It's been raining since you left me С тех пор, как ты ушла, Now I'm drowning in the flood Без конца идёт дождь. You see I've always been a fighter Видишь ли, я всегда был бойцом, But without you I give up Но без тебя я сдаюсь. Always — Bon Jovi
Что можно увидеть в глазах человека? Мне кажется, мы редко обращаем на эту маленькую деталь в человеке. Мы видим мимику, телосложение, движения, но никогда не обращаем внимание на эту часть тела. Вы замечали, как светятся глаза человека, когда он искренне счастлив? Они же действительно светятся! Такой блестящей пленочкой, что, если присмотреться, можно увидеть, как салюты взрываются в них. В народе говорят, что глаза — зеркало души. Ведь это так. Вот, к примеру, стоит перед тобой девушка. Красивая, весёлая. Волосы завиты в легких локонах. И она улыбается, смеётся, поддерживает разговор. Но только глаза у неё не светятся, и улыбка эта фальшивая. В ней рушатся стены, и она кричит, пытаясь заглушить голос разума. И это с ней делает боль. Боль, которая не физическая, а моральная, которая оставляет горячий отпечаток на груди, постоянно напоминая: «Я здесь была.» А по приходу домой, она уткнётся лицом в подушку и будет кричать, да так, чтобы никто не слышал. Ей не будет хватать воздуха для вдоха, и она будет задыхаться, каждый раз вспоминая, что ей сделали больно. — Черт бы тебя побрал, Изабелла Олсен! — кричит на меня тренер, когда я в очередной раз падаю на тройном акселе. — Тебе что, страховку принести? Я поднимаюсь с колен, смотря куда-то на раскатанный лёд. — Мне не нужна страховка, — проговариваю я и еду к исходной. — Всё, хватит! На сегодня достаточно, тебе ещё учится, — махает на меня рукой Дмитрий, а я набираю в грудь воздух. Я и правда паршиво катаю. Ужасно. Будто это вовсе не я крутила тулупы и аксели с первых разов. Тренер не указал мне на ошибки — значит их не было. Но тогда какого лешего я падаю. Постоянно.Ты боишься, признай это.
Мне не охота вообще что-либо делать. А уж тем более ехать в школу, где следующие два месяца будет обговариваться школьный бал. Это замкнутый круг. Коньки в сумке, школьный автобус, школа. Мне в последнее время очень везёт попадаться на неприятных личностей. В этот раз автобус приехал на пятнадцатой минуте второго урока, соответственно входить в класс я не буду. Поэтому, стоя около кабинета, я увидела, как из-за угла выворачивает моя мать. Только не это. Она быстро разлучилась с директором, поэтому я поспешно опустила глаза на телефон, пытаясь сделать вид, что не вижу её. Но Кэрол сама решила обратить на себя внимание. Её тело быстро остановилось около меня, и мне пришлось поднять глаза. Крашеная блондинка с голубыми глазами и огромным вырезом на груди. Голубые джинсы прекрасно сидят на ней, несмотря на то, что ей уже больше сорока. — Я видела эти ужасные прыжки, — говорит она, а у меня в голове звучит: «не обращай внимания». Я молчу, и правильно делаю. — Правильно, что я не хотела отдавать тебя на фигурное катание, из тебя ничего путного всё равно не вышло. Думала, что хоть католическая школа тебя исправит, но ты неисправимая безмозглая дура, которой лучше поджать под себя ноги и ничего не делать. — Что? — вырвалось тихо из моего рта. Я не ненавижу этого человека. Она моя мама, и слышать от неё такие слова, даже после того, что она сделала, мне неприятно. — Что слышала, — сквозь зубы, как ножом. — Только благодаря твоему отцу я не отказалась от тебя. Больно. И непонятно из-за чего, ведь я знаю, что она такая. Чего я жду? Опять этот ком в горле, который давит на все внутренние органы. — Мам, — голос ломается. — Я же всегда просила приходить на мои катания, а ты никогда не приходила, — Кэрол закатывает глаза. — Ты постоянно говорила, что мои награды — это металлолом, за который можно выручить деньги. Я приносила со школы «А+», ты говорила, что можно и лучше, а когда я тихонечко добавляла, что это самая высокая оценка, ты говорила, что я хвастаюсь. Ты всегда целовала на ночь Кортни, а на меня даже взгляд не кидала. Тебя передергивает, когда я называю тебя «мама», — она передернулась.Заплачь
С нижних ресниц срывается эта капля самоконтроля, которая жжет кожу. Почему я всегда делаю то, что велит мой внутренний голос.Слабачка
— Прости меня, Кэрол, — не произношу положенное слово, а в глазах матери какой-то барьер. Она смотрит на меня, как на ничтожество, которое недостойно даже единого слова из её уст. — Но дай мне задать лишь один вопрос, — закатывает глаза и смотрит на меня, мол, говори, и я пошла. — Ты хоть когда-нибудь любила меня?Ты знаешь ответ на этот вопрос
Знаю, и всю жизнь знала. Но почему мне так не хочется принимать этот дурацкий факт уничтожения детской любви к матери. Она же ничего не сделала для меня, ни разу не дотронулась ко мне. Она молчит. И ей неловко. А я стою перед ней с опущенными плечами, пытаясь сжаться в маленький комочек, под её тяжелым взглядом. — Нет, — губы Кэрол двигаются, будто в замедленной съемке, произнося это слово. Она как-то странно кривится. — Я даже больше тебе скажу, я. не. испытываю. к. тебе. ни. малейшей. симпатии, — разделяя каждое слово, проговаривая это так, чтобы донести до меня смысл. — Единственный, кто тебя любил — это был твой отец. Даже не знаю, что он в тебе видел такого. Ты была ужасным ребёнком, и уж точно будешь ужасным человеком. Выплёвывает. Разворачивается на каблуках. И уходит. Так просто. Оставляя меня одну в долбанном школьном коридоре. Стоять и плакать, да так, что всё тело содрогается в рыданиях. И уже это утреннее солнце не такое. Оно обжигает так же, как и слова человека. Поджав губы, я пытаюсь закрыть рот рукой, чтобы не начать кричать. Чёрные пряди волос выбились из хвоста, а и до того не заправленная рубашка смялась внизу живота. Только закрыв за собой дверь туалетной кабинки, я смогла вновь вонзить в себя зубы. Втянула кожу на предплечье и держала до тех пор, пока физическая боль не начала перерастать моральную. Белая рубашка начала впитывать кровь, как только моя голова коснулась серой двери. И сразу на глаза попадали ужасные надписи на стенах, которые писали не только девушки, но и парни. «Хезер тупая шкура», «Мэйбл отсасывает за цент», «Кристиан педик», «Арана больная сифилисом не трахайтесь с ней!», «Пенис-Паркер дрочит на свою тётю» — всё это и множество других надписей заставляли скривиться. А ведь, возможно, где-то на стене в другой кабинке написано и моё имя, с каким-то ужасным обзывательством. От этого становится ещё хуже. Будто на тебя выливают вагон дерьма. Я сижу на полу туалетной кабинки минут с пятнадцать, пока физическая боль глушится в теле и остается на руке лишь покалывающим воспоминанием и красным пятном на рубашке. В туалете раздаются голоса, и мой энтузиазм резко пропадает. Затаив дыхание, я пытаюсь не подавать виду, что я здесь сижу. Девушка и парень, ну конечно, зачем в одной из лучших школ раздельные туалеты. Сначала смех, который быстро стихает. — Печально конечно, что такую старосту отстранили, — говорит девушка. Её голос похож на голос той самой стервы, что пыталась задрать меня ещё в мой первый день. — И что, ты думаешь, тебя сразу возьмут на эту должность? — говорит парень, а девушка клацает языком. — А ты думаешь, я зря подкинула ей порошок в сумку? Дорогой, я на своём пути убираю всех, кто мешает, — самоуверенно однако. — И даже эту новенькую? Она же постоянно у тебя на языке, — я прикрыла рот рукой, ибо хотелось прыснуть со смеху. — Её лицо слишком знакомо, а фамилия так и тем более, — шаги в сторону моей кабинки, и я забываю как дышать. — Но она самая большая заноза в заднице. Дверь хлопает, и наконец-то могу выдохнуть. Выдохнуть и размазать слёзы по щекам трясущимися руками. Поднялась с пола, взяла рюкзак, отодвинула замок на двери и вышла к раковине, где чуть не умерла от испуга. На меня смотрел тот самый «пенис-Паркер», который, скорее всего, тоже ждал, чтобы эта парочка смылась по-скорее. Он бросил на меня быстрый взгляд, куда-то на руку. И тогда-то я осознала, что на рубашке пятно. — Вот чёрт, — тихо проговорила я и быстро дернула пару бумажных полотенец из держателя. Но что я пыталась оттереть, ведь ткань уже пропиталась. Это смотрелось со стороны нелепо. Учитывая, что рубашка ещё и не была заправлена в синюю клетчатую юбку. Но когда я мельком взглянула на себя в зеркало, я поняла, что не с рубашкой надо возиться. Вокруг рта вновь была кровь вперемешку со слюной, я быстро наклонилась к холодной воде, что текла из крана, и умылась. Также стёрла чёрные пятна туши, что отпечаталась на нижних веках. — Сходи в гардеробную, там тебе дадут школьную кофту, — как-то странно сказал Питер и быстро ретировался из туалета. Я снова осмотрела своё отражение. Когда-то я перестану плакать из-за матери и пойму, что не стоит держаться за прошлое. Выйдя из уборной, я осмотрелась по сторонам. Обыкновенные школьные будни, и ученики, которым абсолютно плевать на всех, кроме самих себя. Наверное, так проходит и мой день. Но только при этом я пытаюсь держать себя в узде и не умирать от постоянных истерик. На последнем уроке информатики я как всегда сидела на последней парте и что-то не очень-то слушала лекцию про фотошоп. Преподаватель к кому-то подходил и помогал, я же открыла готовую работу на сервере, не сидеть же и нажимать на каждую точку, чтобы изменить цвет рисунка. В интернете была открыта вкладка с регистрацией на Всемирные соревнования, которую я наполовину заполнила, а также Ватсап, где я ждала, пока мне придёт сообщение от соседа. Наконец-то внизу экрана появилась иконка с ответом, от чего я мимоходом улыбнулась.<Сосед-паучок> Хэй, что как?
<ИзиОл> Думала ты не ответишь. Могло бы быть и лучше<Сосед-паучок> Я вроде бы тоже в школе учусь. Ну как в школе, просто на учебе)
<ИзиОл> Не хочешь сегодня встретиться? Если конечно у тебя нет супер-пупер супергеройских дел Я отвела взгляд от компьютера на интерактивную доску, где уже был выведен алгоритм следующего задания. И честно, я ни черта не поняла, ибо конечно же прослушала то, как учитель рассказывал как и что делать. Прищурившись, я обернулась к Линетт, которая сидела через проход. Она уже практически завершила второе задание, но скорее всего не она. Так как на её компьютере была открыта школьная сеть, из которой она и взяла работу. Лина быстро взглянула на меня, а я умоляюще взглянула на неё. Девушка нажала какую-то комбинацию, и на моём компьютере высветилась такая же работа. Послав подруге воздушный поцелуй, я вернулась к заполнению анкеты. Поле награды могло вместить в себя только тысячу символов. Но вряд ли все мои награды поместятся туда. Поэтому я кратко описала самые большие из них и прикрепила подтверждающую документацию с флешки. Осталось только подтвердить биометрические данные уже на самих соревнованиях. Закрыв вкладку, я прочитала ответ на сообщение.<Сосед-паучок> Где-то в семь встретимся?
<ИзиОл> Будь на мосту Куинсборо, мне надо будет брата проконтролировать.<Сосед-паучок> Окей. Увидимся, Белла
Я улыбнулась и поджала губы. И вновь никакого осадка после сокращённого имени, будто так и надо. И весь оставшийся урок я сидела тупясь в это сообщения, периодически отводя взгляд куда-то в окно.***
За пятнадцать минут до конца последнего урока, я быстро собрала вещи и хотела было ретироваться из кабинета литературы. Учитель спал, а на телевизоре крутился фильм про вечную историю любви. Линетт даже не появилась на уроке. Время идет, а её характер не меняется. Она сегодня должна была встретиться с каким-то парнем, и, как она сказала, хочет морально начистить ему лицо. Уж больно у моей подруги феминистические взгляды на жизнь. Девушка даже при просмотре сериалов и фильмов часто и густо матерится из-за ужасного обращения к женщинам. Я не успела даже с места подняться, как в кабинет зашел директор. Конечно же я быстро плюхнулась обратно на стул и закатила глаза. Последний урок, что этому руководству нужно? Мистер Стефферд разлепил маленькие глазки и подорвался с мягкого кресла, останавливая киноленту. — Мы не надолго, — сзади директора стоял мужчина, лицо которого смутно всплыло в памяти. Черт! Да этот мужик сидел в жюри на Олимпийских. — Слово Брайану Бойтано. Не знаю почему, но мне резко захотелось спрятаться, но при этом я продолжала сидеть, развалившись на последней парте. — Ваш класс был пронспонсирован на горно-лыжный курорт через три недели. Как говориться: готовь сани летом, поэтому мы сообщаем вам об этом так рано. Будем рады, если вы там покажите некоторые достижения в спорте, так как это не только отдых, а ещё и соревнования американских школ. Всем удачи, и просьба Изабелль Олсен прямо сейчас выйти на разговор со мной, — проговорил он. Нет, нет, нет. Теперь весь класс обернулся на меня, и серые, холодные глаза жюри были уставлены тоже на меня. Поджав губы и слегка ссутулившись, что не положено для фигуристок, я быстро встала с места и так же подбежала к выходу из кабинета, где уже ждал меня мужчина. Слегка кивнув ученикам в знак прощания, он вновь уставился на меня. — Дмитрий говорил тебе о том, что если ты не проходишь на одиночное, тебя кинут в пару к Джастину? — последнее имя зацепилась у меня в голове и раздавалось там эхом. Я ненавижу этого богатенького мальчишку. Да, соглашусь, катается он безупречно. Но вот только знают ли его родители и тренер о том, что с каждой, кто становится его партнёршей на льду, он становится партнёром в постели. После чего большинство фигуристок покидают лёд либо с травмой, либо просто уходят в другой спорт. Сглотнув страх, я подняла глаза на мужчину и выровняла осанку. — Если я завалю отборочные, то я пойду на трассу, а не к Джастину парой, — сцепив зубы проговорила я. — Не разбрасывайся словами, Изабелла, — он слишком странно произносит моё имя, будто зацикливаясь только на части «Белла». — Ведь потом действительно придётся торговать телом. Если бы он не был старше меня на несколько десятков лет, я бы плюнула ему в лицо. А Линетт бы плюнула даже при таком обстоятельстве. Теперь-то я понимаю её точку зрения. Я прожгла его взглядом, и именно в этот момент раздался звонок. Фальшиво улыбнувшись, я пожелала ему хорошего дня и двинулась к выходу из школы. По приезде домой я обнаружила Лину и Бэна, которые сидели на диване и смотрели очередную серию «Игры престолов». Они не сильно любили друг друга, даже больше, они не готовы были стоять в одной комнате — настолько сильно друг друга бесили. Поэтому мне показалось это странным.***
Я смирилась. Целую неделю я не отвечала на его сообщения, а потом даже рука не дрогнула, и я нажала на эту красную кнопку «заблокировать пользователя». И я даже взялась за голову. Второй тест по химии написала на «А+», получила столько же за доклад по литературе. Проявила сообразительность на математике и подкинула идею насчет школьной газеты нашему директору. Он даже обмолвился, что возможно я стану следующей старостой. Но в потоке этой рутины, утром в пятницу ко мне подошла та самая школьная стерва и протянула яркий флаер. — Вечеринка сегодня у меня, в восемь, — подмигнула и завиляла задницей вдоль школьного коридора. Не знаю, чем я тогда думала, но мне действительно захотелось расслабиться. Постоянные тренировки, учеба, контроль за братом, периодические шутки с Алин — это нифига не расслабляло. Поэтому пятничным вечером мы вместе с Линетт выехали в дом этой особы. Её, кстати, зовут Мэделин, а фамилии я не знаю, а если и знаю, то не помню. На неё этот принцип закрытой на самом деле девушки не распространяется. Поэтому, наверное, она меня так и раздражает. Мы с Линой разделились, так как я пошла искать алкоголь, а она — мягкий диван и еду. Хотя всё должно быть наоборот. Но сегодня мне хотелось отдохнуть, а не ей. Взяв красный бумажный стакан с какой-то красной бурдой, я двинулась к гостиной, где на диванах сидело около восьми человек. Они играли в какую-то игру, правила которой я не знала. Я надеялась пройти мимо, и выпить достаточное количество алкоголя, чтобы на завтрашней тренировке быть, как овощ. Но меня тормознули и посадили играть в эту ужасную игру. Напротив меня сидел Джеймс, от чего я невольно поджала губы. Это, блять, правда или действие… — Что ж, новенькая, — говорит Мэделин. — Правда или действие? — Правда, — я же не совсем отбитая, чтобы действие выбирать. — Самый большой секрет, который ты не хочешь, чтобы все знали, — сука. — Я Олимпийская чемпионка с фигурного катания, — жму плечами. Конечно, это самый «страшный» мой секрет. Не считая ряда других, которые ты поставила в блок в своей чудесной головке, Изи. — Мэд, правда или действие? — Действие, — самодовольно, однако. — Признайся в чувствах человеку, который тебе нравится, — жму плечами, а она резко искажается в лице. Девушка встает и идет к входу на кухню, где стоит девушка с розовой прядью волос. Она резко отталкивает её собеседника и впивается в губы поцелуем. Нет, ну я могла ожидать чего угодно, но не этого. Отстранившись, рыжая поправляет помаду и возвращается к компании. — Я могу взять одного человека в этой комнате на слабо? — выкрикивает Джеймс, а моё сердце начинает вырываться из грудной клетки. Его взгляд останавливается на мне. — Изи, поцелуй или вся твоя обнаженка в сети. Внутренний голос смеется. Истерически. Громко. Моргаю, пытаясь отогнать от себя этот бред, но получается ужасно. Кто угодно, но не он. Не он. Умоляю. Встаю с дивана, слегка пошатнувшись. Вот и алкоголь нашел своё место быть. Взгляд расфокусирован, и всё мутнеет. Но я могу идти. И я иду, быстро, решительно, хватаясь за стены, пытаясь отойти от этого придурка, как можно дальше. Глоток свежего воздуха. Никакого сигаретного дыма, запаха пота и пьяных подростков. Я стою минуту с другую около кирпичной стены, а после меня рвёт. Я же этого хотела, не так ли. Лучше бы я захлебнулась собственной рвотой. Ибо на телефон и в общую группу класса скинули мои фотографии.***
Не помню, как очутилась дома. Но эти выходные вновь прошли сквозь меня. Алин не поднимала тему вечеринки, просто сказала, что я больше не пью. Но лучше бы подняла, лучше бы дала нагоняй за такое безрассудное поведение. В понедельник я зашла в школу с новым взглядом на себе. Если раньше на меня и внимания не обращали, то сейчас все с насмешкой меня оглядывали. Я странно осмотрела учеников и подошла к своему шкафчику. Господи… На серой поверхности красовалась красная надпись «Гордость Америки? А может шлюха подзаборная?». Я укусила себя за нижнюю губу. Но дальше взгляд цеплялся за яркие фотографии моего тела без какой-либо цензуры. За моей спиной выстроилась школа, и я слышала звуки щелканий камер телефонов. Только бы не сорваться. Я медленно оборачиваюсь, слегка отстраняясь от шкафчика, после чего наобум тыкаю в фотографию. — Мне плевать, кто это сделал, — голос дрожит, а в горле появляется этот самый ком. — Но для начала, надпись являеться буллингом, а это плюс-минус пол года отработки; далее, фотографии — распространение детской порнографии, ибо мне нет 18, а это три года строгого, — спасибо что последние три года я хоть как-то изучала собственные права, так как на соревнованиях часто и густо их ущемляют. Но я не заметила, что мой подбородок начал дрожать, а вместе с этим в уголках глаз собрались слёзы. — Джеймс, если в полиции я расскажу обо всем, то это как минимум семь лет, так что снимай, иначе я пойду к директору. А также, все, кто имеют данные фото на своём телефоне, являются соучастниками. Сразу все зашевелились. Лицо Джастина переменилось. Он покрылся багровыми пятнами, ноздри, как у быка, раздулись. Он поддался вперед и рывком содрал распечатки с моего шкафчика. После чего наклонился к моему лицу, и показал всю свою «ненависть» ко мне. Как жаль, что моей ненависти намного больше.