Д(т)ело №137

Оставаться человеком — это далеко еще не быть собой.©

***

Are you insane like me? Been in pain like me? Если поднять свою голову вверх во время рассвета в определённый день, в определённое число и в определённое время, то можно наблюдать своими глазами явление. Луна в тот день считается в народе растущей, а планеты доходят до построения в своей орбите вокруг строения между этими двумя телами на небе. Они выстраиваются в одной прямой линии и соприкасаются в своей определенной схеме рядом с друг другом…       — Наруто? Узумаки сидит тем рассветом на берегу океана Калифорнии, смотрит на воду. Вода стоит мертвым штилем и ветер кожей не ощущается, даже мимолетно. Сидит в наушниках, объёмных, покрывающих всю поверхность ушной раковины, и слушает свою любимую композицию, совершенно один. Перебирает пальцами сыпучий песок и наблюдает, как его же пальцы собирают горсть минералов в ладонь.       — Наруто, ты слышишь меня? Bought a hundred dollar bottle of champagne like me? Он разжимает пальцы и смотрит, как содержимое из песка падает вниз. Оно развевается внезапно подхватившим порывом ветром по воздуху и расходится россыпью по пляжу. Смотрит задумчиво и обнимает себя обеими руками за плечи. У берега, на рассвете, кричат чайки, паря в воздухе; в такое раннее время на пляже совершенно никого нет, хотя обычно можно встретить парочку хиппи, которые любят кочевать ночами на берегу и петь свои песни под гитару у костра или переносных палаток. В этот день он находится на берегу пляжа в одиночестве, с термосом горячего чая в руках и курткой, которую расстелил под свое тело, чтобы холод песка не пронизывал его тело и не застудил органы. На часах 4:18 утра и можно увидеть вдали, на горизонте, судовые пароходы, если присмотреться внимательно.       — Мне кажется, он нас не слышит. Just to pour that motherfucker down the drain like me? Его телефон начинает вибрировать в кармане. Вздрагивая от неожиданности, он переводит взгляд в сторону вибрации — звонил Сай. Его искали всю ночь в тот день. Бабушка с дедушкой волновались, а от брата приходило множество сообщений, в которых он писал, что поехал его искать. В тот день они поругались в семье, каждый раз поднималась тема его личной жизни, и каждый раз Наруто не хотел ничего комментировать по этому поводу. Было ему двадцать три года тем летним рассветом.       — У Менмы уже столько лет отношения, а у тебя, Наруто, все еще никого.       — Бабушка, я разберусь со своей личной жизнью сам. — Наруто пытается улыбнуться, но, у него выходит не очень правдиво.       — Сынок, — Джирая устало выдыхает, смотря на своего внука, — мы просто хотим понять, что с тобой происходит, и сделать все возможное, чтобы лучше было для тебя. — Мужчина качает головой и смотрит на своего внука. — Может, у тебя какие-то проблемы и тебе нужно обратиться к психологу?       — Не нужен мне никакой психолог, — у Наруто дрогнули губы, — я разбе…       — Наруто, миленький наш и любимый, почему ты не хочешь нам довериться и просто сказать, как есть? — Цунаде смотрит на него с обидой. — Мы не заслужили твоего доверия или чем-то обидели тебя?       — Нет же… просто…       — Наруто, просто скажи нам, в чем проблема? — Менма хмуро смотрит на него, стоя в углу комнаты.       — У меня нет никаких проблем, — Узумаки раздраженно выдыхает и отворачивается в сторону окна, — можно просто меня оставить в покое?       — Нет? — Менма поднимает бровь. — Ты сбежал от Хинаты во время свидания, отказал Тен-Тен, а Мегги и вовсе сказал, что тебя заставили сюда явиться силой, из-за чего она расплакалась, и теперь у девушки травма!       — Я сказал, что со мной все в порядке, и меня задолбало, — он переходит на крик, — что всех вокруг волнует моя личная жизнь больше меня!       — Наруто, ты появляешься на всех наших выходах один… — дед его закуривает. — Ты понимаешь, что в обществе уже начинают думать касаемо тебя?       — Да мне плевать, что и кто думает! — слышится крик. — Оставьте меня все в покое!       — Наруто, не кричи на старших! — Менма с укором отвечает. — Мы же просто хотим понять.       — А ты заткнись и не поддакивай! — Наруто взрывается и смотрит на старшего брата. — Живешь спокойно своей жизнью? Вот и живи!       — Сынок, почему единственный человек, который тебя волнует — это Саске Учиха? Он же не…       — Не девушка. Понимаешь? Ты скажи нам — мы все поймем. Ну, или хотя бы постараемся.       — Да господи! — Наруто встает резко и идет в сторону кухни. — Что, если я гей или асексуал? Что тогда?       — Тогда тебе нужен психолог… — бабушка начинает плакать. — Это проблема, и с ней надо справиться и…       — Ты после возвращения из Японии всю спину себе набил, — подмечает Менма, — огромной лисой… это…       — Не очень красиво и не подобающе, — добавляет за него дед, — но это полбеды — ты чуть не утопил себя в этой ванне и заболел, нам отзвонили.       — Что хочу, то и делаю со своим телом! — Наруто заваривает свой чай в термос и идет в сторону прихожей.       — Наруто, ты не можешь делать все, что хочешь.       — Это почему же?       — Потому что это неприлично! — бабушка пытается объяснить внуку свое мнение.       — Ты будто убегаешь от проблем, понимаешь, брат? — Менма добавляет.       — Я? — Наруто смеется искренне, — Да это ты от них убежал и нашел отдушину в Шион! Скинул на меня все дела отца и умыл руки! С самого детства я подтираю тебе жопу! Не тебе меня учить и что-то говорить, ты понял меня? Ты пальцем не пошевелил для своих родителей, так что закрой рот, пожалуйста, святой и правильный ты наш! — он злобно орет и идет в сторону прихожей.       — Наруто, не повышай голос на брата! — Джирая бьет кулаком о стол. — Прекратите!       — Я повышаю? Да вы его всю жизнь какого-то хрена выгораживаете! Менма у нас словно баба какая-то!       — Наруто! — слышится укор сразу в двух голосах.       — Да что «Наруто»? Блядь, я с девятнадцати лет в отцовских делах, а этот нихуя мне не помогал! У меня даже порой нет времени пожрать, как универ окончил! Мне вообще все это было нахуй не надо!       — Наруто, хватит… ты же справляешься… мы просто… волнуемся.       — В чем выражается ваше волнение? В том, что вы мне каждый раз, как я приезжаю сюда, мозги ебете? Я в шестнадцати лет один живу! Мне нахуй не сдалось ваше волнение!       — Наруто! — Цунаде плачет. — Ну пожалуйста, мы как лучше хотим. У тебя огромный потенциал и перспективы, мы дали все, что ты хотел и тебе надо было.       — Только забыли спросить у меня, что мне надо, — выплевывает с желчью блондин, — а так все заебись! Знаете, что? Пошли вы все в… — он открывает дверь, — в нормальные рамки социального общества! Вы меня достали! Я больше не намерен появляться в этом чертовом доме, когда тебе уже посрать нормально не дают и ищут подвох в каждом твоем действии и фразе! До свидания! Он уходит и хлопает дверью их дома.       — Как же с ним сложно, — Цунаде выдыхает и устало садится на стул.       — В отца пошел, — Джирая обнимает ее за плечи, — у него характер Минато и с ним всегда не было легко. Он никогда меня не слушал.       — Вы проверяли его температуру сегодня? Would you use your water bill to dry the stain like me? Наруто отключает свой телефон и смотрит на луну и солнце, столкнувшиеся на небе, отпивает глоток не остывшего еще чая. Прекрасное явление. Досидит тут до окончания рассвета и поедет домой. Дома спокойно, дома можно быть самим собой и не перед кем не оправдываться, никому ничего не объяснять и выдохнуть. Он любил одиночество. Оно никогда тебя не осудит и будет вместе с тобой понимающе молчать. Достает пакетик с травой, молча делает косяк и затягивается во все легкие, даже без кашля, и выдыхает, прикрывает глаза. Запах гари и вонь разлетается по округу, окутывает его тело, вонь оседает на пальцах рук и наркотик бьет в голову. Ему все равно. Дерет горло беспощадно и глотку. Are you high enough without the Mary Jane like me? Выдох, еще одна затяжка, более глубокая. Прикрывает свои глаза в удовольствии и начинает качаться из стороны в сторону, сидя и смотря на океан. Звезды медленно начинают спадать с неба, он протягивает свободную руку к ним и сжимает ее в кулак. В голубых глазах отражается рассвет и они становятся оранжевато-розового оттенка. Еще одна затяжка, горло начинает неметь, губы тоже, и он смеется. Один в тишине, отводит руку с косяком в сторону, опрокидывает голову назад и улыбается, открывает свои глаза, в них видно восходящее рассветное солнце, и в его зрачках видится луна, которая так и осталась в небе. Он смотрит на дым сквозь слезящиеся глаза, который выпускает изо рта, и дотрагивается до него пальцами. Ложится на песок всем телом и чувствует, как немеет все его тело целиком. Do you tear yourself apart to entertain like me?       — Как же вы меня все, — он говорит тихо, смотря на небо, со смехом отчаянности и усталости, — заебали. Все.       — Да, она спала и находится в пределах нормы, мы дали ему жаропонижающее и на ночь поставили капельницу.

***

      — Зачем ты это сделал? — вопрос звучит сухо, строго, и на него смотрят внимательно пара человек, сидящих напротив в другой комнате допроса, в углу стоит Анко и смотрит на него то ли с непониманием, то ли с упреком. Do the people whisper ‘bout you on the train like me?       — Сделал — что? — он спрашивает спокойно и подводит к себе руки ближе, которые закованы в наручники, и под ногтями до сих пор сохранились остатки чужой, засохшей за ночь, крови.       — Зачем ты убил своего сокамерника, Саске Учиха? — спрашивает его мужчина и смеряет тяжелым взглядом.       — Своего сокамерника — я не убивал, — просто отвечает Саске, смотря на мужчину спокойно, — потому что мой сокамерник не вернулся в камеру, как мне обещали. У нас был уговор, вы его не выполнили.       — Это не означает, что ты имеешь право убивать заключенных! — срывается на крик женщина, на вид лет пятидесяти. — Ты совсем ахуел? Saying that you shouldn't waste your pretty face like me?       — Это была самооборона, — Саске даже бровью не повел, — он хотел изнасиловать меня в той камере, мне надо было молча подставить свой зад и ждать, пока он вытрахает меня во все дыры? — в его голосе звучит сухость. — Я, конечно, понимаю, что в тюрьме от недотраха у заключенных это нормальная практика, — он переводит взгляд на Анко, — но не для меня. Мужчина хмурится и женщина смеряет его презрительным взглядом.       — Ты нанес ему более десяти ранений в горло!       — Мне надо было наносить их в другое место? — Саске фыркает. — Извините, это первое место, до которого я успел дотянуться, когда он начал меня душить. У Саске на шее были синяки от удушья и отпечатки пальцев — это правда. Нашел труп в камере на утро охранник, который делал обход заключенных. Сначала раздался крик; Саске перевел на него внимательный взгляд, сидя абсолютно голым у стены, а потом прибежали и другие, заломали его и потащили в изолятор. После был душ из шланга у стены, потом были крики, и он оказался сидящим вот здесь. Не избили, и на том спасибо.       — На тебя повесят еще одно убийство, — говорит ему женщина спокойно. — Ты его убил специально. Саске смеряет ее презрительным взглядом и наклоняется вперед, держа наручники на столе уже, и смотрит на них спокойно, а после говорит:       — Докажите. — он выплевывает эти слова. — Попробуйте.       — Труп нашли в твоей камере, нечего доказывать, — мужчина говорит это ему с усмешкой.       — У него назначена была смертная казнь через месяц, не делайте из меня дебила, он и так был покойник, — он облизывает свои губы. — Я к нему не лез первым, не трогал его и ебать не хотел, в отличие от него. Ничего я не сделал. — Он проводит языком по своим зубам. — Он попросту ускорил свою смерть своими же руками, — его губы вытягиваются в неприятной улыбке, — точнее, вашими, потому что вы поместили его ко мне в камеру, в которой я пребывал с Наруто. Он не явился в нужное время, как мне было обещано. Законы я знаю прекрасно, у меня отличное, юридическое образование, вам меня не наебать. Одним меньше — одним больше, вам абсолютно насрать на тех, кого и так ждет смертная казнь или пожизненное. Или я не прав? Молчание в ответ.       — Мы соблюдали все соглашения нашего уговора. Мы подписали бумаги, обе стороны, на них стоят печати. При нарушении договора я имею право требовать адвоката и компенсацию за наебалово с вашей стороны, — Саске говорит с весельем, — уговор надо выполнять. А вы его нарушили.       — Такие были обстоятельства! Твоему дружку стало плохо во время проверки, это не зависело от нас! — кричит мужчина.       — От вас зависит все — это ваша больница и ваши работники. Если ему стало плохо — значит, это ваша вина. Он должен был вернуться обратно в камеру. Вовремя. And all the people say.       — Саске, — Анко смотрит на своего подопечного и сглатывает, — это было стечение обстоятельств, это не наша вина…       — То, что Дейдара полез ко мне и сдох в итоге — тоже было стечение обстоятельств и не моя вина. — Саске отодвигается на неудобном стуле назад, сидя в оранжевом комбинезоне для заключенных. — У меня не было никаких подручных средств, чтобы подготовиться к намеренному убийству, и вы, — он поднимает свои руки и указательным палец на сидящих напротив, — это прекрасно знаете. Всего лишь его телефон, которым он хотел меня выебать, для начала. Мужчина плюется и выходит из камеры допроса, и после него и женщина — крыть нечем. Анко смотрит на Саске, и тот смотрит ей прямо в глаза, не моргая.       — Зачем? — она смотрит на него с сожалением.       — Я уже ответил, почему. — Саске выдыхает и смотрит в потолок, и опять смотрит на нее, говоря низким голосом: — Где Узумаки-Намикадзе Наруто?

***

You can't wake up, this is not a dream You're part of a machine, you are not a human being       — Он еще не приходил в сознание? — Ибики смотрит на лежащего Наруто на больничной койке, к груди и кистям которого приставлены датчики по измерению пульса и сердцебиения. Лицо его бледно и кажется умиротворенным.       — Нет, — Темари смотрит на Узумаки и медленно качает головой.       — Вообще ни разу?       — Нет, — женщина отвечает тихо, смеряя Ибики тяжелым взглядом, — ни разу. Он глубоко спит и совершенно не хочет просыпаться.       — И сколько он так может пролежать? — Ибики выдыхает, садится в кресло напротив в палате. На часах уже десять часов утра — мало того, что они не продолжили обследования, так и Наруто был в каком-то полном… Вне зоне доступа.       — Мы не знаем, — к нему наконец выходит Канкуро, и Ибики впервые видит этого человека вживую. Каждый раз он общался с ним только через стационарный телефон, предпочитая оставаться инкогнито много лет. Поговаривали, что гений опасался людей и не имел никакого желания встречаться ни с кем лично, кроме своей семьи и персонала в семейном центре. И теперь — впервые вышел сам лично из своего сектора и смотрел на Ибики.       — Здравствуй, Ибики. Вот мы с тобой и познакомились лично, спустя столько лет сотрудничества. Он был высок, кареглаз, и волосы у него были острижены коротко, выбриты виски, на щеках были две прямые татуировки в виде линий, и пальцы его тоже были покрыты разными знаками, значение которых знал только владелец. Одет он был в черный костюм, напоминающий нечто вроде паранджи или спортивного костюма, который ему был крайне велик. Ему было за пятьдесят, в волосах просвечивалась седина, хоть и выглядел он очень молодо — никогда не скажешь, сколько ему лет на самом деле.       — Большая честь познакомиться с вами лично, — Ибики кланяется и протягивает ему свою ладонь, покрытую мозолями. Канкуро в знак дружелюбия, сжимает ее и, отпуская, переводит взгляд на Наруто.       — Дыхание у него стабильно, кислородную маску мы не поставили, но, если будет необходимость — поставим. Но пока что нам остается только ждать, когда его мозг и он сам решат снова с нами сотрудничать и общаться. — Он с интересом рассматривает спящего Наруто. — В моей практике такое случается впервые…       — То есть, никому до этого плохо не становилось во время тестирования?       — Нет, во время моего тестирования — нет, во время тестирования Темари тоже нет, пару людей тошнило у Чие, но это и неудивительно, у нее идут манипуляции током как в последнем этапе и процедура крайне неприятная для проверки более глубокой структуры нервов, но такую реакцию мы наблюдаем впервые, как и реакцию на наши обследования с Темари. Мы проанализировали показатели и зашли в тупик.       — Вы? — удивленно хлопает глазами Ибики. — В тупик? От чего?       — От того, что его мозг реагирует совершенно противоположно, нежели его тело. — Темари отвечает устало. — Если переходить с научного языка на простой, чтобы тебе было понятно — каждая его реакция отклоняется от нормы, словно…       — Словно его мозг — это один человек, — Канкуро смотрит на спящего Наруто и проводит рукой по своей шее, — а тело — другой, я такое впервые в жизни встречаю. За всю мою практику длиной в тридцать лет. Порой подсознание имеет над нами такую власть, которую мы осознанно не можем контролировать никак, даже если очень постараемся. Оно само выбирает по каким-то своим причинам, что нам показывать, насколько старые воспоминания и ассоциации воспроизводить перед нашими очами, в какую глубину нас помешать в попытках заставить наш мозг и память что-то вспомнить. Рандомно, и порой без какой-либо на то причины и подготовки, без предстоящего штиля перед бурей, всухую, сразу помещая тебя в водоворот, в который тебя забрасывает, не давая ни спасательный круг, ни предупреждая, что будет дальше, не давая никаких инструкций, как себя вести, и не давая даже малейших подсказок, как выбраться из этой воронки, пока ты в ней захлебываешься и тебя начинает затягивать в самый-самый низ. В глубину. В которой нет просвета вообще. Детство в детдоме у Сасори не сказать, что в тот год проходило плохо: о Наруто максимально заботились, ни в чем не обделяли, и в целом у него не было заядлых врагов. Дети в тот период своего взросления каждый по своей структуре мышления каждый попросту хочет получить больше внимания, за которое, исходя из большого количества присутствующих там, приходится бороться. Сасори пытался распределить внимание на всех своих подопечных равномерно, и поэтому Наруто его, как старшего, очень любил и уважал. Он не особо помнит уже имена детей, с которыми там провел год — лишь лица их порой возникали во сне, и некоторые события, связанные с тем местом, тоже. Саске он в тот период времени увидел лишь раз и каждый день сидел на лестнице в надежде, что этот мальчик в один день приедет снова, но Саске так и не приезжал. Мальчик, которого, кажется, звали Шино, постоянно следовал за ним словно по пятам и часто рассказывал ему о каких-то жуках, показывал их в огромном саду и рассказывал биологию каждого. Наруто считал уже тогда, что с этого ребенка вырастет отличный биолог. Был еще, кажется, среди них мальчик по имени Чеджи — такой полноватый, который все заедал горе непутевых, отдавших его родителей-алкашей в детдом, всевозможной едой, лишь бы заглушить боль и обиду на родителей. А еще была девочка среди них, но лишь ее лицо мелькало в отрывках его сумбурных снов, имени он так и не мог припомнить точно.       — Смотри, Нару! — Шино протягивает ему открытую ладонь летним, прохладным днем с самого утра, и Наруто, сидя на лестнице у входа в детдом, переводит взгляд на него. — Это бабочка. Красивая?       — Да, очень, — Узумаки кивает и всматривается в ее разноцветный окрас крыльев. — У нее пятнышки круглые везде.       — Обычно такие бабочки считаются ядовитыми, — задумчиво протягивает Шино, — но не эта, эта исключение. Она тебя не укусит, хоть и внешний вид выглядит ее крайне отталкивающим.       — Наверное, — Наруто щурится от солнца и улыбается другу, — с людьми так же. Вот дядя Сасори выглядит всегда хмурым и серьёзным, но, по сути, самый добрый человек, которого я встречал!       — Возможно, — Шино расправляет ладонь и дает возможность бабочке взмахнуть своими крыльями и улететь, — удивительное насекомое: они сначала всегда гусеницами рождаются, потом происходит этап превращения, если к тому времени их никто не успевает раздавить и они выживают, и после превращаются в такое вот прелестное творение природы.       — Мне кажется, дядя Сасори тоже стал бабочкой, — Наруто смотрит в сторону их детдома и улыбается, — прекрасной, у него часто грустные глаза, я замечал.       — Ты всегда был очень внимательным, Узумаки Наруто. Оба мальчика вздрагивают и оборачиваются назад — за ними стоит уважаемый всеми Сасори, опираясь на свою трость, и нежно улыбается детям. And all the people say       — Как ваши дела сегодня, дети мои? — его голос всегда был наполнен любовью и заботой. Сасори считал каждого ребенка в своём детдоме своим и относился к ним с любовью, заботой и нежностью, как настоящий отец. У самого него детей не было. Никто никогда не спрашивал, почему.       — Хорошо! — Шино быстро кивает головой.       — Погода сегодня прекрасная! — добавляет Наруто и смотрит на Сасори с улыбкой.       — Шино, тебя мой ученик Канкуро зовет, — слышится голос старика, — они приехали вчера и хотели бы с тобой познакомиться. Отойдешь к нему?       — Да! — Шино с радостью встает и убегает в сторону дверей дома.       — Наруто, пошли, прогуляемся по нашей поляне вдвоем, — Сасори кивает ему и нежно улыбается.       — Конечно, я с радостью! — мальчик встает и они идут по большой аккуратной дорожке среди распустившихся ветвей деревьев. В этом месте всегда было очень много зелени и различных цветов, которые были специально высажены в клумбах, чтобы дети могли ими любоваться и собирать в букеты.       — Тебе нравится у нас тут? — Сасори идет, хромая на одну ногу медленно, и Наруто идет рядом с ним в одном темпе.       — Да, конечно! — Наруто улыбается ему и Сасори ему кивает в ответ.       — Надеюсь, тебя тут за время пребывания никто не обижал? — он смотрит на него внимательно.       — Нет! Все очень добрые и любезные, — Наруто качает головой. — Были пару раз потасовки, но это мы пару игрушек не поделили с ребятами, а так все хорошо, — мальчик пожимает плечами и идет дальше.       — Тебя через месяц заберут твои бабушка и дедушка, им оправдали их запрос, и мы будем очень по тебе скучать, малыш, — Сасори кладет свою ладонь на плечо мальчика и задумчиво смотрит в сторону детдома. — Сегодня в наш приют приедут одни достопочтенные гости, они помогают мне спонсировать это место и делают все возможное, чтобы вам было уютно тут и комфортно.       — Замечательно! — Наруто искренне улыбается. — Я очень соскучился по брату и дому, — Узумаки счастлив.       — Познакомишься с нашими гостями? У них был долгая дорога сюда, они хорошие люди, — Сасори улыбается ему в ответ.       — C радостью! И поеду домой скоро! — в голосе звучат настоящая радость и волнение.       — Я буду по тебе скучать, малыш! Будешь навещать своего старика? — Сасори хохочет и наклоняется к Наруто, соприкасаясь с плечом мальчика своим, приобнимает его. — Я буду.       — Конечно, вы замечательный! — в глазах ребенка видна настоящая благодарность и обожание. — Я, как вырасту, хотел бы вам помогать с вашим приютом, и чтобы детям было здесь максимально комфортно, буду привозить лучшие игрушки сюда и вещи покупать! — он улыбается широко во весь рот. — Вы меня многому научили и я буду вам писать обаятельно! Обещаю!       — Тогда я счастлив, — Сасори нежно улыбается и встает, берет свою трость и идет в сторону дома. — Как нагуляешься, приходи — гости скоро уже приедут, и я хочу всех детей познакомить с этими замечательными людьми! Они как раз хотели усыновить тебя, я много про тебя рассказывал и про парочку ребят, но, к сожалению, уже не успели, так как ты наконец-то едешь к своим настоящим родственникам домой! — он говорит это с пониманием и искренней радостью за ребенка, и идет, хромая, по тропинке. Птицы в тот день пели громко и будто о чем-то спорили между собой, перекрикивая друг друга, вследствие звуки смешались в красивую мелодию из их голосов. Его хотели усыновить… Наруто сдержал свое обещание. Сасори он считал одним из самых любимых учителей в своей жизни и помнил как прекрасного и заботливого человека. Сасори рассказал ему и о своем несчастном детстве, во время которого потерял родителей и сам, что и послужило ему стимулом помогать другим детям всю жизнь и создавать куклы, который бы напоминали несчастным детям своих родителей. Он писал ему письма каждый год и получал каждый раз ответ, в котором Сасори рассказывал о детях, о тех, кто по итогу нашел свой дом, или о тех, кто остались тут помогать ему и работать, как выросли. Остались многие. Узумаки, как и обещал отсылал туда вещи и игрушки, которые выбирал и покупал лично с двенадцати лет, даже приезжал до лет двадцати трех лет сюда и обнимал старика крепко, а после они гуляли по поляне и разговаривали о жизни. Детский дом всегда был чист и опрятен. Дети выглядели счастливыми. И это не могло не радовать, наверное, это лучшее место для детей, которое Намикадзе в своей жизни встречал. Продолжалось эта традиция, пока в один день он не получил письмо в ответ перед своим очередным приездом, которое было запланировано и согласовано заранее. Его разбудил звонок женщины, которая со скорбью в голосе сообщила ему, что Сасори Акасуна скончался в своей кровати от тяжелой болезни. Какой — не разглашалось. После похорон его ученик воспроизвел из его тела куклу, точную копию, которая теперь, будто памятник, стояла в холле детдома и напоминала всем о таком великом человеке. Наруто лично был на его похоронах, и это был один из случаев, когда он действительно плакал от горя утраты такого прекрасного человека. Он положил огромный букет лилий на надгробие и поцеловал крест в знак почтения. Он точно не помнил тех людей, которые приезжали в тот день на знакомство, но лишь запомнил черные длинные волосы мужчины, который постоянно курил сигару, и второго с волосами цвета платины. Лица давно стерлись из памяти и так и не подлежали восстановлению. Он лишь помнит нежный голос второго, который наклонился к нему, улыбнулся и потрепал его по волосам в детстве, подмигнул ему и пошел по своим делам дальше. Именно они и хотели его усыновить, оба. От него стоял тоже запах табака и дорогого парфюма, и его руки были теплыми.       — Уже полдень, в сознание еще не приходил, — сухо читает ему отчет девушка и смотрит на Канкуро. — Ибики уже начинает паниковать, у них что-то случилось в тюрьме и они требуют его вернуть назад.       — Скажи, пусть идут пока нахуй со своими требованиями: мы не закончили, а мы должны закончить свою работу и только тогда, когда все обследования будут пройдены, Узумаки Наруто вернется обратно и ему будет прописано необходимое лечение, у него патология невропатии на лицо, тело совершенно не чувствительно, и я должен выявить причину. Принесите мне анализ крови. Я должен их тщательно изучить.       — Слушаюсь.       — Боюсь, — Темари смотрит на Ибики строго, — нам нужно оставить Наруто в центре еще на день, пока он не очнется и мы не закончим.       — Его дружок убил сокамерника! — Ибики курит нервно. — Потому что мы не вернули Узумаки на место, и… — он раздраженно выдыхает, — что, мне надо еще сутки подождать ваши обследования? Пока он не убьет еще кого-то? Вы в своем уме? У нас тут тюрьма, а не концлагерь, где убивали каждого за ошибку!       — Дайте мне номер телефона, соедините меня с его другом и я лично поговорю с ним и объясню, что к чему — боюсь, он вам попросту не верит, — Темари говорит медленно и спокойно. Ибики хмуро смотрит на нее и думает, что делать.       — У нас так не положено.       — Ибики, мне плевать, как и что у вас в тюрьме положено, — Темари усмехается. — Мей работает на меня, и оказалась у вас в правлении благодаря мне, если она будет выступать против моего решения, я просто лишу ее работы, и тогда у вас будет положено то, что я посчитаю нужным. Или вы все забыли, кто у вас на самом деле начальник? Это ясно?       — Предельно ясно, капитан. — Ибики фыркает и набирает номер, ждет соединения. — Привет, Мей, да, я знаю ситуацию, Темари сказала тебе угомониться, — он слышит крик из трубки и отодвигает ее от себя, смотря с жалостью на непроницаемое выражение лица Темари, — я дам лучше трубку ей.       — Мей, родная, привет — Темари улыбается и смотрит на свои ногти, лицо совершенно спокойное. — Во-первых, перестань орать, я не люблю громкие звуки, — голос Темари звучит сухо и грубо, — ты поняла меня? — Мей успокаивается. — Во-вторых, если ты не будешь выполнять мои приказы, ты вернешься на свою должность в самое начало системы, откуда я тебя вытащила на верхушку по собственному желанию, это предельно ясно? — в трубке слышно молчание. — Прекрасно, — Темари улыбается и переводит взгляд на Ибики, — а теперь будь добра засунуть ваше мнение всех там собравшихся экспертов, — она не может сдержать в голосе насмешку, — себе в жопу и соединить меня с моей Анко сейчас же. Спасибо. Ибики слушает внимательно и в который раз ловит себя на мысли, что понятия не имеет, сколько ей лет на самом деле. Темари молодо выглядела всегда, сколько он ее помнит, а помнит он ее лет двадцать уже точно.       — Анко, привет, моя хорошая, — голос Темари теплеет и она делает пару шагов в сторону, — Саске, — она пытается вспомнить фамилию, — Учиха рядом с тобой? Прекрасно, да-да, я знаю уже все, дай, пожалуйста, ему трубочку на пять минуток, — Темари проводит взглядом по Ибики еще раз, и он сжимается от этого взгляда и отходит в сторону.       — Да? — голос звучит грубо и настороженно.       — Саске Учиха, добрый день, вы меня не знаете, меня зовут Темари Казекаге, и я являюсь одной из глав вашей тюрьмы и центра, в котором находится ваш друг.       — И что вам надо? Где Наруто? Он у вас больше положенного времени и я волнуюсь за него…       — Да, я знаю и понимаю ваше волнение, — Темари понимающе кивает, — понимаете, вашему другу стало плохо здесь, у него проблемы с анализами и здоровьем оказались, нам нужен еще один день для тестирования, — голос спокоен, и она идет в сторону палаты Наруто. — Мы вернем его вам в целости и сохранности, в случае гаранта и в понимании к вашему недоверию, запишите адрес наш, и пусть Анко вам лично покажет, откуда я сейчас звонила…       — Я хочу его видеть. И знать, что он жив. Она отходит в палату Наруто, включает камеру и показывает Наруто:       — Он сейчас спит и не приходит в сознание, просто спит и мы питаем его тело всеми необходимыми элементами, чтобы ему стало легче. У него заболевание, которое может привести к параличу, и я надеюсь, вы знаете, насколько это может быть серьёзно. — Саске молча слушает. — Я всегда за своих пациентов и не в моих интересах, чтобы они болели и умирали, поэтому надеюсь на ваше понимание и здравомыслие, что вы не наделаете глупостей, пока мы пытаемся помочь вашему близкому человеку. — Она подводит камеру на показатели жизни на экране. — С ним все в порядке, у него лучшие условия в нашей клинике. У вас есть какие-то вопросы?       — Спасибо, вы меня успокоили. Нет, — Саске выдыхает и чувствует доверие к говорящей: она не врет, это ощущается по вибрациям ее голоса. Впервые ему кто-то не врет в этой дыре.       — В случае чего, вас привезут сюда лично мои люди, и я вам даю гарантию, что вам никто не навредит, — она говорит спокойно и слышит, как Саске успокаивается, — я буду держать вас в курсе, и вы можете в любое время звонить по этому номеру и брать телефон Анко, узнавать новости о вашем друге и быть спокойным. Если вам будет отказано — а я узнаю об этом, — половина людей больше не будет работать в месте, где вы находитесь. Вы поняли меня? — она говорит нежно и спокойно.       — Спасибо, — Саске говорит с искренней благодарностью.       — До встречи, Саске Учиха, — Темари нажимает на кнопку отбоя, идет в сторону надзирателя и возвращает телефон Ибики. — Все в порядке. Никто никого убивать не будет, — она смеряет его пристальным взглядом. — Вашему отделу и тебе в том числе пора бы уже научиться общаться с заключенными не как с мусором и какими-то уродами, а как с нормальными людьми. Учитывая статистику, половина находящихся в заключении, как правило, невиновны, и неудивительно, что у них агрессивная реакция на ваши методы и отношение к ним, как к общей массе, — ее взгляд сужается. — Система давно пошла вперед и наша страна гордится этим, а вы все еще работаете старыми методами и закалкой, будто пересмотрели фильмов о тюрьмах, ведете себя как примитивные животные, от чего и страдаете. Пора бы уже научиться себя вести правильно и иметь хотя бы чуточку понимания по отношению к другим людям, — она фыркает. — За что бы человека ни посадили за решётку — он не животное, он все еще человек, как и ты и все у вас в отделе, вы возомнили себя выше их, от чего — непонятно, а после обсираетесь и не знаете, что же вам делать. — Она садится рядом с притихшим Ибики. — Скажи мне, Ибики Морино, может, мне и моему отцу стоит пересмотреть отдел кадров и сделать глобальные изменения в вашей тюрьме и поставить туда своих людей, которые обучены лучше, моложе и имеют другое мышление, и в которых я буду в точности уверена и буду знать, что именно из-за них никто в тюрьме не умрет больше?       — Я все понял, — Ибики чувствует себя максимально неловко, будто его отчитал в школе учитель за плохое поведение.       — Понять и применить на практике — две разные вещи, — Темари смотрит на него спокойно. — Когда я буду видеть результат и мой отец не будет нервничать — а моему отцу нельзя нервничать, — она поджимает губы и качает головой, — тогда я буду уверена, что ты понял, а пока не бросайся такими громкими словами и подумай о своем поведении, чего и твоим коллегам советую. Свободен. — Она встает и молча уходит в свой кабинет, оставляя притихшего Ибики одного. Никому не приятно, когда кто-то сжимает твои яйца и выворачивает их наизнанку, особенно женщина. Особенно, когда она — твой настоящий начальник.

***

You can't wake up, this is not a dream You're part of a machine, you are not a human being Саске нажимает на кнопку отбоя вызова, сидя уже в полдень напротив Анко в кабинете допроса, и протягивает ей телефон в руки. Она его молча забирает и сует в карман своего пиджака — там держать его будет надежней. Она замечает, что после разговора с Темари Учиха стал более спокоен и менее агрессивен, даже можно сказать — расслаблен. Темари всегда умела подбирать правильные слова и внушать доверие, не зря она отучилась еще и в университете на квалификацию психолога, помимо криминалистики, что только являлось вспомогательным рычагом в ее непростой профессии.       — Ты услышал все, что хотел?       — Да, вы будете давать мне телефон для звонка, когда я посчитаю нужным, — Саске говорит с нажимом на свои слова, кисти его рук уже освободили от наручников в кабинете допроса, и теперь он мог спокойно сидеть в своем кресле, одетый все еще в этот оранжевый комбинезон с его личным номером заключенного.       — Мы можем продолжать? — Анко отпивает кофе из кружки и тянет руку в сторону диктофона.       — Не, пока Наруто не вернулся — нет. Я не продолжу свой рассказ дальше, но… — Саске кивает и смотрит на кружку с кофе, стоящую перед ним. Как в тюрьме, тут до абсурда просто: ты убил человека, привел доказательства, после получил возмущения, а после позвонила тетя с верхушки и все уже и забыли, что человек пару часами ранее испустил свой последний дух в камере. Унесли в морг и закрыли на все это глаза. Чем меньше проблем, тем лучше. Списали на остановку сердца, никто и спрашивать не будет об очередном сбрендившем маньяке. Вот такая система правосудия, которой, по сути, здесь не существует — только ее вид, который они все пытаются создавать, чтобы не лишиться работы. Жалкое зрелище.       — Я расскажу, что было дальше в тот день о других, и немного о наших отношениях с Наруто.       — Ну хорошо. — Анко нехотя выдыхает. — Вернулись ли твои друзья, — Анко перелистывает бумаги с записями и останавливается на своих пометках красной ручкой, — Сай, Джуго и Суйгецу в тот вечер домой?       — В тот вечер — нет, они вернулись на утро… В общем, Ино и Карин остались остерегать нас сверху, остальные, как и были пропавшими, так и остались, а мой брат, он…       — Итачи? — Анко переспрашивает и рисует схему на голом листе бумаги.       — Да, он так и не явился домой в тот вечер. СКАЖИ ЕЙ ПРАВДУ СУКИН ТЫ СЫН!!! Вихрь происходящих в том доме событий разделился дуновением на две стороны, вернемся немного назад. Саске стоит в камере, смотрит на себя, который говорит с Анко, и выдыхает от беспомощности, сжимая свою голову руками от собственного крика, сползает по стене кабинета вниз и кричит, орет, срывает свой голос, но никто его не слышит. Вообще никто. Он совершенно один. Как и был в том совершенно один.       — Узнаю кого? — Саске стоит и смотрит на Изуну непонимающе. — У меня нет времени никого узнавать, мне надо найти моего брата, он пропал и не выходит на связь! Обито с Какаши переглядываются и раздается телефонный звонок внезапно, от чего Обито, извинившись, уходит в другую комнату и отвечает на вызов. Изуна с интересом смотрит на Саске, а после на Какаши.       — Ну слушай, Саске, ты можешь поиграть в прятки и попытаться найти своего старшего брата, вдруг получится, но, как ты уже понял, в этом доме его нет. — Он смотрит на Какаши с усмешкой и опять переводит взгляд на хмурого Саске. — Может, тебя брат просто бросил и наконец сбежал от тебя?       — Он не мог так сделать, — Саске фыркает и качает головой, — не мог так сделать он.       — Может, ты его настолько достал быть ношей на его плечах, — задумчиво говорит Изуна, наслаждаясь агрессией Саске, — что он, наконец, решил избавиться от тебя и начать жить заново?       — Не говори так, — Саске сжимает кулаки, — ты вообще его не знаешь, и не надо сравнивать моего брата со своим!       — Мой брат никогда меня не бросал, — Изуна трет свой подбородок и заправляет длинные волосы за ухо, — он никогда меня не предавал и всегда был рядом, даже когда нас разлучили, он меня нашел и вернул домой, — Изуна отпивает глоток чая из кружки, который уже остыл, — мой брат никогда не предавал меня и не использовал в своих целях, как тебя твой.       — Заткнись! — Саске вскрикивает. — Ты ничего не знаешь даже о нем…       — Да? — Изуна невинно хлопает глазами, и Саске, всматриваясь в него, в очередной раз пугается до мурашек, насколько они же с ним похожи. — Не ты ли орал своему брату в лицо, что он предал тебя, и с детства, — он переводит взгляд на притихшего Какаши, — напомни мне, дорогой, что тогда сказал Саске своему брату?       — Трахал, — отвечает тихо Какаши и уходит в сторону Обито.       — Растлил! — смеется Изуна. — Не будем использовать такие грубые слова, как Какаши. Саске срывается с места и вжимает Изуну в стенку у стола.       — Заткнись, ты, сукин сын, — он шипит в лицо Изуны и видит лишь смех в его глазах и искреннее веселье.       — Это на тебя так таблетки сейчас так действуют, про которые ты орал тоже, или поставленный диагноз, что ты, — Изуна выдыхает слова с особым наслаждением, — ненормальный?       — Ты ж мразь, — то ли смеется то ли рычит Саске, — вот ты мразь, куда ты дел моего брата, говна кусок?       — Научись разговаривать со старшими, сосунок, — Изуна моментально меняется в лице и со всей силы сжимает больную руку Саске и задирает его кофту вверх, — болит рука? Саске вскрикивает от боли и пытается освободиться от захвата. Изуна смотрит в его глаза с наслаждением и наклоняет голову вбок, нажимая пальцем прямо в кровоточащую рану.       — Ну надо же, болит, ай-яй-яй.       — Отпусти! — воет Саске и боль стреляет прямо в его голову. — Отпусти меня!       — Разве мой брат тебе не говорил ее перевязывать? Вдруг, — он сжимает свой локоть и проникает внутрь открывшейся снова раны, — что-то да попадет внутрь — мой палец, к примеру, или инфекция… — смотрит он на Саске бесстрастно и второй рукой проникает, подносит палец к губам, прокусывает свой палец, облизывает его и пролезает им внутрь тоже, — и будет, — он пролезает пальцем еще глубже, и Саске орет во весь голос, перед глазами летают мушки, он сейчас потеряет сознание от ужасной боли, его кожа рвется еще сильнее… — станет еще хуже, и, не дай бог, руку придется ампутировать.       — Изуна, хватит! — резко перебивает его стоящий в дверях Обито.       — Так я только начал, — скучающе говорит Изуна, все еще держа Саске, который от боли спустился на колени перед ним и тяжело дышал. — В смысле, уже хватит?       — Папа звонил, нам надо съездить к нему, — Обито говорит, спокойно смотря на полуживого Саске. — Отпусти его, он и так никакой уже.       — Ну раз дедушка звонил, — досадливо отвечает Изуна и вынимает резко из раны Саске пальцы, от чего кровь начинает фонтаном литься из вены на пол, и переступает через него, лежащего на полу и стенающего. — Значит, — он облизывает свои пальцы и смотрит в глаза Какаши и Обито, и внезапно для всех улыбается самой добродушной улыбкой, — хватит. Старших слушать надо, это правильно. Какаши смотрит на лужу крови под Саске и отворачивает взгляд.       — Вы уберите за ним тут, он, кажется, обоссался от боли, — Изуна говорит спокойно, — я съезжу к вам, проведаю дедушку, соскучился, — он облизывает все свои пальцы и смотрит на Обито и резко меняется в глазах, берет ножницы, обрезает длину волос, как у Саске, — а потом вернусь в дом к этим долбоебам и поиграю в этого дебила. Через полчаса выезжаем. Он поворачивается к отключившемуся Саске на полу.       — Ради бога, дайте ему уже что-нибудь, травки там или еще какое-то говно, и руку перевяжите, залейте крови в него побольше, чтобы он не испустил дух раньше времени… он еще своего брата увидеть должен живым, так же неинтересно будет, — фыркает Изуна и выходит во двор. Погода стояла прекрасная на улице. With your face all made up, living on a screen Low on self esteem, so you run on gasoline

***

      — Если что, мы позовем вас еще раз, а вы дождитесь нас там, наверху, пожалуйста. Нам нужен кто-нибудь, чтобы охраняли дом. Так сказал Наруто, и Карин с Ино поняли его без слов. Конечно, хотелось спуститься туда и быть с ними — всегда ощущаешь себя безопасней в кругу друзей, нежели когда разделен с ними. Но мысль Наруто была трезвой, им нужно было оставаться наверху. Они вдвоём сидели прямо у открытого люка в подвал, Карин по итогу принесла бутылку вина и, сев напротив Ино, налила спиртное в оба пластмассовых стаканчика и отпила первой.       — Так, по крайней мере, веселее будет и не так страшно, — она комментирует свои действия и Ино кивает ей.       — Да, ты права. Позвонишь Джуго? — она смотрит в сторону подвала. — Они уже уехали несколько часов назад и так еще и не вернулись. Магазины, должно быть, уже закрыты, судя по времени. Карин выдыхает и смотрит на свои наручные часы: уже и вправду полночь, разве что круглосуточные магазины открыты, или заправки, но есть ли они вообще в этой дыре — она понятия не имеет.       — Я… — Ино сглатывает и поджимает губы, — я Сакуре позвоню, может, они просто… — она достаёт трясущимися руками свой телефон. — Просто обиделись на нас, уехали обратно и бросили нас, или к этому Хашираме уехали… я… — она открывает свой телефон с крышкой и видит их общую фотографию на заставке и всхлипывает. — Я не знаю. Я правда… Карин кладет свою ладонь на плечо Ино и смотрит на нее понимающе. Она правда понимает, каково это — допустить мысль, что человек, которого ты всю жизнь любил, предал тебя, или, что хуже, вообще умер. Она вспоминает эти новости из газеты и пытается отогнать мысли в сторону. Они живы, это разбились другие люди, и у них не поехала у всех коллективно крыша. От горя.       — Позвони, — она кивает и смаргивает сама, — конечно, позвони, — ее голос тихий и она встает, — я выйду на улицу, подышу воздухом и позвоню ребятам, я обязательно вернусь.       — Нет, — Ино сразу хватает ее за руку в ужасе, — нет, пожалуйста, не уходи. Пожалуйста, ты одна у меня тут осталась.       — Ино, — Карин наклоняется к ней на корточки и целует ее в лоб, — я никуда не денусь и не брошу тебя здесь одну — я просто подышу воздухом и позвоню, если тебе будет спокойней, я оставлю открытой дверь.       — Оставь, пожалуйста… оставь. — Ино кивает резко и быстро. — Мне так будет спокойней…       — Хорошо. Дверь, как Карин и обещала, осталась открытой, несмотря на ночную прохладу, которая начала медленно проходить сквозь открытое пространство и задувать внутрь дома. Она стояла на крыльце дома, на котором автоматически загорался старый датчик фонаря, освещая местность и давая хоть какую-то видимость среди темноты в округе. Под ночь поднялся густой туман и заслонил всю область видимости дальше двух метров. Карин, держа одной рукой сквозь пальцы тлеющую сигарету, набирает сначала номер Суйгецу — тот не берет трубку, что было крайне нормальным для этого человека: он редко когда слышал телефон и часто ставил его на беззвучный режим, дозвониться до него было чем-то сроду удачи. Поэтому она, недолго думая, набирает номер Джуго, и слышатся долгие гудки. Наконец, когда она уже потеряла надежду дозвониться ему, трубку взяли.       — Алло? — Карин резко замирает. — Алло, Джуго ты слышишь меня?       — Д… да, — голос звучит в помехами на той части провода и она прижимает телефон ближе к уху, чтобы вслушаться в слова друга.       — Ты слышишь меня, Джуго?       — Да.       — Где вас, черт возьми, так долго носит? — она пытается говорить не слишком громко, чтобы не пугать Ино. — Вы скоро?       — Да.       — Что «да»? Ты можешь говорить что-то, кроме «да»? — она хмурится и отходит еще на пару шагов в сторону крыльца. — Где вы?       — Мы у… Карин слышит, как кто-то вырывает у Джуго телефон, и слышен спокойный голос на другом конце трубки:       — Это Сай, привет, Карин, — голос звучит с ужасными помехами, будто они говорят через какую-то скважину в двери.       — Где вы, черт возьми? — она начинает не на шутку волноваться. — Уже за полночь! Вы нашли лестницу? Вы были в магазине?       — Мы не нашли, поэтому поехали к Данзо и попросили у него, ждали его, когда тот вернется с работы, дождались, — слышится какой-то смех чужой на фоне, — ну мы выпили немного и приедем завтра.       — Ты ахуел? — Карин вскрикивает. — Твои друзья заперты в подвале, а ты с кем-то квасишь там? Ты ничего не перепутал? Им помощь нужна!       — Им не помешает побыть вдвоём и проветрить свои мозги. Мы вернемся завтра, уже слишком темно и фонари выключены в округе, мы не доедем!       — Да плевать мне, что выключено, что нет и… — опять трубку кто-то выхватывает, и Карин слышит незнакомый для себя голос.       — Доброй ночи, Карин, да? Твои друзья у нас, они приедут под утро, когда мы найдем лестницу у моих друзей, — слышится спокойный голос, на заднем фоне ржет Суйгецу, явно пьяный. Карин от этого умиротворенно-сладкого голоса начинает от злости сжимать пальцами трубку сильнее и открывает рот, чтобы что-то сказать, как ее сразу же перебивают:       — Ты же не хочешь, чтобы они потерялись или, не дай Боже, разбились в темноте? Карин замирает и смотрит в сторону открытой двери дома и опять поворачивается в темноту.       — Слушай, ты…       — Данзо, — добавляют из другого конца трубки, — приятно познакомиться, Карин Узумаки.       — Данзо, — она добавляет севшим голосом, — если с ними что-то случится или, не дай боже, они не вернутся домой под утро, поверь мне, — она шипит в трубку, сжимая ее до боли, — я приеду в твою деревню, я найду тебя, и лучше тебе не знать, что я с тобой сделаю, ты понял меня?       — Ваша подруга очень агрессивная, — выдыхает в трубку Данзо и качает головой, — Карин, я понимаю твое беспокойство, я тоже волнуюсь о своих друзьях и семье, я понимаю. Слушай, мои две подруги как раз заканчивают ночную смену от вас неподалеку, они местные и я скажу, чтобы они приехали к вам в дом, так вам будет спокойней вчетвером, они хорошие девушки.       — Нам тут никто не нужен! — шипит Карин. — У нас и так хватает проблем!       — Они помогут вам успокоиться — это их работа, до связи! — Карин слышит, как положили трубку и начались короткие гудки отдаваться из динамика в ее ушах.       — Дерьмо! — она вскрикивает и фыркает.       — Что такое? — слышится голос Ино, доносящийся из дома.       — Ничего, милая, — Карин выдыхает и старается улыбнуться в темноте и, поворачивая голову в сторону калитки, замирает. Она видит в темноте человека, стоящего именно там и смотрящего на неё, свет отпадает на его лицо жалким подобие света фонаря, и Карин, делая шаг навстречу, замирает.       — Саске? — она шепчет. — Са… — еще шаг Но человека, стоящего там, уже и след простыл. Она одергивает себя, качает головой, смотрит еще раз туда — никого, и возвращается в дом. Пока мужчина стоит у калитки и продолжает спокойно смотреть ей вслед. Он наклоняет голову вбок, проводит взглядом по всему дому и с интересом рассматривает второй этаж. Из среднего окна на него стоит и смотрит мужчина. Стоящий на улице поднимает с улыбкой на лице руку вверх в знак приветствия, но человек в окне лишь хмуро опускает взгляд и уходит, так и не поприветствовав его. Он стоит так еще минут пять.       — Ино, — Карин говорит тихим голосом и прикрывает за собой входную дверь, — ты позвонила Сакуре? Неджи? Менме? Ино качает головой и, поднимая на нее взгляд полный слез, отвечает:       — Да, только до каждого я дозвониться не смогла, телефон отключен, кроме телефона Менмы, он не берет.       — А другим? — Карин опускается на пол спиной к двери и выдыхает.       — То же самое, — она сжимает свои плечи руками. — Карин, — она поднимает на нее свой взгляд и всхлипывает, — Карин, мне страшно… а что, если они все действительно… Карин быстро встает, подходит к Ино и сжимает ее в объятиях, успокаивающе гладит по спине.       — Все хорошо, детка, не думай об этом, с ними все хорошо, они просто… просто… Просто обиделись на нас, скорее всего, и до сих пор играют в свою сраную войнушку.       — Тише, — она сжимает ее сильнее, — тише, моя родная, — ее и саму потряхивает, — мы вдвоем, — и она улыбается ей, отстраняясь и смотря в ее заплаканные глаза, дотягивается до бутылки, — выпей, на, выпей, наши остались у Данзо и под утро приедут. Давай пока, чтобы нам не было страшно или скучно, расскажем друг другу свои истории. Ино пьет бутылку залпом и, кивая ей в тревоге, спрашивает:       — Какие?       — Да любые! — Карин пытается улыбнуться. — Пошли, — тянет ее за руку, и они садятся у стены вместе, — первое, что придет на ум. О жизни, о детстве, о счастливых моментах. О чем угодно, — она сама пьет из бутылки и облокачивается затылком о дверь, — время пройдет быстрее.       — Хорошо, — Ино шумно выдыхает и растирает своими ладонями щеки, — ты права, так будет лучше.       — Ты первая, — Карин улыбается ей и сжимает её руку, — начинай. Ино задумывается и переводит взгляд в сторону открытого подвала, в котором все звуки пропали, после опять на Карин:       — Мне будет проще, если ты будешь задавать вопросы, а я начну на них отвечать.       — Хорошо, — Карин смотрит на нее и кивает, — расскажи о своей семьей, о родителях и детстве… У тебя было счастливое детство?

***

Наруто, пребывавший без сознания до сих пор, отчего-то не хотел возвращаться в настоящий мир и часто хмурился, когда ему что-то вкалывали и медсестра меняла ему капельницу. Но не открывал свои глаза.       — Наруто? Он поворачивает свою голову в сторону звука и видит подходящую к нему Сакуру во время перемены универа; он сидел в столовой с Шикамару и обедал. Не сказать, что еда тут была высшего уровня, а если быть честным — полнейшее говно, но, порой, найти что-то съедобное все-таки удавалось. Наруто с Шикамару, отвлекшись от беседы друг с другом о шахматах, переводят на нее внимательный взгляд.       — Привет, Шика, — девушка кивает ему, и тот в ответ, она заправляет свои волосы в небрежный пучок и прижимает к себе книгу по английскому, — я присяду с вами рядом?       — Да, садись, конечно, — они оба кивают и указывают на свободный стул рядом с ними. — Что-то случилось? Сакура устало кладет свой учебник на стол и начинает перебирать в пальцах ручку, волнуется и, наконец, поднимая свои глаза, спрашивает тихо:       — Наруто, Саске вроде как твой лучший друг, — она начинает издалека и Узумаки ей кивает. Ни для кого не было это секретом: Саске и Сай — самые близкие его друзья.       — Так вот, я бы хотела спросить… Ты бы не мог нас с ним познакомить поближе там… и, может, ну… — она закусывает губу и не поднимает свой взгляд на Наруто все еще.       — Саске очень тяжелый человек, Сакура, — лаконично отвечает ей Шикамару, — очень. Зачем тебе это надо? Вы и так вроде общаетесь по крайней мере ближе, чем он с большей частью университета. Наруто молчит.       — Ну, мне он нравится очень и я подумала… — она резко краснеет и запинается. — Может, он бы захотел узнать меня поближе и встречаться со мной… Первым начинает искренне смеяться Шикамару и, сразу прикрывая свой рот, виновато извиняется:       — Саске?       — Зачем тебе это? — Наруто поднимает на Сакуру свой взгляд и смотрит на подругу со странными эмоциями во взгляде. Какими — непонятно пока что.       — Мне он давно нравится, очень давно, — девушка стыдливо вжимается в стул и оборачивается назад — мало ли их кто мог подслушать. — Я подумала, что, мало ли… Я ему тоже и он просто не показывает этого или стесняется признаться, он часто смотрит на меня во время наших общих пар. Да, это правда, Саске и правда смотрел в ее сторону, но только потому что Наруто сидел рядом с Сакурой на два сектора в аудитории ниже — их рассадили за болтовню по разным углам, — и теперь Учиха сидел рядом с Шикамару и играл с ним в интеллектуальные игры на бумаге, когда лекция приобретала крайне скучный для него характер.       — Ну конечно, — Наруто выдавливает из себя улыбку, — я… попробую с ним поговорить…       — Саске, — они оба курят во время перерыва между лекциями с Шикамару и Саем, стоя во дворе, — слушай… я хотел спросить, — Наруто отводит Учиху слегла в сторону от друзей и выкидывает окурок в урну.       — М? — Саске смотрит на него с улыбкой и внимательно. — Что такое? Погода сегодня классная, можем прогуляться после пар по парку, ты как? Свободен?       — Можем, — Наруто улыбается сразу, — но я не об этом сейчас, — он мнется и смотрит в сторону друзей. — Слушай, наша Сакура, она, в общем… — Саске мрачнеет, но продолжает слушать молча. — В общем, нравишься ты ей очень… и она бы хотела с тобой познакомиться поближе там… встречаться и…       — Нет, — моментально отвечает Саске и отходит от него на шаг.       — Почему? — Наруто удивленно поднимает свои брови. — Она вроде ничего, и умная.       — Она ничего, но мне она неинтересна, и если бы я хотел познакомиться с ней поближе, я бы уже это сделал. Мне нравятся Ино и Карин как друзья, но Сакура мне не интересна, и ни ебать её, ни разговаривать с ней у меня особо нет никакого желания, — Саске говорит это просто и зевает. — Это все?       — Но она влюблена в тебя, — Наруто говорит тихо. — Может, все-таки…       — Нет, — Саске отвечает сухо. — Она меня порой настолько сильно раздражает, что мне хочется пробить ее грудную клетку рукой в области сердца, чтобы она наконец заткнулась и остыла, — он отвечает флегматично. — То, что я ей нравлюсь, я понял еще давно, хотя бы исходя из писем на день Святого Валентина, которые она мне писала каждый год и я выкидывал их благополучно в урну. — Саске смеется и Наруто хмурится. — Передай Сакуре что мой ответ — нет, и мой совет ей — искать кого-то постарше, у нее на лицо дефицит отцовского внимания, а я ей никак в отцы не гожусь.       — Саске, это сейчас было грубо, — Наруто хоть и говорит с укором, но в глубине души чувствует облегчение. Он будто манипулятор, который пытается делать благо, а на самом деле радуется каждый раз, когда выбирают его где-то в глубине своей души.       — Ты тоже порой бываешь грубым. Бедную Хинату вообще до нервного срыва довел своим отказом, но я же не убеждал тебя передумать и оценить ее четвертый размер груди, которая она хоть и скрывает за толстовкой, но только слепой не заметит.       — Ну да, тоже верно.       — Почему, ты, кстати, отказал ей? Неджи мне уже все уши прожужжал, какой ты пидарас, — смеется Саске и понимающе смотрит на Наруто. — Ранил Хинату в самое… — он смеется и поправляет себя, — сердце.       — Я не люблю большую грудь, — отвечает Узумаки, отводя взгляд в сторону, — у меня другой типаж.       — А тебе Сакура не нравится? В универе здесь вообще много хороших партий, — Саске закуривает и рассматривает проходящих студенток. Да, среди них было много красивых, умных и из богатых семей, которые послужили бы отлично партией для каждого, но ни одна не привлекала так, как должна была привлекать. А самые красивые для них девушки были их две подруги — Карин и Ино, последняя из которых была открытой лесбиянкой.       — Нет, — Наруто пожимает плечами, — в детстве, в классе втором, до тебя, нравилась еще, но потом как-то… Перенравилась. Саске хлопает его по плечу понимающе и подмигивает:       — Вот и у меня так же, поэтому пусть Сакура поищет удачу с кем-нибудь в другом месте. Наруто понимающе кивает ему и они возвращаются к Шикамару и Саю, которые уже заскучали, пока ждали их.       — Вечно у вас какие-то секретики от нас, — то ли в укор, то ли в шутку говорит Сай, и Шикамару пихает его в бок с локтя. — Ладно, погнали, нам на пары пора возвращаться.       — Да, пора бы возвращаться.

***

      — О семье, — Ино произносит эти слова с особой тяжестью в голосе и прикрывает глаза ладонью, — ну, хорошо. Это будет долгая история, — с губ слетает усмешка, и она, отпивая глоток вина, смотрит на Карин. — Ты, главное, тормози меня и задавай наводящие вопросы, я могу слишком углубиться и уйти куда-то не туда.       — Хорошо, — Карин кивает ей и садится напротив, чтобы видеть ее мимику и видеть ее все — так было удобней. Поправляет свои очки на переносице.       — Моя мама была ничем не примечательной женщиной, кроме ее красоты, и, наверное, на это и купился мой отец, который был очень серьезным и умным человеком. Он у меня один из исследователей центра гипноза в штате Вашингтон, там они и познакомились. — Она выдыхает. — Мама тогда по юности подрабатывала моделью для обложек журнала и и зарабатывала на жизнь лет так с пятнадцати. Была из богатой семьи из России, ее родители не придумали ничего другого, как отдать свою дочь в модельное агентство в надежде, что она построит карьеру, как, там, Наоми Кэмпбелл и другие, — она усмехается. — Но не понимали цену этой профессии от слова совсем — они хотели, чтобы их дочь была звездой заграницей. Средняя школа советского образования — и вали. Сначала она начала в местных агентствах, потом ее заметили и отправили в Италию, а после уже и в Америку. Ее родители говорили: чтобы стать звездой, тебе рано или поздно придется ложиться под кого-то, кто из тебя эту звезду сделает. Она была воспитана по-другому и всячески избегала этого, пока ее подружки уже вовсю блистали на обложках благодаря богатым спонсорам, загибалась и не могла себя перебороть. Хорошо это или плохо — судить не нам. Да, моя мама была русской, у нее был языковой барьер, из-за которого она ужасно комплексовала и пыталась выучить любыми способами. — Ино ловит на себе удивленный взгляд Карин. — Да, я наполовину русская и знаю русский язык. Моя семья была билингвальной, отец — американец, мама — русская по итогу. Моделей в то время часто водили на всякие психологические тренинги для того, чтобы они были более раскованными перед камерой и избавлялись от своих комплексов. В то время была в моде больная худоба, и поголовно все модели или доводили себя до анорексии ради карьеры, ради подиума, или, как моя мать, в порыве нервного напряжения объедались в своих номерах всем, чем только можно из холодильника, и после блевали и очищали свои желудки перед очередной съёмкой. Сейчас это называется булимией, и ты поймешь, почему я начала с самого начала. Так она прожила пару лет, до восемнадцати, в этом всем. Карин кивает ей и отпивает еще глоток, и на всякий случай бросает взгляд в сторону окна, чтобы убедиться, что там никто не стоит.       — Компания моего отца организовывала какой-то визит, и им нужны были проводницы — эскорт, если так можно было назвать, — Ино кривится. — Знаешь, ну, это та история, когда умные и замкнутые люди настолько посвящены своей работе, что у них особо и нет времени на личную жизнь, они в свет даже не выходят, только по крайней необходимости. — Ино разглядывает бутылку, которую держит в руках, и, не решаясь отпить еще глоток, ставит ее на пол рядом с собой. Какой-то ком к горлу подошел. — Ну и вот… их компания обратилась в агентство моей матери, и то прислало им пару проводниц на конференцию в Вашингтон на эти вечера. Спутницам отвалили много денег за это, конечно… И моя мать с дорожной сумкой и своими подругами села в самолет, и они оказались на той самой конференции и визите, на которой выступал мой будущий отец. Да, мой отец старше моей матери на пятнадцать лет. — Ино переводит взгляд на Карин и улыбается, и та кивает ей в ответ. — Но, ты знаешь, как мой отец говорил, любовь у него была с первого взгляда, и ему не помешало сделать девушке предложение спустя пару вечеров простых разговоров с ней, и жениться, по итогу, на такой молодой девушке.       — Она очаровала его? — Карин спрашивает задумчиво и отпивает глоток сама.       — Она поразила его своей чистотой, скорее, и наивностью, в отличие от других девушек, ну и тем… что говорила на ломаном языке, — Ино смотрит в глаза Карин и смеется. — Моя мама была девственницей в свои двадцать уже тогда, и у нее даже в голове не было мысли, чтобы пойти и переспать с кем-то по работе — это что-то сроду нормы, — она смеется громче. — В общем, она в основном была слишком скована, разговаривала на темы, которые знала и заучила, и не подпускала к себе ближе никого на метр. В холле было огромное количество людей: слишком громко, голоса доносились отовсюду и заглушали другие, накладываясь друг на друга.       — Алекс, что ты стоишь тут, как истукан? — девушка поднимает свои голубые глаза на коллегу и поджимает губы, отступает на шаг. Ее лучшая на тот момент подруга азиатского происхождения закатывает глаза и тянет ее за собой.       — Пошли, — девушка по имени Лин говорит громко ей, и вторая следует за ней. — Мей уже подружилась с местными, и тебе пора.< Забавно, как в своих двадцать лет у русской девушки две лучшие подруги по итогу остались: одна кореянка, вторая афро-американка, и она, русская и белокурая с голубыми глазами — такой вот был контраст. Всего их было семь: еще девушка Амилия из Парижа, ее каштановым кудрям в стиле каре завидовали все, она была высокой и плоской, как доска, но всегда выглядела очень привлекательно и стильно; Кейтлин из Италии была чистокровной итальянкой, тоже темноволосая, мать познакомилась с ней в агентстве Милана; так же с ними всегда в одной команде была девушка из Китая, Хай Нао Ли, очень милая миниатюрная девушка, и добрая, мать с ней хорошо общалась, но ей сложно было понимать восточный менталитет…       — И была еще одна девушка, — Ино смотрит в потолок, усмехаясь. — Мезуки, из Украины, на самом деле ее звали Марина, но такое имя ей дало агентство, — Ино переводит взгляд на Карин. — У нее были русые волосы по плечи и зеленые глаза, как у Сакуры. Она была высокой, выше моей матери, и у них сразу не сложились отношения — они вечно конфликтовали и делили территорию, и она была старше ее на год. Карин не совсем понимает это сравнение.       — Это мать Сакуры, — смеется Ино. — Да, мы знакомы с детства, к этому мы еще придем с тобой. В общем, приехали они на эту конференцию, и мать Сакуры сразу познакомилась с Кизами Харуно там же. Она была очень боевой женщиной, всегда хотела сразу выйти замуж и держать мужа с тисках, коллега отца обратил на нее сразу внимание и взял себе в спутницы. Мама Сакуры отлично владела тремя языками, в отличие от моей, и, следовательно, шла на контакт лучше, чем моя.       — Она, получается, там, как и твоя, нашла мужа? — Карин удивленно хлопает глазами и отпивает еще.       — Не совсем. Мама Сакуры — да, после этого начались ухаживания и после отношения, и она ушла из агентства и переехала в Америку, там и поженились. Потом родилась Сакура, а после папа Сакуры сбежал от них, так как характер матери Сакуры никто не мог выдержать — она слишком давила все время и обвиняла мужа, что именно он разрушил ее карьеру, он во всем виноват, и после чего стала перекладывать свои законы на Сакуру, сколько я помню ее. Потом она вышла замуж во второй раз, и у Сакуры появился отчим старше; что отец, что отчим были старше на лет двадцать, наверное, поэтому Сакуру и интересуют мужчины старше. Отец общался только со своей дочерью и давал ей все — от приемного ничего и не надо было. Казуки дочь свою очень любил и был всегда с ней мягок, и так мы и дружили через отцов, ходили в одну школу, в один университете и так далее. Он даже Сакуру хотел забрать в свой центр в Японии, но мать Сакуры настояла на том, чтобы та осталась в стране и выучилась на медсестру, что Сакура и сделала из уважения к матери, но что я о Сакуре-то… Карин протягивает ей бутылку и Ино отпивает еще.       — В общем…

***

      — Вы давали ему адреналин или еще что-то? — спрашивает Канкуро своих помощников.       — Его показатели сердца нестабильны, чтобы ему давать адреналин. Мы еще подождем, чтобы понимать, как он будет реагировать — вколем маленькую дозировку через час, когда и так высокий пульс нормализуется.       — Хорошо, — Канкуро смеряет взглядом врачей и спящего Наруто, — еще немного подождем.       — Сакура! — кричит Наруто, подбегая к ней в свободное время через пару дней после лекции. На улице, несмотря на сильный ветер, стояла жара да и после спорта он взмок весь. Девушка отворачивается от своих подруг, в группе которых стоит Ино, и машет Наруто. Он подбегает к ним запыханный и пьет воду из пластмассовой бутылки. — Привет всем, есть минутка?       — Да, конечно, — Сакура улыбается и поправляет сумку на плече. Ее волосы на свету всегда отдавали более персиковым отливом, выгорала краска и просвечивались светлые корни волос.       — Я поговорил с Саске, — он говорит быстро и Ино сразу напрягается, — тут такое дело, Сакура…       — Да? — она расцветает на глазах, и Наруто запинается сразу. И жалко ее, и как-то становится неловко сейчас взять и разбить ее мечты вдребезги, как когда-то разбились его собственные о желание жить полноценной семьей с родителями.       — В общем, Саске, он… — Наруто начинает и пытается подобрать нужные слова.       — Согласен? — девушка радуется и кидает быстрый взгляд на хмурую Ино. Она каждый день говорила с ней о Саске и постоянно спрашивала советов, как правильно подойти и что делать, но подруга так и не дала ей нормальный совет, а все, что дала, особый результат не показали на практике. Минутная тишина, и Наруто выдыхает. Соврать или сказать правду? Может, монетку бросить? Наверное, скажи он правду, она его возненавидит, то есть, Саске.       — Нет, он… — Наруто выдыхает. — Он просил тебя даже к нему не подходить с такого рода вопросами и просил передать, что ты ему не нравишься как женщина, и тебе нужен кто-то постарше. — Наруто переводит взгляд на Ино — та смотрит в пол из бетона их дороги. Сакура меняется в лице: сначала она краснеет, после бледнеет, и наконец, на ее глазах цвета зелени выступают настоящие слезы, которые она быстро смахивает пальцами и резко начинает розоветь от злости.       — Что ты ему сказал? — она кричит. — Что? Ты точно ему что-то сказал про меня дурное, Саске не мог такое сказать, он… он…       — Я ничего ему не говорил! — отвечает в защиту Наруто, и ему становится обидно за то, что обвиняют не Саске, а его самого.       — Это ты во всем виноват! — она срывается на крик и толкает его со слезами на глазах грубо в грудь. — Это ты, Узумаки, придурка кусок, что-то ляпнул, идиот! Наруто замолкает, смеряет ее тяжелым взглядом и резко убирает ее руки от себя:       — Руки убери, — Ино хватает ее сзади и кивает Наруто, и после добавляет он грубо: — Неуравновешенная истеричка. Наруто разворачивается и собирается уходить.       — Я истеричка? Да ты на себя посмотри! — Сакура кричит в слезах и начинает впадать в истерику. — К тебе ни одна баба не подходит! Может, вы с Саске и вовсе ебетесь? Я не удивлюсь и… — Ино держит ее и пытается успокоить. Наруто медленно разворачивается и, сжимая кулаки, вытягивает свои губы в тонкую улыбку, и его взгляд сужается, в голубых глазах отсвечивает яркое солнце.       — Рот свой, — голос тихий и спокойный, — закрой и фильтруй, что говоришь, поняла меня? Сакура резко замирает, и Наруто, смеряя ее тяжёлым взглядом, уходит. Ино в глубине души полегчало: она, хоть и знала Саске и его характер хорошо, так как была более близким ему другом, нежели Сакура, хотела убедиться лично, услышав ответ Саске своими ушами. Полегчало. Одной проблемой меньше. А Сакуру она успокоит. Всегда успокаивала.

***

      — Может, будем спать поочередно, и ты продолжишь свое повествование чуть позже? — Карин спрашивает уставше, смотря в сонные глаза подруги, по лицу которой видно, что она хочет спать и держится, начинает тормозить во время рассказа и тупить. Ино поднимает свой уставший взгляд на Карин — спать хочется ужасно, непонятно, сколько времени они сидят на полу у этого подвала, но уснуть нельзя, даже если они буду спать поочредно, — никогда не знаешь, сможешь ли ты проснуться вовремя и помочь другому, сможет ли тебя разбудить чужой крик, и по итогу есть вероятность… что, выбрав свой сон и отдых, ты сможешь остаться попросту один. В этом ебучем доме, в котором пропадают люди — совершенно один. Страх брал свое. И дело было не в чувстве собственной безопасности или страхе за свою жизнь — наоборот, страх был за человека, который находится рядом с тобой, стал тебе за короткий промежуток времени близок. В ней Ино увидела кого-то понимающего, ценного и близкого себе по духу — страх был за Карин, не за себя.       — Исключено, — резко говорит Ино, — я не хочу проснуться и узнать, что ты или пропала… или что еще хуже. Да и, помимо тебя, тут у нас еще два оболтуса внутри застряли, нам нужно сторожить их.       — Я пойду кофе заварю, — Карин соглашается с ней, — чайник на виду, за энергетиками надо сходить на второй этаж, сходим вместе, смешаем, и до утра нам сил должно хватить. Ино соглашается с ней — кофе точно лишним не будет.       — Ну или, как вариант, спуститься в подвал, прыгнуть и ноги сломать, правда, — смеется она, и Карин улыбается, — да… лестница сломалась некстати.       — Тебе с сахаром или без?       — С двумя ложками. Карин приносит им обеим кофе, где-то нашла плед, чтобы сидеть было на деревянном полу более удобно, принесла еще две старых кофты на пуговицах — непонятно, кому они принадлежали, но, в принципе, сейчас это не имело никакого значения. Она аккуратно накидывает на худые плечи Ино кофту и добавляет:       — Чтобы ты не замерзла: ночь на дворе, а мы все еще сидим у открытой двери. Ино смотрит на нее с благодарностью, тут и добавлять ничего не нужно. Бескорыстная забота — давно она чего-то такого не получала ни от кого, кроме своей матери, и это было очень приятно. С Сакурой девушка всегда была ведущей, и забота шла исключительно только от нее на почве какой-то только понятно для самой Ино верности и любви, а вот Харуно же привыкла получать все как должное. Так часто бывает, что человек, к которому направлено все твое внимание — любовь, или же забота, — в какой-то момент начинает воспринимать эти посылы как должное, привыкает и не задумывается ничего отдавать в ответ. Для него все твое поведение становится догмой.       — Спасибо, — Ино пальцами сжимает кружку кофе, которая еще горячая, но при этом не обжигает кожу.       — Да не за что, — Карин смеется и проводит по ней взглядом. — Не обижайся, но ты очень забавная — любую заботу воспринимаешь как нечто сроду фантастики… Хотя, по сути, это норма вещей. — Она садится рядом с ней и упирается затылком в стену, отпивая глоток сладкого напитка. Сладкое она терпеть не могла, но, чтобы не уснуть, сахар в их случае был необходим на данный момент — надо было хоть как-то взбодриться.       — Вы там живые? — она резко повышает голос, встает и подходит к открытому люку подвала.       — Сойдет, — кричит ей в ответ Наруто. — Тут говно какое-то везде написано на стенах, но, если что, мы будем орать, вы точно услышите! Наши еще не вернулись?       — Нет, — с выдохом сожаления отвечает девушка, — они вернутся под утро… Если вам что-то надо, кроме лестницы — ты кричи, я постараюсь найти…       — Нормально все, — Карин слышит более тихий крик Саске и успокаивается. Если Саске сказал, что все нормально — значит, все нормально на самом деле. Он никогда ей не врал за столько лет знакомства, он в принципе всегда был крайне прямолинейным человеком и, главное, честным.       — Почему ты такая добрая ко мне? — резко спрашивает Ино, смотря на Карин. — Мы с тобой как-то раньше не особо были близки, и я, признаться честно, даже и не предполагала, что станем. Карин замирает и закусывает свою нижнюю губу — привкус кофе остался на языке — и рефлекторно их облизывает, молчит и смотрит на кружку.       — Тебе ответить честно или…       — Честно.       — Ты мне давно нравишься, — она смотрит девушке в глаза решительно. — Как девушка нравишься давно, пару лет уже, — она усмехается. — Я прекрасно понимала то, что ты увлечена другим человеком, и поэтому как-то никогда и не проявляла себя никак по отношению к тебе, у меня такая политика — зачем мешать и навязываться?       — Я думала… — Ино в замешательстве хмурится, — что вы с Саске…       — Мы с Саске попросту лучшие друзья с немного странными отношениями между друг другом, — Карин отвечает с легкой улыбкой. — Он помог мне, я помогла ему, но мне никогда не нравились мужчины, а особенно после того, на какой почве мы познакомились с ребятами, я стала их бояться и избегать, — она смотрит в глаза Ино и сразу отвечает, зная, что та спросит: — Меня молодой изнасиловали трое, Саске меня спас, у меня был выкидыш, и в общем…       — Господи, какой кошмар… — Ино замирает. — В плане… извини… но…       — Все нормально, — Карин натянуто улыбается, — это было очень давно, и травму мою мне помог проработать Саске, показав, что не все мужчины такие уроды, как те, или же как мой отец, за что я ему очень благодарна. Я смогла подружиться с мужским полом — с Джуго и Суи, но полюбить мужской пол и перебороть себя в плане отвращения от контакта со своим телом кого-то чужого не смогла и не захотела.       — Можно, я тебя обниму? — в глазах Ино читаются настоящее сочувствие и печаль, понимание и сожаление.       — Обнимай, — с спокойной улыбкой отвечает Карин, — мне, наоборот, приятно. Ино сжимает ее в своих объятьях пару минут и проводит рукой по ее спине — хотелось подарить нежность и успокоение.       — Ну а… — Карин отстраняется, — почему такая осознанная лесбиянка? Никогда не нравились мужчины? Ино смеется:       — Ну… я еще не продолжила свой рассказ, но, забегая вперед, скажу: я долгое время считала себя бисексуалкой. Мужчины у меня были, только я не ощущала ничего того, что бы хотела от них во время секса. Физически — да, я же не бревно… Но, просто, знаешь, — она выдыхает, — мне важен эмоциональный контакт с человеком, а когда его нет — это не то, и мне посчастливилось — или, наоборот, не посчастливилось — влюбиться в Сакуру еще малой… И как-то что-то кроме нее у меня никто подобного рода эмоций не вызывал. Поняла я это только потом, ну, когда мы выросли и начался этот период взросления. Мне кажется, это был какой-то заеб на человеке, нежели сексуальная ориентация. Я любила ее настолько, что уже и не знала, как показать ей свою любовь еще, ибо она ее не замечала, — Ино смеется. — Обидно было, долго пыталась себя перебороть — там, переключиться на кого-то, даже пробовала встречаться и с девушками и с мужчинами, но все не то было, — она выдыхает и сжимается в кофте. — Вообще, наверное, такое пошло, когда я маме и папе призналась в этом, и они вместо того, чтобы меня поддержать, наоборот, отвели меня к психологу. Думали, это просто переходное, думали, пройдет. В общем, особо поддержки я не получила в этом плане в пятнадцать лет, и помню, тогда впервые в жизни наелась с горя, а потом пошла в туалет и начала блевать. Горло рвало ужасно, но… я почувствовала облегчение — настоящее, где-то внутри себя, не в плане того, что с меня еда вышла.       — Вон оно что, — Карин смотрит на нее с досадой. — Ты так напряжение снимала, получается?       — В точку, — Ино подмигивает ей. — Мама тогда меня стала таскать по модельным агентствам, как и сама в свое время, думая, мало ли — вдруг у меня выйдет воплотить ее мечту в реальность, которая мне нахуй не сдалась. Признаться честно… да, были приятны съёмки и внимание, и я даже убедила себя, что, может быть, так… Сакура на меня обратит внимание. Но проёб опять, — она смеется. — Ну и по итогу я решила это оставить как хобби и пойти учиться в центр папы и стать клиником. Мне это было гораздо ближе — себя понять хотелось с запозданием, конечно, не как все — сразу после школы, но гипноз мне нравился очень, и я хотела понять и себя и помочь другим. Каково было мое удивление, когда я узнала, что таких, как я — людей с подобной проблемой, много. Вот до сих пор учусь, отец решил из меня сделать преемницу, чтобы никто не знал… никому и не говорили… Оставалось играть свою роль и быть тупой моделью и сниматься в журналах ради заработка, чтобы не быть зависимой от родителей, по крайне мере не настолько, насколько бы я была зависима, если бы не работала.       — А я-то думала…слишком ты не тупая для модели-то, — любя, с шуткой отвечает Карин. — По-другому думаешь и на глупую не смахиваешь. Ты как-то меня именно этим и покорила… я же и сама детский психолог, свой своего за версту чует…       — Знаешь, что самое ироничное в этой ситуации? — Ино пытается улыбнуться. — Даже ты заметила, как и Сай, и Саске… А вот Сакура — нет.       — Почему ты все-таки приняла в этом доме все по факту и тогда со мной… ну, в общем…       — Проявила инициативу, поцеловала и переспала? — Ино смеется, Карин отводит взгляд. — Да потому что я не знаю, что в этом доме такого особенного, — она осматривает его окрестности изнутри. — Но, несмотря на весь странный пиздец, который тут происходит, и которому я пока не могу найти ни одного объяснения, он словно заставляет тебя посмотреть на вещи реальным и трезвым взглядом и просто их принять — нравится тебе или нет.       — Есть такое.       — Ты не заметила? Вроде и обычный дом, в ебенях каких-то… но как все грамотно показывают тут свои настоящие натуры, которые спали до этого годами, и все стремительно в отношениях между нами меняется. — Ино рассматривает потолок. — Может, это просто стечение обстоятельств и звезды сложились так, что именно в этом доме все стали проебываться… но он на меня повлиял сильно. Когда объявился этот Какаши — а такой мужик, как Какаши, не первый в нашей с ней истории, — я просто поняла, что устала и в этом нет смысла, я вижу больше и глубже, понимаю, что даже Какаши она нахуй не сдалась, а Сакура — нет. У нее заложенная модель поведения от матери, которая вечно от нее что-то требовала и внушала, что без мужика она никто и счастлива не будет… — Ино переводит взгляд опять на Карин. — Но я, как психолог, понимаю, что это билет в один конец. Помочь человеку можно только в том случае, если он сам хочет, чтобы ему помогли.       — …а Сакура не хочет, чтобы ей помогали, потому что в принципе не понимает, что с ней не так… и я, как-то просто наблюдая за всем этим, поняла, что я просто зациклилась и убиваю и себя этим и мешаю жить ей, зачем мне это надо? Дом мне дал понять, что я, скорее, зависима от самой идеи обладания человеком, а не от нее самой, потому что… — Она смеется и отпивает еще глоток кофе. — Потому что чем больше я на нее смотрела и анализировала, тем сильнее я поняла, что счастлива я не буду, даже если услышу то самое «да», которое хотела услышать. Потому что мы выросли, изменились, а я как-то даже и не заметила этого. Что мы попросту стали друг для друга чужими людьми. Мне Сай помог, на самом деле, когда мы с ним нажрались, и, слушая его, я поняла, что я не хочу быть, как он. Вот и все.       — Тебе не тяжело просто так взять и уйти от человека, с которым вы были бок о бок столько лет? — Карин спрашивает тихо.       — Кто сказал, что отказаться и уйти — это одно и тоже? Я просто выбираю себя, потому что я достаточно выбирала кого-то другого, кроме себя, а я у себя одна. — Ино улыбается ей. — Да, тяжело, конечно, но никто же не умер. А если и умер… ну тогда, как бы сейчас ни звучало ужасно, как говорит мой папа — так еще и лучше, страдать точно не по кому будет. Карин молчит.       — Понимаешь… — Ино улыбается ей и сжимает ее руку. — Мне не страдать хочется — мне жить хочется. Жизнь идет, никогда не знаешь когда она закончится, а умирая, я хочу, чтобы перед глазами пролетела моя жизнь, а не чужая, — человека, от которого ты был зависим, а свою ты просрал.       — Золотые слова, — Карин кивает ей сонно. — Я рада, что, как бы это ни звучало странно, этот дом и поездка тебе помогли разобраться во всем, или хотя бы дать первый шаг к этому.       — А возвращаясь к твоим словам, сказанным мне… — Ино смотрит на нее немного смущенно. — Я не обещаю, что я вот так вот сразу брошусь в омут. Я никого, по сути, не любила, но ты мне как человек нравишься, секс мне понравился тоже, да, ты хороша, — Карин издает легкий смешок. — Если ты хочешь, то… мы можем попробовать. Будет как будет, по крайней мере я бы хотела сделать счастливой и тебя, и себя — ты заслуживаешь этого, потому что ты на самом деле очень хороший человек, сильный и мне приятный. Карин отводит свой взгляд и думает. Да, это очень странный дом… но в тоже время очень судьбоносный, что ли.       — Ты знаешь, — она сжимает ее руку в ответ, смотрит ей в глаза, — у меня дерьмовый характер, мои мужики ко мне привыкли, я порой бываю очень угрюмой, порой доброй, иногда настроение скачет… но мы попробовать можем, если ты хочешь этого. Два психолога — детский и взрослый вместе, — это, как минимум будет точно интересно.       — Да, мне тоже так кажется, скучно точно не будет.

***

      — Наруто, — Темари проводит своей ладонью по его лбу нежно, — что же тебе снится такое интересное, что ты никак не хочешь возвращаться обратно? — она с интересом смотрит на скачущие показатели аппарата и, выдыхая, уходит в сторону двери. — Поспи, ты устал. Тебе надо отдохнуть. Выпивали они с Саем у него в общаге, в которой жили вместе, и в тот вечер решили что-то закупиться дешевым пивом, закусками и поговорить по душам, а также поиграть в приставку. Сай где-то нарыл хорошую, и Наруто впервые не было скучно нажимать на джойстик и бить противника.       — Наруто? — на пьяную голову спрашивает уже Сай, рассевшись в кресле-мешке, и смотрит на него пьяным взором.       — Чё? — Узумаки уплетает вторую пачку чипсов с сыром и переводит на него взгляд.       — Ты бы хотел себе в будущем детей? Семью, там, и все такое, — он закуривает прямо в комнате, окно у них открыто нараспашку. Наруто отодвигает пачку чипсов в сторону и вытирает руки мокрыми салфетками, смотря на них, думает. Ему никто и никогда не задавал этот вопрос вот так вот прямо.       — Да, я бы хотел семью и детей, двоих хочу, — он смотрит в сторону Сая, — а ты? Повисает молчание.       — Ой, это дохуя сложный вопрос, — смеется Сай. — Я думаю, с меня будет хуевый отец, и семьянин — тем более, — он хмуро смотрит в пол.       — Это почему же? Ты прекрасный друг, и качества не-мудака в тебе присутствуют в большей степени, чем мудака, — Наруто смеется, но улыбка его с губ исчезает, когда Сай переводит на него взгляд.       — Понимаешь… — он выдыхает и закусывает губу. — У меня нет представления о нормальной семье в принципе, так как и у самого не было нормальной семьи, — он сглатывает, — и я чертовски, до ужаса, до паники боюсь, что у меня пойдет или, может, появится такой же заеб и отклонение, как у моего ебанутого папаши.       — Какое? — Наруто садится рядом с ним на пол и протягивает очередную холодную бутылку пива — в голову дало хорошо уже.       — Мне надо еще выпить как минимум две, тогда расскажу, — нервно смеется Сай и, чокаясь с Наруто бутылками, отпивает половину сразу. — Ну а ты, если хочешь семью, чего всех девушек динамишь? Вон, Хинату до слез вчера довел. Наруто выдыхает и откидывается головой на стену, соприкасаясь с ней затылком, и пьет тоже из горла. Молчат.       — Да не нравится она мне.       — А вроде нормальная баба, — пожимает плечами Сай и пьет тоже, — и сиськи что надо, и жопа ничего.       — Да не в сиськах дело, — Наруто закатывает глаза. — Мне вообще большая грудь не нравится.       — Да мне тоже большие дойки так себе, но жопа накачанная — это красиво, — Сай усмехается. — Вот у Ино жопа красивая, но мы знаем…       — Да, — смеется Наруто, — Ино вообще красивая вся.       — Ну, а Карин? — Сай открывает вторую бутылку.       — Сай, ты идиот? — Наруто поднимает бровь.       — Что? Да красивая она.       — Она моя двоюродная сестра, дебил, — Наруто косится на него. — Да, я знаю, что она красивая и очень умная у меня.       — Блядь, извини, я забыл, братан, — Сай виновато пожимает плечами. — Ну извини, ну реально забыл.       — Проехали, — Наруто пьет еще. — Ну а тебе? Какие нравятся, и чего ты до сих пор один? Сай начинает кашлять — подавился.       — Мне? Ну, Ино и Карин ничего… но, а так я как-то не смотрел особо, если честно…       — Почему? — Наруто с интересом смотрит на Сая, и тот выдыхает, поднимает на него взгляд.       — Ты меня не ебнешь? — Сай смеется.       — Нет, с чего мне тебя бить? — Наруто смеется.       — Обещай, что точно не ебнешь, я серьезно, — он смотрит на него с беспокойством и пьет еще.       — Обещаю, — Наруто кладет руку на плечо лучшего друга и они чокаются опять и пьют пару глотков.       — Мне нравятся мужчины, — Сай замирает и ждет реакцию Наруто, который внимательно смотрит на него, и вместо реакции, которую он ожидал, он получает совершенно неожиданную:       — Какие? — Наруто смотрит на него еще более заинтересованно. — Ты никогда не говорил мне этого.       — Ну а вдруг ты оказался бы гомофобом и нахуй меня послал, я бы не пережил и повесился, — он смеется. — Я серьёзно.       — Что за бред? — Наруто возмущается. — Ты мой лучший друг, ты думаешь, меня волнует какой ты ориентации? Нет, не волнует, — он обнимает его и сжимает. — Главное, какой ты друг, а все остальное мне до одного места.       — Спасибо, ты меня успокоил, — Сай сжимает его в объятиях и отпускает. — Какие нравятся? — он задумчиво протягивает. — Ну, если честно, меня привлекают такие светлые, как Ино.       — Понятно, — Наруто пьет еще, и вдруг ему звонит Неджи. — Ща, погодь, ответить надо, что ему почти в полночь надо-то? Алло? Наруто спустя минут удивленно в молчании выключает телефон и смотрит в трубку.       — Ну чего? — Сай спрашивает.       — Нам надо будет на улицу выйти сейчас — он приехал и хочет то ли поговорить, то ли мне ебало набить, пока не понял, — он устало поднимается и смотрит на Сая. — Ну пошли, что ли, на разборки.       — Блядь, ну что за пиздец? — выдыхает Сай и встает с помощью протянутой руки. — Вечно кто-то доебётся, когда не надо.       — Будешь разнимать, если что, — ржет Наруто, спускаясь по лестнице общаги.       — Да ты его вырубишь в одного, и тогда уже я буду откачивать этого долбоёба, — Сай говорит спокойно. — Ладно, пошли.       — Ты вообще понимаешь, что сделал? — орёт Неджи, выходя из своей «ауди». — Узумаки?       — Я много чего в жизни сделал, — спокойно отвечает Наруто, пожимая плечами, и смотрит на Сая —тот стоит чуть поодаль. — Ты о чем конкретно?       — Ты, — Неджи шипит от злости, — обидел и унизил мою сестру! — он переходит на крик.       — Я ее не унижал, — Наруто поднимает бровь. — Я ей отказал и сказал, как есть.       — Ты довел ее до слез, мудила!       — Во-первых, я не мудила, — Наруто щурится, — а во-вторых, мне твоей сестре пиздеть надо было, что ли, я не пойму?       — Чем она тебе не в нос, мудак ты зажравшийся? — Неджи подходит к Наруто и толкает его в грудь. — Чего тебе еще надо? Бабок больше? Жопа больше? Сиськи больше, или что, блядь, тебе не нравится? Наруто не реагирует на толчок и принимает его спокойно в надежде, что друг скоро успокоится.       — Нет, мне просто она не нравится, и я не обязан перед тобой отчитываться, почему именно, ты мне не мама и не папа, — он говорит сухо.       — То есть, моя двоюродная сестра твоему брату в нос, а тебе моя сестра-красавица не в нос? — опять слышится крик.       — Да я не ебу, кому и что нравится и в нос, главное — что не нравится мне, — Наруто фыркает.       — Да ты ахуел, Узумаки!       — Нет, Неджи, — Наруто подходит к нему ближе и смеряет его взглядом, — это вы все вокруг ахуели и возомнили себе дохуя свахами и пытаетесь мне подпихнуть баб на каждом шагу! Когда я захочу — я выберу сам, отьебитесь вы уже от меня!       — Объяснись, Наруто Узумаки! Ты должен! — Неджи сплевывает на землю. — Чем тебе моя сестра не угодила?       — Может, мне тебе еще отсосать? — Наруто усмехается, и Неджи меняется в лице. — Что я еще должен сделать и кому что еще я должен? Нет, значит, нет! — он отступает на шаг. — И вообще, ты нам помешал, мы с Саем отдыхали, приезжать так невежливо, друг.       — Да мне похуй, что вежливо, а что нет! Моя сестра плачет! Моя! — он опять толкает его в грудь и Наруто сжимает губы.       — Еще раз толкнешь меня, и я тебя уебу, честно, — он говорит это с улыбкой. — И вообще, свою сестру подсовывать ко мне как шлюху — вот, что невежливо, я не заказывал эскорт на дом. Удар приходит Наруто в челюсть сразу, и второй — в глаз. Глаз заплыл. Наруто схаркивает.       — Вот теперь я тебя уебу, Хьюга, ты меня заебал, — после бьет со всей силы в ответ и начинает наносить удары, пока Сай его не отпихивает. Сидят они в комнате молча, протрезвел Наруто сразу. Сай ему принес лед, и они прикладывают его к челюсти, которая ноет, и потом к глазу.       — Ты как?       — Нормально, — Наруто выдыхает, — это должно было случиться. Надеюсь, мы друг друга поняли и понял он меня, что мне его сестра даром не сдалась, — он выдыхает и спрашивает. — Закурить есть? Сука, завтра буду выглядеть как говно. Сай протягивает ему сигарету, и Наруто затягивается. Сидят молча. Пьют уже виски.       — По поводу твоего вопроса, — Сай косится на Наруто и тот кивает. — Ну, про отца.       — Сай, мне хоть и врезали хорошо, но память не отшибли, — он смеется и сразу кривится от боли в разбитой губе. — И я не в говно, чтобы ничего не помнить, я всегда все помню. Один раз было такое, что не помнил, и то, это было в лет тринадцать, когда мы с Саске впервые в жизни напились. Я стащил спирт у бабушки и был такой потом пиздец, мы блевали оба так, что я думал, кишки из горла полезут, — он смеется.       — Дебилы, — Сай смеется.       — Да, было дело, но хуй с ним, ты начал, — Наруто делает глоток виски и переводит на него взгляд.       — Мои отец и мама жили порознь после развода, отец забрал меня к себе, — видно, что Саю тяжело говорить об этом. — Мне было шесть лет, вначале все было нормально и он водил домой каких-то шлюх; он военный был. А после, видимо, шлюхи перестали его удовлетворять и… — Сай отпивает пару глотков виски и кривится. — И, в общем, он переключился на меня. Тишина. Наруто переосмысливает информацию.       — То есть, — он делает паузу и смотрит на лучшего друга, — твой отец тебя…       — Да, Наруто, он меня ебал с детства, пока я не вырос и его не посадили за это на пожизненное, — Сай отводит взгляд и боится на Наруто посмотреть. Наруто приближается к нему, обнимает его всем телом и целует в щеку нежно, и после говорит шепотом в ухо, от чего у Сая мурашки пробегают по коже.       — Хоть твой отец был конченым пидарасом, и надеюсь, его там ебут во все дыры и он сдох уже, — слышно как он злится, — ты вырос прекрасным человеком и я тебя очень люблю и ужасно рад, что тебя встретил. Ты понял? Мне все равно, что с тобой это мудак делал, мы здесь и сейчас, и все это никак не влияет на мое отношение к тебе. У каждого скелеты в шкафу, и я никому об этом никогда не скажу, — он обнимает его дальше и гладит по спине. — Спасибо за откровение, я ценю это. Сай поджимает губы и обнимает его в ответ крепко-крепко и, шмыгая носом, отвечает:       — Я тебя тоже очень люблю. Пиздец как, ты самый прекрасный человек в моей жизни и самый ахуенный друг. Которого я никогда не брошу и любому глотку за тебя порву, — он выдыхает и гладит Наруто по спине тоже.       — Я тоже. Так они сидят в темноте и молчат.

***

      — Данзо? Мужчина поворачивается, сидя в полуночи в своей спальне, и читает какую-то книгу под светом ламп, сразу же закрывает ее и откладывает в сторону. Книга выполнена в полностью черном переплете из кожи, и на ней отсутствует название — единственное, что успел разглядеть Сай из-за скудного освещения.       — Ты чего не спишь? — он улыбается и осматривает своего нового знакомого с ног до головы. — Твои друзья уже спят как убитые в спальнях, я проверял.       — Мне не спится, — Сай смотрит в его глаза такого же оттенка, как и его, и садится на старую кушетку прямо напротив стены. — Можно мне задать тебе пару вопросов?       — Вот так вот сразу, — Шимура хохотнул, но одобрительно кивает и, поворачивая свое кресло в сторону нового друга, закидывает нога на ногу и смотрит на него внимательно. — Задавай, если хочешь и считаешь нужным. Сай задумывается на пару секунд, поджимает губы и наконец с выдохом волнения спрашивает:       — Почему ты так добр ко мне? И к моим друзьям? Ты нас совершенно не знаешь, по сути, но впускаешь в дом и оставляешь у себя, словно мы закадычные друзья чуть ли не с детства, угощаешь нас своей едой и выпивкой.       — Потому что я вас сам лично впустил в свой дом, разрешил, а если я разрешаю кому-то войти, значит, я уверен, — Данзо улыбается, — что никакого вреда вы мне или моим друзьям не причините. Вы мне кажетесь славными ребятами, как и твоя подруга, которая спала здесь в прошлый раз с Рин, — Данзо отпивает глоток воды из граненого стакана.       — Почему ты так в этом уверен? — Сай смотрит на него еще более внимательно.       — В чем именно?       — В том, что мы не причиним вреда тебе, нас же больше по количеству людей а ты сейчас тут один, — Сай хмурится, но зрительный контакт не прерывает. Данзо издаёт короткий смешок и прикрывает рот ладонью:       — Извини, это иногда у меня бывает неосознанный смех, порой не могу контролировать от волнения, — он выдыхает. — Ну, во-первых, вы и не сможете. а во-вторых, будем называть это просто обычным чутьем — я привык доверять людям и помогать им, видеть в них хорошее вместо того, чтобы бегать от них и подозревать всех во всех смертных грехах. Так же и психическую болезнь заработать можно, а оно мне не надо.       — Не сможем? — непонимающе спрашивает Сай, уловив именно это слово, которое бьет по ушам. — Это почему же?       — Потому что вам это не нужно, и вы пришли просить моей помощи, а не наоборот, — Сай улыбается. — Вы хорошие ребята, я же говорю, это просто видно сразу по человеку, и можно только по лицу понять — особенно по его глазам, что можно от него ожидать, а чего стоит опасаться.       — И что ты видишь в моих? — заинтересованно спрашивает Сай и даже наклоняется вперед, неосознанно вникая и стараясь слушать еще более внимательно. Данзо встает со стула, подходит к своему окну в комнате, резко закуривает и открывает его, чтобы выдыхать дым, смотрит на тусклый за окном фонарь и, наконец, поворачивается обратно к Саю. Тени падают на его лицо, и, скрещивая одну руку на груди, он придерживает себя пальцами за локоть, второй же держит сигарету.       — Мы похожи. Сай замирает и пытается понять сказанное.       — Похожи? Ты о чем?       — О глазах, манере поведения и мышления — мы с тобой похожи, ты мне очень напомнил меня самого когда-то, и поэтому ты мне и понравился. Себе я доверяю, почему бы не довериться человеку, который напоминает мне самого себя? Сай замолчал.       — Допустим. Ты дашь нам лестницу на утро и мы уедем? Данзо опять издает смешок:       — А ты хочешь остаться тут?       — Нет! То есть… я просто… — собеседник Данзо ощущает себя каким-то детективом-идиотом, роль копа у него выходит не очень.       — Нет ну… я, конечно, могу вас запереть тут до конца ваших дней, держать в подвале или увезти в лес… — он смеется. — Но зачем? И да, я шучу. Я просто хочу помочь вам, так как ночью здесь ездить и, тем более, куда-то идти действительно опасно.       — В вашем маленьком городке? — непонимающе спрашивает Сай и немного расслабляется на кушетке. — Что тут опасного?       — Поверь мне, — Данзо тушит сигарету о подоконник и оставляет окно открытым, подходит к Саю и садится рядом с ним, смотря на него сверху вниз, — именно маленькие городки, такие, как эти — опасные, тут пропадают люди часто, и если в мегаполисах вас начнут искать по государственным меркам и правилам, то тут приезжих никогда никто не ищет и не помогает, потому что вы чужие для нас. И вам тут не особо рады. Тут у всех свои устои и законы. Лучше сюда было, впрочем, вам не приезжать.       — Ты говоришь так… — Сай смотрит на него косо, — будто тут не обычный город, а военный какой-то, или местность с лабораторией, где ставят опыты на людях, — он нервно смеется. — Ну не может же быть такого, иначе сюда бы просто был бы въезд воспрещен. Не так ли? Или же все-таки так?       — Послушай, — Данзо сжимает его локоть, — это может звучать странно, но этот город, он… не совсем славный, и люди тут тоже ненормальные… понимаешь, они… — он подбирает нужные и правильные слова.       — Тогда почему ты здесь до сих пор? — возмущается Сай. — Почему ты не уедешь отсюда? Поехали со мной… Ты же хороший человек… зачем ты тут? Данзо меняется в лице, резко дергается и отстраняется от него. Сай замечает его странную реакцию и тем более ничего не понимает.       — Я… — он запинается. — Я не могу отсюда уехать.       — Почему?       — Я тут родился, — уходит от ответа Шимура и видно, что он врет.       — И что? Люди часто меняют свое место жительства.       — Я не могу уехать отсюда из-за одного человека, — Данзо отводит взгляд, — я не могу уехать, пока он здесь, и оставить его никак.       — Да что за бред? — Сай возмущается. — Почему ты не можешь?       — Вот ты, кажется, не можешь без своего друга, не так ли? — Данзо смотрит на него со странной эмоцией. — Ты не можешь психологически, да? А я просто не могу ни психологически, ни физически, ни по какой категории уехать, пока он тут. Даже если бы хотел — но я не хочу.       — Я не понимаю, ты взрослый мужчина, красивый и умный… почему ты не можешь? — Сай начинает повышать голос. — Ты же правда классный, я хочу тебя забрать отсюда, я же вижу по твоему лицу, что и ты хочешь тоже… ты не хочешь тут быть! Ты не такой, как эти странные люди вокруг!       — Отсюда нет выхода тем, кто тут родился, без тех, кто для них очень много значит… это очень сложно объяснить и ты ничего не понимаешь, но если я уеду — я умру… понимаешь?       — Да что с тобой не так? Кто тебя не пускает? Данзо молчит и смотрит на него с мольбой:       — Я просто не могу… — он смотрит на время. — Извини, мне надо работать и…       — Ответь мне на вопрос — это из-за Тобирамы? Данзо замирает. Стоит к нему спиной и молчит, медленно разворачивается и меняется в лице: на нем читается смесь боли, злости и отчаяния.       — Это имеет какое-то значение?       — Это он? — Сай стоит на своем. — Как и Наруто, да? Он для тебя, как для меня Наруто?       — Да, это он.       — Но почему? Я же могу без Наруто жить как нормальный человек. Да, больно, да, тяжело, но могу, мы можем помочь друг другу и…       — Ты не понимаешь. — У Данзо дергаются уголки губ. — Извини, мне правда надо работать, и тебе пора идти.       — Он угрожает тебе? Он тебя шантажирует? Что он тебе обещал? Он тебя подставил? Он тебя предал? Что он сделал? Данзо отходит молча и садится в кресло, берет в руки книгу, делает вид что читает.       — Не игнорируй меня! — Сай подходит к нему и дергает за плечо, поворачивая Данзо к себе. — Ответь, что тут за дерьмо у вас происходит в этом ебанном городе, и почему и вы, и мы не можем уехать? Что Тобирама сделал? Данзо смотрит на него и выдыхает устало, отвечает тихо:       — Тобирама — ничего, дорогой мой, он, в том-то и дело, что ничего не сделал, а я — да. Я не такой, каким тебе кажусь, держись лучше от меня подальше и уходи, пожалуйста. Я принесу вам утром лестницу и вы уедете, только, ради бога, не ночью и не рано утром до рассвета.       — Иначе что? — фыркает Сай в дверях и дергает за ручку.       — Иначе вас или сотрут, или сожрут, — слышится странный грохот. — Я не шучу сейчас. Сай от этого замирает, и дрожь скользит по его спине. Он поворачивается назад и замирает опять — Данзо исчез, просто растворился, лишь открытое окно гласит о том, что он от него попросту сбежал и оставил одного.       — Данзо? — он подбегает к окну, но никого там не видит — лишь следы на земле и тишина. Сай не смог уснуть до утра: глаза не сомкнул, ему становилось еще больше волнительно и одновременно страшно, пока он опять не зашёл в спальню Данзо и не увидел раскладную лестницу, которая будто все это время стояла там и ждала их; веревки, аптечка и какие-то шприцы. К ним прилагалась инструкция и было написано «вакцина поможет, когда поймешь, зачем, и вколешь, когда придет время. Удачи и не приходи сюда больше». Джуго встал вторым, Суйгецу ночью тоже слышал шум. Рин добродушно предложила им завтрак, вернувшись с ночной смены, и пока ребята ели, Сай пристально следил за девушкой — к еде не притронулся, вакцины спрятал во внешний карман куртки, всего их было пять. Почему именно пять — понятия не имел, и думать об этом сейчас хотелось меньше всего. Well my heart is gold and my hands are cold Are you deranged like me? Are you strange like me? Lighting matches just to swallow up the flame like me? Do you call yourself a fucking hurricane like me?

***

It's bugging me Grating me And twisting me around       — Анко, могу я задать вам вопрос? Саске сидит собранным и спокойным в кресле допроса и рассматривает свой крест на груди; цепочка настолько велика, что он может обмотать ее вокруг шеи дважды, как и взять и попросту смотреть на кулон примерно на расстоянии двадцати сантиметров перед своим носом.       — Да, конечно, задавай. Саске не соврал, когда сказал, что, пока Наруто не вернется обратно, повествование событий ровным счетом не продолжится ни на час, и весь день сидел, то думал о чем-то своем, то говорил о каких-то абстрактных вещах, то и вовсе рассказывал о каких-то моментах из жизни, правдивость которых измерить по шкале вранья было крайне сложной задачей, хотя бы потому, что они уже это проходили раньше. Раньше имелось в виду, когда они с Наруто рассказывали историю событий в доме ровно до шестой попытки, пока не взяли обещание от следователей, что те им поверят и они будут говорить правду. Детектор лжи показал впервые правдивые результаты, хоть и история до абсурда отличалась от предыдущих, и события в ней имели крайне специфически-нереалистичный характер.       — Если бы вы чем-то были заражены, но точно бы не знали, умрете или нет… допустим… к примеру, у вас была бы поражена, — он вытаскивает свою правую руку вперед на уровне лица, — рука до локтя, — Учиха смотрит на следователя с интересом, — и единственный способ избавить от вероятного заражения, чтобы оно не пошло дальше по всему организму — ее ампутировать. Своей второй рукой? Без анестезии взять и отпилить себе руку, учитывая, что ты можешь умереть от потери крови в течение сорока минут… вы бы ее отрубили себе, или же нет? Анко притихла.       — Я… — она смотрит на свою руку и думает… — не знаю, если бы не было лекарства?       — Не было бы лекарства, и вам нужно было бы решить это сделать в течение часа.       — Да, — Анко отвечает спустя паузу. Саске кивает:       — А если бы у вас была здоровая рука и вам бы дали выбор: отрубить ее и так спасти близкого человека, и опять же, учитывая вероятность умереть от потери крови, или же бросить его на произвол судьбы, не зная, что с ним будет, и сохранить свою руку и себе жизнь, что бы вы сделали? — он наклоняется ближе и наблюдает за следователем. — Решить надо было бы в течение того же времени — что бы вы выбрали?       — Насколько близкого? — Анко смотрит на него исподлобья.       — Достаточно близкого, — отмахивает Саске. — Я не знаю, мужа, брата, ребенка.       — Ребенка — да, брата — в зависимости от отношений, мужа — в зависимости от любви к нему.       — Понятно. — Саске опять сидит, развалившись, в своем кресле и смотрит на свои ладони.       — Почему ты решил задать именно такой вопрос? — спустя пять минут Анко тихо спрашивает, непроизвольно смотря на руку Саске — та на месте.       — Интересно узнать, как думают другие люди, и измерить степень глупости мышления, — Саске даже не смотрит на нее.       — А ты? — Анко спрашивает спокойно.       — Если бы вы, отрубив руку, по итогу узнали, что вы не заражены, но лишились руки и смогли выжить, что бы вы чувствовали? — Саске игнорирует вопрос и задает следующий, смотря опять в сторону стены, но не в сторону часов.       — Я не знаю.       — Вот и я не знаю, — Саске отвечает тихо, словно себе, а не ей, и выдыхает. — Мы можем взять перерыв? Я хочу немного воздухом подышать. Подождем Наруто, как раз и проветримся, там погода хорошая, наверное.       — Да, — Анко встает и выключает диктофон, — конечно, у тебя час.       — Спасибо. Yeah I'm endlessly Caving in And turning inside out Он выходит из кабинета, до сих пор в наручниках, цепочка дает возможность свободно использовать две руки, — наручники ему поменяли, только теперь у него на лодыжке красуется датчик, который сразу же будет бить его током в случае чрезмерной активности и высокого давления, или же моментально парализует его в случае побега. Идет вдоль длинных коридоров и находит Гаару, который только что вышел из кабинета начальства. Тот останавливается и смотрит на него настороженно. Да, конечно он знает о недавнем убийстве, которое Учиха совершил ночью.       — Прогуляешься со мной? — Учиха смотрит в его глаза и видит там страх, что, в принципе, естественно.       — Чтобы ты меня задушил или зарезал, как этого заключенного? — с агрессией спрашивает надзиратель.       — А надо? — Саске усмехается и поднимает одну бровь.       — Пошел ты нахуй, понял? — Гаара фыркает.       — Так ты прогуляешься со мной? — Саске пропускает посыл мимо ушей. — Там погода хорошая.       — И почему ты решил прогуляться со мной? — Гаара идет дальше, Саске — медленно за ним.       — Ну, — Саске пожимает плечами, — мой брат не может погулять со мной, а мы с тобой вроде как подружились и узнали друг друга получше, почему бы и нет? Гаара останавливается и поворачивается к нему, смотря с подозрением.       — Да успокойся ты, не буду я тебя убивать, мне незачем, — Саске выдыхает. — Да и эта штука на ноге мне этого сделать не даст. Плюс у тебя дубинка и всякие штуки — ты меня сразу оглушишь, не так ли?       — А заключенного тебе убивать было зачем? — Гаара смотрит все так же подозрительно на него и подходит ближе, сокращая расстояние между ними.       — Он пытался меня изнасиловать, — Учиха разводит руками. — Если бы тебя пытались изнасиловать, ты бы не убил? Гаара задумывается над этим и смотрит опять назад.       — Ладно, хуй с тобой, пошли, — он идет в сторону выхода быстрее, нежели Саске. Не хочется идти рядом из соображений собственной безопасности.       — Ну и еще потому, что он не хотел мне давать телефон, — Саске говорит тихо и проходит мимо камеры, из которой на него смотрит Какузу; он подмигивает ему и уходит дальше.       — Уебок, — кричат ему вслед, — я тебя выебу и все кишки наружу выпотрошу за Дея, сукин ты сын. Гаара замирает, Саске останавливается, разворачивается и подходит к решетке опять, около которой стоит Какузу и смотрит на него с презрением. Саске приближается к решетке, сжимает ее руками, Какузу резко отступает назад, Учиха смотрит на него. Смотрит минуту, внезапно облизывает языком прутья и с явным безразличием отвечает, насмехаясь:       — Ну, давай. Прямо сейчас выеби и выпотроши, я тут стою перед тобой, Гаара откроет тебе сейчас клетку и вперед.       — Учиха, иди сюда, твою мать! — орет Гаара.       — Ты допиздишься! — Какузу подходит к клетке и сжимает ее рукой. — Я твой язык тебе вырву и засуну в жопу.       — Давай. Только один раз и сразу, хочешь? Я защищаться не буду — мне нечем. Они смотрят друг на друга. Какузу видит в глазах Саске совершенное безразличие. Какузу фыркает и бьет по клетке.       — Гаара, — Саске усмехается, — открой его камеру, пожалуйста. Надзиратель матерится, подходит к Саске, грубо хватает его за плечо и толкает в сторону выхода.       — Пошел, — он смотрит на Какузу тяжелым взглядом. — Отошел к стене и сел на свое место, урод. Заебали вы меня уже. Саске идет молча в сторону выхода и наконец выходит на улицу первым, подносит к глазам ладонь и жмурится — солнце бьет беспощадно. 'cause I want it now I want it now Give me your heart and your soul       — Пошли, круг сделаем, — говорит ему Гаара, подходя и указывая на окрестности тюрьмы, — голову свою дерьмовую проветришь заодно. Тебе так и надо всех провоцировать? Чего тебе спокойно не сидится?       — Я не провоцирую, — Саске достает сигарету и закуривает, щелкая зажигалкой, подаренной Наруто, — он сам, — выдыхает дым и шмыгает носом.       — Ты лезешь первым в любое дерьмо, — Гаара курит тоже и смеряет его взглядом, — ты же адекватный мужик вроде, но ведешь себя, как ебнутый, зачем?       — Слышать от тебя слово «адекватный» после множества «ебнутый» смешно, — Саске смеется. — Быстро у тебя мнение обо мне меняется.       — Я вопрос задал, — они идут медленно, и Гаара смотрит на профиль Учихи.       — Он все равно меня попытается грохнуть, — Саске выплевывает скопившуюся слюну на траву и смотрит на Гаару с улыбкой. — Так зачем оттягивать момент? Саске впервые ему улыбнулся искренне. Обычной улыбкой — он улыбаться умеет? Ахуеть.       — Ты странный человек, — Гаара одергивает себя от замешательства и опять затягивается сигаретой. — Думаешь, что бессмертный? Я не понимаю. Саске кидает на него заинтересованный взгляд и закуривает вторую сигарету.       — Да… я знаю, что я странный. — Учиха поднимает голову к небу и задумывается. — И бессмертный тоже, — со смехом отвечает и улыбается опять Гааре, — да брось ты, весело же!       — Что тут веселого, когда тебе или пожизненное, или смертная казнь грозит? Свобода в процентов пять вероятности.       — Так это и весело, потому что, по сути, это… — он доходит до урны, выкидывает сигарету, — одно и тоже. Гаара рассматривает его силуэт и подходит тоже к урне, выкидывает окурок.       — Ты жить не хочешь?       — Жить — хочу, — Саске выдыхает и кивает в сторону тюрьмы, — пошли, еще один круг сделаем.

***

      — Я хочу вколоть ему первую дозу адреналина, — говорит Канкуро, смотря на Темари. — Надо попробовать его начать будить, уже почти два часа дня, он все еще без сознания! Ему нужно выполнить элементарные анатомические потребности!       — Если мозг не приходит в сознание, значит, ему еще не надо… — Темари смотрит на него скучающе.       — Почему ты оттягиваешь момент? — Канкуро не понимает. — Чего ты добиваешься? Ничего же не происходит. Мы попросту теряем время зря!       — Ты, может, теряешь, а я — нет. Я наблюдаю, — она садится на стул и смеряет его взглядом. — Делу — время, а потехе — час.       — Я не понимаю, он же просто спит! — вскрикивает Канкуро. — Отоспится в тюрьме, здесь ему не курорт!       — Ты не понимаешь? — Темари вздыхает обреченно.       — Не понимаю — что? Она встает, подходит к нему ближе и говорит спокойно:       — Канкуро, дорогой мой младший брат, Наруто Узумаки, — голос звучит четко, — необычный человек, я не встречала ничего подобного раньше за свою практику, — она усмехается. — Это мой шанс понять больше, так как в сознании он защищается, и у него отличная реакция и контроль всего, а в бессознательном состоянии он теряет контроль и показывает мне то, что мне надо, по датчикам, которые я к нему прикрепила. Я такого никогда не встречала, и пока не получу ответы на свои вопросы, я его отсюда не выпущу, — она снисходительно кивает ему. — Ты смотришь в общем, а я, как ученый — в самую глубь. В этом и есть наше отличие. Канкуро выдыхает и кивает ей.       — Хорошо, как скажешь, все равно он сейчас твой пациент — делай с ним, что хочешь, я тебе доверяю, ты знаешь, — он уходит в сторону своего кабинета заниматься своими делами, а Темари смотрит ему вслед.       — Когда-то я слышала о таком похожем экземпляре. И почти получила его в начале свой карьеры себе, но он ускользнул из рук моего отца… исчез в один день, будто его и не существовало вообще. — Она идет в сторону палаты Наруто и смотрит на него изучающе. — Второго раза не будет. И звали этот экземпляр Учиха Обито, который считается без вести пропавшим по сей день. Его мозг был находкой для ученых, а полиция его упустила, и после пришла им повестка о его смерти, но Темари помнила показатель его интеллекта и была полностью уверена, что он точно жив, как и его напарник Какаши Хатаке, который имел такой же показатель, превышающий любую высокую норму. Хатаке побывал в этом центре очень много лет назад у ее отца на тестировании и обманул его. Притворился ненормальным. Темари спустя много лет был уверена, что это была отличная игра человека, который был намного умнее их всех. Таких людей хочется изучать и пытаться понять, как они думают, хотя бы немного попытаться окунуться в их мир и прикоснуться к нему. Женщина хотела превзойти своего отца. Она была еще слишком молодой и не смогла увидеть Обито Учиху лично, а Какаши она своим детским мозгом запомнила очень хорошо. Его глаза — она в жизни не видела больше подобных глаз, и эту снисходительную улыбку безумца, который смотрел на всех них с насмешкой, свысока. У отца не получилось, а она всю жизнь отдала изучению таких вот людей, как они, и чутьё ей подсказывало, что Наруто Узумаки из этой же категории, и особенно его результаты теста на интеллект выдавали крайне интересные шкалы, которые не могли не заинтересовать ее.       — Сегодня будем тестировать ваш показатель интеллекта, дорогие мои, это очень поможет вам в будущем. Преподаватель говорит свою речь, а Саске хмуро сидит и смотрит на мужчину, пока Наруто спит на парте рядом с ним, облокотившись на его плечо. Он пришел на лекции еще не протрезвевшим, с фингалом под глазом и разбитой губой. Саске ничего даже не спрашивал: только одного взгляда хватило для того, чтобы понять, что вчера произошло какое-то дерьмо, а Неджи, который смотрел в сторону Узумаки как на говно — понятно было, какое именно. Про Хинату он знал, Наруто сообщил сразу, сложить два плюс два в школе еще учили. Намикадзе послушал пять минут директора и вырубился. Всех студентов собрали в огромном зале и рассадили по партам, в том числе всех их друзей и друзей друзей.       — Тестирование на бумагах будет длиной в два часа, и мы надеемся, что вас оно не затруднит, — Саске опускает взгляд на стопку бумаг и обреченно выдыхает. Ну конечно, они поступили в самый престижный и дорогой университет страны, их будут во все дыры ебать для того, чтобы понять, кому давать стипендию, а кому — нет, такая политика. Деньги любят все и экономить их — тоже.       — Результаты тестирования будут на доске в главном холле, где вы увидите их сами своими глазами, и кто на каком месте…       — Простите, — Сакура поднимает руку, — а это не нарушение этики и прав человека — публиковать его результаты развития на всеобщее обозрение?       — Для кого-то это послужит стимулом! — отвечает ей директор. — А для кого-то — причиной гордиться собой и благодарить всех, кто послужил им вспомогательным средством для достижения таких результатов, милая, — он отвечает ей просто и переводит тему: — Ну, я нажимаю на таймер и вы можете приступать. У вас два часа на все. Если закончите раньше, поднимите руку и у вас заберут результаты. Только не забудьте написать в своем бланке имя-фамилию и ваш код студента. Надеюсь, вам будет интересно выполнять задания, и удачи! — директор вуза отходит в сторону, и на экране загорается табло. Слышно, как студенты шелестят своими бумагами, и Саске пихает Наруто в бок и шепчет:       — Наруто? — Нет реакции. — Наруто, просыпайся.       — Саске… — бормочет во сне Наруто. — Отвали и дай поспать, я бухой.       — Наруто, — он трясет его за руку, — у нас тест важный, и дано два часа, просыпайся!       — Похуй, разбуди через час. — Он меняет позу и вырубается опять.       — Идиот, — выдыхает Саске и трясет его еще раз. — Сука, да проснись же ты.       — Разговоры! — слышится крик. — Никому не помогать и смотреть только в свой бланк! — повышает голос какая-то женщина. — Или я вас обоих выкину из аудитории и будете сдавать лично. Саске ловит на себе сожалеющий взгляд Карин и Ино, которая ударяет себя ладонью по лбу и показывает ему жест, мол, ты идиот? Сакура дальше не смотрит на него; Шикамару спит тоже, но он спит в принципе всегда, и все делает за пять последних минут, на него похуй. Он гений, это давно всем ясно. Джуго аккуратно пихает Суйгецу в локоть, и тот берет ручку и кивает ему; Неджи и Хината уже заполняют первый лист. Сай смотрит на Наруто и обреченно выдыхает и поджимает губы. Саске выдыхает и понимает, что шанс разбудить Наруто сейчас равен почти нулю — от него перегаром шманит так, что Саске кажется, что пил не его друг вчера, а он сам. Он обреченно принимается выполнять задание. Проходит час, и Наруто все спит; Шикамару уже проснулся, все написал и первый вышел из аудитории к этому времени. Спустя час сдали тест уже Неджи с Хинатой и вышли. Спустя полтора Ино и Сакура вышли. Саске закончил и все сидел над последним заданием, пытался разбудить Наруто. За двадцать минут до окончания Наруто наконец очнулся.       — Что это за говно? — он смотрит раздраженно на листы и стонет. — Господи, как сушит-то, ебать… Саске молча протягивает ему бутылку воды и показывает на название.       — Надо было спать больше, дебил.       — Слушай, давай без этого, — Узумаки фыркает.       — И бухать тоже, — добавляет шепотом Саске раздраженно.       — Без твоих советов разберусь, заебал, — Наруто сглатывает воду и пододвигает к себе листы с бумагами. — Блядь… ты не мог меня разбудить раньше, Учиха?       — Я пытался, ты меня послал, — шипит на него Саске и начинает выполнять свое последнее задание.       — Ахуенное начало дня: меня мутит, тошнит, болит башка, и я вижу перед собой какое-то очередное говно, — Наруто жмурится от головной боли и пьет еще воду и смотрит на табло. — Пятнадцать минут осталось, ахуенно просто… ну и хуй с ним, погнали.       — Удачи, — Саске усмехается и встает. — Я тебя разбудил и закончил, мои обязанности выполнены, я пошел. — Он встает и спускается вниз.       — Ну и пиздуй, — фыркает Наруто и отмечает крестиками ответы. Вышли они с Саем последними из аудитории и пошли курить.       — Ну, ты как? — Сай спрашивает его с досадой. — Видно, что ты проснулся под конец.       — Словно меня орава выебала, — Наруто докуривает сигарету и жмурится от солнца. — Я домой спать, иначе меня сейчас или вырвет прямо тут, или я кого-то уебу точно.       — Иди, — Сай понимающе кивает, — я дам тебе конспекты. И Наруто уходит.       — И где этот дебил? — спрашивает его Саске спустя десять минут в холле.       — Домой спать ушел, хуево ему очень, — Сай пытается улыбнуться. — Блядь, Саске, ну серьезно, остынь…       — Да он в самом конце будет! Он проснулся за пятнадцать минут до конца. Пиздец.       — Ну и похуй, — пожимает плечами Суйгецу, стоящий рядом. — Я вообще половину не сделал, заебало.       — Тяжелая была третья часть, — Ино выдыхает. — Я тоже не доделала и перестала даже пытаться, Сакура сделала больше меня, но она и задрачивает сколько свою учебу…       — Я сделала первую часть и третью, на вторую забила хуй, — Карин отпивает свой кофе. — Я устала и не выспалась.       — Я сделал все, пытался, по крайней мере надеюсь, — Джуго чешет затылок. — А ты, Саске?       — Все, — Саске выдыхает, и они идут в сторону аудитории, каждый к своей. — Я сделал все за час сорок. Сай смотрел с Саске на результаты через неделю, и чем больше смотрел, тем больше поворачивал голову в сторону Саске и пытался понять, о чем тот думает. Их компания не оказалась в конце. Неджи был на третьем месте, что и неудивительно. Ино на двенадцатом с Хинатой; Сакура делила с Карин десятое; Суйгецу — пятьдесят пятое; Джуго — тридцать второе; Сай был на двадцать шестом; Саске стоял на втором месте, Шикамару на первом. Но это было полбеды. Саске молча поджимает свои губы и моргает еще раз и щурится.       — Какого хуя? — единственное, что он смог из себя выдавить. — Я не понимаю, как? Наруто плетется в их сторону с кофе со своим братом, который ему что-то рассказывает, и Сай, резко подбегая к нему, хватает его за руку и с улыбкой до ушей тянет в сторону доски в холле.       — Пришли результаты того теста, Наруто! — он говорит радостно, и Узумаки обреченно выдыхает.       — Господи, я даже смотреть на это не хочу, — Сай ведет Наруто к доске насильно и они останавливаются, и Саске смеряет его недоверчивым пристальным взглядом.       — Привет, Саске, — Наруто расплывается в улыбке. — Я, короче…       — Как? — он смотрит с прищуром и подходит ближе. — Как ты это сделал? Это невозможно, но ты это сделал!       — Да я спал же, ты же помнишь. Я проснулся до конца, вот и оказался в конце, я по-быстренькому делал и…       — Я знаю, что ты спал, — Саске шипит и подступает еще ближе, — от того и спрашиваю: как ты, блядь, это сделал? Я ебался с этим час и после сорок минут проверял.       — Да похуй, — Наруто отмахивается, — мне вообще без разницы, на каком я месте, и короче, помнишь ту игру, что я…       — Ты пиздишь, — Саске начинает злиться и повышает голос. — У тебя что, ответы были? Шика тебе их дал?       — Че? — непонимающе смотрит на него блондин, и Сай, чтобы разъяснить ситуацию, пододвигает Наруто к таблице, сначала показывает на свое имя и место. — Поздравляю! — Наруто улыбается ему. — А Саске где?       — На втором, на первом Шикамару, — загробным голосом говорит Саске в ответ.       — Ну да, это же ты и Шикамару, — с радостью отвечает Наруто. — А я на каком? В конце где-то?       — Нет, — губы Саске вытягиваются в ироничной улыбке, — ты не в конце, и даже не в середине, чтоб меня.       — Ты на, — Сай показывает Наруто его имя около другого, знакомого им всем, — ты на первом, Наруто. Наступает тишина, и Наруто смаргивает. Никто ничего не говорит, лишь Саске первым нарушает молчание:       — Поэтому я и спрашиваю еще раз — ты как это, блядь, сделал? Ответь мне на мой вопрос, Наруто — ты, блядь, почти все проспал, я сам видел! Наруто и сам не понимает, как он оказался на первом месте, не прилагая к этому совершенно никаких усилий. Саске не разговаривал с ним месяц. Ну это же смешно. And I'm breaking out I'm breaking out Last chance to lose control

***

Вернулся Саске в комнату допроса ровно через час; Анко ждала его уже там, листала свои бумаги в папке и бросила на него быстрый взгляд, кивнула, и Саске молча посмотрел на время.       — Наруто еще не приехал?       — Нет, к сожалению, — она отвечает, не смотря на его. — Еще ждем, как очнется.       — Жаль, — он цокает языком и садится на стул, — я надеюсь, что скоро он вернется, я уже соскучился по нему, — он потягивается и зевает.       — Саске, — Анко откладывает папку в сторону и смотрит на своего подопечного, — ты извини нас за то, что не усмотрели… еще раз, — она потирает переносицу. — Это вышло случайно… правда. Учиха смотрит опять в сторону стены и хмурится.       — Ты слышишь меня? — она подходит к нему и дергает за плечо. Саске опять впал в свой мир и игнорирует ее попросту.       — Саске, ты извини… Последнее, что он услышал, мыча от боли и ощущая, как его резко дергают на себя со спины, насильно поднимают на ноги и засовывают в рот какой-то материал, напоминающий марлю на ощупь.       — Но это ради твоего же блага. — Он мычит, упирается, его руки грубо сжимают за спиной и опять задевают открытую рану. По ощущениям она перешла на какой-то новый, невыносимый уровень боли. Теперь она по-настоящему горит, словно расползается по коже и рвется по новой, слезы наворачиваются на глаза, и от боли хочется просто орать. Он не успевает ничего сказать, и просыпается попросту от того, что последнее, что он ощущает, так это удар чего-то тяжелого в область затылка, и отключается снова.       — Я надеюсь, ты не убил его? — Обито кидает взгляд на бездыханное связанное тело Саске, которое они поместили в багажник. — Ну или что он тут не задохнется к хуям.       — Не должен, — Какаши говорит скупо и закрывает багажник за собой вместо Обито. Машина тронулась, и Саске, без сознания, как мешок с мусором, съехал слегка в сторону. Даже находясь без сознания, он ощущал ужасную боль — не в затылке, не в теле, а именно в руке. Словно у него когда-то из глубокой незажившей раны, которая годами гнила изнутри в силу неудачной операции, при которой что-то оставили внутри, наконец начало все выходить наружу с огромным нарывом. Сложно описать такого рода боль, но ощущения такие, будто на тухлое внутри мясо руки поместилась орава насекомых и попросту начала твоё мясо жрать и откладывать личинки, которые, в придачу, еще и расползаются по всей поверхности кожи. It's holding me Morphing me And forcing me to strive Саске пришёл в сознание где-то на половине пути, пытался понять, где он, осматривая с ужасом стены багажника и мыча в тряпку, дергал руками, выл и просто в какой-то момент начал рыдать. Молча, от собственной беспомощности. Что в детстве он ничего сделать не смог — что сейчас… Одно сплошное чувство собственной беспомощности. Может, ему стоило еще наложить на себя руки тогда, и все это дерьмо бы закончилось раньше?       — Саске, ты выпил свои таблетки? — голос звучит в голове, и он пытается интенсивно втянуть воздух багажника носом, сердце начинает колотиться, и слезы подступают опять сквозь разговоры Обито и Какаши, на которых он пока, из-за шума в ушах и ненормальной боли в руке, перешедшей во все тело, сфокусироваться не может. Может, ему все кажется, потому что он именно перестал пить таблетки?       — Они же не помогут, ты знаешь… — говорит какой-то незнакомый голос — тихий, звучит отдаленно и с грустью. — Они никогда и не помогали на самом деле, потому что ты и не был никогда больным. Боль и симптомы заглушали — но не лечили.       — Они ему помогли бы хотя унять боль, — звучит второй, и Саске затихает. Он понимает спустя пять минут, что слышит свой голос из детства и голос Итачи внутри самого себя. Они смешались. To be endlessly Cold within And dreaming I'm alive       — Они не помогали унять моральную! — разносится третий голос в голове, Саске узнает его. Этот голос звучит каждый раз, и он не может понять, чей он. Он слышал его много раз, но почему-то не может вспомнить.       — Да какая нахуй сейчас разница, моральная боль или нет, когда… наша рука изнутри гниёт? — второй голос звучит сухо и громко. — Подыхаем мы от физической боли прямо сейчас! Вы идиоты? Саске начинает нервно посмеиваться в тряпку и откидывается затылком на низ багажника. Становится так смешно.       — Мы скоро приедем, — он слышит наконец голос Обито, — надеюсь, он там не сдох.       — Мы справимся, — Саске слышит опять голос себя же маленького, — мы же не можем не справиться, правда?       — Да ты оптимист! — фыркает первый голос.       — Завали! — кричит четвертый голос. — Вообще заткнитесь, все трое! Нам надо выбраться отсюда! Надо что-то придумать! Саске!       — Ахуенно… как? — первый голос фыркает. — Как мы выберемся из чертового багажника с кляпом во рту и связанные? Предложения, гений! Саске смеется громче сквозь тряпку и не может сдержать слезы истерики.       — Ха-ха… — он смотрит в окно и в сторону голосов Какаши и Обито. — Я, кажется… — он задыхается от прорвавшего его веселья и тихого смеха. — Я, кажется… — его тело содрогается от смеха.       — Что-нибудь надо сделать! — твердит четвертый голос.       — Надо было пить таблетки… — звучит тихо детский голос, — больно бы не было… мама помогала…       — Надо было слушать брата! — гаркает голос Итачи. — Пока ты меня слушал, все было в порядке!       — Надо было вообще никуда, блядь, не ехать и не лезть!       — Надо было слушать отца, и ты бы не вырос бы таким долбоебом, Саске! Ты был бы как твой брат! В багажнике он, а не ты! — заканчивает этот монолог внезапно появившийся голос отца в голове. Впервые.       — Кажется, я… — Саске не может остановить свой смех сквозь тряпку. — Я ебнулся. АХАХАХАХА       — Окончательно и бесповоротно! Смешно-то как.       — Весело! — Саске успокаивается спустя минут двадцать, но улыбка все еще находится на губах, или ему просто так кажется.       — Ну что? — Какаши поворачивается к нему и смеряет его взглядом. — Приехали! — они с Обито вытаскивают Саске с багажника, и тот щурится красными от слез глазами от яркого солнца и видит перед собой какое-то здание, похожее на церковь.       — Приехали, — слышится голос Итачи в голове с укором.       — Приехали? — тихий голос маленького Саске.       — Приехали… — третий голос говорит цинично.       — Приехали! — радостно говорит четвертый голос.       — Приехали. — Фугаку комментирует факт.       — Мы приехали! — все хором кричат в голове Саске, и Саске начинает ржать по новой.       — Да… мы точно приехали. Мы приплыли. Психически — точно приплыли…       — Да, — Учиха переводит взгляд на Анко и выдыхает, — трудно не услышать. cause I want it now I want it now Give me your heart and your soul

***

Канкуро приходит к Чие, чтобы объяснить мнение сестры касаемо пациента, и та лишь кивает ему спокойно и никаких вопросов больше не задает вообще; исходя из ее преклонного возраста, она вообще мало говорила и предпочитала больше слушать и отвечать короткими однозначными вопросами, — то ли от того, что ей и так все было крайне понятно, то ли потому, что старалась сохранять свою внутреннюю энергию.       — Мы успеем за сегодня все сделать? — спрашивает он настороженно и пытается найти хоть какой-то ответ на свой вопрос в глазах старухи.       — Мальчик мой, — Чие устало выдыхает, — моя процедура занимает час, максимум полтора, — она одобрительно кладет свою старческую ладонь на его плечо, — конечно, мы успеем все сделать, у нас еще много времени.       — Тогда я буду спокоен. Нам надо обязательно сегодня отправить его обратно в тюрьму, — Канкуро нервно смотрит в сторону выхода из их центра.       — Дорогой, у тебя еще три тестируемых на очереди в холле сидят, иди, работай и получай удовольствие, мы разберемся, — она подмигивает ему, и Канкуро успокаивается. — Не создавай суеты. Чие никогда не врала и была самым старым здесь работником, которая повидала многое и проработала столько лет здесь, сколько ему самому сейчас.       — Скоро поставка нашей воды приедет, надо будет принять в наш центр, я отзвоню.       — Хорошо, — Канкуро идет обратно в свой кабинет и проходит мимо палаты Наруто, где он лежит и ворочается уже. Смотрит на него пристально и, все-таки доставая шприц, не удержался и вколол ему маленькую дозировку, чтобы хотя бы иметь какое-то представление, сработает или нет, а если нет, то надо будет прибегать к тяжелой артиллерии. Сначала ничего не происходит, и только спустя пятнадцать минут Наруто впервые дёргает пальцами правой руки. Он хватает Саске за плечо спустя месяц на собрании старост и поворачивает к себе. Учиха все так же недоверчиво смотрит на него, и во взгляде даже просачивается обида.       — И долго ты будешь продолжать бегать от меня? Саске молчит и наконец отвечает ему, придерживая у груди бумаги в папке:       — Я не могу понять, зачем ты мне соврал… мы же лучшие друзья.       — Соврал в чем? — Наруто становится раздраженным; вообще время какое-то неудачное началось для него: после тех результатов на таблице все смотрят на него как на какого-то кривого и шепчутся за углом, и он это замечает.       — О своих результатах и выполнении теста! Как ты это сделал? — он морщится и отступает на шаг. — Ты же спал!       — То есть, ты реально думаешь, что я какой-то дебил, что ли? — впервые Наруто стало по-настоящему обидно, и он даже не понимает, от чего именно — от того, что его считают таким, или что его первый лучший друг ему не доверяет и в чем-то подозревает. Двоякое ощущение. Хотя, по сути, чего удивляться? Он годами играл и вошел в роль простака-дурачка, и теперь столкнулся с крайним диссонансом его самого и его поведения, которое другие люди воспринимали как должное и поверили ему. Значит, играл он искусно, и это и хорошо… и плохо одновременно.       — Нет, — Саске отнекивается, — просто ты выше меня по баллам и… Наруто отступает, и вдруг на его губах появляется ироничная улыбка от обиды:       — Саске, ты самый умный и крутой, я не понимаю, так было всегда. Тебе так по самолюбию ударило то, что твой лучший друг может быть в чем-то лучше тебя? Вот оно что?       — Нет, я просто… просто я не ожидал, — искренне признается Саске. — Тебе это далось так просто, даже я голову запаривал, сидел над последними заданиями, а ты выполнил все это, словно для тебя это обычное уравнение в школе… и мы оба получили стипендию до конца учебы.       — Так это же хорошо, что мы кому-то не будем отдавать в карман деньги просто так — их можно потратить на более полезные вещи, — Наруто говорит просто. — Слушай, ты можешь, конечно, мне верить, ну или же… не верить, но я тебе никогда не врал и старался быть искренним с тобой, и мне обидно получать такую вот реакцию на свою открытость к тебе в итоге. Это ранит, Саске, понимаешь? Ты становишься самим собой и хочешь показать себя — тебя не принимают; ты учишься притворяться и врать всем вокруг, в том числе и себе самому, и начинать верить в это вранье — тебя не понимают тоже. Ебанный замкнутый круг.       — Прости, — Саске выдыхает и пытается улыбнуться, — я просто… не ожидал, правда, что ты — человек, который так наплевательски относится к учёбе, — перебьёшь в тестировании меня.       — Забыли, — Наруто накидывает сумку на плечо.       — И все-таки… — Саске всматривается в него внимательно и изучающе. — Как ты это сделал?       — Молча, — Наруто говорит устало, — я сделал это молча и даже особо не запаривался, что именно делаю, ничего для меня трудного я там не видел, трудность для меня заключается в другом… и по сей день.       — В чем? Саске не получает ответа, так как Наруто, оставляя его одного, уходит в совершенно другую сторону кампуса и никак это не комментирует. Трудность его по сей день заключалась в том, чтобы найти тот самый баланс в общении с другими людьми и в попытках сохранить себя настоящего и такого, каким привыкли видеть его окружающие. Когда ты играешь, ты избавляешь себя от множества проблем и вопросов, потому что люди начинают искренне верить в твою игру и образ, который ты выстраиваешь годами. Сначала ты ощущаешь огромное одиночество и даже обиду, что настоящий ты, по сути, никому не нужен и не интересен, или же тебя боятся — таким он был в детдоме. А после, в попытках избавиться от чувства поглощающего и пожирающего тебя одиночества, ты годами выстраиваешь нужную модель поведения, чтобы до тебя меньше доёбывались и не задавали вопросы, на которые у тебя нет никакого особого желания отвечать. Уникумом не хочется быть — затаскают по врачам, и ты хрен от этого избавишься. Индивидуальность мешает социализации в какой-никакой семье — вечно будут на тебя обращены внимательные и изучающие взгляды, от которых становится тошно. Быть простым и улыбчивым дурачком — самая удобная модель. Такие всем нравятся. А если не будешь играть до конца — посчитают, что ты какой-то наркоман, который что-то принимает, чтобы стимулировать свой мозг, как делало большинство великих людей в истории, и впадает в перепады настроения порой. Их можно было понять. Большинство из них спивались, снаркоманивались, или еще хуже — не от горя от ума, а от элементарной инаковости мышления по сравнению с другими. От одиночества, в котором они жили всю жизнь, от которого пытались избавиться, и поняли, что это бессмысленно, и вернулись по итогу в самое начало себя. Нет никого преданнее, вернее и лучше слушателя, чем ты сам. С собой еще можно договориться, а вот с другими — крайне проблематично. Это и пугало больше всего.       — Мы горды тобой! — бабушка расцеловывает его во все места на лице. — Такие результаты!       — Это мой внук! — с гордостью заявляет Джирайя. — Весь в отца!       — У Менмы даже были результаты намного ниже твоих, ты гордость нашей семьи! — бабушка радуется и приносит ему подарок. — Это тебе. Так устроена жизнь: обрадовал — получил награду, разочаровал — получил кнут. Динамика параболы всегда видоизменчива: то вверх, то вниз, то опять вверх, и снова вниз. В тот день Наруто впервые увидел взгляд брата, по которому понял все и сразу — там была огромная зависть и ревность. Ну, а чего он ожидал? Менма всегда отставал от него на пару шагов с самого детства — был другим, они были всегда слишком разными, даже несмотря на разницу в возрасте. Наруто пытался до последнего момента не показывать эту огромную яму между ними, чтобы сохранить хотя бы брата, хотя бы его любовь. А теперь блядское тестирование отдалило от него еще и Менму, его родного брата. Высокий показатель интеллекта ударил по гордости брата Наруто, и теперь их отношения никогда не будут такими, как прежде. Когда все шло гармонично и они просто были разными, это была одна история, а когда теперь на обоих навесили ярлыки — жить после того дня стало намного тяжелее. Наруто никогда не хотел быть вожаком стаи волков и идти в самом конце. Он хотел быть как минимум в середине, а лучше — в самом начале, как самый слабый из всех. Жизнь распорядилась иначе и забыла спросить его мнения. Как обычно.       — Менма, послушай, — Наруто пытается ухватиться за руку брата в его квартире, в которую приехал, чтобы поговорить.       — Не трогай меня и отвали!!! — Менма смеряет его взглядом, и притихшая Шион поджимает губы: она уже знает, что случилось, и тихо встала и удалилась в спальню, оставив братьев вдвоем.       — Я не специально! — Наруто кричит на него. — Это же всего лишь тест…       — Ты унизил меня!!! — пьяный брат переводит на него взгляд. — Тебе же всегда нравилось доказывать свое превосходство надо мной! Выделяться! Наш любимый второй внук и сын — самый умный в роду ребенок! — он выплевывает эти слова и наливает себе еще виски. — Доволен?       — Что ты за бред говоришь? — Наруто кричит на него. — Одумайся! Мне никогда это не надо было, я всегда тебя любил и брал пример!       — Ну конечно, — едко отвечает ему брат. — «Твой брат выиграл очередную олимпиаду, Менма», «Наруто получил стипендию, Менма», «Наруто получил фирму отца, Менма… а ты иди погуляй», аж тошнит.       — Да ты сам не хотел этим заниматься! — кричит Узумаки-младший и фыркает. — Тебе всегда хотелось спокойной жизни в семье и детей!       — Конечно, я же не педик, как ты! — Менма сгоряча кидает. — Я люблю трахать свою женщину и мечтаю о детях, воссоздать семью — свою! Наруто замирает и поджимает губы. Молчит, становится невыносимо больно.       — Я всегда жопу рвал с этой учебой, заучивал, а ты что делал? — Менма смотрит на него. — Ты всегда хуи пинал и с Саске гулял… домашку писал перед уроками в школе! Я всегда до тебя не дотягивался, это и дебилу понятно!       — Это не правда! — Наруто чувствует отчаяние, грусть и злость. — Это не так, я просто… Прекрати, пожалуйста. Только не Ты.       — Особенный! У тебя свое предназначение! — передразнивает его Менма. — Да-да, я помню, что ты говорил: «У меня, брат, свой путь»… чего-то там.       — Превзойти отца, — Наруто отвечает тихо и медленно разворачивается, идет в сторону двери его квартиры, накидывает свою куртку из кожи на себя молча и, больше ничего не сказав, уходит, хлопнув дверью.       — Ну и вали! — орет ему вслед Менма сгоряча. — Гений хуев!

***

Человеческий страх появляется не от угроз, не от криков в его сторону, не от агрессии — настоящий страх появляется от гробового молчания. Какаши с Обито вели Саске молча, пока они не зашли в старую, заброшенную церковь. Первым, на что Саске сквозь истерику обратил свое внимание, были бегущие крысы по каменному полу, какой-то сладкий тошнотворный запах, бивший в ноздри, и сырость. Паутина свисала со стен, непонятные насекомые витали в воздухе и… Здесь было ужасно холодно, в отличие от температуры снаружи. До дрожи холодно.       — Саске? — Анко стоит напротив него и пытается понять перепад настроения юноши. — Ты какой-то бледный. Почему ты молчишь? — единственное, что она слышит — как Саске отстукивает пальцами ритм по столу допроса. Саске смотрит на нее и не отвечает, после подносит руку к глазам и улыбается. Анко стоит в замешательстве. После он повторяет стук, Анко вздрагивает и ловит с ним контакт. Он улыбается шире и повторяет.       — Четыре, — тихо считает она ритм. Звучат быстро. Саске смотрит на нее. Пауза.       — Один, — он отстукивает пальцем. Саске улыбается и продолжает.       — Один. — Она пытается вникнуть. Он делает паузу и сразу добавляет еще два стука. — Четыре? — понимает, стук отличается. Саске кивает и, смотря на нее, делает один быстрый стук, паузу, кивает, паузу опять, и опять стук.       — Два? Четыре? Я не понимаю, — она сглатывает, — что ты мне пытаешься сказать? Это цифры? Что это? Саске? Саске поджимает губы — он специально сидит к камере затылком и медленно качает головой. Нет. Он указывает пальцем на часы, и Анко видит время.       — Восемь часов, двенадцать минут, — она смотрит на Саске, и когда оборачивается, слышит щелчок пальцев именно на двадцать шестой секунде. Она оборачивается, все еще не понимая, и видит, как Саске уже курит и как ни в чем не бывало рассматривает свой крест на цепочке. Опять. Она берет в руки бумагу и пишет эти цифры — они отличаются от всех, что те говорили, и смотрит тупо на бумагу.       — Саске, ты можешь сказать мне просто прямо? — она не требует — уже просит. — Пожалуйста. Саске опять ставит палец на стол, и она следит за ним. Он выдыхает и, поджимая губы, делает движение рукой, будто что-то пытается показать ей.       — Я не понимаю, — она взвывает, — это азбука Морзе? Саске смотрит на нее, и она видит радость в глазах, и он повторяет. Стук долгий, стук короткий, стук долгий, стук долгий.       — Y… — она пишет автоматом. Один стук короткий.       — E… Три коротких сразу.       — S       — Yes. Да, — она смотрит на него и выписывает слово. Саске кивает. У Анко мурашки пошли по коже — он так долго отстукивал пальцами все это время, говорил ей что-то, а они даже внимание не обратили на это. Она бледнеет и под усмешку Саске резко выбегает из кабинета, чтобы посмотреть записи все, где Саске стучал пальцами. А их было ужасно много. У нее не хватит недели все пересмотреть. Саске досадливо поворачивается к ее спине, дверь захлопывается, и он переводит взгляд в сторону стены.       — Ну что, Саске… твоя взяла — молодец. Он сам стоит у стекла комнаты и, поворачиваясь к сидящему Саске, выдыхает. Если присмотреться с ракурса, где сидит Саске, если сесть прямо на его место и посмотреть на стекло в комнату допроса, можно увидеть целую таблицу слов, цифр и текста, которые он все это время писал, но никто не додумался посмотреть именно туда. Все смотрят на него, на стол, на ракурс из камеры — но не на стекло, за которым можно стоять и наблюдать за допросом — там уже никто и не стоит. Они каждый раз моют комнату, дезинфицируют, смывают его надписи спиртом, вместо того чтобы сесть и тупо посмотреть, и Саске второй начинает каждый раз снова. Идиоты.

***

Адреналин подействовал немного: Наруто медленно начинал приходить в сознание, и Канкуро обрадовался наконец, что скоро тот очнётся и они смогут продолжить тестирование. Врачи под надзором вкалывали ему капельницы и меняли их состав, чтобы напитать совершенно высушенный по всем анализам организм необходимыми веществами. Темари дала указания добавить витамины в раствор, особую группу магния и железа, которые было в критическом дефиците, будто Наруто не ел уже полгода как минимум.       — Может, он веган? — задумчиво спрашивает Канкуро, проводя взглядом по бледной коже Узумаки. — У веганов часто ледяные конечности и нездоровый цвет кожи от того, что они питаются неправильно и страдают после недостатка витаминов в крови.       — Узнаешь, как очнется, — Темари добавляет еще витамин Д в капельницу. — У него волосы поседели. Я взяла пробник волос на анализ — они поседели уже в таком раннем возрасте. Это или сбой организма, или от какого-то ужаса и страха, животного, который он испытал. Я знаю случаи, когда люди седели на половину головы или полностью после катастроф, массовых убийств или еще чего-то подобного. Корни его волос, — она говорит Канкуро, — оставили яркий оттенок, — он поседел недавно, максимум месяцев пять, волосы быстрее не растут.       — Я помню, папа говорил, что тот Какаши тоже был седым в свои двадцать шесть, таким родиться невозможно, — Канкуро всматривается в Наруто.       — Да, я тоже помню, что отец говорил, и меня смущает эта странная схожесть с тем массовым убийством в доме и этим, и похожими выжившими, я не верю в совпадения. Тогда никого найти не смогли, — она цокает языком. — Трупов было много, а остались выжившими те двое и канули в бездну — никто никогда не слышал о них и не видел, а после нашли их могилы. Умереть в таком раннем возрасте — очень странное явление, сразу двум и в один день.       — Да, мутная была история та, — Канкуро выдыхает. — Это лет пятьдесят было назад.       — Да, ты только мелким был, — Темари смотрит на него нежно.       — Слава богу Гаара не пошел работать у нас, у него и так психика шаткая…       — Канкуро, малой пошел работать надзирателем в тюрьму, это у нас с тобой психика шаткая по сравнению с ним… но никак не у него, — она смеется. — Хотя, Гаара всегда был на своей волне, я так и не нашла с ним общий язык, старая уже я, не понимаю я новое поколение.       — Да я тоже не нашел. Гаара вообще замкнутый у нас и сложный характер у него, — Канкуро выдыхает и качает головой. — Никогда не поймешь, шутит он или говорит всерьёз. Ладно, ну что, когда вкалываем дозу больше? — он смотрит на сестру и ждет указа.       — Можешь пробовать, — она смотрит, как раствор капельницы почти закончился. — Пробуем еще три раза, чтобы организм медленно привык к пробуждению и не впал в кому от шока.       — Отлично, — Канкуро берет адреналин дозировкой больше в два раза и вводит иглу в вену. — Извини, если больно, Наруто. Мы не специально хотим, чтобы тебе было больно. Никто специально на словах не хочет, чтобы было больно, но, тем не менее, причиняют эту самую боль из раза в раз. Наруто открывает свои глаза в своей квартире и смотрит на огромное количество пустых бутылок, лежащих на полу. Он пил неделю и ни с кем не общался. Не было дальше желания, последняя пара лет смешалась в голове, словно какой-то фильм, и стала одним длинным тяжелым днем. Он лежит на полу в комнате у балкона и выдыхает. Все тело начинает болеть от того, что он пролежал на полу в неудобной позе хрен знает сколько часов, и, кажется, его продуло от открытого балкона — шею тянуло. На дворе темно, задувает холодный ветер сквозь занавески, и он смотрит в одну точку перед собой.       — Наруто Узумаки… ну привет, дорогой. А я все жду, когда же ты проснешься. Узумаки дергается, резко поворачивает голову в сторону балкона, которая адски болит, в висках пульсирует от похмелья и перед глазами плывёт все… и видит перед собой человека в маске на пол-лица и в плаще, и замирает: тот сидит на перилах и смотрит на него с усмешкой. Наруто вскрикивает, садится и, смаргивая пару раз, понимает — там никого нет. Лишь одинокая луна в небе — полная.       — Господи, уже глючить начало, пора бросать пить, — он пытается встать и идет в сторону балкона, постанывая от боли в затекшей шее, чтобы закрыть его. Закрывает и начинает собирать пустые бутылки с пола в пакет, чтобы вынести мусор из дома, которого за неделю скопилось навалом уже. Он такими темпами не то что заработает себе гастрит — почти ничего не ел, — он заработает себе язву. Сердце стучит как бешеное, и он, собрав все пакеты с квартиры, бледный, как смерть, выходит на улицу в доме своего частного комплекса и закидывает пакеты в мусорные контейнеры. На дворе стояла зима, и по меркам Америки было холодно. Внезапно он понимает, что на его лицо упало что-то ледяное. Он смаргивает и поднимает голову. Снегопад.       — Снег? В Калифорнии? — он ошарашено моргает. Кто-то проходит и задевает его плечом.       — Простите, я случайно, очень прошу прощения! — слышится мужской голос, и Наруто кивает. — Вы в порядке? — на него смотрят карие глаза.       — Да-да, все нормально, — Наруто начинает мутить, и он улыбается натянуто.       — Извините, я задумался и… — слышится беспокойство.       — Все в порядке! — Наруто кивает и чувствует, как сердце начинает покалывать. Мужчина кивает и удаляется свой дорогой, завернув за поворот дома. Наруто кривится от резкой боли в грудной клетке и, делая еще пару шагов, останавливается, понимает, что начинает задыхаться, и боль внутри такая, что разжигает все изнутри. Он пытается сделать еще пару шагов и просто падает на колени, хватается за сердце и судорожно дышит.       — Да что ж такое, — он начинает задыхаться и сглатывает, — ну не буду я больше столько пить, обещаю, — он пытается убедить себя. Слишком много событий на работе, в семье и в кругу друзей свалилось на него снежным комом, и он просто не выдерживал больше и закрылся в себе, со всеми разругался в хлам, звонки и сообщения игнорировал. Даже от Сая — он от него устал, от семьи устал, от брата устал, от Саске с Итачи устал, от конфликтов Ино и Сакуры — устал, от убеждений Карин и всего круга общения Саске, которые просили его быть терпимее и толерантнее — устал. От Неджи с его нравоучениями устал, от Шион с ее заботой, никому нахуй не нужной, устал. Да он от всего устал уже напрочь. Он падает на землю, ударившись щекой и сжимая свое сердце, судорожно дышит и понимает, что начинает задыхаться. Не может дышать.       — Господи! Вы в порядке? Вызови ему скорую! — последнее, что он услышал, и попросту потерял сознание. Кто вызвал ему скорую, он так и не узнал — очнулся в больнице и у него диагностировали алкогольное отравление и истощение. Пролежал еще две недели там.

***

Анко возвращается через час и смотрит на то, как Саске все еще сидит в кабинете и попросту пьет воду.       — Зачем… — она начинает. Обито вынимает кляп со рта Саске и сразу же протягивает ему бутылку с водой, на что Саске кашляет и смотрит на него волком.       — Пей давай, не выебывайся. — Обито подносит ко рту юноши бутылку и тот нехотя отпивает, — да не отрава это, это вода. Тебе нельзя помереть, ты нужен, — он выдыхает устало, — тем более сдохнуть от истощения — не входило в наши планы, — он резко отстраняет бутылку и Саске глубоко ртом вдыхает воздух. Обито его тянет с собой за веревку и крик Саске распространяется эхом по стенам помещения:       — Зачем? Какаши с досадой смотрит на него, но они оба идут молча спереди и тянут его за собой куда-то в угол.       — Зачем вы это делаете, больные вы уроды? Ему никто не отвечает, Саске сжимает губы и резко оборачивается назад, дергается, потому что только что почувствовал, как будто его тронул кто-то за локоть сзади. Никого.       — Где я? — он осматривается, сжимается и сглатывает, нужно успокоиться — как не знает.       — Дома, — нехотя отвечает Какаши, оглядываясь на него, — ты дома.       — Что? Что ты несешь? — крик становится громче и Обито фыркает от этого.       — Господи, ты можешь заткнуться хотя бы на пять минут? Ты меня достал! — он замахивается, Какаши резко сжимает его руку и они оба переглядываются.       — Не трогай его, Обито. Тишина. Саске стоит и он точно видит, как между ними сбился воздух и пыль на земле разлетелась в стороны. Что они…блядь, такое? Обито закатывает глаза, опускает руку и улыбается мужу невинно, руку не опускает.       — Я не в настроении, — ответ звучит едко, — милый… руку отпусти.       — Пока ты ее не опустишь, я буду ее держать или я тебе ее вырву с костью и тогда ты точно успокоишься. — Какаши смотрит на него пристально, — папа просил его привести невредимым сюда.       — Тогда пусть папа сам с ним и возится, — Обито фыркает, но все-таки руку опускает и выдыхает, обращается к Саске: — чего пялишься? Пошли давай, тебя ждут уже давно, ты слишком тормознутый оказался, пришлось силой.       — Где мой брат? — Саске спрашивает тихо, стало не по себе, пытается вырвать свою руку с повязки и как только резко дергает рукой, вспоминает о боли, которая притупилась в порыве истерики и завывает от новой волны опять.       — Сейчас мы как раз к нему придём. — Обито отвечает сухо и у Саске перебивается дыхание. — Он тебя ждет внизу.       — Что?       — Зачем вы это делаете? — Анко заканчивает предложение и выдыхает.       — Делаем — что? — заинтересованно спрашивает Саске закручивая крышку на бутылке.       — Все это — зачем? Саске искренне усмехается и выдыхает устало. Закидывает нога на ногу и проводит языком по своем небу, цокая:       — Зачем? Да чтобы вы наконец свои мозги включили, — он смотрит на нее из-под ресниц, — кругозор расширили, — кисть в сторону и он водит пальцем по воздуху, — глубже смотрели в суть. Вы же идиоты… все тут сидите и дальше своего носа не видите, — его голос холодный и низкий, — вы тупые, блядь, как пробка, — он смеется и закидывает голову назад. — Блядь! — он кричит. Анко только что поняла — что перед ней сидит совершенно другой человек. Не показалось — это другой человек на самом деле — это не Саске перед ней сидит. Или он действительно психически болен — не может человек так меняться, никто отсюда не выходил, это невозможно попросту. Она видела сама — Саске остался тут по камерам.       — Вот ты думаешь, я человека убил из-за того, что он меня домогался? — он опускается в кресле и скрещивает руки на груди, — допустим…но ты же не тупая Анко, ты же должна понимать, что это хуйня, а не повод. Но! Вы все выучили какие-то свои законы, правила и, блядь, я сказал вам, что захотел, и вы мне поверили! — он смеется, — сука, просто все разом обосрались и заткнулись! Для вас домогательство и изнасилование превыше всего, вы же, сука, толерантны и демократичны, не так ли? Я жертвой стал — И все — я оправдан! Пиздец! — он, смеясь, сжимает свой крест на груди. — А знаешь в чем проблема, дорогуша? — он смеется звонко и закуривает сигарету, Анко молча смотрит на него. — Знаешь? Она мотает головой и косится в сторону выхода. Стало не по себе, надо позвать на помощь. Или не надо? Их с Ибики оставили на этом деле из-за их желания и отказались помогать в принципе.       — Из-за таких вот как вы, всякие уроды и живут на свете, разрушая людям жизнь и повторяя свой пиздец с другими, пока вы их оправдываете. Вы сами выпускаете их, сами не ловите, сами оправдываете, обращая внимание на долбоебов, которые палятся и попадают сюда, тем временем, пока настоящие чудовища существуют вот там! Он кричит и указывает в сторону стены…        — СНАРУЖИ! ОЧНИСЬ ТЫ УЖЕ, НАКОНЕЦ! Если бы я попал сюда за ебанное убийство по причине домогательства в качестве самообороны, я бы вышел и пошел убивать себе дальше! Это же удобно! Это же закон! Вы что, реально, блядь, не понимаете?!

***

      — У вас большие проблемы с нервной системой. Я не знаю, это последствие длительного стресса, или у вас это давно развилось, мы не определяем, но… Вам нужно обратиться к специалисту, — говорит ему главврач, — у вас невралгия и невроз в придачу, целая комбинация, и если вы с этим ничего не будете делать, молодой человек, приступы будут повторяться. Наруто хмуро смотрит на него, лежа в больничной палате.       — Но у меня никогда их не было раньше, и с нервами у меня все в порядке! — он пытается оправдаться. — И у меня нет проблем… я просто…       — Да, — кивает врач, — у всех у нас «нет проблем», и нет их до того самого момента, пока мы не падаем на улице, как вы в приступе, и не оказываетесь здесь. Таких, как вы, множество, и от каждого я слышу, что у него «все нормально», — он усмехается. — Мое дело вас предупредить, — смотрит он строго на Узумаки, — вы можете убеждать меня сколько угодно, что у вас «все нормально» и это случайность, придумывать различные отговорки… но моя рекомендация, — он проводит по нему хмурым взглядом, — не врите хотя бы себе. Ваш организм страдает, и вы должны помочь ему как можно быстрее, пока у вас не развилось хроническое заболевание, которые мы тут лечим годами, и вы будете сидеть на таблетках очень долгое время, как и все те, у кого было долгое время «все нормально». Они продолжали оттягивать момент помощи себе и все равно возвращались сюда рано или поздно, — врач выдыхает с тяжестью, — только уже с более объёмным багажом проблем со здоровьем, нежели в первую госпитализацию. Данные медикаменты, которые нужно принимать во время лечения — крайне неприятная вещь и имеют множество побочных эффектов, как и тяжелую, и порой длительную стадию привыкания. Вы меня понимаете?       — И к кому мне идти в первую очередь? — у Наруто заметно испортилось настроение и он поник.       — К неврологу и психотерапевту, молодой человек, — врач отвечает сразу и кивает ему. — Удачи вам. Выписку заберете на выходе, и направление тоже. Берегите себя.       — Пиздец, — Наруто выдыхает в пустоту и смотрит в окно, лежа на койке, — просто отлично, блядь… — нервный смешок. — Я и, мать его, психотерапевт, — он поворачивается в сторону двери и бурчит. — Да я не знаю, с чего начать ему душу выливать-то, куда ни глянь — везде одно сплошное дерьмо. Ахуенно просто. Класс.       — Пульс нормализуется, — спустя час говорит Темари, — вкалывай третий раз. Он уже дергает второй рукой. Продолжай вкалывать, — она смотрит на Наруто внимательно, — он сопротивляется, но скоро очнется и вернется к нам. Канкуро выполняет команду. Доза теперь втрое больше, спустя пять минут Наруто дергает ногой и кончиком рта. Вжимается в кровать, и его начинает слегка потряхивать во сне. Он делает еще один шаг и, смотря на листочек в руке, хмуро поднимает взгляд и читает название клиники. Вроде пришел туда.       — Пиздец, до чего дожили, — он засовывает листок обратно в карман, сложив его пополам, — я пришел к неврологу…сам. Встретили его в клинике дружелюбно той весной в марте и попросили подождать его в холле, пока невролог заканчивает свой прием с другим пациентом.       — Может, вам воды? Наруто поднимает голову и видит перед собой юношу лет двадцати, опускает рефлекторно взгляд на табличку с именем и читает — «Конохомару, младший помощник».       — Нет, спасибо, — Наруто улыбается и кивает, — я не хочу пить, я просто подожду.       — Как хотите, мое дело — предложить. У нас отличная вода, и мы можем вам ее смешать с нашими специальными успокаивающими травами, или лучше принести вам травяной чай? — Конохомару подмигивает ему и наклоняет голову вбок. — Точно не хотите?       — И все же нет, — Наруто кивает, — как-нибудь в другой раз.       — Мое дело — предложить, если что, зовите! — он понимающе кивает и уходит обратно.       — Со мной общаются, словно я псих какой-то неуравновешенный, — Наруто выдыхает и обреченно в своих мыслях, — как я до этого докатился…       — Здравствуйте! Присаживайтесь, — пожилой мужчина говорит ему приятным голосом, и Наруто послушно садится и протягивает ему молча выписку из больницы. Старик-врач читает внимательно, а Наруто переводит взгляд на табличку с именем — «Сарутоби Хирузен. Невролог-нарколог». Наруто про себя нервно смеется и готовится к худшему: если этот мужик еще и невролог, будет очень весело. Он не говорил о больнице и приступе никому, и про больницы и направления тоже. Держал в тайне от всех и сказал, что попросту приболел простудой на две недели с осложнением. По глазам Сая было видно, что тот не поверил, но и хрен с ним. Вопросов он не задавал — и это очень Наруто радовало. Отвечать сейчас на чьи-либо вопросы хотелось меньше всего, когда и сам еще себе не можешь на них ответить. В мыслях царила каша, и у него появилась постоянная усталость и резкие скачки настроения снова, которые были в подростковом возрасте и сейчас появились опять. Контролировать непонятно откуда взявшуюся злость и агрессию становилось сложнее, и он часто начинал язвить людям и грубить, что обычно ему несвойственно. Просто его раздражали все. А еще голова начала болеть часто, и от приступов удушья Наруто начинал просыпаться по ночам у себя в квартире с панической мыслью, что его пытается кто-то задушить, хотя никого в квартире, кроме него самого, не было. Удушье и жжение в груди усиливались до такой степени, что он даже перестал с друзьями видеться снова, ибо ему казалось каждый раз, что приступ может случиться при них, чего очень не хотелось. Поэтому на все предложения ссылался на свою занятость, работал и приходил домой.       — Ну все предельно ясно, — спустя пять минут говорит Сарутоби, — у вас типичный недуг, от которого страдают большинство людей мегаполиса. Слава богу, хотя бы здесь, в этом дерьме со здоровьем, он не один такой.       — В больнице вам сделали некоторые обследования, я выпишу вам подходящие медикаменты, которые вам нужно будет принимать по моей схеме, но сначала ложитесь на кушетку, я проверю вашу реакцию, — он достает маленький молоточек, — этим маленьким прибором, это не больно. Наруто послушно ложится туда, и Сарутоби аккуратно бьет молоточком, от чего его нога автоматом дёргается от импульса в нерве. Потом обе руки от удара в локоть, и вторая нога молчит.       — Отлично, теперь встаем, и я посмотрю ваши мышцы и насколько они напряжены.       — У вас забит крестец и спина в районе шеи и плеч, от чего зажимается грудная клетка, — он ведет своим пальцем по его позвоночнику, — нашей задачей будет расслабить ваш организм и отправить вас к психотерапевту. Вы слишком зажаты и будто от чего-то защищаетесь… вот здесь, — он надавливает большими пальцами, и Наруто почти охает от боли. — Садитесь, пока я напишу вам схему. Может, вам воды?       — Нет, спасибо, — Наруто отказывается.       — Вы много пьете? — вопрос застает Наруто врасплох.       — Чего именно? — он сглатывает и начинает нервничать.       — Воду, — поднимает бровь мужчина.       — Почти не пью, — Узумаки признается честно.       — А не воды? — врач подмигивает ему.       — Часто…       — Зачем? — он хмурится и пишет схему лекарств.       — Боль хорошо заглушается, я перестаю ее чувствовать, — Наруто выдыхает и смотрит на картины в кабинете врача.       — Вы про физическую?       — Я про всю сразу.       — Пить с медикаментами вам не рекомендуется, алкоголь особенно — только воду и кофе можно, и успокаивающие чаи, но об этом вам больше расскажет психотерапевт. Я дам вам одного из наших лучших, у него частная практика и он будет молчать как рыба, можете не волноваться, сказанная вами ему информация никуда за пределы кабинета не уйдет. Я вам настоятельно рекомендую начать сейчас. Держите, — Сарутоби смотрит на своего пациента с состраданием, — берегите себя и выздоравливайте поскорее, вы такой еще молодой и красивый юноша. Что вас подкосило так? Наруто кивает, благодарит за прием и таблетки и молча выходит из кабинета, не ответив на вопрос Сарутоби. Таблетки он купил в этот же самый день и, сидя дома подолгу один, смотрел на три пачки, лежащие перед ним на столе. Курил и с досадой смотрел на коллекцию алкоголя в баре. В глубине души он относился всегда к подобному роду вещам с огромным скепсисом. Час сидел и вел разговор с самим собой, пока в очередной раз ему звонил Сай параллельно с Ино, и сообщения в их общем чате приходили с неуёмной скоростью, впрочем, как обычно. Наруто когда-то создал его сам и писал туда каждый день, они часто туда скидывали всякие смешные картинки, видео, фотографии из архива, новости, и именно там, в основном, и общались все вместе. Обсуждали новости или поход куда-то, а также какие-то личные вещи. Сначала Саске писал туда редко, Наруто часто, а теперь Узумаки молчал там уже пару месяцев, лишь изредка проверяя, что и кто там пишет. Не было особого желания. Менма туда скинул предложение всем летом ехать праздновать его день рождения в их старое поместье, в котором они жили в детстве с бабушкой и дедушкой, то есть, через четыре месяца, и Наруто лишь впервые отослал большой палец, мол, отвечая — за. Разразилась дискуссия, и дальше Узумаки ее уже не читал. Перед сном заглотил три таблетки и по указанию врача запил их водой и ушел спать. Той ночью его тошнило и кружилась голова, на утро выпил еще дозировку и в совокупности проспал почти неделю опять от ужасной слабости и сонливости, но приступы стали медленно уменьшаться, что говорило о том, что прописанная ему химия все-таки работает. Первое время снились кошмары какого-то фантастического характера или связанные с семьей, детством и Саске. Приступы спадали, а кошмары усиливались, и Наруто просыпался что ночью, что утром весь мокрый и шел в душ, менял простынь и засыпал снова, укутанный наволочкой. Организм с непривычки сопротивлялся таким образом. Спустя месяц ему стало намного лучше, и он все оттягивал поход к психотерапевту, каждый раз дома смотря на листочек с адресом, и думал, что сможет обойтись без него. Стал опять видеться с друзьями и семьей, даже с Саске снова начал общаться, но несмотря на всю коммуникабельность, ощущал какой-то непонятный ком в горле каждый раз и не понимал, от чего же ему становилось морально еще хуже. Хотелось напиваться, а с таблетками нельзя было, в итоге агрессия медленно закипала в нем вновь ровно до того момента, пока они с Саем не шли по темной улице с клуба, и до его друга кто-то докопался из-за его внешнего вида. И тогда Наруто прорвало. Он сорвался, он просто избил человека ногами, хватая его за волосы и вжимая его лицо в асфальт с огромным оскалом на губах, и хотел бить снова и снова, пока Сай сам лично не оттащил его в сторону в ужасе от реакции Наруто. У него горят глаза. Ему нравится это.       — Да что с тобой такое?! — он вскрикивает, и Наруто переводит на него злостный взгляд с улыбкой. — Ты уже полгода сам не свой! Посмотри на себя!       — Со мной? — Наруто отпихивает Сая в сторону и вытирает разбитую в потасовке губу, впервые ощущает на языке кровь и прикрывает в блаженстве глаза, проглатывает ее. — Отлично все со мной.       — Нет же! — Сай кричит на него. — Ничего не в порядке! Ты сам на себя не похож! Срываешься, кричишь на всех, язвишь и гасишься часто! Сидишь дома один и не отвечаешь на звонки, а когда стал выходить на улицу, провоцируешь конфликты! Лезешь в драку и…       — Я тебя, долбоеба, защищал от этого уебка, — Наруто отпихивает лучшего друга грубо. — Это что с вами со всеми не так? Вы все такие, — он смеется и разводит руками в стороны и кричит, — хорошие и правильные! Что меня блевать уже тянет! От вас всех! Что с вами стало? Это не во мне проблема, а во всех вас! Посмотри на себя, — он выплевывает кровь на землю, — тебя хуесосит какой-то уебок, а ты даже ответить не думал ему, хотел мимо пройти!       — Он был пьян!       — Да какая нахуй разница! — впервые Наруто срывается на настоящий крик. — Какая, к хуям, разница, что он был пьян? Пьяный человек — самый искренний человек! И таких пиздить надо, если они не умеют следить за языком!       — Наруто, ты пугаешь меня… я волнуюсь за тебя, мы все волнуемся… даже Саске… — шепчет Сай тем майским теплым днем.       — О себе самом лучше волнуйся. Все волнуйтесь о себе и отделитесь от меня! Тебе и им не помешает, идиот! — Наруто выплевывает эти слова и уходит домой. Алкоголь он не пил, таблетки на ночь выпил по расписанию и снова уснул, и снова кошмар. Снилось ему, как все его друзья поголовно умирают в их старом доме, куда они собирались поехать через полтора месяца. И он убивает их каждого лично сам. Кроме Саске… его не смог. Проснулся опять в холодном поту от какого-то шума в квартире и пошел ночью стоять под холодным душем в пустой квартире.

***

Саске успокоился через минут пятнадцать, фыркнул и опять замолчал. Анко смотрела на него тяжелым взглядом, и чем больше смотрела, тем больше понимала, что самое дерьмовое во всей этой ситуации, что он прав. Каждое слово — правда. Его методы можно считать безумными, ненормальными, и повесить на него множество ярлыков психической нестабильности — но он был прав. Учиха опять пребывал в своем мире; он потягивается, и женщина переводит взгляд на его ребро и опять замечает эту уродливую штуку, которая шрамами изображена на его коже.       — Что это? Она задавала этот вопрос, помнится, в самом начале.       — Шрам.       — Откуда он у тебя? — она хочет дотронуться до него. Саске это замечает и подзывает ее ладонью. Она встает, подходит, и он, аккуратно сжимая ее ладонь, притягивает ее к коже и накрывает огромный шрам ее рукой.       — Я знаю, что ты давно хотела его рассмотреть и потрогать. Трогай, я не против, — он опускает свою руку вниз и расслабляется.       — Его вырезали у тебя на теле? — она проводит пальцами по кругу и узору вокруг, кожа покрыта в том месте рубцами и выпирает, он красный, даже с синевой — свежий. — В том доме?       — Не в доме, — Саске отвечает сразу, — не вырезали, — опускает голову и видит, что Анко смотрит прямо на него, волосы ее спадают вниз, выбившись из кички. Он наклоняется к ней ближе, она рефлекторно дергается, Саске резко хватает ее за руку и не дает отступить, притягивает к себе в плотную и, сжимая ее ладонь, ведет по коже своей груди в сторону сердца — посередине. Медленно по животу. Прижимает ее ближе и рукой заправляет ее пряди за ухо.       — У тебя сердце стучит сильнее моего когда-то, не бойся, — он смотрит на нее с сочувствием и пониманием, — я тебе ничего не сделаю, — он гладит ее по лицу, и Анко сжимается всем телом от непонятной дрожи. Обито открывает дверь, та скрипит, и они входят внутрь. Спускались они по спиральной лестнице, ведущей с первого этажа церкви на нижние. Какаши входит вторым, и наконец они за собой заводят Саске.       — Ну… вот мы и пришли… — спокойно выдыхает Обито и смотрит в сторону темноты у стены. — О, ты до сих пор тут! Привет, — он кому-то кивает и идет садиться на стульчик у стены с совершенно спокойным лицом. Какаши закрывает за собой дверь, Саске пытается привыкнуть глазами к тусклому освещению и в который раз пытается не потерять сознание от боли. Ноги подкашиваются, он переводит взгляд на руку — заражение почти дошло до локтя и стало отдавать черноватым оттенком. У него сгнивает заживо рука — и нет, ему это не кажется.       — Привет, Саске! Какаши отходит в сторону, и Саске, моргая, смотрит в сторону сидящего в другом углу стены человека. Замирает.       — Ну проходи, — Саске замирает — перед ним сидит его брат и смотрит на него снисходительно и спокойно, — присаживайся.       — Итачи? — Саске делает шаг вперед, потом назад. Не понимает, моргает — у него, кажется, начался бред в виде зрительных галлюцинаций на фоне заражения. — Я не… — он заикается. — Не понимаю, что ты тут делаешь? Итачи? — он оборачивается в сторону Какаши и Обито. — Кто-нибудь мне объяснит, что за… что происходит и… брат? Он слышит тихий выдох и стон боли в другом конце стены рядом с Обито и вздрагивает.       — Ну, вообще, — Итачи встает, берет в руки старый подсвечник, который освещает ему путь, и подходит к Саске. Тот стоит, боится пошевелиться, ничего не понимая и ссылаясь на зрительные галлюцинации. Этого не может быть. Итачи, он не мог… зачем… — мысли крутятся вихрем в голове, и никакого нормального объяснения — даже ненормального — он найти в голове не может. Итачи подходит к нему и улыбается, аккуратно подталкивает его в сторону стены и говорит с явным весельем:       — Я был твоим братом все это время, — Саске замирает. — Ну, то есть, все то время, что вы здесь были, я был им, да. Признаться честно, ну, мне очень понравилось. — Саске идет в прострации в ту сторону, куда его ведут, и наконец замирает, смотрит в сторону стены и огромных коридоров. Тут целый лабиринт, целый город даже.       — О чем ты? — Саске идет как завороженный и рассматривает все эти проходы. — Что я вообще тут делаю… что это… — он вытирает пот со лба. Начался жар, лихорадит, и он резко опускается на колени.       — Саске? — слышится тихий голос в конце. — Саске, это ты?       — Ох, Саске, еще не время терять сознание! — Итачи хватает его грубо за больную руку, и Саске орет. — Извини, по-другому ты никак отрубишься. Я тебе покажу, для чего мы сюда пришли. Саске идет словно в тумане, Обито и Какаши идут за ними.       — Тут такое дело… Саске, — они останавливаются у клетки, и Учиха через тошноту и прострацию от жара и боли смотрит в ее сторону и резко вскрикивает… — Твой брат все это время был тут. На него смотрит измученный, раненый и полностью беспомощный брат, похудевший, в каких-то тряпках и весь в грязи.       — Саске! — Итачи дергается, вскрикивает от радости и тянется к брату. — Саске… — он ползет в сторону выхода из клетки и плачет, всхлипывает. — Саске, ты живой… господи, ты живой! Саске падает на пол, Итачи его прижимает к себе и только сейчас замечает гноящуюся руку брата, Саске в последний раз успевает посмотреть на то, что только что называлось его братом. Она засмущалась и возбудилась. Это впервые случилось у нее за всю ее рабочую жизнь. Сейчас об этом думать даже не хотелось. Она просто смотрит в темные глаза напротив и видит изучающий взгляд. Рука его опускается на ее грудную клетку, он доводит ее руку до своего сердца и останавливается, молчит. Анко молчит тоже и только сейчас ловит себя на мысли, какая у него холодная кожа. Ей стало жарко, а он весь ледяной. И еще… она пытается вслушаться — она не слышит биение его сердца, оно настолько заглушенное, словно у Саске ударов двадцать в минуту. Наконец он ведет ее ладонь обратно, не прерывая контакт с глазами, и останавливается на шраме, накрывая своей, и шепчет на ухо, смотря в стену.       — А теперь, — Итачи напротив улыбается и достает черные волосы, глотает их и… Саске успел отвести взгляд: то, что когда-то называлось его братом, снимало с себя кожу, и хруст ломающегося позвоночника заставил его попросту выблевать всю воду наружу.       — Я побуду тобой, — клетка захлопывается, — вы посидите тут немного. — Существо, принявшее вид Саске, мило улыбается им. — Мне обратно в дом нужно. — Он подзывает Обито с Какаши и шепчет им что-то на ухо. To be endlessly Cold within And dreaming I'm alive       — Нам просто… — они с сочувствием улыбаются им и разворачиваются. — Для коллекции вашего дружка Наруто не хватает.       — Что ты такое, блядь? Что вы такое? — Саске блюет желчью. Обито ему кидает бутылку воды, и Какаши протягивает пакет.       — Тут все, что надо, чтобы твой брат не сдох раньше времени… ну или… — Обито наклоняет голову. — Ему придется ампутировать свою руку, раз уж он так не принимает наш подарок. Но так или иначе, ему это мало поможет.       — Ах да, кстати, забыл сказать! — Саске останавливается и на прощание оборачивается в сторону Итачи, который сжимает своего брата и гладит, все еще не веря, что они наконец-то вместе. — Там, в других клетках, твои мертвые друзья валяются… ну, те, что разбились на машине… нехорошо вышло, — тот, что теперь Саске качает головой. — Это не мы, честно — это Хаширама устроил… — его голос меняется на тихий и раздражённый. — Ему понадобились новые образцы… Ну и, конечно, поднасрать моему брату и уничтожить всех нас. Мы вообще давно тут воюем… но ничего, мы разберемся. Это скоро закончится.       — Мы по нашей традиции спасли их… отец отдал им честь, но, к сожалению, идентичность их сохранить не получилось… — Какаши говорит так, словно Итачи с Саске что-то понимают из сказанного.       — Мама правда пыталась их спасти, но не удалось, — Обито наконец-то говорит искренне и добавляет: — Нам очень жаль, они не входили в наши планы и никто не должен был умереть.       — Мы их тела оставили, точнее, то, что от них осталось. Ты можешь посмотреть. Если не умрешь от того, что твое тело отвергает подарок. Выбор за тобой. Итачи слышит, как захлопнулась дверь, и, прижимая горячего Саске к себе, смотрит в его лицо — Саске потерял сознание; что именно он слышал последним, он не знает.       — Его прижгли кочергой. Раскаленной кочергой выжгли в живую, пару месяцев назад, в подвале церкви, когда мы поехали в тот дом, и я полез туда, куда не надо… — он говорит спокойно. — Да, ты не ослышалась, и знаешь, что самое забавное в этой истории? Ты хотела знать, откуда он у меня — я сказал.       — Кто тебе его сделал? — Анко чувствует, как Саске отпускает ее руку, и отстраняется назад.       — Его сделал мне мой брат. У него такой же, — он кивает ей, — если ты хочешь посмотри. Красивый, хах. Give me your heart and your soul I'm not breaking down I'm breaking out

***

      — Я думаю, пора заканчивать — уже девять часов вечера, — Канкуро смотрит на время, и Темари проверяет показатели жизни Наруто. Он уже не в глубокой фазе сна, а в быстрой, что означает — разбудить его последней дозой адреналина удастся сразу. Главное — вводить медленно и принести ему выпить воды и отпустить сразу на свои нужды. Он должен был отоспаться за это время, и его мозговые функции — прийти в норму, и они смогут продолжить безопасно последнее тестирование и отпустить его обратно в тюрьму. Звонил Саске, Темари взяла трубку сразу.       — Да, здравствуйте, Саске, — она переходит на дружелюбный тон, — да-да, вот он, почти проснулся уже, — она показывает ему по камере Наруто, который ворочается. — Мы вкалываем ему последний укол, и как только он откроет свои глаза, я вам сразу дам знать. Не переживайте, ему уже намного лучше: мы напитали его организм всеми необходимыми веществами, и сегодня вечером он вернется к вам в камеру. Да, не переживайте. — она улыбается, — вы отличный друг, всем бы такого друга, как вы. Вы прямо как семья…       — Вкалывай, Канкуро, четвертую дозировку, — Темари улыбается и кивает, — все должно быть хорошо, показатели хорошие. Канкуро берет вторую руку Наруто; на первой в вене уже виднеются от инъекций синяки, и они решили замотать руку марлей, она слегла опухла. Игла входит под кожу и Наруто дергается снова и сглатывает, мотает головой, и его пульс начинает подскакивать резко, и он мычит. Руки сжимаются в кулаки, и он выгибается дугой и что-то начинает бормотать…       — Я не…       — Он что-то сказал! — Канкуро радуется. — Что-то пробормотал, ты слышала?       — Я не хо… не мог. Дошел он до психотерапевта в начале июня, когда таблетки перестали работать как раньше, и подолгу стоял прямо у кабинета с табличкой и смотрел на имя и фамилию «Ашура Оцуцуки, психотерапевт-гипнолог». Он стучит в дверь и слышит, что можно войти, и проходит внутрь. Перед ним сидит мужчина, одетый в повседневную одежду, и смотрит на него с теплотой.       — Здравствуйте, Наруто Узумаки, присаживайтесь. Наруто садится в кресло и внимательно рассматривает мужчину.       — Скажите, а мы не встречались раньше?       — Боюсь, что нет, вы могли меня видеть на телевидении, скорее всего, — мужчина улыбается ему, и Наруто кивает и протягивает ему листок. Оделся Наруто как обычно: белая майка и синие спортивные штаны, поверх кожаная куртка, которую он снял и положил рядом. На его руке кожаный браслет из золота — дедушка подарил, синяки под глазами и кожа его бледная, несмотря на солнце за окном. Выглядел Наруто уставшим.       — Вы, наверное, думаете, чего я к вам такой весь из себя пришел, — смеется Наруто, — какие могут быть проблемы у такого, как я.       — Нет, я так не думаю, — отвечает Ашура с теплотой, — но интересное вы имеете представление о себе, которое транслируете на меня. Наруто молчит и натянуто улыбается.       — Тут вы попали в точку, — он выдыхает и пытается расслабиться в кресле, — я именно так и думаю о себе и до сих пор злюсь на самого себя, что у меня на самом деле проблемы.       — Расскажите, что случилось и как вы себя чувствуете? Это наше первое знакомство, и я попытаюсь понять в процессе вашего рассказа, что мне с вами делать и с чего начинать нашу терапию с вами.       — Все, что я расскажу, останется только между нами? — Наруто смотрит на него пристально.       — Я унесу это отсюда с собой только в могилу, — Ашура улыбается ему. — Может, вам кофе, чай или просто воды?       — Воды, — кивает Наруто и Ашура сразу же встает и наливает ему воды из кувшина в стакан и протягивает ему.       — Спасибо, — Наруто отпивает глоток — горло пересохло внезапно. — А… c чего мне начать-то? — он смеется. — Я даже не знаю, как у вас это все тут работает, только в фильмах видел.       — C чего хотите и посчитаете нужным, — Ашура берет бумагу и ручку, — а я буду делать заметки для себя. Первое, что придет в голову.       — Первое, что придет в голову, — Наруто задумывается и хмурится, облизывает губы и делает еще глоток. Кабинет был огромным, двухэтажным, множество книг стояли на полках, и рядом была лестница, которая помогала достать нужную. Много растительности везде, цветов, и пение доносилось из угла, в котором Наруто увидел красивую птицу. И рядом с ним стоял террариум, в котором ползала игуана, большая, метра так два. Кабинет был выполнен в коричневых и бежевых тонах. Висели картины повсюду.       — Красиво тут у вас, сами рисовали? — он бросает взгляд на произведение искусства.       — Нет, — Ашура улыбается, — мой брат рисовал, но спасибо, мне очень приятно. Главное, чтобы клиенту тут было комфортно и уютно.       — Да, — Наруто отпивает еще глоток и сглатывает, — ладно, начну с начала.       — Как скажете, — Ашура кивает ему и слушает внимательно.       — Мои родители умерли, когда мне было всего три года, и я их не помню. — улыбка сразу пропадает с его лица. — У меня есть старший брат Менма, бабушка и дедушка, которых я очень любил. Из-за обстоятельств, по которым они умерли, меня на первые пару лет поместили в детдом, в котором я провел около двух лет, и там у меня все было хорошо: друзья и отличный воспитатель Сасори, я очень любил его. Он многому меня научил и повлиял на мое развитие, у нас много было всяких занятий, там, шахматы, языки, лепка, — Наруто запинается и делает еще глоток. — Там я в один день, когда приехали гости, познакомился с Саске. Это мой лучший друг и человек, которого я люблю, и постоянно думал о нем, хотел подружиться и увидеть снова, но он не приходил никак. Потом меня вернули обратно в семью, я был очень счастлив снова быть с братом, и мы часто ездили в одну деревню в поместье дедушки, и просто на отдых куда-нибудь. Я из очень обеспеченной семьи, — он запинается и молчит.       — Продолжайте, — Ашура улыбается ему ласково, — все хорошо, вы в безопасности.       — Я плохо помню некоторые периоды жизни, — признается Наруто, — не помню лица и имена людей, но, в общем, потом я пошел в ту же самую элитную школу, в которой учился мой брат, и там познакомился с Сакурой и ее подругой Ино. Они стали моими первыми друзьями, не считая детей из детдома. Потом туда перевели Саске в классе третьем, и я его не узнал, так как он очень изменился с нашего первого знакомства и стал замкнутым. В параллели учились Неджи, его сестра Хината и их двоюродная сестра Шион, которая стала девушкой моего брата. Хината с детства была в меня влюблена, а меня особо никто и не интересовал, кроме Саске. Я как-то не обращал внимание на девушек, хотя Сакура мне нравилась в классе втором, она была красивой и милой, — он пьет воду опять. — Так прошло школьное время: дом, школа и друзья. Меня никогда не били в семье, в школе только часто дрался с Саске и соревновался, хотел быть лучше и доказать ему, что достоин его внимания.       — Почему вам было это так важно? — спрашивает Ашура на фоне. Наруто задумывается и тяжело выдыхает:       — Понимаете, он был для меня стимулом к совершенству, которое я в нем увидел, и я хотел, чтобы он мне стал близким человеком, а Саске был очень замкнут, он только общался со своим братом, и в итоге с братом его у меня так и не сложились хорошие отношения. Я тогда и не знал, кто они и что случилось в их семье. В газете прочитали, что их отца убили, и мать умерла за пару лет до этого, и я понял, что мы похожи, и я смогу его понять, как и он меня. Мне было одиноко, несмотря на семью, у нас складывались немного натянутые отношения. Я вообще часто филонил, спал на уроках, и учеба мне не была особо интересна… Мне были интересны люди, потому что чем дольше я смотрел на них, тем сильнее их… не понимал, и как с ними себя вести — тоже. По поводу семьи, понимаете, когда у тебя есть старший брат, у вас или отличные отношения, и ты пытаешься быть на него похожим… Ашура кивает понимающе.       — Или вас постоянно сравнивают родственники и начинают появляться проблемы, — Наруто хмурится. — Сначала я не придавал им особого значения и пытался просто жить; учеба, несмотря на мою лень, давалась мне очень легко, в отличие от моего брата, и каждый раз я радовал свою семью очередной грамотой с олимпиады или конкурса.       — То есть, вы были отличником? Вам было это важно?       — Наоборот: мне было все равно, если честно. Просто смотря на фото своего отца и понимая, чего он добился, смотря на его грамоты, я хотел, чтобы он гордился мной, я хотел превзойти его, и как-то это получалось само. Я никогда, в отличие от Саске, ничего не заучивал и не зубрил, что из-за лени и того, что часто спал или играл с братом или другими, получал второе место. Мне хотелось выделяться перед Саске и становиться ему ближе, но не перед другими, — Наруто делает паузу.       — Вы так хотели к нему быть ближе?       — Да, и у меня получалось, мы стали лучшими друзьями и много времени проводили вместе, — Наруто улыбается. — Брат даже ревновал меня к нему. Чем взрослее становился, тем из-за сравнения в семье меня и брата портились наши отношения. Я никогда не хотел быть лучше Менмы и как-то подавить его — просто наши интересы не совпадали друг с другом, но я брата очень сильно любил и уважал. Он и Саске были для меня самыми близкими и любимыми людьми.       — Продолжайте… Наруто вжимается в кресло и чувствует, как это странное состояние, начинает возвращаться опять, медленно… Сердце колотится и грудная клетка начинает сжиматься. Он задыхается. Опять.       — Извините, я выпью таблетки, мне не хорошо становится, — кисть руки начинает дрожать, и он заглатывает на голодный желудок свою утреннюю дозировку, которую теперь постоянно носит с собой в специальном кейсе для таблеток, и запивает водой.       — Может, открыть окно? — Ашура спрашивает с сожалением и видит, как Наруто начинает потряхивать.       — Нет, — Наруто качает головой и сглатывает, — все нормально… я просто… сейчас… дайте мне пять минут, все придет в норму.       — Конечно, у нас с вами осталось еще полчаса.       — Я думаю, еще полчаса и он очнется, — Темари смотрит, как Наруто весь трясется и сжимается, слышится стон и всхлип.       — Наруто, мы ждем тебя здесь, — Канкуро смотрит на пациента и держит его за руку, — возвращайся оттуда… тебе там слишком…       — Больно, — выдыхает Наруто с натянутой улыбкой и смотрит на Ашуру, глаза слезятся. — Простите, эти приступы появились буквально недавно, я не могу их контролировать…       — Я помогу вам, — Ащура встает, подходит к нему и берет его за руку, смотрит в глаза Наруто и произносит тихо: — обещаю. Вы в полной безопасности здесь и вам ничего не угрожает… Боль постепенно уйдет, просто для этого нужно время и найти источник ее причины глубоко внутри вас, — он отпускает его руку и садится обратно в свое кресло. За окном солнечно, и свет проникает лучами и тенями сквозь огромное окно.       — Школьное время… — Наруто выдыхает устало, — кончилось и начался университет. Саске с девятого класса брат перевел в колледж и нас опять разделили. Они уехали в другой город и мы не общались… встретились мы только на первом году университета. В старшей школе я познакомился со своим вторым лучшим другом, Саем, — он говорит эти слова с улыбкой. — Это третий мой любимый человек и самый близкий для меня, который заменил мне и Саске, и брата. У нас бывают разногласия, но, несмотря на это, я очень им дорожу и ценю его. У него тоже непростая жизнь — я понял это по его глазам сразу, а после он мне уже во всем признался и я принял его таким, какой он есть. Это было в тот день, тогда мы подрались с Неджи за то, что я отказал его сестре, — он хмурится и растирает свои виски. — Извините, голова болит.       — Вы часто говорите, что вы понимаете и принимаете других людей, но ни разу не сказали, что кто-то принял вас… — Ашура говорит эти слова с тоской и смотрит на Наруто. — Я правильно вас понимаю? Наруто хмыкает и откидывает голову назад.       — Я… — он запинается, — сейчас я закончу и отвечу вам. В общем, у нас в университете образовалась отличная компания из друзей Саске и моих. Мы все разные и уникальные, но у нас в семье пошел огромный разлад после одного ебучего теста на интеллект, который меня отстранил и от Саске, и от брата, и вообще, начались проблемы: от меня почти все отвернулись, кроме Сая, и начали побаиваться, — он с горечью усмехается. — Я никогда не хотел выделяться, никогда не хотел быть особенным, — он смотрит в потолок. — Я просто хотел быть самим собой. Блядь, да даже когда Сакура попросила меня признаться Саске в своих чувствах, она обвинила меня в его отказе… пиздец… — он переводит взгляд на Ашуру. — Понимаете в этом виноват я… просто никогда не был ни с кем… искренним и играл какие-то свои роли… я хотел подстраиваться, хотел быть простым и вечно веселым, душой компании, хотел отвести внимание друзей от того, насколько я стал богат из-за наследства отца, хотел не потерять их из-за своих амбиций, хотел помочь всем и долго занимался благотворительностью и помогал Сасори с детдомом, пока он не умер, я даже и не перестал после его смерти… Но что бы я ни делал и как бы я ни делал — я не мог дотянуться до Саске никак.       — Вы его любите? — Ашура сглатывает.       — Да, — выдыхает Наруто и всхлипывает, — я очень сильно его люблю и хотел просто, чтобы он любил меня, как я его, — слезы подступают к глазам. — Я винил себя каждый раз, что не помог ему и ничего не сделал; винил за то, что его брат такой уебок, и Саске ему верит больше, чем мне; я винил себя за то, что часто отталкиваю Сая, потому что он меня любит, как я Саске, и ничего не могу сделать, он за меня страдает, а я, как последний мудак, лишь могу улыбаться и говорить, что ему полегчает, не получается у меня; винил себя за то, что от меня отвернулся брат в обиде на то, что я лучше и на меня больше возложено надежды и гордости бабушки и дедушки, чем на него. Я винил себя за то, что не смог ничего сделать, чтобы родители не умерли. Они умерли из-за меня, — он начинает дрожать, — они поехали тогда со мной в больницу, потому что мне плохо стало. На них было произведено покушение, и только меня удалось спасти каким-то мужчиной, который оказался поблизости, — слезы льются по щекам. — Если бы мы не поехали тогда туда, и мне не стало бы плохо, брат бы не лишился их, — он замолкает и начинает всхлипывать сильнее. — Извините.       — Все нормально, ваши эмоции — это нормально.       — Если бы я не оказался в детдоме, где нужно было уметь контролировать свои эмоции, я бы не вырос таким. Я не знаю, кто я на самом деле… понимаете? Я чувствую все время огромную злость, которую прячу за добродушной улыбкой, и стараюсь, блядь, — он смеется сквозь слезы, — сука, очень стараюсь быть обычным и понимающим, но во мне столько боли и злости, что я, даже когда в Японии был в говно пьяный, набил себе на всю спину тату… мне легче не стало. Я лежал в ледяной ванне, чтобы хоть что-то почувствовать, — слезы перестают идти, — но лучше мне не стало нихуя. Мне становится лучше только тогда, когда я выплескиваю свою агрессию и бью кого-то, не важно кого, кроет меня… понимаете? Я срываюсь на людей, на друзей, хамлю всем и грублю… Порой меня от всех тошнит настолько, что я сижу на работе и возвращаюсь домой, и так неделями напролет… и сижу и смотрю в одну точку, и мне становится просто… смешно.       — Вы долго сдерживали свои эмоции, и теперь они выходят наружу, заблокировав в себе одну часть, не кормя одного черного волка, а кормя только белого; черный начинает обижаться и злиться и после выходит наружу, — Ашура кивает. — У каждого человека есть две стороны, которые надо любить и выпускать. Вы любили только одну и не выпускали вторую… то, что с вами происходит сейчас — результат.       — Да, — губы Наруто вытягиваются в улыбке, — я просто всех ненавижу. Я любил всех их отчаянно, а теперь я всех просто ненавижу. Я смотреть на них не могу, и не могу слышать эти ебанные вопросы — что со мной? В порядке ли я? Чего я не такой, как раньше? Почему я без настроения?.. Мне просто хочется послать всех нахуй и уехать подальше от всех, все бросить и начать жизнь заново, быть самим собой и жить для себя. Меня никто не понимает и не хочет понять, потому что, когда я становлюсь настоящим собой, меня начинают бояться… и стоят ли эти люди того, чтобы я тратил на них свое время? — он смотрит на Ашуру. — Про Саске и так все понятно: чем дольше мы общаемся, чем чаще мы ссоримся, и я уже просто устал и вытягивал из себя последние ресурсы. Я даже хотел признаться ему в любви и вышло хуево, там мне ничего не светит, пока есть его брат, — он усмехается. — Брат мне продолжает улыбаться и делать вид, что все нормально, но я же вижу, что нет, и наше общение давно не такое, как раньше. А Сай… Он начинает меня бояться. Больше у меня, по сути-то, никого и нет. И каждый раз… Я ощущаю огромный ком вот тут, — он показывает на грудь, — и боль вот здесь, — на голову. — Пробовал запивать все это алкоголем — помогает на время, но лучше не становится… хах… Менма предложил съездить в тот дом дедушки и отпраздновать день рождения. Может, поможет, и все станет как раньше… второй шанс. Всегда есть второй шанс, — он пытается верить в это. — Я искренне этого хочу — начать заново.       — Что за тату вы набили на спине? — с интересом спрашивает Ашура, и Наруто усмехается.       — Вам показать? Мне придется снять майку, это не переходит ваши рамки?       — Нисколько, показывайте. Вы мой пациент и делаете здесь, что хотите, и что я считаю нужным.       — Хорошо, — Наруто снимает свою белоснежную майку и поворачивается спиной к Ашуре. — Вот, мне сказали, это зовут «Курама», делал я его в честь Саске. Наруто не видит, как меняется выражение лица Ашуры, и он сглатывает.       — Хорошо, можете одеться. Очень красивая тату, у меня тоже есть, — он улыбается, — правда, не такая объёмная, как у вас. Наруто одевается и садится обратно.       — У нас осталось десять минут, — Ашура встает и подходит к столу, берет оттуда хронометр. — Я попробую на вас технику гипноза, чтобы вам полегчало на время, а потом мы продолжим с вами наши сессии раз в неделю. — Наруто кивает. — Смотрите на стрелку и слушайте мой голос.       — Раз, глубокий вдох. Стрелка часов тикает и Наруто смотрит на нее.       — Два, глубокий выдох, вы успокаиваетесь и расслабляетесь. — Стрелка часов становится громче, и она отражается в зрачках Наруто, и он расслабляется.       — Три. Вы слышите только мой голос и медленно засыпаете. Ваша злость уходит… она улетучивается, и вы в абсолютной безопасности. — Наруто смаргивает и его сжатое тело начинает разжиматься…расслабляться.       — Четыре. — Голос уносит Наруто куда-то далеко, и его голова начинает медленно падать, и он резко вздрагивает. — Все хорошо. Все будет… хорошо… вы скоро начнете новую жизнь… уедете, и ваша жизнь изменится.       — Пять. — Наруто проваливается в сон, и его голова падает на плечо. — Мой голос становится вашим. В вашей голове вы слышите мой голос, он начинает звучать, как ваш. Вы расслабляетесь.       — Шесть. — Голос превращается в помехи, переплетаясь с тиканьем часов и каким-то воем внутри. — Вы становитесь самим собой в нужное время и нужном месте…       — Семь. С нужными людьми и обретёшь свою настоящую семью… Вам не будет больше одиноко… Я обещаю, только вечный покой, который ты заслужил и который тебе предназначен от рождения… теперь слушай меня. Голоса смешивают наступает тишина.       — И ты медленно просыпаешься… чувствуешь, как силы возвращаются к тебе, твое тело отдохнуло. Сначала ты сжимаешь свою руку… потом пальцы второй… дергаешься обеими ногами… губы твои дрогнули и ты медленно… открываешь свои глаза… первый… и потом второй… I'll feel my heart implode And I'm breaking out Escaping now Feeling my faith erode Наруто медленно открывает свои глаза и смотрит перед собой в белый потолок. Слышится писк аппаратуры и радостный голос:       — Ты очнулся! — Канкуро радостно вскрикивает и Темари улыбается.       — Мы тебя ждали! — Канкуро не может нарадоваться, смотря на спокойно лежащего Наруто, который наконец вернулся в сознание. Узумаки медленно поворачивает голову в сторону обоих, и Темари замирает. Цвет его глаз изменился — один голубой, как был, а второй стал карим.       — Где я? — слышится спокойный голос, и он пытается понять, кто перед ним сидит.       — Ты все еще в нашем центре на обследовании. Ты упал без сознания вчера и только сегодня очнулся. Тебя привез Ибики сюда из тюрьмы, ты помнишь? — Канкуро всматривается в Наруто, который безразлично рассматривает их лица. Он поворачивает голову в сторону аппаратуры и на свои руки.       — Что это? И почему моя рука перевязана? — он спрашивает спокойно и хмурится.       — Это приборы по измерению твоих показателей жизни организма, — настороженно отвечает Темари, рассматривая его. — Может, удар как-то травмировал мозг и задел сетчатку глаза. Такое может быть, но была бы кровь, которой нет… Она могла уже рассосаться, в принципе.       — Понятно. Где… — Наруто поднимается на руки и садится, — Учиха? — он осматривает палату.       — В тюрьме, ждет тебя, — отвечает Канкуро.       — Почему он не здесь? Не со мной? — Наруто наконец опускает свои ноги на пол и сглатывает. — Он не приехал? — голос звучит разочарованно.       — Его не привезли, ему не нужно. Это запрещено, — отвечает Темари.       — Он звонил? — Наруто поднимает на нее свой взгляд, и от чего-то женщине становится не по себе, но от чего именно — она не понимает. Наруто ведет себя как-то странно, непохоже на себя самого, и смотрит на нее таким взглядом, который сложно охарактеризовать.       — Звонил много раз и спрашивал, как ты, — отвечает Канкуро за женщину.       — Сколько я тут пролежал, вы говорите? — Наруто поднимает взгляд на время.       — Меньше суток…       — Он никого не убил? — спрашивает Наруто прямо у них обоих, смотря на них с интересом.       — Откуда ты знаешь…? — Темари хлопает глазами. Наруто усмехается и встает, снимая с себя все присоски, и хрустит затекшей шеей, разминает плечи и выдыхает.       — Я просто очень хорошо его знаю, вот и все. Если меня нет рядом, он начинает очень нервничать, делать глупости и вечно попадает в беду, — он идет в сторону ванной комнаты, — извините, мне надо в уборную.       — Да, конечно, — Темари следит за ним, и Наруто закрывает за собой дверь.       — Что это с ним? — Канкуро спрашивает свою сестру. — Он какой-то… другой.       — Скорее всего, он не другой — он именно сейчас настоящий перед нами, — Темари задумчиво смотрит на монитор, который погас. — Очень интересно. Наруто стоит перед зеркалом в ванной и смотрит на свое отражение. Рассматривает свои глаза и отводит взгляд в сторону. Включает воду из крана на полную мощность. Его накачали чем-то непонятным и далеко забытым, от чего он наклоняется над унитазом, и его начинает рвать огромным количеством воды и еще непонятно чем. Сидит там минут пятнадцать, оперевшись головой об унитаз, и сплевывает, что может, пускает струю и жмурится. Больно. Наконец, закончив, смывает все это, подходит обратно к зеркалу, умывается ледяной водой и стоит так еще минуту у раковины с опущенной головой и думает. После вновь поднимает голову в сторону зеркала и смотрит на свое отражение и в свои глаза.       — Вот…дерьмо. — Он выключает воду и, наконец вытеревшись полотенцем, возвращается обратно в уже пустую палату, где ему приготовили свежие вещи, и медсестра говорит, что через полчаса у него последнее тестирование.       — Добрый день, — Наруто входит в помещение, размещённое на четвертом этаже клиники, и перед собой видит старушку, которая добродушно улыбается и говорит эти слова, сидя в своем кресле: — Долго я вас ждала, целые сутки.       — Добрый вечер уже, — Наруто кивает ей спокойно и осматривает кабинет. — Да, простите, я немного задержался. Впервые я так долго спал за всю мою жизнь. — Он переводит взгляд обратно на женщину и, подходя ближе, протягивает ей свою ладонь в знак знакомства. — Узумаки-Намикадзе Наруто.       — Чиё Сунагакуре, — она протягивает руку ему в ответ и пожимает. — Руки у вас очень холодные, юноша.       — Да, — Наруто смотрит ей в глаза не улыбаясь, — я знаю, — после улыбка резко появляется на губах. — У меня они такие, сколько я себя помню. Ледяные просто.       — Ложитесь на кушетку, и вам придется раздеться, чтобы я смогла дотянуться до ваших бедер, колен и грудной клетки, — она указывает в сторону. — Если вам некомфортно, вы можете раздеться за шторой.       — Какая разница, вы меня все равно будете в трусах видеть, — он усмехается, — так смысл мне прятаться так и так? Чиё улыбается ему и проводит взглядом по Наруто, который спокойно стягивает с себя подготовленную ему больничную свежую одежду и, оставаясь в одних трусах, ложится перед ней и смотрит он в потолок.       — Вас что-то беспокоит? — Чиё поджимает под свою обвисшую щеку дряблую ладонь и всматривается в своего пациента. — Вы очень молчаливый для…       —…уголовника и маньяка, которого обвинили в многократных убийствах, — с иронией спрашивает ее Наруто, переводя на нее свой холодный взгляд, — вы это хотели сказать сейчас?       — Нет, для такого солнечного с виду человека, как вы, — она улыбается ему с теплотой и смеется. — Я не детектив и не полицейский, для меня сейчас вы обычный пациент — ни более, ни менее. Интересного цвета у вас глаза, у вас гетерохромия?       — Я понятия не имею, о чем вы меня сейчас спрашиваете, — смеется Наруто. — Это что?       — Разного цвета глаза, — уточняет Чиё. — Красивое явление, хоть и крайне редкое и не всегда полезное для здоровья, особенно причины ее появления, если у вас не от рождения такие. У вас один голубого цвета, а другой — карий.       — Я очнулся и увидел это в зеркале, — пожимает плечами Наруто. — Понятия не имею. Какие причины возникновения этого? — он спрашивает с интересом.       — Разные, — Чиё задумывается, — или превышена концентрация меланина, или наличие перенесённой инфекции крови, опухоли, результатом травы или синдром Фукса, но у вас на это не похоже.       — Ну, значит, я скоро кони двину, — смеется Наруто. — но, а если серьёзно, то понятия не имею.       — Ладно, приступим к обследованию, и вы наконец поедете обратно, вас уже заждались. — Женщина цепляет на его запястья и ступни, плечи, колени и грудную клетку присоски и поворачивается к монитору. — Будут словно резкие удары током и не особо приятные, от чего ваши конечности будут дергаться. Это нужно для того, чтобы мы могли понять, насколько поражены ваши глубинные нервы, судя по тестированиям, которые проводила наша милая Темари.       — Я потерплю, — Наруто кивает и выдыхает, — можете начинать. Первый импульс пришел в его правое плечо и руку, но реакции не последовало. Чиё что-то нажимает на своём мониторе, и импульс идет в область локтя — опять ноль реакции. Наруто прикрывает свои глаза и думает о своем. Третий импульс бьет по кисти правой руки, и она слегла дрогнула. And dreaming I'm alive 'cause I want it now Тобирама просидел в темноте еще полчаса в ожидании, когда вернутся Мадара с Изуной, но, не дождавшись, решил пойти и проверить всё сам. Он дергает правой рукой, на безымянном пальце которой надето обручальное кольцо, за ручку двери комнаты и сразу же врезается в Данзо.       — Вот ты где! А я тебя обыскался! — Данзо выдыхает в успокоении и смотрит на Сенджу. — Ты чего тут в темноте делал один?       — Данзо, — моментально меняет тему Тобирама, — ты не видел Изуну? — он смотрит на него теперь с настоящим волнением.       — Нет, — притихает Шимура… — он исчез и так и не вернулся.       — А Мадару? — Тобирама сглатывает.       — Он убежал куда-то и тоже пропал… — Шимура хмурится и сам уже начинает волноваться, хоть и стыдно это признавать.       — Послушай меня, — Тобирама хватает его за лицо своими ладонями, — пожалуйста, возьми коня и прискочи в их поместье, проверь, в порядке ли они, я начинаю очень волноваться.       — Но уже поздно! — Данзо смотрит в темноту за окнами.       — Возьми Сарутоби и слуг, — Тобирама умоляет его, — я очень прошу тебя, умоляю.       — Хорошо, конечно! — Данзо кивает и удаляется в конюшню. Тобирама кивает ему и бежит по лестнице вниз. Импульс Чиё бьет прямо по колену Наруто, нога дрогнула неприятно и резко. И Наруто начинает улыбаться Чиё.       — Не больно?       — Терпимо. To be endlessly Cold within Зал почти пуст, все гости уже давно разошлись, осталось человек пятнадцать, и он добегает к своему брату, который стоит со своей женой и разговаривает с друзьями у выхода.       — Хаширама! Стой! Куда ты? — он кричит и чуть ли не падает с лестницы. — Подожди Хмельной брат смеется и смотрит на своего младшего брата:       — А мы все думали, где же ты!       — Хаши, где Мадара? Он недавно ушел от меня искать Изуну, ты не видел его? — Тобирама пытается отдышаться и смотрит на брата с волнением. — И где отец и все остальные?       — Не знаю, мой дорогой. Я видел, он ушел в сторону своей комнаты, и больше я его не видел, — Хаширама выходит с гостями на лестницу у дома. — Мы поедем отмечать дальше, как взрослые, твой праздник в компании друзей моей жены. Хочешь к нам присоединиться?       — Нет, — в отчаянии говорит Тобирама и смотрит на брата, — я… я найду их… Где отец?       — Он куда-то ушел с отцами на свои развлечения… продолжать праздник. Ты извини, гости уже ждут, — он подходит к брату и целует его в руку, после замечает кольцо, смаргивает резко. — Это что? И почему твоя рука ранена? Ты поранился?       — Ничего, — отмахивается от него Тобирама, — подарок от Мадары, пустяки… Ладно, хорошего вам вечера, брат! Люблю тебя! — он быстро убирает свою руку обратно в карман сюртука и улыбается ему.       — Спасибо и тебе! — Хаширама хохочет, и они удаляются, каждый в свою карету; Мито машет Тобираме из окошка. Тобирама проводит по ним грустным взглядом и сглатывает, после поворачивается в сторону дома и видит, как Данзо с Сарутоби и конями ускакали уже в сторону поместья Учих. Он остался один.       — Здравствуйте, — Тобирама резко вздрагивает от незнакомого голоса за спиной. Импульс тока от Чиё приходит в локоть левой руки, и Наруто опять начинает улыбаться; она дрогнула. It's holding me Morphing me And forcing me to strive       — Простите, я очень задержался, — он кланяется и Тобирама, понимает, что понятия не имеет, кто перед ним стоит стоит.       — Добрый вечер, — он протягивает ему свою руку, и незнакомец жмет ее в ответ, — прекрасная сегодня луна, не правда ли? Луна сегодня полная, действительно, и Тобирама поднимает свою голову в сторону ночного неба.       — Прошу прощения, мы с вами не знакомы… — Тобирама смущается и отводит взгляд, — или я попросту вас не помню.       — Не помните. Я ваш крестный отец, Ашура Сенджу. Я крестил вас при рождении, я священник, — мужчина улыбается ему и протягивает свой подарок в корзине. На груди у него висит огромный старинный крест. — Держите, с днем рождения вас. У меня был долгий путь сюда. Я могу зайти в дом?       — Да, конечно, проходите, но, боюсь все уже уехали и я не могу никого найти, все куда-то делись.       — Пойдемте, посмотрим вместе? — мужчина добродушно улыбается и протягивает Тобираме свою ладонь, и они заходят во внутрь. Ашура пристально осматривает поместье и подходит к зеркалу, пока Тобирама в панике пытается найти хоть кого-то. Но дом пустует, и отца уже нет, как и Мадары. Тобирама забегает в его комнату-чулан — и там нет его.       — Красивая у вас птица, — Ашура гладит Зецу, который каким-то образом высвободился из клетки и приземлился на его плечо. — Птицы любят меня.       — Как он выбрался из клетки? — Тобирама хмурится и выдыхает. — Видимо, дети открыли ее.       — Видимо… — Ашура кивает и садится в кресло у камина. — Вы кого-то потеряли?       — Да, любимого человека и его брата, — Тобирама нервно смеется, — и не понимаю, куда они могли пропасть. Из кухни слышится грохот, Ашура с Тобирамой переглядываются, и он бежит в сторону кухни.       — Извините, я сейчас вернусь. Последний импульс бьет в самую грудную клетку Наруто, и он с криком выгибается; ток проходит прямо по всему телу, и он впервые громко кричит. And I'm breaking out I'm breaking out Last chance to lose control       — Хидан? — он обрадовался уже. — Это ты! — он смотрит на мужчину со спины. — Я уже испугался, что и ты пропал. Хидан поворачивается к нему и смывает в раковине кувшином руки в крови, смотрит на него с улыбкой.       — Добрый вечер, именинник, — в ночи его глаза кажутся особенно черными; светлые волосы зализаны назад.       — В чем твои руки? — Тобирама смотрит на него с легким испугом. — Ты мясо разделывал? — он пытается найти куски мяса поблизости на кухне, но не находит.       — Да, с охоты вернулся, — Хидан пытается его уверить, — пристрелил пару волков и оленей. Они сегодня словно рассудок потеряли, так бегают… маленькие гаденыши.       — Но, — Тобирама сглатывает и отступает на шаг назад, и Хидан смотрит на него со смехом, — ты же никогда не занимался охотой, Хидан.       — Так я начал буквально недавно, — идет к нему Хидан спокойно с ножом, — вы имеете что-то против, мой господин? Ваш отец меня обучил, как охотиться и разделывать мясо этим прекрасным ножом, — он подступает в сторону лунного света из окна и показывает его Тобираме. — Вашего отца подарок.       — Что… — Тобирама отступает еще на шаг, — с твоим лицом? — его губы начинают дрожать, и сердце колотится как бешеное.       — А что с ним? — Хидан задумчиво проводит по нему пальцами. — Вроде на месте, — он отмахивается.       — Оно украшено какими-то узорами, Хидан! — Тобирама пятится назад и утыкается в проем двери. — Откуда у тебя это?       — Это вместо маскарадной маски, я так и не сделал свою. Смотрите, какая у меня на груди пентаграмма для вида! В честь наших богов! — Хидан отвечает с теплотой. — Молодой господин, вам пора бы поспать уже, столько впечатлений на сегодня вам хватит.       — Не подходи ко мне! — Тобирама сам не знает, почему, но в груди зарождается страх — он где-то видел уже эти узоры когда-то, но не может вспомнить, откуда. — Не подходи! It's bugging me Grating me And twisting me around Он врезается в Кагую позади себя и резко, с криком оборачивается, видит свою гувернантку и с облегчением выдыхает.       — Что здесь происходит? — женщина спрашивает строго.       — Кагуя! — Тобирама резко успокаивается. — Посмотри на него! Он… он весь как будто с обряда жертвоприношения… — он вспомнил, где видел эти узоры — в книгах о богах, которые они читали с Мадарой вдвоем. — Где все?       — Я вижу, — Кагуя кивает и смотрит на Хидана. — Вытри это немедленно, идиот! — она кричит и прижимает Тобираму к себе, и Сенджу чувствует безопасность, пока… не чувствует чужие руки на его шее. Она начинает его душить с непроницаемым выражением лица. — Вы простите, мой господин, но таков приказ вашего отца — вам пора спать. Тобирама пытается отпихнуть ее руками, бьет ее ногами и кричит как может, начинает терять сознание, пока его резко не отпускают, и он успевает лишь оглядеться и видит позади себя этого Ашуру, который смотрит на Кагую спокойно.       — Ты кто такой и что делаешь в нашем поместье? Она не успевает договорить, как Ашура лишь щелкает пальцами, и на глазах Тобирамы ее тело разлетается в мясо и окрашивает его лицо кровью. Тобирама кричит, и Ашура лишь подходит к нему и касается пальцами лба.       — Тебе и правда пора отдохнуть, мой сын, — только он соприкасается с его лбом, как Тобирама замертво падает в его руки, и Ашура аккуратно кладет его на кушетку кухни.       — Теперь ты, — он смотрит спокойно на побелевшего Хидана и говорит ледяным голосом — у тебя есть две минуты, чтобы сказать мне, где Мадара и Изуна Учиха, пока я тебя не уничтожил щелчком пальцев. Советую поторопиться, ибо, поверь мне, сектант несчастный, ты очень не хочешь вживую встретить того, кому ты поклоняешься, да еще так неумело и не так верно. Время пошло. Хидан кидается на него с криком и ножом, и Ашура качает головой, делает еще один щелчок пальцами — и от Хидана остается только лужа крови и пентаграмма, которая закатилась куда-то за угол кухни. Yeah I'm endlessly Caving in And turning inside out       — С вами, людьми, так сложно найти компромисс, вы же понятия не имеете, куда и к кому лезете, идиоты, — он подходит к центру всего этого болота и смотрит печально. — Брат, как обычно, был прав, ну ладно, найду сам. Поиграем в прятки, — он берет Тобираму на руки и аккуратно несет его в спальню на втором этаже, там оставляет и накрывает одеялом, целует его в лоб и обещает, что они еще встретятся.       — Ты пока поспи. Я не хочу, чтобы ты видел тот ужас, который позволил сделать твой папаша, не спрашивая нашего согласия, это непослушание, — он аккуратно гладит его по голове, — а за непослушание всегда будет самое ужасное наказание. Мой брат очень не любит поднимать свою жопу с кресла, особенно когда обижают то, что по праву принадлежит ему. Он поднимает голову к окну.       — Луна сегодня прекрасная… Спи спокойно, пока можешь еще спать. — Он растворяется в воздухе, и слышится скрип на лестнице.       — Мы закончили, — довольно говорит Чиё, и Наруто улыбается ей, и она снимает с него присоски. — У тебя функционируют глубинные нервы; поражение не так сильно затронуло все остальные нервы, но, боюсь, у тебя на лицо полинейропатия и аномальное восприятие рецепторов холода и жары. Тебе объяснят на выходе, что надо принимать и что с этим делать. Ехали они с Ибики в тюрьму обратно молча, в абсолютной тишине. Ибики и слова не сказал — приехали они ровно в десять часов, и наконец его, уставшего и измученного, привели в комнату допроса, где Саске, сразу прервав свой рассказ, встал и крепко его обнял, рассматривая его лицо и проводя руками по плечам и телу.       — Как ты? — Саске сглатывает и весь дрожит от напряжения.       — Все хорошо! — Наруто улыбается ему ласково и целует его в щеку. — Все нормально, живой. Саске проводит взглядом по его глазам и поджимает губы.       — Они?       — Да. Ибики ушел отсыпаться и оставил их обоих на Анко. Он не спал двое суток — ждал Наруто. Наруто садится в кресло допроса рядом с Саске и улыбается Анко.       — Давно не виделись, здравствуйте, — он говорит спокойно и смотрит на время. — Саске вам все рассказал по поводу того дня, или мне нужно добавить что-то еще от себя?       — Мы остановились на том месте, где вы нашли проход в подвал, — если хотите, — Анко смотрит на них обоих сквозь горящую лампу, — можете продолжить сам. Саске нам ничего больше не рассказывал, пока ты не вернулся. Мы говорили с ним об абстрактных вещах.       — Прекрасно. Саске, думаю, уже утомился говорить, я сам продолжу в следующий раз. А мы закончим на сегодня. И еще одна просьба будет к вам, — он смотрит на Анко спокойно.       — Да.       — Не подсовывайте к нам в камеру новых сокамерников и не нарушайте договор. Я очень не люблю, когда нарушают правила. Надеюсь, вы нас поняли. Мы же не хотим, чтобы случилась еще какая-нибудь незапланированная беда: у вас люди под стражей очень странные и низкого развития ума, давайте не будем отнимать положенное им жизненное время, которые они так отчаянно пытаются укоротить тут сами. Анко напряженно молчит.       — И последний вопрос: как мой брат? — Наруто смеряет ее спокойный взглядом и закуривает. — Жив еще?       — Почему ты спрашиваешь с таким пренебрежением о своем родном брате? — Анко не понимает такой резкий перепад настроения у Наруто, который вернулся из клиники спустя сутки и ведет себя, мягко говоря, странно.       — Я спрашиваю нормально, — Наруто проводит по ней небрежным взглядом, — вы сами говорите, что он в коме и не приходит в себя, я уточняю, живой он еще или нет. Мне надо биться в истерике? После всего, что он сделал своими руками… Его никто никогда не заставлял этого делать, мне плакать надо? Зачем?       — Жив.       — Хорошо, продолжаем… cause I want it now I want it now Give me your heart and your soul I'm not breaking down I'm breaking out Last chance to lose control