***
Юэн сидит в пабе, на сей раз у него есть уважительная причина: Снейп обещал прийти. Сегодня вместо уже привычной агрессии охватывает сильная флегматичность, вызванная усталостью. А завтра полнолуние, от которого сводит все мышцы и ломает каждую — даже самую маленькую — косточку. Особенно ноют челюсти. Юэн ограничивается сливочным пивом, потому что спиртное перед обращением делает только хуже (башка болит втрое сильнее). Вот поговорит со Снейпом, поест, а завтра напьется зелий, запрется в своей комнате и будет всю ночь считать овец — главным образом для волчьего удовольствия. От Миллисенты никаких вестей, так что Юэн пытается смириться и убедить себя, что Бетельгейзе в Хогвартсе под наблюдением Дамблдора, а значит, все должно быть нормально. Это вообще не помогает, но что еще остается? — Какая неожиданная встреча. — М-м? Голос женский, на Снейпа ни разу не похож. Юэн отпивает пива и оборачивается, утирая рот дрожащей от тремора рукой. Рядом с ним за стойку садится та самая ведьма-продавщица из Лютного переулка. Она поправляет глубокое декольте своей блузы и заказывает себе грог. На плечах красуется меховая накидка — довольно дорогая, хотя с их ценами на зелья неудивительно. — Ну? Как вам зелье? Юэн поднимает непонимающий взгляд на ухмыляющееся лицо. Зелье как зелье. Попробовал его пока что всего раз (решил экономить, да и не слишком хотелось), и все вроде бы было как обычно. Про туманные слова колдуньи он благополучно не помнит. — Нормально. Сводит брови к переносице, глубоко задумавшись. Или все-таки что-то необычное было? Например, болезненный стон Бетельгейзе — ее иллюзия раньше всегда молчала, не издавая никаких звуков. И вот еще вопли Розье потом… — Я вспомнил, у них появились голоса. — Вы что, не читали инструкцию? Инструкцию? Какую такую инструкцию? — Ох, ну вы что. Там в коробке есть вкладыш, посмотрите сейчас же, — она довольно настойчива. Юэн приманивает с помощью «акцио» коробку из своей комнаты. Летит та долго, но вскоре оказывается на засаленной дубовой столешнице рядом с бокалом сливочного пива. В коробке действительно обнаруживается небольшой вкладыш из плотной белой бумаги, сложенный три раза. Разворачивает, принимаясь за чтение. Взглядом пробегается по словам, выведенным изящным, но еле-читаемым бисерным почерком. Приходится прищуриться, чтобы что-то разобрать. «…если объект Ваших видений жив и спит во время действия зелья, он напрямую участвует в происходящем». … — …вашу мать. Юэн накрывает лицо ладонями, упираясь локтями в стол. В голове крутится отборная брань. Каким же надо быть невнимательным и беспечным дебилом, чтобы не найти и не прочесть инструкцию, игнорируя подозрительные намеки продавщицы?! Просто мрак какой-то. Это же выходит… Мерлин. Если бы Юэн курил, он бы вышел покурить. Но он не курит, поэтому просто сидит, закусив нижнюю губу, и смотрит на полки с разномастным алкоголем. — Вы, кажется, немного раздосадованы? — Раздосадован? — отвечает отрешенно. — Это не то слово. — Но мне есть, чем вас обрадовать. Не переживайте, если вам не нужен наш особенный эффект, вы можете использовать наш фирменный концентрат, чтобы полностью избавиться от него. Юэн пятерней чешет затылок, понимая, что последует за этими словами. И как будто у него есть другой выбор, ага. Ему чудом удается не выйти из себя, наверное, только потому что голова сейчас куда больше занята ужасом от осознания, чем злостью. Да и сам виноват ведь. — Ну… давайте. — Одну минутку, — ведьма забирается рукой в вырез черной блузки себе промеж грудей, выуживая оттуда тонкий флакон с золотистым концентратом. — Этого как раз хватит на оба зелья. Всего сто галлеонов — и он ваш. Юэн шумно втягивает воздух носом. Господи, он потратил сто галлеонов на зелье, что уже было неподъемно дорого, а теперь еще, оказывается, для него нужен некий концентрат за такую же сумму. А если не брать, то… Нет-нет, это абсолютно недопустимо. Хрен с ним с Розье (Юэн даже где-то в душе мрачно радуется тому, что у нелюбимого студента в прошлый четверг была крайне неприятная ночка), но Бетельгейзе… не-не-не-не-не. Хотя… Нет! Пресвятые портки Мерлина, о чем он только думает? Направление видений от зелья Юэн, конечно, не особо мог менять: обычно они вытаскивали на поверхность какие-то сильные желания и полному контролю не поддавались. Даже это уже было неэтично, а в случае с таким эффектом, вовсе аморально! Он лезет в карман за мешочком с золотом — оставлять его в своем временном жилище рискованно, поэтому приходится всюду носить с собой — и чуть не плача готовится расстаться с денежками. Опять в Гринготтс идти, Боже, деньги тратятся еще быстрее, чем рассчитывалось. — Алтэйя. За спинами раздается голос, полный отвращения. Создается впечатление, что сейчас по барной стойке и всем бутылкам пройдется ледяная волна — прямо как от появления дементора. — Северус, какими судьбами? — Ведьма вольготнее устраивается на высоком стуле, обернувшись, и накручивает локон волос на палец. — Пытаешься облапошить очередного простофилю? Колдунья морщит лицо, а ее глаз слегка подергивается. — Мистер, — она машет флаконом с зельем перед носом Юэна и протягивает руку за деньгами. Но Юэн совсем не спешит расставаться с целой сотней золотых монет, с надеждой глядя на Снейпа, будто тот может чем-то помочь. — Сгинь отсюда, или я обращусь в отдел магического правопорядка, они быстро с тобой разберутся. — Чтоб тебя флоббер-черви живьем сожрали, — шипит женщина, соскакивает со стула и торопливо выбегает из бара, стуча каблучками да кутаясь в свою прекрасную меховую накидку. Бармен Том вдогонку кричит: «А заплатить?!» Мужчины еще пару мгновений смотрят на закрывшуюся дверь, и оба испытывают от произошедшей сцены смешанные чувства. — Напомни, что я делаю в этой грязной дыре? — Ты любезно согласился встретиться и пропустить по стаканчику, — Юэн показывает рукой на стойку и натягивает дружелюбную улыбку. — Признайся, ты ведь успел соскучиться. А потом спешит исправиться, увидев, как зельевар, сквасив лицо, делает полуоборот на пятках: — Стой-стой, пожалуйста, не трансгрессируй, я больше не буду! Садись, я угощу тебя, чем захочешь. Нахрен шутки, если Снейп сейчас уйдет, кто тогда исправит это чертово зелье? Да и он единственный, от кого можно узнать хоть что-то о реальной ситуации в школе. — Как тебя угораздило связаться с Алтэей Тиф? — Мне показалось, что у них нормальная лавка… Смотри, даже символика фирменная на упаковке! — Юэн стучит пальцем по крышке коробки, на которой красуется золотой вензель в виде букв А и Т. — Если все мракоборцы такие наивные, понятно, почему сдерживать Пожирателей смерти мог только Орден Феникса, — ехидничает Снейп. Юэн вздыхает. Ну, что толку оправдываться? И правда ведь… Идиот. Иначе не назвать. На работе — что мракоборцем, что травологом — он всегда был сосредоточен и бдителен. Однако, оказавшись без дела, впал в крайнюю степень инфантилизма. Мерлин, если Бетельгейзе видела тот сон… Погодите-ка. Юэн еще раз внимательно всматривается в инструкцию, щуря взгляд. «участвует в происходящем» Можно ли в таком случае считать, что она не была против, если не сопротивлялась? — И долго мы так будем сидеть? Хотя это ведь сон. Сны, конечно, бывают осознанными, но это ведь редкость. Но что если сны, которые снятся «участникам» из-за этого проклятого зелья, тоже частично осознанные, как у выпившего? Как понять-то? — Ты вообще здесь? — Снейп, не выдерживая, щелкает пальцами перед его глазами. — Ах, да, — Юэн с трудом переключается на него, отметая от себя все посторонние мысли. Надо собраться. — Ты поможешь мне? — С чего бы? — Только взгляни, что это зелье творит! Ты понимаешь? — К Юэну возвращается негодование, он тычет пальцем в хрустящую картонную инструкцию. — Пил? — Пил… — И инструкцию не читал? — Не читал… — Я, конечно, всегда сомневался в твоих когнитивных способностях, но тут ты превзошел все ожидания. — Так ты поможешь? — Просить о помощи у Снейпа себе дороже, но Юэн буквально в отчаянии, потому что он и так потратил уже целую кучу денег. — Ты можешь просто прекратить принимать это зелье. — Не могу. Знаешь, сколько я потратил на него? — Перепродай? — Чтобы кто-то так же страдал, а потом тратился на их «дополнительные концентраты»? Это же бесчеловечно, — Юэн пробует найти рычаги влияния, исходя из увиденного. Снейп закатывает глаза. — Давай сюда. Я помогу, но исключительно из желания насолить этой воровке. Раз уж я могу лишить ее выручки, я это сделаю. Ага, бинго. Может у зельеваров есть какой-то свой кодекс чести, которого придерживается и Снейп? — Я твой должник. — Ты, кажется, собирался угостить меня. — Сию секунду, — Юэн заказывает для зельевара огневиски Огдена, которые тот жалует особенно сильно, а себе просит еще бокал сливочного пива. — А как там мисс Бёрк? Пытается спросить это как можно более равнодушно и, поймав скептический взгляд, принимается изучать потолок Дырявого котла. Там, вон, крыша протекает, а там — таракан ползет… «Права Милс, это у меня самого, блин, крыша протекает». — Великолепно. Чуть не отправила свою сокурсницу на тот свет. Начинаю ею гордиться. Юэн отрывается от созерцания, удивленно смотря на Снейпа, тело потряхивает все сильнее. Удивление сменяется недоверием; однако Снейп, хоть и имеет склонность преувеличивать, обычно говорит правду. Вот только в такую правду поверить при всем желании не получается. — Ты уверен, что это была она? — Увереннее некуда. Если не веришь, можешь сам у нее спросить. Она как раз твой адрес узнать хотела. — И что ты? — От насмешливой снейповской ремарки становится волнительно. — Не дал, конечно, — Снейп смотрит на Юэна как на дурачка, принимаясь за огневиски. — Но все-таки я не могу поверить, — Юэн хмурится. — Бет… Бёрк не такой человек. Она из тех, кто мухи пальцем не обидит, в прямом смысле причем. Даже жуков жалеет. Усмехается, предаваясь воспоминаниям. За ту неделю каникул, когда они целыми днями работали то в теплицах, то на улице, он лишь еще больше убедился в ее какой-то особенной доброте. К примеру, Бетельгейзе переживала за слишком разросшийся муравейник, который они нашли в одной из теплиц, и полчаса убеждала не уничтожать его, рассказывая, какие муравьи хорошие и полезные (ага, особенно когда тлю разводят, сволочи). Всегда трепетно работала с растениями, жалела божьих коровок и кормила живущих в теплицах шмелей сладкой водой. Разве такой человек может причинить кому-то боль? — У любого терпение может лопнуть, если надавить слишком сильно. По школе сейчас стараниями Розье и Кэрроу ходят не самые приятные слухи о ней и Сивом. Юэн напрягается. Челюсти ломит так, будто пасть вот-вот обернется волчьей. — Как это произошло? — Устроили потасовку. В ход пошли темные искусства. В итоге Кэрроу в лазарете с сильнейшей потерей крови, а ее лицо похоже на вишневый пирог-плетенку. Даже звучит жутко, а воображение и вовсе рисует крайне малоприятную картину. — А мисс Бёрк? — В относительном порядке. Наказана как и все остальные. Будет месяц собирать рогатых слизней для зелий. Абсурд какой-то. Юэну слишком сложно принять это, но, по крайней мере, похоже она не пострадала. Физически (или Снейп просто не договаривает?). Относительно ее психического состояния он вовсе не уверен. Нет ничего удивительного или странного в том, что дочь Бёрка не только знакома с темными искусствами, но и умеет их применять, удивительно другое — что надо было сказать или сделать, чтобы она их применила? — Подожди… но ведь сейчас зима. Какие слизни? — Именно, — самодовольно замечает Снейп. — Каждый понедельник не менее ста штук. — Да ты чертов дьявол. — Я предлагал ей альтернативу — отказаться от занятий легилименцией. Она сама выбрала слизней. — Иногда я не понимаю, как Дамблдор допустил такого садиста преподавать детям. — Сказал оборотень, год работавший травологом. — Справедливо. Я, кстати, хочу вернуться в школу. — Не стоит. Мне там не нужен труп Розье. Юэн невесело фыркает. Один раз он уже и правда чуть не угробил этого говнюка. — Ну-ка, дай мне коробку. Снейп недоуменно толкает упаковку зелий, которую не успел убрать в карман мантии, ее хозяину. Юэн вытаскивает начатый флакон и с помощью магии переносит малую часть зелья — не больше глотка — в наколдованный пустой пузырек. Этого должно хватить на один раз. — И что это было? — Не спрашивай, — протягивает зелья обратно. — Кстати, ты не знаешь каких-нибудь хороших книжных магловских магазинов? — Я похож на человека, который общается с маглами?! — Но ты живешь в Паучьем Тупике! Они болтают о школе целый час, ужиная, пока ломка не становится абсолютно невыносимой. Сильно хочется спать, поэтому Юэн спешит к себе. Мерлин, пусть в ночь полнолуния будет только Розье.***
В среду Диана всучила Бетельгейзе свой лавандовый концентрат и отправила ее в ванную старост. Пароль был забавным и немного неприличным, Бетельгейзе даже задумалась, кто мог такое придумать: «трусишки профессора Флитвика». Точно не кто-то из преподавателей. Войдя внутрь, она оказывается возле бассейна внушительных размеров. Рядом трамплин для прыжков. Бетельгейзе впервые с начала триместра может где-то побыть в одиночестве, не боясь чужого вторжения. Задвижка на двери надежно запирает комнату, да и ночью никому не придет в голову сюда соваться. Светлое нарядное помещение сильно отличается от других комнат, залов и кабинетов Хогвартса. Молочно-белый мрамор кажется теплым, а плотные льняные шторы завешивают всю стену с окнами. Здесь и правда все выглядит очень уютным, а, спустившись в теплую воду, Бетельгейзе понимает — не только выглядит. Если планировкой этого зала занимался кто-то из основателей, то это определенно была Пенелопа Пуффендуй. А впрочем, похоже, другие тоже приложили руки. Бетельгейзе убирает намокшие волосы на одну сторону и рассматривает золотые краны, украшенные драгоценными каменьями. В некоторых так и проглядывают черты факультетов. Вот изумруды на теле извивающегося змеей крана. А вот сапфиры в золотых фигурных крыльях. Красный гранат вместо глаз у тощего льва, гелиодоры рассыпаны по маленькому барсучку рядом. Есть и другие символы и цвета. Из каждого крана выходит разноцветная пена и дополнительный концентрат сперва кажется Бетельгейзе излишним, но стоит добавить пару капель, как вода и пена преображаются, приобретая чудесный лиловый оттенок. Пряный аромат лаванды растекается по всему помещению. В теплой воде сразу хочется спать, Бетельгейзе прикрывает глаза, ложась. Бассейн довольно глубокий, а плавает она не очень хорошо, но держаться на плаву особого труда не составляет, вода сама подхватывает ее — бережно и нежно. Ванна действительно хорошо расслабляет, а это то, что целитель прописал, учитывая нервотрепку последних недель. На теле по-прежнему куча синяков, ссадин и царапин — Костерост вылечил только кости. Прошлым вечером Снейп позвал Бетельгейзе к себе, чтобы назначить наказание, и между ними состоялся очередной выматывающий диалог. Больше всего она боялась, что декан теперь откажет в дополнительных уроках. Они и так после его дня рождения ни разу не обсуждали это, профессор мог и вовсе сделать вид, что ничего не помнит. А уж после такого происшествия… — Профессор Снейп, вы ведь… Вы ведь не накажете меня отказом в обучении легилименции? — Бетельгейзе первым делом спросила о своем опасении. И почти сразу пожалела об этом. — Хм. Прекрасная мысль, я сам и не подумал. — Профессор!.. — Вы вчера чуть не убили человека. Изуродовали чужое лицо, на восстановление которого уйдет много времени. По-моему, это было бы достойным наказанием. Профессор Снейп издевался, но в то же время… да-да, опять был прав. Он вообще постоянно говорил неудобную правду: под тоннами язвительности лежала истина, приносящая чувство стыда. — Умоляю, профессор… — Месяц отработок на грядках Хагрида. Будете собирать рогатых слизней для зелий. Голыми. Руками. — Спасибо! — У вас есть выбор. — Не обсуждается. До свидания, сэр! — Она убежала, еще не понимая, на что согласилась, но была готова на все, лишь бы не упустить возможность снова поговорить с матерью. Да и всего месяц отработок — вроде легко отделалась. Некоторых наказывают на полгода, некоторых — при особо тяжелых провинностях — до конца следующего. Ее провинность тянет как раз на особо тяжелую или что похуже. Странно (и даже немного жаль), что не исключили. Впрочем, сейчас у преподавателей нет недостатка в помощниках: с начала триместра стычки между факультетами приобрели особенно острый характер, так что учащиеся регулярно получают наказания. Может быть дело в прошедшем суде, а может просто после каникул учителя еще не успели так сильно загрузить всех учебой, поэтому у учеников находится время на дуэли. Бетельгейзе вытягивается, откидываясь головой на бортик в специальное углубление. Берет волшебную палочку, лежащую рядом, чтобы затушить свет огромной люстры над головой: та слишком напоминает домашнюю, поэтому раздражает. Но без света становится дурно — чернота поглощает все вокруг, а плотный лен занавесей ничего не пропускает. Взмах древка и шторы разъезжаются в разные стороны, открывая вид на ночные окрестности Хогвартса. С пятого этажа кажется, будто замок парит в воздухе — Бетельгейзе видно только небо цвета индиго да глумливо сияющую полную луну. Лунный свет превращает кромешную тьму в сумрак. Но это все же лучше, чем полное отсутствие света. Верно. Так и с Юэном. Кем бы он ни был, он действительно не давал ей проваливаться в эту оглушающую темноту. А без него она увязает все сильнее. Сегодня он впервые с момента, как покинул школу, написал ей. Не письмо — короткую записку. Поздним вечером кто-то (оказалось — сова) начал неистово стучаться в окно женской спальни. Впустив птицу вместе с затхлым подземным воздухом внутрь, Бетельгейзе нашла на лапе у той крохотный сверток и даже не сразу поняла, что это. «Помнишь ли ты меня?» И тогда Бетельгейзе опять расплакалась. Впервые она, видя ночное светило, думает не только о Сивом. Даже не так — о Сивом она практически не думает, лишь безнадежно вспоминает где-то фоном как само собой разумеющееся. Смотрит на волшебную палочку в своей ладони. Вчера чуть не погиб человек — от этой руки и этого оружия. Сложно принять, что все это происходит именно с ней. Словно кто-то другой выпустил Сектумсемпру, а Бетельгейзе оказалась случайной и совершенно немой свидетельницей произошедшего. Очередная попытка снять с себя ответственность. Это неправильно, но еще неправильнее другое — ей действительно понравилось. Было бы слишком низко отрицать. Она предпочитает быть честной с собой. Лунный свет отражается бликами в лиловой воде и пушистой пене, которая от этого светится изнутри. Бетельгейзе убирает палочку, снова переводя взгляд на окно. Страшно. Она не хочет становиться таким человеком. Неужели она на самом деле такая же как отец? «— О, а ты истинная дочь своего отца». Очень кстати вспоминаются слова Юэна. И его лицо в тот момент: лицо человека, слишком сильно задетого за живое. Все, чего хотела Бетельгейзе тогда — сделать больно. Вряд ли он заслуживал эту тираду, высказанную ею в гневе. Чем дальше, тем глубже она погрязает во тьме, в черной жиже. Липкой, вязкой, от которой нельзя отмыться в простой ванне. Хочется уйти под воду с головой, но вместо этого ладонь касается шеи: со стороны, где — все еще получается воскресить в памяти — касались его губы. Иногда Бетельгейзе вспоминает тот совершенно сумасшедший сон, прячется в нем от мерзких сплетен, тычков и скатанных в шарики бумажек, застревающих в растрепанной косе. От всех проблем в виде Кэрроу в лазарете, тролля по ЗОТИ, игнорирующей Гвинет. Сбегает снова к нему на колени, сосредотачиваясь на движениях рук, и по-прежнему сильно смущается, когда ладонь оказывается между бедер. Бетельгейзе никогда не дотрагивалась сама своего тела так, но сейчас ей хочется попробовать. Проводит от шеи к груди — останавливается на месте укуса, которого не было. Пена мягко обволакивает кожу, а вода не остывает, сохраняя тепло. Робкие прикосновения опускаются ниже. Ее пальцы никогда не смогут заменить его, но ощущения тоже приятные: то ли из-за нахлынувших воспоминаний, то ли от зачарованной флинтовской пены. А Юэн ведь наверняка по-прежнему принимает свое зелье. Возможно все еще видит ее. Хотя бы иногда. Что делает с ним та, другая она? Проводит подушечками по паху. Вода сильно замедляет движение и изменяет ощущения. Обнимает за плечи как во сне, безропотно отдается? Или сама ублажает его? Позволяет кусать себя, гладит в ответ шрамы… Так ли он сам ведет себя с ней, как ей снилось? Зажимает ладонь ногами, становится слишком неловко. И вспоминает как его — касалась белья. Тут же тело прошибает дрожь: от грудины к низу живота и ниже. Рваный вздох. Но этого не было. Ничего не было. Просто сон. И то, что происходит сейчас, похоже на сон не меньше. А луна будто наблюдает, подсматривает в окно, дразнит. Бетельгейзе хватает воздух ртом и окунается в воду с головой, чтобы опуститься на мраморное дно бассейна. Спрятаться. Хочется просидеть там как можно дольше. Так, чтобы голова закружилась от недостатка кислорода. Потому что чувства безысходности, тоски и нахлынувшего одиночества перекрывают разом все остальное. И иначе их не вытравить из головы, не забыться. Она осталась совсем одна и, справедливости ради стоит заметить, исключительно по собственной вине. Некуда теперь деваться. А еще чертово полнолуние ставит лишнюю точку в ее желании снова увидеть Юэна. Потому что видеть его сейчас не просто не хочется: хочется быть как можно дальше, желательно, например, на противоположном конце земного шара. С другой же стороны… Изо рта вырываются пузырьки воздуха, голова ожидаемо кружится, а легкие горят. Бетельгейзе выныривает, не в силах больше задерживать дыхание. Отплевывается от мыльной воды, протирает глаза лежащим рядом с бортиком полотенцем — жжется. С другой стороны лучше Юэн. Да, определенно. Гораздо-гораздо лучше. Чем Сивый. Получается многоточие.***
Юэн просыпается днем и долго не может понять, почему в легких — запах лаванды, будто он дышал ею всю ночь. И, в общем-то, так и не понимает, уже за завтраком (или скорее обедом) в пабе просто заключив, что горничная сменила постельное белье, а он не обратил внимания. Было немножко не до того. Полнолуние Юэн помнит совсем смутно — только полчаса у окна, когда он сонно глядел на сияющий белый диск, дожидаясь, пока зелья возьмут свое. Волчьи видения всегда отрывочны и мало-осмысленны, потому что он закидывается снотворным зельем бонусом к Somnium tenebris. Да и само по себе волчье сознание заметно отличается от человеческого — даже аконитовое противоядие не в силах это изменить. Но до того момента он против воли все равно думал: конечно, о Бетельгейзе. Ее запаха — обволакивающего, дразнящего, сладкого — отчаянно не хватало. Ее маленького худенького тела, искусанных губ. Присутствия. Как сильно бы ни меняло его полнолуние, Юэн почему-то нуждался в ней. Что хищным монстром, что сломленным человеком. Человеком же он иногда задумывался: почему она? Что в ней такого? Наверное, у них просто слишком много общего. А у волка была зависимость от Бетельгейзе, примерно такая же, как от лунного света — подчиняющая и доводящая до безумия. Дикое внутреннее желание сожрать. Может быть, все дело в том, кто отметил ее своей? Ненависть к Сивому и у Юэна, и у волка, была обоюдная и действительно сильная. Всепоглощающая. Аконитовое зелье помогало брать над оборотнем контроль. Подавлять его голод и жажду. Тогда Юэн мог спокойно смотреть на луну, в полудреме сосредотачиваясь на мыслях о последних неделях в теплицах. А потом все. Больше он ничего не помнил. Ну, судя по фантомному металлическому привкусу во рту, Розье сегодня снова спалось несладко. Глупо, конечно, делать так и совсем незрело. В конце концов, это его бывший ученик, он все еще подросток, к тому же трудный… Сука он, а не подросток. Мелкий обмудок, от которого одни проблемы. Бетельгейзе явно не на ровном месте дошла до того, чтобы кого-то всерьез покалечить. Юэн зло ковыряет глазунью в тарелке, превращая ту в неприглядное месиво. Ему невыносимо хочется вернуться в школу, но ни Снейп, который битый час в своей излюбленной манере рассказывал о том, какой колоссальный провал ждет Хогвартс в этому году на экзаменах по травологии, ни Миллисента, так и не связавшаяся с ним больше, ничем не могут помочь. Надо хотя бы обещанный подарок отправить. Прохаживаясь по своему разрушенному дому, Юэн надолго завис перед книжными полками. Он не очень-то разбирался в художественной литературе или поэззии, тем более не знал, что могло бы понравиться юной девушке, поэтому не нашел ничего лучше, как выбрать что-то из любимых книг матери. Выбор пал на сборник стихов одной зарубежной поэтессы. В шестидесятых годах она была довольно популярна в Британии, даже приезжала на какое-то там награждение Оксфордского университета — Юэн еще помнит, с каким воодушевлением и восторгом мать рассказывала об этом вечно смурному отцу. Оставалось найти новый экземпляр. Старый, конечно, никуда не годился и почти рассыпа́лся в руках. Можно было попытаться использовать восстанавливающую магию, но вряд ли тут могло бы помочь простое «репаро» или что-то в этом духе. Есть вещи, которые даже магией починить нельзя. У всего свой срок жизни. — Вечер-вечер, — задумчиво бормочет, съедая с тарелки только бекон. Мяса бы. Большой такой стейк с кровью. — Значит, вечер. Красивое название. — Что «вечер»? — Старина Том натирает бокалы, напряженно косясь в сторону своего проблемного постояльца. — А? Да не, это я не вам. Это я просто… Бармен не очень одобряет одинокие посиделки Юэна по вечерам и в ответ на пьяные «вот тебе деньги, старик», беспристрастно отправляет спать, когда тот доводит себя до состояния нестояния. Вероятно, после первых двух драк Тому уже не нужны никакие деньги. А услышав что-то про вечер, он ожидаемо беспокоится. Честно, наутро всегда очень стыдно перед ним. — А вы не знаете каких-нибудь хороших магловских книжных магазинов? Ну, а что? Том ведь живет на границе двух миров. Напряжение сменяется легким недоумением. Удивленный таким вопросом бармен поднимает взгляд к потолку, словно перебирает в памяти давние воспоминания. — Посмотри по Чарринг-Кросс-Роуд, тут недалеко есть старинный букинистический магазин — Фойлс. Но у них, кажись, дела неважно идут. Юэн благодарит за совет и за завтрак и решительно отправляется на поиски. Как и сказал хозяин Дырявого котла, в Фойлсе дела идут совсем туго. Ассортимент хоть и довольно большой, многие популярные книги, о чем недовольная продавщица сообщает трижды, отсутствуют в продаже. О старом сборнике иностранной писательницы и говорить нечего. Пик ее славы пришелся на другие десятилетия, а теперь, по заверениям продавщицы, прежних неофициальных переводов и вовсе нигде не найдешь. Но Юэн уперся. А когда Юэн упирался, он часто действовал вопреки логике и целесообразности. Он как раз кружит недалеко от Министерства Магии, проверяя книжные лавочки одну за одной, когда замечает знакомую усатую физиономию и спешит помахать рукой. — Форни, ты что тут делаешь? — Морган приближается, настороженно озираясь по сторонам. — Ну и рожа, я чуть не принял тебя за Руквуда. Подумал, уже и этот сбежал. — Да вот, книжку ищу, — Юэн пропускает замечание мимо ушей. Он по-прежнему бородат и всклочен. — А мы сейчас отправимся в Хогвартс сраным экспрессом, я — и еще трое. Как будто нельзя просто взять и трансгрессировать в Хогсмид. Или воспользоваться камином Дамблдора. Одиннадцать часов, Форни! Это же уму непостижимо. Может ты?.. — Нет, я уволился. — Досадно. — А зачем вы едете в Хогвартс? — Ты не слышал? Министерство решило поддержать спортсменов. Как там… «привлечь к студентам внимание сборных и профессиональных команд», — он коверкает голос на манер женского, очевидно изображая Миллисенту. — Тьфу. Теперь все матчи квиддича будут открыты. Еще и Сивый сбежал. Ну вот что за дерьмо собачье? А нам одиннадцать часов трястить и жить потом в одной комнате, как семейке мигрантов. Мракоборец выглядит возмущенным и недовольным новым заданием, он хмуро смотрит на своего бывшего ученика и товарища будто тот в чем-то виноват. Юэн приходит в замешательство. Все это звучит крайне подозрительно. Открытые матчи, мракоборцы… Мерлин, верните его кто-нибудь в школу! Морган тут негодует, а он бы все отдал, чтобы поехать вместо него. — Ладно. Хрен с ним. Так что там с книгой? — Сборник стихов от магловского автора. Это в подарок. Я обошел всю Чарринг-Кросс-Роуд, но его нигде нет. Может, знаешь какие-нибудь хорошие магловские магазины?.. — Юэн спрашивает без особой надежды, скорее просто к слову. А ведь у Моргана нет даже семьи, так что провести полгода в школе — не так уж и сложно. Мог бы и не брюзжать. — Чего? Нет-нет. Кто из нас маглорожденный? — Морган беззлобно усмехается. Впрочем, в магловедении он разбирается отлично — лучше всех знает, какая одежда в то или иное время в моде, учит новичков сливаться с толпой. Однако знания эти ограничиваются сферой скрытой слежки. — Но я сам тут недавно с ног сбился, пока книжку искал. Магическую правда. Вот-такенный, — показывает руками примерный размер, — фолиант. Оббегал весь гребаный Лондон, пока нашел старьевщика, запросившего за нее целое состояние. Благо не мое. Юэн удивленно хлопает глазами, а в голову его приходит озарение. Да неужели?.. Впрочем, вполне логично. — А ты неплохо сдружился с миссис Бёрк. — Ну, просто помогаю порой, — Морган отвечает глухо, чем подтверждает догадку Юэна. Так вот выходит как она смогла приобрести дочери подарок. Мракоборец хмурится, чешет бровь и еще тише добавляет себе в усы: — Бедная женщина. — Ага. — Вот и как она теперь тут одна будет? Дался мне этот Хогвартс. Стой, а как ты понял… Эй, погодь! — До скорого! Я тороплюсь, — Юэн сбегает, помахав Моргану на прощание рукой. Надо же. Джек Морган впервые в жизни кажется ему смущенным. Юэн ищет этот проклятый сборник до позднего вечера, но так и не находит. И уже практически решает сдаться, вернувшись в Дырявый котел, как вдруг Том приносит конверт. Отправить ей спонтанную записку перед полнолунием было странным решением, к тому же Юэн прекрасно знал, что Бетельгейзе не стала ничего стирать из воспоминаний. Но он зачем-то трясущимися от ломки пальцами накарябал те нетрезвые от боли четыре слова и послал с чужой совой. Снаружи — ни единого словечка, даже на обороте. Просто голый белый конверт без адресата (хозяин паба понял, для кого оно, только по сове). И внутри никакого письма. Только три тонкие веточки незабудок. Юэн рассматривает цветы, улыбаясь. А потом все чаще ловит себя на мысли, что стоило оставить второй флакон целиком. Потому что лежа в кровати понимает: было бы неплохо просто обнять ее сейчас. И лежать так полночи, как в кабинете Снейпа. Слушать дыхание, изредка проваливаясь в дремоту, чувствовать вес на своей груди и животе, мучиться — главным образом потому что затекла нога и чешется нос. Наверное, ей сейчас очень тяжело там, одной. Впрочем, вряд ли бы Бетельгейзе захотелось лежать против воли в обнимку с оборотнем. Юэн усмехается сам себе и невольно вздыхает. Из конверта, лежащего на тумбочке, пахнет лавандой.