Сильная и независимая

      Дом сочетал в себе традиционность и современность. Это с одной стороны удивляло, а с другой радовало наличием такой вещи, как водопровод и электричество. Да и вообще, сочетание древней Японии с современным миром выглядело весьма странно, но заморачиваться еще и такими вещами смысла не было.       Дом был огромен и обжит едва ли наполовину, а все остальные помещения для слуг и других соклановцев были запечатаны до лучших времен. И спустя какое-то время я поняла почему. Клан Хатаке медленно, но верно уходил в историю. Последний из стариков и наставников Сакумо сгинул, чуть-чуть не дожив до рождения Какаши. И вот, в клановом квартале живут абсолютно чужие люди, которых впустили, чтобы дома не ветшали, а из Хатаке остались лишь Глава Клана, его сын и жена, которая по факту тоже отлетела в иной мир.       А ведь когда-то Хатаке были многочисленны не хуже Инузука, с которыми постоянно имели терки, так как когда-то давно они были одним кланом, который потом по непонятным причинам разделился. В общем, очередная трагедия по типу Сенджу и Учих.       Сакумо, заботясь о своей жене, нанял ей прислугу из проживающих в квартале. Когда только родился Какаши, у него была даже нянечка, которая после сама ушла в декрет, а у нас осталась уже немолодая женщина, приходящая к нам домой и занимающаяся уборкой и готовкой раз в три дня.       Но вспомнила я об этом поздновато, когда сонная и заспанная ранним утром ввалилась в кухню, одетая в вещи дражайшего мужа, то есть в длинные штаны, которые пришлось подворачивать чуть ли не в десять раз, и водолазку-безрукавку, которая была мне почти до колен. Традиционная одежда хороша, но не в постоянной носке, особенно, если возишься с дитем. Такой же сонный Какаши старательно давил зевок, сидя у меня на руках. Женщина, до этого с недоумением рассматривая перестановку на кухне, выронила из рук поварешку и пугливо пролепетала:       — Рейко-сама?       Прокол.       — Доброе утро, Хана-сан, — столкнувшись с удивленными глазами женщины, тихо попыталась смыться обратно, понимая, что спалилась по полной программе. Но в гардеробе Рейко, к сожалению, не было ничего, не относящегося к нетрадиционным громоздким нарядам, так что пришлось залезть в комнату мужа, в которую Рейко ни разу за все замужество ногой не ступила. У супругов Хатаке были отдельные комнаты.       Эта семья все больше загоняла меня в уныние.       — Мам, — отвлек меня юный Хатаке. — Завтрак.       — Сейчас, малыш, — отозвалась я и извиняюще, даже можно сказать, до жути неловко улыбнулась. — Хана-сан, что сегодня на завтрак?       Женщина, все еще находясь под впечатлением, что-то невпопад ответила.

***

      Можно было попытаться притвориться Рейко. Отрепетировать все до малейшей детали, нацепить на лицо маску и так же морозиться от мужа и сына, но… не факт, что у меня получится. А доживать, возможно, свои последние дни в страхе разоблачения без единой гарантии не хотелось.       Поэтому для выхода в свет можно было одеваться, как и подобает Госпоже Хатаке, а дома, где никто не видит, ходить в шмотках своего мужа, не заботясь о том, как это выглядит. Пропадать на кухне, заново «познавая» здешнюю кухню. Играть с мальчонкой, который был мечтой всех мам со своей очаровательной серьезностью, изучая все новое и сосредоточенно лепя из теста нечто похожее на пирожки.       Просто жить, пытаясь не думать, что будет завтра, послезавтра и так далее, скрывая под широченной безрукавкой мужа постепенно округляющийся живот даже от Ханы-сан, которая с удивлением и все большей охотой шла на контакт, давая советы. Она явно была удивлена, но в то же время рада, что девочка «пришла в себя» и перестала быть фарфоровой куклой.       Какаши же тоже постепенно переборол свою настороженность и оказался на удивление тактильным ребенком с очаровательной улыбкой и звонким смехом. Если бы не призрачная угроза оказаться без головы, то можно было считать, что я прижилась здесь.       Однажды выйдя на крыльцо, я увидела смеющегося Какаши в обществе нескольких еще совсем молодых псов-подростков. В голове тут же вспышкой пронеслись воспоминания о призыве мужа, и по телу прошлась волна страха, но Хана-сан по доброму хмыкнула, вынося на крыльцо миски с кашей. — Муж твой тебя не бросает, приглядывает, — улыбалась женщина, когда я чувствовала, как горлу подкатывает тошнота. — Хана-сан, вы меня извините, я сейчас отлучусь ненадолго, — быстро ей кивнула и умчалась в сторону уборной, где меня таки настиг токсикоз, который, я надеялась, мне переживать не придется.       Кашу собаки не ели, а вот кости, которые я стала выносить каждый день на крыльцо, исчезали, подтверждая мои догадки, что, вопреки моему мнению, без защиты Рейко с Какаши не оставались, хотя глупо было бы думать, что мы без присмотра, так как у Сакумо врагов было столько, что можно десятками считать.       Наверное, это был какой-то порыв, когда я, стащив теплый плед и собрав заваренный по всем правилам чай со сладостями, поздним вечером уселась на веранде. Туда же, шлепая босыми ножками, пришел Какаши и, усевшись рядом, тоже завис, наблюдая, как опускается ночь и ее прохлада начинает подбираться к дому.       — Иди сюда, — улыбнувшись, подтянула ребенка и, перебравшись туда, где было видно загорающиеся звезды, кивнула на небо. — Звезды загораются.       Какаши, подняв свой серьезный взгляд, неожиданно восторженно посмотрел на темнеющее небо и далекую луну.       — Мам, а когда придет папа? — ребенок поднял на меня грустные глаза. Сердце трепыхнулось и затихло.       — Скоро, милый, — ласково провела рукой по мягким волосам.       — А если он не придет? — нахмурившись, проговорил Какаши. — Ведь идет война.       — Придет, — легко улыбнулась, пытаясь разогнать его сомнения, но видя, как хмурится мальчишка, вздохнула и беспомощно оглянулась в поисках того, чем можно было его отвлечь. — Какаши?       — Да, мам?       — Посмотри сюда. Видишь там самую яркую звезду? Самую яркую звезду на небе называют Путеводной. Говорят, моряки всегда могут отыскать путь домой, если она горит на небе, — в голове вспыхивали воспоминания Рейко, которая когда-то давно так же сидела на коленях своей матери и спрашивала о том, когда вернется папа. — Папа вернется, Какаши. Веришь мне?       Ребенок кивнул, завороженно слушая мои россказни, а я же, добравшись до любимого занятия рассказывать сказки, с удовольствием начала вспоминать легенды, факты, рассказы, опираясь на воспоминания Рейко, в какой-то момент начиная плести из далеких звезд образы сказочных существ. Тихим голосом перешла постепенно к легенде о Лунной Принцессе Кагуе-химе, волосы которой были словно серебро луны, как у самого Какаши. Повесть о старике Такэтори*.       После уже, сама не зная как, переиначила историю об одном воине из рода Серых Псов, с иронией про себя отметив, что старший и младший Хатаке еще те Волкодавы.**       — А я? — спросил ребенок. — Серый Пес?       — Скорее уж серебристый, — с мягкой улыбкой пропуская светлые пряди ребенка между тонких пальцев, сопровождая свое действие тихим смехом, когда малыш показательно недовольно хмурился, пытаясь скрыть свое удовольствие от незатейливой ласки.       И пусть на дворе был август со своими белыми ночами и туманами, но поступь осени уже совсем скоро промчится эхом по земле. А в сентябре моему сыну должно было исполниться два года.       Какаши под звук моего голоса вскоре уснул. Укутав его посильнее, я все так же продолжала смотреть на небо, пока коротким росчерком на небосводе не пролетела звезда, и пусть не верила, но все же загадала желание, чтобы все было хорошо в семье Хатаке.       Так я и не увидела тень пса, внимательно следившего за нами все это время, когда встав, аккуратно придерживая спящего на руках ребенка, поцеловала его в лобик и, стараясь не разбудить, унесла мальчика не в его комнату, а в свою. Где, прижав к себе ребенка, беспокойно уснула.       И снились мне псы, кружащие стаей вокруг меня, но, несмотря на боевой вид, не нападающие.