Nightmare

      Я смотрю на свои руки. Я прекрасно помню, что я делал этими руками. Не то чтобы для меня это что-то новое. Много дерьма я натворил. Наверное, только поэтому я пошел убивать людей. Потому что этим легче всего успокоить себя в подобные моменты.       Я смотрю на Лютика.       Но почему-то не успокаиваюсь.       Я помню, как минутами ранее меня всего трясло от ненависти к нему. От отвращения, от раздражения, от чувства, что меня предали.       Знаете что?       А я даже рад, что все это можно оправдать сраными побочками.       Тогда мне не придется вставать на стул и петь что-то вроде: «Па-ра-пам, я всю жизнь был неуверенным закомплексованным уебой, поэтому меня все всегда обижает, а учитывая, что у меня проблемы с агрессий, то все, что меня обижает, я хочу убить».       Это всего лишь побочные, и я совсем не виноват.       Я вообще, знаете, своего рода хороший человек.       Жертва обстоятельств.       Но почему-то я впадаю в панику, когда Ламберт смотрит на время и свистит себе под нос.       — Так, у меня дела, счастливо разобраться. Потом обязательно расскажешь мне историю про то, как наше восьмое чудо оказалось в этом посмертном списке счастливчиков.       Меня охватывает самая настоящая паника, когда Ламберт откидывает какой-то листок и идет к выходу.       Несколько моментов я сижу неподвижно. Снова смотрю на список в моих руках, потом на лицо Лютика. На его белое лицо, на его поникший взгляд.       И внезапно на меня во всей своей полноте накатывает осознание собственного поступка.       Нет. Нет, я знаю: один я не вывезу.       Этот момент мне так напоминает тот день, когда я вышел на улицу, там было холодно и шел дождь. А я стоял в чужой крови и не знал, куда мне идти.       По правде говоря я ничего не знал.       Но потом меня коснулась рука Эскеля, затем на меня посмотрел Койон. Потом заматерился Лео. Потом — Беренгар. В конце концов в метре от нас сидел Ламберт и зашивал себе бок.       И тогда я смог вдохнуть чистый воздух. И от него тут же заболела голова.       Поэтому я резко подрываюсь и хватаю Ламберта в момент, когда он уже кладет свою руку на дверную ручку. Он удивленно на меня смотрит, медленно моргая.       Ну да, конечно. Ну да, блять, конечно. Это он к этому привык. Это ему все равно.       Для него сейчас просто дождь пошел. Честно говоря, мне кажется, что он даже толком ничего и не заметил.       — Геральт, я опаздываю.       — Останься, — прошу его я. И это все, о чем я могу просить. Это похоже на ночной кошмар. Разбуди меня.       — Что?       Я смотрю ему в глаза. Сейчас я замечаю, что стою к нему так близко, что ощущаю жар его кожи. Но меня мало интересует и жар, и кожа.       — Останься. Ты что… Хочешь оставить меня один на один с этим человеком? После вот этого вот… выступления?..       — Ну… да?.. Он вроде не злится.       — Блять, Ламберт, ты с ним лучше ладишь. Не смей уходить. Не сейчас.       Он смотрит мне в глаза, упираясь в полуобороте своим плечом мне в ключицы, а я стою как последний идиот и прошу о такой мелочи, готовый унижаться и стоять на коленях. Я не могу остаться здесь один с ним. Не могу.       — Геральт, ты взрослый мужик, пора научиться отвечать за свои поступки самому.       — Я не контролирую эти поступки!       — А мне кажется, что очень даже наоборот. Ты был в себе и все понимал. Ты говорил со мной. Ты реагировал. Я помню, как ты ведешь себя в реальном психозе. Признайся хотя бы мне: ты просто давно не психовал и решил сорваться сейчас.       — Да какая, нахуй, разница?.. Просто останься. Скажи там ему что-нибудь… Ты ему нравишься.       — И что? Предлагаешь мне по этому поводу отсосать ему, что ли?       — Блять, Ламберт.       — У меня дела, Геральт. Я тебя удивлю, но мир не крутится только вокруг тебя.       — Пожалуйста.       Он тяжело выдыхает и закатывает глаза. Его дыхание пахнет кофеином в таблетках и виски.       Он отпихивает меня и идет в главную комнату. В комнате, где Лютик сидит так, будто находится на своих собственных похоронах.       — Лютик, мне нужно уходить по делам, но я просто хочу попросить тебя на Геральта сильно не злиться, потому что он долбаеб и у него иногда случаются сдвиги. Но пиздануть его я тебе разрешаю. Пока.       Я глухо ударяюсь лбом о дверь.              Сука.       Ламберт хлопает меня по плечу, оттесняет от двери и, перед тем как уйти, говорит:       — Я тебе не психолог, Геральт. За Йеннифер я один раз впрягся, и ты мне даже спасибо не сказал. Ты взрослый мужик. Удачи. Потом звякни.              И уходит.       Я еще минуту смотрю в дверь.       Ламберт часто говорит, что его все ненавидят.              Я на это не покупаюсь.       Я знаю, что на самом деле это он ненавидит всех.       И вот, стою я в прихожей и смотрю на дверь, будто бы и заняться мне больше нечем.       Увидеть Лютика мне кажется каким-то издевательством. Да, возможно, я был еще в каком-то смысле в сознании, я понимал свои чувства, и я шел на их поводу, но это что-то схожее с сильным алкогольным опьянением.       Когда ты уверен, что последствий у твоих поступков не будет.       Более того — отдаленно ты думаешь, что эти поступки и не навредят никому.       Это странно, ведь я так долго думал о том, что надо бы убить Лютика. Я так часто повторял себе, что хочу его ударить. Но сделав это, я не чувствую ничего, кроме тяжести по всему телу. Будто мою голову опустили в бочку с водой и не дают пошевелиться.       Чувство пугающей смиренности.       Будто только сейчас до меня доходит весь масштаб того, что я сделал.       Чуть не задушил Лютика. Лютика, который улыбался мне и помогал. Который доверял мне.       Я плетусь обратно в гостиную. В моей руке наш посмертный список. Лютик мало похож на мутанта, но я ничего пока не спрашиваю. Много есть ответвлений. Много есть производных. Много случайностей.       К нам косвенно можно отнести и Трисс, И Йеннифер. Просто они более человечны, да и толку от них, на самом деле, никакого. Есть небольшие бонусы, но не более того.       За Лютиком я и этих бонусов не замечал.       — Лютик?..       Я хочу сказать «прости», но мне кажется, что меня в эту же секунду вывернет на пол.       Он смотрит на меня. Таким несчастным побитым взглядом. Взглядом щенка, взятого с улицы. Он качает головой и говорит:       — Ничего, Геральт, я понимаю, ты испугался. Ты просто делаешь свою работу.       Какое прекрасное оправдание. Было бы.       Было бы, если бы Ламберт тоже сорвался. Но он не сорвался.       — Я знаю, у тебя есть вопросы, но я… Но я пойду. Я хочу спать. Сладких снов, Геральт.       Он плавно встает, а мне кажется, что сейчас он просто выйдет из номера и не вернется.       Но нет. Он идет в сторону своей комнаты, выключает свет, занавешивает шторы, а потом скрывается за аркой. Через минуту слышу скрип кровати.              Он просто… лег спать?..       Я его чуть не убил, а он… лег спать?       Такой удобный момент, чтобы сказать, что он тупой. Что он ничего не понял. Не почувствовал. Не соотнес.       Но я помню, как он на меня смотрел. Я все прекрасно помню.       Ближайший час я бесцельно перебираю бумаги. Ничего нового я тут не нахожу. В основом это списки, небольшая информация о наших местах жительства (как правило — прошлых), общие симптомы, проявления.       Зачем это понадобилось Лютику? И откуда у этого человека вообще эта информация?       Я все сжигаю в ванной. Оставляю только списки.       Еще полчаса я убираюсь в номере, хочу написать Ламберту, что он пидор, но вместо этого пишу зачем-то Йеннифер, что люблю ее.       Я даже не знаю, как именно я ее люблю.       Но то, что люблю — точно.       Потом моюсь, пью нужные лекарства и ложусь в кровать.       Пытаюсь убедить себя, что как только я встану следующим утром, то все будет хорошо. Лютик придет в себя, ему станет легче, он мне все расскажет, отпустит мне все грехи как истинный ангел, мы обнимемся и уедем жить к мо… Так, стоп.       Ладно, что он хотя бы сможет со мной говорить.       И он не будет так на меня смотреть.       И вообще, знаете, на хуй мне не упало его прощение.       В самом деле, я просто выполняю свою работу, а Ламберт впервые за всю свою жизнь оказался почему-то более милосердным. Обычно этот уебок в первых рядах расквасить кому морду, избить ногами по почкам и еще обоссать кого-то в полумертвом состоянии.       А тут он, ой, надо же, встал на защиту!       Наверное от того, что пока меня не было, Лютик ему отсосал своим благочестивым ртом, и Ламберт до сих пор ходит под шлейфом ангельского сияния.       Я ругаюсь себе под нос. Одергиваю себя.       Да, круто. Я сам виноват, сам обосрался, а теперь пытаюсь обвинить в этом говне Лютика. Да. Я его чуть не убил, и теперь лежу и пытаюсь выставить его у себя в голове как можно в более ужасном свете.       Пока Лютик и слова мне плохого не сказал, я унижаю его у себя в голове.       Нет, надо смириться. Сегодня не Ламберт моральный урод. И даже не Йеннифер.       Сегодня моральный урод я.       А завтра надо встать на колени перед Лютиком и попросить у него прощения.       Все. Так и сделаю.       Только так и никакие иначе.       Однако, мой, наверняка, гениальный и рабочий план по замаливаю грехов заснуть мне не дает. Где-то еще час я ворочаюсь на кровати, а потом листаю мемы в телеграме. Через полчаса на улице должно начать светать, а утром мне станет легче. Утром всегда становится легче (конечно это пиздеж, но это единственное, чем я могу себя утешать).       Я думаю о том, что после всего этого махну в Майами с Йеннифер. Буду лежать на пляже и думать о том, чтобы меня смыло цунами, и потом пить в баре водку, а потом трахаться с Йеннифер.       Мне кажется, я почти начинаю засыпать, когда думаю о пальмах, о песке, о солнце, но слышу с первого этажа шум. Лютик, кажется, ходит. Хлопается дверь. Потом скрип. И тишина.              И почему-то эти звуки меня пугают до усрачки.       Примерно так же, как бы меня напугали эти звуки, если бы я жил в этом номере один.       Я лежу, пялясь в полусумраке в потолок. Сердце у меня стучит тяжело. Я думаю о том, что надо вставать и проведать, но почему-то мне страшно это делать. Почти силой я заставляю себя встать. На всякий случай я беру пистолет и медленно выхожу из комнаты. Каждый мой шаг дается мне тяжело. Спускаясь по лестнице, я вижу, как в стороне небольшой кухни горит свет.       Спускаясь ниже, я вижу, как на диване сидит Лютик.       И я почти успокаиваюсь. Знаете, успеваю облегченно выдохнуть. Плечи у меня относительно расслабляются. Я даже хочу как-то по-доброму пошутить.       А потом снова пугаюсь почти до усрачки, когда замечаю что в позе Лютика что-то совсем, нахуй, не так.       Так обычно люди не сидят.       Нет, обычная поза вообще-то.       Он сидит на диване с ногами, обняв себя за колени.       Но… зачем ему сидеть в гостиной в такой позе в пять утра? Это рано? Нет? Я не знаю?       Пока спускаюсь и когда я уже должен находиться в поле его зрения он не реагирует. Совсем. И чем ближе я подхожу, тем больше я уссываюсь. Лютик белый, его лицо расслабленно, а пустой взгляд смотрит в стену. И он не моргает. В смысле… вообще.       Сказать, что я напуган — не сказать нихуя.       Нет, вот честно, сидел бы в такой позе Ламберт — похуй. Йен — ну, может, странно, но в целом вполне ожидаемо, но Лютик?..       Лютик, который не сидит на наркоте, который всегда подвижен и неспокоен, сидит будто в трансе. Будто чем-то был напуган. Будто он и не живой.       — Лютик?..       Тишина.       Я подхожу к нему ближе и как-то подсознательно жду, что он сейчас заорет, зарыдает, но ничего. Он продолжает сидеть и не двигаться. Один раз моргнул.       — Эй, Лютик? Тебе плохо? — мягко треплю его за плечо. Он двигается в след этому движению, но ничего более. Он будто и не здесь.       За подбородок я поднимаю его голову и проверяю зрачки. Самые обычные зрачки. Дыхание не учащенно. Потоотделения повышенного нет. Кожа не пересушенная.       Никаких внешних признаков, что он чем-то обдолбался.       И это пугает меня еще больше.       Минут десять я его все тыкаю и пытаюсь разговорить. Я зову его, что-то спрашиваю, но реакции — никакой.       Мне снова кажется, что я в ночном кошмаре. Только выйти с него у меня нет возможности.       Мне становится страшно. Но теперь этот страх другой.       Сейчас этот страх тот, который поваляется, когда понимаешь, что ты не справляешься.       Я очень сильно не справляюсь.       Больше неподвижности Лютика меня пугает только то, когда он все-таки встает. Просто встает. Все еще белый и плавно бредет в ванную. Я встаю и иду за ним.       — Лютик, постой, ты ободлбалася? Просто скажи мне прямо, блять, я не понимаю! У меня уже лоб болит от того, сколько я хму…       И он захлопывает передо мной дверь.       Я матерюсь.       Какой-то миг все нормально. Почему-то я свято поверил в то, что он обиделся. Но так же быстро я перестал в это верить.       Он ведет себя, как оживший трупак, ничего не говорит, очень странно моргает.       Нет, дело не в этом.       И что он забыл в ванной?       Где-то минуту я просто стою и не знаю, что мне делать, а потом внезапно понимаю, что то, что он там делает — это что-то не нормальное. Что он не пошел умываться или облегчиться Что он там не ванную принимает.       Что-то там совсем, нахуй, не так.       И я дергаю ручку. Закрыто. Я матерюсь и снова дергаю ее.       — Лютик, блять, открой дверь! Лютик!       И снова дергаю ее на себя. Ничего. Тишина.       Плохое предчувствие гуляет у меня под кожей, а я стою, напуганный и не знающий, что мне сделать.       — Лютик!       Я сильно ударяю кулаком по двери.       — Пожалуйста, открой мне!       Снова ударяю. Тишина.       Из груди вырывается неясный рык и я с силой дергаю ручку на себя. Что-то треснуло. Отлично, сейчас я замок сломаю. Снова дергаю. Перед третьим слышу звук открывающегося замка.       Замираю в ожидании.       Дверь открывается.       И сначала не вижу никаких изменений на Лютике. Будто он просто зашел в ванную и вышел. Он не смотрит на меня и просто идет обратно в гостиную.       Я хмурюсь сильнее и прохожу в ванную, осматриваю.       И замечаю то, что, пожалуй, не хотел бы замечать.       Я плавно подхожу к умывальнику. На нем — капли крови. Лежит пемза для ног. В крови. Рядом бритва — тоже в крови.       Но на Лютике не было кро…       Сука!       Я срываюсь и резко подбегаю к Лютику. Хватаю его за лицо, силой заставляю открыть рот, но он совсем не сопротивляется. И во рту у него — кровавое мессиво на деснах.       — Сука, ты что творишь?! Это какой-то метод самоубийства?! Лютик, мать твою, приди в себя! — я дергаю за плечи, потом смотрю на пол. И только сейчас замечаю, что от ванны до дивана идут еле видные кровавые следы от ног.       Я леденею.       — Лютик, что это… Блять, ты меня так наказать решил?!       Я снова трясу его за плечи. Лютик на меня даже и не смотрит.       — Блять.       Я резко беру его на руки и он… не сопротивляется. Почему-то он оказался легче, чем я думал. На лестнице я едва два раза не споткнулся, потому что колени мягчеют от страха и непонимания. Я усаживаю его на кровать и начинаю копаться в своих лекарствах стараясь найти сильнодействующее успокоительное, которое его успокоит.       Все это время я не свожу с Лютика глаз. Но он сидит совершенно спокойно. Иногда сглатывает. Сглатывает кровь со слюной. Меня снова пробирает.       Я ввожу иглу в ампулу, набираю лекарство и плавно сажусь рядом с Лютиком. Знаете, это как с животным. Оно спокойно лежит у тебя на коленях, но стоит ввести в него иглу — оно извернется, зашипит, искусает и расцарапает тебя.       Я до последнего надеюсь, что с Лютиком такой пляски у меня не будет.              Я плавно беру его руку в свою, нахожу вену и поднимаю взгляд на Лютика. Он сидит, не двигаясь, смотрит в одну точку. Его только едва пошатывает из стороны в сторону.       В ожидании удара или укуса я поднимаю иглу со шприцам, удобнее фиксирую его руку и ввожу иглу в вену. Первые несколько секунд все тихо. Лютик не двигается. А потом внезапно широко раскрывает глаза, поворачивается ко мне и с размаху ударяет кулаком в челюсти так, что у меня едва в ушах не звенит.       — Сука.       Каким-то чудом мне удается его заломить, хотя брыкается он жутко, и ввести до конца успокоительное. Когда я убираю шприц — Лютик намертво вцепился зубами в мою глотку. А когда я пытаюсь отцепить его от себя — рычит как бешеный кошак.              Я успокаивающе поглаживаю его по волосам, дожидаясь, пока лекарство сработает. Должно срубить за минуты.       Лютика берет быстрее. Его челюсти размыкаются, он отстраняется от моей глотки и я аккуратно поддерживаю его за голову, когда он почти падает назад.       — Вот так, хороший мальчик. Тсс.       Его глаза медленно начинают закрываться, когда я укладываю его на кровать. Дышит он тяжело и рвано, а затем — все медленнее. Его веки дергаются, потом снова открываются, но в конце — закрываются.       Я облегченно выдыхаю, потирая сначала ударенную щеку, потом — горло. На ладони осталась его слюна, перемешанная с кровью. На моей шее — отпечаток его зубов.       — Дьявол помилуй…       Я укрываю его одеялом, убираю все колюще-режущее в дальний ящик, но все равно боюсь оставить его на долгое время. Вдруг он придет в себя через пару минут?       Поэтому я только быстро спускаюсь в бар, забираю бутылку и возвращаюсь.       Сажусь на край кровати, открывая пробку зубами и качаю головой, судорожно вдыхая.       Пиздец.       Это не реакция на наркотики. Тогда что? Похоже на какое-то расстройство, но я не замечал за ним ничего ранее. Хотя… Хотя его улыбка, которая у него будто заела. Сейчас начинает навевать сомнении о ее реальности. Его дерганность.       Я матерюсь. Я не психотерапевт, чтобы вот так сходу понять, что с ним точно было.       Но что-то абсолютно ненормальное. Либо наркотики, либо какая-то болезнь.       Или… его имя в списках. Да, точно. Какое-то побочное? Похоже на то.       Я тыкаю его в щеку, и Лютик не реагирует. Поэтому я решаю проверить его вещи, надеясь, что за это время он не проснется и не попытается засунуть пальцы в розетку. Или себя в окно.       Я делаю еще два глотка виски и снова спускаюсь вниз, но на этот раз для приличия надевая штаны.       Интересно, выходит, номера отелей хранят столько в себе дерьма, тайн и секретов. Ну просто можно снять огромный охуенный сериал с сотнями разных ветвей. Вот спит сейчас управляющий всего этого бедлама, и даже не подозревает, что какой-то молодой пацан только что чистил себе зубы пемзой для ног.       Весело.       Ну лучше ему и не знать.       Иной раз лучше вообще нихуя не знать, авось счастливым будешь. Ну, только не так, как Лютик.       Если мне и раньше казалось, что он как-то по-ебанутому счастливый, то в этот раз тем более. Только теперь мне кажется, что он вообще не счастлив. Да и будто это не было очевидно, Господи.       Чуваку в детстве зубы вырвали и язык порезали, и после этого он типа берет и улыбается? От чистого сердца?       Ага, хуй.       В одной его реакции на мою попытку его убить закрыто больше психических травм, чем в половине моей жизни.       Я его задушить пытался, а он улыбнулся и сказал: «ничего, это твоя работа».       Что, значит, блять моя работа?       Даже Ламберт меня косвенно на хуй послал и свалил, а Лютик… пошел спать?       Боже, он же ебанутый.       Совсем.       В смысле не по-забавному ебанутый. И не пассивно-агрессивный ебанутый, как я.       Он пугающие ебанутый.       И то, что я нахожу в его сумке — прямое тому доказательство.       Зря вел свои эти монологи про себя, наркоман он или нет? Почему так улыбается? Что у него на уме? Кто такой Лютик?       У него в одной из сумок целая косметичка, наполненная наркотой. Такая же, как и у Йен — тоже, кстати, с единорогом.       Я осматриваю небольшие баночки и капсулы.       Может и не наркотики, а какие-то лекарства, но в таком количестве и разнообразии никто не носит с собой обычное обезболивающее. Поверьте, я разбираюсь в этом.       Впрочем, не то чтобы меня это сильно поражает. Если его имя есть среди нас, то это объясняет все и сразу. Нет, он не ебанутый, а просто пытается выжить.       Другой вопрос: с какой целью он это принимает? Стимуляторы или обезболивающее? Наркотики? Что это?       Возможно, что он перебрал с дозой и вот поэтому его так переебало только что?       Но… не было никаких симптомов, что он был обдолбанный, а ты хоть сотню раз мутант — хоть что-то должно тебя выдать. Хотя бы зрачок. Или дрожь пальцев. Пересушеность во рту. Что угодно.       Еще я нахожу два разных паспорта, водительские права (тоже, кстати, не его, как и те два паспорта), шприцы, бутылку воды, коробку с жвачками и планшет. Все. Планшет заблокирован. Рыться в нем я не особо хочу.       Как и возвращаться в комнату к Лютику. Я даже не знаю, что мне делать. Что случится утром. Что мне ему сказать? И, что самое страшное, что же мне скажет он?       Мне кажется, что дальше наше общение может привести к взрыву. Или что кто-то кого-то все-таки убьет. Не исключено, что он меня.       Наверное поэтому через двадцать минут и одну чашку кофе с коньяком я стою на балконе и набираю Йен. У нее там как раз уже часов восемь утра. В это время она обычно занимается йогой.       Господи, гребаный анекдот.       Поднимает она не с первого раза, и даже не со второго.       Но когда поднимает — у нее очень даже спокойный голос.       — Геральт? Ты обычно не звонишь со своих дел. Что случилось?       Да, за это я ее и люблю.       Ни привет, ни здравствуй, ни как дела. Просто все и сразу. Просто чтобы не тратить время зря, у нее и так забитый график.       — Йен? Ты можешь приехать?       Она молчит.       — Мне в Милан нужно.       — Я знаю. Пожалуйста.       Снова молчит. Я смотрю на улицу. Город почти что спит. Только кто-то идет с клуба, а кто-то едет на работу. Кто-то приехал с отпуска, или наоборот — едет в отпуск.       Йеннифер молчит. Потом тяжело выдыхает.       — Геральт, что случилось?       — Не знаю. Мне кажется, что я не справляюсь.       — С чем?       — С Лютиком.       Тишина.       — Что?       — Йен, ты приедешь или нет? Если нет, то я… Не знаю. Что-нибудь уж придумаю.       Какое-то время она молчит, потом тяжело выдыхает.       — Да. Да, конечно я приеду.       На самом деле у нее даже выбора не было. Ну так, по секрету.       — Спасибо. Пришлю тебе адрес.       И сбрасываю вызов, опуская голову и тяжело выдыхая.       Мне просто с Лютиком надо еще работать, то, ради чего мы сюда и приехали, а я, кажется, не знаю даже, как мне на него теперь смотреть. Мне кажется, что я напуган им до усрачки.       Мне кажется, он не расскажет мне, что это за шоу. А мне нужно знать, блять очень нужно знать. Если он такое устроит посреди задания?       Я тоже не очень адекватный, всяких призраков вижу, а еще меня кто-то убить пытался, но это не значит, что надо скрывать такие факты своей биографии.       А ведь да. Кто-то пытался меня словить. Давно такого у нас не было. Как правило мы пытаемся быть тихими, я понятия не имею, кто и как мог узнать, что я и где я.       Не очень-то и много претендентов.       Лютик.       Лютик ебанутый, и я понятия не имею, что у него за трансы и что он во время этих трансов делает.       Можно… В самом деле просто выкинуть его в окно.       Потом я выдыхаю и прикрываю глаза.       Чудесный анекдот. Охуенный. Я себя уже какой час колесую за попытку его удушить, а делаю такие грандиозные планы.       Лютик все еще спит. Вполне спокойно. Кажется в той же позе, что я его и оставил. Я проверяю его десны и почти дергаюсь. Зажили. Ага, ну вот хоть один бонус вылез из всех возможных. Хорошая регенерация.       Я тяну его за веки, проверяя, точно ли не линзы. Нет, не линзы.       Я ощущаю себя каким-то дебилом. Почему Ламберта совсем не удивило, кто такой Лютик? Куда ушел под утро? Что у него там за дела такие? Или из вредности ушел?       Почему не звонит, не спрашивает, что сейчас с Лютиком?       Или уж сам все проверил и узнал?       Почему ты, сука, так легко ушел?       Безумие.       И почему нападения были только на меня? Обычно если узнают о ком-то из нас, то идет цепная реакция. И почему галлюцинации с Ренфри были такими реальными? Почему плохо стало именно в том клубе? И куда после выступления делся Лютик?       А потом в дверь стучатся.       Я дергаюсь и смотрю на время.       Уже одиннадцать утра, Лютик все еще спит, как убитый, и я оставляю ему стакан воды и пару таблеток от головной боли. Пока что это все, что я могу предложить.       Почему-то я думаю, что как только увижу Йеннифер — мне станет легче. Внезапно я найду ответы на все вопросы, все пойму, и все тут же перестанут казаться мне подозрительными уебанами. Случится чудо исцеление.       Но когда я открываю перед ней дверь, то не меняется ничего. Чуда не случается. Пора бы уже и вовсе перестать в него верить.       Йеннифер молча проходит в номер и оглядывается. Скидывает с себя туфли на шпильке. На ней бежевый оверсайзный деловой костюм. А под пиджаком, я знаю, максимум, так это кружевной бюстгальтер.       — Тут так отвратительно пахнет, — щурится она и машет рукой перед своим лицом.       — Правда? Я не замечал.       — Лекарства и наркотики, — пожимает она плечами. — Что произошло?       Я смотрю на нее долгие полминуты, а потом киваю в сторону барной стойки. Копаюсь в холодильнике и говорю:       — Апероля нет. Могу предложить проссеко с газировкой.       — Тоже неплохо. Лей. От тебя коньяком несет. И кофе. Ненавижу этот запах, такой он мерзкий.       — Ты в принципе не любишь крепкие запахи по утрам, когда не выспишься. А вообще… Думаю, кофе в самом деле было лишним. Происходит какая-то хуета. Меня сводит это с ума.       Она хмыкает, забирая стакан с содовой и проссеко.       — Это только так кажется. Расскажешь сейчас, повторишь вслух в нужном порядке и внезапно поймешь, что все в полном порядке.       Я внимательно смотрю на свой стакан с коньяком. Сказанное ею меня утешает на секунду, а потом понимаю, что нет. Это тупое говно тупого говна. Я слишком часто повторял это у себя в голове, чтобы сейчас внезапно прозреть.       И я говорю:       — Знаешь, на меня сделали попытки покушения. А отец Лютика — участвует в спонсорстве мутантов и их ловле. Еще он тоже мутант. А между этим труп девушки, которую я убил пред отъездом сюда, ходит со мной в один и тот же клуб. А наш алкоголик-Ламберт, которого, конечно, все ебет, внезапно супер-спокойно отреагировал на новость о том, кто такой Лютик. Для справки: когда он узнал, кто его отец, он орал во все горло, мол, «его надо убить!». А, да, еще вчера меня немного сорвало и я чуть не придушил Лютика. После этого он встал в четыре утра, сел на диван, не двигаясь, потом ушел в ванную, почистил пемзой себе зубы и вернулся обратно. Сейчас я уложил его под успокоительным. Вот.       Йеннифер моргает, внимательно меня оглядывает.       — Ты ничего не пропустил? Звучит так, будто ты назвал только половину событий.       Я хмыкаю.       — Нет, это все. Все, что у меня есть.       — В каком, блять, в смысле на тебя покушались?       — В прямом. После клуба резко стало плохо, потерял сознание. Лютик вколол обезбол, потом Ламберт подоспел, узнали по анализам, что мне что-то подмешали, видимо. Кто я не знаю. Для чего — только догадываюсь.       — Хорошо, но при чем тут Лютик? Почему ты вообще мне о нем рассказал?       Я медленно моргаю.       — Стой, но разве тебе это… не кажется подозрительным?       — Что именно?       — Его отец охотник за нашими головами, а сам он — мутант. Ах да, тот кипиш в той лаборатории. Он тоже был проделан Лютиком.       Она хмыкает.       — Ну, видимо, у него вполне интересная история, но и что с того? Меня больше волнует покушение на тебя.       — Я боюсь, что это может быть связано с Лютиком.       — То есть, он вам всем помог в тот раз, сейчас вколол тебе обезболивающее, а потом такой… Решил тебя снова укокошить? Бред, Геральт, просто бред.       Да, бред. Но я привык, что любой бред имеет свойство сбываться. Может быть вполне реальным.       — Мне кажется, ты сейчас должен озаботиться своей работой, а потом залечь на дно. Вот и все. Покушения это не первое и не последнее. И ты… только из-за этого меня сюда притащил?..       Я выдыхаю и тру веки.       — Нет, на самом деле нет. Мне срать на эти покушения на меня. Просто… меня напугал Лютик, и я… я не знаю, как мне теперь себя вести.       Йеннифер смотрит на меня молча долгую минуту. Допивает свой проссеко и все еще смотрит на меня. Медленно моргает.       — Прости, что? Блять, что?       — Мне еще с ним работать! А я… я чувствую, что скорее в ужасе убегу от него! Я не знаю. Я запутался.       — Ты тупой.       — Возможно.       — То есть из-за своего эмоционального запора ты… позвал меня? Потому что тебе нужна помощь психолога? Блять, Геральт, ты взро…       — Да-да, я взрослый мужик, и я должен научиться сам решать свои проблемы. Блять, да, я мог! Я решаю все всегда сам! Но это… другое! Ты не понимаешь, Йен, он мне жизнь спас, а через несколько суток я его задушить пытаюсь! Мне нужно… чтобы кто-то был рядом. Кто-то третий. Иначе я схожу сума. Иначе я начинаю вести себя как дебил. А у нас типа… совместная работа, ты понимаешь?       — Я понимаю, что тебе нужен отпуск. Ты будто сходишь с ума. И что значит за тобой призрак ходит?       Я мрачнею.       — То и значит. Я видел девушку, которую убил.       — И когда это было?       — Недавно… В тот вечер, когда мне стало плохо.       — Не думаешь, что это галлюцинация? Побочное от того, что в тебя впихнули? И никакой, понимаешь, никакой магии?       — Ну да, со стороны все всегда легко и понятно.       — Не ради ли этого ты меня позвал? Чтобы все было просто и легко?       Я слышу, как скрипит кровать на втором этаже. И я говорю:       — Нет, не ради этого… Что с Плотвой?       — Я отдала ее Эскелю. Он взял отпуск. И тебе я советую того же. Отпуска.       — Да… Точно, надо бы уйти в отпуск. Ты права.       Я судорожно выдыхаю, когда слышу звук шагов. Какой сейчас спустится Лютик?       Все еще будто в трансе, пустой и будто бы не осознающий не то что пространства, но и самого себя?       Или привычно улыбающийся? В таком случае это еще более стремно.       Йеннифер заинтересованно поворачивается на звук шагов. Я вижу спускающегося по лестнице Лютика. На нем одни трусы. Он удивленно замирает. Смотрит сначала на Йеннифер, потом переводит взгляд на меня. Медленно моргает.       И первое, что он спрашивает:       — Я вчера перепил?..       Я качаю головой и снова поднимаю свой стакан. Я говорю:       — Оденься и иди сюда.       Он щурится, будто от яркого света, и кивает, уходя в сторону.       Йеннифер спрашивает:       — У него необычные глаза?       — Нет.       — Быстро бегает?       — Нет.       — Супер-сильный?       — Нет.       — Ты уверен, что его не по ошибке в те списки внесли?       Я молчу. А потом говорю:       — Нет.       Тогда мне придется снова начать его душить.       Но нет, больше я на это не поведусь.       К нам Лютик возвращается немного смущенным, он нервно осматривает Йеннифер, потом смотрит на меня и снова на Йеннифер. Садится рядом со мной и говорит:       — Почему мне кажется, что я тебя знаю?       Йеннифер усмехается и берет с вазочки яблоко. Яблоки она не любит.       — Растили в соседних пробирках. Так, давай познакомимся? Я Йеннифер, — она протягивает ему свою руку. Он пожимает ее с опаской. — А ты Лютик, и ты напугал моего приятеля до смерти. До того, что он позвал меня.       — Йеннифер, ну еб твою мать, — я закатываю глаза, а она пожимает плечами и тихо хихикает. — Так ты из наших, Лютик? Расскажешь мне? Понимаешь, такие вещи в наших компаниях должны вскрываться раньше. Как минимум это будет карт-бланш на то, что тебя не убьют, — она перекидывает яблоко с одной руки в другую.       Лютик смотрит на меня.       — Вообще-то, мне не привыкать, что кто-то пытается меня убить. По правде говоря, это часть моей работы.       — Отлично, спасибо, мне это не интересно. Кто ты и откуда? А то у Геральта скоро паранойя разовьется и ему будет казаться, что за ним утка следит.       — Йеннифер, — я смотрю на нее в упор. Она игнорирует.       На самом деле, мне кажется, если бы я ее не позвал, то я бы… ничего не спросил у него. Попытался бы сделать вид, что все в порядке. Что вчера ничего не было. Это мой стиль: убегать от проблем.       Мне кажется, что в конце я убегу от Лютика.       Лютик хмурится.       — Это не те вещи, которые говорят первым встречным.       Йеннифер закатывает глаза и говорит:       — Господи, я тебя знаю сорок секунд и как же ты меня уже заебал.       А после резко срывается вперед и буквально руками раскрывает ему рот. Сказать, что я охуел — ничего не сказать. Лютик тоже охуел, и первые несколько секунд он просто смотрел в потолок, после резко убрал от себя ее руки и медленно моргнул.       — Ты что, сумасшедшая?       — Я тоже из второй экспериментальный группы. У меня тоже есть этот огрызок зуба на правой стороне.       Лютик удивленно моргает. Я спрашиваю:       — Какой… какой нахуй огрызок зуба?..       Йеннифер закатывает глаза.       — Ну, у нас, недоделанных мутантов, кого Бог пожалел, нам, может, хотели отрастить пять рядов зубов, понятия не имею, но я заметила, что у всех, с правой стороны, есть как бы ну… кусок зуба. Он не выпирает, ничего, просто понятно, что там должен быть зуб. Но его там нет. Только костная основа эта, проглядывающая через небо.       — Я… Я не знал, — Лютик качает головой и старательно начинает елозить языком по небу. Потом замирает и широко раскрывает глаза. — Да… Да, вторая экспериментальная. Меня нельзя было нагружать особо… Я был ребенком.       — Я тоже.       — Так, стоп, так у Лютика… У тебя же обычные глаза!       — Что? Нет, — Лютик хмурится. — Они были карими, а потом стали вот такими вот. А так… Нет никаких необычных изменений. Регенерация, разве что и…       — А то, что ты вчера вытворял?! Это, блять, что было?!       Лютик молчит и смотрит на свои ногти. Йеннифер начинает так же заинтересованно жевать яблоко, видимо, забыв о том, что она не любит яблоки.       — Это… Я не знаю. Вряд ли это из-за мутации. Из-за нее только цвет глаза и память развилась хорошо. Еще у меня очень хорошо идут точные науки. Больше ничего такого не припомню.       — Это не ответ на мой вопрос.       Лютик пожимает плечами. Йеннифер машет рукой.       — Геральт, ты что, впервые увидел какую-то странную хуйню? Ты сам это периодически творишь. Скорее всего это побочка, что бы ты там ни думал, Лютик. Все наши проблемы с головой идут оттуда. А вообще… Если подумать, то сколько таких мутантов, как мы? И почему не охотятся на нас? — она хмурится, снова кусая яблоко.       — Потому что наша ДНК другая. Если с нами провести то, что сделали с Геральтом или Ламбертом — мы сдохнем.       — Ламбертом, — причмокивает Йеннифер. — Ты с ним познакомиться успел?       Лютик медленно кивает.       — Да… да, почему-то он оказался дружелюбнее Геральта. Вот и все…       — Наверное у него просто не было похмелья, — кивает она. — У вас здесь еще много дел?       — Все зависит от Лютика. Хоть сегодня.       Лютик качает головой.       — Нет, там есть кое-что еще… Совсем немного, работа на…       — Ты уверен, что тебе надо здесь оставаться? — перебиваю я его. Йеннифер вздергивает бровь.       Лютик смотрит на меня, непонимающе моргая.       — В смысле?       — Ну, ты же можешь сделать это все с расстояния?..       — Да, но чтобы перенести это все на компьютер, подделать все даты — это удобнее делать тут и прямо с его компьютером. Как ты еще себе это представляешь?       — Обычно это делаю я сам.       — Нет, ты будешь осматривать обстановку. У него очень много охраны, я не хочу, чтобы меня подстрелили. И что, блять, значит я могу делать это не здесь? Ты что, меня выгоняешь?       Я молчу. Йеннифер даже перестала жевать яблоко — настолько она увлечена этим представлением.       — Я не прогоняю. Я волнуюсь. После сегодняшнего…       — А я о тебе что-то совсем не волнуюсь, хотя ты вчера тоже мало показал мне чудеса адекватности!       — Я хотя бы могу это контролировать!       — Так что же ты вчера это не контролировал?       Я почти что поражен, Лютик никогда так со мной не разговаривал. А сейчас, внезапно, он даёт отпор, да и вообще неплохо держится.       — Это просто по-свински, Геральт! После всего, что я для тебя сделал ты просто… даже спасибо не говоришь?! Ты даже не сказал мне сраное прости за то, что чуть не прикончил меня! Два сраных раза! Почему я должен перед тобой стелиться, а ты будешь нос ворочать?! Почему ты не хочешь побыть ебаным человеком?! Почему Ламберт смог, а ты нет?!       С имени Ламберта меня конкретно так щелкает. Будто бы все мои возможные тригеры сейчас в этом имени.       Какой Ламберт молодец! Повел себя как лицемерный мудак, сразу таким светлым встал!       Лютик нихуя о нем не знает, нихуя.       Он больной на голову псих и садист. Сколько дерьма он натворил — ни в одну книгу не вместится. Если его наконец сдать в руки к психиатру, то тот либо сойдет с ума, либо заплачет.       Он ненормально-жестокий, он может часами измываться над человеком, а потом эйфорично засмеяться, как от своего лучшего оргазма.       И Лютик мне этого уебана еще в пример ставить будет!       И я гаркаю:       — Ну так иди и ебись со своим Ламбертом, в чем проблема?!       Тишина. Мерзкая неприятная тишина, в которой мы сидим и молчим. Я смотрю на Лютика во все глаза, будто это он меня оскорбил. Лютик смотрит раскрыв рот так, будто я его ударил. Йеннифер снова кусает яблоко.       Лютик плавно кивает.       — Отлично. Хорошо. Хорошо, Геральт, я понял. Мог бы сразу сказать, что я тебе не нравлюсь, я бы не старался.       Я слежу за тем, как он встает со стула и быстро уходит. Йеннифер вскидывает брови и плавно качает головой.       А я сам не до конца понимаю, почему говорю то, что говорю.       Куда делся мой гениальный план «встать на колени и молить о прощении»?       Йеннифер усмехается, мягко качая головой, смотря за тем, как быстро скрылся Лютик.       — Какие у вас интересные отношения.       Я молчу. Все еще смотрю на место, на котором сидел Лютик, и молчу. Что сказать? Что сделать? Может это и правильно — отпустить его? Мне кажется, что одно его здесь присутствие какая-то сплошная ошибка. Я так странно рядом с ним себя веду, будто искривляется даже и не пространство, а весь я.       Мир начинает казаться таким неправильным, когда он рядом.       Так что будет правильно?       Йеннифер спрашивает:       — Так что, отпускаешь его?       И я понимаю, что нет, отпустить я его на самом деле не могу. Я это просто знаю.       Так же, как и знаю, что небо — голубое. Но почему? Черт его знает. Есть этому объяснение, что-то там с химией, со всеми этими химическими веществами, но это не меняет сути дела.       Небо синее.       А Лютик должен быть со мной рядом.       Или, по крайне мере, я должен перед ним извиниться.       Йеннифер все читает по моему лицу и говорит:       — Ладно, пойду схожу куплю себе новые туфли. А когда я вернусь — нам надо по делам. И не засиживайся, а то я знаю про твой эмоциональный запор. Если что, Геральт, то это, — она указывает пальцами на свои губы, — это рот. Ты его открываешь и говоришь слова. Понятно?       Я киваю.       Она улыбается, оставляя яблоко на столе и быстро уходит, перед этим порывшись в моей сумке и забрав мою кредитную карточку.       Теперь, когда она ушла, я слышу каждый шаг Лютика. Слышу, как беспокойно он ходит, собирает вещи. Слышу даже как бьется его пульс.       Я медленно встаю, допивая коньяк, и иду в его комнату. Становлюсь в проходе и с каменным выражением лица смотрю за Лютиком. Он меня игнорирует, просто бешено собирая вещи. Я понимаю его. Понимаю, что у него уже нервов не хватило.       После того, как я чуть не задушил его там, во Флориде, возле мусорок, он пришел ко мне и улыбнулся. После он вколол мне обезболивающее. Он даже простил мне вчерашнее.       Лютик просто пытается быть хорошим человеком. Ну, не мудаком. Может быть он немного навязчив, но разве это повод так себя вести с ним?       Он хороший парень.       Просто покалеченный.       Теперь я точно уверен в этом варианте.       Мне не надо бешено искать ответы, перебирать варианты. Я уверен, что это правда. По крайней мере для меня, а что там до реального мира — мне насрать.       Я зову его:       — Лютик.       Это помогает с первого раза. Он выпрямляется и внимательно смотрит на меня. Мне кажется, что у него просто нет гордости. Или он слишком сильно заебался. Понимаете, когда ты устал, у тебя уже нет сил на эти моральные дилеммы. Этика и эстетика. Тебе насрать.       Лютик хочет отдохнуть.       — Давай так… Я не тот человек, который кинется за тобой, чтобы ты эффектно убежал, не стану хвать тебя за плечи и…       — Шикарно! Значит, до скорого!       Наверное, следующая ситуация отлично меня описывает. Потому что когда он с сумкой под мышкой, бросается к выходу, первым делом я… хватаю его за плечи.       Только строю из себя всего такого спокойного и уверенного, но на деле волосы могу начать рвать на себе.       Лютик смотрит на меня с вызовом, весь выпрямленный и напряженный, как натянутая струна. Дышит, как загнанный зверь.       — Геральт, сначала разберись с собой, потом лезь ко мне!       — Хорошо… То есть нет, не хорошо. Я хотел сказать, что если ты в самом деле хочешь уйти… То скажи мне прямо, и тогда я держать не буду. Но если ты не хочешь, то… Тоже скажи мне. Я постараюсь.       — Постараешься что? — почти отчаянно шипит он, и даже лицо его выглядит будто бы умоляюще.       — Не быть… таким.       — Каким? Ты даже сам не знаешь! Сам не знаешь, какой ты!       — Послушай, я знаю, что мне жаль! Мне жаль за то, что было вчера! Мне просто сложно… с тобой, понимаешь?       — Так это тебе со мной сложно? Тебе со мной? А мне, блять, стесняюсь спросить, тогда как с тобой? Невозможно?!       Я молчу и немного расслабляю свою хватку на его плечах. Даю ему иллюзию выбора, якобы он может уйти. Он не пользуется даже иллюзией.       — Геральт, мне страшно. Страшно, что ты меня задушишь, а рядом не будет Ламберта.       — Я не задушу! Послушай, вчера… я был напуган до усрачки! Пять минут назад, в тот день, Ламберт сказал мне: «если что-то с ним не так — мы его убьем». И вот эта… новость… Мне было страшно, блять! Ты… Ты не представляешь, какие у меня были флешбеки от понимания, что сейчас ты вызовешь страшных дядь и меня снова прикуют к кушетке, запрут в ящике… Я знаю, ты стоишь и думаешь: но Ламберт был таким спокойным. Но не произноси имя этого сукина сына, я даже знать не хочу, почему у него не было такой реакции на эту новость!       Лютик медленно моргает. Расслабляется, плечи опускаются. Он в шоке.       Я, честно говоря, тоже.       И будто решаю добить сам себя:       — Я… кажется, я не говорил столько слов тебе за все эти дни, как сейчас, да?       Лютик внимательно смотрит на меня, но он расслабляется. Он больше не выглядит так, будто защищается. А я понимаю, что мне стало легче дышать.       — Да… Да. И это меня радует, — он качает головой, едва улыбаясь. Это мало чем похоже на улыбку, но я знаю, что он улыбается. — Почему Ламберт сукин сын?       — Потому что его вчерашняя реакция — ненормальная. С ним… с ним ужасы даже хуже, чем с некоторыми другими проводили, и он... так спокоен? Это странно.       Лютик пожимает плечами.       — Я не знаю. Сейчас обнаружил, что, наверное, он меня не так волновал, как ты. Он ушел. Это даже хуже твоей попытки меня удушить. Так что спасибо, что остался. Иногда… я делаю всякое. С тобой этого не случилось.       Я внимательно смотрю на его лицо. Он смотрит в ответ. Пытливо и заинтересованно, как ребенок. Внезапно вся его колкость и злость исчезают почти полностью, и он стоит — даже более искренний, чем обычно. Без фальшивой улыбки, без этой попытки нравиться.       — Прости меня.       Это вырывается даже быстрые, чем я успеваю осмыслить это.       Но едва ли я очень удивлен, я полночи об этом думал.       Лютик улыбается и пожимает плечами.       — Ничего. Как я полагаю, если бы вчера не произошло этого… То сейчас бы не случилось это.       Я киваю.       — Может… Перед тем, как пойдем снова жрать свинец… Поужинаем чем-то более приличным?..       Лютик едва не дергается. Он смотрит на меня во все глаза. Его щеки краснеют, затем краснею и я. Вообще-то я очень плохо краснею, но, наверное, сейчас я очень сильно смущен.       Лютик открывает рот и закрывает. Потом снова открывает:       — Ты меня что… на свидание зовешь?       Я моргаю.       — Ну типа.       Он вскидывает бровь, а потом смеется.              — Ладно. Это сойдет за извинение.       — Хорошо… Только… Мне по делам нужно. Йеннифер сказала, что что-то нужно… А если Йеннифер сказала, значит надо. Она обычно не говорит глупости.       — Геральт, тебе не обязательно сейчас со мной разговаривать по три абзаца. Говори так, как тебе комфортно.       Я киваю.       — Тогда я… Пойду?..       — Да, иди. Но ты точно придешь к вечеру?       — Да, надеюсь, что да… Можешь пока типа… Не знаю. Найти место?       — Да, хорошо. И… ты забыл надеть рубашку.       — А, ой.       Я киваю. И ощущаю себя каким-то неясным подростком, который сам не до конца понимает, что сейчас происходит и происходит ли что-то в принципе. Я быстро хватаю рубашку, которой бы не мешало бы увидеть, наконец, стиральную машину, и телефон. Когда я спускаюсь — Лютик заказывает завтрак. Выглядит он вполне нормально, ничуть не смущённо и не сбитым с толку.       А я не понимаю, почему сбитым с толку себя ощущаю я.       Я спускаюсь, нахожу Йеннифер в ближайшем бутике, которая специально, такое чувство, ищет такие каблуки, чтобы кому-нибудь этим каблуком или шею проткнуть, или глаз.       — И куда ты хочешь? — я внимательно всматриваюсь в собственное отражение в лаковом покрытии туфель.       — В тот клуб, где тебе стало плохо. Куда еще? — она хмыкает и достает карту, подзывая консультанта.       — Зачем?       Йеннифер внимательно на меня смотрит, а потом крутит пальцем у виска.       — Совсем ты ебанулся, точно в отпуск пора.       Я все равно ничего не понимаю.       Она оплачивает свою покупку, потом вызывает такси и, пока мы стоит под навесом магазинчика, дожидаясь машину, она говорит:       — Посмотрим с камер наблюдения, был ли там твой призрак или нет.       Я медленно моргаю.       — Зачем?       Честно, я не до конца понимаю, что мы там забыли. Ведь это галлюцинация, а они только в моей голове.       Йеннифер внимательно на меня смотрит, а потом тяжело выдыхает и закатывает глаза.       — Проверим с камер наблюдения, в самом ли деле это была галлюцинация.       — Погоди, ты что, думаешь, что она… жива?..       — Ага. Просто проверим. Я не припомню, чтобы у тебя они были настолько четкие, а тем более целые люди. Это странно.       Не страннее сообщения от того мужика о том, что Ренфри я так и не убил.       — Но я… помню ее труп. Я выстрелил в нее. И Лютик сказал, что похоронил ее на заднем дворе.       Йеннифер хмурится, потом вскидывает бровь и качает головой.       — Проверим, — в итоге говорит она.              Я пожимаю плечами. Мне все равно надо что-то делать этот день. Надеюсь, что Лютик в мое отсутствие с собой ничего не сделает.       Когда мы едем в машине, глядя на здания за окном, слушая какие-то неясные песни, я внезапно понимаю, что я только что сделал.       Позвал Лютика на свидание.       Стоп, что?       Что я сделал?       Зачем?       Зачем я позвал Лютика на ебаное свидание? Что мне там с ним делать? Что люди делают на свиданиях?       Когда у меня вообще свидание было?..       О, Боже, у меня вообще никогда свиданий не было!       И я в ужасе смотрю на Йеннифер, потом зову ее:       — Йен?       Она отрывается от телефона и смотрит мне в глаза, вскидывая бровь.       — Что… что делают на свиданиях?..       Она смотрит на меня в упор. Медленно моргает.       — Ч… что?       — Свидание. Блять, ну… свидание. Туда люди ходят перед тем как... Перед чем?..       — Последний раз, когда я слышала о свиданиях, это свидания после договоренности в тиндере. Ну, знаешь, эти свидания. Перед сексом.       Я бледнею.       Я позвал Лютика трахаться?!       — Так уж обязательно трахаться?..       — Не знаю. Обычно на свидания зовут, когда тебе человек нравится. Обычно это предполагает под собой секс. Почему ты спрашиваешь?       Я только моргаю и качаю головой.       О, Дьявол. О, Иисус Христос.       О, кто-нибудь.       Зачем я это сделал? С какой целью? Разве я хочу трахнуть Лютика? Разве он мне нравится?       А потом понимаю, что да, наверное, самое время признаться самому себе, что да. Он мне нравится. Он мне нравился, когда он пел мне. Нравился когда прятался за моей спиной. Когда я смотрел на его бедра. Когда думал о том, какой он хорошенький. Как он мил со мной.       Когда думал о том, что попрошу у него прощения.       И да. Он мне нравился, когда я звал его на свидание.       Вернее, это он так назвал, так-то я просто пожрать его позвал. Да и не то чтоб с целью потрахаться. Я вовсе не собираюсь с ним трахаться.       Я просто хочу узнать, что это было с ним ночью. Как это называется и работает ли он с этим. И, если повезет, он наконец расскажет мне более подробно про своего папашу и что он тут вообще делает.       Да, вот, пожалуй, и все.       И никто никого вовсе не будет трахать!       — У тебя свидание? — искренне удивляется Йеннифер.       — Что? Нет. Какое свидание?       — Ясно. А что ты делаешь вечером?       — Ужинаю. Как и другие люди.       — С кем?       — Последнюю неделю я ужинаю с Лютиком, блять, что за вопросы?       — Значит, ты будешь в номере?       Я мнусь. Хмурюсь. Кусаю губу.       — Нет. Это другое место. Мне надоел отель.       — Это ресторан?       — Не знаю. Попросил Лютика найти место…       Йеннифер тихо хихикает, а потом смеется, откидывая голову на кресло. Качает головой и внимательно меня оглядывает.       — У тебя свидание. Почему ты мне сразу не сказал, что он тебе нравится?       — Кто? Лютик? Это которого я вчера задушить пытался? Да… знаешь, я так обычно симпатию показываю. Йеннифер, не дури мне голову этим Лютиком. У меня она и так чем только не задурена.       Йеннифер усмехается и щурится, качая головой, а потом пожимает плечами и по-лисьи говорит:       — Ладно, дело твое.       Да. Мое дело.       Мое дело в том, что я просто хочу поужинать не в отеле. Вот и все.