365 сказок на ночь

      Сколько бы на Комуи ни ворчали, что он редкостный лентяй и раздолбай, диагноз у него был один — трудоголик. Ривер знал это не понаслышке: он много раз заставал Смотрителя спящим на рабочем месте, а судя по остывшему кофе рядом и принесённым ещё вчера сандвичем, уходить тот и не планировал. Риверу оставалось только вздохнуть. Теперь Ли будет весь день клевать носом, а ночью снова работать так, словно крайний срок был неделю назад. Хотя для некоторых документов именно так и было.       Помощник совершенно не мог винить своего непосредственного начальника за подобное отношение к делам: большинство бумажек было нужно для работы примерно как очередной Комурин Ордену. Но бумажная бюрократия есть бумажная бюрократия. И когда на подпись приносили очередную стопку бесполезной макулатуры, Ривер видел в глазах Ли такую бездну тоски, что к самого скулы сводило, будто он прожевал лимон целиком вместе с цедрой. Но Комуи все равно брался за ручку, вникал и читал.       — Как ты думаешь, если я проверяю один документ за пятнадцать минут, сколько я проверю за час? — спросил как-то раз Смотритель, не открывая скучающего взгляда от очередной папки с документами. Ривер даже отвлекся от своих собственных дел, приподнимая голову, и нахмурился, чувствуя подвох.       — Четыре? — неуверенно предположил учёный, и Комуи в ответ фыркающе рассмеялся, щуря темно-фиалковые глаза.       — А вот и нет. На третьем меня тошнить начнёт, — с улыбкой произнес Смотритель, и Ривер не удержался от того, чтобы не прикрыть лицо рукой. В Ли удивительно сочетались ребяческое раздолбайство и чертов трудоголизм, граничащий с откровенным помешательством.       И все же Комуи трудоголик. Разумеется, он без особого желания занимался привычной для руководящего поста рутиной. Документы, отчёты, планирование. Но стоило замаячить очередной идее — и там, где минуту назад по столу растекалась амёба, лишённая любого желания функционировать, возникал энергичный, яркий и фонтанирующий энтузиазмом мужчина, разом молодеющий лет на десять точно. И Ривер вспоминал, почему Ли был и остаётся главой научного отдела. И почему он сам с таким рвением когда-то устремился за подающим надежды новичком с горящими фиолетовым пламенем глазами. Комуи был влюблен в работу в самом кошмарном ее смысле: готовый забыть о еде и сне, он не мог не заниматься тем, что любил всей своей душой учёного. Даже если это проект очередного Комурина для защиты его драгоценной и давно уже взрослой и самостоятельной сестры или химический эксперимент, опасность которого потенциально могла вызвать четвёрку всадников на разномастных конях и крылатого любителя сыграть на духовных инструментах. И этот энтузиазм заражал окружающих. Ривер уже и не помнил, когда последний раз брал отпуск или хотя бы выходные.       — Я просто женат на своей работе, — шутил Смотритель время от времени на вопросы о личной жизни, и Венхам порой едва успевал прикусить язык, чтобы не сострить, что это как раз совершенно не шутка. Но каждый раз сталкивался взглядом с уставшими, едва заметно покрасневшими от недосыпания глазами Ли — и слова застревали в горле.       И все же он не мог не восхищаться своим непосредственным начальником, несмотря на все его недостатки и порой на желание прикончить несносного изобретателя вместе с очередным механическим детищем. Комуи был невыносимым, взрослым ребенком, который найдет любой способ избежать того, что ему совершенно, вот ни капли не интересен. И Комуи был тем, кто всеми силами защищал от Ватикана своих подопечных, не спал ночами и работал над устройствами, которые могли спасти жизнь сотням и тысячам искателей, экзорцистам, гражданским. Удивительный и все равно невыносимый человек, от взгляда на которого Венхам чувствовал что-то среднее между гордостью и нежностью.       — Комуи, ты закончил отчёты? — начал с порога Ривер, не отрываясь от документа с результатами исследований в руках, и только когда вместо ответа услышал тихое сопение, поднял голову. Ли спал, уткнувшись носом в сгиб локтя, и под его правой рукой с зажатой в ней авторучкой находился тот самый недописанный отчёт, зависший на половинки предложения. Недопитая кружка кофе была ещё теплой: кажется, перед сном заходила Линали и оставила. Берет лежал рядом на столе, и темные волосы были растрепаны. Мужчина провёл на своем рабочем месте практически весь день, и рука не поднималась его растормошить, особенно сегодня, когда он был вынужден снова и снова твердить Ватикану о том, что невозможно бездумно распоряжаться людскими ресурсами так, как этого хотели они во главе с Папой.       — Если однажды Комурины смогут заменить искателей, я смогу считать, что не зря прожил эту жизнь, — однажды в сердцах сказал Смотритель после одного из таких собраний. Он сидел на диване, закрыв широкими, чуть дрожащими ладонями лицо, и рвано дышал — не то от гнева, не то от сдерживаемых слез.       — Шутишь, что ли? И куда ты собрался уже? — ворчливо спросил Венхам, прикуривая сигарету. — Если ты решил, что кто-то тебя отпустит после этого, то глубоко ошибаешься.       — Я знаю. Я не оставлю сестру, а она из Ордена не сможет уйти никогда. Но что если я стану не нужен здесь?       — Ты все так же будешь нужен нам всем, горе-изобретатель, — со вздохом произнес учёный, и Ли ответил ему усталой, но искренней улыбкой. И это было намного лучше застывшей в глазах ледяной ярости от собственного бессилия.       Ривер устало потёр переносицу и накинул на плечи Комуи плед. Пусть поспит ещё пару часов. Трудоголик.