Death's desire — Прежде чем я умру

– Сири, у всего должен быть край, – устало вздохнул Чонгук, заводя руки за спину. – Заходи давай. В глазах уже рябило от переутомления, мы сегодня решили целый день посвятить себя шпионским закидонам, подделывали почерк друг друга, а потом сравнивали и пытались найти свой, поэтому я тоже едва на ногах стояла. Но пока ещё стояла, поэтому казалось, если сдвинусь с места, упаду, теряя землю, навстречу силе притяжения. Но приступ утреннего смущения решил выйти на бис, поэтому, как только я взглянула на кровать, в горле запершило от стыда и неловкости. – Может, лучше пойдём всё же в ту детскую, где двухъярусная тахта стоит? – Хвиён уже постелила нам в этой спальне, она убьёт нас, если мы сейчас постельное бельё будем перетаскивать и ворошить плоды её трудов. Видишь, как идеально расправлены уголки на подушках? Это она ради тебя старается, для меня она иногда наволочки шиворот-навыворот заправляла. Мысленно оценила заботу экономки, поблагодарив за всё, что она сделала для меня за последние дни, но никакие уговоры не были способны заставить меня вновь заснуть в возможных объятиях Чона. Тем более с утра он сегодня, хоть и выглядел пришибленным, болтал безумолку и старался всеми силами вытащить меня из пучин моих самокопаний, отчего на душе становилось только гаже. Чем больше он стремился разрядить обстановку между нами, тем больше неловкости возникало. – Мне стрёмно теперь с тобой в одной кровати спать. – Это мне должно быть стрёмно. Он просто не стал ждать дальше, подхватил меня за ноги и спину, затащил в комнату и скинул на покрывало. Тут же удар болевым эхом отозвался внизу живота. – Ау. – Больно? – обеспокоенно подался вперёд парень. Смерила того диким взглядом «куда прёшь в моё личное пространство», Чон тут же усмехнулся и добил меня своим презрительным: – Хотя с чего мне переживать за тебя? Ты мне никто, я тебе никто, мы с тобой совершенно из разных пищевых цепочек, и не пересеклись бы никогда, если бы не чокер на твоей шее. Это был самый адекватный силлогизм от него за весь день. Таким мне Чонгук нравился больше. С холодным взглядом, не позволяющий себе даже и думать о чувствах других людей, он вызывал во мне только отвращение, что было как раз кстати. Я моментально перестала париться о его мнении на свой счёт, дышать стало легче. И я была бы безмерно рада, если бы эти высокомерные нотки в его голосе звучали всё время, а не прерывались изредка бессознательным потоком сочувствия и сопереживания ко мне. Луна чертила дорожку на полу, я смотрела на проплывающие облака и улыбалась без причины. Под боком сопел Чонгук, до сих пор было непривычно ощущать тепло другого человека, но на удивление, когда парень спал, у меня к нему никаких негативных эмоций не возникало. Это стоило ему только открыть глаза и посмотреть на меня строгим чоновским взглядом, как тут же из сердца волной подымалась ненависть к нему и его отцу, и в мыслях проносились картинки возможной смерти Чон Чонсока от моей руки. Мне нравилось смотреть на юношу, когда он принадлежал царству Морфея, в нём не было ничего от аристократической надменности и замашек эгоиста, родившегося с серебряной ложкой во рту. И во сне он не управлял моими эмоциями, не подавлял гнев, не усмирял душевную боль, не заставлял смеяться без причины. Иногда я могла понять, когда он использовал свою магию на мне, его вмешательство в моё мироощущение было схоже порыву лёгкого ветерка. Когда он прикладывал больше сил, ветерок кололся холодом и обдавал свежестью, а когда Чонгук хотел незаметно повысить мне настроение, воздух вокруг теплел, разгоняя ауру уныния. А порой я только через несколько часов, приходя в себя, осознавала, что надо мной нагло посмеялись, поиграв с моими чувствами, словно прошерстили поле созревших одуванчиков, вырвали их с корнями и сожгли вместо того, чтобы насладиться полётом зонтиков-пушинок. Временами Чонгук был очень жесток. Поднялась бесшумно с постели, пробежала до подоконника и села прямо на пол, подставляя лицо лунному свету. Спать не хотелось, я боялась, что, закрыв глаза, попаду в кошмар. Если в жизни творился тихий ужас, я спокойно могла прервать его, уйти в лучший загробный мир, но если снился ужасный сон, как бы я ни старалась сбежать от оков ночной жути, сознание не возвращалось в реальность до тех пор, пока я не просыпалась от собственных криков, от которых срывала голос. Поэтому единственное, что я могла сделать, как могла сбежать из обоих граней кошмара – сдаться смерти. Я уже решила для себя, что сразу же, как покончу с Чонсоком, попрощаюсь с этим миром. До конца моей жизни оставалось семьдесят семь дней. Забавно, но я воспринимала убийство Чона старшего как что-то нереальное, но уже почти свершившееся. Не представляла, как буду убивать его, но точно знала, что сделаю всё возможное, чтобы моя душа успокоилась. Я думала о самом страшном поступке в своей жизни так, будто предвкушала летние каникулы на море. Момент, когда билеты куплены, чемоданы собраны и остаётся только ждать прихода времени. – Не спишь? – мою спину накрыли махровым пледом. Чонгук уселся рядом, и вот теперь мы уже вдвоём пялились на луну, как старики, замученные бессонницей. Повела плечами, чтобы скинуть с них плед. Сейчас я бы предпочла окосеть от холода, чем принять заботу от Чона. Парень было потянулся, чтобы вернуть мне ускользнувшее тепло, но я его остановила. – Не нужно. Не стоит напрягаться. – Почему? – он так и завис, оставив ладонь в воздухе на полпути. – Чонгук, чем больше мы с тобой общаемся, чем больше проявляем друг другу внимание, тем больнее тебе потом будет расстаться со мной. Он улыбнулся понимающей улыбкой: – Не беспокойся на мой счёт. – А я и не о тебе волнуюсь. Чон сверкнул озорно глазами. – Боишься, что будет больно тебе? – Нет, я боюсь, что… «…со временем перестану желать смерти и захочу нормальной жизни». Передёрнула плечами, только представив наше возможное «счастливое» будущее с Чон Чонгуком. – Забудь. И просто пойми, в твоей мнимой заботе нет нужды. Ты делаешь только лишнюю работу, зря напрягаешься. Мне вновь усмехнулись. – Не тебе решать, что мне делать. И может, мне нравится так за тобой, – он поднял указательные и средние пальцы в кавычках, – ухаживать. Мне доставляет извращённое удовольствие издеваться таким образом над своим врагом. Забавно, что в мыслях он тоже считал меня далеко не близким другом. – Я всегда подозревала, что ты извращенец. От моего заявления прыснули в кулак. Чонгук лёг на пол, подложил под голову руки. – О, ты даже не представляешь, насколько. Я ем лапшу с хлебом, чищу зубы по три раза за один заход, глажу животных только под классическую музыку и разговариваю с девушками, представляя их в костюмах овощей. – Кажется, ты не понимаешь смысла этого слова. Мне парировали с самым серьёзным видом, на который были способны: – Извращения бывают разные. Каждый этим грешит. Только в меру своей испорченности, взрослости и воспитанности. – Говоришь, как старик, у которого девять жизней за спиной. – Сири, ты даже не представляешь, какие порой мудрые мысли закрадываются ко мне в голову. Фыркнула, а потом и вовсе засмеялась. Чонгук был таким самодовольным, пока хвастался. Ну вот как на него можно было злиться, как можно было ненавидеть этого мальчишку с такой лукавой улыбкой? «Но ведь я должна его игнорировать. Сердце, прошу, оставайся равнодушным, не смей привязываться, не смей откликаться на его очарование…» Его чрезмерная наивность в некоторых вопросах чередовалась с жестокостью и дьявольской порочностью, отчего каждая минута рядом с Чоном была полна неясности и интриги. – Кстати, я так и не узнала, сколько тебе исполнилось. – Мне девятнадцать, – в его глазах пробежала гордость, отчего мне только пуще захотелось смеяться. – Совсем мелюзга. Мелкий… – потянулась, и, не думая о последствиях, позволила пальцам утонуть в его густых чёрных волосах. Потормошила пряди, нарушив всякое подобие порядка на его голове. Чонгук округлил глаза, но тут же собрался с чувствами и язвительным тоном заявил: – Мы же вроде в правилах прописали не касаться друг друга. – Прости, не удержалась, – подняла руки и отползла на пару метров. – Можешь в ответ побрить меня налысо. – Не городи чушь, Сири. Ты хочешь вообще меня до инфаркта довести? Мне и так невесело смотреть на тебя целыми днями, а если ты будешь ещё и лысой, мне тоже кошмары по ночам станут сниться. – Тогда забудь, – расслабилась, осознав, что скорая месть меня не настигнет. – Обещаю, что это было в первый и последний раз. Не буду я твоих волос больше касаться. Чон с дьявольской улыбкой сел, оторвав спину от ковра, сложил пальцы в замок и отвёл их вперёд, хрустнув костяшками. – Я, конечно, тебя прощаю, но не думай, что ты так просто уйдёшь от наказания. И на меня накинулись, повалили на пол и защекотали. Вскрикнула, потому что пальцы Чонгука пробежались по животу и рёбрам, не оставляя и шанса на спасение. Как бы я не брыкалась, не царапалась, на мои попытки вырваться лишь ухмылялись и с большим рвением пускались исследовать самые чувствительные места. Тогда я решила клин клином вышибить, потянулась сама к груди парня. Он навис надо мной и с издёвкой наблюдал, как я пыталась вызвать хоть малейшую реакцию на щекотку. – Зря стараешься, я ничего не чувствую. – Ну ты и монстр. Как можно щекотки не бояться? Мне не ответили, только оскорблённо фыркнули и потянулись на второй заход. – Ладно-ладно, я сдаюсь, – откинула парня в сторону и поползла к двери, надеясь, что в коридоре наступит территория перемирия. За цепь тут же резко потянули, не давая мне и возможности сбежать. – Я ещё не закончил, – тёплое дыхание обожгло ухо, чужие пальцы с силой рванули за волосы, заставив запрокинуть голову. – Больше. Никогда. Не трогай. Мои. Волосы. Ты меня поняла? Кивнула, как смогла. С одной стороны его вопрос звучал как вызов, руки так и чесались ощутить вновь шёлковую гладкость этих чёрных волос, а с другой промелькнула одна мысль. Может, он относился к своей шевелюре, как Ванцзи к лобной ленте клана Гусу Лань? Тогда у меня были бы большие проблемы. Но поразмыслить толком над этой забавной идей мне не дали. На другом конце коридора, где находилась официальная спальня Чонгука, послышался выстрел. Затем ещё один, и ещё. Вздрогнула, но крепкие объятья тут же вернули мне ясность мышления. – Тихо, – шепнул Чон, поднял меня на ноги, бесшумно накрутил цепь на запястье и выглянул в коридор. Через пару секунд он расслабился и вышел из гостевой спальни, ведя меня на привязи. Из комнаты Чонгука на ковровую дорожку лился неясный свет, в дверном проёме стояла высокая фигура. Человек шагнул к нам навстречу, кивнул в приветствии. – Молодой господин. – Лихван, что случилось? – Чонгук был само хладнокровие, он как ни в чём не бывало прошёл в свою спальню и остановился рядом с лежащим человеком в чёрном облачении. Из-под руки в кожаной перчатке растекалась лужа крови. Я же вцепилась в косяк, пытаясь сдержать дрожь в коленях, напрочь отказываясь ступать дальше. – Мы успели убить девятерых на границе поместья, трое прорвались с другой стороны, – отчитывался на ухо Чону младшему Лихван. – Вот этот пробрался в вашу спальню, к счастью, вас не было, когда мы обнаружили его здесь. Сглотнула, подавляя тошноту, аромат крови всё больше растекался по комнате, отчего кружилась голова с непривычки. Четверо охранников, едва слышно переговариваясь, стирали пока ещё свежие алые брызги с кровати и шкафа. Чонгук разговаривал с отцом по фону, я впервые видела на его лице такую серьёзность, граничащую с безумием. Лихван успокаивал прибежавшую на шум Хвиён, которая хваталась за сердце и причитала над бедным испорченным ковром. А я стояла, облокотившись о косяк двери, и смотрела на труп мужчины, который при жизни собирался убить моего врага. Мне не было его жалко, но я и не могла винить его в желании уничтожить то, что больше всего ценил глава страны – то, ради чего он даже пошёл на сделку со мной. Осознание тихо накрыло, пока отстранённо наблюдала за тем, как телохранители выносили тело, завёрнутое в простынь. Теперь я поняла, отчего мою шею сдавливала бомба, отчего блестела цепь, протянутая к запястью чужого человека. Причиной был он – Чонгук. Целью тех плохишей был президент Чон. Они решили угрожать его сыну, чтобы шантажировать его. Или это вообще акт изощрённой мести – тоже вполне возможно. Психов во все времена хватало. Но одно в эту ночь я поняла точно. Если я хотела сама убить Чон Чонсока, если собственноручно желала исполнить месть, нужно было выдержать трёхмесячный срок. Нужно было позволить Чон Чонгуку выжить. Он должен был жить, чтобы моя единственная цель исполнилась. Он должен был жить, чтобы я смогла убить его отца и, наконец, убить саму себя.

× × Death’s desire × ×

ჯ Он должен жить ჯ