На грани с ночью: Восход солнца

      Три года назад       Они стоят друг напротив друга. Молчаливые, недовольные и слишком гордые, чтобы начать диалог первыми. Он хочет обнять ее, узнать о ней все, все, что случилось с ней с их последней встречи. Вспомнить и обсудить относительно счастливое детство и юность.       Он хочет перед ней извиниться. Но не может себя заставить.       Она хочет на него накричать. Или заплакать, ещё не решила. Хочет рассказать, какой путь ей пришлось пройти одной, что пережила за эти века.       Она хочет его ненавидеть. Но не может себя заставить.       Алая закрывает глаза, считает до пяти, успокаиваясь, а после уверенным шагом идёт в сторону барной стойки, под недоумевающий взгляд брата.       — Мне нужно выпить, будешь?       — Ты только вчера вышла из комы, не считаю целесообразным употреблять сейчас алкоголь.       — Значит, не будешь, — девушка находит бутылку вина и под характерный звук откупоривает ее. — Точно, ты же не пьешь. Как я могла забыть об этом, святоша.       Эрик хмурится, его руки сжимаются в кулаки, но он быстро их расслабляет. Подходит к стойке и садится на барный стул, протягивая бокал, который стоит неподалеку. Эльза наливает красное вино ему и себе, встаёт с другой стороны от брата и облокачивается о стойку. Вновь молчат, не зная, о чем говорить. Когда-то они общались не затыкаясь, обо всем на свете, теперь же даже не знают, с чего начать. Прошло слишком много времени, слишком много событий. Слишком много слез пролито, чтобы делать вид, будто ничего не было.       Мужчина отпивает немного вина от бокала и морщится от отвращения, но пить не перестает. Алая чуть улыбается, но быстро возвращает маску непроницаемости на лицо.       Они всегда были разными. Он, эталон правильности и великолепия. Серьезный, ответственный и честный. Эрик всегда выполнял свои обязанности не задавая вопросов и не переча. Был молчаливым, но внимательным, в каждом движении прослеживалась какая-то грация и величественность. Эльза была другой. Болтливой, веселой, несерьёзной и активной. Ее было всегда много, она была везде. На каждую просьбу она задавала миллион вопросов, на каждый приказ она имела свое мнение. Пока Эрик слушался и подчинялся, Эльза противилась и возмущалась. Братом восхищались, его всегда хвалили, сестру же ругали.       А ещё, Эрик был эгоистом, высокомерным и жестоким, не осознавая того до конца. Он выполнял свою миссию не думая, не сожалея. Брат убивал вампиров с особым удовольствием, а по ночам ему никогда не снились кошмары. Ему нравилась власть, что он имел, сила, что текла по его венам. Эрик был уверенным в себе, не по годам взрослым, но слишком высокого о себе мнения. А Эльза была его противовесом. Она знала его как облупленного, но с достоинством хранила в тайне его чертей в голове, а иногда спасала его от передряг своей обаятельностью и очарованием вместе с говорливостью, когда он слишком увлекался своей важностью и приумножал количество своих врагов. Алая уважала брата, ценила и старалась даже равняться в чем-то, но в то же время слишком зависела от него, а он любил ее лёгкость и вечное веселье. Любил, когда она объясняла ему, что счастье в мелочах.       Казалось бы, как они могут быть так близки, являясь полными противоположностями? Но они дополняли друг друга. Он был ее защитой и опорой, она была его спасением, маяком, ведущим его домой, на свет. Но все разрушилось, когда погиб Роб. Именно тогда наступил конец их семье. Не тогда, когда они стали вампирами, не тогда, когда он оставил ее одну, а в день, когда Роб умер у них на руках. Они просто тогда этого ещё не осознали. Огонь внутри Эльзы потух, но Эрик решил ее не спасать. Он оставил ее, когда был так нужен. Она отдала ему все, а он исчез. Его вела дорога власти, ее же она тяготила. Сестре оказалось с братом не по пути.       Эрик чуть отставляет вино и поворачивается к алой, которая смотрит в никуда, задумчиво вертя бокал в руках. Алые прямые волосы достают почти до самой поясницы, длинная челка почти полностью скрывает фиалковые глаза. Она в простой светлой рубашке, из слишком откровенного выреза, из-за расстегнутых верхних пуговиц, видны очертания шрама, что рубцами вызывает контраст со светлой кожей. Простые черные джинсы, неизменные сережки в виде наконечника стрелы, что когда-то выковал для нее Роб из особого сплава металла. Эльза всегда была проста, и в то же время притягательна для окружающих. Мужчина замечает толстую цепочку на шее и чуть хмурится, признавая в ней волчье серебро. Алая ненавидит украшения, это он помнит. Тогда откуда?       — Милая цепочка, — прерывает он тишину. Девушка вздрагивает и неосознанно касается металла.       — Мне тоже нравится.       — Подарок?       — Который тебя не касается.       Мужчина вздыхает и устало запускает пальцы в короткие алые волосы. Пробует начать разговор снова.       — Значит, ты жила в Магнолии. Помнишь, мы там бывали? На открытии библиотеки. Я там даже оставил свой дневник.       Губы Скарлет растягиваются в усмешке, что настораживает ее брата.       — Я была в библиотеке не так давно. Нашла твою книженцию.       — Да ладно! И где она? — мужчина довольно искренне улыбается.       Девушка ухмыляется ещё шире, ее глаза задорно блестят.       — Я ее сожгла, — алая взмахивает волосами и отходит от стойки, выпивая вино из бокала заупом. Лицо Эрика сереет, а брови сходятся к переносице.       — Я должен удивиться, но не удивлен. Я пытаюсь начать диалог, а ты противишься и все как всегда портишь.       — А может, нечего начинать? — улыбка спадает с лица Скарлет, как будто ее и не было. — Мы уедем через пару дней, так что давай не будем видеться до этого момента, хорошо? Прекрасно жили друг без друга, так и будет дальше. А теперь покинь мою комнату.       Девушка с громким звоном ставит бокал на стойку и уходит в глубь комнаты, но голос брата останавливает ее.       — Тебе ещё не сказали? — он тоже встаёт, запускает руки в карманы и смотрит на нее, проницательно и с каким-то сожалением. Она резко оборачивается к нему.       — Не сказали что?       — Вы не уедите. Мы объединим силы против Имбера Юры.       Алая громко фыркает, складывая руки на груди.       — Что ты знаешь об Имбере? — насмешливо тянет она.       — Побольше вашего. Он портит мне жизнь уже почти десять лет, — Эрик делает несколько шагов к девушке, но слишком близко не приближается. — У него армия, он разоряет мое Королевство и соседние государства уже много лет. Уничтожить его в моих интересах. Как и помочь тебе с Джиеммой Орландо.       — Я не нуждаюсь в твоей помощи. Больше нет, — он видит обиду на ее лице, что она уже перестает прятать.       — Но я всё равно помогу.       Смотрит на него с лёгким прищуром, но не возмущается, не противится, что его удивляет, а лишь пожимает плечами.       — Как хочешь.       — А где возмущение? Где крики и волна негодования?       — Я не идиотка, Эрик. Я не буду отказываться от сильного союзника из-за своих обид, — вампирша подходит ближе и тыкает резким движением в грудь брата. В ее глазах презрение. — Но я тебе не верю.       — Я знаю. Но я хочу всё исправить. Я хочу снова стать семьёй. Тебе пора принять наше происхождение и стать Королевой. Мы были рождены, чтобы править.       Ее брови подлетают вверх, а после она заливисто смеётся, вытирая выступающие слезы веселья.       — Трон? Семья? — она качает головой, но в ее голосе нарастает злость и раздражение. — Где ты был, когда был мне так нужен? Где ты был, когда я оказалась втянута в эту чёртову войну?       — Я создавал нашу империю.       — Нельзя усидеть на двух стульях, Эрик.       — А мы попробуем, — в его голосу спокойствие, что выводит ее ещё сильнее. Как будто он говорит о простых вещах, как будто они не виделись пару месяцев, а не более двух веков. Это становится последней каплей. Ее глаза загораются красными, угрожающими огнями.       — Мы ничего пробовать не будем. Ты бросил меня, Эрик. Ты знал, как я ненавидела вампиров после смерти Роба, ты знал, что я лучше умру человеком, чем стану такой. Ты это все знал. Но все равно уговорил меня обратиться. Ради тебя я стала такой, только ради тебя, чтобы не оставлять тебя одного, чтобы помочь исполнить твою мечту о власти и троне. Я воскресла чудовищем, чтобы сохранить нашу семью. А что ты сделал? Оставил меня. Бросил меня одну.       — Эльза…       — Я верила тебе. Была готова на все. А ты сказал, что я тебе не семья.       — Послушай меня…       — Это ты меня послушай, — прошипела она, смотря прямо в его глаза. — Ты столько лет меня опекал, ограждал от мира и командовал. Все, Эрик, хватит с меня. Прошло много времени, я уже не та наивная идиотка, которая смотрела на тебя с благоговением, как на сраного бога, спустившегося с небес! Ты выбрал власть и статус. Так наслаждайся ими. А меня… не трогай.       — Я это сделал ради нашей семьи! — его глаза тоже краснеют. Кажется, что его впервые вывели из себя за все эти годы. Только она может его так злить своим непониманием простых вещей. — И я дарю все это тебе! Это все твое: трон, власть, деньги, подчинённые, все! Мне нужно было время, чтобы создать это Королевство, чтобы доказать свое влияние. Я совершал страшные, ужасные вещи, которые ты не должна была видеть. Но когда я закончил, ты отказалась меня видеть! Игнорировала мои письма, а потом и вовсе исчезла! Я хотел, чтобы ты стала самостоятельной, а ты отдалилась от меня.       — Легко оправдывать себя, когда ты веришь, что делаешь что-то ради кого-то, — Эльза улыбается, грустно, обречённо, устало. — Ты никогда меня не слышал. Мне не нужно было Королевство. Мне нужен был брат.       Он вздрагивает. Ее слова въедаются ему в голову, заполняют мысли. И ему это не нравится. Эрик всегда все держит под контролем, это Эльза счастлива в хаосе. Ему нужен порядок, но она все ломает. Этот разговор должен был пройти проще: он ей объясняет, она его понимает и прощает, и все счастливы. Но жизнь не так проста, как иногда хочется.       Да, он оставил ее, свою сестру, но у него не было выбора! Кажется, так он оправдывал себя все эти годы.       Эрик всегда знал, что это время придет. Именно тогда, после нескольких лет после обращения, пришло время вернуть свое по праву. В них текла голубая кровь, они были достойны править. Да, они родились, когда от их рода не осталось и следа, да, их растил бедный изгнанный колдун. Но они были достойны большего. Эрик понимал это. Но не Эльза. Она хотела жизни, простой, без охоты на вампиров, без подвигов и дворцовых интриг, она хотела завести семью и жить в счастье и покое. А потом они заболели. Их сила, их проклятье и ноша убивала их человеческие тела. И выход был один, очевидный и простой. Эльза не захотела становиться вампиром. Но Эрик умел убеждать. Он хотел власти, признания, силы, но без нее не было в этом никакого смысла. Если бы она настояла и отказалась, Эрик бы принял это. И не стал обращаться сам.       Бельзерион не хотел их обращать. Так же, как и Эльза, он считал бессмертие испытанием и проклятьем, а не даром. Эти двое всегда были похожи. Но Эрик не хотел так умирать.       Шли годы, но Эльза так и не привыкала. Она делала вид, что ей лучше, ради брата, но он видел, как ей омерзительно смотреть в зеркало, на свое отражение. Эрик пытался ей помочь привыкнуть. Теперь, когда они не были охотниками, они путешествовали, смотрели мир. А потом он познакомился с Кинаной. Милой девушкой из небольшого городка с огромными темно-зелёными глазами. Он влюбился, сестра была за него счастлива как никогда. Но его персональный рай длился недолго. Одна ошибка и все рухнуло.       Внутри него что-то умерло, навсегда закрылось вместе с зелёными глазами любви всей его жизни. И даже сестра не могла больше его вытягивать из тьмы, где он медленно тонул. Именно тогда он перестал верить в счастье в мелочах. Именно тогда он захотел забрать свое. Но Эльза мешала. Она не понимала его одержимости, не понимала его слепое желание доказать что-то кому-то неизвестному, алая хотела видеть в нем хорошее. А все хорошее погибло вместе с Кинаной. Но он бы не решился ее покинуть, если бы не одно «но». Эльза стала зависима им. Ходила за ним хвостиком, выполняла все его просьбы не задумываясь. Ее жизнь превратилась в желание следовать за братом настолько, что это даже пугало. Девушка пыталась абстрагироваться от своего вампиризма, и нашла этот способ. Она начала терять себя. И он принял решение отпустить сестру. Так было проще. Не нужно было постоянно оправдываться за свои поступки, за свои грехи, а сестра бы начала жить своей жизнью, которая бы не вертелась вокруг Эрика. Она бы вновь стала собой, а не приложением к брату. А после он просто бы бросил Королевство к ее ногам. У них было бы все. Но Эрик не думал, что его слова настолько заденут ее. Он слишком поздно понял, что гнался за властью, оставив Эльзу совсем одну, неподготовленную к миру вампиров. Забрал единственный смысл её жизни. Уже потом, когда дела пошли в гору, он услышал о Кровавой Королеве. Но было уже поздно.       А теперь они стояли друг напротив друга, со злобой и негодованием уставившись в глаза напротив. Но кроме злости в фиалковых омутах и море боли и горечи. Был бы Роб жив, он бы нашел слова, чтобы примирить их. Но он мертв. А они все испортили. Эрик гнался за властью и потерял сестру. Эльза гналась за братом и потеряла себя.       — Мне нужно было отказаться, — алая устало закрывает глаза и трёт переносицу.       — Отказаться от чего?       — Обращаться. Тогда все бы получили, что хотели. Я обрела бы достойную смерть человеком, а ты бы смог добиться всего, чего хотел.       — Нет, — он качает головой. — Я бы не обратился без тебя. Не смог бы жить.       — Ну, два века ты протянул, — Эльза ухмыляется, мужчина закатывает глаза.       — Это другое. Я знал, что ты жива.       — Жива, — тянет она задумчиво. — Да, жива. Но я была не в порядке. Думаю, ты наслышан.       — Да. И твои друзья рассказали. Ты даже кого-то обратила, — Эрик приподнимает бровь. — Я даже удивился. Ведь это невозможно. Наша вампирская кровь — яд. Мы не можем ни обратить, ни исцелить. Он сам то знает, что ты дала ему не свою кровь?       — Не твое дело.       — Думаю, он расстроится, что не ты его обратила.       — Я его обратила, — алая начинает злиться. — Я убила его для перерождения, я ждала, пока он проснётся, я обучала его. Я была рядом, так что я его обратила. А то, что это была кровь Бельзериона — дело десятое. Так что не надо мне напоминать про ещё одну нашу особенность. Я помню об этом. И помню, какой ценой мы узнали, что не можем обращать.       Они ненадолго замолкают. Эрик прокашливается.       — Тогда почему его оставила одного?       — Решила, что лучше я уйду первой, чем кто-то оставит меня. Был опыт.       Она смотрит на него, он отводит глаза. Алая вновь трёт переносицу.       — Я устала, Эрик. Тебе пора.       Мужчина кивает и направляется к выходу, у самой двери замирает и смотрит внимательно на сестру.       — В этом крыле комнаты всех твоих… друзей. Они рядом. Я помню, что ты всегда боялась одиночества.       — Ты построил такой огромный дом и даже оборудовал комнату в моих любимых цветах… надеясь, что я когда-нибудь прощу тебя и вернусь, — Эльза подходит ближе и открывает для брата дверь, намекая, чтобы он поскорее ушел. Ее голос стал тихим и вкрадчивым. — Это ты всегда боялся одиночества. Я же с ним смирилась.       — Спокойной ночи.       — До завтрашнего собрания.       Когда он уже покидает комнату, голос девушки догоняет его. И то, что она говорит, портит его настроение ещё больше.       — Ты говоришь, что мы были рождены править, — тянет Эльза задумчиво и тихо, как будто говорит себе, но он прекрасно слышит. — Но ты прекрасно знаешь, что мы вовсе не должны были рождаться.       Алая закрывает дверь на щеколду и обессиленно спускается по стенке рядом, опустив голову вниз. Воспоминания и так постоянно душат ее, а после встречи с братом стало ещё хуже. Слишком много сожаления. Слишком много ошибок. Но ничего нельзя изменить.

***

      1746       Она умирает. Эрза-Титанья чувствует это, а если бы даже не чувствовала, Бельз бы ей подсказал. Все слишком плохо. Ей слишком плохо. В соседней комнате лежит ее брат, она слышит его стоны боли. Эр-Куб тоже умирает. Высокая температура, жар, бред. И так длится, кажется, уже вечность, когда прошло всего лишь две недели. Это должен был стать их концом. Но не станет. Они обманут смерть, что ходит за ними по пятам с самого детства. Обставят ее. Тогда почему ей так тошно?       Дверь ее комнаты отворяется и внутрь заходит Бельзерион. Он с сожалением смотрит на девушку перед собой. А им с братом всего лишь двадцать лет исполнилось вчера. Вся жизнь должна была быть впереди. Но им не повезло. Их семье вообще мало везло в жизни. Он до сих с содроганием помнит историю их родителей… Мужчина проходит и садится на край кровати, чуть сжимая руку алой.       — Время пришло. Больше ждать нельзя.       — Давно пора, — говорит она через силу, облизывая потрескавшиеся губы.       — Ты ещё можешь отказаться, — говорит вампир с надеждой. — Я знаю, что ты этого не хочешь.       Да, она не хочет. Все ее естество молит о смерти, лишь бы не превращаться в чудовище, которых она уничтожает всю жизнь. Которые убили Роба. И она вновь затыкает свой внутренний голос.       — Я не могу его оставить одного.       — Ты будешь сожалеть об этом всю свою жизнь, маленькая охотница, — пробует он снова, но знает, что не подействует. Если Эр-Тит решила, значит не отступит.       — Да, буду, — соглашается она.       Вампир качает головой и помогает ей встать. Ноги плохо слушаются, но Бельз держит ее уверенно. Усаживает за стол и уходит в соседнюю комнату, так же приводит Эр-Куба и усаживает напротив. Выглядят они не очень, их потряхивает, глаза бегают. Мужчина боится, что они уже слишком слабы, либо, что их сила не позволит обратиться, либо, что выживет кто-то один. Он многого боится. Но не отступает. Бельз обещал Робу, сидя перед его могилой, что проследит за ними. И он делает всё, что в его силах. Правда, его старый друг бы не одобрил, чем решил помочь этим детям Бельз. Вампир распарывает свое запястье и яркая алая кровь льется в чашу на столе, а через пару секунд рана затягивается, как будто ее и не было. Брат и сестра смотрят на чашу. В его взгляде уверенность, в ее — сожаление. Эр-Куб отпивает первый, неловко вытирает рот, но даже не морщится. Эр-Тит в отвращении закатывает глаза, но все же берет чашу в руку, шуточно поднимает к Бельзу, будто хочет чокнуться, и делает глоток. Хмурится, отставляя посудину подальше. Смотрят друг на друга внимательно, вампир наблюдает со стороны.       — Может быть, это сделаю я?       Спрашивает он, но они качают головой.       — Нет, — говорят одновременно и встают, держась за столешницу. Отходят и останавливаются друг напротив друга. И как будто весь мир замирает. На его лице решительность, уверенность, что все получится. На ее — надежда на провал. В их руках кинжалы. Острые, наточенные, тяжелые.       — Весь мир содрогнется перед нами, — тихо шепчет Эр-Куб, направляя свой кинжал остриём в ее грудь. В ее сердце.       «Тобой, — хочет сказать она. — Мне это не нужно. Но я помогу тебе.»       Ее кинжал упирается в его грудь. Эр-Тит слабо кивает.       — Вместе. Навсегда, — говорит она, смотря в его глаза.       — Навсегда, — отвечает он.       Одно одновременное движение. Они пронзают друг друга кинжалами. Прямо в сердце.       Спустя столетия она так же ненавидит вампиров, ненавидит себя. И свой День Рождения, ведь это был последний ее человеческий день. Последний, перед концом.

***

      Эльза засыпает глубокой ночью. Спит неспокойно, тревожно. Один раз просыпается от давящей боли в груди, но быстро возвращается во тьму сна. Ей снится Джерар. Его руки, сильные и требовательные, его объятья, нежные и теплые. И его губы. Настойчивые, страстные. Родные. А рано утром ее будит настойчивый голос Каны почти в самое ухо.       — Доброе утро! — кричит ведьма, отчего алая вздрагивает и распахивает глаза, резко садясь на кровати. Видит перед собой довольно улыбающуюся Альберону и Миру, качающую головой.       — Я говорила ей так не делать, — говорит Штраус на обвиняющий взгляд вампирши. Ведьма улыбается ещё шире.       Скарлет смиренно вздыхает и откидывает одеяло, волчица приподнимает бровь.       — Ты не переодевалась?       — Как-то не срослось, — отмахивается алая, спуская ноги на пол. Ей было слишком тревожно перед сном. Чудо, что она вообще уснула. Мира это не комментирует.       — Сейчас найдем тебе что-нибудь, — Штраус отходит к шкафу, пока Альберона с интересом рассматривает барную стойку.       — Я и сама могу собраться, Мира.       — Я все равно помогу.       Скарлет хмурится, но ничего не говорит. Волчица копошится в шкафу, тем временем Кана приносит алой стакан с янтарной жидкостью, хитро подмигивая. Сама она уже пьет. Когда Штраус оборачивается и видит двух чокающихся девушек, сидящих на кровати, она хмурится и в секунду забирает из рук вампирши напиток под ее недоумевающий взгляд.       — Тебе нельзя, ты ещё в процессе восстановления, — потом, немного подумав, забирает стакан и из рук ведьмы. — И сейчас всего лишь семь утра.       — Прости, мамочка, но ты издеваешься, — алая закатывает глаза под тихий смех ведьмы. Но веселье прерывается, когда волчица выливает содержимое стаканов. Шатенка сводит брови к переносице.       — Она только что вылила бурбон пятилетней выдержки?       — Да, именно это она и сделала, — улыбается алая, ободряюще похлопывая поникшую ведьму по плечу.       Штраус возвращается к шкафу, тихо причитая.       — У тебя действительно все вещи темные? — бурчит себе под нос волчица, Эльза кивает.       — Люблю драму.       — Либо всегда готова к похоронам, — подначивает Кана, Скарлет ей хитро подмигивает.       — И почти нет платьев и юбок, — продолжает Мира, не отрываясь.       — Люблю удобную драму.       — Хотя на таких ножках юбка смотрится сексапильно, — протягивает Альберона улыбаясь.       — На таких ножках и джинсы смотрятся интригующе, — ухмыляется вампирша и девушки дружно смеются, на что Штраус закатывает глаза и старается сдержать улыбку. Давно у них в компании не было так легко. Последние месяцы они все испытывали сплошное напряжение.       — Детский сад, — комментирует волчица, тут она улавливает едва ощутимый запах хвойного леса и хмурится, ищет его источник. И находит. — А это что.?       Пепельноволосая видит мужскую рубашку огромного размера в черно-сине-зеленую крупную клетку, не достаёт ее, но поварачивается к Скарлет. Алая отворачивается от ведьмы, чувствуя на себе взгляд голубых глаз. И вздрагивает, замечая свой маленький секрет в руках подруги. Свою маленькую слабость. Она быстро встаёт, на ее лице проскальзывает грусть и тоска, но всего лишь на мгновение. Она мастерски прячет свои настоящие эмоции за небрежностью и весельем. Бережно берет рубашку из рук волчицы и убирает подальше от глаз, глубоко в шкаф.       — Так, никак выкинуть не могу, руки не доходят, — легкомысленно бросает фразу Эльза, Штраус кивает, не говоря ни слова. Это будет лишним, она и так чувствует себя неловко, что нашла эту вещь. — И дальше я всё-таки сама.       Вампирша находит тёмно-коричневый тонкий свитер, воротник которого бы скрыл ее шею. Она уже поняла, что ее шрам приковывает к себе взгляды, ей, честно говоря, на это плевать, а вот Мира болезненно к этому относится, так что, хоть Эльза и не любит закрытую одежду, она себя пересиливает. Сходив в душ и быстро одевшись, девушки ведут Скарлет в столовую на первый этаж. Хоть вампирам и не нужна еда, алая все же хочет себя чем-нибудь порадовать. Она всегда любила покушать, особенно сладости. Да и компанию хочет составить подругам, ей совсем не хочется оставаться сейчас в одиночестве. Ее мысли метаются от Джерара до Эрика, и ей это не нравится. К ее беспокойству присоединилось и ещё одно воспоминание. Последние слова, что сказала Мира (или скорее Сейра?), прежде чем столкнуть алую в реку. Она не успела сообщить об этом Эрику, а это не терпит отлагательств. Эльза бы, конечно, сказала бы ему и вчера, но уж слишком он ее выбесил своим фанатизмом про трон.       Единственное, что омрачает хорошее настроение Скарлет, это поведение Штраус. На лице волчицы тотальное сожаление, она открывает перед алой двери, держит ее под руку, но не просто, а именно помогает идти, что очень веселит Альберону, которая тоже заметила внимание Миры. Эльзу же это начинает раздражать. Она делает себе мысленную пометку поговорить с подругой об этом.       Столовая оказывается просторной комнатой с длинным столом, но такой же темной, как и весь особняк, который алая уже окрестила «маленьким замком», уж слишком он большой и помпезный. Их встречает Ричард, он очаровательно улыбается, приветствует всех и усаживает девушек рядом, на столе, который накрыт на четырех персон, стоит множество изысканных блюд, но нет ничего сладкого, что чуть расстраивает алую. Это замечает рыжий. Он тепло улыбается ей.       — Ах, да, я совсем забыл. У меня для вас сюрприз, дорогуша, — Ричард встаёт из-за стола. Вампирша чуть улыбается.       — Интересно. Я весьма нетерпелива до сюрпризов. Мне понравится?       — Надеюсь на это, — он исчезает, а через мгновение вновь заходит в столовую, неся огромный поднос с большим количеством пирожных на нем, каждое из которых украшено клубникой. Скарлет задерживает дыхание, а девушки прячут улыбки. Всем известно, что вампирша может душу продать за сладости. Мужчина ставит поднос прямо перед Эльзой. — Пирожные с заварным кремом и клубничной начинкой. Приготовлены лично мной и поданы в лучшем своем виде.       Алая рассыпается в благодарностях и с нетерпением откусывает кусочек. Ее глаза закатываются от наслаждения. Очень сладко. Очень вкусно.       — Официально заявляю: ты лучший священник в этом мире, — вампирша уже перешла на «ты».       — Ох, благодарю. Получить комплимент от вас — большая удача.       — Обращайся. За такие вкусности я тебя боготворить буду, если захочешь, — вампирша поворачивается к подругам. — Будете? Это невероятно.       — О, нет, спасибо, — Мира отрицательно мотает головой.       — Ты нас, конечно, прости, Ричард, но твои сладости есть практически невозможно. Они приторны до ужаса.       Вампир смиренно кивает.       — Каюсь, это так. Я не ощущаю меры в сахаре и всегда кладу его слишком много. А я ведь всегда мечтал стать кондитером, — он грустно вздыхает, на что алая фыркает.       — Что за вздор. Ричард, — Скарлет кладет ладонь поверх руки вампира, ободряюще сжимая ее. — Это наивкуснейшие пирожные, которые я ела.       — Ты просто маньячка-сладкоежка, — тихо говорит ведьма, Эльза шикает на нее.       — Если они не понимают твое призвание, то его понимаю я. У тебя дар. Ты будешь готовить для меня?       В его глазах загорается счастье. Он кланяется.       — Почту за честь.       Они тихо беседуют за столом. Алая рассказывает Ричарду о своей любимой кондитерской в Магнолии и вампир с удовольствие соглашается ее посетить, как только с Имбером будет покончено. После Штраус узнает у мужчины какие-то рабочие моменты и они обсуждают скорое собрание, пока Скарлет пытается заставить Кану съесть хоть одно пирожное. И только потом они идут на собрание, но Скарлет ускользает раньше.

***

      Эрик недоволен с самого утра. Нет, с самой ночи, после разговора с сестрой. Хотя, здесь подходит скорее другое слово. Эрик в ярости.       Эльза… С самого детства она была его маленькой ходячей проблемой, маленькой занозой. Как старший брат, а он был старше на десять минут, он всегда вытаскивал ее из неприятностей, в которые она любила влипать. Она же, в свою очередь, мастерски прикрывала его. У них была слаженная, идеальная команда. И самое главное, они любили друг друга, самой чистой и искренней любовью, какая только может быть в семье. Да, они ссорились из-за того, что были разными и почти всегда имели противоположные друг другу точки зрения, но рано или поздно наступал мир и гармония. А потом все сломалось. Все разбилось на мелкие кусочки, и ему кажется, осколки больше нельзя склеить. Слишком много прошло времени.       Эрик никогда не видел свои ошибки. Все его действия были продуманными, четкими и логичными. Его эмоция всегда были под контролем за редкими исключениями. Он работал быстро и дальновидно. Нашел место для своего Королевства. В кратчайшие сроки заручился поддержкой местных Князей. Набирал верных подданных, хитрил, изворачивался. Князья и не заметили, как власть утекала у них из рук. Их люди стали верны Эрику. А потом он резко вскрыл свой козырь. Фамилия. Происхождение. Для вампиров было невероятно важны корни, кто бы что не говорил. Он стал могущественным в кратчайшие сроки, хоть и не совсем честным путем, а происхождение было лишь гвоздями, что забили в крышки гробов местных Князей.       Эрик был загадочен. Таинственным и скрытным. Высшее вампирское общество выстраивалось в очередь, чтобы познакомиться с ним, а когда узнавали его фамилию, искали все возможные способы к нему подлизаться и заручиться поддержкой. Лицемеры. Все они. Называют волков старомодными из-за того, что они цепляются за древние стаи, а у самих коленки трясутся от одной лишь мысли объединится с кем-то из королевского рода. Особенно из такого рода. Оборотни ценили семейные узы и свое наследие. Вампиры — власть и положение в обществе. Даже есть такое поверие, о котором рассказывал ему Макбет, что кровь вампира из знатного рода имеет особые свойства и может дать силы обычным кровососам. Шутки шутками, но однажды одна вампирша действительно пыталась вкусить его кровь после проведенной ночи. Ему было смешно. Ей — нет, когда она поплатилась за свою вольность жизнью. Да, он жесток. Но без этого Эрик бы не добился всего, что имел.       Бельзерион не одобрял его методы. За свои более тысячи лет его мировоззрение изменилось, и из воина он превратился в мудреца, как он сам любил говорить. Эрик не слушал его, продолжая идти к своей цели, лишь прося «дядю» продолжать присматривать за сестрой. Он всегда считал ее ребенком, маленьким, непутевым, неподготовленным к жизни, который цеплялся за Эрика, как за юбку матери, которой у них никогда не было. Он хотел, чтобы она наконец выросла и приняла свою судьбу, приняла вампира внутри себя. Лишь немного твердости вернуть ей в характер, которая исчезла после обращения. Но Эрик перестарался. Он настолько был зациклен на своей силе и осуждении сестры за слабость и зависимость им, что не замечал, как ей было трудно. Как ее душа и тело были в трещинах и кровоподтёках. Эрик хотел придать ей сил, когда разозлил ее своими словами, что они больше не семья и пойдут разными путями. Он хотел как лучше, а в итоге окончательно ее сломал.       «Кровавая Королева.»       Идеальный солдат против оборотней превратился в убийцу вампиров. Ее прозвище, ее имя было на устах всех. Тогда Эрик и понял, что натворил. Надломленная, озлобленная сестра попала в круговорот войны. И чуть не утонула в нем. И он был в этом виноват. Эрик должен был помочь ей принять себя, защищать ее и оберегать, и они бы со временем вернули ее прошлую. Уверенную в себе и веселую. А он оставил ее. Эльза отдавала всю себя ему, а он не нашел и крупицы времени для нее. Он считал ее маленькой. А в итоге она стала Королевой до того, как он сам стал Королем. Но цена была слишком высока. Миллианна рассказала ему о сгоревшей деревне. И он даже не хотел представлять, насколько Эльза винила себя в случившемся.       Он писал ей письма. Много писем. Она ответила лишь раз.       «Оставь меня в покое».       Одна строчка. Эльза всегда говорила много, но писать любила лаконично и по факту. Эрик надеялся, что ее злость вскоре пройдет, сестра быстро остывала. Но этого не произошло. И он убедился в этом при их же первой встрече. В ее глазах была ненависть. И боль. Но это было не важно, главное, что в ее душе вновь пылал огонь. Пламя Эрзы-Титаньи, а не потухшие угли Эльзы Скарлет. Она не приняла вампира внутри себя, но научилась с ним жить. И если цена за это ее ненависть к брату, пусть. Он примет и это. Ведь он до сих пор ее любит. Они близнецы. Одно целое. И вместе. Осталось только убедить в этом Эльзу.

***

      Алая тяжело вздыхает и всматривается в двустворчатые массивные двери зала для собрания. Она знает, что Эрик там. И ей нужно с ним поговорить. Скарлет и так еле избавилась от вечно беспокоящейся Штраус, что ходит за ней по пятам.       На секунду глаза девушки краснеют, и она замечает в зале ещё одного вампира, помимо брата. Чуть хмурится и хочет постучать. А после одергивает себя. Слишком много чести она окажет Эрику. К черту приличия. Она резким движением распахивает одну из дверей, на что ее брат неодобрительно косится на нее, отворачиваясь от своего собеседника. Это высокий худой вампир лет двадцати пяти, с черными волосами на макушке и с белыми на затылке, с правой стороны от лица проходит белая прядь, заплетенная в тонкую косичку. Черный костюм, черная рубашка. Мужчина смотрит внимательно на вошедшую своими красными глазами, на его лице не единой эмоции. Он кивает подошедшей Эльзе и целует ее руку.       — Добрый день, мы до сих пор не были представлены друг другу. Мое имя Макбет, я правая рука Его Величества, — у него низкий бархатный голос, в котором прослеживается учтивость, а не глупая лесть.       — Рада встрече, — отвечает девушка и поворачивается к брату. — Если вы не против, я бы хотела поговорить с Эриком.       Макбет секунду смотрит на Короля, когда тот кивает, он низко кланяется и быстрым шагом покидает зал, оставляя брата и сестру одних. Эрик выжидает.       — Что ты хотела?       — Нам нужно обсудить кое-что, — начинает алая беспристрастным тоном. Как бы она не была зла на брата, они должны решить одну проблему, несмотря на свои отношения. — По поводу Сейры.       — Та ведьма, что пыталась убить тебя? — мужчина хмурится, его красные глаза чуть темнеют.       — Да. Прежде чем столкнуть меня, она кое-что сказала. То, что просто не могла знать.       — И что же это?       — Она назвала меня по имени.       — И? — мужчина чуть выгибает бровь, тогда алая закатывает глаза и наклоняется к нему, упираясь о стол.       — По моему настоящему имени. А потом сказала твое, назвав тебя следующей целью.       Эрик хмурится, постукивая по столу пальцами.       — Кто она такая?       — Я не знаю, но тот, кому она служит, откуда-то знает нас и хочет нашей смерти. Ты никому не переходил дорогу? Вампиру, кто теперь в Братстве.       — Нет, — после нескольких минут задумчивости, сказал он, перевел внимательный взгляд на сестру. — А ты?       — И я нет. Может, это кто-то из нашей жизни, будучи охотниками? Или враги Бельза?       — Возможно. А может просто какой-нибудь вампир с расстройством личности, — мужчина внимательно смотрел на Скарлет, что встревоженно заламывала пальцы с закушенной губой. Эрик прищурился. — У тебя есть догадка, не так ли?       Девушка чуть вздрогнула, откинула челку с лица и уставилась прямо в глаза брату, он попытался прочитать ее воспоминания, но не смог, она умела блокировала его попытки. Но даже без своих сил он видел на ее лице беспокойство.       — У меня есть мысль, но она совсем сумасшедшая.       — У тебя все мысли такие. Чем эта отличается от прочих?       Алая приоткрывает рот, чтобы ответить, но в комнату вламывается Дреяр со всеми остальными, заставляя девушку замолчать. Пришло время собрания, они немного потеряли счёт времени. Брат с сестрой обмениваются непонятными всем остальным взглядами, и алая отходит от Короля на свое место чуть поодаль. Ричард, Макбет и Миллианна садятся за правую половину стола, ближе к Королю, Мира, Кана, Дреяр, Ромео садятся за левую, вместе с Эльзой. Минерва тоже здесь, но она отказывается садится вместе со стальными. Ей омерзительна даже мысль сидеть с ними за одним столом. Полюшке плевать, где сидеть, поэтому она просто занимает свободное место. Все в сборе, можно начинать.       Имбер Юра оказался проклятьем всей центральной части полуострова Ишгар. Уже несколько лет он держит территорию под свои контролем, а его армия внушает страх его жителям. Со стороны обычных людей ничего не изменилось, ну да, власти стран часто менялись, наблюдается беспредел военных и полиции, а так все в норме. Однако, работа Имбера была более тонкой и изящной, чем радикальное истребление Акнологией островов Резца. Юра собрал настоящую армию из вампиров и охотников, а теперь ещё и бывшие приспешники оборотни и охотники Акнологии присоединились к нему, чем ещё больше укрепили его положение. Вампиры и оборотни умирали в своих домах или прямо на улице, а полиция, подчиняющаяся властям, что находятся под контролем Имбера, все скрывали, обвиняли невиновных таких же сверхъестественных, которые в свою очередь так же погибали, только теперь в тюрьме. Замкнутый круг. Эрик рассказал, что Юра пытался добраться и до его Королевства, но получал хоть и слабый, но отпор. Но это не может длиться вечно, силы не равны. У Короля просто нет людей вести войну с огромной армией одного из Шести. Но теперь появился шанс.       На территории Королевства было множество стай оборотней, которые не стали бы слушать Короля, но прислушаться к Штраус, в захваченной части полуострова остались выжившие вампиры и волки, а в далёком Арболесе, что находится на другом континенте, были вампиры, что являлись хорошими знакомыми Скарлет. Можно было найти ведьм-отщепенцев, что согласились бы поддержать идею освобождения, появилась возможность и получить поддержку охотников, хоть это и было маловероятно. Но шансы были. Возможности объединится в единую группу, единый организм, создать организацию, что смогла бы объединить в себе все расы, дабы уничтожить Братство Семерых полностью, а после удерживать мир без войн, не допускать сражений, что когда-то могут привести к Пятой войне между вампирами и оборотнями.       Идея была слишком радикальной, слишком трудно представляемой. Единая организация со всеми расами? Звучит, как сказка. Но ненависть к Братству, что разоряет полуостров, могла бы дать начало такому объединению. Несколько часов небольшая компания за столом обсуждали все возможные варианты людей, что могли бы присоединится к этой организации пока без названия, хотя, Кана уже начала накидывать варианты с пафосными эпитетами. Идеи и цели были для создания организации. Средства, благодаря деньгам Эрика, тоже были. Оставалось только начать.       Уже к десяти часов ночи привалили стрелки часов, все успели высказаться, приступить к выполнению начальных идей решили утром. Оставалось лишь несколько нерешённых вопросов.       — В таком случае, я возвращаюсь в Магнолию, — Минерва откинула черные волосы назад, выпрямляясь. Она тоже принимала активное участие в обсуждении, хоть в успех этой затеи Орландо и верила с трудом. — Отец уже полгода ждёт точную информацию по делу Скарлет. И что мне ему сказать?       — По какому «делу Скарлет»? — алая приподняла бровь и с интересом обведя взглядом всех собравшихся, что стали неловко покашливать и отводить взгляды. — Я что-то пропустила?       — Ты ещё не знаешь? — Минерва хохотнула, ее глаза хитро прищурились в предвкушении. — В таком случае, к своей радости, я сообщу тебе первой. Поздравляю, Скарлет, во всем мире считают, что ты мертва.       Алая не двинулась, внимательно смотря на вампиршу. Шутит? Судя по сконфуженным моськам вокруг — нет. Девушка откинулась на спинку своего стула.       — Прелестно.       — Несколько оборотней и охотников видели, как ты падаешь в реку, будучи раненой, не будем показывать пальцем, кем, — Минерва оскалилась, подмигнул притихшей Штраус. — Отец ждёт подтверждения от меня.       — Так скажи ему, что эти оборотни с поехавшей кукушкой слеповаты, — алая раздражённо махнула рукой. Ей не нравится этот разговор. Если весь мир так считает, то Магнолия не исключение.       — Нет, — голос Короля прервал разговор, все присутствующие тут же повернулись к нему. Алая сощурилась. — Мы не будем говорить, что Эльза выжила.       — Что ты несешь? — Скарлет уставилась на брата, встречаясь с ним взглядом. Его красные глаза мерцали решимостью.       — Подумай сама, сестра. Если я правильно понял, Джиемма Орландо изгнал вас из города, связав клятвой, хоть и неправильной. После того, как умрет Имбер, вы станете его следующими целями, поэтому вас всех по хорошему нужно бы спрятать, — он обвел всех присутствующих глазами и вновь остановился на алой. — Я уже молчу о том, что на тебя охотится сумасшедшая ведьма. После нашего разговора, я убедился, что она так просто не отстанет. А если ещё и узнает, что ты жива, Сейра с бо́льшим остервенением начнет охотиться за тобой, ведь тем, что ты выжила, ты задела ее гордость.       — В этом есть смысл, — Лаксус согласно кивнул, Король продолжил.       — Я предлагаю следующее: вы просто исчезните с радаров, как будто гибель товарища вас разделила, мисс Орландо подтвердит смерть Эльзы. Без вмешательства Джиеммы и Сейры нам будет проще работать. И войну объявите не вы, изгнанники, а вся наша будущая организация. Ваши личности будут скрыты. А после, когда Имбер погибнет, мы уже пойдем на Джиемму, раскрыв лица.       — Вот бы увидеть его лицо, когда он поймет, что его обманули, — Кана мечтательно улыбнулась, в ее глазах мелькнуло злорадство.       — Ты предлагаешь прятаться? — алая сглатывает. Ей не нравится этот план, абсолютно. Она не хочет, чтобы в Магнолии считали ее погибшей. Не хочет!       — Я предлагаю выжидать, не подвергая никого лишней опасности, — мужчина не понимает метания сестры, отчего всматривается в ее лицо внимательнее. Они встречаются глазами и на короткое мгновение его ослепляет какое-то неясное воспоминание, но девушка быстро отводит взгляд. Она не смогла удержать защиту от его силы? Настолько переживает? Но почему?       Штраус замечает лёгкую панику на лице вампирши и тут же понимает ее причину. Мира слишком хорошо знает свою подругу. Она чуть прокашливается.       — В Магнолии наши друзья, наши… близкие. Мы потеряли с ними связь, но нужно как-то им сообщить, что мы блефуем и не сдались. Как нам это сделать?       Скарлет посылает волчицы взгляд полный благодарности, на который Штраус отвечает нежной улыбкой. Сама алая не позволила бы себе задать этот вопрос.       — Это слишком опасно и необосновано, — подаёт голос Макбет. — Слишком большие риски. Информация может попасть не в те руки, стоит вашим друзьям ляпнуть лишнего или вести себя подозрительно, все пойдет крахом.       — Можно сказать только Фулбастеру, он в курсе всех дел и достает нам информацию из Магнолии, где перекрыли границу, — подмечает Дреяр. Но внутри у него тоже кошки скребутся, стоит лишь взглянуть в посеревшее лицо Скарлет.       А у нее как будто душу отобрали. Компания продолжает продумывать план дальнейших действий, но она их не слышит. Все ее мысли вертятся вокруг Волчонка, Гажила. И Джерара. Как они воспримут новость о ее смерти? Будут страдать, не поверят или начнут жить дальше? Да, она сама написала Фернандесу, чтобы он жил без нее, завел семью. Написала… Но она не хочет этого! Проклятье, Эльза не хочет его отпускать. Да, она чертова эгоистка и собственница, да, она должна дать ему шанс на нормальную семью. Но алая не может представить свою жизнь без него. Имбер — серьезный противник, неизвестно, сколько времени они потратят на него. Два года? Пять? Десять? За это время Волчонок совсем вырастит, а Фернандес… Женится? Скарлет не хочет даже думать об этом. Потому, что… она любит его. Да, она чертовски его любит. Девушка настолько отчаялась, что уже готова это признать.       — Эльза, ты согласна?       Голос брата вырывает ее из мыслей. Она поднимает голову. Все смотрят на нее испытывающе, кто-то сочувствующе, кто-то с насмешкой. А алая хочет закричать. Хочет возмутиться, не согласиться и потребовать другое решение. Но ее разум знает, что это правильно. Им будет проще, если на них перестанут охотится. А может, это и к лучшему. Она хотела дать Джерару и Волчонку нормальную жизнь. Они ее получат. И будут счастливы.       На глазах у всех Скарлет делает глубокий вдох, расправляет плечи, страх она заталкивает глубоко внутрь своего сердца, запрещая ему появляться хотя бы пока она не дойдет до комнаты. На ее лице холод и расчет. В ее голосе сталь.       — Да, это наилучший вариант.       Она умрет для всех понарошку. А вот ее сердце разбилось по-настоящему. С миллионом осколков.       Через час все уже вышли из зала, кроме брата с сестрой. Когда она встаёт из-за стола, Эрик ее останавливает.       — Ты так и не сказала, кого подозреваешь.       — Потому, что это совсем глупость. Забей, — мужчина кивает и тоже встаёт, направляется к выходу, но Эльза окликивает его. — Эрик, подожди.       — Что такое?       — Прости меня, — пока у нее есть эта решимость. Ей сейчас слишком плохо, Скарлет хочет закрыть этот вопрос прямо сейчас. Он удивлённо широко открывает глаза.       — Ты просишь прощение? Невероятно. И за что?       — За то, что сожгла «Историю Алой». Я пожалела об этом уже через двадцать минут, как ветер унес пепел.       Он смотрит на нее не мигая, и на мгновение в его глазах мелькает теплота, которая тут же исчезает в красноте радужки.       — Ты импульсивная, — говорит Эрик, но не обвиняюще, а с чуть тронувшей губы улыбке.       — Ага, я в курсе.       Они смотрят друг на друга несколько мгновений, и где-то внутри разливается тепло, мужчина уже хочет пригласить алую продолжить общение где-нибудь, но девушка опережает его, холодно прощаясь. Тепло ушло. Она его затушила. Алая чуть обгоняет его и первая оказывается у дверей, на последок бросая через плечо:       — Кстати. Поскольку я мертва, ты следующая цель Сейры.       — Пусть попробует до меня добраться, — Эрик ухмыляется. — Эльза Скарлет сегодня умерла. Теперь пришло время вернуться Эрзе-Титанье. Королеве.       — Иди к черту, — она захлопывает за собой дверь.       Она идёт быстрым шагом по коридору в сторону своей комнаты. В душе буря и злость. Отчаяние. Боль. Эльза не удивлена, что все складывается именно так. У них с Джераром не было шансов с самого начала. Осталось только заставить себя принять это. На последнем повороте ее тело резко сковывает от невыносимой боли в груди, это происходит настолько неожиданно, что девушка чуть не теряет равновесие, ей начинает не хватать воздуха. Что за проклятье, черт возьми?! Пульсирующая боль уже не такая незаметная, как раньше, теперь она почти невыносима. Эльза жадно хватает ртом воздух, через минуту, или даже две, боль уходит, оставляя ничего не понимающую девушку замереть в коридоре. Как будто ничего и не было. Это уже точно не нормально. Даже начинает пугать.       Она не сразу слышит шаги за спиной из-за шума в ушах, а когда понимает, кто это, уже поздно. Принимает максимально естественную позу и сталкивается с Мирой нос к носу, ухмыляясь.       — Ой, вот ты где. А я как раз шла к тебе.       — Я так и подумала. Зачем?       — Ну-у, — Штраус неловко потирает лоб под пристальным взглядом вампирши. — Проверить, как ты. Вдруг что-то нужно или…       — Или сказку почитать на ночь, я поняла, — Скарлет закатывает глаза и хватается за плечи Миры руками, всматриваясь в ее лицо. — Так, послушай меня. Твое беспокойство, конечно, очень льстит, но я не люблю, когда за мной бегают с жаждой помочь несмотря ни на что. Хватит винить себя и быть обязанной мне.       — Вот не надо тут, я сама решу, чем и как тебе возвращать долг, — волчица обиженно выскальзывает из рук подруги. Эльза закусывает губу. Появилась тут у нее одна идейка.       — Давай так. Ты оплатишь мне долг тем, что будешь должна мне одно желание. Любое, когда захочу.       — Давай без твоих дурацких приколов и детского сада.       — Я серьезно, — алая протягивает руку для рукопожатия. — И ты отстанешь от меня, вновь превратившись в ворчливую волчицу.       — Я не ворчливая.       — Ага. А Полюшка, в таком случае, сама нежность.       — Ой, отстань, — Штраус улыбается. — Это все равно как-то не серьезно.       — Очень серьезно. Можем договор даже подписать.       Мира закатывает глаза и чуть смеётся, протягивая руку.       — С тобой все хорошо? — спрашивает волчица, сжимая ладонь алой чуть сильнее, чем следует. Алая с трудом удерживает ухмылку на лице.       — Все прекрасно. А теперь, я пойду в свою комнату. Одна. Без присмотра и контроля.       — Хорошо.       Они быстро прощаются, но Мира все равно задерживает на Скарлет взгляд, когда та скрывается в своей комнате. Девушка упирается в дверь лопатками, спускаясь вниз, садится и долго не двигается, смотря в одну точку. Через несколько минут она медленно встаёт и идёт к своему шкафу.       Достает рубашку Джерара и вдыхает уже слабоуловимый запах. Его запах. Это ее маленькая слабость, с которой она не хочет расставаться. Алая часто спала в ней дома, используя как пижаму, чем обычно распаляла желание оборотня. Теперь же она спит в ней, когда на нее накатывает отчаяние и одиночество, и кажется, что Фернандес рядом, обнимает, прижимая ее спиной к своей груди во сне. Делает то, чего больше никогда не будет.       «Я должна умереть для Фиора. Умереть для всех.»       Она закрывает глаза, сдерживая непрошенный порыв расплакаться. Нельзя. Эрик почувствует. Снимает всю одежду и накидывает на плечи рубашку, которая больше походит на платье. Сегодня она вновь позволит себе эту слабость.       Ей вновь снится Джерар, но теперь ещё и с Волчонком. Они вдвоем, как маленькая семья. Только вот Скарлет с ними нет. Они счастливы. Без нее.