Случайные сказки

　　Тарелки приземлились в воскресенье. 　　Ну и как «приземлились»… одно только слово. Кое-какие — брякнулись о землю, как подкинутые монетки, орлом, решкой, а порой даже ребром. Другие пропахали за собой целую посадочную полосу, которая больше никому не понадобится. Из-за третьих вскипали реки и испарялись озёра. Четвёртых даже не успели обнаружить: спутники и радары молчали, власти не знали, в какую сторону воевать. 　　Из телевизоров и радио доносилось чёткое — сообщать о месте падения. Ждать официальных представителей. И ни в коем случае не приближаться. 　　Как будто это могло кого-то остановить. 　　В понедельник мы с Кузей отправились на поиски сокровищ. Кузя вдохновенно вещал о своих заморских кузенах, прятавших золото на конце радуги, а я думала, что это ужасно глупо — помечать свой клад так, чтоб любой мог его отыскать. Картам стоило бы почаще врать, а крестикам на них — тем более. 　　Мы прошли мимо одной из упавших тарелок: соседские дети облепили её, как пчёлы — соты. Может, уже назвали собственным ульем и теперь их оттуда не сгонишь даже обещанием ужина. Или шоколадки, которую принёс дядя Сёма. Я и сама совсем недавно была такой же: лазала по деревьям, делая вид, что я — отважный искатель приключений. Воображала, будто всё вокруг — ещё никем не открытые страны, которые только и ждут моего решительного сапога. 　　На секунду мне показалось, что детишки сидят вовсе не на тарелке — мне почудилось нечто громадное, дышащее и страшное, чего моё подсознание никогда не забудет, а я — отмахнусь через мгновение. А потом Кузя наклонил свою длиннущую шею и шепнул: 　　— Скорей давай, у меня ж дела ещё. 　　Эта тарелка нас не интересовала. Мы шли за большой, которая упала по ту сторону реки. Может, не мы одни её видели. Кузя подгонял, цокая острым языком по тонким клыкам, и я старалась лишний раз на него не смотреть. Домовые у всех разные, но мне достался, конечно, особенно дефектный. «Кузей» он назвался сам. Наверняка знал про того самого, трогательного и симпатичного, которого гоняли иногда по утрам по телевизору. Сам он был полной противоположностью того Кузи. Не то чтобы это что-то меняло. 　　Прибавили ходу. С реки потянулся туман: клочья сахарной ваты на месте поспешно угнавшего вдаль карнавала. 　　— Смотри-ка, ещё дымится. 　　Кузя был прав: летающая тарелка лежала меж деревьев и дышала дымом, смешивающимся с туманом. Я моргнула. Показалось, что там, в тумане, поднялась во весь рост мощная фигура — со взором соколиным, видящая меня насквозь. 　　— Видишь её? — прошипела я, и Кузя припал к земле, словно тень, боящаяся солнца. 　　— Тарелку-то? Больно мелкая, думал, больше будет. 　　Я не стала уточнять. Может, зрение у домовых действительно совсем не такое, как у людей: глядя в телевизор, тот жаловался на эмоциональное давление, а в зеркало — на головные боли. Интересно, какой он видел тарелку? А тех детей? 　　А меня саму? 　　Кузя остановился у кромки воды и неуклюже потоптался на месте. 　　Я вспомнила про злобных духов из-за границы, которые не могут перейти проточную воду, и брякнулась на песок. 　　— Значит, мне одной придётся? — спросила я и, не дождавшись ответа, завернула джинсы и влетела в прохладную воду. 　　Кузя низко зарычал. 　　— Ты ж её сюда не сможешь притащить… Может, подкинешь? 　　Я оглянулась и переложила кроссовки в левую руку — они болтались на моих пальцах, грозясь упасть в воду и умчаться вниз по течению, как башмачки Герды в сказке про мальчишку, которого совсем не стоило спасать. 　　Сложно было понять, сколько Кузя весил. Да и весил ли хоть что-то. Но рисковать не хотелось. 　　— Одна нога тут, другая там. Я быстро. 　　Кузя протестующе распахнул полную неровного частокола зубов пасть, но спорить не стал. 　　С той стороны реки он казался далёким воспоминанием. Тени деревьев были куда реальнее, чем его тощая фигура, неловко застывшая на песке. 　　Летающая тарелка даже вблизи походила на голограмму. На чью-то дорогостоящую шутку. Эта была совсем непохожа на ту, что облепили соседские дети: у этой был корпус, как у старые самолётов, и деревья росли сквозь неё, словно так и должно быть. Она словно лежала здесь с незапамятных времён и была ровесницей этого леса. Или даже Кузи. 　　Вдруг, пока я переходила реку, вокруг меня пронеслось сотни лет, и деревья выросли, летающие тарелки превратились в прошлое, а люди исчезли, и только Кузя всё ещё стоял там, у воды, следуя за руслом, которое то менялось, то ширилось, то мелело?.. 　　Туман сделался таким густым, что я больше не видела не только противоположный берег, но и собственный вытянутой руки. Запахло жареным. Я приложилась ладонью об обшивку тарелки — на ощупь та была холодная, словно квас после бани. 　　Тарелка приоткрылась, как раковина устрицы, и я присела на корточки, а потом встала на колени, опёрлась руками о землю и заглянула внутрь. 　　Трудно описать то, что я увидела. Как уместить в одно мгновение долгую историю, которая передавалась из уст в уста, трансформировалась и за тысячи лет росла и изменялась вместе с цивилизацией? 　　Наши мифы пришли со звёзд. Закрались в единственное место, где могли выжить — в разум человека, жаждущего понять этот мир. Сделались проводниками, переводчиками… паразитами? Цеплялись за выдумку, сливались с ней так, что не понять, кто начал первым. Курица или яйцо? Человек ли выдумал бога, или он шепнул ему, что что-то где-то существует, а остальное тот додумал сам? 　　Я зажмурилась. Поняла, что забыла надеть кроссовки, и стопы колет еловыми иголками. Подумала, что Кузя, наверное, тоже хотел домой, пусть и забыл, где он, этот дом. А потом что-то вспомнил: мысль пронеслась, как радуга, как забытая звезда вместе со знакомыми силуэтами падающих кораблей. 　　Когда они взлетят, мы останемся наедине со своими мыслями. Из темноты за нами не будут следить голодные духи, боги не будут смеяться над попытками смертных найти смысл, и сказки превратятся в механическое повторение слогов — одного за другим. Наверное. 　　Я перешла реку, неся в одной руке кроссовки, а в другой — невесомую тень, похожую на домового, пересмотревшего мультиков и забывшего о своих обязанностях. Они не смогут улететь. Они снова останутся здесь, станут частью наших мыслей и будут жить через них. Через наше представление о мире. 　　— Ну что? — спросил Кузя, нервно перебирая когтями. 　　Я сдвинула брови и шевельнула рукой — в которой, конечно, уже не было никакой тени. 　　— Похоже, эти сокровища хорошо спрятаны. Пошли лучше поможем тем ребятам с их тарелкой. Кажется, с ней проблем будет куда больше, чем с нашей. 　　И мы пошли — Кузя, который так и не узнал, почему его так тянуло за реку, и я, ощущавшая, как новая настойчивая мысль разворачивается у меня в голове. Пока непонятная и чуждая, как сон, который никак не можешь вспомнить — но совсем скоро она приживётся, и тогда я расскажу её историю. 　　Может быть, Кузе она даже покажется знакомой.