I never thought I'd need you there when I cried Я никогда не думала, что ты нужен мне, когда я плачу And the days feel like years when I'm alone И дни кажутся годами, когда тебя нет Avril Lavigne — When you`re gone
Снег под ногами приятно потрескивает, а в наушниках играет музыка, с которой я когда-то победила на Олимпийских. На улице невероятно холодно, и самой паршивой идеей было надеть на тренировку кроссовки. Пробежав четвертый круг вокруг отеля, у меня появилась отдышка, а ноги стали частенько поскальзываться на льду. Мне также не нравилось разогревать ноги руками, так как под лосинами они превратились в ледышки, которые может растопить только огромный костёр. Мне, конечно, «очень» нравилось то, что Дмитрий в пять часов утра спал в тёплой кроватке, а я должна разминаться. В очередной раз поскользнувшись, я упала на колено, шипя от боли. Я остановилась как раз напротив ледяной арены, где рядом стоял мужчина с огромным пивным животом. Если бы это произошло не в пять утра, возможно, я плюнула бы на человека, которому как и мне не спалось, но сейчас пять утра, и в моей голове появилось то самое воспоминание, что я поставила в блок много лет назад. Я медленно жевала пищу, чтобы через час она без проблем вышла из моего организма. Мои руки неистово тряслись, и я краем глаза наблюдала за девочкой, что только что появилась в столовой. Она была бледная, как смерть, а глаза невероятно красные. Неохотно отвечала на какие-то вопросы других за её столом и остановила взгляд на мне. У меня перехватило дыхание. Вновь осмотрев столовую, я наткнулась на своего брата, что глядел в тарелку, но к ложке не прикасался. Девочка не сводила с меня взгляда, в котором было столько чувств и боли, что казалось, будто я чувствовала всё то, что чувствовала она. Рвота не вовремя подступила к моему горлу, и мне пришлось поднять руку. Одна из женщин, что следила за нами, недовольно закатила глаза и дёрнула меня за рукав розовой кофты. Она стояла под дверью туалета, пока из меня выходила только что поступившая еда. Мне нужно было срочно попасть в комнату, чтобы увидеть какой сегодня день. Я сидела под «домашним арестом» в отдельной комнате, так как постоянно хотела сбежать. Меня пугало то, что делали в этой чудесной католической школе. Сначала до меня даже не доходило, почему девочки ведут себя настолько зажато. Руки держали между коленями, шарахались от каждого звука. Я всегда нарушала комендантский час, гуляла по холодным коридорам, что были больше похожи на коридоры психбольницы, а не пансионата. И однажды я услышала то, из-за чего нас всех укладывали в кровати ровно в девять. Крик. Истошный крик девочки доносился из комнаты, что для всех была запретной. Это было что-то по типу места, где сидел пастор. Я-то думала, что туда ходят только по праздникам — молиться, а на деле, там происходило что-то страшное. Лучше бы там были жертвоприношения сатане, чем то, что я позже увидела. Из-за собственного любопытства я нашла другой проход в эту комнату, и лучше бы не находила. Я умолчала, а на следующий день спросила у той девочки, что случилось. — У него есть список всех девочек. Там записано всё: начиная от возраста, заканчивая цветом глаз. Он попробовал всех, кроме тебя, Белла, — в её глазах заблестели слёзы. — От него не сбежать и не укрыться — все пытались, — она переводит взгляд на стол, где в соответствующем одеянии сидит пастор. Тот самый календарь, что висел на моей стене показывал сколько дней осталось до моей участи. Никто не сопротивлялся, но для меня это стало принципом. Я никогда не давала отпор матери и сестре и, скорее всего, будет глупо противиться мужчине, у которого в сотню раз больше возможностей. Но я попробовала. Зачеркнув одно из чисел, взгляд наткнулся на кружок. Это был тот самый день, когда пришла моя очередь. Когда орать во всю глотку буду я, а потом с пустым взглядом смотреть в тарелку. Глупо было продумывать какой-то план, но мне удалось предупредить Бэна и собрать все вещи. Когда пастор мягко положил руку на моё плечо, я приветливо улыбнулась, хотя всё тело бросило в дрожь. Мне хотелось зажмуриться и заплакать, в особенности, когда он делал это перед сотнями икон. — Всё во славу Отца, дитя, — его шершавые пальцы тянут ткань моих трусов и поднимают подол сарафана. Он с силой заставляет меня встать на колени, и я подчинилась. Откуда четырнадцатилетней девчонке знать, как и что делать? Я хотела упасть на пол и забиться в конвульсиях, но я видела, что он делал с теми, кто сопротивлялся. Их руки и ноги были привязаны к каким-то непонятным железкам, и он не только занимался с ними грязным сексом, но и бил, до рассечений. Пастор с нажимом открывает мне рот, и делает то, что ему нужно. К горлу подходит рвота, а челюсть сводит от того, как мне противно. Я кусаю. Не один раз. А следом получаю удар по щеке и крик боли от мужчины. Именно этого я и хотела. Пока он в неразберихе метается из угла в угол, я со всех ног бегу по коридорам пансионата. Бэну удалось выйти ночью из своей комнаты и теперь, когда он заметил меня, что бежала, сломя голову, он тоже принялся уносить ноги. Я не знаю, что случилось с девочками, что остались там. Может кто-то уже и умер от болевого шока, а может кто-то до сих пор подвергался издёвкам. Но я благодарна Дмитрию. Не только за то, что он смог прикрыть сотню документов о наших с Бэном незаконных пересечений границ США, и точно не за то, что оформил на меня опекунство и разрешил уплыть в свободное плаванье. Когда мне посчастливилось его встретить, Дмитрий был именно тем человеком, который самоотверженно помог найти информацию на того пастора. И, кажется, всё прошло удачно, и его поменяли. Благо я не вернулась туда. И не вспоминала бы об этом месте до сегодняшнего дня. Он разговаривал по телефону резко, но я видела в нём того человека, который разрушил жизнь не одной мне. Я в открытую мерила его взглядом, делая вид, что завязываю шнурки. Мне охота побежать к Дмитрию и начать громко плакать и умолять его, чтобы хоть что-нибудь сделал. Но я продолжаю наблюдать. Мои пальцы уже отмерзают, когда мужчина устремляет на меня взгляд. Господи-Иисусе, хоть бы я сейчас была не похожа на себя три с половиной года назад. Но, как оказалось, детские страхи написаны на моём лице. Он дёрнулся. Дёрнулась и я. Его брови сходятся на переносице, а лицо искажается. Мне нужно идти в корпус. Но я стою. Какого-то хера просто тупо стою, пытаясь продумать свои дальнейшие действия. Будто приросла к земле. Мой голос уже орёт на всю глотку в голове, что, блять, надо бежать, а не стоять. Но я жду. У моря погоды. Дура. Он в несколько шагов преодолевает расстояние между нами. Блять. Блять. Блять. Сердце просто разламывает мне рёбра, хотя в пору бы, чтобы оно остановилось. Мужчина смотрит на меня не моргая минуту, а следом хватает за волосы. Какого чёрта я нахожусь за отелем, а не перед ним, где даже в такое время кто-то да ходит. Я дёргаюсь, и мне удаётся вырваться из его цепких рук. А дальше я вижу только как в его серых глазах появляется огонь неизмеряемой злобы, что в моей голове появились кадры из «Кошмара на улице вязов». Теперь, когда из моего рта выходит клубочек горячего пара, мои ноги начинают слушать мозг. Сев в холле, я наблюдала за тем, как отель медленно просыпается. Флэш вновь демонстративно прохаживался по коридору с полотенцем на плече, то и дело подмигивая горничным, что смущенно прятали взгляд. Семнадцатилетний придурок. Мистер Харрингтон постоянно поправлял очки и пытался справиться со здешней системой экскурсий. В отличие от спортивных детей, он со всеми бездельниками идут кататься на фуникулёрах. С нами же остается мистер Делл, юмор у которого получше. Нас всех собирали в холле, я же следила за временем, ведь меня должен был дёрнуть Дмитрий. Диван, на котором я сидела, прогнулся, а рядом оказался Питер, который приветливо улыбнулся. Он предложил мне кусочек черного шоколада. Не знаю почему, но я согласилась. Хотя раньше я просто не переносила Белок, и его нужно было впихивать в меня насильно. Сейчас же спокойно положила маленький кусочек себе на язык. — Чё как, пенис-Паркер, — Томпсон поиграл бровями и залился смехом. Он уселся прямо напротив меня и самодовольно улыбнулся. Рядом опустился, кажется, его лучший друг, и что-то ему проговорил, кинув взгляд на меня. — Потрахались? — очередная пошлая ухмылка. Я дергаю бровью, меряя того взглядом. Благо в зале ещё не много людей. — Даже если и потрахались, тебе какая разница? — я вопросительно смотрю на Паркера, подбородок которого сильно напряжен. Офигеть можно. Он же слова не мог раньше сказать ему, а тут так сильно заткнул. — У нашего малыша есть яйца, — хмыкает Флэш. — А давай проверим на сноубордах, кто кого. Победитель будет представлять школу. Идея хорошая, но я бы не спорила. Не знаю почему. Даже если я уверена в своих возможностях, я не буду делать что-то, чтобы заткнуть кого-то за пояс. Но Питер отличается от меня. Он решительно поднялся с дивана и протянул руку Флэшу. Тот самый друг, кажется, Бред Дэвис, разбил их спор. Мне было интересно, чем же это всё обернётся. А ещё больше хотелось увидеть, как Томпсон гребёт снег зубами. Готова назвать это сражением века. Я встала в пять утра и выглядела не лучшим образом, но вот, когда вышла Мэделин, мне захотелось подавиться слюной. Интересно, сколько времени она потратила, чтобы выглядеть так… Локоны, которые, готова поспорить, как только она выйдет на улицу — раскрутятся. Ресницы, что достают до бровей, губы, подведённые коричневым карандашом. И спортивный костюм с вырезом, куда бы поместилось всё население США. Но не мне её судить, она же у нас фигуристка. Я была одета в лосины и теплую жилетку, под ногами держала сумку с коньками. Сразу после неё в холле появились все мои одноклассники. Наверное, Мэделин заняла ванную надолго. Мистер Харрингтон пальцем начал пересчитывать нас, а сразу после смотрел в список. — Так, кажется, со мной идёт только три человека, — учитель в десятый раз глянул в листок, — и, я тут подумал… — Харингтон, я за Изабеллой, — я вижу своего тренера и, забросив сумку на плечо, поднимаюсь с дивана. — Олсен, отметь себе там как-нибудь. Дмитрий тыкает в моё имя в списке и удаляется вслед за мной. Конечно, сразу на лёд он меня не пустил. Вручил скакалку и сказал разогреть ноги до боли. Всё как всегда. Меня немного раздражало то, что нам дали на тренировки лишь половину открытой ледяной арены. Моё сердце продолжало странно стучать, а руки до сих пор тряслись. Но я пыталась скрыть это от мужчины, что всегда пристально на меня смотрел. Уже некоторые фигуристы других штатов начинали катать. Странно было видеть девушку, что когда-то была со мной в одной группе. Она смерила меня взглядом и поджала губы. Я, в отличие от других, всегда сначала отрабатывала прыжки на твердой поверхности. Дмитрий проверил мои шпагаты, не сильно надавив на плечи, чтобы достичь перерастяга. Он так же сосредоточенно наблюдал за каждым моим поворотом и подбивал пальцы ног, что постоянно заворачивались у меня внутрь. Только после всех махинаций он разрешил мне надеть коньки. Я не дослушала план мистера Харрингтона на сегодняшний день, наверное поэтому меня немного шокировало то, что на другую половину ледяной арены запустили моих одноклассников. Меня это начало отвлекать. Из-за невероятной давки мне приходилось работать на маленьком квадрате, где было неуютно. Я пару раз поцеловала лёд, и на моей заднице появилась пара новых синяков. Всё же мне не нравилось то, как на меня смотрели фигуристы. — Они что, в паре катаются? — я подъехала к Дмитрию, что облокачивался на ограду. — Я тоже не в восторге. Эти тупые правила штатских, — закатил глаза. — Тридцать километров в час против пяти — это же невозможно! — выдохнула я, глядя на то, как парень ловит девушку, после выброса в воздух. — Ты Олимпийская, Белла, не забивай себе мозг, — Дмитрий глянул на часы. — Смотри, — он указал на арену, которую почистили от людей. Всех посетителей поставили за ограду. — Я забронировал тебе на одно катание с музыкой, — я кинула на него настороженный взгляд, — сто пятьдесят долларов, Изабелла. Катай! Я выдохнула. Как Дмитрий зарабатывал — мне неизвестно, ведь я денег ему не плачу. Может у него есть какое-то пособие пожизненное. Просто мои деньги после победы рассосались со скоростью света. Он вытолкнул меня на арену, совсем не спрашивая меня, хочу я того или нет. Просто катай. Я понимала, что, возможно, это была генеральная репетиция, так как завтра вечером у нас соревнования, где я должна была победить. Просто обязана. Я слышала, как перед каждым прыжком, Дмитрий громко говорил: «И», ведь я частенько заваливала прыжки на тренировках. Катать на морозе было сложно, и мышцы начинают замерзать сразу после разогрева, поэтому, могу точно сказать, тренер не был доволен моей вытяжкой. Кто-то свистнул и громко захлопал, когда я приземлилась с тройного тулупа. Я не сильно следила за толпой, потому что полностью была сосредоточена на своих раках, в которых постоянно путалась. Сколько бы лет я не была в фигурном катании — всё равно проблемы одни и те же. Когда музыка утихла, я подъехала к ограде, где стоял Дмитрий. Отдышка была просто адской, а по лбу стекал пот. — Скажем спасибо, что катать ты будешь в закрытом пространстве, а не на этом… — Дмитрий скривился, оглядывая лёд. Я была полностью с ним согласна. — Ты умница, можешь сегодня отдохнуть, — он погладил меня по руке и вышел с арены. Выровняв дыхание, мне пришлось прокатать ещё несколько кругов вместе с толпой, чтобы ноги так сильно не зудели. — Что, Мидтаун совсем обленился? На лёд выпускаем Олимпийских чемпионов, чтобы ничего не делать? — ко мне подъехала Стефани. Та самая девушка, которая раньше была в моей группе. — А ты бесишься, что на Олимпийские поехала я, а не ты? — мы стояли посреди арены. — Больно надо. Ты-то так позорилась на отборочных, — её лицо окрасила кривая ухмылка. — Зато я не предлагала своё тело и деньги жюри, — подмигнув ей, я съезжаю со льда, оставляя Стефани грызть ногти. Здесь слухи расползались быстро и бедняжка даже не подозревала насколько. Я держала свой путь к фуникулёру, что поднимал всех на гору. Мне всё же было интересно взглянуть на победителя. Жаль, конечно, что я успела только на то, как съехал с горы Питер. Я, которая никогда не стояла на сноуборде — была восхищена. Флэш злобно оскалился, когда девушка, что судила их, назвала имя Паркера, а не Томпсона. Они нехотя пожали друг другу руки и разошлись по разные стороны спуска. Придерживая сумку на плече, я подошла к Питеру, что избавлялся от экипировки. — Ты как? — я не забыла о прошлой ночи. — Нормально, благодаря тебе, — он поднял взгляд на меня. Глаза у него по доброму светились, отчего мне стало очень тепло. Я улыбнулась и легонько дотронулась к его плечу, в знак поддержки. Этот день мне хотелось провести с самой собой. Потратив дюжину времени на отправку смс-ки брату, я всё же смогла скачать последний сезон «Сверхъестественного». Лина также отправила сообщение, в котором говорила, что приедет только к соревнованиям, так как ей удалось помириться с родителями. Хоть кто-то смог. Солнце быстро зашло за горизонт, и все мои одноклассники разом оказались в отеле. Многие отправились по комнатам, в ожидании завтрашнего дня. А мне же хотелось пройтись ночным Киллингтоном. Снег блестел в освещении луны, а мои валенки мягко ступали по небольшой протоптанной дорожке. Я поставила сумку с коньками на лавочку, ведь в такой атмосфере мне хотелось и покатать. Я вновь зашла за отель, где сегодня было не самое приятное происшествие, которое вновь всплыло в голове. И мне будто кто-то горло сдавил. Только теперь это было не ощущение, а настоящее чувство. Мои коленки подогнулись, а ледяная рука ещё сильнее сдавила горло. — Испортила мне жизнь и думала, что всё так и будет? — я слышу хриплый голос у себя за спиной. Даже на морозе я чувствую этот запах сигарет и перегара, от которого меня тошнит. Воздуха становится критически мало, и мои веки становятся практически свинцовыми. Как и все мои конечности. Просто не могу чувствовать, кровь пульсирует на шее, заставляя думать только об одном: «Господи, хоть бы я осталась жива».А ещё недавно ты хотела умереть, помнишь? Даже сиганула с моста. Самоотверженно однако. Будешь ли ты молить того, кто всегда тебя спасает, чтобы и в этот раз он появился?
Я слышу, как что-то негромко выстреливает, а следом рука пастора перестаёт сжимать моё горло. Раскрыв глаза, я не сразу понимаю, что произошло, ведь передо мной стоит Питер Паркер, а за мной, лежит мужчина, связанный ни чем иным, как паутиной. Даже с моим расплавленным мозгом, до меня начинает доходить, что только что произошло. Я замечаю, как Питер, в одной футболке, снимает какую-то черно-серебристую штуку со своего запястья и прячет в задний карман джинсов. — Когда ты прекратишь искать себе приключений на задницу? — не знаю, откуда в нём столько смелости, но он обнимает меня. Я хватаюсь пальцами за ткань его футболки и удивляюсь тому, какой он теплый. — А когда ты перестанешь спасать меня? — улыбаюсь. — Человек-паук. Я слышу, как он смеётся, сильнее сжимая меня в объятиях. Как бы я не противилась, наверное, это именно тот человек, которого я бы хотела видеть за маской паука. Он же имеет точно такой же голос, историю, смех и шутки. Просто первая личность Питера Паркера является той самой личностью, какой была моя. Загнанной и стеснительной. Вторая же — Человека паука, которая была открытой и самоотверженной. Питер Паркер — Человек-паук. Охренеть можно! Нет, действительно. Кто бы мог подумать, что тот, кого более всего задирают, является тем, кого боготворят. — Чувак, тебе стоит достоинство подрезать, но, думаю, достаточно и этого, — отстранившись от меня, проговорил Питер, а следом с силой ударил мужчину между ног. Чем ещё больше шокировал меня. В ночном освящении мне действительно стало казаться, что я что-то чувствую к нему. Хотя, кажется, все мои внутренности не хотят этого. Это то самое подсознание, в которое я вбила всю ненависть к парню, который кучу раз спас мне жизнь. — Смотри, — я вынесла из отеля пару коньков, что стояли на ресепшене. — Если ты умеешь, конечно. — Я всё умею, — улыбается Паркер, забирая из моих рук коньки. Он внимательно наблюдает за тем, как я со скоростью света зашнуровываю коньки и пытается повторить мои действия, что у него не получается. Мотнув головой, я, как дура улыбаюсь, и пододвигаюсь на холодной лавке ближе к Питеру. Зацепив за крючки шнурок, я быстро затягиваю его на коньке и дело в шляпе. — Всё намного проще, Питер, — я встаю, подавая ему руку. Он точно не умел кататься на коньках. Снежинки медленно падали на лёд, что придавало такой сказочности этому моменту, что я невольно задыхалась от эмоций. Я встала напротив Паркера и переплела наши пальцы. — Как на роликах, вперёд правой, вперёд левой, — он делал это движение двигаясь на меня, я же отъезжала назад, чтобы давать ему пространство. — Вот так, ты понял, — ещё шире улыбаюсь и отпускаю его теплую руку. Питер, не спеша, двигается за мной, когда я уже набрала скорость для прыжка. Странно, что я чувствовала себя так воодушевленно, будто горы готова была свернуть. И всё это из-за какого-то Питера Паркера. — Сколько лет ты катаешься? — кричит через всю арену Питер. — Всю жизнь, — я вновь разгоняюсь, цепляясь руками за его руки. Он слегка пошатнулся, но продолжил медленно скользить. — Почему ты решил помогать людям? — Знаешь, — Питер останавливается, придерживая меня за плечи. — Когда имеешь такую силу и не используешь её, ты всегда будешь виноват в том, что случилось, — он говорил это с какой-то грустью. И тут до меня дошло. История Человека-паука — это история Питера Паркера. Без родителей, без дяди Бэна, с одной лишь тётушкой Мэй, что отдала ему свою молодость. И я готова была боготворить его. Он в сотню раз сильнее меня, и в сотню раз счастливее. Ведь ему нравится то, что он делает. И от этого Питер мне нравился еще больше.