Польская душа: Игра Акудника

Пробирка упала на пол и разбилась на тысячу маленьких осколков. Благо в ней не было эссенции. У меня просто непроизвольно затряслась рука. Святой Отец, только не это. Вот почему моему организму нужно сходить с ума именно в данный момент? Дома разве нельзя? Я оперелся вытянутыми руками на стол и, глубоко вдыхая-выдыхая, пытался привести себя в нормальное состояние. — Эрнест Эдуардович, с вами всё в порядке? — какой-то мужчина подбежал ко мне и приобнял за плечи. Мозги начали ходить ходуном. Я даже не сразу определил, кто пытался меня успокоить. Всё плыло, как в море корабли и не желало останавливаться, словно это была какая-то карусель со скоростью американских горок времён XXI века. Медленно повернув голову, я увидел обеспокоенное лицо Константина Веригина — моего друга и коллеги. Костя, пристрели меня, пожалуйста, чтобы я не мучился. — Да, всё хорошо, — слишком много вранья в моей и так никчёмной жизни. — Эрнест Эдуардович, это же ведь не так, — а ведь он распереживался не на шутку. — Какой ты наблюдательный у меня, Константин, — я безумно ухмыльнулся. Воздуха катастрофически не хватало. Моё красное лицо и испарина на лбу тому в подтверждение. Ноги стали подкашиваться, и я почти повис на руках бедного друга, который сам скоро упадёт от неожиданного стресса под названием «очередной припадок дорогого шефа». Сначала тряска, потом нехватка воздуха, после частичная потеря сознания. Какая прекрасная смерть у меня получится! Да ещё и раньше времени. Раньше положенного времени. Это отличный шанс попасть на Тот свет и разыскать Акудника, дабы того убить уже навсегда. Веригин аккуратно посадил меня на пол и, наскоро расстегнув мой галстук вместе с парой верхних пуговиц рубашки, немедленно ринулся к окну, чтобы открыть, и впустить свежий воздух. Прохладный поток воздуха заставил моё тело почувствовать присутствие жизни, которое не собиралось просто так уходить в мир иной. Видно, где-то внутри моей гадкой душонки ещё теплятся воспоминания о былой любви, о тех чувствах, которые испытывал к самой лучшей девушке XXI века. — Эрнест Эдуардович, вы мне расскажете в чём дело? Это же ведь не в первый раз, — серьёзно сказал Костя, присев рядом со мной на пол. — Я не хочу об этом говорить. Да и ты посчитаешь меня старым сумасшедшим старикашкой, — в очередной раз я отмахнулся и устремил взгляд в открытое окно, где мирно плыли по голубому небу пушистые белые облачка. Таким же было небо Москвы, когда у меня с Таней начались разногласия, перетёкшие в лютую ненависть с примесью постоянных измен не только с моей стороны, но со стороны Сатановской. Я прекрасно понимал, что это лишь период, который нужно было пережить любой ценой, потому что в конце нас обоих ждало счастливое будущее. К слову, оно должно было быть таким без Акудника. А если вводить в наши дела и последнего упомянутого, то вероятность «счастливого будущего» в процентном соотношении резко упало, прорубив окно в район Аргентины. Всё началось с обычного столкновения разных мнений и закончилось всё тем, что я бросил Таню ради… Даже самому сейчас плохо станет. Ради Василисы Елизаровой. Ну, вы, наверно, помните девушку ослепительной красоты с огненными волосами и шедевральной фигурой, которая, к сожалению, не блистала умом и могла лишь играть свою роль, не показывая истинных чувств и намерений. Собственно, она поступила на правильный факультет. Актёрство — тоже само по себе сложное искусство и не каждый найдёт в нём своё место под солнышком славы и богатства. Сначала меня терзали сомнения, что я делаю всё неправильно и вообще все во мне видят ту ещё скотину. А через некоторое мнение мне стало так плевать. Так, извиняюсь за выражение, насрать на чужое мнение, и в итоге я наступил на те же грабли, преследовавшие меня всю прошлую жизнь. Деньги из моей банковской карточки сносило ветром по имени Василиса, которая тратила их на развлечения. Елизарова старалась больнее наносить удары, и поэтому при каждом удобном случае целовала меня в губы, обнимала за шею, прижимала к себе на виду у Тани. Сатановская не оставалась в долгу. Она сделала ход Королевой и возобновила роман с Данилой Никояном. Тоже обжимались в каждом углу университета, и меня это жутко бесило. Бесило так, что однажды я вылил на бедную Таню ведро ледяной воды. И началось… Руководитель танцев при университете Валентин Карлович ещё за долго до всего этого безобразия пригласил меня подрабатывать костюмером. Это всё утвердили с директором сие учебного заведения и меня приняли на работу с заработной платой около восемнадцати тысяч рублей в месяц (могли и больше давать, но у меня не было определённого опыта). В итоге, работая у Августа Михайловича и Валентина Карловича, я выдохнул в том плане, что мне больше не придётся жить впроголодь. Моя рабочая неделя выглядела, как нечто волшебное и прекрасное. Серьёзно. С понедельника по среду я трудился у старшего Сатановского с одиннадцати часов утра до шести часов вечера. Отдыхал с вечера среды до трёх часов дня пятницы. А после где-то в пять часов приезжал в университет и занимался костюмами до ночи воскресения. Но во всяком деле есть свои недостатки. После случившегося кризиса между мной и Таней, нам стало, мягко говоря, неудобно находиться вместе в одном помещении. А она же ведь участвовала во многих спектаклях и танцах. — Давай я тебе помогу, — взмолился было я, потому что смотреть, как Сатановская сама завязывает себе корсет, было и мучительно, и смешно. — Не стоит утруждать себя, — с каплей ненависти прошипела Таня, продолжая издеваться над собой и бедным корсетом. — Я ей помогу, Эрнест. Ты лучше посмотри, что можно сделать с костюмом Ежова, — Всевышний послал мне на помощь Галю Зотову. Она мило улыбнулась мне, а после кивнула в сторону раскисшего Ежова, который вообще не понимал, что делать с огромной прожжённой дыркой на рукаве, от чего моё сердце со страху пропустило удар. Галя была одной из немногих, кто не отвернулся от меня после разрыва с Сатановской. Она достаточно милая девушка с короткими блондинистыми волосами, которые были настолько кудрявыми, что я даже иногда терял совесть и портил причёску Зотовой. С ней и Олегом Овчинниковым я проводил те свободные два дня. Эти двое стали для меня самым настоящим спасением. Галя восполняла мои проблемы в области искусства и игры на пианино, а Олежа плотно занялся моим здоровьем. Я не остался в стороне и учил Галю французскому языку, а Олежку — фехтованию. В таком развитии событий я прожил около полугода. Я исправно ходил на работу к Августу Михайловичу, который почти что летал и сиял как самая яркая лампочка мира от того, что я расстался с его внучатой племянницей. Он даже стал ко мне нормально относиться. Поразительно. С его братом мы виделись реже, но взгляд моего вечного защитника был всегда полон грусти и печали. Ясное дело, Альберт Михайлович видел во мне чуть ли не будущего мужа драгоценной внучки. Но он не затрагивал тему моей личной жизни, за что ему большое спасибо, потому что она шла по наклонной прямо в «распростёртые объятия» проблем. Каждую ночь я проводил в постели Василисы, а на утро всегда приходила совесть и била по моим тупым мозгам, призывая поменять жизнь. Что ж, тот шаг я сделал через три дня, вылив ведро ледяной воды на голову Тани. Это произошло спонтанно. Честно. Я просто учуял запах сигаретного дыма, и меня вывело это из себя. Выглянув из окна, я посмотрел вниз. Там стояли Оля, Вася и Таня, которая курила, словно паровоз. Мне сейчас не вспомнится откуда у меня в руках оказалось ведро, а затем и «прохладненькая» водичка в нём. Я без всякого угрызения совести вылил всё на голову Сатановской. Даже посмеялся, вроде. Сколько крика было. Вы не представляете. А вот теперь счёт пошёл на секунды, потому что мне нужно было спасаться бегством. Таня такие вещи никогда не оставляла безнаказанными. Но на тот момент мой страх за собственную жизнь исчез напрочь. И я дожидался прихода моей дорогой. — Эрнест! — прокричала Сатановская и громко хлопнула входной дверью, заперев её на ключ. Я сидел, откинувшись спиной на стену, на мягком диване. Слева от меня находились два зеркала с приставленными к ним небольшие столы, на которых лежало какое-то барахло. Верхний свет был выключен, а злополучное окно напрочь зашторено, поэтому из источников света были лишь вкрученные по периметру зеркал обычные лампочки. Справа же во всю ширину комнаты стояли три ряда самых разных костюмов. Между теми рядами было пространства около метра. — А-а-а! Вот ты где! — она настигла «свою жертву», встав напротив меня. Такая злая. Такая мокрая. Такая сексуальная. — Я тебя внимательно слушаю, — я гадко улыбнулся и встал в полный рост перед Сатановской. — Какого чёрта ты творишь?! — хороший вопрос. Мне бы знать на него ответ. — Ты же ведь знаешь, что я не выношу запах сигаретного дыма, — запустив руки в карманы джинс, я стал смотреть за реакцией Тани. — Это не оправдание! — снова крикнула на меня девушка. Аж в ушах зазвенело. — Может, тебе дать полотенце? — Да иди ты знаешь, куда со своим полотенцем? Знаешь? — она подошла ко мне практически вплотную. — Нет. Расскажешь мне? — я не знаю, зачем над ней издеваюсь. Слишком много накопилось всего. Сатановская хотела что-то ответить, но мне захотелось её заткнуть. Я целовал её жадно, без церемоний. Прижал к себе на сколько можно ближе, образовав кольцо из своих рук на талии девушки. Страшно хотелось послать весь этикет и позволить себе больше, но как будто кто-то держал меня, не давая со всем выйти за рамки разума. Таня сначала сопротивлялась, пыталась врезать по моему лицу, била по плечам и спине, что-то мычала. Через секунд пятнадцать она сдалась, обвив мою шею руками. Сатановская стала отвечать. Я стал забывать, где нахожусь. Мне не хотелось останавливаться. Животный инстинкт говорил, что нужно довести дело до конца, а так «нужная» в данный момент совесть говорила совсем иное — нужно прекратить, нужно оторваться и… Нет! Таня уличила какую-то секунду и нанесла решающий удар по моему достоинству, находящемуся ниже пояса, коленкой. Господи, как же больно было. Я сгорбился в три погибели, рухнув на колени и держась за больное место руками. Через несколько мгновений до моих ушей донёсся довольный смешок со стороны девушки. В тот момент я возненавидел Бога, что он создал нас такими чувствительными. — Встретимся в четверг в одиннадцать часов утра около валуна, где тебя Акудник застал. Не опаздывай. Голова самопроизвольно кивнула. Когда девушка вышла из комнаты и захлопнула за собой дверь, я лёг на пол, пытаясь прийти в себя. Боже милостивый, вся моя рубашка теперь мокрая. Ничего. И не из такого выпутывался. Однако я тогда понял, что Сатановская — моя судьба, от которой не сбежишь и не спрячешься. — Константин, это слишком длинная история. Я тебе её расскажу. Обязательно. Обещаю, но не сейчас, — глубоко вздохнув, я посмотрел на Веригина, который, судя по всему, обиделся на меня. — Помоги мне встать, пожалуйста. Мне уже лучше.