал по нему, словно мы не виделись целую вечность. Каждый раз, когда я вижу его, мне хочется просто улыбаться от чувства теплоты внутри. В принципе, мне не важно, рад ли он видеть меня, я уже давно смирился: Саске — тяжелый человек. Я привык. Его мысли тяжело предугадать, как и действия, но я и не пытаюсь больше. Иногда меня, конечно, это раздражает, но я терплю. Никто не говорил, что до цели дойти легко, но путь — самая интересная часть.       — Ты был рад увидеть Наруто, Саске? — тихо спрашивает Анко, смотря на сидящего юношу напротив. Саске думает над ответом и смотрит на своего следователя внимательно, переводит взгляд на время: стрелка часов медленно двигается в сторону полтретьего.       — Я улыбнулся впервые за долгое время искренне, когда его увидел, — Учиха отвечает задумчиво, — словно все накопившееся напряжение, что было до этого момента, резко отпустило меня и прошло. Мне стало спокойно, и я переключился. Наруто был таким помятым в тот день, — он с улыбкой прикрывает глаза рукой.       — Да, выглядел я, конечно, как из помойки или конуры, — Наруто посмеивается, — но и Саске выглядел не лучше. Он был вообще босиком и весь растрепанный, будто недавно проснулся, и был в этом своем образе даже милым. Таким я еще его ни разу в жизни не видел. Даже когда мы дрались в детстве за место под солнцем, мне он казался всегда таким крутым и сильным, а тут он мне впервые в жизни напомнил котенка, маленького и беззащитного…       — Которого очень хотелось пожалеть. — Саске говорит тихо, — и я обнял Наруто, просто схватил и прижал к себе, так крепко, словно боялся, что он снова пропадет. И мое чувство покоя вместе с ним.

***

Ино разбудила вернувшиеся со смены Рин и сразу оповестила ее, что Сай еще спит. Она предложила остаться в комнате или же побыть в гостиной, где ждал ее Данзо.       — Да мне неловко как-то, ты устала со смены, — Яманака отступает и понимающе смотрит на уставшую девушку. — Я побуду в гостиной, пока не проснется мой друг, и мы поедем домой.       — Мне не привыкать не спать сутками, — Рин мягко улыбается ей и подмигивает, — но спасибо тебе за понимание. Ино оставляет девушку одну и прикрывает за собой дверь. Данзо, как и сказала Рин, действительно не спал, читал какую-то книгу в черном переплете и выглядел очень даже свежо. От него даже не пахло алкоголем — медики воистину сильные духом.       — Твой друг еще спит, — Шимура подмечает и так известный факт и показывает на место рядом с собой на диване, — присаживайся. Я не кусаюсь… — он усмехается. Ино улыбается ему:       — Да я и не боюсь укусов… — она садится рядом.       — Это пока что, — смеется на одной волне с девушкой Шимура и откладывает затею с чтением.       — Что читаете? — она указывает на книгу, через обложку которой название не видно. Заметно лишь то, что переплет полностью черный, а сама обложка сделана из кожи. Наверное, приятная на ощупь. Наверное, кожа такая же приятная, как у Сакуры. Ино отбрасывает странного рода мысли в сторону и смотрит на Данзо.       — Это моя собственная библия, — мужчина ловит непонимающий взгляд Ино и добавляет: — Не вникай.       — Книги вообще очень полезная вещь, я много читала в свое время, сейчас немного отошла от этого, — Яманака отводит взгляд в сторону, — иногда, когда много читаешь, начинаешь много думать и медленно сходишь с ума. Проще смотреть что-то легкое и непринужденное.       — Да, ты права. Скажи, — Данзо закидывает ногу на ногу, — тебе нравится тут? Ну, в смысле в нашем городке?       — У вас хоть и странно все устроено, но скучать не приходится, а я всегда за новые впечатления, они помогают развеяться, — Ино говорит спокойно. — От столицы и ее ритма жизни, каким ты бы ни был местным, устаешь, потому такой вот отдых никогда не помешает.       — Мне сложно судить, я никогда не жил в больших городах, тут мой дом…       — И вам никогда не хотелось уехать и посмотреть, что там вокруг? — девушка удивленно спрашивает. Шимура заваривает им кофе из пакетиков быстрого приготовления и наконец отвечает:       — Я не сказал, что не уезжал. Я много где был, но мой дом там, где мое сердце, а оно с одним человеком, который живет здесь, следовательно, тут и мой дом тоже. Пока он тут — я тут тоже.       — Знакомо, — Ино отводит взгляд, — я тоже люблю близкого мне человека, но кажется, никогда не добьюсь взаимности. Дерьмо, а не жизнь.       — У нас, видимо, клуб моногамии, — смеется Данзо. — Да-а, в говне мы полном. Выпить хочешь? Ино выпить не хотела, особенно с утра. Кофе было достаточно.       — Нет, спасибо. А что касается личного фронта, то смешного мало на самом деле, — она отпивает горького напитка и хмурится. — Можно я покурю? — Данзо кивает ей, и она идет в сторону окна, закуривает и открывает форточку, после затяжки переводит взгляд опять на мужчину. — А вы как вообще с этим живете столько лет? Она просто откуда-то знает, что у этого человека, у нее и у Сая началось это давным-давно. Чувствовала, и все. На уровне инстинктов. Рыбак рыбака видит издалека.       — Да молча, — сухо отвечает Данзо с легкой болезненной улыбкой, — как же по-другому-то с этим жить. Привык и смирился, но все еще жду своего звездного часа, а он настанет, я знаю.       — Вы с этой своей любовью когда-нибудь трахались или остается только жить самой идеей? — Ино на самом деле стало интересно.       — Секса у нас не было. И давай на ты, — усмехается Данзо. — Трахали мы друг друга, разве что, ментально и морально, а иначе не успел, к сожалению. Когда была возможность, не смог.       — Окей. Но знаешь, это очень знакомо. Слушай, да мы точно подружимся, — Яманака начинает испытывать настоящую симпатию к этому Данзо, так сказать, к новому члену их клуба по интересам. Данзо смеряет ее внимательным взглядом и наконец после долгих раздумий отвечает, остановившись на какой-то понятной только ему мысли:       — Может, и подружимся. Прогуляемся, пока твой друг спит? Могу показать тебе местность в округе и нашу общагу. Я думаю, тебе понравится. У нас много интересных ребят тут обитает.       — Пошли, — Ино улыбается, и они выходят наружу, тихо прикрывая за собой дверь.

***

Хаширама сначала предложил показать ребятам город ради интереса, и никто против не был: интересно было увидеть со всех сторон место, куда они приехали отдыхать, хотя бы ради безопасности.       — Давно вы тут живете? — спрашивает Менма, смотря на жилые дома, которые стоят в ряд, почти все одинаковые, да и выглядят явно недавно построенными. Словно кто-то специально восстановил тут город.       — Я тут родился, — Хаширама идет в своей цветной рубашке гавайского стиля и в солнечных очках, которые закрывают его глаза от лучей солнца. — Немного в другой части города, но после прошедшей эпидемии все здесь было разрушено, и следовательно, мы отстраивали его заново.       — Эпидемии? — удивленно спрашивает Хината. — Не слышала, чтобы в последнее время была в Америке где-то эпидемия, — она недоверчиво косится в сторону Хаширамы. Тот отвечает надменно и сразу:       — Конечно вы не слышали, правительство держало в тайне все, что произошло, и запретило всем таблоидам выставлять это на всеобщее обозрение. Именно поэтому после болезни тут все еще ходят в масках.       — А что случилось? — тихо спрашивает Шион, и ей как-то становится некомфортно.       — Что-то наподобие прогрессирующей чумы, передающейся через животных, — Хаширама выдыхает, — первая волна была сто лет тому назад, а после уже в семидесятых. И вот опять недавно.       — Звучит дико, мы точно ничего не подцепим? — Менма нервно усмехается. — Моя жена беременна, вообще-то.       — В моей части города точно нет, я, как мэр города, контролирую все вакцины и лечение в случаи подозрительных объектов. А вот в другой части я настоятельно рекомендую вам не иметь открытые раны и не пить воду из кранов: она может содержать мутированную инфекцию, которая проявляется далеко не сразу.       — В смысле? — Хината нервно оглядывается на дома и подмечает, что они все выглядят словно декорации. Будто они вышли на площадку как знаменитые актеры Голливуда, как тот же самый Бред Питт, и каждый выполняет свою роль в определенном отрезке местности и времени. Словно все это постановка, а из живых тут только они вчетвером. Все слишком какое-то правильное, что ли: все улыбаются им так… ровно и счастливо, будто все это какой-то идеальный мир, сон, в котором все не могут быть несчастны по закону жанра.       — В прямом, — Хаширама доводит их до парка, — инфекция проявляется сначала инородной болью, а после появляется жар, а также галлюцинации разного рода. Тактильные, слуховые и зрительные. Человек медленно не понимает, что умирает, думая, что заболел… последствия ужасные. Зрелище не из приятных.       — Никогда не слышала о таком…       — Звучит как химическое оружие какое-то, — подмечает Менма и смотрит на Хашираму, который оборачивается к ним.       — Ты в какой-то степени прав, — и больше ничего не добавляя, ведет их обратно в дом. — Только вот одно есть условие. Я не заезжаю в ту местность, где вы живете, так что я выпущу вас на развилке дорог. Даже не уговаривайте, я не зайду и под дулом пистолета, — он говорит с улыбкой, а Менме становится не по себе.       — Почему?       — Потому что я очень не хочу видеть своего брата и моего друга детства, как и они меня, у нас негласный договор о непересечении наших территорий. И когда его кто-то нарушает, всегда идут последствия, которые мне не нужны никак. Больше ни у кого не было желания вдаваться в подробности того, что тут творится. Хотелось просто доехать до дома и все. И чем быстрее, тем лучше.

***

      — О какой эпидемии идет речь? Наруто впервые увидел на лице Ибики настоящее замешательство и непонимание, даже конфуз. Сразу было понятно, что он вообще не слышал ни о чем таком.       — Понятия не имею, так мне рассказал мой брат, которого действительно выпустили на развилке дорог. Потом они дошли уже пешком. Машина, которую забрал эвакуатор, привезли к ужину.       — Надо проверить данные и просмотреть в базе данных имена этих людей, никогда не слышал о Хашираме. Тем более еще и мэре, — Морино хмурится.       — Боюсь, это бестолку, — смеется Саске звонко. Тем временем стрелки часов перешли на отметку 15:00.       — Бестолку? Почему? — Анко откладывает ноутбук в сторону и внимательно слушает подопечного. — Что ты под этим…       — … имеешь в виду, Наруто? Что Саске, что Наруто усмехаются синхронно и прикрывают глаза. Саске проводит ладонью по правой части лица. Наруто — по левой. И они синхронно отвечают:       — Спорим, вы ничего не найдете? Никакой информации. На что спорим? Анко и Ибики напрягаются.       — Найдем, это наша работа.       — Спорим? — смеется Узумаки, улыбаясь еще шире. — На неделю в камере с Саске спорим?       — Спорим, — Анко поджимает губы от странной злости. Их сейчас просто унижают и сравнивают с дебилами. Ее, Ибики и весь отдел. Всегда можно найти любую информацию.       — Отлично, — Саске наклоняется ближе и говорит: — Дам подсказку… Погнали?       — Два. — Наруто смотрит на часы.       — Два.       — Ноль. — Наруто закуривает.       — Один. — Саске закуривает.       — Один.       — Семь. Дым клубится в комнате.       — Один. — Наруто тушит сигарету о пепельницу.       — Три. — Саске смеется громче. 22011713       — Время пошло.       — Неделя, — напоминает Наруто, — семь дней. И все наши. Стрелка часов перекатывает за половину четвертого. Итачи уже в здании. Им об этом сообщили заранее.       — Мы переведем вас сейчас в одну комнату допроса. Увидитесь сразу, — Митараши протягивает руку Саске. Тот встает, так и не приняв ее. Узумаки и Учиха переглядываются, как только их вводят в новую комнату. Анко и Ибики включаются камеры. Наруто тихо смеется. Саске молчит.       — Смешно тебе? — Морино огрызается на Наруто.       — Я просто очень рад видеть своего лучшего друга, — Наруто нежно смотрит на Саске, и тот улыбается ему.       — Скоро твоя радость улетучится, — Ибики выдыхает и смотрит на время.       — Ваша тоже, — тихо добавляет Саске. Ваша в том числе.

***

      — Как себя чувствуешь? Они сидят втроем в доме, пока Саске моется. Итачи переводит взгляд на Наруто. Тот резко бросает на него свой и удивляется заданному вопросу. С каких пор Итачи стало интересовать его состояние здоровья, как ментального, так и физического? Или он спрашивает ради приличия? Но в первом и во втором случае данный вопрос слышать от брата Саске было крайне странно.       — Спасибо, намного лучше, — Узумаки отпивает воду из стакана и смотрит в сторону коридора. — А где все?       — Если бы ты вчера не разругался с ребятами и не ушел непонятно куда, — в голосе Итачи слышен ярко выраженный упрек, — ты бы знал, что у твоих сломалась машина и домой они так и не вернулись. У Неджи и вовсе закончился бензин. Слава небесам, они доехали до какого-то поселка неподалеку, а Ино с Саем на трассе подобрали ребята. Скоро должны уже вернуться, к вечеру будут дома.       — Итачи, — Наруто смотрит на него пристально, и на его губах впервые появляется наглая усмешка, — ты извини меня, конечно, но не тебе меня учить, как себя вести и жить, ты мне не брат, не мама и не папа, и судя по тому, как выглядит Саске, даже свои обязанности ты выполняешь крайне неважно. Итачи улыбается ему в ответ, и между ними явно чувствуется напряжение.       — По крайней мере, я не бросаю Саске в лесу одного и не убегаю хрен пойми куда.       — Ты и так достаточно сделал. С огромным залогом. На годы вперед, — Наруто не успокаивается и улыбается шире. — Твой брат вырос социофобом благодаря тебе, ты уж точно приложил к этому руку как никто другой. Учиха меняется в лице и хочет что-то сказать, но их оба перебивает вернувшийся из ванной Саске. В дверь стучат. Итачи медленно встает и идет открывать ее, оставляя Саске и Наруто одних.       — Ты как? — спрашивает Наруто и улыбается.       — Бывало и лучше, — Саске садится рядом и проводит ладонью по чужому плечу, добавляя: — Наруто, я не совсем понял суть твоих сообщений и не смог ответить, так как мой телефон сдох, но ты, видимо, не…       — Господи, — наконец в дом заходят Неджи с Сакурой и выдыхают, — наконец-то мы дома!       — Саске! — Карин сразу подбегает к другу и сжимает его в свои объятиях. — Слава богу! Ты цел, мы очень волновались!       — Друг, ну ты, конечно, и выдал! — рядом садится Суйгецу и хлопает Саске по плечу. Джуго тем временем смотрит на ребят и улыбается, раскладывая вещи из своей сумки. Наруто приятно наблюдать за тем, что Саске по-прежнему окружен друзьями, которые, в отличие от Итачи, искренне заботятся о нем и желают только самого лучшего. Ощущение того, что с Саске всегда преданные ему люди, которым он не безразличен, приносит чувство покоя и умиротворения. И он улыбается на эту картину перед ним.       — А Ино с Саем еще не вернулись? — в голосе Сакуры впервые слышится волнение за свою лучшую подругу.       — Ино написала, что Сай только проснулся и что они будут дома через час, — говорит Итачи и уходит в сторону кухни. — Надо решить, что сегодня будем готовить, и распланировать вечер.       — Я предлагаю провести этот вечер наконец-то всем спокойно. И в доме. Никуда больше не уходить и не сбегать, — Неджи отвечает с легкой улыбкой. — Приключений нам всем достаточно. По крайне мере, мне уж точно. Кстати, ребят, у нас очень интересные соседи, я познакомился с ребятами из мотеля, они очень даже классные!       — Мы тоже встретили других, нам даже город Хаширама показал! — добавляет Сакура. — Позвал нас в гости в следующий раз.       — Наруто, а ты как добрался домой? — спрашивает Неджи, делая себе сэндвич.       — А меня мой врач нашел на трассе и повез в свой дом, а после уже отвез домой. Он живет на другой стороне с мужем, птицы у них классные. Саске удивленно смотрит на Наруто и просит его выйти поговорить на крыльцо.       — Что такое, Саске? — Наруто смотрит на друга, который осматривает его как-то странно. Жара медленно начинает спадать. Постепенно вечереет. Птицы поют свои песни, и, кажется, скоро опять хлынет дождь. Погода меняется, и ее чувствуешь по порывам легкого ветра.       — Ты был в доме Мадары? — Саске спрашивает тихо. — Ну, там, на той стороне реки.       — Если ты про этого старого пердуна-хама с тростью, то да, его муж — мой врач. И Тобирама как раз очень помог мне. И вообще, он классный мужик, и птицы у них прикольные.       — Я тоже там был, — Учиха говорит спокойно.       — Да? — Наруто хлопает глазами. — Когда ты уже успел? И вообще, что случилось? Мне никто так и не сказал.       — Когда ты был в больнице, у нас произошел конфликт: мы с Итачи очень поругались из-за Обито. И я убежал в лес. Нервы сдали, да и алкоголь повлиял, так что не помню, как дошел до реки, но меня мутило. И вот меня, как ты говоришь, старый пердун, — Саске с усмешкой цитирует друга, — по имени Мадара нашел.       — Ну да, как только меня нет, происходит самое интересное, — по-доброму смеется Узумаки. — Так, что ты там говорил мне про сообщения. А, точно! — он хлопает себя по лбу. — Я прочитал те выписки из газет, но так и не понял, зачем ты мне их дал. Там было о циклонах и политике, что такого ты там нашел? Саске непонимающе смотрит на него и медленно меняется в лице:       — Какая политика? — ему становится не по себе. — Покажи мне эти вырезки. Там было немного по-другому. Точнее, там вообще этого не было. Наруто ищет по карманам бумажки, а после облегченно выдыхает, так как нашел их. Протягивает их Саске. А тот бледнеет.       — Ну вот эти. Ты мне же сам их дал. Саске непонимающе смотрит на них, вчитывается в текст и бледнеет еще сильнее.       — Я не…       — Нет, они, конечно, очень интересны, но откуда такая важность-то. Я знаю, кого избрали президентом нашим в прошлом году, и…       — Наруто, — губы Саске становятся одной ровной линией, и он смотрит на него с каким-то страхом. — Ты точно уверен, что это именно те бумаги, которые тебе я давал?       — Ну да, — Наруто удивленно отвечает. — Ты чего такой бледный? Медленно начинает моросить, и Саске становится очень неуютно. В глубине души зарождается тревога снова. С новой силой. Мощной. И разум ему кричит: «Ну что, дорогой, ты уже начал бояться? А я тебе говорил, что…»       — Наруто, у тебя кто в палате был? — Саске начинает потряхивать от волнения.       — Медсестра и Тобирама. Больше никого. Я спал, может, еще кто-то заходил, но я без понятия. Ты чего такой бледный-то?       — Потому что я давал тебе другие бумаги. Это не они, — Саске говорит чуть ли не шелестом и смотрит на Наруто пристально. — Наруто, я клянусь, это не то, что я давал тебе. Те бумаги говорили об ином совсем. И я… «Тебе стоит бояться, малыш. Тебе уже никто не верит. Ты медленно сходишь с ума. Знаешь, что я тебе еще скажу, малыш?»       — Может, тебе приснилось, Саске, — Наруто смеется и слышит, как подъезжает машина, из которой наконец выходят Ино и Сай.       — Спасибо, ребята! Сай бросает взгляд на Наруто, а тот смотрит на него мимолетом, а после снова на Саске. И Саске отчетливо слышит слова, произнесенные с явным весельем: «Луна не белая, Саске, луна у нас красная».       — Ребята! — Наруто вскрикивает, отчего у Саске резко начинает болеть голова, и подбегает к друзьям, оставляя Саске одного на крыльце. «Настоящую луну видит не каждый, малыш, но ты уже начинаешь ее видеть, не так ли?» Саске дергается от смеха в своей голове и заходит в дом, сжимая в руках бумажки. Доходит до камина в прострации и кидает их огонь… Мадара стоит в своем доме и кидает в камин те самые бумаги, которые изначально были переданы Наруто, и смотрит, как красно-оранжевое пламя разъедает их до пепла. Тобирама и Изуна молча стоят за ним, и он, поворачиваясь к ним, кивает обоим. После медленно уходит в сторону другой комнаты.       — Обито? — Изуна говорит в трубку.       — Слушаю.       — Три. — он бросает трубку и идет вслед за Мадарой, пока Тобирама… Тобирама смотрит на остатки сгоревшей бумаги. В его разноцветных глазах отображается огонь. Произносит сам себе:       — Ты прости меня, Наруто, но ты будешь благодарен мне потом. За то, что мы сделаем и делаем. Когда-нибудь ты поймешь, я выбрал тебя. А Саске выбрал Мадара, и это вам принесет свободу. И это не случайность, это судьба. Судьба, лишенная свободы — самая худшая участь. А за свободу всегда надо платить. Как платили и мы. Белая птица приземляется в полете на его плечо и трется своей головой о щеку владельца. Тобирама подносит палец к клюву и поглаживает.       — Пойдем кушать, Зецу? Ты голодный? Птица громко кричит, и Тобирама усмехается.       — Ну конечно ты голоден. Птицы голодны всегда — особенно падальщики. Птица видоизменяется, и наконец вместо попугая на нем сидит настоящий черный гриф.

***

Legends says — you are monster Время наконец достигает ровно 15:55 в кабинете допроса. Саске с Наруто переглядываются, кивают друг другу и переводят взгляд на Анко с Ибики. Время отдает в ушах криком птиц, журчанием ручья, отдает прохладой и запахом пламени. Отдает криками людей, отдает воплями боли, отдает шепотом о пощаде. Отдает настоящим смехом в ушах.       — Саске, мы привезли твоего брата сюда, — Ибики говорит спокойно и смотрит на реакцию Учихи.       — Мы хотим, чтобы он был во время допроса с нами, — добавляет Анко. — Это больше поможет следствию. Вы не против же?       — Я только за, — спокойно отвечает Наруто. Some say you are beast. Саске молчит, трогает свой крест на шее, пока Наруто перебирает браслет пальцами. Время идет своим ходом, и Саске, выдыхая, отвечает:       — Я не против. Итачи вводят в кабинет, его сопровождает Гаара и Ли. Итачи выглядит уставшим, исхудавшим, а глаза его прикованы к полу.       — Добрый день, Итачи Учиха, — говорит Анко, — мы очень рады, что вас доставили сюда в целости и сохранности. Итачи все еще не поднимает голову и заторможено кивает.       — Посадите его на это кресло рядом с нами, — Ибики указывает рукой на место между ним и Анко. But, I know you are devil. Гаара выполняет приказ, пристально наблюдая за Саске, а Саске смотрит на него и, усмехаясь, протягивает палец к губам и подмигивает. Ли смотрит в голубые глаза Наруто и впервые видит этот непонятный взгляд. Время — 15:59.       — Я заранее извиняюсь за то, что может случиться. Итачи серьезно болен и… — Анко помогает трясущемуся Учихе-старшему сесть рядом, пока тот что-то бормочет себе под нос.       — Встаньте в углу комнаты, — Ибики командует подчиненными, и Наруто усмехается.       — Вас зовут Итачи Учиха? — спрашивает ради формальности Митараши. Итачи смотрит на свои руки и кивает.       — Вы брат Учихи Саске? — Итачи дергается, и Наруто не может не улыбнуться этому зрелищу.       — Д-да, — с болью отвечает Итачи и все еще смотрит на свои ладони.       — Вы убеждены, что ваш брат мертв? — Морино спрашивает сухо. Время — 16:00 Turn like peace       — Да, — отвечает Итачи, которого от медикаментов шатает из стороны в сторону.       — Так выглядит ваш брат? — Анко дает фотографию мужчине. Тот внимательно рассматривает ее.       — Д-да.       — А этого человека зовут Наруто Узумаки? — на фото она показывает на парня рядом с Саске.       — Да.       — Вы были с ними в том доме в компании ваших друзей — Неджи, Сая, Ино, Менмы, Сакуры, Карин, Шион, Суйгецу, Джуго, Хинаты? Вы подтверждаете это? Время — 16:01 Your shape in the darkness…       — Да, — Итачи поджимает губы и отводит взгляд в сторону.       — Отлично, тогда поднимите голову и скажите, кого вы видите перед собой? I'm call in the air… Наруто, если бы мог, сейчас засмеялся бы в голос. Он закуривает сигарету и с надменным взглядом смотрит на Итачи. Саске молчит. Учиха-старший поднимает свой затуманенный взгляд, и его зрачки расширяются. Наступает тишина. Наруто смотрит на Гаару и подмигивает ему. Время — 16:01 I heard death come for called… Just wait… and im leave you there.       — Ну, привет, братик, — Саске смотрит в глаза брата пристально, и Анко хмурится. Ибики напряженно молчит. — Давно не виделись. Целую вечность. I am didn't come here for devil, I don't came here to die Not today The story the end. Итачи смотрит с ужасом на Саске, а после переводит взгляд на Наруто, и его зрачки расширяются еще больше.       — Ита… not by that way I will show you my scare And I will return. Итачи дергается, вскрикивает и отодвигается в сторону. Кричит со всем ужасом, что только можно выразить в голосе:       — ЭТО…       — Луна всегда была красная…       — Ты увидишь, как придет время, малыш.       — ЭТО НЕ МОЙ БРАТ! but I will one to kill you Крик разносится эхом по всему кабинету опроса. И повторяется опять:       — ЭТО НЕ САСКЕ! — Итачи трясет, и следователи озадаченно переглядываются. — ЭТО НЕ САСКЕ! That you in distances So well… I in hell… Right now I will be waiting As I get time to kill you. Это не Саске. Это не Саске. Саске не он. I am ready for devil In my head… But I so am scared На губах Саске появляется спокойная улыбка, и он усмехается, смотря на Итачи с радостью в глазах. But I want to kill you…       — Я тебя тоже рад видеть. Брат. Ты выглядишь намного лучше. Живым. Oaaah. I hear… I heard you. I see you. I don't come here for devil Not today… The story was ended. Стрелка часов указывает на 16:03, и Ли непонимающе смотрит на Гаару, а тот не отводит своего взгляда, пока Итачи повторяет при всех:       — Это не Саске. Это не Саске.Это не он!!! Not by that way I will show you my heart. And you will return I but will one to care you. Если бы Саске мог, он бы рассмеялся в голос. А время идет и идет своим чередом дальше.

Legends says — you are monster Some says you are beast. But, I know, you are devil. Turn like a piece Your shape in the darkness I heard death come for called. Just wait…and im leave you there. I don't came here to die Not today The story was ended. Now till today, Not by that way I will show you my heart But will one to kill you But I don't want to understand the truth I don't be one to kill you