***
[The Phantoms — World Gone Mad] Периодически он забывал, как работали её способности. По крайней мере, когда она перемещала не только себя, но и его. Это всегда было хаотично и непредсказуемо. Особенно для него. Пока она каждый раз грациозно касалась земли, словно попросту шла по ровной дороге, Кацуки же чувствовал себя едва ли не коровой на льду, прикладывая некоторые усилия, дабы не пошатнуться. И вот, когда они оказались в комнате, благополучно упали на пол, вместо того, чтобы ровно приземлиться на ноги. Секунда шока вынудила сознание молниеносно анализировать произошедшее, пытаясь понять, как так вообще могло произойти. И единственным верным ответом было то, что перед перемещением они так и продолжили сидеть. Пусть Кацуки почему-то и считал, что Мирей ради приличия хотя бы поднимется, а не прижмется сильнее к его руке. — Могла хотя бы предупредить. Ответ последовал не сразу. Несколько секунд между ними царила мёртвая тишина, отчего Бакуго даже успел задумать, не ударилась ли девушка головой при падении. Но стоило ему только открыть рот, как комнату оглушил её звонкий смех, пока Мирей так и продолжала лежать на полу. Коротко и с нескрываемым недовольством взглянув на ней, мужчина принял сидячее положение, чтобы хотя бы понять, где они находились. Теперь, когда громкая музыка перестала давать на мозг, а хаотичный яркий свет и духота заполненного людьми пространства сменилась темной прохладной гостиной, Бакуго будто бы вновь смог дышать. Ему уже было знакомо это место. Одно из «тайных» убежищ Бланш Моро, в которое несколькими днями ранее они проникли для перехвата в случае, если девушка попыталась бы сбежать. Весьма просторные апартаменты с несколькими комнатами. Красивое и крайне дорогое место, которое не каждый мог себе позволить. И которое принадлежало ей: пьяной девушке, что так беспечно валялась на мраморном полу, продолжая громко смеяться. — Рэй, почему ты стала такой? И он искренне не понимал, как так могло произойти. Она, которая никогда не делала ничего, не обдумав. Которая даже говорить начинала только после детального анализа грядущего диалога. Попросту беспечно смеялась, будто бы забыла всё, что делала. — Какой? — Ебанутой. Лишенной мозгов. Или нарочно отказываешься думать тогда, когда напиваешь в клубе, где тебя каждый может поиметь во все щели. Смех прекратился, одновременно с тем, как девушка развернулась в его сторону. Продолжала лежать, но теперь она хотя бы смотрела на него. Спокойно. Без лишних эмоций или негодования. — Я бы так и так переместилась. Просто возможно спала бы на том полу. Или мои люди довели бы меня до кабинета, и я бы спала там. Никтооо… а не, не то слово. Я не тусуюсь не в своих клубах. Вот. — Безумная женщина. — О, да, это я. Мирей вновь рассмеялась, но на этот раз не так громко и заливисто. Просто короткий, но по-прежнему красивый смешок. Пока он просто смотрел на неё. Толком не зная, что дальше делать. Помочь ей добраться до спальни или же оставить спать здесь. Он уже сделал всё, что от него требовалось. Довёз до места встречи. Присматривал весь вечер в клубе. Следил, чтобы она не влипала в неприятности. Вернул домой. Больше от него ничего не требовалось. Но почему-то ему хотелось побыть с ней чуточку подольше. Хотя бы ещё немного. Пусть он и понимал, что всё это было в пустую. Особенно сейчас. — Зачем ты все это делаешь? — Что именно? Мирей неспешно поднялась, протягивая руку с немой просьбой помочь подняться. И ведь он помог. Осторожно притянул. Не позволил упасть. Сделал всё ровно так, как должен был сделать для неё. — Делаешь вид, будто между нами ничего не было, при этом каждый раз намекаешь на это. — Мммммм, ты так и не понял да? Она убрала руку и посмотрела на него с нескрываемым вопросом в глазах. Словно он должен был заранее знать ответ. Словно должен был понять за прошедший день, если не догадывался прежде. Но ответа так и не последовало. По крайней мере, с его стороны. А Рейши лишь разочаровано вздохнула, направившись к двери, ведущей в спальню. — Чтобы сделать тебе больно. Я по твоим глазам вижу, что ты испытываешь вину от осознания, что мой вид вызывает у тебя неприятный воспоминания. — Самой то не больно? Её рука коснулась дверной ручки, но так и не двинулась дальше, пока Мирей попросту стояла, смотря то ли в пустоту, то ли изучая деревянное полотно. — Я не чувствую боль, Кацу. Уже очень, очень и ооооочень давно. Ни физическую, ни душевную. А когда начинаю чувствовать, у меня есть алкоголь, который глушит ненужное. Он нахмурился. Задумчиво продолжал на неё смотреть, пытаясь понять, являлись ли её слова правдой или искусным враньем. Но он не знал. Никак не мог понять даже, когда смотрел в её глаза. Столь прекрасные и отвратительные одновременно. Он мог понять раньше, но сейчас всё казалось слишком отвратительным, чтобы искать истину в том некогда очаровательном взгляде турмалиновых глаз. Теперь в ней едва ли осталось хоть что-то от той прежней Мирей. — Почему ты вызвался сегодня побыть моей нянькой? — Надеялся, что получится поговорить с тобой. Пусть он по-прежнему хотел верить, что всё это искусно созданная стена, за которой скрывалась та девушка, которую некогда он любил. — И как, успешно? Успешно? Она действительно спрашивала это? Она? Которая специально. Каждый блядский раз. Снова и снова продолжала вымораживать его, нарочно надавливая на самые болезненные точки, словно знала, где ему захочется закричать, а где попросту захотеть, чтобы сердце перестало биться? — С пьяной тобой — нет. — Значит, чтобы ты от меня отстал, мне всего лишь нужно всегда быть пьяной. Спасибо, учту на будущее. Он промолчал. Снова. Опять. В какой уже блять чёртов раз? В какой момент он вообще стал настолько терпеливым, что продолжал искренне терпеть всё то дерьмо, которое водопадом продолжало выливаться на него? За что? За то, что он никак не мог получить информацию? За то, что от него скрывали? Он не знал. Он не понимал. Он искренне хотел понять. Но каждый раз… Каждый. Блять. Чёртов. Раз! — А хотя… знаешь, нам в принципе не о чем говорить. Он лишь молча мог наблюдать, как Мирей оттолкнулась от двери и быстро пошла обратно к нему. Настолько быстро, насколько могло позволить её пьяное тело. Но даже это было слишком быстро для него. Слишком, потому что сознание не могло придумать, что именно ему следовало сделать. — Ты конченый мудак, который воспользовался мной, и твои щенячьи глазки спустя пять лет ничего не исправят. Он уже давно перестал понимать. Просто была она, которая так сильно его ненавидела, потому что он оставил её. Просто был сам он, который попросту не знал, что она была жива. Просто были они, которые продолжали друг друга уничтожать, так и не имея возможности нормально поговорить. Как взрослые люди, а не подростки со спермотоксикозом. Но понимал это лишь он. ОН БЛЯТЬ ПОНИМАЛ. НО НЕ ОНА! Потому что она отказывалась. Не хотела. Не собиралась. Она лишь требовала его уничтожения. И ОН ЭТО ЗНАЛ. БЛЯТЬ. ОН ЭТО ТАК ПРЕКРАСНО ВИДЕЛ. НАСТОЛЬКО ХОРОШО, ЧТО БЫЛО ПРОЩЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СДОХНУТЬ, ЧЕМ ПЫТАТЬСЯ ЧТО-ЛИБО ИСПРАВИТЬ! — Знаю. И это всё, что он смог ответить. Машинально. Тихо. В беспамятстве ловя её пьяное тело, что уже было не в состоянии стоять на ровном месте и совершенно не понимания, что ему следовало делать. Потому что он уже закончился. Полностью. Он не знал. Он не понимал. ОН БЫЛ ВЫНУЖДЕН ТЕРПЕТЬ. ПРОГЛАТЫВАТЬ. ЗАКРЫВАТЬ ГЛАЗА. ЧТОБЫ ЧТО?! ПОЛУЧИТЬ ДЕРЬМО В ВИДЕ ЭТОГО СЛОМАННОГО ПИЗДЕЦА, КОТОРОЕ ПЫТАЛОСЬ КАЗАТЬСЯ СИЛЬНЫМ И ХЛАДНОКРОВНЫМ? РАДИ БЛЯТЬ ЧЕГО ОН ВСЁ ЭТО ВРЕМЯ ПЫТАЛСЯ?! — Ты ни черта не знаешь, Кацу. Ради того, чтобы слышать оскорбления в свой адрес? И от кого? ПОЧЕМУ БЛЯТЬ ЕМУ БЫЛО НЕ ВСЁ РАВНО? ПОЧЕМУ ОН ПРОДОЛЖАЛ ТЯНУТЬСЯ К ТОЙ, КТО ТАК РЬЯНО ОТТАЛКИВАЛ ЕГО? ПОЧЕМУ ВСЁ ЭТО ДЕРЬМО ПРОДОЛЖАЛО С НИМ ПРОИСХОДИТЬ? — Как и ты. И это было последнее, что он услышал от неё прежде, чем Мирей уснула. На его руках. Как раньше. Как будто между ними не было разлуки. Как будто его внутренний голос не разрывал его изнутри. Просто уснула, оставив его наедине с собой и полным непониманием, что действительно следовало сделать.***
[Ghost Nation — Lost] Она ненавидела этот день. Всем сердцем. До трясущихся поджилок. До очередного нервного срыва. До желания забить и исчезнуть. Настолько, что когда задумывалась об этом, испытывала лишь отвращение. Густое. Обволакивающее каждую клеточку тела. Осторожно разъедающее изнутри. Так, чтобы тело продолжало функционировать, но она сама испытывала невыносимую боль. Ту, от которой хотелось сбежать. И ничего более. Но нет. Нет. То было далеко не отвращение: в глубине души это было слишком очевидно. То был страх. Та самая жалкая эмоция, которая зарождалась в ней лишь в одном случае. В случае, когда ей приходилось появляться на ежемесячных собраниях с чёртовой Лигой Злодеев. Той самой, что испортила абсолютно всё. — Явилась. Фиалковые глаза изображали исключительное равнодушие без единой возможности показать хоть какую-то другую эмоцию. Более живую и похожую на поведение Бланш Моро. Как же сильно ей не хотелось появляться сегодня здесь. Будь у неё хоть одна возможность, один предлог, Мирей молниеносно воспользовалась бы ей. Но у неё не было ничего. А усталость пришла слишком рано. Слишком для того, чтобы даже задумываться об этом. Она ведь только пришла и уже чувствовала себя крайне измотанной. — В этот раз даже не опоздала. Её голос так старательно звучал расслабленно и с той весёлой интонацией, присущей лишь Бланш, что могло показаться, будто бы ничего не произошло. Словно никто не арестовывал её. Словно до Лиги никак не могла дойти эта информация об облаве на клуб. Словно она не должна была находиться здесь. Но все встало на свои места всего лишь за одну миллисекунду. Резкий рывок и шею сжала рука. Четыре пальца. Она отчетливо ощущала это своей кожей. Четыре. Чёртовых. Пальца. Холодные. Жесткие. Сухие. И готовые в любую секунду сдавить горло сильнее. Добавить последнюю недостающую деталь, чтобы навсегда стереть из мира существование какой-то жалкой девчонки. Беги. Внутри всё неприятно сжалось только от одного панического крика сознания, которому хотелось тут же повиноваться. Как жалкому травоядному животному, который столкнулся с опасным хищником. Бежать и ничего более. Настолько быстро, насколько это было возможно. Пусть это могло привести к необратимым последствиям. Пусть она могла стереть ноги в кровь. Пусть это грозило сотней переломов. Плевать. Похуй. Срать она хотела на последствия. Потому что они ничего не значили для неё. Потому что ничто уже не значили для неё ничего. Пожалуйста, просто сверните этот план. Я придумаю что-то другое. Только не заставляйте меня снова… Потому что её оставили на растерзание голодному хищнику как жертву на алтаре. Потому что было уже слишком поздно. Она прекрасно это понимала. Всё то, что творилось вокруг. Все те смерти, которые она принесла в жертву их плану. Уже было поздно идти на попятную. Слишком поздно. Её руки были по локоть в крови, и ничего более это не могло изменить. Она более ничего не могла изменить. Лишь продолжать следовать собственному плану. Не более. Уже было слишком поздно отступать. Только вперёд. Как пленнику, на которого с эшафота уже смотрела виселица. — Ты видимо забыла свое место, Бланш. Или мне следует называть тебя Мирей. Какое имя ты больше предпочитаешь на своей следующей могиле? Боже. Только не это. Не он. Не сейчас. Не надо. Паника все сильнее захлестывала сознание, вынуждая внутренности один за одним выворачиваться наизнанку, пока к горлу комом подступила тошнота. Пусть выражение её лица не изменилось. Пусть во взгляде фиалковых глаз не отразилось ни единой эмоции паники. Внутри царил сущий хаос. — Мария Лорье. Красиво звучит. Она с трудом проглотила слюну, дабы не пустить её с уголка губ. Нужно было сохранять спокойствие. Это всего лишь четыре пальца. Просто проверка. Никто не собирался убивать её из-за элементарного недопонимая, толком не разобравшись в ситуации. Они все прекрасно знали, что у неё не было ни единой причины предавать Лигу. Она никогда за пять прошедших лет не позволяла усомниться в своей верности. — Да будет так. И она услышала звук. Странный. Незнакомый прежде. Звук приближающейся смерти. Скрип сустава. Щелчок костяшки. Она не знала, на что это больше было похоже, но пятый пальце двинулся к её шее. В этом она была уверена. Говорят, перед неизбежной смертью время замирает. Останавливается. Словно мозг из последних сил пытается сохранить жизнь. Словно перешёл в состояние полноценной работы. Словно заставил думать. И не оставил иного выбора, кроме как признать свое поражение. — Я нужна тебе. Не оставил ничего кроме признания своего поражения. Жалкого. Истощающего. Громкого. — Слова побитой собаки. Но она перестала слышать звук приближающегося пальца. Он остановился. Шигараки остановился и не убил её на месте. Что-то но это значило. Однозначно и точно. Говори. Приказ собственного сознания, который звучал слишком отчетливо. Слишком понятно. Говори с ним, чтобы он даже мысли не допустил о твоем предательстве. Приказ, который вынуждал подчиниться. Который заставлял последовать воле сознания, рисуя красочные картины того, что произойдет, если она поступит иначе. — Ты ведь хотел данные о тюрьме? Хотел получить полный набор информации? — У тебя все равно ничего нет кроме отговорок и пустой, никому не нужной информации. — А вот тут ты ошибаешься. Наигранная улыбка появилась на матовых губах. С трудом. С тяжёлым кричащим сердцем, что требовало свободы. Но никто и никогда не смог бы понять, что творилось в душе Мирей. Никто и никогда. Потому что это было последнее, чтобы она позволила хоть кому-то. — Я полгода копалась в базах данных и все впустую. Но я ведь пообещала тебе, что достану данные? Иииии… Они у меня. Убьешь меня сейчас и никогда не увидишь их. Шигараки безумно улыбнулся, чуть сильнее сдавив женское горло. Четыре пальца. Всё ещё. Но этого было вполне достаточно, чтобы понять, что она совершенно не оправдала своё доверие. Всё ещё под подозрением. Всё ещё виновна. Всё ещё на грани смерти. — Блеф. Блеф. Блеф. И его слова подтверждали звучащие в голове мысли. Нужно было что-то более весомое. Нужен был более сильный аргумент. Ей нужно было обезопасить свой уход, а не сотворить из него самую нелепую смерть в истории. Ей надо было думать. Прежде впивающиеся в нежную кожу ногти разжались, расслабляя смертельно-стальную хватку руки, и в ту же секунду на стол упала папка. Достаточно громко, чтобы привлечь к этому звуку внимание всех находящихся в помещении. — Будем считать, что это аванс. Остальное, когда я уйду отсюда. Живой. Она видела сомнение на лице Шигараки. Видела, как он боролся сам с собой, чтобы попросту не прикончить свою очередную жертву, которую уже и так держал в руках. Видела, как в нём боролось любопытство. Видела, но не была уверена, что он пойдёт на поводу у последнего желания, а не более простого первого. — Что там? Но он пошёл. К её величайшей радости. Потому что даже за его широкой спиной Мирей прекрасно могла видеть, как Шуичи начал быстро просматривать полученные документы, дабы дать ответ. Она видела, как его взгляд с каждой секундой становится всё более удивленным, пока один единственный ответ не нарушил напряженное молчание. — Что ты и хотел. Впрочем, это ни черта не меняло. Пусть и должно было. Казалось бы, она уже должна была выиграть в этой немой игре на выживание. Но по-прежнему бешено бьющееся сердце не давало покоя. Она могла умереть в любую секунду. Одно неверное движение. Один несвоевременный судорожный вздох. Один неправильный взгляд. И всё. Всё могло закончиться в тот же момент. И это пугало. Да, её это пугало. Блан Моро. Рейши Мирей… Её пугала мысль, что она может умереть вот так. Попросту исчезнуть, словно её никогда не существовало. Просто потому что эта чёртова жизнь решила сыграть злую шутку с тем, у кого не было чувства юмора. — Как ты их достала? Просто потому что даже после того, как Бланш подтвердила свою верность Лиге, её шею до сих пор сжимали четыре пальцы. — По-твоему, зачем я сдалась? Но её голос был по-прежнему холоден и безразличен. Она не могла позволить себя выдать свой страх. Не могла дать им даже повода усомниться, что та холодная и неприступная девушка, которая последние пять лет предоставляла Лиге Злодеев самые глубокие тайны правительства Японии и её верных героев, на самом деле была на грани панической атаки. Не могла позволить им увидеть, что от нервного срыва её отделяла лишь чистая ненависть ко всему этому блядскому миру. — Я не смогла дистанционно добраться до базы данных. Внутрь тоже проникнуть невозможно. У них куча комнат, где невозможно использовать способности. Так что я бы не вышла оттуда, даже, если бы и попала. Как же, в таком случае, мне ещё их достать? На секунду во взгляде Шигараки промелькнула мысль. Этого было достаточно. Ей было достаточно этого, чтобы начать действовать. Ведь в ту же секунду Мирей зацепилась за эту ниточку спасения собственной жизни. — Бинго. Я сделала так, что они буквально сами предоставили мне все данные. Прям как десерт на блюдечке. Когда оставили меня с охраной в комнате рядом с сервером. Защищенные данные ничто, когда их трогают изнутри. И он разжал руку. Рассмеялся, но отпустил шею, сделав пару шагов назад. В какой-то степени это можно было даже посчитать за немой жест извинения, но только в том случае, если знать этого человека несколько лет. И Бланш приняла его. Молчаливо. Закрыв глаза. Но приняла его. Условно. Только из-за того, что её начало тошнить от всего происходящего. — Что же, я крайне благодарна за тёплый приём, но, пожалуй, всё-таки пойду, пока они меня не спохватились. Вечером, как и обещала, пришлю всё остальное. Ей надо было уйти. Срочно. Сейчас. Настолько быстро, насколько это было возможно. Потому что она больше не могла находиться в этом месте. Оно душило даже без той стальной хватки четырёх пальцев. И плевать на последствия. Потому что она сделала всё, что от неё требовалось. Ровно так, как надо было. Холодный тон. Полное безразличие. Галантный реверанс на прощание и исчезновение. [Halsey — Easier than Lying] Она искренне хотела надеяться, что в ту же секунду, как покинет злополучное помещение бара, сможет, наконец, с облегчением выдохнуть. Но так сильно она уже давно не ошибалась. Серые стены давили своим присутствием. Даже несмотря на всю свою вычурностью, тошноту вызывал каждый изгиб этой приторной роскоши, то и дело намекающей о хозяине этого здания. Если бы была хоть какая-нибудь возможность не идти по этому бесконечному коридору, а сразу переместиться в кабинет, все было бы в разы проще. Впрочем, суровое решение Тадэо было непреклонным. Блок на использование способностей стоял в начале этажа, охватывая все важные стратегические помещения для дополнительной защиты. И в тот момент, пока ботинки ритмично опускались на керамогранит, голова была заполнена лишь одной мыслью: под градусом дорога была бы в разы проще. Но для начала ей нужно было в срочном порядке доложить о том, что, как минимум, она жива и вернулась. «Как будто бы эти пять минут что-нибудь решат…» Выпить было куда более важным процессом. Надо было успокоить бушующую бурю в голове. Надо было подавить паническую атаку раньше, чем все эмоции под давлением страха вырвутся наружу. И если проглоченные пятью минутами ранее антидепрессанты не помогали, то на сцену выходил алкоголь. И он ей был нужен сейчас. Не потом. Не через несколько минут. А именно сейчас и ни секундой позже. Подождёт всё. Тадэо. Доклад. Страна. Мир. Но не дрожью по всему телу накатывающаяся паническая атака. Ей было плевать абсолютно на всё, кроме отчаянной попытки сдержать наплыв неконтролируемых эмоций. Ничего попросту уже не имело значение. Эмоции захлёстывали её с настолько стремительной силой, что столь привычный защитный механизм в виде гнева уже не справлялся. Он был на грани полного отказа в работоспособности. Держался. До последнего вкачивал в кровь адреналин, не позволяющий буре эмоций разразиться смертельным цунами. И Мирей это чувствовала. Ощущала, как у неё начинал заканчиваться запас причин злиться. Хотя, ей всегда казалось, что он был бесконечным. Ей всегда хватало одной мысли о Бакуго, чтобы подавить любую эмоцию, а сейчас… Самой то не больно? Сейчас это уже было гораздо труднее. Потому что он был рядом. Опять. Потому что снова она видела этот раздражающий взгляд алых глаз воочию, а не мелькающие кадры в новостях. Потому что то, как он смотрел на неё, вызывало уже не те эмоции гнева, а что-то другое. Не любовь. Точно не её. Ностальгию? Возможно. Но в таком случае, это должно было порождать замкнутый круг из череды негативных эмоций, когда на самом деле, все было диаметрально противоположно. Его взгляд успокаивал. Он приносил волну блаженной тишины в собственной голове, что было совершенно не нужно. Тишина давала возможность взглянуть на всё под другим углом. Она вынуждала вспоминать прошлое. Жалеть себя. Плакать навзрыд в подушку. Ровно то, что ей было совершенно не нужно. Ей нужен был гнев. Прозрачный. Кристаллический. Чистый. Подобно стопке обжигающего рома. Она должна была злиться. Должна была ненавидеть. Злость была её союзником. Гнев был её сестрой. Ярость была единственным, чему Мирей могла доверять. Она анализировала, думала, внимательно выискивали те моменты своего прошлого, которые вызывали больше всего негативных эмоций, и использовала это, чтобы существовать… нет, чтобы жить. Успокоение же несло за собой милосердие, сострадание, желание посмотреть назад и пытаться искупить свои грехи. Ровно то, чего Мирей хотела в последнюю очередь. Ей нужно было не успокоение, а гнев. Пусть все вокруг пылает синим пламенем. Пусть исчезает частицей за частицей. Но она не покажет ни толики жалости. Не заплачет. Не испугается. Не пойдет на поводу у своих эмоций. «Сначала выпить, потом говорить. Только в такой последовательности» Спасало лишь то, что Мирей каким-то дальним отголоском сознания помнила про стоящий в кабинете Тадэо графин с бурбоном на случай непредвиденных обстоятельств. И только эта мысль побудила её продолжить движение. Ведь кухня находилась намного дальше. Ещё поворот этого бесконечного коридора, и перед фиалковыми глазами предстала дверь. Без стука. Без лишних слов. Девушка ворвалась в кабинет и тут же направилась к основной цели своего визита. Янтарная жидкость оказалась в бокале настолько быстро, что под давлением бушующих эмоций Мирей даже не успела это заметить. Но это и не было важно. Она сделала большой глоток, ровно такой, чтобы не подавиться и прикрыла глаза. Это должно было сработать. Должно было подействовать. Но вместо знакомой горечи, обжигающей горло, она ощутила сладость. Приторный вкус яблок на языке и запах дешёвого пакетного… сока? — Сука! Звук разбившегося бокала слух уловил быстрее, чем мозг успел среагировать на произошедшее. В глазах помутнело, от чего становилось лишь сложнее думать. Но то было далеко не из-за содержимого сока. Нет. Хоть в этом Мирей была уверена на все сто процентов. И даже укол предательства от собственного брата, что подменил алкоголь на простой детский напиток, не стала тем последним решающим ударом. Всё было куда проще: время её самоконтроля разбилось о спонтанную эмоцию удивления от отсутствовавшего бурбона. — Ненавижу! Она начала задыхаться. Подобно чёрной дыре, что жадно заглатывала в себя каждую частицу света, не оставляя после себя ничего кроме пустоты, мир нещадно поглощал каждую крупицу сознания, пытаясь выжать из неё максимум прежде, чем от неё ничего не останется. — ЕБАНЫЙ БЛЯТЬ МУДАК! НЕНАВИЖУ! И всё, на что она была сейчас способна, так это кричать, в жалких попытках вызвать хоть толику остывающего на дне гнева. — По крайней мере, ты вернулась живой. Даже сквозь серую пелену Мирей видела недвижимый силуэт, слышала голос брата, но шея чувствовала хватку четырех пальцев. Сухую. Жесткую. Впивающуюся обкусанными когтями в светлую кожу. Так отчётливо, словно это не прекратилось, а только началось. Словно она вновь оказалась там, когда в нос ударил тот смрад. Тадэо лишь смотрел, пока она чувствовала, как умирает. Как обычно. Чувствовала, как понемногу начинала исчезать в том дерьме, что зовутся эмоциями. Ощущала, как гнев изнутри начинал заменять нейроны в попытках захватить тело и действовать самостоятельно. Но сопротивляться Мирей уже не могла. Это были слишком. Всё это было слишком. Её чувства. Её эмоции. Никому не было до них дела. Всем вокруг только и нужно было, чтобы она давала информацию. Только и всего. — Живой? ЖИВОЙ?! ОН БЛЯТЬ ПЯТЬ МИНУТ СЖИМАЛ МОЮ ШЕЮ! ПЯТЬ ГРЁБАННЫХ МИНУТ. Бездушный робот, который функционировал ровно до того момента, пока не сломается. А после… после полного отказа идет замена. И это было самое печальное. Как бы сильно она не набивала себе цену последние пять лет. Сколько бы ни старалась, её смогут слишком быстро заменить. Ведь все в этом мире можно было заменить. Даже её. Даже хвалёного двойного агента с информацией, способной разрушить множество жизней. — Мне нужны эти данные. Просто потому что она была выгодна лишь до того, пока была полезна. И Мирей прекрасно это знала. К величайшему её сожалению. — Мы это уже обсуждали. Она судорожно глотала воздух, пытаясь прийти в себя. Таблетки должны были подействовать крайне быстро, но этого было мало. Ей нужен был алкоголь. Нужно было то, что помогало всегда. Нужно было создать вакуум, который останавливал хаос, а не пытался его заглушить звуконепроницаемым полотном. — Я сказала. Мне. Нужны. Эти. Данные. Любой ценой. И я их достану. Взгляд по-прежнему было крайне сложно сфокусировать, как и собрать воедино по кусочкам разлетевшийся рассудок, но на ядовитую ухмылку у неё по-прежнему оставались силы. — Неееет… Ты мне их достанешь, дорогой братец. Она ощутила, как тело сделало первый шаг в сторону Тадэо. — Срать я хотела, как, но они окажутся у меня. Второй шаг. — Будешь ли ты вновь лизать жопу своему правительству или так получишь. Они должны быть у меня, иначе ты сам знаешь, что я сделаю. Ноги произвольно продолжали двигаться вперёд, пока Мирей не остановилась в полуметре от старшего брата. Она не прикасалась к нему. Лишь одним движением плавно пододвинулась к нему, слегка приподнявшись на каблуках. — И умирать они будут крайне медленно. Голова нервно дёрнулась на бок, а последние произносимые слова уже звучали ядовитым шёпотом, словно проникали в разум и накрепко закреплялись внутри. — Это я тебе гарантирую. Мирей не знала, насколько далеко ещё могла зайти. Она уже чувствовала, прекрасно ощущала, что почти достигла своего пика. Ещё в тот момент, когда её похитила Лига Злодеев, она понимала, что оказалась на пороге смерти, и дальнейшая судьба бедной шестнадцатилетней девочки уже находилась в её собственных руках. Не в руках этого мира. Нет. Он уже давно отпустил её, направив тлеющую душу прямиком к смертному одру. А в её собственных руках. Только в её. Я не позволю этому миру уничтожить себя, а если он и попытается, то сама… я сама уничтожу его. Так она решила. Именно такую клятву дала сама себе в тот день, когда её руки впервые оказались в крови. Впрочем, Тадэо едва ли знал об этом. Он вполне мог догадываться, но не знать. Но когда она услышала с его стороны обречённый вздох, на мгновение показало, что он видел её насквозь. — Через пять часов они будут у тебя. Усмешка появилась на матовых губах в ту же секунду, как чуткий слух услышал ответ. Мирей резко отстранилась и развернулась. Её искренне не волновало, что кто-то может видеть насквозь. — Три. Максимум. Мне самой ещё их надо изучить. А потом всё вокруг резко затихло. — Он-то что тут забыл? Бешеный взгляд фиалковых глаз коснулся сидящего на кресле Кацуки, которого Мирей в упор не замечала всё то время, что пребывала в кабинете Тадэо. Ежесекундно в голове возник соответствующий вопрос: как именно она могла упустить из поля зрения этого человека. Вот только ответ на него так и не был получен. Она не знала, было ли всему виной широким спинки кресел, которые вполне могли скрыть за собой широкую фигуру. Или же всему виной была сосредоточенность на страхе, что требовал яростью выплеснуть всё на брата. В этот момент она не хотела знать. Она ничего блять не хотела. Не хотела осознавать, что у этого разговора был свидетель. Не хотела знать, что не могла избавиться от этого свидетеля. И что ещё хуже… Боже, это было настолько безумно очевидно, что не будь она поглощена паникой собственного сознания от нервного срыва, то с легкостью смогла бы рассмеяться. В его алых глазах было столько понимания, что одного взгляда хватило, чтобы прийти к заключению, что Бакуго Кацуки — тот самый конченный уебок, которого она до дрожи поджилок ненавидела — всё внезапно понял. И это был тот самый правильный вывод. — Зачем ты все это делаешь? — Что именно? — Делаешь вид, будто между нами ничего не было, при этом каждый раз намекаешь на это. Потому что после их того пьяного разговора они впервые встретились только сейчас. Потому что там она пообещала разрушить его жизнь, а потом предстала в образе испуганной истерички, которая была готова пойти на самую крайность, лишь бы получить своё. Потому что… Пальцы плавно разжались одновременно с выпрямляющимися плечами и бесшумным выдохом, когда внутри всё резко успокоилось. Он и его блядско-понимающие взгляды были последним, что ей так сильно хотелось сейчас видеть перед собой. Не после того, как она высказала ему по пьяни, что действительно думала. И явно не после того, что ей с таким трудом удалось слепить из останков самой себя. — Нахуй. Она больше не хотела ничего говорить. Лишь молча направилась к выходу настолько быстро, насколько позволял шаг.***
[Nothing But Thieves — Excuse Me] Честно говоря, за прошедший месяц он уже успел возненавидеть эти вычурные серые стены. Красивые. Переливающиеся. Блёклые, но настолько дорогие, что надо быть тупым, чтобы не предположить хотя бы минимальную цену. И именно это вызывало то самое отвращение, которое проявляло себя каждый раз, когда приходилось встречаться с Рейши Тадэо. Поначалу оно тихонько поднывало в каком-то дальнем уголочке сознания, но каждый раз по прошествии нескольких минут начинало смелеть и выбираться из укрытия, становясь всё громче и громче, пока не добиралось до сокровенного ядра, где цепями самоконтроля сковывался его взрывной характер. Раздражение скользко прошлось по позвоночнику прежде, чем острым осколком ударило в мозг. Пальцы ощутили сухой холод металла дверной ручки, когда открывали тяжёлую деревянную дверь. Внутри всё кардинально отличалось. Кабинет был соткан из громоздких предметов декора, которые сильно резонировали с мягкими креслами и минималистичным рабочим столом, за которым гордо восседал Тадэо, разгребая какие-то очередные важные бумаги. Наверное, в этом крылась некоторая дизайнерская задумка, которую Кацуки никак не мог понять. Да и желания не было. Последнее, что хотелось, так это лезть в голову незнакомым людям, чтобы понять сокрытую тайну бессмысленного современного искусства. — Никогда бы не подумал, что однажды ты решишь сам поговорить, — без приглашения Бакуго упал на свободное кресло напротив рабочего стола Тадэо, вальяжно развалившись на мягкой подушке. — Последние годы ты только и делал, что убегал от ответов. Решил, наконец, сказать, что твоя сестра жива? — Про субординацию не забывай. Ему совсем не нравилась эта гнетущая обстановка, явно создаваемая хозяином кабинета. Да и Рейши старший выглядел так, будто был готов сорваться в любую секунду. — Так зачем позвал? Он не знал, в чём была проблема, но хотел как можно быстрее закончить с этим и уйти. Просто потому что разговоры с ублюдками портили его и так хреновое настроение. В ответ же, словно на зло, Тадэо ничего не сказал. Мешкал. Сомневался. Надо было быть совсем тупым, чтобы это не заменить. Вызвал, но так и не решил, стоило ли говорить. — Если ты думаешь, что у меня много свободного времени, то вынужден огорчить. Я здесь не для того, чтобы молча любоваться твоим очередным кабинетом. Раздражение новой волной начинало сдавливать ядро, пока цепи самоконтроля истошно натягивались в попытках сдержать недовольство. Бакуго никогда не любил упрашивать и уговаривать. Исключения, конечно, были, но Тадэо не входил в их число. — Ты пришёл на три минуты раньше назначенного времени, так что, будь добр, заткнись, перестань кряхтеть как старая бабка и дай мне закончить с работой. В противном случае, деньги вы не увидите до понедельника. Кацуки нахмурился, ниже съехав на кресле, чтобы удобно разместить руки в карманах чёрных спортивных штанов. Ему искренне было плевать, придут эти деньги или нет. Если выбор стоял между молчаливыми посиделками с одним из самых раздражающих людей и отсутствием денег до следующей недели, то Бакуго был готов потерпеть. Вот только всё же замолчал, прекрасно понимая, что в ударной группе существовали и те, кому их зарплата нужна была сегодня. Две минуты молчания показались вечностью, но пришлось пойти на компромисс. Как бы тошно от этого не было. В конце концов, Тадэо, закончив изучать документ, подписал его и откинулся на кресле назад, наконец, взглянув на Кацуки. Как всегда холод и враждебность. Ненависть и ещё какое-то дерьмо, в котором не хотелось копаться. — Так вот, я хотел попросить тебя присмотреть за Мирей. Ха. Ухмылка появилась слишком быстро. Нет. Серьёзно? Ему не послышалось? Вот так сходу и даже без прелюдий? Тадэо только что попросил присмотреть за неконтролируемой бывшей, которая только и ждала возможности, чтобы прикончить его? Невероятный уровень пиздеца. — Так меня взяли в ударную группу, чтобы быть нянькой «поехавшей псины» — так ведь её называют в местных кругах? — У тебя есть рычаги давления на неё. Я же потерял контроль в тот момент, когда она раскрыла личность. Совету никогда не нравились её методы, и спасало только то, что она исправно выполняла работу и подчинялась моим приказам. Если они заметят, что она стала своевольничать, уберут её и даже не задумаются о последствиях. Он даже не знал, что следовало сказать в ответ. Хотелось попросту послать нахер Тадэо и всю эту ситуацию. — Слушай, я бы не просил, если бы две недели назад в клубе обошлось без жертв. Она стала сдержаннее. Уравновешеннее с того момента, как ты снова появился в её жизни, как бы банально это ни звучало. Скрывать не буду, меня это очень сильно бесит, но сохранение её жизни для меня всё же важнее. Бакуго опустил голову, но продолжал смотреть на Тадэо. Ему это не нравилось. Отнюдь. Он не был против снова увидеться с Мирей, да и желание поговорить никуда не исчезло, но эта просьба… Бакуго никак не мог выгнать из головы мысль, что его словно снова просят начать встречаться с ней. Снова стать парой. Даже толком не спросив, хочется ли обоим этого. Нет, конечно, Бакуго хотел! Он хотел вернуть Мирей, но так и не смог толком ответить сам себе на вопрос: зачем? Он не был уверен, что та любовь давно прошла, а оставшиеся чувства были лишь кусочком жалкой ностальгии. Иллюзией. Он не знал, почему так тянулся к этой девушке. Сейчас, когда сидел и анализировал или пять лет назад. Каждый раз этот вопрос оставался без ответа, потому что вариант «мне попросту с ней комфортно» его не устраивал. Казалось, этого было недостаточно. «Как будто бы возобновления наших отношений сможет стереть пять лет ада» А ведь они как раз начались с негласного расставания. Пять лет страданий, извращённых мучительных. Для каждого из них. Бакуго хмыкнул. — И что ты предлагаешь? Ходить за ней хвостиком? Повесить на неё ошейник и не отпускать поводок? — В лучшем случае это окажется у тебя в заднице через пару секунд. Он и без подсказок знал, где и что будет. Мирей не была уже той прекрасной девушкой, которой для успокоения хватало объятий и поцелуя в лоб. С другой стороны, Кацуки не мог выкинуть из головы ее спящий образ. Он так никому и не сказал, но в ту ночь, две недели назад, позволил себе ненадолго задержаться, наблюдая за спящей Мирей, прежде, чем бесшумно уйти. Она стала старше, но все также морщила лоб, пока не переходила во вторую фазу сна. Поджимала губы перед глубоким вздохом прежде, чем перевернуться на другой бок. Всё также обнимала подушку, когда его не было рядом. Если та Мирей действительно осталась, то маска бешеной псины была явно сделана на заказ, потому что другого объяснения её поведения так и не нашлось. Чтобы так идеально вписывать в образ конченой стервы, обычной поверхностной личины было недостаточно. Но если в душе она осталась прежней. Если этот вариант имел место быть, то риск стоил потраченных усилий. — Есть несколько условий. — Выкладывай. Кацуки съехал ещё ниже на удобном кресле, закинув ногу на колено. — Во-первых, постарайся максимально оградить её на время от работы: Рей закапывается в ней и отказывается думать о своих чувствах. Полагаю, от этого мы и наблюдаем весь этот пиздецовый хаос. — Справедливо. — Во-вторых, даже не вздумай говорить ей об этом открыто. Вопрос в глазах Тадэо вызывал исключительное раздражение. Особенно, когда всё было настолько очевидно. Впрочем, великодушие Бакуго Кацуки сегодня, по всей видимости, не имело границ. — В лучшем случае я умру долгой и мучительной смертью, наблюдая, как она сжимает моё сердце и материться, что с моим появлением все снова пошло наперекосяк: она уже как-то упоминала, что я всё порчу. — Ладно, дам ей какую-нибудь лёгкую работу, чтобы посчитала это как небольшой заслуженный отпуск. Кацуки кивнул. Это был приемлемый вариант, который вполне удовлетворял оба озвученных условия. — В-третьих… — Ты слишком много о себе возомнил, раз считаешь, что бесконечно можешь выдвигать мне условия, Бакуго. Взгляд алых глаз стал намного твёрже, словно немой ответ на грубые слова Тадэо. Хотя, учитывая давность их знакомства, грубостью это едва ли можно было назвать. — Тебе напомнить, что мы говорим о твоей сестре, «поехавшей псине» и главном информаторе в одном лице? На лице Рейши отобразилось нескрываемое недовольство. Всё ведь было настолько очевидно: условия и их количество уравновешивали весы, на другой чаше которых находилась поставленная задача. А для достижения наилучшего результата самому Кацуки нужны были наилучшие условия, которые только можно было получить при нынешних обстоятельствах. — Что за условие? Пришлось приложить немалые усилия, чтобы подавить победную усмешку. — Ты не вмешиваешься в мои методы. Не пытаешься что-то ей дополнительно вбить в голову. Не маячишь перед её носом. «Лучше и вовсе блять исчезни» Тадэо поднялся с кресла и сделал несколько шагов в сторону. Медленно. Рассудительно. Он действительно обдумывал это. В то время, как для Кацуки всё было в разы проще: без этого он бы не согласился. Мирей всегда воспринимала своего старшего брата в качестве главного злодея всей её жизни. Тот факт, что теперь они работали вместе, совершенно ничего не менял, одного взгляд её прекрасных турмалиновых глаз было достаточно, чтобы понять эту простую истину. — Хорошо. В конце концов, Тадэо развернулся к Кацуки и утвердительно кивнул, словно подтверждая слова хоть каким-то действием. И этого было достаточно. Ведь теперь, когда ему ментально махнули флагом, он мог со спокойной душой начать действовать, дабы достучаться до Мирей. Конечно, Бакуго и без благословения старшего брата занялся бы этим, вот только теперь он словно ощутил, как верёвки на его руках ослабли. — И ещё, удивлён, что ты не поинтересовался до этого, но ты даже не спросишь, почему Мирей так ненавидит тебя? — У ме… Но он так и не смог договорить, когда входная дверь резко открылась, едва не слетев с петель. Только по звуку обрушающихся на пол каблуков он смог понять, кем был незваный гость. Потому что во всём здании был лишь один человек, который мог с такой наглостью зайти в кабинет Тадэо. Лишь один человек мог с ходу начать кричать и выплёскивать эмоции. Хотя, даже для неё это было уже слишком. Кацуки прикрыл глаза, мысленно представляя картину разбивающегося о стену бокала. На секунду ему даже стало интереснее, насколько же сильный финансовый ущерб Мирей нанесла своим столь незначительным действием. Дорогие деревянные панели, на которых остались пятна и порезы от стекла. Дорогой бокал для виски. Хотя, вряд ли кого-то из парочки родственников это сейчас волновало. Она стала сдержаннее. Только если в жалких фантазиях её старшего брата. Крики. Истерика. Угрозы. Кацуки лишь молча слушал, предпочитая не вмешиваться. Это было совсем лишнее. Он не хотел и не стал лезть под горячую руку, особенно когда Мирей в упор его не замечала. Но стоило их взглядам пересечься, как бурю голубых глаз в мгновение ока сместила ледяная стена. Сухая приветливая усмешка в ту же секунду появилась на его губах. Цинично. Хладнокровно. «Ты никогда не позволишь мне увидеть хотя бы одну свою эмоцию, не так ли, Рей?» — Нахуй. Кацуки одобрительно опустил голову, принимая эти слова как ответ на его немой вопрос. Он отпустил. Попросту отпустил эту ситуацию, прекрасно осознавая, на что по-настоящему была направлена её злость. Не на него. Он тут явно был лишним и, пока оставался здесь, она не собиралась продолжать. Кацуки поднял голову лишь после того, как хлопок входной двери огласил уход Мирей. И улыбка тут же исчезла с его губ. — У меня ещё одно условие: она больше не будет встречаться с Лигой Злодеев. — Я посмотрю, что с этим можно сделать. Алые глаза внимательно впились в выражение лица Тадэо. Усталое. Напряженное. Безысходное. Похоже, не только самому Бакуго не нравилось то, в каком состоянии вернулась Мирей. Но от этого не становилось проще. — И куда она?.. — На кухню, скорее всего. Вискарь на самой верхней полке слева, если что. Я его перепрятал, так что ей потребуется какое-то время на его поиски. Кацуки лишь молча утвердительно кивнул, неохотно поднявшись с удобного кресла. Теперь, когда все условия были обговорены, он с полной свободой мог начать действовать. Конечно, сказать, что задача предстояла ему наипростейшая, было равносильно солгать самому себе. А этого Кацуки терпеть не мог. Он не мог находиться постоянно рядом с Мирей просто так. Не имел никакого права. Да и лишний раз злить её не то, чтобы хотелось, просто это могло быть чревато. И именно в этом заключалась вся сложность задачи: чтобы присматривать за ней и не позволять косить людей направо и налево, надо было поговорить. Всего лишь один несчастный разговор. Расставить все точи над «i» и далее действовать по обстоятельствам. Как бы сильно не тошнило от этого осознания. — И да, отвечая на твой последний вопрос: у меня есть предположения, почему она ненавидит меня, так что сам разберусь. У него не было свободного времени на Тадэо, но на Мирей он всегда находил и минуты, и часы. Просто надо было немного урегулировать свой график, и времени прогулки до кухни было вполне предостаточно, потому что думать и рассуждать на тему того, что, каким тоном и как сказать, он хотел в последнюю очередь.***
[PVRIS — GOOD ENEMY] Музыка успокаивала, заставляя сознание отвлечься от… попросту от всего вокруг. За прошедший день она успела испытать столько потрясений, что едва ли хотела даже немного анализировать ту какофонию внутренних голосов, которые в одночасье ей удалось запереть в себе. Как же ей хотелось вернуться в прошлое. Как же сильно хотелось просто оказаться наивной школьницей, что могла решить большую часть своих проблем, упав в объятия Кацуки. Тогда всё было так легко и просто. Ей было всё равно. Был он, который мог защитить. И этого было достаточно. — I say, hey I'll hold the knife by the blade Сейчас же самое простое, что было, это смерть. Проще было умереть, чем пытаться разобраться во всех своих проблемах. Проще было исчезнуть, чем пытаться бороться. Эгоистично? Но разве мир обошёлся с ней не настолько же жестоко? Разве не этот блядский мир уничтожил её сущность и сотворил из неё лучшую версию злодейки? — 'Cause I know how to take the pain И иногда так хотелось. Оставить всё позади. Наплевать на каждого, кто ей был хоть немного дорог и попросту исчезнуть. Создать новую личность. Новую внешность. Новую историю. Сжечь себя. Стать пеплом. И возродиться. Ровно то, что она так хорошо умела. Пусть это никогда не было трудно. Но сейчас, когда она понимала, что, скорее всего, Тадэо ничего ей не выдаст. Что все её пять лет стараний вот-вот пойдут насмарку. Что даже по прошествии стольких лет он так и не увидел в ней свою единственную младшую сестру. Что придётся попросту уходить, иначе она труп. Она не чувствовала того разочарования, которое должна была чувствовать. Потому что этот ебанутый придурок определенно перепрятал алкоголь. — I love a good enemy Baby, it's me Maybe it's me Ей хотелось орать. Во весь голос. Нет даже хуже. Ей ужасно хотелось сорвать голос. Но песня. Она того не стоила. Единственное, что не стоило того пиздеца, который окружал её. Музыка, что из последних сил спасала её от падения в ещё более глубокую яму, была всем. Когда, казалось бы, ей думалось, что хуже уже не будет, а потом она вновь начинала падать. Снова и снова. Словно безумный танец, в котором она продолжала кружиться в попытках выжить. — I'll hold the knife by the blade I'll be fighting till the grave I love a good enemy Baby, it's me Baby, it's Очередной ящик оказался пустым. Который это вообще был по счёту? Пятый? Шестой? Столовые приборы находились на своем месте. Тарелки — тоже. Да даже несчастные соусы стояли там, где должны были! Но чёртовой заветной бутылки нигде не было. Она проверила все известные ей заначки сразу же, как не обнаружила виски на своём законном месте, но так и не нашла. И это уже начинало бесить. Предательство там, где она не ожидала. Просто потому что, да кому вообще понадобилась бутылка «для особых случаев»? — Да где же оно?! Дверца громко закрылась, когда девушка потянулась к новой ручке, чтобы проверить неизвестно какой по счету шкафчик. — Тадэо перепрятал на самую верхнюю полку, слева. Но так и не открыла его. Рука замерла на середине пути, а голова резко повернулась в сторону прозвучавшего голоса. Того, который она не хотела сегодня слышать. Никогда не хотела. Опять он. Снова. Почему. Постоянно. Он?! Почему он так спокойно стоял у входа, словно это всё в порядке вещей? Почему вообще за ней пошёл? Явно ведь не для того, чтобы подсказать, где выпивка. Впрочем, Мирей отказывалась думать об этом, пока не получит желаемого. Самую верхнюю дверцу открыть было легко, но вот достать оттуда бутылку, нарочно убранную в самый дальний угол? Тоже легко, потому что заветный алкоголь оказался в руках девушки ровно в тот момент, когда голубые глаза увидели его. Так легко и просто. — Мы можем поговорить? Пальцы отвинтили пробку, осторожно принюхиваясь к виски на случай, если и его Тадэо поменял. К счастью, нет. Отчего на душе стало спокойнее. Если бы при всём этом на мозг не давал раздражающий голос из-за закончившейся песни, всё было бы намного лучше. Но нет. Он так и продолжал говорить. — Ты не сможешь бегать от этого вечно. Мирей в полном молчании сделала один большой глоток прежде, чем налить напиток в стакан. Поговорить? Мы можем поговорить? Это было бы даже смешно, если бы не выглядело так грустно. Бакуго Кацуки переквалифицировался в психолога. Иронично. Смешно. И грустно. Потому что своим пациентов он решил сделать именно её. Сейчас. Когда она была готова убить любого, кого только встретит. А тут появился он. Он! Он, который испортил абсолютно всё! Он, который уничтожил её, что с таким трудом сумела восстать из пепла и собрать себя воедино после смерти родителей. Он, который показал ей, насколько же действительно прекрасна эта жизнь. И он, который забрал с собой все её положительные эмоции, наконец, сняв с неё розовые очки. И именно этот человек хотел поговорить с ней. Девушка неохотно повернулась, делая второй глоток. Алкоголь приятно обжигал горло, отчего на душе, наконец, становилось спокойнее. Словно мягкий бальзам, который обволакивал потрескавшуюся кожу и заживлял раны. — Хорошо, хочешь смыть свои грехи, валяй. Вперёд! Давай поговорим. Служба поддержки имени Рейши Мирей вас слушает. Нужно было немного перетерпеть. Всего лишь один раз. Хорошенько послать его или убить, если совсем достанет. Тадэо всё равно потом разберётся с последствиями. Так ведь всегда было. — Я серьёзно. Он должен был сделать шаг вперёд, но остался на месте. Совершенно неожиданно. Он всегда пытался сократить дистанцию, но сейчас вёл себя максимально осторожно. От этого становилось лишь веселее. — Я тоже. До безумия смешно. На самом деле, ей искренне хотелось узнать, о чем же пойдет речь. О его измене? О том, что он попросту конченый мудак? О том, что забыл свою — как он когда-то говорил — «первую и единственную любовь»? Ей искренне хотелось узнать. Ведь в запасе все равно было ещё три часа, а стратегические планы действий на случай, если её брат в очередной раз предпочтёт другую сторону, уже давно было составлены в голове. Потому… — Рей. — Ми-рей. Рей меня звали те отбросы, которых я когда-то считала друзьями и ещё один мудак, которому доверяла слишком многое. Для остальных я — М.И.Р.Е.Й. Бакуго уставился на неё многозначительным взглядом, в котором слишком отчётливо виднелось раздражение. «Ну давай, я буквально назвала тебя мудаком, глядя тебе в глаза, ты такого не стерпишь. Никогда» Но он стерпел. Снова. Снова проглотил и сделал вид, будто не заметил столь очевидного укола. На удивление? О нет. Она чуть не взорвалась и не расхохоталась одновременно. Но не из-за его сдержанности, а из-за своей самонадеянности и глупости, потому что решила, будто разговаривает с тем же Кацуки, которого когда-то любила. — И что же, по-твоему, эти люди сделали такого, что по итогу привело к подобному умозаключению? Бакуго убрал руки в карманы и облокотиться о дверь, словно преграждал путь, но это было невозможно. Они оба понимали, что если Мирей захотела бы уйти, она бы ушла. Нет. Сейчас девушку больше притягивал его максимально открытый образ. Спокойный. Невозмутимый. Но серьёзный. Ровно такой, который бесил больше всего и заставлял терпеть нечто в груди, что тихо скреблось и молило вывести это тошнотворное равнодушие из себя и заставить сорваться. Сейчас она хотела этого больше всего на свете: показать самой себе, каким Бакуго Кацуки является на самом деле. Показать прошлой себе, в кого действительно она была когда-то влюблена. — Мне по пунктам перечислить? — Если тебе так удобнее. Тонкая линия улыбка появилась на матовых губах сразу после третьего глотка. Голубые глаза неспешно обвели взглядом комнату, пока не приметили один стол, который крайне удобно был расположен для того, чтобы на него сесть. Что Мирей и сделала, скрестив ноги и поставив бокал на обнаженные щиколотки. — Скучно. Если ты захотел покопаться в моей голове или подработать психологом, то спешу огорчить. Во-первых, поверь, оно того не стоит. Во-вторых, я не буду и не стану платить мозгоправам за свое лечение. И, в-третьих, мне не нужно спасение, о доблестный герой, готовый прийти на помощь всем нуждающимся. — Сказала та, кто отчаянно просил позаботиться о своем пьяном теле две недели назад. — И ты это сделал, — медленно, но её это начинало раздражать. — Хочешь благодарности? Хорошо, спасибо тебе огромное. Хочешь денег за помощь? Скажи сколько, выпишу тебе чек. Что-нибудь ещё? — Может, хватит уже? Ты прекрасно знаешь, что мне ничего из этого не нужно. Холодный турмалин в диком недовольстве впились в алые глаза, пытаясь понять, к чему вообще шёл диалог. Это раздражало. Бесило. Заставляло каждый раз недовольно стискивать зубы и мысленно запрещать себе отводить взгляд. Она должна была выстоять. Должна была выйти победителем. Она больше не имела права проиграть. Тем более Бакуго Кацуки. — Да. Знаю. Но также я знаю, чего ты хочешь, и, увы, этого ты не найдешь здесь. Можешь сходить на могилку Рейши Мирей и поплакаться. Адрес дать? И именно поэтому она решила перейти в контрнаступление. — Откуда ты? Удивление. Вот оно. Именно то, чего она так добивалась. Первая нестандартная эмоцию, которая проскочила через сосредоточенное равнодушие на его лице. — Моя работа — знать. И поверь, об этом я знаю абсолютно всё. — Уверена? Улыбка на её губах даже не дрогнула, буквально требуя сказать ей то, чего она не ожидала услышать. Потому что Мирей могла предположить абсолютно всё, что касалось той ситуации. Она прекрасно помнила, как долгое время выискивала любую информацию в попытках понять, почему все с такой лёгкостью её забыли. Почему так быстро отпустили. Почему ей было так больно от этого осознания, но им — всё равно? Потребовалось много времени, чтобы понять это. Целый год долгих поисков, наблюдений и выискиваний ответов, чтобы осознать одну простую истину: одноклассники не считали её другом, любимый человек не воспринимал её как нечто драгоценное. Никто из них не дорожил ей по-настоящему — Рейши Мирей была удобной, пока была жива. — Тогда да, давай адрес. Потому что я не знаю его. Сколько бы я не выпытывал у твоего брата. Сколько бы не выискивал информацию. «Родственники имеют полное право сохранить это в тайне от остальных, нам очень жаль» — это все, что я слышал. Никто, блять, не знал, где похоронили твоё… ты поняла. Улыбка плавно исчезала с матовых губ, пока она молчаливо продолжала слушать ответ, который сама и хотела получить. И даже тон его голоса, гнев в глазах — всё то, что Мирей так рьяно хотела получить, обратилось против неё. Теперь, она едва ли могла утверждать, что Кацуки лгал. Конечно, позже она пообещала самой себе проверить информацию, но почему-то на душе становилось слишком паршиво. Ещё один глоток, заткнувшись нарастающую панику. — Что же, спасибо. Ты дал мне ещё один повод убить Тадэо, когда разберёмся со всем этим дерьмом. — Он всё же твой брат. — Трупом больше, трупом меньше, — она невинно пожала плечами. — Я уже вся в крови. Нащупав в кармане кардигана пачку сигарет и зажигалку, Мирей по привычке ловко выудила их и закурила. Едкий дым начал заполнять пространство кухни, но девушка не обратила на этого никакого внимания. Из заднего кармана шорт она в полном молчании выудила телефон, начав быстро что-то печать свободной рукой. — Это из-за него ты стала такой? Кацуки, наконец, оторвался от дверного косяка, двинувшись в сторону самого близкого стула, пока Мирей что-то яростно печатала, зажав сигарету в зубах. — А что? Не нравится? Он так и не успел дойти до удобного стула, когда Мирей громко ударила кулаком по столу, заранее успев переместить телефон. — Сука… точно прикончу тебя, гребаный ты мудила. Она направила средний палец на камеру видеонаблюдения в углу, продержав его ровно три секунду прежде, чем вновь переключить внимание на Кацуки. — Ты ведь от меня не отстанешь, так? Бакуго коротко кивнул, и почему-то в ту же секунду в голову ударило раздражение. Не от немого ответа её собеседника, а от всей складывающейся ситуации. Отчасти, если, конечно, все её догадки и предположения были верны, ей казалось, что всё складывалось в крайне несуразный пиздец, уровень которого Мирей пока что не могла оценить. Это, в свою очередь, начинало бесить ещё сильнее. Залпом допив виски и затушив сигарету, девушка резко спрыгнула со стола, быстро направившись в сторону Кацуки. — Давай руку, — она остановилась, протянув ему раскрытую ладонь. — Эти уебки отказываются отрубать камеры, а разговор скатывается в настолько грустное дерьмо, что, как мне кажется, у нас безопасники уснут от просмотра этой мелодрамы. Она даже толком не понимала, почему разговаривала с ним. Звук его голоса успокаивал. Утягивал. Заставил хотеть слушать его больше. И это было то, чего Мирей искренне не хотелось. Или всё же хотелось? Голова начинала болеть только от одной попытки разобраться в своих истинных желаниях. Тошно становилось только от одной мысли об этом, но прекратить она не могла по той же неизвестной ей причине. И когда в её раскрытую ладонь легка тёплая рука Кацуки, стало ещё противоречивее хуже, но было уже слишком поздно идти на попятную. Особенно в тот момент, когда оба исчезли из кухни так, словно их никогда и не было здесь вовсе.