Сборник AUшек с участием Лашанса.

Байки про то, что вампиры не отражаются в зеркале, оказались байками. Люсьен рассматривает своё лицо внимательно, уже не цепляясь взглядом за глубокие рваные шрамы, навсегда изувечившие его лицо. Кожа стала бледнее — заметно бледнее, смуглый — при жизни — Лашанс напоминает смертельно уставшего человека. Скулы заострились, щёки запали, под глазами залегли тени. Только вот сами глаза — в них пылает яростная жажда убийства. Обычно вампирам нужна только кровь, для пропитания, Люсьен же жаждет именно убивать, ему нравится мысль о том, что вместе с кровью он выпивает и саму жизнь, отпуская лишь душу своей жертвы, чтобы она примкнула к мириадам других душ в Пустоте. Глаза его теперь багровые, насыщенного оттенка спелой вишни — накладывается, должно быть, родной тёмный цвет глаз. Губы — бледные, с едва заметными следами крови на них: он сам ранится острыми клыками, с непривычки, по рассеянности, в задумчивости. Это забавно, смешно — и Люсьен улыбается своему отражению, обнажая эти самые клыки в улыбке. Жутковатой, угрожающей, хищной. Волосы не собраны в хвост, ниспадают на плечи, и в густых каштановых прядях широкие мазки серебра. Пустота наложила свой отпечаток на его душу, а воскрешение (и, что греха таить, смерть) окончательно добило, чудо, что рассудок уцелел. Хотя, был ли он нормальным, фанатик и убийца? Он протягивает ладонь, когти касаются отражения, очерчивают чёткую линию челюсти, рисуют на стекле замысловатые узоры шрамов, навек «украсивших» его лицо. Цена верности — жизнь. И он не жалеет о своей казни. Но то, что он банально забыл выпить зелье исцеления после укуса, просто смешно. Ну да ничего, способ исцелиться есть, и он несложный, обыденный даже. Успеется. Когда он вдоволь наиграется с этой ипостасью.