Д(т)ело №137

— Восставший может погрузиться в бездну, а погрузившийся в бездну может вновь восставать. © Лавкрафт

These blood in the water these blood on my tears I watched could betrayed in the lies for years Стрелка часов кабинета допроса останавливается на трех минутах. Повисает давящее молчание, которое до этого было прервано пронзительным криком, смешанным с настоящим ужасом. В воздухе ноздрями можно учуять запах настоящего отчаянья и отрицания. Животного страха, что ощущается скользящим шелестом по коже. Итачи с неподдельным шоком смотрит на сидящего перед ним брата. Потряхивает. Сердце стучит, словно он пробежал кросс. Учиха-старший взмок, и его пальцы, ладони, руки дико бьет лихорадка. Трясется и весь он сам.       — Итачи Учиха, — Ибики прочищает горло довольно-таки громко, чтобы его услышали все присутствующие, — ты утверждаешь, что этот человек не твой брат? — следователь смотрит пристально на Саске, что неотрывно наблюдает за своим братом.       — Я… — Итачи пытается отдышаться. — Я…       — Как вы можете утверждать, что ваш брат мертв, когда он сидит напротив вас прямо сейчас? — Анко с непониманием смотрит на Наруто. Узумаки пожимает плечами и крутит пальцем у виска:       — Да он с ума сошел, что тут непонятного? — Наруто не может сдержать своей усмешки. — Посмотрите на него. Итачи ошарашенно смотрит на Наруто и хлопает своими густыми ресницами.       — Т-ты? — голос больше похож на жалобный стон. — Ты не можешь быть живым. Это невозможно. Я сам лично видел… Узумаки переводит на него свой леденящий взгляд и резко для всех наклоняется вперед, кости на браслете сталкиваются друг с другом и отдают неприятным звучанием.       — Я что?.. — Узумаки смотрит на Итачи пристально. Гаара наблюдает за этой сценой с особенным трепетом и, отводя взгляд чуть поодаль от Наруто, моргает. Его зрачки резко расширяются, и он отступает на шаг.       — Ты чего? — Ли смотрит на напарника, но тот тупо пялится в стену и указывает пальцем в ту сторону.       — Там.. — Его губы начинают дрожать. — Та-а-ам… — он начинает смеяться нервно. Ибики резко разворачивается в сторону Гаары, который уже заходится хохотом умалишенного.       — С тобой-то что?       — Вы не видите?       — Да что с тобой, мать твою?! — Ибики вскрикивает и смотрит на Ли, но тот и сам растерялся от странного поведения своего коллеги.       — Он. Не... Не человек, — Гаара ошарашенно смотрит в сторону стены и видит… Наруто переводит взгляд на Гаару и, широко усмехаясь, подмигивает ему, отчего надзиратель вскрикивает:       — Мне надо выйти, мне срочно нужно выйти отсюда!       — Уведите его! — Анко нажимает на кнопку, после чего в комнату допроса резко врывается охрана. Подоспевшие хватают Гаару.       — Да он же животное, настоящее, вы что, не видите? За его спиной.       — Вам кажется, — Саске спокойно комментирует ситуацию. — Самим работникам нужна психологическая помощь, раз они видят каких-то животных вместо людей. Гаара вырывается из захвата и внезапно подбегает к Наруто, хватает того за руку, в то время как сам Узумаки смотрит на него умиротворенным взглядом.       — Ты что такое? — орет во все горло надзиратель. Слюна спадает с губ, зрачки бегают то вниз, то вверх, и парень смотрит с огромным ужасом за спину Наруто, неустанно показывая туда жестом. — Что это? Бог?       — Дьявол, — фыркает Узумаки и брезгливо отдергивает руку от Гаары. I know you will be not saying every word Гаара в свою очередь замирает и еще более загадочно заглядывает за так страшащую его спину Узумаки, после чего наконец восхищенно смотрит в стену. Охранники в который раз заламывают ему руки и вот уже выводят наружу. Напоследок Гаара лишь бросает свой мимолетный взгляд снова к мнимым очертаниям на стене и вдруг видит... Огромную лису. И у нее девять хвостов. Существо точно повторяет месторасположение тени Наруто, а размеры его достигают потолка и пола, занимая практически всю площадь стены. Внезапно лиса раскрывает свою пасть и громко ревет. В этот момент смех отдается в глазах Наруто оранжевым сиянием. Гаара увидел настоящего Бога. Только вот парень никогда и не подумал бы, что бог имеет такую странную форму.       — Простите нас за это, — Ибики оборачивается к своим подопечным. — Продолжим? Итачи смотрит на якобы брата и не может выдавить из себя больше ни слова. Саске с интересом рассматривает черты лица старшего и молчит.       — Это невозможно. Я ведь сам видел. Своими глазами... — Итачи бормочет что-то нечленораздельное, а затем и вовсе затихает, но ненадолго, ведь с его губ снова срывается мантрой: — Я ведь сам тебя… Это нереально. Я...       — Вколите ему успокоительное, — раздраженно командует Ибики, — он не в себе. Как только в кабинет врываются медики, Морино про себя матерится: да, привести сюда свихнувшегося Итачи Учиху было крайне дерьмовой идей. Однако они с Анко предполагали разные исходы, но никак не такое. Еще и их сослуживец, кажется, головой поехал. Когда лекарство ввели, спустя пару минут Итачи действительно успокаивается.       — Вот вы и познакомились с моим братом, — Саске усмехается и закуривает, после обращается к старшему: — Выглядишь дерьмово.       — Что вы хотели сказать, Итачи Учиха? — Анко смотрит на Учиху-старшего и смеряет его внимательным взглядом. Итачи молчит, а после смотрит затуманено на Наруто. Тот в ответ молчит. Even yours deepest dark secrets i have all been hurt       — Ну давай, скажи, Итачи. Признайся уже, что ты сделал, а мы все послушаем. Прямо-таки с удовольствием. Так почему это не Саске. Да, Саске? — Узумаки усмехается.       — Я... — Итачи запинается. — Я… Потому что я...       — Вы что? — грубо кричит Ибики и выдыхает: нервы уже на пределе.       — Потому что я убил своего младшего брата. Вот этими же руками, — Учиха-старший отвечает нервно, переминаясь с одной части стула на другую. Но вдруг начинает посмеиваться: — Я. Я убил его. Он умер. Я. Я видел. И у меня не было выбора, ибо он сам просил меня это сделать… Я ничего не сделал… Я... Анко заметно напрягается и сухо задает вопрос:       — То есть, вы утверждаете, что убили своего брата своими же руками? Вы убили Саске? Саске начинает смеяться. Громко. Очень громко.       — Да, — следует ответ.       — Почему вы уверяете, что Наруто Узумаки тоже умер? — Ибики теряет наметившуюся нить логики.       — Потому что... — Итачи смеется безумно. — Потому что Наруто хотел убить моего брата, и я прикончил его тоже. Он ранил моего Саске. И в агонии мой брат убеждал меня убить его, пока он…       — Пока он что? — Наруто спрашивает со смехом. — Ну давай, Итачи, выкладывай свои бредни сумасшедшего… Анко пристально смотрит на Ибики, а после — на Итачи.       — Потому что он был заражен. Наруто его укусил.       — Господи, я впервые слышу такой бред! — не выдерживает Морино и резко выдыхает, без промедления нажимая на кнопку. — Уведите Учиху Итачи под стражу, он признался в убийстве, после которого свихнулся. Нужна экспертиза. Мей входит в комнату допроса и уводит Итачи. За ними следует Ли, который бросает обеспокоенный взгляд на Саске. А тот смотрит на него молча. Никакого посыла или знака. Дверь закрывается. В кабине остается только четверо.       — Ну и шоу... — Ибики выдыхает. — Чем дальше, тем веселее.       — Вы сами привели сумасшедшего, — Наруто усмехается. — Вы чего этим добиться хотели?       — Саске? — Анко спрашивает Учиху, смотря только на него. — О чем твой брат толкует? Тот медленно поднимает свой взгляд на нее, а после — на Ибики. Снова закуривая, отвечает:       — Понятия не имею. Итачи всю жизнь сидел на психотропных, как и мой папаша, так что он точно такой же ненормальный социопат. И я даже представить не могу, что за игру он ведет опять. Они оба сумасшедшие с самого рождения были.       — А ты? — Ибики спрашивает тихо.       — А я… Ну, жертва двоих сумасшедших, — Саске иронично усмехается, — но никак не сумасшедший. Хотя всю жизнь раньше думал, что я именно такой же, как и они.       — Продолжим? — Анко переводит тему, и Наруто с Саске, переглядываясь, кивают.       — Продолжаем… I offer no mercy I offer no grace

***

Итачи наблюдает за тем, как в кастрюле медленно закипает вода. Решено было взяться за корейскую кухню сегодня, в готовку которой полностью погрузились Менма с Шион: Корея привлекала их не только своей едой, потому они питали особую страсть к этому делу. Шион даже специально раньше ходила на курсы кулинарии, чтобы радовать будущего мужа своими изысканными блюдами их любимой кухни. Ингредиентов было достаточно, чтобы порадовать вкусным ужином всех присутствующих. Все согласились этот вечер провести в доме: приключений за неделю, которую они провели здесь, хватило всем от и до, так что больше ни у кого не возникало желания куда-либо выходить. Хотелось какого-то покоя. Карин предложила всем после ужина поиграть в «Правду или действие». Никто против не оказался. Выпивка у всех еще осталась,а это автоматически делало их компанию более веселой. Хотя бы алкоголь расслабил ребят после тяжелого прошлого дня. Сначала Наруто был единственным человеком, который, сославшись на свое здоровье, отказался пить: после отравления попросту боялся спровоцировать спиртным еще какую-то язву или гастрит. В больницу ночевать отправляться не хотелось от слова совсем. Однако Саске, вспоминая опыт прошлого дня, наотрез отказался что-либо курить. Насчет выпивки тоже сомневался, оценивая возможные последствия, но все же согласился выпить немного. Про руку он и вовсе забыл. Незажившая рана стала одной из причин, почему Учиха-младший решил выпить. Пока ребята подготавливали все к ужину, Наруто с Саем курили на крыльце. Саске молча вернулся в свою комнату, чтобы перевязать рану. В итоге в который раз убедился, что та заживает крайне медленно.       — Это надо было так... — он доходит до ванной комнаты на втором этаже, уже слыша запахи вкусной еды, которые из-за отсутствия вытяжки уже быстро разносились в воздухе дома. Рука у него выглядела неважно: волдыри начали появляться в разных местах, словно он еще и обжегся чем-то. Хотя он не припомнит такого вообще. В принципе было странно осознавать, что можно настолько плохо помнить прошлый день. А особенно то, что было в лесу. Потому Учиха и не был удивлен, что мог занести в рану еще что-то, ведь очнулся он на поляне уже без бинтов.       — Идиот я, конечно. Полный причем, — Учиха переводит взгляд на зеркало и осматривает руку в отражении. На секунду он ловит себя на образе, что та начала гнить изнутри, но вмиг нервно отгоняет эти мысли в сторону. Рука гнить не может никак.       — Саске, ты где там пропал? — слышится голос Карин с первого этажа.       — Сейчас! — Саске кричит в ответ. — Сейчас спущусь! — он перевязывает руку, не смотря на свое отражение, и когда поднимает голову к зеркалу, то тотчас замирает. На него с зеркала смотрит Он. Только выглядит как-то совершенно иначе. Старше намного. Очень худой. Кожа у него бледная. Как у покойника. Силуэт в балахоне. Длинные волосы. И эта странная фигура сейчас смотрит на Саске. Глаза у него намного ярче, нежели у Саске. Учиха удивленно подходит и поднимает руку к отражению, а то синхронно повторяет в ответ. Хочется прикоснуться к нему.       — Это потому, что ты выкинул свои таблетки, Саске, — говорит ему голос в голове убеждающее. — Помнишь, что врач тогда говорил? Побочные эффекты могут быть разными, в том числе и зрительными галлюцинации. Это все из-за недостатка таблеток в крови. Таблеток. Точно. Он же тогда бросил в Итачи свои таблетки, что рассыпались по земле. Из-за дождя, скорее всего, уже давно растворились в земле. А запасных у него не было с собой. Звучит логично. Саске прикасается завороженно к своему отражению, и то отвечает взаимностью.       — Зато ты будешь чистым, Саске, ты будешь нормальным. Без таблеток, — говорит он сам себе. И отражение повторяет. — Ты же хочешь быть нормальным, не так ли? Ты же никогда не хотел их пить.       — Но ты знаешь, что от синдрома отмены первую неделю ломки будут ужасными, — слышит он знакомый голос и только сейчас до него доходит... Он смотрит в зеркало и впервые в жизни не испытывает никакого страха: не шарахается, не кричит и не ловит приступ паники…       — Саске, что ты делаешь? — Итачи в свои шестнадцать спрашивает своего брата. Он вернулся с учебы домой и не мог найти младшего брата минут десять, обыскав каждую комнату их большого дома. В итоге нашел его в ванной, где тот сидел и волком смотрел на зеркало, а в углу валялась обычная простыня, край которой Саске сжимал в своих руках.       — Саске? — Итачи заходит в ванну и присаживается на корточки рядом с братом. — Что с тобой? Почему ты тут сидишь и почему тут лежит наша простынь? Младший поднимает на него свои покрасневшие от слез глаза и мотает головой.       — Ну, что случилось? — Итачи вытирает большим пальцем слезы мальчика, скатывающиеся по опухшим щекам. — Солнышко мое, что такое? Мальчик всхлипывает громче и наконец говорит дрожащим голосом:       — Я хотел завесить это зеркало, но у меня не вышло. Я упал и разбил себе колено... — он плачет и шмыгает носом.       — Зачем, милый? — Итачи гладит его по голове. — Что там такое? Ты боишься?       — Я не могу смотреть в зеркало, — Саске шепчет брату в лицо. — Не могу. Я боюсь зеркал. Их надо все убрать. Итачи вздыхает. После он снимает зеркало со стены и уносит его в подвал. Затем вновь возвращается к Саске.       — Все, больше нет зеркала, брат его убрал, — успокаивающе шепчет мальчику на ухо и гладит того по спине. — Так лучше?       — Д-да... — Саске кивает и утыкается своим лбом в чужое плечо.       — Чего ты боишься, мой хороший? — Итачи спрашивает тихо, и голос его звучит умиротворяюще.       — Я вижу в зеркалах отца, — Саске жмурится. — Каждый раз, когда я смотрю в них, я вижу его. И тогда у меня начинается истерика.       — Я понимаю, — Учиха-старший осторожно отодвигает брата от себя. — Наш папа был болен. Очень болен. Ты же понимаешь… Он не осознавал, что делает плохие вещи…       — Нам надо убрать их всех. Пожалуйста, брат, — Саске стонет жалобно, — мне страшно очень. Особенно когда я остаюсь один. А тетя Наори не приходит со мной сидеть.       — Хорошо, пошли уберем все зеркала, — Итачи кивает ему, и они выходят из ванны. Тетя Наори была сестрой их мамы и сразу же после случившегося взяла на себя опекунство во время суда. Она была хорошим человеком, однако все же очень строгим. Женщина до сих пор и сама не могла прийти в себя после всего того кошмара, про который она узнала на суде после смерти Фугаку. У нее были длинные темные волосы, карие глаза — она была очень похожа на Микото. Тетя всегда была одета в деловой костюм. От нее пахло дорогим парфюмом, а губы практически постоянно носили на себе баклажановый оттенок ее любимой помады. Наори была востребованным юристом, потому имела свою собственную фирму, которую основала вместе с мужем. Таким образом в деньгах, которые достались Итачи и Саске по наследству, не нуждалась: она просто перевела их на счет племянников, чтобы те могли распорядиться финансами уже после совершеннолетия и оплатить себе, к примеру, образование. Поначалу Наори часто приносила мальчишкам еду и все необходимое, чтобы они ни в чем не нуждались, однако впоследствии все же решила забрать Саске и Итачи к себе. Родной дом выставили на продажу, ведь, каждый раз возвращаясь туда, Наори не могла оставаться ни на минуту, понимая, что в этом адском месте убили ее младшую сестру, вдобавок этот умалишенный Фугаку делал ужасные вещи и с ее племянниками. Именно эта женщина и отвела Саске с Итачи к психиатру, чтобы для начала убедиться, что они не переняли от отца его «замашки». Врач, подтвердивший полную вменяемость братьев, дал возможность ей облегченно выдохнуть. У Наори не было детей. Бесплодие — страшный диагноз, преследовавший ее даже во снах. Он же стал второстепенной причиной опекунства. Саске привязался к тете больше. Может, из-за возраста, а может, из-за личной привязанности к матери. Однако с Итачи дела обстояли куда сложнее. Ровно через два года старшему стукнуло восемнадцать, и он легально перенял опекунство над Саске как ближайший родственник. Поступив в колледж, он забрал Саске из Невады в другой штат. Сначала Наори приезжала к ним: проведать, помочь с бытом и просто удостовериться, что ее племянники справляются с тяготами взрослой самостоятельной жизни. Но позже в силу загруженности и плотного графика постепенно ее приезды свелись до минимума. А когда Саске вырос, то они и вовсе только изредка созванивались. I offer no mercy No one singing my believes Саске, словно под гипнозом, отстраняет руку от силуэта в зеркале, чувствует на кончиках пальцев странное тепло и вздрагивает от голоса со спины.       — Саске, ты заебал! Пошли ужинать, мы тебя уже запарились звать. Чего молчишь как рыба?! За его спиной стоит Суйгецу с приподнятой бровью, что выражает не иначе как обозленное недоумение друга. Вдобавок он одаривает Саске недовольным взглядом.       — Ты что, дрочишь тут?       — Иди на хуй, Суйгецу, — Учиха усмехается, и Хозуки все же улыбается ему в ответ тоже, не оставляя от прошлого настроя ни следа.       — Только на твой, друг, и только если попросишь! — смеется он, и весело тащит Саске за собой к лестнице.       — Дебил, — шутка удалась, смех вырывается сам собой, и Саске чувствует себя намного лучше и бодрее. Рядом с Суйгецу его тревога всегда пропадала от одного только взгляда на эту улыбку, что согревала просто потому, что она есть. А от подколов, как ни крути, становилось все-таки гораздо спокойнее и легче.       — Я тебя тоже очень люблю, братан! — Хозуки хлопает друга по плечу, когда они уже доходят до коридора. — Пошли жрать уже! Я голодный как волк!       — Да, я тоже проголодался. На столе давно покоится ужин, и все поглощены разговорами: каждый о чем-то своем, но, кажется, в целом они обсуждают предстоящий день рождения Менмы, который будет уже через шесть дней. Меньше недели осталось.

***

Ли настигает Гаару, выбегая из кабинета медицинской помощи, куда он помог отвести Итачи, которому вкололи еще одно успокоительное. Гааре порция седативного досталась тоже. Впервые случалось такое, чтобы работника тюрьмы так накрывала одна лишь реакция на заключенного. В их участке ни разу подобного не случалось. Гаара сидит на скамье рядом с медицинским кабинетом. Опустив голову, смотрит на свои взмокшие ладони, пока его плечи напряженно подняты. Даже со стороны можно было увидеть, как рельеф мышцы рук принимают форму различных изгибов, так или иначе изменяя очертания черно-белых татуировок.       — Ты в порядке? — Ли присаживается рядом и тихо спрашивает своего напарника. Гаара качает головой и смотрит в одну точку.       — Что с тобой случилось? У тебя опять приступ был? Или... — брови Ли сходятся в одной точке, и он с тревогой смотрит на своего хоть и не близкого друга, но приятеля: такая реакция была просто не свойственна, ведь тот всегда источал хладнокровное и даже пугающее спокойствие.       — Или, — Гаара усмехается. — Я тебя очень прошу, не говори никому, что я тебе сейчас скажу, — он переводит свой взгляд на Ли и смотрит на него внимательно и пристально. — Мой тебе совет… Держись от этих заключенных подальше. Я серьезно сейчас.       — Почему?.. — Ли ошарашенно смотрит на него, и нет ни единой мысли, что могла бы предоставить весомые причины для того, чтобы подобное ему сказал напарник, которого он знает не первый день. Они учились вместе в полицейской академии, они многое вместе прошли — и если Гаара говорит подобного рода вещи, значит, к ним стоит прислушаться. Гаара всегда опережал сверстников по уровню интеллекта. Несмотря на свои странные наклонности, травмы и болезнь, он всегда чуял своим нутром настоящую опасность. И Ли помнит, что реакция приятеля была такой буйной лишь дважды. Впервые источником раздражения стал как раз-таки Саске. Тогда Гаара сразу сказал Ли, чтобы тот сторонился Учиху. И вот вторым посчастливилось стать Наруто. Гаара впервые кого-то настолько сильно испугался. Так, как боялся своего родного отца. Сумасшедших и опасных для социума людей Гаара чувствовал на интуитивном уровне благодаря своему замечательному родителю..       — Я на полном серьезе, Ли. Ты понял меня?       — Да.       — Я пойду подышу воздухом, а ты пристально следи за этим Итачи: если его брат настолько сумасшедший, как и его друг, то яблоня от яблони недалеко падает. Ли кивает ему и возвращается в медицинский кабинет, где Итачи в это время измеряют давление. Ли с сочувствием смотрит на Учиху-старшего и думает только об одном: «Что же такого случилось в том доме, что он попросту… сошел с ума?» Это действительно выглядело страшно и жутко.

***

Ужин получился очень даже вкусным и сытным, особенно он понравился Карин с Джуго, которые были далеки от такого рода кухни. Пока тарелки убирали Саске и Наруто с Саем, ребятам пришла в голову идея поиграть в настольные игры. Итачи с Неджи принесли все необходимое из машины. Из-за навалившихся не самых приятных событий все успели забыть, что в багажнике так и покоились до сих пор разные коробки с настольными играми. Было принято решение играть в них, когда надоест «Правда или действие». Камин уже горел во всю, и в доме становилось еще теплее. Такая атмосфера всегда приносит какое-то чувство уюта. Просто своим звучанием. Алкоголь разливали во все чистые кружки, которые получилось найти. Наруто убежал мыть грязные. Стаканы они нашли в кухонном шкафу, где хранились сервизы довольно древней наружности. Бабушка Наруто, помнится, всегда любила покупать любой антиквариат при первой же возможности, часто участвуя на разных аукционах, где можно было найти настоящую находку и произведение искусства.       — Кто что будет? — громко спрашивает Менма, смотря на их запасы спиртного, и пытается понять, хватит ли им. Что-то подсказывает ему, что перед днем рождения точно придется ехать в ближайший магазин и затариваться снова. Их попойка в компании Обито и Какаши знатно опустошила их запасы.       — Я буду виски, — Наруто с Саске сразу отвечают громче всех и в унисон.       — Я ром, — Суйгецу подает голос вторым и переводит взгляд на Джуго, тот в свою очередь кивает. — Ему тоже рома налей.       — Нам с Хинатой коньяка, — Неджи, помыв руки, усаживается в кресло первым.       — Мы вино будем, — тараторит Ино, уже посовещавшись с Сакурой и Карин.       — Я буду джин, — спокойно отвечает Итачи.       — Я тоже буду джин, — Сай кивает, и Менма наливает и себе этого горячительного напитка. Шион выбрала сок.       — Наруто, пошли покурим, пока не начали играть, — Сай зовет с собой друга, и тот соглашается. Саске проводит по ним внимательным взглядом, и Итачи с прицельным вниманием наблюдает за этим, делая свой первый глоток. Не сказать чтобы Учихе-старшему было прямо-таки неприятно внимание Саске к Наруто, однако, проведя аналогию с тем, как обстояли дела раньше, он даже не успел и заметить, с каких пор тот начал уделять столько внимания своему другу. Больше, чем брату родному. И как раз это начинало заставлять нервничать. Сай с Наруто выходят на крыльцо. На улице начало интенсивно вечереть. Видимо, пока они ужинали, прошел короткий дождь, который освежил землю и воздух. Узумаки бросает взгляд в сторону дома Обито с Какаши и видит, что там вообще не горит свет: вероятно, они куда-то уехали этим выходным вечером. Дом явно пустовал. Даже сливался с дорогой своей темнотой.       — Ну ты как, Наруто? — у Сая до этого особо не было возможности нормально поговорить с лучшим другом наедине, а сейчас наконец-то выпала отличная для этого возможность. Он успел соскучиться.       — Лучше намного, ты извини меня за ту перепалку, я и сам не знаю, что на меня нашло, — Наруто виновато улыбается, — у меня словно пелена перед глазами встала, и я не смог сдержаться. Я не должен был...       — Ты меня извини тоже, — Сай понимающе кивает ему, — я не должен был говорить всего того, что выпалил тогда, погорячился и повел себя как дебил. Я не хотел тебя задеть.       — Оба хороши, — Наруто выкуривает сигарету быстро и скидывает окурок куда-то за крыльцо. — Что вообще тут случилось, пока меня не было? Все какие-то напряженные до сих пор. Вот так всегда: я ухожу — и происходит какой-то пиздец автоматом. В его словах была истина: когда Наруто нет, их компания, и без того имея крайне шаткую связь, начинает рушиться и разлаживаться. Узумаки был тем самым соединением. Каждый это понимал.

***

      — Ну и чего мы все притихли и молчим? — Ибики поднимает свою бровь и смотрит на всех пристально. За эти недели знакомства со следователем данного отдела можно было с помощью обычного наблюдения и дедукции начать понимать его эмоциональное состояние чисто по голосу. Наруто подобное еще с детства давалось крайне легко, а вот Саске, который не особо отличался эмоциональном интеллектом, еще только начал угадывать, в каком расположении духа сейчас Ибики, и хвалил себя за такие успехи про себя. Он делал огромные успехи в понимании эмоций других. Совершенно незнакомых ему людей. Так он начал расценивать свое пребывание в участке не как временное ограничение своей свободы, а скорее как интенсивное обучение в области психологии и человеческой социологии, причем, грубо говоря, совершенно бесплатное и крайне эффективное. Платой было его время и свобода, но, по сути, если бы он пошел на какие-то курсы, то никакой разницы в знаниях для него и не было бы. Любая учеба ограничивает твое время и забирает твою свободу, пока ты сидишь за учебниками или же слушаешь лекции в той же аудитории университета. Только если в университете ты тупо учишься по учебникам и, когда очень повезет, проходишь какую-то практику, то тут же эта практика у тебя все время. Сейчас Ибики был крайне недовольным и, даже можно сказать, злым.       — Да любуюсь я просто, — отмахивается Наруто.       — И чем же? — Анко напряженно спрашивает, на фоне анализируя все реакции Итачи на своего брата, но пока ничего в ее голове не складывается вообще. Ни одной здравой мысли.       — Вашими лицами, — Узумаки пробивает на смех, — вы бы себя видели сейчас, правда смешно, Саске? — тот в ответ лишь пожимает плечами.       — Ты скоро доиграешься, и я помещу тебя в изолятор, Узумаки! — Ибики шипит и бьет кулаком по столу.       — Ой, — Наруто закатывает глаза, — это мы уже проходили, так что не страшно, ведь в изоляторе намного спокойнее: есть время подумать о своем или даже поговорить с самим собой. А я для себя самый лучший собеседник, — говоря все это, юноша все еще смеется.       — Саске? — Анко обращается к Учихе, игнорируя веселье второго заключенного, и Саске кивает ей, мол, слушаю внимательно. — Ты ничего не хочешь нам сказать?       — А должен? — Учиха выдыхает устало и смотрит в сторону выхода из кабинета допроса. — Я достаточно уже рассказал вам, и, думаю, ни для кого не было неожиданностью, что мой брат ненормальный от головы до пяток. Таким и помрет. Время на часах достигает половины пятого.       — Мне не совсем понятно твое отношение к брату, — Анко хмуро смотрит на записи прошлых допросов. — У вас это нормально в семье? Сначала кого-то чуть ли не боготворить, а после выставлять плохим перед всеми, напрочь обнуляя свои прежние слова?       — Ну, мы Учихи, так что засирать друг друга у нас в крови, — Саске усмехается и переводит взгляд на своего друга. — А если серьезно, — его голос резко становится холодным, — у меня было достаточно времени в том доме за две недели, чтобы мое отношение к брату изменилось в корне.       — Не понимаю, — Ибики выдыхает и бесится по второму кругу, ведь он действительно ничего не понимает.       — Хотите расскажу анекдот? — Учиха смотрит на Анко и усмехается. — В общем, смешную шутку.       — Ну валяй, — Ибики бросает небрежно, — заценим твое чувство юмора.       — Хорошо, — Саске скрещивает руки на груди. — Адвокат выступает в суде… Наруто дергается и поджимает рукой рот, чтобы не начать смеяться раньше времени.       — Господин судья, если человек имеет восемнадцать судимостей, то это уже не преступник... — Саске ждет реакцию. Анко хмурится, Ибики задумывается.       — И кто же он? — спрашивает мужчина. Наруто смотрит на Саске, а тот отвечает со смехом:       — Коллекционер! — после этих слов он смеется в голос под непонимающие взгляды следователей. — Ну смешная же шутка! Вы чего? — Наруто смеется вместе с ним и вытирает выступившие слезы. Ибики не смешно совершенно, ибо анекдота он не понял, а вот Анко не смешно и даже больше — она начинает злиться.       — Ладно, время анекдотов закончилось. Продолжаем, — сухо говорит Саске, не оставив от прошлого мастера комедии ни следа. — В тот вечер… Луна была особенно полной…

***

      — Пока мы не начали играть нашу любимую игру, предлагаю обсудить все же последние события, — Неджи встает и делает пару шагов по комнате, держа в руке наполненный стакан со спиртным. — Ни для кого не секрет, что последние два дня были крайне тяжелыми для всех нас. И события были тоже насыщенными для каждого своим красками и переживаниями.       — Неджи, ты выглядишь так, словно речь в президенты готовишь! — гоготнул Наруто и получил подзатыльник от Сакуры, сидящей рядом. — Все! Молчу-молчу!       — Так вот! — Хьюго закатывает глаза, но продолжает: — Предлагаю обсудить, кто что видел и делал, так как, признаюсь, этот городок ну очень странный…       — Со своими приколами, — поддакивает Суйгецу, выпивая спиртного.       — И с ними тоже, — Менма вспоминает о случившемся на трассе. — Впервые в такую неловкую ситуацию попали, так что если бы не Хаширама... мы бы хрен домой вернулись. Сай вспоминает Данзо, имя которого он знал заранее, и, слыша имя Хаширамы, уже в который раз убеждается, что либо у него крыша все-таки поехала безвозвратно, либо он стал настоящим медиумом и теперь может точно идти на Американское шоу талантов как предсказатель. Смешного было в этом мало, но забавно становилось почему-то с каждым днем все больше: от абсурдности ситуации, да и от осознания того, что он даже не знает, как про то, что ему снится, ребятам рассказать.       — Оказывается, неподалеку есть городок на окраине, в котором произошла эпидемия, но о ней в новостях не говорилось вообще, потому спрошу вас, слышал ли кто-то из вас об этом? Итачи задумывается, пытается вспомнить материалы прочитанных газет, что удалось прочесть за последние пару лет, но вот незадача: чтобы была эпидемия в Америке — как-то он даже не слышал о подобном. Единственное, что приходит в голову, так это взрыв в Чернобыле, но и то... Были времена СССР — вот об этом писалось много и часто в американской прессе.       — Не помню ничего такого, — Наруто напрягает свою память и смотрит на Саске: — А ты?       — Звучит как бред, — Учиха-младший отпивает глоток и украдкой поглядывает на брата, но тотчас понимает по взгляду того: он тоже ничего не знает.       — Ну, — Джуго неловко поднимает руку, и все смотрят на него. — В прошлом году была вспышка холеры в Гаити, к тому же зараженных много было…       — Да ты как гугл, Джуго, — Карин изумленно смотрит на друга.       — Спасибо! — Джуго усмехается и пьет свой напиток.       — Эпидемия лихорадки была на Кубе… Лет тридцать назад, — говорит внезапно для всех до этого молчавшая Хината. — Нам в универе на курсах инфекциологии рассказывали про это… Там человек 150 померло. Ну, Куба — это не наша Америка. Ну… И эпидемия желтой лихорадки была в Аргентине еще. Сколько-то там лет назад… В 19 веке… В конце…       — В 1852, 1858, 1870 и 1871 годах, — добавляет Джуго за нее.       — Ну, об Индии говорить смысла нет, ибо там все мрут от болезней по жизни, — Суйгецу пожимает плечами. Все зашли в тупик.       — Короче, суть-то в чем? — Менма продолжает. — Этот Хаширама нам рассказал, что эпидемия разрушила город. Они отстраивали его заново. Выглядит стремно, если честно. Словно...       — Словно все какое-то ненастоящее, — тихо поддерживает его Хината и вспоминает с тревогой эти пустые дома в округе.       — Слушай, Итачи, может, ты чего узнаешь у своего друга Обито? Или ты, Сакура, у Какаши. Вы ж, вроде, с ними ближе всех общаетесь, — Наруто смотрит на них, — мало ли и в самом деле какое-то говно тут водится, а мы и не знали об этом.       — Наруто, — Хината переводит свой взгляд на Узумаки и, к удивлению остальных, спрашивает: — А ты себя хорошо чувствуешь?       — Да нормально, вроде, а что? — Наруто удивленно моргает от такого вопроса.       — Да просто Хаширама нам сказал кое-что еще. Знаешь, ну, про симптомы этой эпидемии в городе... — Менма вспоминает слова мэра города.       — И они чем-то напоминают твои, — Хината говорит тревожно, и все синхронно резко оборачиваются на Наруто.       — А-ха-ха, — Узумаки понимает, к чему ведут его друзья, — не, ребят, я сэндвичем траванулся. Меня подлечили, так что никакой заразы и инфекции у меня нет… Вы чего?       — Он сказал, что симптомы проявляются не сразу, но выглядит как отравление… — тихо говорит Шион, и Наруто начинает понимать подсознательно, почему Менма с Шион, а заодно с ними еще и Хината сидят в другом конце комнаты.       — Мой брат чуть не умер, и я не смог его спасти, — говорит Хаширама, — но если бы я не был мудрее, мы бы умерли оба от болезни. Будь мудрее, ты у себя один.       — Да вы с ума сошли! — вскрикивает Узумаки. — Вы что, сейчас из меня заразного хотите сделать? Да вы ахуели!       — Я все-таки на всякий случай предлагаю соблюдать дистанцию, ибо мало ли что. Сам понимаешь, моя жена беременна! — Менме неловко это говорить, но беспокойство берет верх.       — Ты!.. — голос у Наруто меняется. — Вот ты! Случаем так, не прихуел, брат? — он сжимает кулаки. — Ты, вообще-то, за меня должен быть, а не против меня! Саске молча встает с противоположного от Наруто угла комнаты, где все это время был рядом с Итачи, и садится рядом со встрепенувшимся другом. Все смотрят на него настороженно.       — Мой лунатизм мне помог перебороть мой муж Тобирама, и мы были лучшими друзьями, а мой брат мне не смог помочь. Только любовь другого человека и забота, а также уверенность в том, что он не бросит тебя в самый пик пиздеца твоей жизни. А пиздеца в жизни много бывает, — Мадара устало выдыхает, и они идут вдоль дома.       — Ну, если вы думаете, что Наруто чем-то болен, то и я тоже. Лично мне уже похуй. Мы ели одно и то же. И симптомы у нас похожие, так что поебать. Хотите избегать нас… Ну, что же, вперед, — он кладет руку на плечо Наруто и ловит одобряющий взгляд с нотками благодарности.       — Держитесь от тех, кто мог быть заражен, подальше, — говорит напоследок Хаширама.       — Спасибо, Саске… Ну хоть ты не крыса.       — Наруто, ты должен всегда быть рядом с Саске: вы такие же, как мы, и он для тебя является самым близким человеком, как и брат, не так ли? — говорит Тобирама на прощание. — И своего лучшего друга, если потребуется, охраняй. Но выбор всегда встает между двумя близкими людьми…       — И какие еще симптомы? — Сай спрашивает настороженно.       — Галлюцинации. Слуховые и зрительные. Температура, рвота и тошнота, сонливость и агрессия, лунатизм, — на этих словах Саске вздрагивает, и Итачи напрягается. — А еще вопрос…       — Если вы поймете, что они больны, приезжайте к нам в город, мы вас примем, но только после проверки тщательной…       — Ну, тогда и я туда же, — Сай садится рядом и смотрит на Ино. — Да-да, иди сюда, мы спали вместе.       — Если ты любишь человека и готов ждать, то дождешься, он обязательно оценит твои действия и не бросит тебя, — подмигивает ему Данзо и понимающе хлопает по плечу, — поверь мне на слово, я прожил больше тебя…       — А с тобой-то что не так? — вскрикивает Сакура, и ее начинает накрывать волна тревоги. Ино закусывает губы и молча усаживается в круг Наруто.       — Меня глючит, а у Ино уже температура два дня, и мы думали, что ее продуло на трассе, — Сай хмыкает. — Мы лежали на земле. И вообще поебать было.       — В прошлый раз были большие потери. И зараженные еще есть… Они живут на том конце города, и поэтому мы не переступаем границу. Вот вам маски на всякий случай, — Хашима протягивает Менме средства защиты из специального материала.       — Кто пил воду из крана? — Хината пристально следит за образовавшимися группами.       — Да вы издеваетесь?! — Карин кричит и уже не может себя контролировать. — Блядь, вы что тут разводите? Вы верите в слова человека, которого видели впервые в жизни? Пиздец какой-то.       — Карин, ты пила воду? — Менма поджимает губы.       — Вода может быть отравленной, — Конан говорит Неджи, смотря на него пристально, — ее не пить, слюной не обмениваться. Это заразно… I offer no mercy I after no grace       — Блядь, ну конечно пила я воду! Она у нас закончилась! — Карин гаркает и хочет крушить стены. Настолько кипит в ней злость. — А что, блядь, такого?       — Вода отравленная тут и переносит инфекцию, — Шион ежится в своем кресле рядом с Менмой, а Неджи тем временем садится к Хинате в другой конец комнаты.       — Да пошли вы на хуй, — огрызается Карин и садится рядом с Саске. — Джуго и Суйгецу, пиздуйте сюда, я знаю, что вы тоже пили.       — Вот дерьмо, — смеется Суйгецу и опускается на пол рядом с Саем. Джуго молча повторяет за ним.       — В случае обострения агрессии мы вас ждем в нашем мотеле. Вы должны будете поехать в больницу сразу же, чтобы мы поняли, больны вы или нет, — говорит Яхико, смотря на Сакуру. — Вы же не хотите умереть как наши друзья? Мы единственные выжили… Один Итачи сидит в своем кресле, и ему очень сильно не нравится то, что сейчас происходит вокруг. Их дом начинает разделяться на два лагеря.       — Нам Данзо ничего про инфекцию не говорил! — Ино крутит пальцем у виска и смотрит на Сакуру. — А ты что?       — А я… — Сакура встает и идет в сторону Хинаты. — У меня никаких симптомов.       — Береги своего ребенка, я очень прошу, — говорит тихо по телефону Мито, когда они подъезжают к заправке. — Может быть выкидыш. — И Шион поняла ее.       — Господа! — наконец подает голос Итачи. — Любая инфекция может проходить бессимптомно, и в таком случае, даже если все рассказанное реально, мы никогда не узнаем, кто болен, а кто нет! — он говорит так, словно рубит топором каждое предложение. Его взгляд прикован к Неджи с Менмой. I offer no mercy I after no grace       — Итачи, при всем уважении, но у меня все еще есть сестра и кузина. И я несу за них ответственность! — Неджи говорит грубо. — Шион вообще беременна, и мне не надо трупов в доме на утро.       — Ты за базаром-то следи! — Саске огрызается и сжимает кулаки.       — Ты тоже. Это вас с Наруто понесло хрен знает куда. Скорее всего, эту заразу вы и притащили! — Неджи отвечает ему грубо. Кажется, сегодня играть никто не будет.       — Родных береги. И всегда охраняй свою семью, даже если ради этого придется предать друзей, — на полном серьезе говорит Хаширама, смотря на Хинату. — Семья ведь самое важное. Между вами ничего не должно стоять. Друзья друзьями, а семья — одна.       — Не повышай голос на моего брата, — огрызается Итачи, все еще сидя в своем кресле, однако открытая агрессия сквозит даже через его спокойные интонации. Он смотрит на Неджи с явной угрозой.       — Пиздец, товарищи, — смеется Суйгецу и смотрит на Карин. — Вот и отдохнули, мать вашу!       — Итачи, ты там будешь сидеть? — Саске смотрит с раздражением на брата. — Типа нейтральная позиция?       — Тут происходят всегда странные вещи, сколько я помню себя, — говорит Какаши Итачи. — Ты должен до последнего сохранять трезвый и холодный рассудок, как и в шахматах, так что не поддавайся своим эмоциям — они всегда человека губят.       — Разумная. Я не хочу принимать правила игры, которую не понимаю, — Итачи отвечает спокойно. — Хотите поиграть в войнушку — ваше право. Я пасс.       — Ну тогда Итачи будет один, — бросает Неджи и смотрит в глаза Учихи-старшего. Хьюго видит, как в них поднимается пламя.       — Ты будешь указывать мне? — губы Итачи дергаются в усмешке. — Мне?       — Не ведись ни у кого на поводу и следуй за Саске всегда по пятам, чего бы тебе это ни стоило, — усмехается Обито и курит в окно, обращаясь к Итачи, — ты его старший брат и несешь за него ответственность. Ты за брата должен жизнь отдать, как мы с Какаши друг за друга. Семья. Это самое важное.       — Ты должен решить. А я не подвергну риску своих близких, в случае если зараза есть.       — Я тебе ничего не должен, должен тут я только своему брату, Хьюго, — Итачи отвечает спокойно и накручивает волосы на палец, успокаивая легкую волну нахлынувших эмоций.       — А я — своим, поэтому с нами ты при контакте не будешь коммуницировать. Неджи и Итачи встречаются взглядами, и между ними нависает напряженное молчание. I offer no mercy I after no grace       — Ребята, я напоминаю, что мы тут приехали, вообще-то, день рождения праздновать, а не страдать хуйней! — Ино начинает заводиться. — Сакура, пиздуй сюда!       — Нет, — Сакура брезгливо отвечает, и Ино сжимает свои руки на груди, отворачиваясь.       — Ну и пошла ты на хуй! — она встает и выходит из дома, чтобы покурить. — Заебали вы все, никогда ничего нормально не может быть, вечно какую-то хуйню надо придумать. — У тебя обязательно получится, Ино, а если нет, то это просто не твой человек и надо будет только смириться… и отпустить, — Данзо говорит тихо. Карин специально никому не сказала, что пили они вино с Сакурой, по сути, одно и то же, но бокалами не менялись, слава богу. Пусть будет там, ведь так будет спокойнее и лучше для всех них. К Сакуре у нее нет какого-либо теплого отношения, а вот к Ино она симпатию и уважение как к личности испытывает давно. И чем меньше Яманака будет психовать из-за своей долбанутой подруги, тем дружнее будет их лагерь.       — Мы разные люди и видим людей по-разному, — говорит Карин, окончательно для себя решая все. — Друзья — это самое важное в жизни!       — Ты меня предаешь, ты в курсе, брат? — Наруто кидает непонимающий взгляд на Менму, и тот отворачивается. — Ты предаешь МЕНЯ!       — История повторяется, видишь, малыш? — голос раздается в голове Саске, и тот вздрагивает. — Все всегда идет по кругу.       — У нас так же было… Я расскажу тебе очень интересную историю, — Наруто слышит писк в ушах вперемешку с какими-то голосами и выходит покурить вслед за Ино. Саске молча встает, смотрит на брата и выходит туда же, чувствуя пристальный взгляд Итачи. Последнему все больше не нравится, что начинает происходить в этом доме.       — Вы спите на втором этаже, а мы на первом, — бросает Неджи. — Так будет надежнее Саске показывает ему средний палец напоследок.       — Вы ебанулись, — Карин выдыхает, и Джуго натянуто улыбается ей.       — Причем полностью, — фыркает Суйгецу. — Охуенный отпуск, лучший за всю мою, блядь, жизнь. I offer no mercy I after no grace

***

      — Ваш рассказ звучит… Словно у вас образовалась какая-то иерархия в вашем коллективе. И это так странно, — Анко смотрит на Наруто и не понимает. Есть некоторая нестыковка в рассказе. — Вы до этого, когда нам рассказывали всю историю несколько раз, каждый раз все граничило с абсурдом, — она уже точно и не помнит предыдущие версии, все они словно слились в одну полноценную, хотя изначально выглядели как совершенно разрозненные кусочки. — Однако, по сути, данный скачок в перевороте вашей истории не имеет какого-то логичного обоснования. Ибики, впрочем, согласен со своей коллегой как никогда до этого, но все еще продолжает молчать. История с уст Наруто и Саске становится все более запутанной и непонятной.       — Люди сами по себе крайне нелогичные существа, — внезапно Саске делится с ними своими убеждениями, — никогда не можешь знать точно, как человек отреагирует в следующий момент и к какому умозаключению придет. Вам ли, как следователям, этого не знать?       — Проблема в том, — дополняет Наруто на полном серьезе, — что информации вокруг настолько много, что человеческая натура ее попросту не фильтрует от ложной и правдивой, человека при желании…       — Очень легко настроить на определенную волну мышления, если очень захотеть. И самый эффективным способом в этом убеждении является… — Саске усмехается и пожимает плечами.       — Человеческий страх, — Наруто продолжает мысль своего лучшего друга, — именно чувство страха является самым эффективным рычагом воздействия для управления толпой. Это обычная человеческая психология. Люди по своей природе трусы…       — И если правильно нажать на определенные кнопки в его реакции, то, по сути, — Саске опять смотрит на время, а на часах пять часов вечера, — он становится рабом. Своего собственного страха. И в нем он начинает себя вести не как человек, а как настоящее животное.       — Так правительство управляет своими гражданами. Стоит человека запугать и подать информацию правильным способом, и, ву-аля, — Наруто смеется, — ты становишься властителем и можешь дергать людей за ниточки, управлять ими, как...       — Кукловод, — Саске заканчивает свое повествование, и Наруто кивает на его финальную фразу. — Мир есть театр, и в твоем спектакле ты же есть кукловод. Так случилось и с нашей компанией, мы и сами не заметили, как кто-то дергал нас за нитки, как кто-то проник в наше сознание и начал действовать исключительно в своих интересах, а мы были лишь марионетками.       — И кто же такой главный злодей? — Ибики иронично поднимает свои брови.       — На самом деле нет одного-единственного злобного гения, — Саске смеется, — люди по своей натуре могут быть как жертвой. В нашем случае пешками. Так и самими кукловодами.       — Коллективное бессознательное, вам знаком этот термин? — Наруто задумчиво отводит взгляд. — Мне вот очень. Благодаря семье и роду. Мой папа был мэром, мой дед — директором школы, а я учился, просто наблюдая за ними, и никакие книги тебя этому не научат. Только практика. А практики у меня было в жизни очень много. Как и у…       — У моего брата Итачи, — Саске говорит это с неприязнью, — боюсь представить, что было бы, выучившись бы он психологической специальности. У него был бы настоящий талант. А я был его первым подопытным. I got spiders in the shadow when you said my name These a cold when you camming to bloudout your flame

***

Таджима вернулся после того, как посетил семью Сенджу, и стал думать, как же правильно разрешить проблемы, возникшие с тем кланом. Буцума был одной из самых влиятельных фигур в обществе, из-за него в будущем война была бы обеспечена. Надо было прийти к миру любыми способами, хотя бы ради детей. Меньшее, чего хотел отец для своих прекрасных детей, так это чтобы они продолжили разгребать эту кашу после его кончины. Их мать мертва, а значит, оставить их не на кого. Шисуи — его правая рука — всегда убеждал прийти к миру, потому что всегда придерживался крайне нейтральной позиции. Но он был еще так молод и неопытен в решении подобных вопросов. Еще со времен предков у клана Учиха стоит собственный храм, который каждый желающий соклановец мог посетить. Там находится и алтарь поклонения основателю клана — Индре. Приходя туда, люди могли в молчании склониться перед его огромной статуей и мемориальным захоронением, а также попросить у великого почившего главы совет. Индра Учиха был своего рода легендой, хотя слухи касаемо его личности ходили разные: некоторые считали его настоящим пророком и гением, а другие же — больным на голову сумасшедшим, который в свое время совершил настоящую революцию, тем самым завоевав у своего клана место главы, и отнял другие земли, что принадлежали его брату, а сделал он это во время гражданской войны. Как только в клане рождался ребенок, родители считали долгом рассказать своему детищу о великом Индре Учихе и возводили того как настоящего бога нового мира. Статуя Индры была прекрасна, хоть и лишена детализации, ведь в то время, когда люди преклонялись перед идеями индуизма, они еще и понятия не имели, как правильно вырезать из камня так, чтобы скульптура имела реалистичные черты владельца. Изображение Индры не обходилось без огромной короны, а сам глава клана всегда был показан в полусидячей позе, а опирался он на свою левую руку, тем самым словно смотря на своих родственников из-под опущенных век. В правой руке он держал вырванное сердце своих врагов, таким образом показывая настоящую мощь своего рода. Он олицетворял баланс между ментальным здоровьем и физическим, а также демонстрировал, что смерть, по сути, ничего не стоит. Смерть есть начало новой жизни. Таджима принес к нему сегодня убитое животное — огромного стервятника, которого пристрелил и задушил собственными руками. Его окровавленные ладони держат тушу добычи, а руки подносят свою жертву к статуе, и он оставляет ее там. Учиха сразу же падает на колени перед алтарем и лбом соприкасается с ледяным полом из камня.       — Божественный Индра, отец всех отцов, я твой верный слуга и член твоего рода! Пришел просить у тебя совета, — Таджима наконец встает и кланяется еще раз. — О великий и единственный учитель, о великий полководец, я хочу просить у тебя совета! — он смотрит на своего великого родственника с почтением. — Прошу меня простить, такого грешного и слабого, за то, что потревожил твой покой, Отец мой, но я настолько отчаян и потерян, что мне необходима твоя помощь! — мужчина все еще сидит на коленях, скрестив руки на груди в молитве. — Не сердись на меня и не гневайся, о великий наш Отче, но я прошу тебя, дай мне совет! — на глаза Таджимы наворачиваются слезы. — Я серьезно болен, и скоро меня ждет кончина, ведь боги хотят забрать меня к моей прекрасной жене, а мои сыновья останутся одни! С каждым днем я ощущаю, как недуг поглощает меня сильнее и сильнее, и, видимо, мое время уже кончается, помоги же мне, дай совет, наш свет и учитель, что же мне делать?! Прошу тебя, помоги мне, слабому и больному, ради моих же детей Мадары Учихи и Изуны Учихи! Они есть единственный свет мой и моя жизнь! Избавь их от страдания потери и горечи! — Таджима опять кланяется и целует пол. Ответа не следует, лишь зажженные свечи горят и освещают лицо Таджимы.       — Прошу тебя, Отец наш вездесущий, я сделаю все то, что ты скажешь. Кого я должен принести в твои объятия в качестве платы за покой своих детей? Я умоляю тебя! Услышь меня! Я сделаю все, что ты скажешь, помоги мне. Я никогда не просил у тебя помощи, но сейчас я в настоящем отчаянии. Лекарь сказал, мне осталось меньше полугода, дай мне хоть какой-то знак! Я умоляю тебя! Я готов на все, лишь бы мои дети были счастливы и лишены печали и недугов, Отец наш! — Таджима подходит к статуе Индры и целует его ноги. — Я сделаю все, что ты мне скажешь, только, прошу тебя, поговори со мной, Отец мой! Около Индры всегда стояла огромная ваза, наполненная кровью животных, что приносили после жертвоприношения всякий сюда входящий. И после своей молитвы каждый же был обязан, по обычаю, отпить из чаши столько, сколько мог. Ваза всегда была наполнена до краев. Таджима наклоняется и пьет из чаши ровно семь глотков и даже не кривится. Только настоящий преемник мог выпить всю чашу до дна и не умереть, но такого еще не видал свет. Многие, выпивая кровь, сходили с ума или же падали замертво.       — Отец мой, помоги мне! Мне осталось совсем немного, — Таджима начинает рыдать. — Я умоляю тебя, я прошу тебя! Таджима кланяется в который раз и садится прямо перед ногами Индры, а после замирает. Ощущения от выпитой крови были дурманящими: к кончикам пальцев рук и ног начинает подступать настоящая прохлада, возникающая внезапно, и становится тошно. Медленно образуется тошнотворный ком в горле. Таджима сидит в полнейшей тишине и ждет знак.       — Добро пожаловать, Сын мой. These blood in the water these blood on my tears I watched could betrayed in the lies for years Мужчина вздрагивает и боится пошевелиться. Боится спугнуть божество, которое снизошло до него, смертного, и одарило его, человека, своим присутствием.       — Не бойся, Сын мой, — голос будто звучит в его голове, и Таджима чувствует на себе прикосновения ледяной руки. — Открой очи свои и созерцай мое присутствие, молви свои молитвы. Я слушаю тебя. Таджима открывает глаза, его веки невротично дрожат. И вот он видит перед собой прекрасного человека, что окутан черной мантией, из-под которой исходит черное свечение. Он бесподобен, как дьявол. Его глаза наполнены кровью тех даров, что приносили ему в жертву, и можно отчетливо видеть отражение звезд всей Вселенной.       — О великий! — Таджима начинает плакать, как ребенок. — Прошу простить меня за то, что я потревожил твой покой! Я готов к любому наказанию за столь огромную наглость, но я больше не знаю, к кому мне обратиться, Отец наш! Я в отчаянье! Индра улыбается ему спокойно, стоя напротив, и приказным тоном говорит:       — Встань, Сын мой, наш великий род не должен быть на коленях, только враги и недоброжелатели наши обязаны опуститься на колени перед нами. И да пусть познают мощь рода и величие перед божеством вездесущим, — Индра протягивает ему свою руку, и Таджима, плача от такой чести, встает и кланяется ему.       — О великий, я благодарен, что ты снизошел до меня! Я еще раз извиняюсь, что потревожил твой покой.       — Я всегда рядом, Сын мой, и всегда слышу ваши просьбы и молитвы, — Индра гладит его по голове и ведет за собой, — не извиняйся, а молви слово твое, я всегда выслушаю тебя. — Индра садится на свой трон, и Таджима стоит прямо напротив него.       — Я в отчаянии, о великий Индра, мое тело умирает и мой рассудок затуманен, мое положение в обществе способствует наличию врагов моих, а я очень тревожусь за сыновей, я хочу мира, но у меня осталось мало времени, что же мне делать?       — Кто твои недоброжелатели, Сын мой? — Индра внимательно слушает своего потомка и проводит взглядом по чаше.       — Мои недоброжелатели — род Сенджу, о великий, у нас с ними давно идет негласная война. И много людей умерло из нашего рода… но я бы хотел наконец мира, о великий.       — Зачем же тебе мир? — Индра говорит спокойно и смотрит на мужчину. — Если из-за врагов наших умирают сыновья и дочери мои? — он смотрит на склонившегося пристально, сжимая на шее крест.       — Умирает много людей, и мы не можем прийти к обоюдному согласию, Отец мой, я не знаю, что мне делать, и вечное кровопролитие никогда не закончится, я знаю!       — Может, не стоит приходить к миру? — Индра выдыхает. — Мир в первую очередь в душе и сознании детей наших и чужих, а вы не сможете поменять всех по своему желанию, иначе это эгоизм, Сын мой, ибо не все люди хорошие, а добродетель может оказаться вторым олицетворением зла.       — Тогда что же мне делать, Отче мой? Мои родители померли в отчаянных попытках борьбы, пали от рук Сенджу, как и его от моих. Это замкнутый круг! — Таджима вскрикивает от горя.       — Об этом я и толкую, — Индра усмехается, — насилие порой не есть зло, насилие порой есть наказание за грехи наших врагов и плата за тьму в их душе.       — Я не понимаю, — Таджима начинает лихорадочно метаться взглядом, будто ищет что-то, чего никак не найти.       — Сын мой, озвучь свое желание, и я обещаю исполнить его, только за определенную плату. Таковы законы, ты и сам это знаешь. Таджима кивает и отвечает:       — О великий Индра, оберегай детей моих от болезней и боли, будь их путеводной звездой и не дай сомнениям поселиться в их души, да приведут их поступки к величию, благослови их, прошу, Отец мой, и дай им сил и мужества справиться с хворью и злыми помыслами, прошу тебя! Я умираю и не смогу уберечь их больше!       — Хорошо. Будет исполнено.       — Что я должен сделать, Отец мой? — Таджима завороженно смотрит на Индру, и тот смеряет его взглядом. Снимает свой крест и браслет.       — Крест, Сын мой, дай своему старшему, и да пребуду я с ним всегда, а второй мой дар — младшему, и да наступит день, когда старший твой выпьет эту чашу до дна, и да пребуду с ним я и стану его олицетворением, — Индра аккуратно протягивает Таджиме названные дары. — Они пройдут испытания, чтобы доказать, что достойны носить их, а тебя же в истории запечатлит пламя мое. В тот день луна станет красной и окутает же голубой огонь тело твое, очистятся же от болезни кости твои, опалится твоя кожа пламенем моим. И буду я держать тебя за руку, Сын мой, как проводник в мир иной. Твои сыновья будут продолжением твоим, и почтит история ради благой цели имя твое. Падут твои враги, и придет наш клан к настоящему величию, и возродимся мы в лицах их и в роде их на веки веков, Сын мой.       — Когда? — Таджима шепчет одними губами и склоняет голову перед своим божеством.       — В полнолуние, когда звезды встанут в одну линию, так снизойду я в твои покои, Сын мой, и сомнений у тебя не будет, что настал конец твой. Я возьму обязанности на себя, и да будут твои дети преемниками, ощутят же они всю боль утраты и да получат они нового отца в виде меня. Мои дети должны познать врагов своих как друзей наших и любимых своих. И поймут же они их лживую натуру. И да настанет небесная кара для врагов наших. Если враги наши станут друзьями, да снизойдет до них мое милосердие и станут они сыновьями и братьями моими, и наступит мир и процветание, о котором ты мечтал, Сын мой.       — Спасибо, Отец мой! — по щекам Таджимы текут слезы. — Прости, что я слаб и не смог стать братом твоим.       — Ты оказал огромную услугу мне, ты произвел на свет того, кто так сильно любит тебя и брата своего, ближнего своего. Он станет нашим светлым будущим, когда луна окрасится в красный и звезды сойдутся, и отпечатаются же они в очах его. Он чист и добр. И тем самым принесет нашему роду настоящее могущество, как и я в свое время, наш род будет процветать и никогда не кончится, ибо предназначение наше — нести справедливость в этот испорченный и гнилой мир, каким его сделал брат мой кровный. И предал меня. Любил я его, как детей всех своих, но не оценил же он мою любовь и породил свой собственный род, который уничтожает наш. Насилие, Сын мой, порой обратная сторона любви, и да помогут нам звезды!       — Спасибо, Отец, — Таджима целует протянутые руки Индры и кланяется, — возвращайся в покои свои. Прости ты меня еще раз, что потревожил я сон твой вечный, да съест за такую наглость Цербер меня в аду.       — Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную, — голос Индры звучит в голове Таджимы. Видение божества и дурман медленно начинает исчезать. I know you will be not saying every word Even yours deepest dark secrets i have all been hurt       — Верующий в Сына имеет жизнь вечную, а не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем, — мужчина смиренно улыбается в поклоне и наконец выходит из храма. Мадара сразу заметил крайне тревожное состояние отца, как только вернулся тот в свое поместье. Изуна, как обычно, играл с Шисуи и их собакой. Ужин был уже подан.       — Отец, с тобой все в порядке? — Мадара внимательно осматривает отца и участливо спрашивает. В свои одиннадцать он уже видит глубже, чем то, что ему показывают маски.       — Сыновья мои, прошу выслушать меня внимательно и во имя моей безграничной любви к вам получить дары и указания.       — Пап? Что-то случилось? — Изуна садится рядом, пока собака скулит в углу.       — Все хорошо, — Таджима морщится от боли в груди, но в следующее мгновение говорит своим детям: — Я очень болен, и скоро меня ожидает кончина.       — ОТЕЦ! — Изуна вскрикивает, и его грубы начинает трясти. — Я не...       — Изуна, пожалуйста, дай своему отцу договорить, — укоризненно его перебивает Шисуи. — Таджима? Мужчина тяжело вздыхает:       — Наш лекарь, как и у вашей матери, нашел у меня необратимый недуг, отчего я умираю, дети мои. Я вас очень люблю и хочу, чтобы бы вы знали это и помнили всегда! — Таджиме сложно говорить об этом. — Мадара, пожалуйста, всегда смотри и оберегай брата своего несмотря ни на что, будь ему отцом и матерью, братом и другом, и я всегда буду с тобой. Все мое, по праву наследия, твое: все мои земли и имущество. Вы должны держаться вместе и после моей кончины. Вы будете жить в семье Буцумы Сенджу с сыновьями его.       — Папа, я не хочу, — Изуна хнычет. Мадара сдерживается, чтобы не разрыдаться самому. Вначале умерла их мать, а теперь жизнь забирает у него отца.       — Изуна, мой хороший, это мой дар тебе и подарок, который всегда будет с тобой, — Таджима дрожащими руками надевает на младшего сына костяной браслет, — он будет оберегать тебя до самой смерти, и отдать ты его сможешь только самому близкому тебе другу или любимой. Изуна плачет.       — Сын мой, гордость моя, — Таджима подходит к Мадаре и, снимая с себя крест, надевает его на шею Мадары, — это огромный божественный подарок, который будет с тобой навечно. Никогда никому его не отдавай, только сыну своему, продолжению своему. Я всегда буду с тобой, как все божества. В период отчаянья, боли или слабости молись, сын мой, и вера поможет тебе. Ты должен принести мир, даже если на то нужно будет кровопролитие. Ты понял меня? Никогда не отходи от своей цели защищать брата. И кто будет врагами рода нашего и твоего брата — станут и твоими врагами. Никогда не снимай его, — он целует мальчишку в лоб. — Ты будешь за главного, я доверяю тебе как себе.       — Хорошо… — Мадара кивает, сдерживая слезы. — Папа… Только когда дети ушли спать, Таджима подошел к своему лучшему другу и отвел его в угол, а после прошептал на ухо:       — Шисуи, обещай мне сделать то, что я попрошу, ради детей моих и рода нашего. Клянись.       — Клянусь, — Шисуи с беспокойством смотрит на мужчину.       — Когда я буду умирать в огне, вынеси детей из дома и не вздумай спасать меня.       — Таджима! — вскрикивает Шисуи и отступает на пару шагов назад. — Что ты?..       — Ты понял меня? Я умираю, я умираю с каждым днем и сижу на опиатах, ты поклялся. Да прибудет с нами Бог. Шисуи смотрит на друга со слезами с пару мгновений, а затем крепко обнимает его дрожащими руками. Так они стоят еще очень долго, словно время остановило свой ход. А на часах бьет двенадцать. И никто из них так и не узнал, что Мадара стоял за углом и все слышал, сдерживая слезы и пытаясь проглотить огромный ком в горле. Мальчик зажимает рот руками, чтобы на разрыдаться в голос. Папа… Он умирает. И скоро они останутся одни. Папа умирает. Умирает… Самый лучший друг и пример для подражания умирает, а он ничего не может сделать с этим. Вообще ничего. Чувство беспомощности окутывает его. Слезы катятся по щекам, а в глотке застрял беззвучный всхлип. Чувство отчаянья и собственной ничтожности. Он слабый, маленький и ничтожный — и ничего не может сделать. Такое чувство у него в груди появилось впервые. Мальчик сжимает крест на шее и не может сдержать отвращения к этой несправедливой жизни. Для него отец был сроду бога, кем-то бессмертным и великим: он всегда улыбался и со всем справлялся, он был примером для того, каким стоит стать, примером любви и заботы. Он был тем, каким хотел себя видеть сам Мадара. Папа умирает… Он думал, у них впереди еще много времени, но жизнь распорядилась иначе… А он к этому не был готов никак. Мадара смотрит на свой длинный крест, который висит на его шее. Цепочка настолько длинная, что он может посмотреть на него держа прямо на ладони. Может рассмотреть все детали. В камине горит огонь, потрескивая и создавая помехи в царящей тишине дома. Мадара переводит взгляд своих темных глаз на пламя и смотрит прямо в него пристально. Огонь и Мадара — это стало единым целым. И чем дольше он смотрит в него, тем сильнее чувство скорби и грусти появляется в его глазах. Но Мадара каждый раз не отводил от пламени свой взгляд, он будто нарочно смотрел до последнего, ровно до того момента, пока роговица не высыхала и ему не нужно было смаргивать. I offer no mercy I after no grace Он словно играл в гляделки с огнем, проверял себя на стойкость, держался каждый раз до победного — и если бы мог, смотрел столько, сколько хватит до его кончины. Огонь всегда оставался сильнее, и Мадара постоянно отводил взгляд в сторону. Единственный объект в его жизни, которому он проигрывал, было пламя. Что сейчас, спустя столько лет, что тогда… Он не мог выиграть у него никак. Даже учитывая тот факт, что пламя само по себе имеет свойство затухать, Мадара все равно не мог одержать победу в этой своеобразной войне. Время всегда на стороне огня. И чем дольше Мадара смотрел в адское пламя, никого не щадящее, тем глубже уходил в поток собственных воспоминаний. Тогда. Таджиме, как он сам и предполагал, ровно через полгода резко стало хуже до такой степени, что каждый подъем с кровати давался благодаря огромной силе воли. Каждый шаг причинял боль в грудной клетке и ногах, провоцировал какие-то свист и кряхтение в его легких.       — Брат, — Изуна утыкается в плечо Мадары и с всхлипом шепчет: — Папе хуже с каждым днем. Мадара лишь прижимает своего младшего брата к себе ближе и пальцами начинает перебирать его отросшие волосы. Пряди челки все время хотелось убрать или же завести за ухо.       — Я знаю, — Мадара шепчет ему в ответ, — я знаю, но ничего с этим не могу поделать… — он чувствует, как Изуна сжимает его рубаху, пока они сидят этим осенним днем на крыльце и на их поляне лежат сухие листья, окрашенные в красные и оранжевые тона, некоторые из них имели даже более гнилой, коричневатый оттенок. Два брата специально вышли на улицу, чтобы не видеть отца и не мешать лекарю, который явился к нему уже третий раз за неделю. Они молча ждали, и каждый раз врачеватель выходил лишь качая головой, говорил, что ему жаль. Отцу он вкалывал морфий, чтобы тот уснул. Надежды на внезапное выздоровление уже давно у них не осталось. Слыша порой крики отца по ночам, а то и всхлипы от боли, которые он давил в свою подушку, чтобы не казаться слабым и никчемным в глазах своих сыновей. Это становилось настолько невыносимо, что Мадара попросту лишился сна. Он уже и не помнит, когда это началось, но уложив Изуну спать, он попросту на цыпочках выходил из дома и сидел на крыльце, смотря на звезды и луну, которые светили ярко и отражались в его глазах. Он так сидел до утра обычно, и порой удавалось поспать лишь пару часов, пока не начинался новый день, а с ним и новые обязанности. Мадара давно стал молиться по ночам, сидя на том самом крыльце, лишь бы отец не мучился в агонии, меньше страдал. Но. Чем дольше молился с закрытыми глазами, повторяя одни и те же слова:       — О Премилосердый Боже, Отче, Сыне и Святый Душе, в нераздельней Троице поклоняемый и славимый, призри благоутробне на раба Твоего, болезнию одержимаго; отпусти ему все согрешения его; подай ему исцеление от болезни; возврати ему здравие и силы телесные; подай ему долгоденственное и благоденственное житие, мирные Твои и премирные блага, чтобы он вместе с нами приносил благодарные мольбы Тебе, Всещедрому Богу и Создателю моему. Аминь! — шептал он снова и снова одними губами, дрожащими пальцами держа подаренный отцом крест. Тем сильнее убеждался, что его молитвы никто не слышит или попросту не хочет слышать. Отец с детства приучил их к вере в Господа. Все молитвы Мадара знал как свое имя и мог озвучить на службе каждую, и если раньше он делал в церкви это охотно, то последние месяцы все его силы оставались на сон грядущий. Днем Мадара не мог выдавить из себя больше ни слова, он старался отвлечься, старался уйти с головой в дела отца. В свои тринадцать он уже управлял всем, следил за Изуной и, когда отец слег, попросту днями напролет проводил около его кровати. Обычно Изуна начинал каждый раз плакать от исхудавшего вида отца: мужчина высох на глазах и был уже неходячим. Шисуи уводил его под пристальным вниманием Мадары, который в свою очередь каждый раз оставался до последнего и просто ждал, когда отец наконец уснет. После доходил до спальни Изуны, подолгу сидел на перине и смотрел на спящее лицо младшего брата, а тот стал часто хмуриться и ворочаться. Сон его стал тревожный, Изуна волновался не меньше самого Мадары. Буцума приезжал к ним в дом и со всей скорбью на лице сидел около Таджимы, пока Хаширама с Данзо хоть как-то пытались отвлечь Изуну, а Тобирама… Тобирама стоял рядом с отцом и смотрел на Мадару. Он не знал, что сказать, и не мог понять, что Мадара чувствовал. Не находя подходящих слов утешения, попросту молчал. Ему становилось тяжелее каждый раз от своего бездействия, и он все же постоянно выходил из комнаты, потому что Мадара так ни разу и не смотрел на него. Тобирама понимал почему — он бы тоже вряд ли на кого-то смог еще смотреть, когда один из самых любимых и родных людей умирает на твоих глазах, в твоих руках, а ты ничего не можешь с этим сделать. Оставалось только смотреть и… ждать. Мадара опять поворачивается в сторону камина и слышит на кухне разговоры своего младшего брата и Тобирамы, своего мужа, и, игнорируя их, впитывает в себя сияние разбушевавшегося пламени опять. Тобирама в последние дни смог наконец подойти к Мадаре, прямо перед своим отцом, и просто сел рядом на табуретку. Сначала молчал долго, а после посмотрел на Мадару и внезапно для себя попросту приблизился к руке Мадары, который держал за рукав своего вяло дышащего отца. Сенджу накрыл ладонь мальчика своей. Его пальцы были теплыми, а у Мадары ледяными, и он сжал их как можно крепче, чтобы хоть как-то согреть. Буцума тогда отчего-то встал и резко вышел, бросив грозный взгляд на младшего сына, однако Тобирама даже не обратил на это никакого внимания. И только когда шаги Буцумы прозвучали отдаляющимся эхом от их комнаты, Мадара впервые поднял глаза и посмотрел на Тобираму молча. В них читалась совершенно глухая пустота, только Тобирама смог рассмотреть в них настоящее отчаяние и боль — настолько глубокие и сильные, что его пробила дрожь. Мадара и сам выглядел уже как покойник: исхудал сильно, и лишь пламя камина, что согревало больного, отражалось в глазах мальчика. Пламя и огромная болезненная пустота. Тобирама напряженно поджал губы. Приблизившись, резко наклонил Мадару к себе и обнял, так отчаянно и крепко, как мог. Они ничего друг другу не говорили. Учиха даже не сопротивлялся. Просто смотрел в одну точку.       — Я с тобой, я никогда тебя не брошу, я помогу тебе, я сделаю все что угодно, чтобы тебе стало легче, — Тобирама впервые сказал тогда эти слова Мадаре. — Я клянусь, я разделю с тобой твою боль. Я клянусь всем, что я не оставлю тебя с этим грузом одного. Я обещаю. Мадара долго молчал, а потом наконец спросил тихо:       — Зачем? Сенджу вздрагивает и отводит свой взгляд в сторону, все еще обнимая Мадару. Он долго не находит подходящих слов, однако спустя несколько минут все же с выдохом отвечает:       — Потому что я не могу смотреть на боль, через которую ты проходишь совершенно один. Я не дам тебе в ней утонуть. Ни за что. Потому что я… я очень хочу тебе помочь и понять тебя. Так сидели они молча и в обнимку, пока отец Мадары не уснул от очередного укола. Хаширама тихо попросил Тобираму собираться домой. Тот впервые отказался и остался с Мадарой и Изуной. Несмотря на все негодования отца, Сенджу-младший пробыл с Мадарой до утра.       — Изуна, — слышится с кухни, — я сказал, на сегодня хватит, почему ты опять меня не слушаешь? Мадара оборачивается в сторону крика с кухни и устало смотрит на стену. Опять началось… Тобирама с Изуной еще с детства все время спорили друг с другом и пытались поделить территорию, доказать, кто главный. Детство уже давно прошло и кануло в Лету, а их замашки до сих пор остались теми же. Время идет, но они так и не изменились: сначала они боролись за внимание взрослых, потом Хаширамы, а после уже и за внимание Мадары. Изуна с детства был очень талантливым, активным и импульсивным, а его чувство соперничества проявлялось намного ярче, чем у самого Мадары. Доходило порой до того, что Изуна специально настраивал Мадару против братьев Сенджу, лишь бы тот уделял ему больше времени. В глубине души он боялся, что Мадара оставит его, как это сделал отец. Только Изуна не знал, что Мадара поклялся на своей крови защищать брата и оберегать, пока жив. Изуна знал, что брат его любит больше всех и даже с того света достанет или уйдет за ним туда же — лишь бы Изуна не был один. Однако эгоизм и подсознательный страх после смерти отца брали свое. Случилось это одним октябрьским днем, пятнадцатого числа… Мадара помнит лишь крик, помнит, как Шисуи вбегает в его комнату, грубо стаскивает с кровати за руки, держа при этом на плече Изуну, и, задыхаясь, орет, чтобы они бежали из дома. Начался пожар.       — А папа? — Мадара кричит и пытается вырваться. — Надо забрать папу! Он же задохнется! Он же умрет! — мальчик кричит, а мужчина сжимает до синяков его руку и силой тащит за собой, совершенно не слушая его.       — Надо убираться, Мадара! — во все горло тараторит Шисуи и насильно тянет за собой по лестнице. Уже начинает клубиться дым, становится трудно дышать, однако Мадара все пытается вырваться. Изуна плачет и чуть ли воет, но Шисуи не без огромного труда выталкивает их на улицу. Прислуга выбегает, и никто даже не думает вытащить Таджиму, который и встать с кровати не сможет.       — Отпусти! — орет Мадара. — Пусти меня! Там мой отец! — он пытается вырваться из крепкого захвата, смотрит с ужасом на то, как начинает пылать второй этаж, а их поместье стремительно сгорает.       — Я сказал сидеть тут! — Шисуи дрожащими руками ставит на землю Изуну и укрывает его своей кофтой. И только сейчас понимает, что, пока был занят Изуной, Мадара вырвался и уже вовсю бежит в сторону дома. — СТОЙ! МАДАРА!!! — он бежит за ребенком. Мадара не останавливается. Вбегает в горящий дом и, захлебываясь в слезах, пытается скинуть ткани с мебели, чтобы затушить пламя. Но не получается. Он понимает, что не сможет вытащить отца из огня, потому что ноги у того отказали. Однако... ничего с собой сделать не может. Задыхаясь и кашляя, он сжимает рот и нос тряпкой, бежит на второй этаж — ему надо спасти отца. Тот же умрет. Его папа умрет. Сгорит. Он больше его не увидит. Мальчик вскарабкивается на второй этаж, и его длинные волосы опаляются и сжигаются до плеч, пока он не тушит их тряпкой. Добежав, он шарахается в сторону от упавшей двери прямо перед ним.       — МАДАРА! СТОЙ! ВЕРНИСЬ СЮДА! ЖИВО! — доносится до слуха, как неистово разверзается в крике Шисуи, который пытается подняться по лестнице за ним. Оказавшись у комнаты отца, Мадара замирает. Не веря своим глазам, он видит, как его папа стоит не один. В комнате есть кто-то еще.       — Это... — Мадара моргает и не может признать, что все это явь. Видимо, угарный газ вызывает галлюцинации. И он уже надышался. Попросту сам скоро умрет. — Невозможно. Его отец улыбается и смотрит на своего сына. Мадара слышит в своей голове:       — Я люблю тебя, беги. Я умоляю тебя. Это все ради вас с Изуной.       — ПАПА! — орет Мадара, пытаясь доползти до входа и задыхаясь от накрывающих порывов удушья. Он тянет руку к отцу, и вдруг его тело парализуется. Человек, стоящий там, смотрит прямо на фигуру отца. Незнакомец поворачивается и устремляет свой взгляд в точности на мальчишку. Зрачки Мадары расширяются. Перед ним стоит Бог или Дьявол? Тот смотрит на ребенка внимательно, и вот чужие губы искажаются в улыбке.       — Здравствуй, Мадара… I offer no mercy No one singing my believes Учиха-младший задыхается, плачет и, казалось бы, умирает от удушья. Его глаза слезятся. Второй этаж начинает рушиться.       — Вот мы и встретились… Сын мой. Отражение мое. До скорых встреч! — Мадара слышит в бреду эти слова и чувствует, как его хватает Шисуи. Так он и бежит с ним на руках по лестнице. Лицо мальчика начинает обгорать.       — Пусти, там кто-то есть! Он убил папу!       — Там никого нет! — мужчина задыхается и сам, и они выбегают из дома, когда окна выламываются и стекло в них крошится, осколками выбрасываясь наружу. Дом начинает пылать беснующимся огнем. Шисуи спотыкается и падает, оставшись на пороге. Его ноги придавило дверью и обрушившейся стеной. Мадара резко оборачивается и слышит пронзительный крик:       — МАДАРА, СПАСАЙ ИЗУНУ! УБИРАЙСЯ ОТСЮДА! Я обещал твоему отцу! Мальчик вскрикивает в ответ. Сначала хочет подбежать к Шисуи и хоть как- то помочь тому выбраться, ведь тот же его дядя! Однако поместье разрушается с каждым мгновением, обломками норовя снести все до основания. Последнее, что мальчик слышит: «Спаси Изуну!» В следующую секунду Шисуи заваливает упавший второй этаж. Мадара ошарашенно смотрит на это и, невротично кивая, бежит в сторону Изуны, который плачет и зовет брата. И только когда он схватил Изуну, он, дрожа всем телом, устремляет свой взор на уцелевшее окно: там стоит человек и улыбается ему:       — Посмотри. Мадара слышит неистовый гул в ушах и крики людей.       — МАДАРА! ИЗУНА! — слышится чей-то крик.       — Луна — она красная, Мадара Учиха, запомни. Не веришь? Посмотри сам! I got spiders in the shadow when you said my name These a cold when you camming to bloudout your flame Мадара на автомате и вместе с тем в полной прострации поднимает голову к небу и действительно видит красную луну. В ней отражается пожар. Пламя от их дома. В котором те, кого он любил и уважал, сгорели заживо, спасая его. Изуна дрожит в руках брата, но Мадара опустошенно смотрит на дом и видит, как горит его счастливая жизнь: как извивается в пламени его детство, как бьются в конвульсиях и агонии его невинность и безмятежность. Сгорает заживо. Сгорело все дотла.       — О чем ты думаешь? — спрашивает Тобирама, который уже пять минут пытается достучаться до уставившегося в одну точку мужа. Это заставляет его тревожиться. Мадара вздрагивает и переводит взгляд на Тобираму с Изуной, что сидят напротив него.       — Ни о чем...— он отводит взгляд от камина, пламя там уже потухло. — Правда ни о чем, — он натянуто улыбается и встает.       — Врешь, — Тобирама смеряет его пронзительным взглядом.       — Вру, — Мадара кивает и удаляется из гостинной, оставляя Тобираму и Изуну наедине.       — Зачем ты спрашиваешь, о чем он думает, если и так знаешь? — Изуна спрашивает с интересом. — Всегда знаешь, даже если не хочешь, — он отпивает алкоголь и смотрит в сторону ушедшего брата.       — Хочу убедиться, что он в порядке, — Тобирама хмурится и заливает камин водой.       — Смешно, — Изуна усмехается и пьет залпом свой виски.       — Что именно?       — Все. Мы никогда после всего, что пережили... — Изуна затихает и смотрит в окно. — В порядке не будем. Никогда. Так стоит ли спрашивать? Когда заранее знаешь ответ на свой вопрос. I know you will be not saying every word Even yours deepest dark secrets i have all been hurt

***

Ино растирает свои плечи, держа в зубах сигарету, и внимательно осматривает Наруто с Саске, стоящих с ней на улице. По их лицам было ясно, они тоже не особо рады.       — Ну и? — она нервно ведет плечом, в то время как Саске дает прикурить Наруто. Так они и стоят под вечерним небом, что уже начало покрываться настоящей тьмой. Саске бросает на нее взгляд и качает головой, ему впервые в жизни слов не хватает прокомментировать эту ситуацию — настолько она была абсурдна. Все изменилось. Вспыхнуло, как спичка. И стало медленно гореть. Все было чем-то из ряда вон выходящим — у них ведь действительно образовалось два лагеря, и это было…       — Нихрена не смешно, — Наруто опирается локтями в основания перил веранды. Он думает, очень много думает. И от этого становится немногословным.       — Да это же ебанный абсурд! Не будем же мы тут неделю сидеть по разным этажам и комнатам!       — Я не удивлюсь, — усмехается Саске и смотрит на возмущенную Ино, — честно, я ничему в этой жизни уже не удивляюсь.       — Особенно человеческой тупости, — резко и внезапно для всех отвечает Наруто ледяным тоном, — порой именно она бьет все рекорды. Даже Яманака от такого тона стало максимально некомфортно: они с Саске понимали, что именно сейчас Узумаки был, мягко говоря, в плохом расположении духа, однако как же он все-таки был чертовски прав.       — Наш отпуск и планы на нормальный отдых медленно катятся в пизду, — Саске спокойно отвечает и подходит к Наруто.       — Ладно, я в дом вернусь, попробую поговорить с этими дебилами, — Ино все еще верит в лучший исход. Кого-кого, а ее должны послушать упертые бараны точно.       — Удачи тебе, но, думаю, это пустая трата времени, — Наруто говорит тихо, смотря в сторону дороги, и хмурится сильнее.       — Почему ты так думаешь? — Яманака останавливается у двери и сжимает пальцами ручку.       — Я не думаю, — парень поворачивается к ней и отвечает устало: — Я просто знаю.       — Что ты знаешь? — Ино бледнеет и пытается понять, о чем Наруто толкует таким странным тоном.       — Я знаю Неджи. И тем более своего брата. Они два упертых остолопа, которых в чем-то переубедить крайне сложно, но, впрочем, ты попытаться можешь. Саске быстро бросает на Наруто взгляд и хмурится. Тон так резко изменился. Опять. Ведь это уже не первый раз, когда он замечает такое странное спокойствие Наруто, а у настоящей злости Узумаки наблюдалось всегда два состояния. Первое — он рвет и мечет, агрессирует и разговаривает на повышенных тонах, лезет в драку. Второе — намного страшнее: как раз такая вот абсолютно спокойная реакция, и подобное пугает еще сильнее. В таком состоянии Наруто напоминал Саске его родного брата, который по жизни проявлял агрессию именно так. Всегда спокойно. А ярость вообще безмолвно.       — Что делать будем? — наконец спрашивает друга Учиха и пытается хоть как-то его взбодрить, а Наруто молчит и не отвечает. — Ты слышишь меня? Наруто?       — Скажи, Саске, — Узумаки смотрит в одну точку, а губы медленно начинают вытягиваться в усмешку, — если бы тебя предал твой родной брат, ты бы что посчитал нужным сделать? I offer no mercy Учиха вздрагивает от этого вопроса и моргает несколько раз подряд, а затем смотрит на Наруто удивленно и отступает на шаг.       — А если он не только тебя предал, так еще и пошел против тебя? Что бы ты сделал? — голос Узумаки становится тихим и низким. — Вот когда сможешь ответить мне на этот вопрос, — он смеряет Саске небрежным взглядом, смотря на него из-под опущенных ресниц, и Учихе максимально становится не по себе. «Что это с ним?» — мысль громким звучанием появляется в голове, и Саске сглатывает. Наруто никогда на него так не смотрел. Надменно, словно на ребенка, что задал крайне глупый вопрос, на который отвечать взрослому не то чтобы не хочется, нет, для него это убого — опускаться на такой примитивный и низкий уровень.       — Вот когда ответишь себе на этот вопрос, мой ответ вряд ли будет отличаться от твоего, если ты, конечно, ответишь честно. Ты уж себе врать-то не попытайся хотя бы раз, Учиха.,— Наруто улыбается и спускается по лестнице, стремительно уходя в темноту.       — Ты куда? — прифигевший Саске от такого тона даже вскрикивает, тут же придя в себя, и он хотел было пойти за Наруто, но все-таки остается на месте.       — Голову проветрить. Подумать обо всем тщательно, чего и тебе советую: хочешь ты быть жертвой или преследователем. По Берну или как там его звали, — Наруто отвечает грубо и уходит в сторону сада, и Саске сверлит его спину своим взглядом. — Жертвой я не намерен быть точно. I after no grace К чему он сейчас это сказал? И почему именно сейчас? Саске стоит пару минут неподвижно, а потом резко смотрит в сторону дома Обито, где горит свет. Он впервые ловит себя на мысли, что сам бы хотел прийти к ним и отсидеться там, поговорить с более зрелыми людьми и спросить совета. Но в глубине души понимает, что тем самым хочет переложить на кого-то другого ответственность и решение, которое он должен принять сам. В одиночестве. Он просто входит в дом и сталкивается сразу с Саем, который врезается в него.       — Ты преследуешь меня или что, я не пойму? — Учиху уже начинает это раздражать, и он смотрит исподлобья на Сая. Тот сначала меняется в лице, а после отвечает:       — Саске, родной, я же сказал, ты не моем вкусе.       — Прости, — Саске сразу кивает и выдыхает, — я слишком напряженный и срываюсь уже на всех, извини.       — Да покурить я хотел, не хочу в этом дерьме участвовать, — Сай берет Саске аккуратно под локоть и отводит его чуть в сторону, чтобы их не видели остальные. — Слушай…       — Ну?       — Если решите валить, я и Ино с вами, — парень хмурится, — не знаю, что происходит, но что-то мне подсказывает, что грядет какое-то глобальное дерьмо, масштабное такое, — он разводит руками, — и утонуть я не хочу. Ты понял меня?       — Брат едет с нами, — Саске моментально напрягается. — И мои друзья тоже.       — Саске, мне, честно, в этом доме поебать на всех, кроме Наруто и Ино, — Сай говорит это максимально искренне, — и если ты будешь мешать мне или это же затеит твой брат, я вырублю вас и увезу всех нас насильно. И ты мне не помешаешь. Я ясно выражаюсь? У меня очень хуевое предчувствие.       — Да что с вами всеми не так? — Учиха вскрикивает и понимает, что рука опять начинает адски гореть. Стреляющая боль расползается по всему телу, и у него возникает ощущение, словно он медленно начинает тлеть в ней. Голова кружится. Хочется тошнить. Ему становится жарко. Ужасно жарко. Какой-то гул нарастает в ушах.       — Учиха? Ты слышишь меня? — до Саске пытаются докричаться, но он медленно сползает по стене, потому что боль настолько сильная, что ему кажется, словно пол куда-то проваливается… Гул преобразовывается в какой-то стук, и…       — Ты меня слышишь? Помоги мне! Мадара резко открывает глаза в темноте и слышит пронзительный стук в дверь, даже не стук — кто-то бьет по ней кулаком. Сегодня третий день, как их забрал Буцума после смерти Таджимы к себе в поместье. Мадара, еще не до конца пришедший в себя, пустым взглядом проводит по стенам поместья Буцумы и видит стоящего в углу мальчика Данзо, а рядом с ним брата Тобирамы. Самого же Тобирамы в поле зрения нет.       — Кагуя покажет комнату, вам надо помыться, поесть и пару дней отдохнуть после случившегося. Через три дня поминки вашего ушедшего в мир иной отца, вам надо выспаться. Изуна стоит за спиной Мадары и держит брата за руку. Мадара так и не произнес ни слова больше после смерти отца и Шисуи. Вообще. Он впервые в жизни столько часов напролет был для родного брата вне зоне доступа. Он молчал.       — Хаширама и Данзо помогут вам умыться… Хаширама омывает из кувшина голову и тело Мадары, который сидит и, обняв свои ноги руками, смотрит в одну точку. Его обожженные волосы неравномерно растекаются по спине оторванными кусками, придавая обладателю крайне неряшливый вид. Сам он не дрожит, но и на прикосновения тряпки, что по телу Мадары водит Хаширама, не реагирует никак. Он словно вообще находится не здесь. За окном купальни второго этажа красуется вся та же полная луна, и Мадара просто смотрит на нее, пока она отражается в его зрачках. Он даже не моргает. Его лицо ничего не выражает вообще. Хаширама смывает раствор из спиртовой настойки с травами, и руки останавливаются на ногах Мадары. Он моет его ступни тщательно. Они все в грязи. Наконец смывая все это с кожи, спрашивает.       — Ты себя там сам помоешь? Нет ответа.       — Мадара ты слышишь меня? Мальчик медленно переводит на него свой пустой взгляд и пытается понять, кто вообще перед ним сидит и что он тут делает. Смотрит вопросительно.       — Ты помоешь сам там? — Сенджу указывает на лобок Мадары, и тот кивает медленно.       — Изуна… — наконец Мадара протягивает тряпку отвернувшемуся и смутившемуся Хашираме, и тот оборачивается на Мадару.       — Что?       — Изуна. Где он? — Учиха заторможенно моргает и, полностью голый, встает из ведра. Хаширама протягивает ему полотенце.       — Твой брат в соседней купальне был. Его уже укладывают спать, — Хаширама осматривает тело мальчишки с интересом и подмечает для себя, что оно очень крепкое для такого возраста и не имеет ни одного шрама или следов от розги. Отец очень любил их и никогда не бил.       — Мой брат будет спать со мной, — Учиха даже не спрашивает, он утверждает, и по его тону можно сразу понять, что никаких возражений он не примет.       — Конечно, — Сенджу кивает и помогает Мадаре выйти из купальни на лестничную площадку.       — Ваша комната досталась вам от Тобирамы, он сам вам ее отдал, — юноша ведет Мадару по лестнице, а тот кидает взгляд на свое отражение в огромном зеркале, которое подвешено на всю стену. Оно старинное и имеет большую раму, древнюю, словно сделано на заказ.       — Где он? — Учиха осматривает свое отражение, а потом и дом в целом.       — Кто? — Хаширама идет впереди, однако все же вопросительно оборачивается на хмурый вид Мадары.       — Твой брат. — спокойно отвечает мальчик и смотрит в прямо в глаза Сенджу.       — Какой из? — он натянуто улыбается. — У меня три брата. И все младшие.       — Тобирама, — Мадара отвечает сразу. — Где он? Хаширама смеряет его недоверчивым взглядом и щурится, делая шаг вперед:       — А тебе какое дело до того, где он? — он скрещивает руки на груди и смотрит на Мадару пристально.       — Я задал вопрос первым, отвечай, — Учиха делает шаг тоже и оказывается рядом.       — Ты не в своем доме, чтобы указывать мне, — Сенджу натянуто улыбается, и в голосе слышится угроза. — Поэтому будь благодарен за гостеприимство и доброту моего отца и смени свой тон.       — Я благодарен, и мой тон нормален, — Мадара даже бровью не повел, — ты не ответил на мой вопрос. Пожалуйста, скажи. Мне хотелось бы знать, — пересиливает он и добавляет ради приличия.       — Ладно, мы с тобой подружимся, — Хаширама широко улыбается и кладет руку на худое плечо Мадары. — Извини, я просто очень беспокоюсь за своих братьев, как и ты за своего, понимаешь… Мы вас еще недостаточно хорошо знаем, да ты и сам все…       — Извини и ты меня, я еще не отошел от потери. Мой голос может казаться грубым, но я просто… Я беспокоюсь. И хочу, чтобы все сложилось у нас нормально, — Мадара кивает и кладет свою руку поверх чужой. — Спасибо вам большое, дайте мне, прошу, пару дней, мне надо в себя прийти после случившегося, я потерял и отца, и дядю… — он поджимает губы и отводит взгляд в сторону зеркала.       — Тобирама с твоим братом в спальне, они, кажется, подружились, — кивает Сенджу. Он берет Мадару за руку и ведет того в сторону комнаты у зеркала. Дверь тихо открывается, и Тобирама резко оборачивается на вошедших, Изуна сразу подбегает к брату и сжимает его в своих объятиях. Тобирама улыбается неловко от такой картины и смотрит на Хашираму.       — Я пойду к отцу, так что зови, если что, — Сенджу-старший удаляется и прикрывает за собой дверь.       — Мадара? — Изуна словно прилип к брату и боится его отпускать.       — Все хорошо, Изуна, мне просто немного нездоровится пока что, — он гладит брата по волосам, и тот улыбается от того, что старший наконец с ним заговорил.       — Вы укладывайтесь, я не буду вам мешать, — Тобирама встает и подходит к двери, пока Мадара и Изуна укладываются на свою кровать. — Я вас разбужу утром.       — Тобирама? — Мадара, прежде чем потушить керосиновую лампу, окрикивает мальчика, и Сенджу разворачивается, смотрит на него внимательно.       — Да?       — Спасибо, — Учиха-старший смотрит на него и пытается улыбнуться, а Изуна, уже устроившись под боком, закрывает глаза, обняв тело брата.       — За что? — Сенджу смущается, сам не зная почему.       — За все, — тот кивает ему и гасит лампу. Дверь тихо закрывается, и Мадара, обняв Изуну, говорит шепотом: — Все будет хорошо, я рядом, я защищу тебя. Спокойной ночи, Изуна, пусть Господь охраняет твой сон, — мальчик прикрывает глаза и целует брата в теплый лоб. Крест спадает по груди из-под одежды и касается холодным основанием кожи брата. Изуна морщится, но не открывает глаза. Он засыпает. Мадара уснул сразу. А проснулся спустя пару часов от крика и стука в своем кошмаре. Там в дверь колотил кто-то и звал его. Мадара не хотел сначала открывать, боялся, но после того, как все же сделал это, закричал в ужасе. Он увидел обгоревшее лицо своего отца. И с воплем открывает глаза посреди ночи от удушья…       — Саске? Учиха глотает ртом воздух. Он от боли словно словил паралич наяву. И вот наконец возвращается взгляду фокус. Саске смотрит на побелевшего от страха Сая. Подле него стоят Джуго и Карин. Суйгецу его трясет без остановки.       — САСКЕ?       — Д-да? — Учиха смахивает дрожь и пытается понять, где он и почему сидит на полу, а главное, почему у всех такие испуганные лица.       — Господи, как же ты нас напугал, ебанный ты в рот! — Суйгецу матерится без умолку, выдавая свое волнение сполна. — Ты побелел как смерть и взмок весь. И вообще! Ты был недосягаем будто! И тебя начало трясти!       — Я-я не... — Саске смаргивает и пытается прочистить горло. — Я не знаю.       — Это похоже на… — в глазах Карин видится страх.       — На эпилепсию начальной стадии, Саске, — заканчивает за нее Сай и хмурится еще сильнее.

***

Анко даже вышла из кабинета допроса, чтобы дойти до своего кабинета, в котором хранились все медицинские дела на имя Учиха Саске, что у них есть. После рассказа дальнейших событий женщину настолько смутил факт упоминания такого серьезного заболевания, как эпилепсия, что проверить, была ли проведена Саске хотя бы энцефалограмма головного мозга — было попросту необходимо. Ибики остался в комнате допроса. А она просто сидела и перебирала многочисленные выписки. И... Ничего не нашла. Такое ощущение, словно Учиха попросту перестал ходить к врачам после своих восемнадцати лет, что было неудивительно, ведь, пока человек более юного возраста, все обследования и проверки исполняются за счет государственных льгот, а дальше уже оплачивает страховка, которую они получают по договору работодателя как бонус. Каждый уважающий себя американец должен иметь страховку, так как ни для кого не было секретом, что медицина в их стране стоит бешеных денег, кем бы ты ни работал, в каком штате ни жил и сколько бы ты ни зарабатывал. Один вызов скорой стоит от пятисот долларов и выше, чего уж говорить о более серьезных обследованиях, а тем более о лечении или же нахождении в стационаре. Да и медицинское образование считалось самым дорогим в их стране по сей день, врачам же в свою очередь нужно было после выпуска и получения специализации возвращать за счет своих пациентов потраченные деньги на получение специальности обратно. Уважающие себя и свое потраченное время перспективные специалисты ставили ценник выше ввиду своих способностей. Медицина в Америке была хорошим бизнесом и им же остается. Особенно медики наваривались за счет иммигрантов, для которых любая цена сразу же увеличивается в несколько раз, и никого, по сути, это не смущало. Страховка своего здоровья тоже считалась роскошью, которую не каждый человек мог себе позволить, исходя из своей зарплаты. Люди в прямом смысле боялись болеть. Чем больше ты работаешь, тем больше зарабатываешь. И тем больше болеешь. Или же выгораешь на работе, следовательно, больше и тратишь. Замкнутый круг. Совершеннолетний Саске был не особым приверженцем посещения больниц. Немалую роль сыграл в этом и отец, который ради собственной выгоды затаскал своих детей по больницам и купил им фальшивые диагнозы, чтобы обеспечить себе алиби до самой смерти. Таким образом он заодно внушил Саске отвращение к любым манипуляциям его здоровьем. Деньги-то были, причем более чем достаточно, но все деньги после смерти отца получил Итачи. Это помогло ему в том числе стать опекуном. Именно благодаря опекунству и законам Америки он располагал всеми активами и финансами семьи, а также имел самый прямой рычаг воздействия на Саске. Пока Итачи был живой или в трезвом рассудке, Саске полностью зависел от него, как бы этого ни хотел. Итачи прекрасно это знал. И пользовался этим. Ведь никому же не надо было знать, что за декорациями бедной жизни, которую Итачи показывал всем как мог, скрывались шестизначные цифры на счету Учихи-старшего. Саске это знал. Наори тоже. И больше никто. Саске не мог никак забрать свою сумму честно именно благодаря диагнозам, поставленным его отцом и врачами, будто Фугаку заранее знал, что Саске любыми путями попытается избавиться от давления членов семьи и попросту сбежать. От отца-то, может, у него и получилось уйти, но вот от Итачи не получалось никак. Саске копил в тайне от всех деньги на анонимном сберегательном счету, ожидая того самого шанса, когда же на него снизойдет милостыня судьбы или же Бога. Ждал, когда он сможет наконец оказаться свободным, чтобы уехать далеко, туда, где его не найдет никто, в том числе и брат. Пора бежать. Он это понял после того самого момента. Одну простую истину: если Итачи так спокойно убил своего родного отца, когда тот стал ему мешать и отнимать его собственность в виде брата, убил, ибо обещал Саске, что тот будет только его. Пообещал, что, как отец и пожелал, старший брат защитит ото всех. И тогда Саске осознал... Итачи, по сути, если почувствует хоть какую-то угрозу, что Саске больше не принадлежит ему… Убьет и его. Себя — вряд ли. Хотя, может, и себя тоже. Не нужно долго думать, чтобы понять: Итачи принял для себя решение быть рядом с братом до конца дней их обоих. Это и пугало больше всего. Саске не сказать что против был. Он был даже рад. Ровно до того момента, пока у него не начали появляться в жизни и другие люди помимо его брата. Тогда он попросту не мог быть с ними сам собой. И наедине дольше положенного времени, которое считал обязательным его брат, тоже никак. Саске стал замечать, что он не может существовать с другими людьми без брата. Тот был в кругу его друзей, коллег, знакомых. На работе, дома, в университете — Итачи был везде. Он следил пристально за каждым его словом и давил на болевые точки так грамотно, что даже при большом желании от этого давления нельзя было избавиться никак. Саске смотрит на настенные часы пристально и усмехается своим мыслями. Итачи настолько боялся признать, что он болен, что по бумагам сделал больным своего брата. Для всех, но не для себя. У него же ярко выраженная мания преследования и контроля своего младшего брата. Именно поэтому он так запрещал и боялся, что Саске все-таки сделает необходимые обследования своего мозга, которые покажут всем: он-то как раз-таки совершенно здоров. И если Саске все анализы сделает, то получит половину своих денег автоматом. Именно поэтому Итачи и взял письменное согласие брата, заверенное у нотариуса. Согласие, что Саске перестанет ходить на обследования. Именно поэтому Анко и не нашла никаких бумаг у себя в кабинете, ведь Итачи в один день сказал просто прямо:       — Если ты это сделаешь, я отплачу тебе многократно, и все узнают, что отца убил ты. И с помощью бумаг я докажу это. А ты же не хочешь этого, верно? Ты же больной, Саске. Выпьешь свои таблетки? Впервые Саске бросает эти таблетки ему в лицо, а после припечатывается к полу. Итачи со всей силы сжимает его челюсть и запихивает прямо в глотку пилюли, чтобы тот в сухую их проглотил. Вот тело стало опять ватным, разум затуманился. А когда наступал такой дурман, Саске становился очень покладистым и крайне отзывчивым на все манипуляции. И как же Саске был рад, когда услышал наконец... Анко возвращается в кабинет досмотра с медиками и резко говорит:       — Я забираю Учиху Саске на все обследования головного мозга в нашу специальную клинику. Его допрос на сегодня окончен. Итачи, сам того не зная, сумасшествием сыграл с собой злую шутку — он дал Саске свободу и шанс, что впервые в жизни поверят не ему, а Саске. Учиха-младший еще в доме пришел к этому выводу: он станет свободным только тогда, когда сможет убедить всех, что здоров. Он выиграет лотерею жизни, когда они с Итачи наконец поменяются местами.       — Конечно. Я давно этого жду. Саске встает, кладет руку на плечо Наруто, а тот проводит по ней своим взглядом и усмехается. Да, они в тот день это и решили сделать, когда после одного события Саске понял, что сам он живым точно не выберется из капкана, в который его загнали брат с отцом. Ему поможет только грамотное и правильное обстоятельство, которое пришло ему в голову, когда он тщательно рассматривал карту смерти матери. Саске понял, что в один прекрасный день может быть на ее месте. И никто его тело так и не найдет, как спустя столько лет не нашел и он труп Микото. А та ему часто говорила в детстве, что папа болен и что ему нужна помощь. Саске сначала шел в отказ и не внимал словам матери, а после ее смерти понял. Отец убил мать потому, что та записала себя и своих сыновей на обследования, чтобы иметь хоть какое-то алиби против деспотичности и больного рассудка мужа, что имел такие же замашки, как и Итачи сравнительно недавно. Только Саске тогда не понимал, будучи ребенком, одного: если отец и был настоящим дьяволом, то Итачи?.. Итачи был умнее своего отца: он впитывал каждый день, проведенный с отцом, каждое сказанное ему слово, а когда понял, что учиться больше нечему, то убил родителя, даже глазом не моргнув. Итачи всегда был хуже. И он не был нормальным человеком с самого рождения. Все благодаря наследию, заложенному на генетическом уровне, а также среде, в которой мальчик вырос.       — В таком случае, — Ибики хмурится и встает, — мы делаем перерыв, и я увожу Наруто на обследования тоже. Ну, раз уж пошла такая пляска.       — Я думаю, все это нам поможет понять ситуацию лучше, а еще четко решить, стоит верить брату Саске или нет. Потому что, видя Итачи и его реакцию на своего брата, лично мне верится в его искренность с явным трудом. Наруто смотрит с благодарностью на женщину и говорит: «Пять».       — Что? — Ибики переспрашивает.       — Да часов, говорю, уже пять, пора на ужин. А так, поехали, я только за.       — Встречаемся через полчаса. Это займет два дня точно.       — У нас много времени, — усмехается Наруто. На этот раз никто не отреагировал на его слова, ибо они были правдивы. Времени у них действительно много. Возражений не последовало.

***

Очнулся Учиха-младший уже в своей кровати. Голова трещала так, словно в ней собрались все покойные родственники сразу и вели дебаты, где каждый отстаивал свое мнение с пеной у рта. Перед глазами у него витали черные точки, и он, смаргивая их, сглатывает, ощущая, как пересохло горло.       — Очнулся? — Суйгецу скорее даже не спрашивал, а констатировал факт. Рядом с ним сидела и Карин с Саем.       — Да, дайте мне воды выпить, во рту будто кто-то помер, но так и не ожил, — Саске пытается сесть, но боль отдает ему от области травмированной руки сразу под ребро. Мушки теперь и черные, и белые перед глазами. Черные обычно сигналят о проблемах с сердцем, а белые — с головой. А если быть точнее, с кислородным голоданием, когда что-то в организме защемляет кровеносные сосуды в области шейных позвонков.       — Держи, — Карин протягивает ему бутылку. Их компания съездила в магазин, там они закупились водой, чтобы подстраховаться: мало ли вода в трубах и вправду отравленная. Саске пил жадно, все еще в надежде, что танцующая под ребром боль тем самым улетучится, как только организм насытится жидкостью, но по факту особо ничего не поменялось. Выпил залпом сразу половину и наконец отдал ее обратно подруге.       — Вы как? — он спрашивает сонным голосом и выдыхает. — И сколько времени я спал?       — Часа два каких, уже почти полночь, — говорит Сай. — Ты сам как? Напугал ты меня не на шутку.       — Лучше, — Саске все еще хочет расчесать свою ноющую руку и вспоминает о перекиси, которая где-то валялась в его сумке, но толку от нее будет мало, даже при обильном поливании, ведь она будет лишь раздражать и прожигать ткани кожи, но никак не лечить. Здесь нужна мазь или антибиотик, однако ни того ни другого у него не было.       — Ну и слава богу, что лучше, — Суйгецу улыбается.       — А где Наруто? — это второй вопрос, который Учиха задал.       — Он ушел подышать воздухом, — отвечает Сай. — На шезлонге в саду лежит и воздухом дышит, просит, чтобы его не трогали.       — В темноте? — Карин поднимает свои брови от удивления.       — Ну да, не с фонариком же он лежит. Наруто действительно лежал в полнейшей темноте и смотрел на ночное небо, которое открывалось ему обозрением в россыпи звезд. Их можно было отчетливо увидеть и даже посчитать, а он с детства любил загадывать желание и смотреть на звезды вот так, когда они с бабушкой и дедушкой приезжали сюда вместе с братом на лето и жили в этом самом доме. Помнится, именно тогда он познакомился тут с одним мужчиной, который подошел к нему в том самом лесу, когда Наруто пошел собирать букет цветов.       — Тебе не страшно тут одному гулять, малыш? Сейчас очертания и профиль лица этого человека он уже и не вспомнит, но точно всплывают в мысленном образе карие глаза — отчего-то именно они запечатлелись в его памяти очень хорошо. Светло-карие и добрые, внушающие доверие и приносящие спокойствие, но в то же время какие-то печальные.       — Нет, — маленький Наруто улыбается, — а вам?       — Нет, хотя порой страшно тут бывает, — мужчина смотрел на него с любопытством. — Ты тут живешь неподалеку?       — Да, вон в том доме через лес, — отвечает детский голосок, и Наруто спрашивает в ответ мужчину: — А вы?       — А я просто тут гуляю, — незнакомец смеется, — воздух тут всегда чист и приятен для меня. Кому цветочки собираешь?       — Бабушке Цуне, — мальчик смеется и показывает букет. — Хочу, чтобы был разноцветный.       — Хочешь помогу? — мужчина наклоняется и рассматривает цветы. — Ты только красные не срывай, они ядовитые тут. Мальчишка кивает, и так они с мужчиной ходят по лесу и собирают цветы. Взрослый собрал малышу целый новый букет.       — А как вас зовут? — Наруто сидит на корточках и срывает розоватый цветок.       — Ашура, а тебя? — мужчина поправляет его букет своими пальцами и улыбается ему.       — А меня Наруто Узумаки-Намикадзе зовут, — улыбается во весь рот мальчик и вдруг слышит зов брата, что побежал его уже искать.       — Наруто? Ты где? — кричит Менма.       — А это мой старший брат Менма, — Наруто объясняет, — всегда беспокоится.       — Да, старшие братья у нас такие заботливые, — Ашура смеется тоже и смотрит в сторону подбегающего мальчика слишком холодно.       — Наруто? Ну куда ты пропал-то? — Менма хватает брата за руку и бросает быстрый взгляд на мужчину. — Кто это, Наруто?       — Это мой друг.       — Наруто, пошли, дедушка повезет нас в магазин. Извините, — Менма тянет брата за собой.       — Пока! — кричит Наруто и машет Ашуре на прощание.       — Береги себя, Наруто Узумаки! — машет ему в ответ Ашура и смотрит на то, как два мальчика уходят в сторону тропинки, ведущей через лес. Он разворачивается и идет своей дорогой дальше, дыша воздухом, и резко вздрагивает, обернувшись. — Ты не можешь мне дать покой хотя бы на пару часов? — голос становится холодным.       — Нет, — от второго слышится притворное веселье, — я же беспокоюсь, не свалишь ли ты куда… Ашура спиной ощущает, как человек приближается к нему ближе.       — Будто бы я могу, — он дергает напряженно плечом.       — Ну да, не можешь. — Чужая рука опускается ему прямо на плечо и сжимает то непозволительно крепко. — Хотелось бы? Ашура молчит, но в итоге отвечает вопросом на вопрос:       — А ты сегодня решил в своем обличии гулять?       — А что это за мальчик? — собеседник смотрит вдаль, принимая игру вопросов. — Хорошенький такой.       — Обычный мальчик, — Ашура скидывает руку со своего плеча и идет себе дальше, пока резко не замирает и не вскрикивает от ужасной боли в голове и во всем теле.       — Я... — Шаги медленные. Рука сжимается в кулак. Вторая пальцами делает странное постукивание по сжатому кулаку, и Ашура начинает кричать сильнее. — Вопрос задал. А ты. Отвечаешь. Или ты хочешь опять вернуться на свое место?       — Отъебись от меня, — Ашура впивается пальцами в землю и сжимает губы зубами от боли, переходя на рык.       — Ответ на мой вопрос, иначе я так и так его из тебя вытащу не очень любимым твоим способом, да?       — Менма его зовут, — Ашура вжимается в землю, начинает задыхаться.       — Фамилия. — Пальцы делают постукивание опять.       — Намикадзе… — он с воем выдыхает боль и скручивается пополам, прижимая к себе колени. I offer no mercy I after no grace       — Полная фамилия, — мужчина приседает на корточки и смотрит на своего собеседника внимательно, заправляя свои темные длинные волосы за ухо.       — Отъебись от меня, ты не мой брат, — он пытается не скулить, а говорить полным голосом. — Где он?       — Слава богу, что он не я… И я не он. Вас всех перебить надо. Размазать тварей, — произносит мучитель и цокает языком.       — Слава богу, что его нет рядом, иначе бы тебя уже по стенке размазало… Урод! — смеется Ашура сквозь боль. — Ты жалкая пародия.       — Ну ты же за себя постоять не можешь, ты ведь только на своего брата и полагаешься, не так ли? Ты стал никчемным, Ашура, даже мне уже смешно… И я сейчас тебя прямо тут…       — Ты что за микроб, который мое трогает? — слышится ледяной голос, и каратель только и успевает что повернуться. I offer no mercy No one singing my believes Один лишь щелчок пальцев человека за ними. И тот, что только что мучил Ашуру, разлетается на кусочки так, будто взрывается изнутри. Лицо Ашуры окрашивается в красный от крови. На траве валяется селезенка и остатки печени. Часть легкого свернулась на красном цветке. Ашура выдыхает спокойно. Сжатие прекратилось, и он поднимает взгляд на человека напротив. Тот идет себе спокойно, ступая по траве, и молча осматривает окровавленную землю.       — Ну и вонь, — констатирует факт он. — Ну что, прогулка прошла успешно? — протягивает свою руку. — Надышался воздухом? Ашура выдыхает и сжимает ладонь:       — Ты долго, — смотрит с укором.       — Ты далеко ушел, — мужчина пожимает плечами, — пришлось бежать.       — Ты не торопился, — опять звучит с укором, — я слышал тебя: ты не бежал, ты шел, Индра.       — Ну мне было интересно, что ты сделаешь, — смеется брат и закатывает глаза. — Ну прости. Да брось, ты и сам можешь спокойно сделать почти то же самое.       — Я не хочу, — Ашура выдыхает, — я не хочу убивать их.       — Придется, если не хочешь лежать мордой вниз, — Индра хмыкает. — Господи, тебе бы умыться, весь в этом дерьме. Опять.       — Благодаря тебе.       — Ну, а мне надо было с ним церемониться? Я устал. У меня не то настроение сегодня. Пошли. I offer no mercy And my family is me

***

В больницу Саске везли около часа в специально подготовленной машине. Наручники в таких случаях никогда не снимались, а самих преступников помещали в отдельное отделение, что находилось позади водителя. Оно ограждает управляющего машиной от преступника металлической стеной с одним лишь окошком, на котором натянута сетка, чтобы преступник не задохнулся. Анко сидела около Саске и смотрела прямо на него, пока сам Учиха смотрел на свои скованные запястья и о чем-то думал.       — Ты прости, что тебя вот так вот перевозят, словно ты маньяк, — она чувствовала вину за все происходящее, — но таковы законы и правила в Соединенных Штатах.       — Ну, хоть намордник не надели, — Саске смеется, — и на том спасибо, иначе ощущал бы себя псом. <i>      — Ты слышишь? Волки воют…       — Саблезубые тигры.       — Ну или животным более высокого ранга, — добавляет Саске и наконец откидывается затылком на неудобную поверхность стены в салоне и прикрывает глаза. — Все нормально, не переживайте, я же считаюсь серийником, по сути, учитывая, — он наконец смотрит на женщину пристально, — сколько людей умерло. Да?       — Я же знаю, что ты не убивал их, — Митараши говорит это тихо и даже придвигается чуть ближе. — Я знаю, что ты этого не делал, Саске. Учиха не моргает и, прочищая горло, спрашивает женщину:       — Почему ты так думаешь, Анко? — переходит на фамильярность Саске, ощутив некоторую атмосферу для подобного. Анко отводит взгляд в сторону и хмурится, смотря в сторону водителя.       — Ты не мог этого сделать.       — Почему? — Учиха тоже наклоняется ближе и смотрит на нее с интересом.       — Да потому что у тебя в глазах это написано, Учиха Саске, — следователь сглатывает. — Ты кто угодно, но не убийца. У них взгляд другой. Я общалась со многими и видела их каждый день, бывало. Твой же... лишь полон боли и искренней печали. И сострадания. Саске удивленно смаргивает, и на лице видна улыбка, легкая и честная.       — Спасибо, — он говорит тихо и отводит взгляд.       — За что?       — За то, что видите во мне человека. Вы одна из немногих таких людей в моей жизни, что видят глубже, нежели я показываю, и за это я благодарен вам, — отвечает Учиха после паузы и затихает, чтобы после сказать: — Я вам не причиню вреда. Вы хороший человек. These blood in the water these blood on my tears I watched could betrayed in the lies for years I know you will be not saying every word Even yours deepest dark secrets i have all been hurt       — Я знаю, что не причинишь, — Митараши смотрит на него с состраданием, и дальше они едут в полной тишине. Саске задремал на минут пятнадцать. Процедура проходила в филиале их тюрьмы. Сначала ему делали МРТ головного мозга с контрастом. Ассистент вколол ему жидкость в руку, надел на него огромные наушники-глушители, чтобы перепонки не лопнули от последующего шума, который будет происходить в куполе, и после его поместили лежа внутрь. Анко тщательно следила за процессом.       — Если у вас начнется клаустрофобия, нажмите на рычаг, который мы дали вам в руки, — говорит ассистент, и по камерам изнутри видно, как Саске кивает. Звучит медленно нарастающий гул. Саске закрывает свои глаза, дышит спокойно, стук переходит в постукивание, и… Мадара открывает глаза резко. Он проснулся в той самой комнате на утро, в которой и уснул. Стук прекратился и повторился снова.       — Да? Двери наконец открывают, и в проеме показывается голова Кагуи, что впоследствии заходит внутрь и дает мальчику чистую одежду.       — Доброе утро, пора уже вставать и идти завтракать, ваш брат уже проснулся и давно гуляет с младшими Сенджу в саду, — она проводит по юноше внимательным взглядом и кладет вещи на табуретку.       — Сколько сейчас времени? — тот пытается подняться на кровати, но чувствует сильную боль во всем теле. Охает и облокачивается об изголовье.       — Половина десятого, переодевайтесь. Вас будут ждать все у стола. Мадара кивает, но все еще лежит пару минут. После идет сначала в купальню и только потом, переодевшись, выходит в столовую, как ему и велено было. Запахи еды оседают в воздухе, и он моментально ловит на себе присальный взгляд Буцумы, который сидит во главе стола.       — Проснулся? Хорошо у нас спалось тебе?       — Да, спасибо, — Мадара кивает и садится напротив него неосознанно. Ровно там же, где сидел его отец при жизни. Смотрит на Буцуму глаза в глаза.       — А ты, сразу видно, лидер: сел напротив меня, хм. Неплохо, знаешь себе цену, мальчик.       — Мне отсюда вас лучше видно, как и весь стол, — Мадара пропускает комментарий мимо ушей. — И всех сидящих за ним. Буцума хмыкает еще раз, и они ждут, когда все усядутся. Изуна занимает место рядом с братом сразу же, а Тобирама — рядом с отцом, Хаширама и Данзо с младшими братьями — по бокам. Кагуя разливает всем утренний цикорий.       — Ну, дорогие мои, приятного аппетита. После мы с Мадарой обсудим некоторые формальности нашего союза, а пока... Наслаждайтесь, — Буцума проводит по всем взглядом и стучит вилкой из серебра о свой бокал. — У вас сегодня у каждого свои занятия, однако, Тобирама, не забудь о конном спорте, — Буцума смотрит на младшего, и тот кивает. — Изуна, а ты чем занимался у себя в поместье?       — Я... — мальчик запинается. — Мне нравилось садоводство и животные, — отвечает младший Учиха и откусывает свой тост. — В основном ботаника.       — Прекрасно! — Данзо хлопает в ладоши. — Будешь тогда со мной, — довольным голосом говорит он, и Изуна улыбается ему.       — А ты, Мадара? — Буцума спрашивает старшего.       — Конный спорт, фехтование и история. — Мадара даже не смотрит на него.       — И дела отца? — Сенджу-старший спрашивает безучастно. — Ты, вроде как, помогал ему. Или же нет? Мадара проводит по нему настороженным взглядом. Ведь об этом не знал никто. Кроме них с отцом. Даже Шисуи не был в курсе.       — С чего вы так решили? — больше не подавая виду, Учиха пьет свой сок в ожидании ответа. Он украдкой бросает взгляд на Тобираму, который смотрит на него с волнением.       — Старшие всегда помогают своему отцу. Хаширама давно моя правая рука, — мужчина с любовью смотрит на старшего сына.       — Моему отцу помогал его лучший друг, — врет Мадара и даже не отводит взгляда. — Я к его делам не имел никакого отношения.       — Вот как, а Шисуи помер-то, к сожалению, и теперь все наследство и дела твоего покойного отца… Все это перешло тебе по завещанию, — Буцума поднимает бровь. — Надо обучиться тогда. Мадара молчит и ковыряет фрукты в тарелке. Аппетита как не было, так и не появилось. Когда с завтраком было покончено и все ушли по своим делам, они с Буцумой остаются за столом одни. Тот сидит прямо перед своим окном, и его силуэт освещается солнечным светом, окрашивая сиянием и подсвечивая. На лицо Мадары же падает тень от этой фигуры, и сам он сидит в более затемненном пространстве. Создается интересный контраст.       — Ну, ты же понимаешь, — Буцума переходит на деловой тон, — что ты теперь мало того, что мой сожитель, так ты еще и человек, с которым мне нужно заключить договор о мирном соглашении. Вместо твоего отца. И сотрудничать в дальнейшем. А твой брат слишком мал для этого. Тем не менее мальчику твоего возраста иметь такие деньги опасно. Мадара косится на него и поджимает губы.       — Столько гектаров земли, территории и власти… Может, тебе лучше будет передать ее кому-то другому до твоего совершеннолетия? — Сенджу пристально всматривается в детское лицо и пытается понять, насколько опасен сидящий перед ним мальчик или тот и вовсе глупец. Мадара спокойно кивает и даже улыбается:       — Вы, безусловно, правы в ваших высказываниях, — он смотрит прямо в глаза спокойно. — Если бы был жив Шисуи, я доверился бы только ему, но он скончался, как и мой отец. А наследники теперь я и мой брат. И пока я не завел детей и не женился, я буду отвечать за дела моего отца. Пока мой брат не подрастет и не разделит со мной правление. Мне нужно будет связаться со всеми остальными и разделить наши обязанности, рассмотреть дальнейшее сотрудничество и плату за казну, — Мадара говорит это просто, и Буцума сразу же понимает, что мелкий Учиха ему до этого соврал. — В качестве благодарности за ваше гостеприимство и оказанную услугу жить в вашем доме некоторое время… Я вам отплачу тем, что наша граница с вами у побережья на третьем секторе станет нашей общей, тем самым вы сможете организовывать ваше рыболовство и продвигаться по нашим каналам без дополнительной платы. Пока я не построю свое новое поместье. Тогда мы больше не будем ношей в вашем доме. Не больше не меньше, — Мадара заканчивает, — вас устраивает мое предложение? I offer no mercy I after no grace       — Вполне, — Буцума хмыкает, — с тебя выйдет хороший правитель, Мадара Учиха.       — Мне не нужна война, я хочу мира. И чтобы каждый занимался своим делом на своей территории. И люди не гибли, не нарушали законы территорий: у каждого она своя, вы не заходите на нашу, а мы не заходим на вашу. Все честно. — Глаза Мадары сужается. — Я выражаюсь крайне понятно?       — Конечно, нам надо подписать соглашение, — Буцума смеется, — пройдемте.       — Отлично. Я надеюсь, мы договорились. Год прошел в покое. Медленно началась стройка нового поместья клана Учиха. Снимки начали появляться на экране, и Анко внимательно всматривалась в них. Судя по хмурому лицу ассистента, она сделала правильно решение, когда отвезла подопечного сюда.       — Что это за пятна? — она указывает на экран и понимает, что такого не видела никогда.       — Хороший вопрос, это вам объяснит врач. Мы сообщим вам результаты через десять рабочих дней.       — Нельзя как-то быстрее? — Митараши злится.       — Каждый быстрее хочет, но персонал у нас один. И больше его не становится. После Саске сделали электроэнцефалограмму мозга во время бодрствования и сна. Усадили его на кресло и электроды прикрепили на запястье, после — по всей голове, заранее смазывая место крепления специальным гелем. Процедура проводилась то с закрытыми глазами, то с открытыми, пока прибор измерял волны в голове Саске. Затем использовали манипуляцию светом, отчего Саске дергался и морщился каждый раз от ярких вспышек… Первая вспышка. Огромная пасть зверя начинает показывать клыки. Слышится рев и смех в голове. Это что-то огромное, скользкое и липкое. Будто змея линяет, а ее кожа хлюпаньем спадает вниз. Только это вовсе не змея. Может, человек? I offer no mercy No one singing my believes Саске вздрагивает пальцами и шумно вдыхает. Тихо. Не сейчас. Возвращайся обратно — в клетку. Нам же не нужно пугать всех присутствующих здесь?       — Да, Саске? Не нужно? — Световые лучи он не любил никогда, особенно яркие, резкие, режущие нежную оболочку глаза. Они раздражали ужасно.       — Или же нужно? — слышится более грубый голос. — Ну давай, может, монетку бросим, малыш? Пятая вспышка света. Тело дергается, и он сжимает свои зубы. В голове слышно, как начинает кто-то скулить, выть и после хныкать. Кто-то внутри плачет, рыдает, а сам Саске начинает тихо… смеяться.       — Выпусти меня отсюда, прошу, выпусти меня!       — Нам же не надо пугать других, или же все-таки надо? Надо?       — Я обещаю, что не буду никого пугать.       — Ну конечно не будешь, — слышится понимающий выдох. — Ты и не можешь. Десятая вспышка света. Мадара прикрывает глаза от яркого света и смотрит, как члены его клана строят их новое поместье, их новый дом. Мальчику уже четырнадцать. Кагами машет ему, и он, улыбаясь, машет в ответ. Славный малый. Младше Тобирамы, а уже помогает своему отцу вовсю.       — Тебе нравится? — Изуна говорит радостно, подбегая к брату и смотря с восторгом. — Мне кажется, будет очень красиво.       — Мне нравится, — голос Мадары звучит любвеобильно. Он гладит по щеке младшего. — Как проходят твои уроки с Данзо? Они уже почти год жили в том самом поместье Буцумы, и пока, слава богу, без особых проблем. Буцума относился к Мадаре уже как к равному и часто уводил его куда-то обсудить те или иные вопросы, тем самым давая ему меньше возможностей общаться с родным братом и Тобирамой. Мальчишки сразу же сблизились во время постоянных парных тренировок по фехтованию. Мадаре приходилось часами слушать Буцуму и Хашираму. С последним они подружились и стали, можно сказать, лучшими друзьями даже. Именно Мадаре он открыл свой секрет, что не рассказывал никому: ему понравилась одна девочка по имени Мито и хочет на ней жениться в будущем.       — Хорошо, — Изуна весь светится от счастья, и его длинные волосы до пояса развиваются на ветру. — Он мне стал очень близким другом за этот год. Мы еще с ним ходим в речку купаться часто. И Тобирама с нами, — младший улыбается шире. — Хочешь с нами?       — Как будет свободное время, так сразу, малыш, — Учиха-старший подмигивает брату и идет дальше указывать на недостатки стройки, бросив напоследок: — Думаю, послезавтра получится. Буцума стоит вдали и смотрит на все это поджав губы, а после молча уходит в сторону своего дома.       — С вами все хорошо? — спрашивает специалист по процедуре.       — Да, — резко отвечает ему Саске. — Продолжайте. Двадцатая вспышка света.       — Холодно не будет? — Хаширама косится на своего лучшего друга, и тот пожимает плечами.       — Ну, если нашим младшим братьям не холодно, значит, не должно. Они идут в сторону реки, но сначала сворачивают к огромной горе, где часто сидели вдвоем и смотрели на открывшуюся для них местность.       — Красиво тут, каждый раз не перестаю восхищаться нашими землями.       — Да, — Мадара, вытянув ладонь, ловит опавший лист и крутит его между своими пальцами, — тут действительно очень красиво и спокойно. Могу часами сидеть и думать.       — О чем? — Сенджу смеется и толкает друга легонько в бок.       — Да обо всем понемногу, — невинно улыбается Учиха. — О папе часто вспоминаю.       — Полтора года прошло с тех пор, как он умер, — Хаширама добавляет тихо, в уме отсчитывая от своих шестнадцать разницу. — Скучаешь по нему?       — Да, все время, — выдыхает мальчишка и протыкает листочек насквозь, тем самым образуя там отверстие, и смотрит сквозь него одним глазом на Хашираму.       — Ха-ха, дурак, что ты делаешь? — смеется лучший друг.       — Слежу! — шутит Мадара и резко отпускает лист. Его подхватывает поток ветра и уносит куда-то вдаль.       — Как с твоими снами?       — Да все так же, — Учиха поджимает ноги к груди и утыкается лицом в колени. — Часто непонятные кошмары снятся. Вообще не понимаю почему.       — Ну... — Хаширама делает паузу. — Учитывая, что ты пережил и видел в тот день, это и неудивительно, — он понимающе ему улыбается и кладет руку на плечо. — Они скоро закончатся, обещаю тебе, мы и так сделали все возможное, чтобы тебе стало легче и спокойнее. Я, Тобирама, твой брат и мой папа.       — Да, — Мадара кивает, — я знаю. Всегда буду вам благодарен за это.       — Как ваше поместье? — интересуется Сенджу и срывает цветок, насаживает его на свои длинные волосы, а потом такой же находит и для Мадары тоже. — Тебе идет.       — Полгода… И, думаю, закончим, — мальчик задумывается. — Скоро уже перестанем вас напрягать своим присутствием в доме.       — Да вы нас не напрягаете, — отмахивается Хаширама, — отца и так вечно не видно, особенно вечером, весь в делах. I watched could betrayed in the lies for years I know you will be not saying every word Да, Мадара давно заметил, что Буцума будто пропадал из виду куда-то под вечер и никто его не мог найти. Учиха следить не решался: у каждого должно быть свое собственное личное пространство. И дела других его мало касались. Кроме того, что касалось братьев. Двадцать пятая вспышка света Мокрый Тобирама смеется, пока Мадара щекочет его. Тот начинает убегать. Когда Учиха его нагоняет, то его валит на землю и дает отпор. Так они кубарем катаются у озера и смеются.       — А вот и я! — на них набрасывается Изуна сверху и начинает щекотать уже Мадару, пока тот пытается увернуться. Смех так и льется с мальчишек. Тобирама выползает из-под друзей, и теперь Изуна насаживается на бедра брата и припечатывает того к земле.       — Поймал! — Учиха-младший радуется, — я тебя пойма-а-а-ал.       — Хаширама, лови его! — кричит Мадара своему лучшему другу. — Иначе мы продуем малым точно! Хаширама бежит за Тобирамой, но его резко сбивает с ног Данзо, который орет Сенджу-младшему, чтобы тот бежал до дерева быстрее и что тогда они точно выиграют этот отважный бой.       — Вот ты неумеха, Хаши! Данзо, а ты хорош! — смеется Мадара и встает с помощью младшего брата.       — Да я его вообще не заметил! — возмущается Хаширама. — Будто из воздуха появился!       — Мы выиграли! — улыбается во весь рот Тобирама и поднимает руку к небу. — А вы обла-ажа-ались! Тридцатая вспышка света       — Вы облажались! Вы чертовски, мать его, облажались! — в темной комнате, где свет приглушен лишь потрескиванием камина, слышится грубый голос. Атмосфера наэлектризовалась злостью и бешенством.       — Простите, господин, — доносится откуда-то снизу. Перед фигурой на коленях сидят трое, опустив голову к полу покорно и понимая свою вину.       — Неужели так сложно было пристрелить мальчишку на охоте? — орет Буцума. — Его одного?! Вы же профессиональные стрелки!       — Мы ранили его в плечо, но он слишком быстро уклонился, — добавляет виновато второй человек. — Мы точно думали, что попадем в голову. В затылок.       — Он будто знал, что целятся в него и пытаются убить, — в недоумении отвечает третий. — Я не знаю, как он мог знать.       — Пошли вон! Вон все пошли, убожества! Чтобы глаза мои вас не видели больше! — он бросает в них все, что попадается под руку. — Вечно все нужно делать самому!       — Господин, этого больше не повторится! — пытается задобрить его слуга.       — ВОН ВСЕ, Я СКАЗАЛ! I offer no mercy I after no grace Мадара лежал у лекаря вторые сутки. Стрела попала настолько глубоко, что травмировала его сухожилие. Все тело онемело от боли. Порвало связки. Мужчина протирал его гноящуюся рану два раза в час и всячески пытался унять ноющую боль. У Мадары на той охоте сразу же поднялся жар, и он просто потерял сознание, а очнулся уже тут. Лекарь был именно из клана Учиха.       — Молодой господин, вы себя как чувствуете? — слышится старческий голос, и он смачивает в ведре очередную тряпку, чтобы прохладой от нее охладить лоб юноши. Мадара очнулся минут пятнадцать назад, до этого постоянно то просыпался, то засыпал вновь.       — Мне жарко очень, — говорит хрипло мальчик, — и тело сводит судорогой, — Мадара сидит в темной пещере. Курама — так звали лекаря — дает ему какую-то настойку в деревянной кружке и заставляет выпить. Варево на вкус было просто отвратительным. Учиху чуть не вырвало, как только он сделал первые пару глотков.       — Вам надо выпить все до дна, — качает головой мужчина и смотрит с укором, — вам станет лучше. Мадара слушается его: этот человек пытался вылечить и его отца. Он знал Кураму с детства и полностью ему доверял. Пролежал Мадара у него неделю. В очередной раз осматривая обмазанное глиной плечо, Курама решил с ним поговорить.       — Мадара, мальчик мой, послушай меня внимательно сейчас, — мужчина, опираясь на трость, присаживается в свое кресло из сена в углу и смотрит на него пристально.       — Да? Я слушаю, — Учиха пытается шевелить рукой, но ощущает лишь ужасную боль и скованность в плече.       — Стрела была отравлена ядом. Тебя хотели убить быстро и качественно, — старец хмурится. — Тебе повезло по двум причинам. Первая — они не попали в твою голову, хотя, я уверен, целились именно туда, а вторая причина все еще не поддается моему пониманию. Как ты смог выжить вообще?..       — Что вы имеете в виду? — Мадара в свои почти шестнадцать облокачивается о кушетку мокрой от пота спиной и кривится от боли.       — Она была измазана ртутью, понимаешь? Как только этот химический элемент попадает в кровь, человек умирает спустя минут тридцать. Вот я и не понимаю, как ты выжил, — Курама задумчиво потирает подбородок. — Иными словами, у тебя иммунитет к ядам. Ты когда-нибудь принимал их в качестве профилактики?       — Нет, — Мадара удивленно хлопает глазами, — никогда.       — Впервые встречаю человека, у которого есть такой иммунитет, — лекарь осматривает его заинтересованным взглядом. — Человека можно сразу убить несколькими ядами, и я бы хотел с тобой провести эксперимент на протяжении трех недель. Под моим надзором мы твой иммунитет к ядам увеличим. Ко всем, что есть у нас на данный момент. Начнем с малого.       — Звучит безумно, но я согласен.       — Нам же не надо, чтобы тебя убили яды, не так ли? Но все же... Как ты уклонился? — Курама спрашивает тихо, пока что-то греет на своем костре. Это хороший вопрос. Как? Когда он скакал на своей лошади во время охоты на дичь, то внезапно услышал в своей голове знакомый ему голос, который он слышал когда-то.       — Ну привет, малыш, ты так вырос, — звучало в мыслях, и Мадара даже на секунду замер.       — Кто здесь? — он оборачивается и не видит в округе никого, кроме своих слуг поодаль. I offer no mercy I after no grace       — Твой ангел-хранитель, — все так же произносится в его голове, — и сейчас ты сделаешь то, что я скажу, ибо нам же не хочется, чтобы ты умер, не так ли?       — Что?       — Луна красная, Мадара, — он говорит эти слова четко, ясно и резко. Мадара будто выпадет из реальности, — а я помогу: я немного побуду тут вместо тебя, ладно? Ты мой фаворит. Открывает он глаза и замирает. Он видит силуэт перед собой. То ли отца, то ли кого-то еще, однако этот человек ему улыбается, пока часть леса полностью заплывает громадной черной дымкой. Он наблюдает, как стрела летит в сторону него, затем мимовольно своей же рукой хватает эту стрелу, проводит по ней своей кровью из раны, облизывая языком, и перемещает в другой ракурс, протыкая плечо Мадары, заодно подмигивая ему. А затем вмиг испаряется.       — Не благодари. И хороших снов. Ты мой должник. Ты выживешь теперь. Ты мне нужен. Это произошло так быстро, что Мадара списал это на сон. Но очнулся он уже у лекаря.       — Я видел что-то, — невнятно отвечает Учиха старику. — Какого-то человека, но мне кажется, это было что-то сроду видения.       — Интересно. Что ты видел? Мадара косится на него и выдыхает:       — Он будто поймал стрелу и, облизав ее, проткнул мне плечо.       — Ты не помнишь, как он выглядел? — Курама говорит тихо.       — Похож на меня или моего отца.       — Хорошо. Посмотрим, как ты будешь реагировать на другие яды. Если моя теория верна, у тебя отличный ангел-хранитель. Тридцать седьмая вспышка света Хватит на сегодня откровений. Приступим к тебе теперь, Учиха Саске. Всего понемногу. Всему свое время. Саске открывает глаза. Процедура закончена. Настал второй период. Саске отвели спать, пока электроды были все еще прилеплены к его голове, и дали снотворного. И он не уснул. Ни со снотворными, ни со сменами поз, ни даже под транквилизаторами. Выпал он из реальности буквально на минут пятнадцать от накатившей на него дремоты. Яркие вспышки света даже при закрытых глазах все еще появлялись в его сознании, тем самым вызывая тошноту и желание отвернуться и уткнуться в подушку. Такое ощущение, будто лучи света утреннего солнца пролазят сквозь шторы и бьют по закрытым глазам. Саске открывает свои глаза и сонно осматривает свой класс. А это уже он учился в университете. Узумаки пихает его в локоть.       — Тебя спрашивает препод, — он шепчет, — ты уснул!       — Вы ответите на мой вопрос, Учиха Саске? — голос звучит грубо, и Саске пытается понять, что именно у него спрашивали.       — Повторите вопрос, пожалуйста, я задумался, — он отвечает спокойно и проводит сонным взглядом по аудитории.       — Как вы относитесь к религии? — женщина строго смотрит на него, а на экране аудитории написана тема «Религия всех времен и народов. Модуль первый».       — Положительно, — односложно отвечает Саске в надежде, что от него отстанут.       — Положительно — это как?       — Без фанатизма и с интересом к некоторым направлениям, — Учиха зевает, и Наруто удивленно смотрит на него.       — К какому?       — К индуизму. Мне интересна мифология больше, чем сам концепт религиозных убеждений.       — А вы, Наруто Узумаки?       — А мне интересно христианство и сатанизм, — просто отвечает Узумаки и пожимает плечами, — и то и то очень даже интересно. Саске удивленно переводит взгляд на своего друга. Сатанизм? Он и не знал даже. Наруто никогда об этом не рассказывал и не поднимал тему религии вплоть до этого дня, и… Саске резко открывает глаза от ужасной головной боли, и мушки все еще витают перед его глазами — светлые. Голова ватная. Он садится и пытается унять приступ тошноты.       — Мы закончили. — говорит специалист, внимательно осматривая спину Учихи.       — Сколько я спал? — Саске жадно пьет воду и морщится от неприятного вкуса во рту. Чувствует он себя ужасно разбитым, будто его палками били пятеро. Все тело воет волком и болит, скручивает и немеет.       — В легкой фазе пятнадцать минут, глубокой фазы сна у вас не было и нет, как я понимаю, — расшифровщик смотрит на него с неподдельным интересом. — У вас проблемы со сном?       — Да, — короткий ответ, Саске встает и идет в сторону дверей на выход.       — Давно? Ваше тело не восстанавливается и изнашивается, если у мозга нет возможности отдыхать, что и происходит в глубокой фазе сна, — медленно говорит специалист.       — Сколько я себя помню, лет с четырнадцати точно, — хмурится юноша и выходит за дверь. — Как видите, еще жив.       — Тогда у вас большие проблемы, молодой человек, и все это ни к чему хорошему не приведет. — бросают ему вслед, но Саске уже даже не слушает. Он просто хочет вернуться в свою тюремную камеру как можно скорее. Здесь слишком много света. Он начинает от этого ужасно уставать. Чувствовать себя разбито.

***

      — Продолжаем? — Наруто спрашивает после долгой паузы и смотрит на Ибики с интересом.       — Да, я тебя внимательно слушаю… — мужчина кивает ему и включает свой диктофон.

***

Ино пыталась примирить друзей около часа, но ничего из этого не вышло от слова совсем. Договориться с этими дебилами не получилось, хотя это было понятно и самого начала.       — Неджи, мы не должны быть против друг друга, — говорит она с укором, стоя в другом концу лестницы и проводя по всем раздраженным взглядом, скрестив при этом руки на груди. — Мы должны быть друг за друга, вы что, не понимаете этого?       — Я понимаю, — Хината говорит вместо брата, — но знаешь, в связи с той ситуацией... Каждому в приоритете личная безопасность и…       — И своя семья, — сухо заканчивает за нее Менма и обнимает Шион. — У нас будет ребенок, и я не хочу, чтобы с ним что-то случилось!       — Твоя семья — это твой брат в первую очередь! — переходит на крик Яманака, — Брат, за которого ты, как старший, несешь ответственность! Что ты за брат-то такой?       — Он и несет. Поэтому и отделили Наруто, чтобы вы, в случае чего, вылечились и смогли помочь нам, — Неджи решил тоже ввязаться в обсуждение.       — От чего вылечились? — Ино начинает искренне поражаться резко появившиеся тупости у ее друзей. — Вы себя со стороны видите вообще? Да вам какой-то фанатик мозги промыл, а вы схавали это как истину? Да это абсурд!       — Нам не о чем больше разговаривать, — настаивает на своем Менма, — ты не понимаешь нас.       — Ну и пошли вы на хуй, — фыркает Ино и осматривает лица каждого. Их словно всех подменили. Перед ней не ее здравые и осознанные друзья, а кто-то другой, кого она совершенно не знает и с кем не знакома даже. Она смотрит в последний раз на Сакуру с мольбой.       — Пожалуйста, пошли со мной. Я умоляю тебя. Я умоляю тебя, — она подходит ближе.       — Извини, Ино, — Сакура вжимается в Хинату. — Я останусь тут.       — Да я тебя люблю, сука ты, больше, чем себя, а ты же сдохнешь тут, ты не понимаешь, что ли? Наступает пауза.       — Не как подругу люблю! Ты что, не понимаешь? С детства люблю.       — Извини, Ино, — голос Сакуры становится холодным. — Я не лесбиянка, — она кривится, и это служит последней каплей для Яманака. Она просто молча встает и выходит оттуда, хлопая дверью. Затем поднимается наверх, в комнату Карин, Джуго и Суйгецу.       — Ну что? — спрашивает Карин заинтересованно.       — Конченные мрази. И Сакура… Она не признала моих чувств. Я умываю руки. Я больше не могу так жить, — она открывает окно и нервно курит. Мужчины сочувствующе смотрят на нее, и Карин приходит к ней ближе, садится рядом и внимательно осматривает девушку. Курит тоже. Она понимает ее. В отличие от той же самой Сакуры, она всегда симпатизировала Ино гораздо больше. Девушка сжимает чужую руку в своей ладони, и Ино удивленно смотрит на нее.       — Все будет хорошо. Если люди тебя не ценят, то порой их просто надо отпустить из твоей жизни. Уйти, понимаешь? Им будет от этого лучше. И тебе, я знаю.       — Принимать... все это сложно, знаешь, — Ино поджимает губы и закусывает их, — я…. — слезы подступают к глазам. — Я просто не могу больше, — начинает плакать, — не могу больше я так. — В итоге слезы уже перерастают в настоящее рыдание. — Я устала, Карин.       — Ну тише-тише, красавица, — Карин подходит к ней еще ближе, докурив, и обнимает ее сзади, вжимая в себя, гладит по спине в жесте успокоения. — Все будет хорошо. Ты очень хороший и сильный человек, я вижу. И я уверена, что Сакура просто не твой человек. Ты еще встретишь своего. — Ино начинает медленно успокаиваться. — Хочешь поспать сегодня со мной в спальне, а мальчиков поместим в другую?       — Да. Итачи в итоге остался спать в гостиной и подолгу не мог уснуть, а после и вовсе ушел к Обито и Какаши, тем самым выбирая свою нейтральную позицию. Ему нужен был совет. Наруто, вернувшись обратно, лег спать с Саске. И даже слова ему не сказал. Он все прокручивал в голове недавний разговор с братом и не мог вообще все уместить в своей голове. Было одновременно и обидно, и тоскливо, и чувство злости и пустоты заполняло его тело с головы до пяток. Саске уже уснул у окна. Стал засыпать и сам Узумаки, обняв друга со спины. Он погружался в дремоту, как вдруг услышал на периферии сна:       — История повторяется, Наруто, хочешь расскажу свою? — он точно где-то уже слышал этот голос, но не смог вспомнить, где именно. — Но сначала я скажу тебе пару истин, которые ты должен тщательно запомнить, договорились? Наруто кивает во сне неосознанно и будто начинает слушать руководства о каком-то предмете, оказавшись за столом в аудитории.       — Правило первое. Кто-то пишет на доске невидимой рукой, и Наруто внимательно читает: «Концепта добра и зла не существует, как и темного со светлым. Это искаженное восприятие людей любой структуры вселенной, а все это объясняет как раз квантовая физика лучей отражения».       — Правило второе. «Цветовая гамма лишь наше восприятие лучшей структуры. Отсюда бывают дальтоники», — слышится смех, и кто-то хлопает, сидя на первом ряду аудитории.»       — Правило третье. «Семья не наличие родственных связей. Родственные связи не есть наличие духовных».       — Правило четвертое. «Каждый человеческий организм стремится, подобно животному, к выживанию. Это человеческая природа. Если не стремится — болезнь».       — Правило пятое. «На самом деле не все такое, каким ты его видишь. Не все есть правда в том, что слышишь. Не все истина, что ощущаешь». These blood in the water these blood on my tears I watched could betrayed in the lies for years       — В точку. — Слышатся аплодисменты со среднего ряда, и Наруто не видит лица аплодирующего.       — Правило шестое. «Не пытайся спорить с человеком и отстаивать свою точку зрения, если человеку это не надо и он тебя об этом не просил. Оба будете в проигрыше, и ресурсы будут потрачены зря».       — Правило седьмое. «Христа распяли в пятницу, и в воскресенье он воскрес. Запомни это».       — Правило восьмое. «Люцифер — один из немногих, кому удалось побывать по обе стороны от человеческой земли: и на небесах, и в аду. Он выращен без матери, сотворенный только Отцом-Богом. Отец наделил его несравненной силой, благодаря которой Люцифер оставлен в живых. Бог не смог бы убить его, так как они были почти на равных. Но сам Люцифер не осознал этого, пока не оказался в аду и не стал главным противником Божьего правления». I know you will be not saying every word Even yours deepest dark secrets i have all been hurt       — Правило девятое. «Непризнание его власти Богом — причина, почему Люцифер стал падшим ангелом и плел козни против небес. Но Люцифер не упомянул, что ему захотелось власти, чтобы все ангелы подчинялись ему беспрекословно, что хочет быть равным Богу, свергнув с трона Иисуса. Кем тогда был Люцифер — ангелом или демоном, неизвестно». I offer no mercy I after no grace       — Правило десятое. «Бог специально разрешает Люциферу искушать людей. Так у каждого человека есть выбор между добром и злом. И он вправе сам выбрать путь».       — Правило одиннадцатое. «Детьми дьявола Люцифера считаются все демоны, бесы, созданные им и Лилит. Все существа, живущие на почве зла, происходят от них, а именно: 1) демон обманывает людей, внушая им неправильные понятия. Искушенные считают, что лгать — хорошо, если это приносит пользу, а кража — не страшно, если от этого будет больше денег; 2) дьявол подталкивает людей на грешные поступки. Если человек сомневается в каком-то выборе, он подстрекает его на путь негативного поступка. Издавна считается, что дьявол сидит на плече человека и нашептывает ему слова в угоду себе. Не путай эти понятия, малыш, и хорошенько запомни». I offer no mercy No one singing my believes       — Правило двенадцатое. «У Люцифера, конечно же, есть свой символ. Издавна таким знаком считается печать Сатаны. Она представляет собой некую пентаграмму, в сердцевине которой виднеется козлиная голова. От каждого острого угла пентаграммы пишется слово «Левиафан». Это одно из имен Люцифера. Считается, что если нарисовать ее правильно и провести некий ритуал, то сам Сатана Люцифер явится в своем обличье». I got spiders in the shadow when you said my name These a cold when you camming to bloudout your flame Слышится смех опять.       — А теперь, дорогой мой, послушаем кое-что более для тебя интересное, — внезапно к нему поворачивается человек у доски, и Наруто охает. Это же…       — Дополнение к предыдущему правилу. «Есть еще кое-что, что ты должен знать. Есть одно существо, некогда бывшее человеком, в которого после поедания человечины вселился злой дух и в конечном итоге превратил его в кровожадного монстра. Его описывают как нечто, имеющее человеческий силуэт, однако при ближайшем рассмотрении это создание совершенно не похоже на человека. Высокое гуманоидное существо с безгубым ртом. Оно невероятно тощее и костистое. С острыми, как бритва, зубами и когтями. Глаза маленькие и черные. Иногда у существа нет кончиков ушей, нескольких пальцев, носа. Порой совершенно лысое. Либо очень и очень лохматое. В накидке из белой свалявшейся шерсти. Намного больше человека — рост до 4 метров. Больше не испытывает чувства вины или совести. Он просто лишился эмоций. Всех. Остался лишь жуткий голод. Единственной пищей его является человечина. При этом их голод невозможно удовлетворить. Убив и сожрав одну жертву, оно не получает желаемого, а ищет все новых и новых жертв».       — Правило тринадцатое. «Чтобы отвести угрозу от родного племени в тяжелую годину испытаний, самый сильный воин племени жертвует духам леса свою душу. Так он превращается в жуткого монстра, способного устрашить любого врага. Когда же угроза для племени устранена, воин-чудовище уходит в самую глухую чащу, где его сердце превращается в ледяной камень. Человек становится этим чудовищем». I know you will be not saying every word Even yours deepest dark secrets i have all been hurt       — Правило четырнадцатое. «В это чудовище превращается шаман или колдун, который чрезмерно увлекается черной, вредоносной магией. Некоторые, правда, оговариваются, что для реального превращения в чудовище есть небольшое, но очень важное условие — колдун не станет монстром, пока не вкусит человеческой плоти. Думается, что для тех, кто целенаправленно ищет такой метаморфозы, это не самое большое испытание. Первым симптомом превращения в чудовище выступает появление странного запаха, который чувствует лишь будущий монстр. После появления этого запаха жертва ночью просыпается от ночных кошмаров и собственного плача. Далее человек начинает чувствовать горящую боль в ногах и ступнях, которая становится настолько непереносимой, что он убегает в лес, сбросив с себя и обувь, и одежду. Так происходит превращение в чудовище не только колдунов и шаманов, преступивших племенные табу, но и тех, на кого пало проклятье монстра. Большинство проклятых жертв никогда не вернутся из леса, а те, кто все-таки придут обратно, останутся невменяемыми навсегда».       — Правило пятнадцатое. «Чудовищем может стать любой случайный охотник, которому просто не повезет встретить в ночном лесу настоящего монстра, чье старое тело поизносилось. В таком случае чудище не просто убьет незадачливого путника, но и сам вселится в его тело. Еще монстр — дух же все-таки — может вселиться в человека, если тот заснет в лесу. Впрочем, ночевка под родным кровом тоже не является защитой от него. Момент проникновения духа в человека знаменуется сильнейшей тошнотой и болью. Рвота бесконтрольная, в течение нескольких часов без перерыва, до желудочного сока и крови. В конце концов человек теряет огромное количество крови и неизбежно умирает».       — Правило шестнадцатое. «Всегда найдутся люди, которые сами желают стать монстрами. Те из них, кто хочет стать чудовищем, начинают с голодания. Оно длится несколько дней, по истечении которых человек отправляется в лес. Там он предлагает свое тело монстру. Тот может принять его тело как жилье, так и как пищу. Впрочем, иногда случается и так, что монстр как бы усыновляет таких добровольцев. Со временем их тела обильно покрываются волосами, вырастают когти, глаза становятся желтыми и огромными, развивается тяга к сырой человечине, начинают проявляться различные сверхъестественные способности. Хотя такие вендиговы «приемыши» значительно слабее своих отчимов».       — Правило семнадцатое. «Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя. Восставший может погрузиться в бездну, а погрузившийся в бездну может вновь восстать». I offer no mercy I after no grace       — Ты понял меня и слушал внимательно, Наруто Намикадзе-Узумаки? Советую записать все это или попытаться сохранить это в своей голове досконально. Ты мне нравишься, и я хочу, чтобы ты был готов. К… веселью. До встречи. Дом погрузился во тьму, и на улице началась настоящая буря. Внезапно пошел снег, пока один-единственный человек стоял на развилке четырех дорог и скучающе смотрел из стороны в сторону. Слышится вой и скулеж животных в округе, а затем и пугливый рык. Человек медленно идет по лесу, пока все обитатели четвероногие покорно склоняют свою голову в знак преданности.       — Ну надо же, снег пошел, причем летом? — он протягивает ладонь вперед, и снег сразу же испаряется от соприкосновения с кожей. — Чудеса! — он выдыхает и, открывая свои красные глаза, смотрит на кровавую луну, а потом резко сжимает руку. Вьюга сразу же прекращается.       — Я не заказывал снег летом, — он фыркает, — Хаширама. I offer no mercy No one singing my believes

***

      — Там мы легли все спать и уснули, на этом все, — Наруто смотрит на стрелки часов: уже одиннадцать.       — Хорошо, на сегодня свободен. Продолжим через неделю. — Ибики устал и сам.       — Спасибо, я дойду до камеры сам. Вернулись они в участок в полночь, и Саске вымотался настолько, что попросту отказался вести свой рассказ дальше. Он пожелал сразу же вернуться в свою камеру и отдохнуть, потому что все эти обследования изрядно его истощили и ему хотелось только тишины и покоя. Наруто он увидел сразу в своей камере, как только вошел.       — Долго ты, — Узумаки переводит на него взгляд спокойный и садится на кровать. — Ты как?       — Бывало и лучше, скоро вернусь. Ты сам все рассказал?       — Да, — Наруто улыбается ему, — жду тебя вот уже минут сорок.       — Отлично. Брат где?       — Увели куда-то, мне не сообщили, — пожимает плечами Узумаки и опять переводит свой взгляд на книгу, которую все это время читал, пока ждал Саске.       — Я скоро вернусь, — Саске снимает с себя одежду и направляется в кабины общего тюремного душа, чтобы смыть со своих волосы неприятную липкость вещества, которое ему наносили во время процедур, смыть с тела ощущения прикосновения и запахи других, что он ощущал сразу же и считал чем-то неприемлемым для себя. Мылся он около получаса, сначала просто стоя под струями воды с закрытыми глазами. Он устал ужасно. Этот день его изрядно вымотал, и ресурсы все на нуле. Голодовка на пользу не шла от слова совсем. В проходе коридоров Саске столкнулся с Гаарой, тот его шарахнулся. Учиха молча прошел мимо и даже не отреагировал.       — Ты же не человек! — тот крикнул ему вслед.       — Конечно нет, я единорог и сру бабочками, — устало ответил заключенный, — хочешь попробовать? Гаара что-то ему ответил, но от шума в ушах Саске промолчал и спокойно вернулся в комнату.       — Ты бледный, — Наруто смотрит на него с сожалением, — иди в кровать и спи рядом. Учиха закутывается в одеяло и пытается унять шум в голове. Черные точки снова перед глазами. Наруто поджимает его к себе, прокусывает себе руку, отпивает крови полный рот и, сразу же отпуская, вливает ее в губы Учихи, пока никто не видит — рана моментально затягивается. Прослушки в этой камере не было: Наруто сломал их сразу. Точнее, ну как сломал — заглушил на другую волну передач.       — Поешь, тебе совсем хреново. Ты же можешь есть только мою. Приятного аппетита, нам же не надо, чтобы ты в обморок упал или сорвался и кого-то тут зарубил от голода. Я ж буду ревновать, — Наруто смеется и видит, как Саске становится более румянен. — Я люблю тебя, спокойной ночи, завтра позавтракаешь еще.       — У тебя останутся следы, — Учиха тихо выдыхает и пододвигает к Наруто свою шею. Тот впивается в нее, и Саске ждет, пока как Узумаки закончит. Он всегда его кормил теперь. Только так можно было. Саске дает, Наруто добавляет и отдает. Так они выживали, и поэтому им надо было в одну камеру. Иначе истощатся оба раньше времени. И все будет насмарку.       — От наших есть новости? — сонно шепчет Саске на ухо Наруто.       — От каких из?       — От седьмых.       — Я слышал их на границе с Индией, они пересекли недавно ее пешком.       — Они не голодные? — Саске обнимает его. — У меня было мало времени обучить их вдоволь.       — Нет, дети накормлены. Ино и Сай отлично справляются с твоими задачами. Ты же им сроду папы, как-никак. Научил, что и как делать правильно.       — Отлично, уже скоро будут… Горжусь ими. Слушали. Внимательно. Первые пару месяцев им надо особо много еды.       — Справятся, у них же есть мы, — Наруто и сам обнимает его в ответ. — Отдыхай, ты устал, я же вижу.       — Да, я что-то сегодня ужасно вымотан со всеми этими проверками. Полежу с закрытыми глазами.       — Я буду оберегать твой сон, любовь моя, как всегда это делал.

These blood in the water these blood on my tears I watched could betrayed in the lies for years I know you will be not saying every word Even yours deepest dark secrets i have all been hurt I offer no mercy I after no grace I offer no mercy No one singing my believes I offer no mercy I got spiders in the shadow when you said my name These a cold when you camming to bloudout your flame I know you will be not saying every word Even yours deepest dark secrets i have all been hurt I offer no mercy I offer no grace I offer no mercy No one singing my believes I always bringing to my pain I offer no mercy And my family is me