***
[Fleurie – Breathe] Бьющий в лицо ветер острыми лезвиями отсекал волосы, прежде красивыми локонами покоящиеся на плечах, а она всего лишь раз пропустила в голове мысль, что лучше бы сделала сегодня хвост. Глаза всё чаще начинали ритмично закрываться, стирая выступающие от яркого солнца слёзы, а она всего лишь подумала, что стоило прихватить из комнаты солнцезащитные очки. Если бы только ей было дело до подобных мелочей. Проникающая в поджилки злость углями тлела в каждой нервной клеточке её стойкой ко многим невзгодам нервной системе. Но... единожды она могла утихомирить своё непоколебимое негодование. Когда же это с новой яростной волной начинало повторяться в воспоминаниях произошедшего, становилось куда сложнее подавить сжимающее горло негодование. Искреннее непонимание. Сложные нескончаемые мыслительные процессы. И по-прежнему полное отсутствие ответа, который мог бы удовлетворить её непоколебимое эго. Паранойя не прекращала твердить, что ответ был простым, как парящие над чистой гладью воды опавшие листья. Таким ясным как солнце в безоблачный день. Но она по-прежнему его не видела, будто бы с того момента ослепла, перестав различать эмоциональные краски, которые в одно мгновение слились с непроглядной тьмой. Скрипучая дверь лениво поддалась инерционному толчку выставленной вперёд ладони, и в нос ударил знакомый запах книг. Библиотека элитной академии Юэй, соответствуя статусу самой школы, была не менее элитной. Казалось, здесь можно было найти всё, что душе угодно. Просторное помещение, выполненное в том же стиле, что и вся школа, с бесконечным количеством стеллажей, до упора набитых книгами, а также расположившимся чуть поодаль читальным залом. Огромные окна даже тёмными вечерами не позволяли помещению окончательно окунуться в кромешный мрак, а большие ажурные люстры добавляли библиотека недостающего света, когда солнце скрывалось за горизонтом. За те прошедшие полгода в академии Мирей прочла добрую долю местной литературы, прячась в тихом укромном уголке знаний от прочей неинтересной ей суеты. Каждый удобный случай, особенно в первые несколько месяцев с начала учебного года, она ловко хватала случайную книгу со случайно полки, ненадолго останавливалась, чтобы изучить название и убедиться, что такое прочесть ей будет под силу, и продолжала свой маршрут до конца просторного помещения, где падала на мягкий диванчик и погружалась в изучение чего-то нового. Литературу она всегда выбирала произвольно. Чаще всего ведущую роль играло её настроение: иногда выбор падал на любовный роман со странным и замысловатым названием, иногда она читала философские трактаты давно живших учёных, иногда окуналась в омуты исторический интриг. Но каждый раз цель была одна и та же: сбежать от надоедливой суеты и остаться наедине с самой собой. И не только она. Это место приходилось по вкусу многим любителям побыть в тишине и насладиться уединением. Наверное, именно по этой причине секция читального зала в библиотеки была выполнена на удивление хитрым образом, создавая некий лабиринт из высоких непроглядных ограждений, за которыми были скрыты удобные диванчики, мягкие стулья и невысокие столы – для создания удобства всем ученикам. Одним словом, элитный читальный зал для элитной академии. Сегодня же, впервые на своей памяти, она пришла в библиотеку не ради побега от внешней суеты. – «С»*. За это чёртово сочинение, на которое я потратила больше половины урока! Ты хоть представляешь?! Даже план в голове составила перед тем, как начать писать! Толстая тетрадь в мягком переплёте упала на стол, своим весом создав небольшой порыв воздуха. Покоящиеся на деревянной поверхности листы недовольно качнулись, будто копируя повадки своего хозяина, который только спустя несколько секунд пройденного времени, будто бы убеждаясь, что его вещи по-прежнему находились на своих местах, поднял голову, одарив подошедшую девушку недоброжелательным взглядом. Когда-то они ведь так же случайно пересекались в этом месте, натравливая друг на друга недовольные взгляды, переполненные ненавистью и отвращением, а теперь спокойно говорили, сидя за одним столом. Пусть со стороны их отношения и могли показаться чересчур натянутыми и искренне фальшивыми. – И из-за этого ты орёшь на всю библиотеку? Мирей в нескрываемом недовольстве поджала нижнюю губу и упала на соседнее кресло, в ожидающем жесте скрестив руки на груди. Ещё на полпути к пункту назначения она умудрилась прокрутить в голове все возможные варианты своих слов и допустимые ответы оппонента, поэтому совершенно не была удивлена такой реакции. И пусть она прекрасно знала, что вряд ли точно сможет угадать, как именно поведёт себя Кацуки в подобной ситуации, но отчасти хотела надеяться, что он примет её сторону в этом несуществующем конфликте. Продолжительный сверлящий взгляд наконец подействовал на юношу, вынудив того неохотно потянуться за тетрадью и открыть ту на последнем исписанном листе. Лишь бы отстала. Мирей слишком хорошо успела узнать Кацуки, чтобы с достоверной точностью быть уверенной в том, что именно такие мысли крутились в его голове, пока алые глаза неспешно следовали за аккуратно выведенными иероглифами. Она видела, как второкурсник недовольно морщился, явно не согласный с некоторыми доводами, приведёнными в качестве аргументов описанной в сочинении точки зрения. Она видела это по плотно сомкнутым губам, периодически сжимающимися ещё сильнее, чтобы не начать говорить раньше, чем взгляд коснется последней точки последнего предложения. И она отчётливо видела этот изменившийся взгляд, когда Бакуго таки закончил своё продолжительное ознакомление с творчеством первокурсницы. – И на это Полночь сказала мне, что в сочинении я описываю всё так, будто бы встаю на сторону злодеев, пытаясь оправдать их поступки. Он перевёл взгляд на заговорившую Мирей не сразу. Ещё какие-то жалкие несколько секунд всматривался в написанное, будто бы сверяясь с мысленными догадками. – И правильно сказала, – едва ли не выплюнул юноша, закрывая тетрадь и отодвигая ту в сторону, чтобы освободить место для отложенной книги, которая снова была открыта на последней прочитанной странице. – Что, прости? – Что-что? – его недовольный взгляд замер на тексте, запоминая то место, откуда следовало продолжить дальнейшее чтение. – Это сочинение придумано как раз для таких случаев, чтобы понять, как ученики относятся к злодеям в целом. Элементарная проверка с замысловатым посылом, который ты раскрыла ровно так, как им и хотелось. – Но ведь ты прекрасно знаешь, что это не так. – И? Моего мнения при оценивании не спрашивали, потому что за подобное дерьмо я бы ещё ниже поставил. Подача хоть и хромает, но терпимо, а вот за посыл и вовсе подорвать разочек можно. И чего вообще ты от меня ждешь? Что я сорвусь и побегу к учителю с требованиями поменять оценку? Если так, то можешь даже не просить. Мне это нахер не нужно. Негодование захлестнуло её с такой силы, что лёгкие в одно мгновение потеряли весь накопленный кислород. Такого ответа она совсем не ждала. Из всех возможных вариаций, которые ещё на подходе девушка успела реализовать в своей голове, ни одна даже близко не походила на подобную провокацию, граничащую со срывом и выплёскиванием всех накопившихся эмоций. Она знала это. Бакуго никогда бы не позволил хоть кому-то увидеть их неконтролируемую ругань. Потому что это ей нравилось в нём больше всего… «Не считая всего остального, конечно же» Мирей сделала глубокий успокаивающий вдох, взглядом осторожно коснувшись вновь ушедшего в чтение книги второкурсника. По крайней мере, он хотел, чтобы так казалось. Но его совершенно надвигающиеся глаза, радужки которых сейчас почему-то казались ей гораздо более яркими прежнего, говорили лишь о том, что чтение было искусным предлогом демонстрации абсолютной незаинтересованности. И это не могло не забивать голову нескончаемым количеством вопросов. – Мне начинает казаться, что ты на стороне учителей, а не на моей. Потому что Кацуки никогда не вёл себя так по отношению к Мирей. – А я каждый раз должен принимать твою сторону? – Не каждый, но именно сейчас мне очень сильно нужна твоя поддержка, а не критика, будто бы я сама виновата, и вообще мне следовало писать всё ровно так, как я думаю на самом деле, а не искать подводные камни. – Думал, тебе не нужно было разжёвывать весь подтекст. Рейши сжала губы, чтобы не выплюнуть язвительный ответ, ядом просочившийся на язык. В последнюю секунду отвернула голову в сторону, недовольно нахмурившись. И всё ради того, чтобы не сорваться. Поссориться с Кацуки было последним, что ей хотелось сделать за сегодня, но почему-то внутреннее чутьё не переставало сигнализировать о нарочной провокации со стороны юноши. С тех пор, как второкурсник вернулся со своей стажировки, прошло чуть меньше недели, и за это время они успели увидеться только... впервые? Рейши сама с трудом верила в это. Неосознанно только сейчас поняла, как в порыве ярого негодования произвольно написала то сообщения получасом ранее с просьбой о встречи. Как Бакуго в ответ написал приходить в библиотеку, когда она освободится. Но даже тогда ей почему-то не показалось то его сообщение чересчур немногословным и сухим. Вот только сейчас паранойя достигла апогея. – Да что с тобой не так-то?! – Со мной? А может быть с тобой что-то не так? – И с чего это со мной что-то не так? Я в полном порядке в отличие от тебя, который сейчас благополучно срывается на мне. Бакуго в яром негодовании стиснул зубы, едва не раскрошив те от силы напора, но всё же умудрился говорить максимально медленно и с нескрываемой сдержанностью, за которой плясали яркие языки пламени его бушующего гнева. – Если её Высочеству столь обидно слышать нечто подобное, она всегда в полном праве удалиться, чтобы не слышать правду. Она замерла, в лёгком недоумении уставившись на Кацуки, будто бы за место него сидел призрак, и только потом осторожно опустила голову, подобно безобидной лани, оказавшийся перед оголодавшим львом, готовым в любой момент ринуться на добычу. Ни единого ненужного движения, словно она боялась лишний раз шелохнуться. Осторожное равномерное дыхание, пока сознание впопыхах переворачивало с ног наголову все события, произошедшие за неделю. Вот только ничего существенного так и не стряслось, если не считать конечно же… «Неужели он злиться из-за того, что мы просто не общались с ним всю неделю с момента его возвращения?» И в тот же момент голова резко поднялась, встретившись с теми же выжидающими ответа алыми глазами. Теперь она была в этом точно уверена. Пусть ещё минутой ранее сомневалось, думая, что всему виной было его скверное настроение из-за очередного неприятного инцидента в классе, то теперь не могла думать иначе. Бакуго Кацуки просто-напросто соскучился. Это было бы куда ироничнее, если не вся эта ситуация. – Ладно, извини, что не писала, – на выдохе заговорила девушка, в сдающемся жесте приподняв руки. – Не думала, что тебя интересуют всякие пустяки, касающиеся меня. И почему-то ей показалось, что она случайно нажала на кнопку начала обратного отсчета до взрыва бомбы. И, к сожалению, её догадки подтвердились слишком быстро. – Так, по-твоему, это всего лишь пустяк? Книга в его руках захлопнулась настолько громко, что будь в библиотеки другие посетители, непременно бы обратили внимание на разговор, а ей всего лишь показалось, что из его ладоней пошёл едва заметный дым. – Не писать тебе о вещах, которыми ты прежде не интересовался? Да, я считаю, что это пустяк. Голос по-прежнему был спокоен, пусть глазами один за другим девушка так и пожирала признаки её скорой капитуляции. Он уже был на грани, которую даже не скрывал. Сжатые кулаки. Стиснутые зубы. И скрывающая глаза густая светлая шевелюра. Мирей слишком хорошо знала эти признаки, чтобы понимать, насколько была близка к полному ощущению гнева Бакуго Кацуки. – Значит… Вот только ощущать его она не собиралась. Не в этот раз. И не после произошедшего между ними. А ведь она даже не знала, что это было. Не знала, почему человек, который ещё недавно так бережно относился к ней, внезапно вернул своё прежнее безразлично-раздражительное отношение. – Значит, я считаю этот разговор оконченным, семпай, – она поднялась, одновременно с опустившимися на стол руками. – Если ты решил снова сорваться на мне в надежде, что я молча проглочу и смогу успокоить, то ты ошибся днём. Я пришла за поддержкой, а не за тем, чтобы меня тыкали в собственные оплошности. Как бы сильно обидно ей не было. Как бы она ни хотела понять причину такого резко изменившегося отношения к ней – не сейчас и не снова. Ей нужно было время, чтобы всё понять. Как и ему. Тетрадь в мягком переплёте в мгновение ока оказалась снова в руках владелицы, а в следующую секунду Мирей и вовсе исчезла из библиотеки, словно никогда в ней и не появлялась. Макушка пепельно-русых волос коснулась входной двери, и тело тихонько съехало на пол, пока взгляд снежно-голубых глаз так и не перестал изучать потолок своей комнаты. Тетрадка небрежно выпала из руки, когда тело ощутило давно не тревожившую девушку усталость. Рейши обреченно вздохнула, от нахлынувшей опустошённости прикрыв глаза. Всё это было слишком странно и до ужасно непонятно. Она ведь даже извинилась, чем прежде пользовалась крайне редко. Просто-напросто переступила через свою гордость и сказала то, что никогда бы прежде не произнесла в подобной ситуации. И это несомненно пугало. Потому что она чувствовала, как под давлением всего происходящего начала меняться. Как потеряла былую независимость, как утратила прежнюю стойкость к подобным колким ситуациям, как перестала ставить себя на первое место. Вот только она по-прежнему убегала. «Черт…» Внезапно дрогнувшие губы стали первым признаком нахлынувшего страха. Вторым же скатившиеся по щекам слёзы. Если бы только она могла хоть как-то их сдержать. Но сил уже не было.***
[Mammals – Depraved] Вечер уже давно сменился ночью, а сна как не было, так и не появилось, отчего гнев лишь сильнее захлёстывал сознание. Наверное, будь у него возможность, тут же бы сорвался в тренировочный зал, чтобы хоть немного охладить так и не прекратившее накапливаться негодование. Вот только он не мог. Всё-таки комендантский час никто не отменял, даже не смотря на подобные казусные ситуации. От этого злости, к сожалению, не убавлялось. И почему, чёрт подери, это произошло ровно в день его возвращения. Он был бы куда более спокоен, обсуди они это хотя бы перед тем, как он упал на стул своего излюбленного за прошедшее время в академии место. Но нет. Словно специально. – В этом году ведь на фестивале будут ребята младше нас. Каминари обыденно сидел на своей парте, Серо стоял неподалеку с непринуждённо скрещенными руками, а Минета в своей привычной позе восседал на стуле, даже не скрывая пляшущих дьяволов в глазах, когда речь хоть немного коснулась извращённой темы. Кацуки даже не нужно было смотреть на своего низкорослого одноклассника, чтобы окончательно убедиться в этом, потому что его последующие слова окончательно подтвердили догадку. – О да, теперь можно будет посмотреть на самые красивые мордашки всех классов первокурсниц! – Кто-нибудь угомоните Минету! Хотя, Бакуго так и не смог понять, почему так резко навострил уши, когда речь зашла о фестивале. Он ведь прекрасно знал, что их класс, в связи с затянувшимися стажировками большинства учеников, решил не изощряться и устроить полноценный концерт, как в прошлом году, но более масштабный, с учетом прогресса в их причудах и с добавлением новых песен. Возможно, причина была в редко возникающем в его сознании желании послушать, что произошло в академии за его отсутствие. – А что?! Вы разве не слышали?! Уже известны имена всех участниц! – Кстати да, что-то припоминаю, – Каминари задумчиво нахмурился. – Парни даже умудрились составить собственный топ по предпочтениям. – Что за мерзость. – Сказала та, кто занимает в нём третье место. Момо недовольно поморщилась, пусть ей отчасти и льстил тот факт, что её считали одной из самых красивых девушке школы, однако показать эмоции перед всем классом, да тем более с учётом её скромного нрава, казалось совершенно недопустимо. – А что по остальным? – Ну, насколько мне известно, туда попали аж три первокурсницы, что оказалось крайне удивительно, с учётом того, сколько всего было участниц. – Да-да-да! – не унимался Минета, по всей видимости уже давно прознавший про весь топ. Оставалось только гадать, не он ли часом стал прародителем подобной мерзости. – Очаровательная златовласка с шикарными формами из класса общего образования – Маэда Камэ. Скромная тихоня, привлекающая своей обворожительной внешностью, с факультета управления – Факудо Джанко. И самый сок, гордость геройского факультета: холодная принцесса, хрупкая как роза, но настолько же независимая – Рейши Ми… «Чего блять?!» Минета так и не закончил, оборвав самого себя на полуслове, когда почувствовал на себе знакомый убийственный взгляд. Наверное, если бы не вовремя упавший на впереди стоящий стул Киришима, Кацуки бы подорвал весь класс от внезапно вспыхнувшего в голове порыва бешенства. Было давно не секретом, что после летней стажировки, да и тренировочного лагеря Бакуго Кацуки и Рейши Мирей стали неплохими товарищами, которых можно было в случае необходимости очередного объединения классов поставить в пару для достижения более продуктивного результата. Поговаривали, что эти двое относились друг к другу как старший брат к младшей сестре. Вот только почему-то про элементарную романтическую связь между ними даже заикаться боялись. То ли дело было в пугающем характере Бакуго, то ли из-за чересчур холодного отношения Рейши к окружающим, но факт оставался фактом: никто и ни при каких обстоятельствах. – Так ты не знал, а, Бакуго? Он не знал. Он… ОН. БЛЯТЬ. НЕ ЗНАЛ! Так же, как и не знал, как ему должно следовало реагировать на услышанное. Как сохранить прежнее хладнокровие. Как не сорваться прямо сейчас. Как не долететь до класса Мирей, чтобы обо всём расспросить лично. Он ничего из этого не знал, а ведь злость только усиливалась. – Если верить слухам от первокурсников А-класса, то ей не оставили выбора. Чуть ли не неделю умоляя её взяться за это по огромному количеству причин. Да и сам ведь знаешь, вряд ли кто осмелится оспаривать её красоту. Да как будто ему было дело до подобного дерьма! Факт всё равно оставался фактом. Раздражающим. Выбеливающим до самого эпицентра взрывной волны. Заставляющим каждую нервную клетку самоуничтожаться и регенерировать в то же мгновение, чтобы продолжать эту нескончаемую агонию. Но он так ничего не смог сделать, лишь продолжая накапливать свой гнев. «Бля, как же бесит.» Алые глаза в очередной попытке уснуть плотно сомкнулись, одновременно с тем, как тело в который раз повернулось на другую сторону. Он небрежно откинул неприятные воспоминания, всеми силами сосредотачиваясь на сне, но по-прежнему безуспешно. Словно какие-то изощрённые игры судьбы с его и так плотным расписанием. А ведь он ждал. Как бы глупо это ни звучало, он ждал. Да, чёрт бы всех побрал! Бакуго Кацуки просто решил подождать. Вот только его снисхождение ничуть не окупилось. День. Два. Три. В какой-то момент он сбился со счёта, даже не заметив, насколько же сильно зациклился на этом. Периодические требовательные взгляды в телефон. Нервное клацанье ручкой о стол. Ощущение нескончаемо-пульсирующей жилки на виске. И тишина. Не думала, что тебя интересуют всякие пустяки, касающиеся меня. Пустяки. Блять. Эта херня была таким пустяком?! То, что какие-то отбросы будут смотреть на неё, решая, достаточно ли она красива ради никому не ненужного первого места, было каким-то пустяком?! Зубы. О да, он давно их не сжимал настолько сильно, но даже не попытался расслабить напор. Ему только и оставалось гадать, какого хрена он узнал об этом одним из последних, хотя должен был узнать первым. От неё. Именно от Мирей, а не от собственного класса и то, исключительно из-за того, что случайно прислушался к обсуждаемым в тот момент сплетням. – Кацу, ты спишь?.. Ему едва ли не хотелось кричать, какого хрена происходило?! Вот только, даже если бы ответ был на поверхности, он бы самолично утопил его, потому что мог. И ему было плевать на последствия. Просто сказать. Да хотя бы написать! Неужели это было настолько сложно? Или же настолько несущественно? Стоп. [Nothing But Thieves – Take This Lonely Heart] Юноша осторожно открыл глаза, уставившись в едва различимую среди ночного мрака стену своей спальни. Показалось? Или это всего лишь галлюцинации? Бред. Бакуго Кацуки никогда бы не опустился настолько низко, чтобы позволять собственному мозгу вытворять подобную вакханалию без соответствующего разрешения хозяина. Он слегка приподнялся, бесшумно развернувшись в сторону, откуда исходил звук, но так и не смог ничего разглядеть кроме едва различимого среди кромешного мрака силуэта. – Зачем пришла? – Поговорить. Ответ был настолько моментальным, что мысленно Кацуки даже умудрился в ту же секунду хмыкнуть, осознав, насколько долго Мирей прокручивала в голове этот их разговор. И ему сразу же стало тошно. – А нам есть, о чём говорить? Юноша медленно сел на край постели, небрежно откинув одеяло в сторону, и опустил ступни на холодный деревянный пол. Интересно, она опять переместилась ровно в том, в чём обычно бродила по своей комнате? Опять в своих раздражающих коротких шортах и снова босиком? Или хоть на этот раз додумала обуться? Блять. Бакуго вновь сжал зубы в попытке выкинуть ненужные мысли из головы. Просто какого хрена даже сейчас он думал о ней, хотя не должен был? – Так, значит, мне лучше уйти? Гнев неистово захлестнул тело, ядовитыми иголками вонзаясь в кожу. «Да только попробуй.» И Кацуки тут же подскочил с постели, направившись прямиком в сторону, откуда исходил её голос и виднелось едва заметное очертание стройной фигуры, освещаемой тонкой полоской света, проникающей из-под входной двери. Но словно специально, Мирей была ровно в противоположной стороне комнаты, максимально далеко от кровати. И пропасть этого расстояния почему-то давила даже больше, чем весь тот скопившийся за неделю гнев. Нет. Одна. Всего лишь одна мысль, что она была слишком далеко, выбешивала в разы сильнее, чем та злость в течение всей недели веретеном наматывающая нить негодования. И он сделал ещё один шаг. Ещё сильнее сократил расстояние, когда ей тихий голос снова оглушил комнату. – Ни шагу, иначе точно уйду. А он остановился на полпути, ошеломлённый резким ударом ее слов. Таких, которые он не слышал уже давно. Острых. Резких. Задевающих в самое больное. Пока в голове ярким пятном мерцал один чёртов вопрос. Какого хрена? Просто блять какого хрена он остановился?! Почему опять отреагировал на её явно нарочно выданный приказ, как какая-то верная Шавка? Это ведь он всегда отдавал приказы. Он подчинялся только тем, которые считал наиболее разумными. Но этот. Нихера. Тогда какого хрена? Почему он продолжал думать о ней? Почему беспокоился даже после ссоры? Почему делал то, что она просила? Почему прислушивался к каждому шороху, когда она была рядом? Почему среди оглушительного гула мыслей смог различить тот тихий, небольшой шаг назад и сдавленный звук уткнувшегося в стену тела. Блять. Почему он ломался каждый раз, когда речь заходила о какой-то девчонке, с которой его ничего не связывало? Совершенно ничего! И плевать ему было на то, что он лгал самому себе. Кацуки прищурился, окончательно осознав точное местоположение Мирей, и вздохнул. Только розы. Эти сильно пахнущие розы и миндаль. Странное, ароматное, сладкое сочетание, от которого хотелось впитаться в её шею и ничего более. Даже отсюда он чувствовал её запах, хотя никогда раньше не считал себя настолько хорошей ищейкой с идеальным нюхом… и раздирающей сознание яростью. Но всё, что он выдал из себя, так это сухо хмыкнул, и сделал ещё один шаг в сторону Мирей. Демонстративно. Нарочно растягивая этот миг, прекрасно представляя её меняющееся выражение лица. Даже, если ему и хотелось сорваться и выплеснуть всю ту накопившуюся злость, он едва находил в себе силы, чтобы оттянуть тот момент. Хоть сам и не понимал, к чему были нужны такие мазохистские повадки. – Если хотела, даже не пришла бы. Ему оставалось только гадать, глаза это окончательно привыкли к темноте или же всему виной была та полоска света, освещавшая уголок его комнаты, но теперь Бакуго прекрасно видел абсолютно всё: прикованное к стене тело, спокойно смотрящие в его сторону голубые глаза с этой её так излюбленной скрытой обидой и поблёскивающие губы, сжатые чуть сильнее обычного. – Как же бесит. Она перевела взгляд в сторону и наигранно усмехнулась. Он прекрасно знал эту улыбку. Сухая, бесформенная и настолько натянутая, что, казалось, будто поднимись уголки губ ещё хотя бы на один миллиметр, глаз нещадно начал бы дёргаться. – Думаешь, я понимаю, зачем пришла к тебе? Думаешь, хочу на самом деле находиться здесь? Он нахмурился. Как обычно. Поглощал её слова в немом молчании со своей стороны, совершенно не зная, как ответить. Но безумное и неизвестное доселе чувство только молча пожирало изнутри, чайной ложкой выедая те останки его сил, которые уходили на сдерживание эмоций негодования. Но каждое её слово только усугубляло положение. А он лишь осторожно сокращал расстояние, так и не сумев отвести от неё взгляд. – Да я даже не знаю, за что мне следует извиняться! Ты словно с цепи сорвался, Кацу! Ты накричал на меня в библиотеке. Ты высказал мне всю ту херню, а потом... Я искренне не понимаю, что на этот раз я сделала не так. Почему чувствую вину за непонятно что? Почему должна испытывать всё это? Почему ты не прекращаешь делать подобное? Как будто бы между нами всё та же нескончаемая пропасть. Он сделал ещё один шаг, а за ним ещё один. Слушал, позволяя её выговориться. И уже начинал вести обратный отсчет до того, как терпение окончательно истощиться и позволит телу преодолеть жалкие остатки расстояния меньше, чем за секунду, пока… – Тебе надоело, да? – и её губы снова приняли ту раздражающую форму искусственной усмешки. – Я просто хочу, чтобы мне было всё равно, когда ты говоришь мне что-то настолько задевающее. Ровно также, как когда я смотрю на брата и слушаю весь тот бред, который он несёт. Но мне не всё равно. Хотя, я даже не знаю, почему… почему, когда просто хочу услышать от тебя слова поддержки, слышу завуалированное «отвали, неудачница, сама виновата». Подстать Бакуго Кацуки, да? И чего я удивляюсь? Просто скажи уже это. Скажи, что я тебе надоела. Скажи, что всё это тебе нахрен не нужно. Просто верни ту меня, которой было плевать. Зачем ты снова поступаешь так со мной? Пока она не сказала то, от чего он едва не выбил окно и не вскрыл себе вены первым пойманным осколком. И в тот момент он отчетливо ощутил, как несуществующая пропасть материализовалась между ними, едва не разорвав мир на мелкие куски. Вернуть прежнюю? Да никогда. Ни при каких обстоятельствах. Даже под угрозой смерти. Он бы никогда не согласился вернуть ту Мирей. Не после того, что они пережили вместе. Не после того, как он самому себе признал, что именно она для него значила. Пусть она нихрена и не понимала. Как будто Бакуго Кацуки стал бы выслушивать подобные речи от кого-то другого без полномасштабного желание подорвать мямлю. Но почему-то ему казалось, что что-то было не так. Даже среди всего того потока злости слабыми угольками тлела какая-то чересчур странная мысль, похожая на ту самую истину, которую ещё недавно юноша так рвался утопить. Теперь же он был готов ухватиться за неё всеми силами. Потому что в ту же секунду, как в голову молнией ударило понимание, он больше не смог сделать ни шагу дальше. Зачем ты снова поступаешь так со мной? Потому что… «Мы говорили совершенно о разных вещах.» Будь он хоть немного более трезвым от нескончаемого потока мыслей, он бы врезал самому себе. За этот взгляд треснувший лёд в глазах Мирей. За это резко сменившееся негодование в её голубизне. Хотя бы за это. И он совершенно не хотел продолжать перечислять то количество причин, за которые хотелось выбить себе зубы в надежде, что хотя бы такой уровень боли приведёт его в чувства. А если нет, то он был готов вырвать себе сердце. Собственными руками. Лишь бы прийти в себя. Лишь бы перестать слышать все те её слова, будучи связанным тонкими, но прочными нитями ревности и бешенства. Даже, когда просто хотелось мгновенно прижать её хрупкое фарфоровое тело к себе и закричать, срывая голос, что он никому и никогда не отдаст эту девушку. Но он больше не мог. – Почему ты не сказала мне? – его голос был слишком спокоен, но Бакуго уже даже перестал поражаться подобным мелочам, когда разговаривал с Мирей. – Не сказала, что? Даже, когда бешеный гнев продолжал разрывать внутренности, стискивать горло и уничтожать каждый нейрон тела. – Что участвуешь в этом блядском конкурсе? – В конкурсе?.. Мирей замерла, наконец переведя взгляд на Кацуки. Слишком удивлённый. Слишком испуганный. Слишком непонимающий. Он мог понять всё это только по той толике эмоций, которые отчетливо читались в её глазах. – Да, Мирей, в блядском конкурсе красоты. – Так… ты всё это время вёл себя так… потому что… Он видел это. Медленно меняющееся выражение лица, опускающиеся руки и по-прежнему удивлённый взгляд, не отрывающийся от него. И последний, бесшумный шаг окончательно уничтожил ту едва не разразившуюся пропасть между ними, когда Бакуго спокойно, совершенно не думая ни о чём, притянул Мирей к себе, заключив в крепкие объятия. Только от одного ощущения её тела, прижатого к нему, только от одного осознания того, что эта девчонка была здесь и сейчас рядом, гнев стремительно начал улетучиваться, позволяя мыслям отчетливо увидеть полную картину произошедшего. – И что только ты успела накрутить в своей голове за те прошедшие часы? – Я… я… ничего не накручивала. Мирей моментально подняла голову, чтобы уставиться своим растерянно-недовольным взором в сторону Кацуки, и у неё получилось. Ловко. Резко. И до раздражения чуть отдаляясь от него. Да так, что юноша ощутил волну внезапно вернувшегося гнева, который, впрочем, скоропостижно мог уйти на второй план, если бы в тот момент Бакуго в недоумении не уставился бы на только сейчас замеченные, при едва ощутимом свете выступившей из-за облаков луны, небольшие мешки под голубыми глазами. Он видел их раньше. И не раз. Хотя, снова и снова убеждался, что лицезрение этой картины до безумия раздражало. Пальцы произвольно коснусь горячей щеки прежде, чем он сам осознал. – Ты плакала? – Нет. Тихий, едва уловимый ответ, сорвавшийся с её губ настолько машинально, что он был готов поклясться, что она заранее подготовилась к такому возможному вопросу. Вот только от этого ему стало лишь хуже. – Врёшь. Она разорвала их зрительный контакт, резко отведя взгляд в сторону, но ледяной тон так и не исчез. – А если скажу, что плакала, тебе станет легче? – Нет, я взбешусь ещё сильнее. – Тогда, зачем просишь сказать то, что лишь больше разозлит тебя? – Потому что я так хочу. Мирей убрала его руки со своего лица, разорвав и ту толику близости, что несколькими сантиметрами сохраняла прежнее расстояние между телами. Кацуки недовольно нахмурился. – Что блять я должен сделать, чтобы ты наконец начала ставить себя на первое место, а не грёбанные просьбы своих одноклассников? – Это ведь всего лишь конкурс… – Это несусветная херня для похабных придурков, которые пытаются решить, на кого можно дрочить весь следующий год, пока не появится кто-то получше, а ты самолично дала своё согласие, позволив кому-то кроме меня смотреть на себя. Она нерешительно улыбнулась. Точнее, её губы произвольно дрогнули, пока сознание неистово продолжало анализировать сказанные второкурсником слова. С каждой новой секундой той чёртовой тишины, воцарившейся между ними, он видел, как Мирей постепенно становилась самой собой, пока продолжала складывать в уме те недостающие цифры для точного ответа. Совершенно противоположно Бакуго, который лишь сильнее начинал беситься только от одной мысли, что она поймёт всё ровно так, как не следовало. «Даже не смей. Не вздумай говорить, что я….» – Ты… ревнуешь?.. «…ревную.» Поджилки его самоконтроля окончательно выгорели, издав нехарактерный и абсолютно непривычный звук выпускающего пар поезда. Нет. Стоп. Он замер, на секунду, всего лишь на жалкую секунду позволив своему мозгу ещё раз прокрутить этот момент в памяти. Не подсознание, а он. Он сам издал этот неправдоподобный звук. Собственным ртом прыснул, позволив уголкам губ изогнуться в ироничной улыбке, граничащей с безумной. Он. Сам Бакуго Кацуки. Нет. Эта девчонка определённо на него плохо влияла. Он никогда не ревновал. Никого. И. Ни к чему. И пусть будут все известные ему боги свидетелями. Да. Точно. Он был готов в сию же секунду провалиться сквозь землю, если лгал самому себе. Но нет. Вот он. Все ещё стоял здесь. Живой и говорящий абсолютную правду. Это была не ревность! Улыбка неохотно сползла с лица, вернув рубиновым глазами прежний огонь ненависти. – Я не ревную, Мирей. Меня приводит в бешенство только одна мысль, что какие-то похотливые ублюдки будут пялиться на то, что принадлежит мне. И он заметил это. На секунду округлившиеся глаза, появившаяся улыбку на поблёскивающих губах. Блять. Опять. Снова! И чему она только улыбалась? Чему радовалась? Неужели её так сильно веселило то, что он злился? Неужто её приводил в восторг его необузданный гнев? И с каких только пор? Раньше ведь всячески пыталась успокоить, избегала даже мимолётной возможности довести его до точки кипения. Зато сейчас стояла в жалких сантиметрах от него и излучала весь спектр своей чёртовой искренней, немного ласковой, но по-прежнему ухмылки. Для него так и осталось загадкой, что именно крутилось в её голове. А потом, когда она хмыкнула, эта улыбка слилась с до ужаса знакомым выражением лица. Наглым. Издевательски наглым. Без какого-либо страха перед ним. Ровно так, как могла только она одна единственная смотреть на него. Нет. Только ей он позволял так смотреть на него. – Твоё? А кто сказал, что я твоя? [Nothing But Thieves – Crazy] – Тебе нужно подтверждение? Полный ярости он сделал шаг вперёд. Всего лишь один, но его вполне хватило, чтобы окончательно уничтожить толику свободы между ними, которая когтями ещё цеплялась за ничтожные крохи пространства. – Зачем? Я своё согласие не давала. Так, как о каком подтверждении идёт речь? А? Она издевалась. Уже даже не скрывая этого, хоть внутри уже ощущала огромный поток тепла, подобно бутонам распускающийся алых цветов стремительно распространявшийся по венам, когда ощутила его горячее дыхание. Но после того, что её пришлось стерпеть за последние часы, начиная от внезапно нахлынувших слёз и заканчивая странной апатией, вызывающей лишь желание безразлично смотреть в потолок, её слова были меньшим из зол. Голова с изучения его бешено бьющегося пульса на шее медленно приподнялась, едва не соприкоснувшись своим носом сего, а ему и вовсе, казалось, было плевать. Даже несмотря на то, что они редко находились настолько близко. – Значит, думаешь, что это не так? Мирей вздрогнула, ощутив медленно расползающийся по позвоночнику табун мурашек. Только от одного его тихого голоса. Хриплого. Горячего. Глухого, будто бы он звучал в голове. И такого спокойного, что ей становилось не по себе. Его пальцы бесстыдно скользнули под ночную рубашку и коснулись холодной кожи на талии, когда девушка вздрогнула вновь, совершенно не ожидавшая такого действия со стороны юноши, но так ничего и не смогла сказать… как и сделать. Она замерла. Всего лишь удивлённо уставилась на Кацуки, но так и не смогла найти в себе силы задать один единственный вопрос, каждый раз теряющий свою форму от ощущения тёплых пальцев, медленно поглаживающих её талию. – Значит, тебе нужны доказательства? И снова этот голос, переворачивающий наизнанку всё в желудке. Только на этот раз ещё более тихий. Ещё более хриплый. Ещё более глухой, эхом распространяющийся по венам. Ещё более… она не знала. Это был не он и он одновременно. Всё тот же Кацуки, но гораздо злее обычного. Но злость была ли? Рейши не знала… просто она не могла знать, когда ощутила вторую проникающую под рубашку руку, скользящую по плавному изгибу позвоночника и притягивающую совершенно не сопротивляющееся тело. А он... Кацуки никак не мог унять ту странную злость, которая начала образовываться в нём после последних слов Мирей. Нетипичная. Жгучая. Разрывающая все внутренности. И образовывающая всепоглощающую пустоту в груди каждое мгновение, как он позволял этому чувству взять над собой верх. Он резко впился в её губы. Самопроизвольно. Даже едва ожидая от самого себя такой резкий порыв. Грубо и нагло, в мыслях подмечая, что сейчас эта девчонка имела все права оттолкнуть его, но ничего подобного не последовало. Он отстранился сам, позволяя им обоим сделать желаемый вздох, пусть и ненадолго. – Значит, я докажу тебе, что ты только моя, Мирей, потому что никто кроме меня не имеет права делать так. И даже, когда он впился в её губы снова, когда влажный язык проник внутрь, не чувствуя совершенно никакого сопротивления, когда она поддалась в ответ на его грубое прижатие к своей груди, он по-прежнему чувствовал, что что-то было не так. Совершенно не так. Не так, как их первый поцелуй в лагере. Не так, как их второй, переполненный осадками страха и апатии. Не так, как тот третий, несколькими секундами ранее. Всё не так. Его больше не успокаивали её губы. В голове не становилось тихо и спокойно от соприкосновения его языка с её. Ярость не утихала от ощущения прижатого к его телу фарфора. Ничего не было. Его распирало странное, неведанно прежде чувство, которое он не мог сдерживать никакими способами. Даже тогда, когда его язык касался до сих пор неуверенных движений рта Мирей. Даже в этот чёртов момент! Он не знал названия этого чувства. Но точно не чёртова ревность. Что-то среднее, между неконтролируемым гневом и страхом потерять её. Всё, что угодно, но не ревность. Поцелуй был нагло разорван. Снова. И исключительно ради желанного глотка воздуха, без которого уже становилось тяжко. Не ему. Ей. Кацуки и не думал останавливаться, впившись в шею девушки настолько требовательно, что она едва не ахнула, но сдержалась, крепко сжав ткань футболки юноши, словно из последних сил хваталась за брошенный в её сторону спасительный трос. А Бакуго лишь сильнее прижал Мирей к себе, не позволяя той потерять равновесие. Одна рука выскользнула из-под рубашки, коснувшись затылка девушки и слегка надавив, чтобы она опрокинула голову, но в ответ она лишь судорожно прижалась к нему, сильнее стиснув футболку. Она выдохнула. Со стоном. С чёртовым едва слышимым звуком, от которого в голове что-то щёлкнуло, вынуждая поднять голову и посмотреть на Мирей. Чуть приоткрывшееся глаза, в которых совершенно не было прежнего льда. Только что-то тёплое и сверкающее, как редкий драгоценный камень. Моя. Он снова припал к её губам в надежде, что на этот раз в голове станет пусто. Но сознание отчетливо шептало одни и те же слова её голосом, так и оставаясь эхом в голове. Твоё? А кто сказал, что я твоя? Что он должен был сделать? Как поступить? Как заставить её губ произнести эти четыре заветные буквы, которые были единственным способом заткнуть голос в собственных мыслях? Твоя. Что, чёрт подери, он должен был сделать ради столь простого ответа? Исполнить так почитаемый многими девушками даже в их времена какой-нибудь рыцарский долг? Украсть самое дорогое сокровище в мире? Кого-то убить? Боги, он был готов пойти даже на всё это разом, если бы только его желание в мгновение ока исполнилось. Но ответа так и не было. Даже когда руки произвольно подхватили её упругие бёдра, прижимая приподнятое тело к себе. Даже, когда в несколько шагов он оказался снова возле своей постели. Даже, когда её тело упало на мягкий матрас. Он так и не услышал ответа. – Кацу… Мирей так и не успела договорить, пусть в этом и не было необходимости. И оставалась лишь одна загадка, почему она не сопротивлялась? Ведь прекрасно, отчётливо где-то краем затуманенного сознания понимала, что конкретно происходило. Она не понимала, даже вопреки бушующей в груди панике от одной мысли, что именно сейчас, в порыве ревности, злости, негодования и прочих переполняющих юношу эмоций, Бакуго вытворял, вряд ли самостоятельно понимая смысл происходящего. Но почему-то ей хотелось, чтобы он не останавливался. Чтобы был рядом. Так близко, как максимально мог позволить. Почему-то ей казалось, что тогда он всё поймёт без её постыдных ответов, с невероятной силой сжимающих голосовые связки каждый раз, когда всего лишь одно слово пыталось вырваться наружу. Лишь бы он наконец всё понял. Но она не могла сказать. Чёртова гордость. Та самая, через которую ей не раз приходилось переступать именно в этот момент, решила восстановить все свои силы и встать в защиту, потому что так надо. Вот только кому? Мирей не знала. Всё происходило самой собой. Пока она, блаженной выгибаясь от его нескончаемых прикосновений по коже, только и могла, что цепляться за его футболку… Ту самую чёртову футболку, которую хотелось снять. Снять так же, как хотелось избавиться от своей одежды… Даже это словосочетание было непривычно для неё. Зачем? Просто зачем им было это нужно? Почему мозг непрестанно выдал подобные мысли? Она не понимала. Уже совсем и ничего не понимала из-за чересчур затуманенного сознания. Тонкие пальца коснулись его шеи, притягивая ближе. Ещё ближе. И Кацуки ужасно нетипично для себя судорожно выдохнул ей в рот, ощутив жар чуть согревшихся, но по-прежнему холодных пальцев. Чёртова комната. Он бы никогда не подумал, что однажды настолько сильно возненавидит своё нежелание включать отопление, а теперь прижимал её к себе настолько сильно в попытках согреть жаром своего тела. Бакуго отстранился, молча наблюдая за распахнувшимися глазами Мирей и блаженно приоткрывшимися пухлыми от долгих поцелуев губами. Он давно не видел в этом голубом непробиваемом льде такое страстное желание. Желание, граничащее с полной и непоколебимой покорностью. От которой он ловил необузданный кайф. Только на него. Она смотрела так только на него. Только ему показывала эту сторону. И это его заводило. Тонкие пальцы коснулись футболки, неопытно пытаясь стянуть мятую ткань с тела второкурсника, и в ту же секунду влажный горячий язык облизнул поблёскивающие губы. Кацуки замер, ощутив прошедший по позвоночнику импульсный ток. Такой приятный, что он едва не застонал от желания почувствовать это ещё раз. Он. Как бы это не было постыдно, в ту секунду Бакуго едва не поддался неизведанному желанию, но в последнюю секунды осадил самого себя, сдержался, запретив своему сознанию выдавать подобные мысли. Одним движением, схватив девушку за ягодицы и перевернувшись, он усадил Мирей на себя и слегка двинул бёдрами. Она тут же упёрлась в его грудь, со смущённым удивлением изучая горящие рубины в глазах. «Пытаешься понять, о чём я сейчас думаю, не так ли?» Кацуки уже не мог сдержать довольной улыбки только от одного вида её столь необычного выражения лица. Он чуть приподнялся на локтях, попутно убирая руки девушки со своего торса, и касаясь одной из многочисленных пуговиц на её ночной рубашке. – Не нравится? Его улыбка была слишком ласковая, совершенно не сопоставимая с тоном, а щекотливая близость лишь усиливая странное чувство внутри Мирей, и оно лишь продолжало расти. – Нет… то есть, да… то есть, – девушка судорожно облизнула губы и постыдно отвела взгляд в сторону. – Я запуталась... Но в ответ Кацуки лишь многозначно хмыкнул, расстегнув первую пуговицу ночной рубашки, устав играть с этим элементом одежды. Вид обнажённой кожи будоражил сознание и оставалось лишь гадать, откуда такие мысли посещали его голову. Он ведь уже переодевал ей. Уже прикасался к её телу, хоть тогда и пытался свести весь контакт к минимуму. А теперь… он нарочно касался ей кожи, нарочно заставлял её вздрагивать от прикосновений горячих рук, нарочно ловил смущенный взгляд Мирей на себе и испытывал от этой игры эйфорию. Даже когда ощущал эти редкие сжимающиеся ладошки на его руках. Она была совсем не против. Она хотела этого. Желала. Подтверждая его мысли каждым своим действием. Пусть они и были не настолько решительными, как ему хотелось, но даже так Бакуго был готов мириться с этим. Ведь это была Мирей. Его. Только его Мирей. – Если хочешь снять, вперёд. Просто наблюдая за тем, как пальцы неуверенно теребили его футболку, он выдал это на одном дыхании. Совершенно спокойно. Бесстыдно продолжая ласкать её обнаженное тело, начиная от живота и поднимаясь выше, касаясь рёбер, охватывая небольшую упругую грудь и нагло сжимая её. Головой он поддался чуть вперёд, уткнувшись носом в тонкую шею, которая тут же покрылась мурашками от его горячего дыхания, но язык уже жадно начал слизывать их, словно пробуя её кожу на вкус. Такая же, как и нескончаемый запах роз. Сладкий и вызывающий желание пробовать ещё и ещё, ещё и… – Кацу, я… Слова сорвались с губ Мирей одновременно со стоном. Тихим. Сдержанным. А ему резко захотелось сделать хоть что-нибудь, чтобы услышать, как её рот выдает что-то более громкое, с нескрываемым наслаждением. И словно ведомые мыслями хозяина руки опустились к ягодицам, нагло и сильно сжав их, вынуждая бедра двинуться вперёд. Она выдала очередной глухой стон одновременно с судорожным вздохом. – Ты, – протянул юноша, касаясь губами её красного уха. И что-то щёлкнуло. Мирей даже не успела понять, когда именно это произошло: когда он губами коснулся мочки уха, когда пальцы нагло провели линию по её позвоночнику или же когда его бёдра желанно дернулись навстречу. Она не поняла, но электрический ток, силой ударивший в голову, заставил прежде тлеющими угольками внизу живота неизвестное чувство разразиться в неконтролируемую бурю. Стеснение и стыд не сразу, но постепенно начали растворяться в его прикосновениях, а неконтролируемое желание продолжало твердить одно и то же. – Я хочу ещё… Её сдержанный шёпот, едва не срывающийся из-за очередного стона. Дёрнувшиеся руки в попытках снять футболку. И он сорвался окончательно, моментально впившись зубами в её шею, оставляя пунцовый след на бледной коже. Никто. Просто-напросто никто не имел на это право кроме него. Никто не имел права слышать эти её стоны. Никто не имел права оставлять на её теле подобные отметины. Никто не имел права срывать с неё одежду и отшвыривать в сторону. [Jetta – Id Love To Change The World] Всё ещё нерешительно, неумело Мирей коснулась низа футболки и начала поднимать её. А он смотрел. Едва не издеваясь над самим собой. Потому что хотелось в разы ускорить процесс. Но он ждал. Пока тёплые пальцы осторожно поднимали материю, пока голубые глаза жадно пожирали накаченный торс, трижды поддаваясь вперёд, чтобы сделать что-то. Трижды блять. Он считал. Смотрел на этот выступающий язык, облизывающий высохшие губы. Видел это подающееся вперёд тело, моментально одёргиваемое какой-то резкой мыслью в голове. Но по-прежнему ждал. Будь на её месте кто-нибудь другой, Кацуки бы давным-давно наплевал бы на всё и сделал то, что должен был. Но тут всё было иначе. Он испытывал её. Вожделенно наблюдал, насколько её целомудренная сторона была готова зайти. А зайти она была готова максимально далеко. Это подтвердилось, когда футболка была отброшена в ту же сторону, где оказалась её ночная рубашка. Это подтвердилось, когда пальцы начали медленно скользить по его торсу, неспешно обводя твёрдые кубики. Это подтвердилось, когда, припав к его груди, губы впились в шею, влажным языком ведя спонтанную дорожку по недавно выступающей от ярости вене. И он ощутил это, когда губы чуть сомкнулись, всасывая в рот часть кожи, с желанием оставить такую же отметину, которая была на шее Мирей. Вот только Кацуки не собирался ей позволять заходить настолько далеко. Только он мог помечать её. Только ему было дозволено оставлять на её идеальном теле засосы. Но не ей. Его рука резко сжала ей шею на затылке, вынуждая голову оторваться от шеи, и Бакуго тут же двинул бёдрами. Он уронил её. Нагло вдавил в матрац и припал губами к её груди, ощущая как тело синхронно с тем, как язык обвёл дугу вокруг в момент затвердевшего соска, выгнулось ему навстречу. Словно просило большего. И сознание разразили её слова в очередной раз. Ещё. Она ведь так хотела. Так настойчиво зарывалась пальцами в его волосы, запрещая отстраняться от себя. Так бесстыдно глухо стонала. Так блаженно прикрывала глаза, позволяя его затвердевшей плоти, сдерживаемой лишь трусами, тереться о внутреннюю сторону бедра. Будто бы и вовсе не понимала, что происходило. А он понимал. Какой-то частичкой остатка ясного сознания запрещал себе окончательно срываться на ней. И дело ведь было совсем не в том, что это был его первый раз. Дело было в том, что он понял ещё тогда, в летнем лагере, когда впервые поцеловал Мирей. «Целуется так, будто…» Он не заметил, как сорвал с неё шорты вместе с трусами. То ли потому, что она была не против, пусть на жалкую секунду распахнула свои глаза, в недоумении соприкоснувшись с его горящими рубинами, то ли потому что мысли разрывали мозг изнутри, заставляя каждый раз, когда он касался её обнажённого тела, теряться в густом тумане наслаждения. Сложно. Это было слишком сложно. Сдерживать остатки рациональности, когда мозг был готов в любую секунду коснуться дна и окончательно раствориться в переполняющем его наслаждении. Когда полностью обнажённая Мирей лежала под ним, не противясь совершенно ничему, и получающая искреннее удовольствие от каждого его действия. Когда он осторожно, ведомый её движениями, приподнялся выше, коснувшись кончиком носа ее горячей щеки. – Уверена? Шёпот обжог покрасневшее ухо, и их взгляды снова встретились. Её судорожно дрогнувший рот. Влажный язык, облизнувший губы. Блять. Он отдал последние силы самоконтроля, чтобы не сорваться в ту же секунду и выждать ответа. Даже если с самого начала он ставил в приоритет исключительно свои интересы. Теперь, он сомневался в этом. – Бесишь. Зачем задавать такие смущающие вопросы? Зачем? Как будто бы он сам знал ответ! Спросил, чтобы очистить собственную совесть от несуществующего греха? Или же хотел освободить свои мысли от будущей возможных размышлений касательно происходящего? Но ответ был прозаично простым. – Потому что мне нравится наблюдать за тем, как ты краснеешь от стыда, параллельно бесстыдно выгибаясь на любое моё прикосновение, Рейши Мирей. – Я бы не позволила всему эту зайти так далеко, если бы не хотела. – Всему этому? – Да. Бакуго ещё нахальнее начал улыбаться, когда ладонью коснулся горячего бедра. – Ты имеешь в виду секс? И он отстранился, с наслаждением наблюдая за этими краснеющими от стыда щеками. Юноша осторожно провел рукой по её бедру, ощущая как ноги, в попытке предотвратить неизбежное, сжались, стиснув его ноги. И это был максимум. Потому что разведённые в стороны его колени не позволяли. Потому что он не позволял сделать её что-либо ещё. Потому что именно он контролировал всю ситуации, позволяя Мирей просыпаться от этого эйфорического сна только тогда, когда ему было это нужно. Потому что только ему одному было позволительно вытворять подобное с этой девушкой. И никому более. – Какая же ты глупая, Мирей. Сильные руки резко дёрнули тело к себе, раздвигая ноги сильнее прежнего и почти против воли. Почти… Отчего он едва не стиснул от гнева зубы, но, соприкоснувшись своим вопросительном взглядом с её удивлённо-испуганным растаявшим океаном, мгновенно остыл. Никто прежде не мог оказать на него настолько моментальный успокоительный эффект. Кроме этой девчонки. – Но это в тебе мне и нравится. Не позволяя её сомкнуть ноги, он дотянулся рукой до верхнего ящика прикроватной тумбочки, ловко выудив от туда презерватив. Как будто всегда так делал и часто. Только от одной этой мысли она напряглась. Сильнее прежнего. Конечно, он делал. Это ведь был никто иной, как Бакуго Кацуки! Оставалось только гадать, сколько же девушек он за годы обучения уже успел отыметь на этой самой кровати… или на других предметах мебели своей комнаты… или возможно предпочитал заглядывать на прочие достопримечательности академии в качестве экспериментов. Слегка нахмурившись в попытках откинуть болезненные мысли, тяжёлым ударом пришедшиеся на мозг, Мирей недовольно сжала губы, чётко ощущая, как возбуждение начинало проходить, как затуманенное сознание постепенно прояснялось в гуще свинцовых размышлений. А он заметил. Бережно погладил согнутую коленку тёплой рукой, привлекая к себе внимание. Но она уже не могла озвучить те свои мысли. Потому что это была совсем не ревность. А дикая злость. – Это будет больно? Больно? А он знал? Как будто бы он мог точно быть уверенным, что сделает всё правильно. Но признаться её и сейчас было совершенно невозможно. Слишком рискованно. Слишком опасно. Для них обоих. А ему нужно было, чтобы она была максимально расслаблена. – Ты доверяешь мне? Кацуки небрежно зубами открыл презерватив, отправив упаковку в том же направлении, куда откидывал одежду. – Да. Короткий тихий ответ, которого он только и ждал, пока натягивал латекс на твёрдую плоть. – Тогда расслабься. Мирей поддалась. Почти полностью расслабившись. Но не до конца. И это бесило. Раздражало. Выводило из себя и порождало желание то ли отшлёпать её со всей силы, то ли начать измываться над её телом, чтобы окончательно изничтожить остатки стыда. Кацуки так и не понял, когда именно принял решение использовать второй вариант, но окончательно осознал это, когда ощутил горячую влагу на своих пальцах, резко оказавшихся внутри Мирей. Сначала одним пальцем, ощущая, насколько же, чёрт подери, она была узкая. Следом второй и новый плавный толчок. А она изогнулась. Блаженно уронила голову на матриц и едва сильно попыталась сжать ноги. По-прежнему безуспешно. Пальцы осторожно и с несвойственной ему лаской продолжали двигаться. Медленно. Неспешно. Плавно. Но она хотела грубее. Хотела, что бы он делал ровно так, как мог делать только он. Только Бакуго Кацуки. И он прекрасно знал это. Он видел по нескончаемым ноющим движениям её бедер в такт его пальцев. Ощущал по царапающим ногтями спину. Слышал сквозь сдавленные стоны. И он больше не мог терпеть. Не мог чувствовать всё её тело, желать большего, но продолжать сдерживаться. Не мог чувствовать, как тело нескончаемо ломило. Не мог врать самому себе, что, услышь он хотя бы ещё один её глухой стон, взорвался бы прямо здесь и на этом сраном месте. Не мог ощущать то странное желание… И он вошёл в неё. Медленно. Неспешно. До последнего сдерживаясь, чтобы не сорваться и не применить силу. А ведь так хотелось. Всего лишь один сильный толчок и, казалось, всё бы мгновенно решилось. Но он держался. Вопреки дерущему голову желанию. Потому что так было надо. Ради неё. А она сжалась. Снова попыталась сжать бёдра и поморщилась от неприятных болевых ощущений. И в тот момент Кацуки едва не отступил. Впервые в жизни он был готов сделать шаг назад, обернуть время вспять, лишь бы не видеть тех эмоций, выступивших в её глаза. Но сдержался. Снова. Переборол себя. Потому что так было надо. Потому что он был у неё первым. Потому что она была у него первой. Потому что он был готов убить всё живое, если хоть кто-то решился бы оспорить этот факт. Он сделал ещё один толчок. А за ним ещё один. Вопреки желанию остановиться, чтобы не видеть той боли в глазах Мирей, передающейся ему через острые ногти, впившиеся в горячую кожу рук. Такая узкая, мокрая, влажная. Такая дикая, своевольная, но одновременно преданная, нежная и только его. Она определенно сводила его с ума. С самой первой их встречи. Медленно. Каждым взглядом. Каждым словом. Каждой ухмылкой. И каждый раз он хотел её. Хотел быть максимально близко. Хотел быть в неё. Как угодно. Как только она захочет. Но в неё. Прямо сейчас. Прямо здесь. И он был готов уничтожить весь чёртов мир, если бы хоть кто-нибудь осмелился бы воспрепятствовать этому. Потому что ни у кого не было на это никаких прав. Слишком узко. Он продолжал медленно двигаться, всеми силами сдерживая внутренние порывы ускориться. Даже когда все цепи самоконтроля сорвались. Даже когда последние капли рациональности выгорели в бушующем пламени в желудке. Он держал, запрещая самому себе своевольничать. Потому что чувствовал, как через силу, через острую неприятную стонущую боль она пыталась максимально расслабиться, чтобы не заставлять его переживать о себе. Но эффект был совершенно обратным. Новый толчок. Плотно сомкнутые зубы, пытающиеся не треснуть в попытках прокусить металл и грёбанные мысли, не менее грёбанным сигналом, разрывающие сознание. «Да какого хрена даже сейчас ты думаешь о других? Блять. Мирей. Тебе больно. Тебе! Так какого хрена» – Не останавливайся… Словно прочитав его мысли, полутоном выдала девушка, бережно коснувшись его шевелюры на затылке и приманивая ближе к себе, чтобы коснуться его губ. А он безвольно поддался, как какой-то слабохарактерный идиот. Но только с ней. И только на один раз. Сейчас. Всего лишь на секунду. На одно жалкое мгновение, потому что она просила. Поцелуй был короткий, но в разы сильнее всех тех, что были прежде. Разом. Потому что Кацуки сделать новый толчок, блаженной волной разнесшейся по всему телу. Потому что он сделал второй и третий, пока её руки продолжали гладить его светлые волосы и прижимать к себе. – Я в порядке. Да нихера!!! Он едва ли не прорычал эти слова во весь голос, но сдержался. Блять. Он просто сдержался, потому что увидел блядский ответ на все его вопросы в её глаза. Просто потому что она просила не срываться и не беситься. А он слушал её. Как какая-то дворовая шавка, которую приманили куском мяса. Так было. Он думал об этом, пусть и продолжал отрицать. Он был готов остановиться в любую секунду, подай она хоть один неверный сигнал. Но в ответ услышал лишь стон. Первый. Тихий. Глухой. И не скрывающий, наконец, настигнувшее её удовольствие. Стыд постепенно исчезал, смешиваясь с накатывающийся волной удовольствия и блаженства от каждого нового толчка его члена. Тело начало выгибаться, а бёдра самовольно двигались в такт, будто бы она делала это постоянно. Словно каждый чёртов день. Отчего постыдный румянец новой волной выступил на щеках. Ей тут же захотелось закрыть лицо, чтобы скрыть от Кацуки проступившие эмоции, но сильной хваткой, моментально сжавшее запястья, юноша завёл ей руки за голову и вдавил в постель. Очередной толчок, очередная странная волна блаженства, и губы произвольно открылись, позволив стону вырваться из горла. Бакуго впился в её губы моментально, чтобы не позволить звуку распространиться. Настолько резко, что почувствовал, как судорожно и поспешно она попыталась вздохнуть в попытках набрать в легкие побольше воздуха. Но безуспешно. Мирей едва не задохнулась, когда Кацуки разорвал поцелуй, позволяя её губам судорожно вобрать в рот воздух и нарочно, в то же мгновение, вышел почти полностью и вошёл заново. Резко. Грубо. И нарочно. В наказание за все те слова. За все те действия. За то, что он так и не смог услышать от неё. А она вздрогнула. Всего лишь. Блять. Просто взяла и вздрогнула, блаженно выгнувшись, прижимаясь сильнее к его телу, будто бы только этого и ждала. Даже если и требовала к себе максимально бережного отношения как к фарфору. И он понимал это, как никто другой. Как и понимал, когда и как следовало себя вести с ней. Только он и никто более. Терзающие шею губы оторвались от сладкой кожи под давлением чуть сильнее сжавшейся на его затылке руки, и соприкоснувшиеся взгляды прочли тлеющие в сознаниях мысли. Без лишних слов. Без лишних движений. Пожалуйста, поцелуй… Проси. Её пальцы коснулись его щеки, осторожно проведя тыльной стороной по пламенной кожи, когда зубы моментально прикусили нижнюю губу в попытке сдержать стон, блаженной волной накрывший всё тело от очередного толчка. Но больше её гордость не могла контролировать… совершенно ничего. – Твоя. И он впился в её губы бешенным и совершенно неконтролируемым поцелуем, жадно вылизывая её рот, словно пробовал эти слова не только на слух, но и на вкус. Так всепоглощающе, что начал чувствовать её стоны прямиком в своем рту, на своем языке, на своем теле. Слишком даже для него. Слишком даже для этого, сука, ебучего мира. Он продолжал двигаться. Продолжал чувствовать свой член внутри неё. Продолжал отрываться от её губ лишь на жалкие секунды, чтобы позволить ей вдохнуть настолько необходимый глоток воздуха, пока оставлял на шее всё новые и новые алые отметины. А она даже не противилась. Выгибала шею. Стонала. До безумия ритмично двигала бёдрами. И продолжала прижиматься к нему, чувствуя проникающий под кожу жар его тела. Пока очередным поцелуем, жадно впившимся в губы он не зарычал. Подобно оголодавшему волку спустя долгое время сумевшему насыться. Прямо ей в рот. Он вздрогнул, крепким хватом стиснув мягкую ткань простынь над головой Мирей. И кончил. Впервые в своей жизни ощутив настолько приятное чувство. Будто бы в одно мгновение достиг всех своих целей. Будто бы смог заполучить всё и разом. Даже если это и было не так. В тот момент ему было плевать. Ещё немного. Ещё чуть-чуть. Ещё хотя бы немного в ней. Сейчас. И плевать на то, что будет потом. Потому что главное, основное, казалось бы, заветное было здесь. Сейчас. Рядом с ней. В ней. И в голове, наконец, стало пусто.***
[breathe. – Are You All Good?] Он с нескрываемой усталостью откинулся на спинку мягкого стула, запрокинув голову назад с одновременно сорвавшимся из горла обреченным выдохом. Очередной тупик. Сколько бы он не размышлял об этом, а за последние недели этой темы сознание касалось каждую свободную секунду, всё время думы скоропостижно заканчивались одним и тем же: расстилающийся на много миль в стороны и на столько же ввысь непроходимой стеной, по кирпичику возведённой из безответных вопросов. Иногда, казалось, он натянуто находил решения, старательно откидывал ненужные аспекты в сторону, словно пытался разобрать стену, небрежно, пусть и с осторожностью, вынимая по детали, в надежде, что в какой-то момент, потеряв ту самую необходимую опору, преграда разрушишься, и решение появится на открывшемся горизонте. Но тщетно. Очередная волна размышлений вынуждала возвращать убранные детали в стену, чтобы в конец не превратить преграду в неприступную крепость. – Кацу... От её голоса, так сонно произносящего его имя, в горле образовался плотный ком, перекрывший доступ к кислороду. А он даже не обратил на это внимание, продолжая почти в кромешной темноте пялится в потолок, будто бы в ожидании долгожданного ответа вычерченного на белоснежной штукатурке. Он должен. Обязан найти решение. Потому что иначе и быть не могло. Особенно не в его смену. Допустить, чтобы с единственным человеком во всем мире, кому он мог позволить находиться так близко рядом с собой даже посреди ночи, что-то случилось, казалось настолько нереалистичным вариантом развития событий, что хотелось тут же подняться со стула, выключить проклятый единственный источник света в виде настолько лампы и вернуться в постель, прижать Мирей к себе и уснуть, не беспокойся совершенно ни о чем. Однако паранойя не прекращала твердить, что было чересчур много доводов, напрямую намекающие на угрозу жизни этой ни в чем неповинной девушки. – Ты чего не спишь? Шелест мягких тканей постели вынудили Бакуго подать признаки жизни и слегка развернуться в сторону кровати, молча наблюдая как совершенно обнажённое тело, укутанное лишь в мягкое облачное одеяло, сонно поднималось с мятой простыни. Это ведь был идиотизм. Она была так близко. Совсем рядом. Тогда почему от этой близости паранойя лишь усиливала свой громкий голос? Неужели потому что он начинал понимать, что ему было, что терять? Бред. Не настолько сильно он привязался к этой девчонке, чтобы позволять занимать всё пространство своих мыслей одним её силуэтом. Не настолько. Он не думал о ней каждую секунду, по-прежнему мог сосредотачиваться на учебе и тренировках, как и раньше идеально выполнял поручения на стажировках и идеально контролировал те моменты, когда мог думать о ней. Даже, если это и была искренняя ложь самому себе. Просто он не хотел лишаться того, что вызывало необычное спокойствие на душе. – Сейчас вернусь. Одна мысль появилась просто. Спи давай. И стул издал характерный скрип, снова скрыв юношу за широкой спинкой. – Ещё скажи, что домашку делаешь, – недовольно буркнула девушка себе под нос, даже не думая, что её слова в кромешной тишине комнаты всё равно коснуться ушей второкурсника. Но в ответ ничего не последовало. Кацуки промолчал, скоропостижно вновь вернувшись в омут своих размышлений. Домашку? Уж лучше бы он занимался этим, но ни одна нить размышлений даже близко не касалась этой темы. Он просто-напросто не мог уснуть, когда ощущал рядом с собой сладко сопящее тело Мирей и осознавал, что мог её потерять. Только от этой мысли в желудке что-то неприятно переворачивалось, вынуждая тратить все силы на подавление волной накатывающей ярости. – Тебе совсем заняться нечем посередине ночи? Он очнулся только тогда, когда услышал голос девушки над собой. Рейши осторожно облокотилась о стол, сильнее укутавшись в тёплое одеяло, из которого так и не смогла вылезти, пока сползала с кровати. Даже не прослеживая её взгляд, он понял, куда она смотрела. Аккуратно разложенные на столе фотографии погибших девушек и небольшое скопление информации о них, начиная с момента похищения. Но никакой ревности даже на секунду он не увидел в голубых глазах. Только сплошное непонимание. Кацуки устало зевнул, едва прикрыв рот свободной рукой, пока вторая пыталась нащупать ладонь Мирей, скрытую под мягким огромным одеялом. – Есть, но… Девушка вытянула из-под одеяла руку, позволив Кацуки переплести их пальцы, пока алые глаза неспешно начали подниматься с укутанных в его чёрное одеяло бёдер выше. – Если выбирать между тем, чтобы вернуться в постель и провести ночь с тобой, или прокрутить в голове ещё один вариант, я выберу второе... потому что с каждым днём времени всё меньше... Последние слова дались ему с ощутимой сложностью. Как будто горло пересохло за одну секунду, а голос потерял возможность воспроизводить звуки, но Мирей всё равно услышала. – Значит, ты понял... – Да. Видимо, как и ты. Ощутив натяжение его руки, девушка, совершенно не противясь, упала ему на колени, коснувшись свободной рукой того самого места на его шеи, на которой едва не оставила засос. Едва, вот только Бакуго так и не позволил. – Мне следовало сказать тебе раньше… – Забей. В конце концов, мы не могли быть уверены, что им нужна именно ты. И всё, что Мирей в тот момент смогла выдать из себя, так это молчаливый сдержанный кивок. А что ещё она могла сделать? Солгать Бакуго, сказав, что всё будет хорошо? Но это ведь была бы самая настоящая очевидная ложь, от которой второкурсник лишь с отвращением поморщился бы. Да и она сама не могла такое выдать. И дело было даже не в том, что Рейши в какой-то момент окончательно разучилась лгать, глядя в глаза Кацуки. Просто ей было слишком противно. В конце концов, она тихо решилась озвучить ту самую мысль, которая уже несколько недель подряд крутилась в голове каждый раз, когда на уроках смотрела на учителей, которые периодически, устраивая небольшие паузы между новыми темами, рассказывали познавательные истории из собственного геройского опыта. Это ведь было логично. Они бы поняли. Они бы помогли. Потому что они были героями. – Может, стоит рассказать об этом учителям, они ведь... – Ничего не сделают. Только сейчас юноша оторвал взгляд от фотографий, поймав на себе вопросительно-удивлённые голубые глаза Мирей. Не ледяных как обычно, а сонных и немного напуганных. И его руки сильнее прижали девушку к себе, хоть подсознательно Бакуго и понимал, что это навряд ли поможет девушке успокоиться. – Ты уже думал об этом, так? – У нас слишком мало доказательств, – он заговорил одновременно со сдержанным утвердительным кивком головы. – Точнее, их вообще нет. Мы не можем сказать, что единственная наша догадка заключается в том, что у всех жертв, как и у тебя, есть схожие черты. К тому же нет никаких подтверждённых доказательств, что ублюдок Горо как-то связан с этой блядской сектой, которая по неизвестным причинам продолжает его дело даже после ареста. В лучшем случае, нас выслушают и к психиатру отправят. В худшем, даже дослушивать не станут. В академии и так проблем дохрена, чтобы ещё и добавлять геморрой в виде неподтверждённой теории двух школьников. А ведь он был прав. Каждым своим словом. Как бы сильно ей не хотелось возразить, найти ответные доказательства его неправоты. Но тщетно. Потому что их совсем не было. Начиная от того, что их теория была чересчур натянута и держалась исключительно на том, что знали только они двое и не смогли рассказать даже после летней стажировки, когда их расспрашивали о произошедшем. И заканчивая тем, что академия и так едва умудрялась поддерживать прежнюю беззаботную обстановку для студентов, чтобы не допустить произошедшего в прошлом году снова. Пусть и ходили слухи, что тайно некоторые ученики Юэй под руководством учителей так и продолжали участвовать в операциях против «Паранормального Фронта Освобождения». Впрочем, они так и оставались неподтверждёнными. – Послушай, Мирей, я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось. Пока ты на территории Юэй, тебе ничего не угрожает. Никто в здравом уме не сунется на одну из самых защищаемых территорий Японии. К тому же, даже если что-то и произойдёт, мою собственность они не заберут. Она слабо улыбнулась, но очень быстро губы снова сжались. Бакуго был готов поклясться, что тот слабый огонёк, вспыхнувший на долю секунды в её глазах, потух одновременно с появившейся во льду мыслью. Страшной. Очень страшной. – Кацу, все эти убийства закономерны. Если проследить расстояние между городами, можно найти район, где произойдёт следующее убийство. Но новую жертву скорее всего похищают гораздо раньше, чем убивают предыдущую. – Да... Мирей сжалась и отвела взгляд в сторону. Кацуки знал и это. Знал то, что ей удалось выяснить меньше пары недель назад. И ей оставалось только гадать, сколько же он точно знал из того, что получилось разузнать ей, находясь в четырёх стенах академии и располагая только теми крохами засекреченной информации, которая умудрялась просочиться в интернет через периодически появляющиеся статьи? – Твоя карта. Его голос вынудил растерянно-уставший взгляд голубых глаз вернуться обратно к его лицу. – Хочешь взглянуть? – Да, но не сегодня, – юноша осторожно убрал за ухо упавшую на лицо прядь волнистых волос. – Хватит это дерьмо обсуждать. – Думаешь, я смогу заснуть после этого разговора? А он лишь довольно усмехнулся, будто бы только и ждал чего-то подобного от неё. – Предлагаешь мне повторить недавнее ещё раз? Ты как младенец уснула за считанные секунды. Я даже пожалел, что секундомер не включил. – Да иди ты… Смущенная улыбка тронула её губы настолько же быстро, насколько щёки покрылись горячим румянцем. И, казалось бы, от прежнего разговора остались лишь жалкие крохи воспоминаний, едва различимые среди кромешной тьмы фотографии погибших девушек, так и оставшиеся лежать на столе. Но всё было гораздо сложнее. Его пальцы бережно коснулись щеки уснувшей девушки, в который раз в голове подмечая, насколько же милой и беззащитной она была, когда проваливалась в сон. – Тебя никто не тронет, пока я рядом, Мирей. Но она уже не слышала его слова.***
[CLOVES – Screws] Огромный зал суда был похож на дворец. Ужасно вычурный. Ужасно просторный. И ужасно душный. Слишком много излишних украшений, которые были совсем не к месту. Начиная от этих бесформенных статуй с полуголыми девушками, держащими весы, и заканчивая огромными фресками с непонятными изображениями, нарочно выполненными в старинном стиле. Оставалось только гадать, к чему было тратить столько усилий на то, что никому из находящихся в зале совершенно было не интересно. Если только в качестве доказательства, что закон был непоколебим и всегда оставался превыше всего. Но это было ужасно глупо. Как же раздражало… Сколько бы раз он здесь ни был, постоянно убеждался, что ситуация была не на его стороне. Вот только даже зная это, Горо был непоколебим. Однотипное выражение лица, демонстрирующее сухое спокойствие. Короткие, иногда даже несвязанные между собой ответы от каких-то нелепых вопросов. И по-прежнему совсем никаких продвижений. За прошедшие месяцы он полюбил закрытые заседания именно за полное отсутствие лишних ушей. Никаких СМИ. Никакой бесформенной какофонии звуков никому ненужных свидетелей за спиной. И только уже знакомые лица, успевшие запомниться за прошедшие месяца их постоянных встреч. Третье заседание. И с каждым разом всё больше недовольных пар глаз, направленных в его сторону. Никаких лишних свидетелей, но по-прежнему стремительно меняющееся мнение касательно его персоны. О да. Он знал, почему. Прекрасно был осведомлён о происходящем снаружи, где после его ареста должен был воцариться мир и покой. Ведь они, такие молодцы, поймали опасного преступника, скрывающегося под личиной героя. Вот только, небольшая неувязочка. Ничего подобного так и не произошло. И они не понимали, почему. Соучастники? Заранее подготовленный план действий? Что же это могло быть? Никто не знал. Никто не предполагал. Никто ничего не мог сделать. А он только и слышал нескончаемое ликование собственного разума. Пусть негатив так и продолжал наваливаться скатывающимся со склона горы комом. Он принимал его. С гордо поднятой головой, всё теми же сухими ответами и непреклонным настаиванием на своей позиции. – Есть ли к подсудимому ещё вопросы? Прокурор со стороны обвинения недовольно нахмурился, но вместо внятного разборчивого ответа лишь покачал головой. Нет. О да, конечно, у них совсем ничего не было. Потому что его официальный представитель в суде был готов к любому внезапному развитию событий с самого начала. Потому что они слишком много обсуждали это тет-а-тет каждый раз, как у адвоката появлялось время навестить своего клиента в тюрьме. Так сошлись звёзды, что Горо позаботился об этом. Едва ли не лично. Пусть, ему и следовало поблагодарить определённых людей, когда вся эта нелепица подойдёт к своему логическому завершению. Мужчина усмехнулся своим мыслям, подмечая едва заметные нервно сжавшиеся губы судьи. Именно. Доказательств снова не было! Благодаря хорошо подготовившемуся адвокату. Всё, чтобы они не говорили, на всё были оправдания. А дело так и не сходило с мёртвой точки. – Тогда, заседание объявляется закрытым. По оглушительной команде молота все находящиеся в зале поднялись, провожая удаляющегося судью, за которым тут же двинулась свита и спустя жалкие три секунды ожидания – прокурор. Они даже не скрывали, что были все заодно. Хотя, Горо этому ничуть не удивлялся. В конце концов, ещё после первого заседания, когда стало известно о том, что единственная выжившая среди множества погибших девушек не появится в качестве свидетеля со стороны обвинения, мужчина с облегчением выдохнул. Наверное, ему следовало сказать слова искренней благодарности Рейши Тадэо, в тот день решившего посетить закрытое слушание. Вот только, когда их взгляды пересеклись, Горо понял, что ситуация не на миллиграмм не упростилась, даже после того как опекун Мирей отказал пускать свою сестру в зал суда. И это подтвердилось, когда, совершенно не скрывая этого, Рейши по окончанию слушания подошёл к судье, пожимая тому руку и что-то говоря полушепотом. Они были все заодно. Если бы только это хоть немного им помогало. – Через две недели будет ещё одно слушание. Прошёл слух, что они всё же попытаются что-то предпринять, чтобы не допустить Ваше освобождение. Но единственное, на что они способны, так это пригласить свидетелей. Но поскольку Рейши Мирей и близко не подпустят к залу суда по огромному количеству причин, у них больше не осталось тех, кто видел произошедшее своим глазами. Мужчина с отвращением поморщился, глядя на медленно закрывающуюся дверь, за которой недавно скрылся судья со всей своей свитой. «Остался. Странно, что они не додумались об этом варианте изначально.» Горо бегло увидел двинувшихся в его сторону охранников, собирающихся вновь сопроводить его в так ненавистное место-ожидание-следующего-заседания, где он снова не сможет ничего предпринять. Вот только мужчина не собирался просто сидеть, сложа руки. – Это им не поможет, если вы сделаете всё так, как должно. Его рука быстро черканула в ежедневнике адвоката несколько символом, даже вопреки неудобным кандалам, сковывающим запястья, прежде, чем Горо поднялся со своего месте, словно случайно задев книжку, которая небрежно закрылась. – Я рассчитывая на тебя на следующем слушанье. Хорошенько подготовься к нему. Это были последние слова подсудимого прежде, чем его увели, но больше ничего двум мужчинам со стороны защиты было и не нужно. Когда адвокат вышел из зала суда и убедился, что вокруг не было ни единой души, он быстро открыл ежедневник, где на одной из страниц на краю листа были написаны те самые иероглифы, оставленные Горо перед тем, как подсудимого увели. Хватило всего лишь одного беглого взгляда, чтобы запомнить этот приказа, прежде, чем небольшой кусок листа был вырван и съеден, окончательно стирая последнюю возможность узнать об истине, которая теперь оставалась между двумя людьми.Незаметно. Избавьтесь от Бакуго Кацуки.
* – по Японской системе оценивая «С» ставится при 60-<70% правильности, что можно прировнять к тройке.